Текст книги "Забытая история Московии. От основания Москвы до Раскола"

Белоруссия до вхождения в Великую Литву

Про начало истории Белоруссии, княжества которой стали с 1240 года главными составляющими Великого княжества Литовского, нам, как и в случае с историей Москвы, приходится рассказывать на основе сомнительных документов… Та хронология, что изложена ниже, легендарна, – она мифична в не меньшей степени, что и Киевская, и Московская, как минимум до начала XV века. Но мы приводим ее, чтобы читатель мог сориентироваться в схождениях и расхождениях между версиями истории разных частей России, а мы – эти расхождения прокомментировать.

Далее мы широко используем книгу Игоря Литвина «Затерянный мир, или Малоизвестные страницы белорусской истории» (на момент написания этой главы книга Игоря Литвина не была еще опубликована; ее текст любезно предоставил нам сам автор[11]11
  См. http://litvin.org.


[Закрыть]) и «Хронологию памятных событий и дат в истории Белоруссии».[12]12
  Приводится в сокращении по «Гістарычны шлях белорусскай нацыі і дзяржавы». Мінск. 2001.


[Закрыть]

Около 25 тысяч лет назад. – Старейшие из известных ученым стоянок человека возле вёсок (поселков) Юровичи и Бердыж.

Конец III тыс. до н. э. – VII век до н. э. – Бронзовый век.

VII век до н. э. – VIII век н. э. – Железный век.

VI–VIII века. – Начало славянизации территории Белоруссии.

VIII-Х века. – Основание союза летописных племен кричивей, драговичей и радимичей (крывічоў, дрыгавічоў і радзімічаў).

862. – Первое летописное упоминание Полоцка.

Середина Х века. – Появление Полоцкого княжества, первой старобелорусской державы.

947. – Первые известия о Витебске.

Около 980. – Летописные предания про первого князя Рогволода.

988-1001. – Княжение в Полоцке Изяслава, сына Рогнеды Рогволодовны.

992. – Появление Полоцкой епархии.

Согласно устоявшемуся стереотипу, новгородский князь Владимир захватил Полоцк, убил родителей Рогнеды, женился на ней, а затем, захватив еще и Киев, крестил Русь. О том, было ли на такое событие самом деле, могли бы поведать полоцкие летописи, – но, к сожалению, они погибли при пожаре Москвы 1812 года; последним их видел Татищев. А источник существующей ныне официальной версии – Радзивиловская летопись, – явно тенденциозна, она приукрашивала Киевскую Русь и чернила соседей, а потому не может быть признана объективной. Игорь Литвин пишет:

«Следует помнить, что во времена написания Радзивиловской летописи конкуренты Киева – Полоцкое и Новгородское княжества – сблизились и образовали союз. Возможно, накануне свадьбы новгородского князя Александра (будущего Невского) и полоцкой княжны Александры Брячиславовны киевский летописец хотел подлить ложку дёгтя рассказом о кровавой свадьбе новгородца Владимира и полочанки Рогнеды…» (А мы заодно вспомним сказку о том, как Юрий Долгорукий женил своего сына Андрея на дочери московского боярина Кучки Улите, а самого Кучку, свата любезного, убил.)

Причем, если о крещении в 988 году Киева тем же самым Владимиром летописи сообщают, то совсем неизвестно, когда и как проходило крещение Полоцка. Никаких сведений о насильственном крещении белорусских земель нет, и, между прочим, «незамеченная» летописцами христианизация Полоцка сводит сообщение о крещении Киева в разряд чистейших легенд. Культуры народов, в том числе язык и верования, эволюционируют постепенно, а возникновение легенды о крещении Киева, как и запись «кто первее в Киеве начал править», определялось четким политическим заказом.

Затем, если бы христианство было навязано полочанам силой, избавиться от него они могли много раз, хотя бы в годы правления Всеслава Чародея (1044–1101); независимость Полоцка в это время никем не оспаривается. Но вместо избавления от «навязанного» христианства полочане в 1044–1066 годах построили Софийский собор.

Святые Константин и Елена, по традиционной истории – герои III–IV веков н. э.

Каменная иконка якобы XII века из Полоцка. На самом деле, может быть датирована не ранее как XVII веком, из-за восьмиконечного креста в руках святых, который появился только в XVII веке

Главный собор святой Софии находился в столице Византийской империи – Царьграде, полагают, еще в VI веке (сейчас это мечеть Аль София). В 1040-х годах, еще до разделения христианства на католичество и православие,[13]13
  Разделение произошло в 1054 году.


[Закрыть] были построены храмы святой Софии в соперничавших друг с другом городах: Полоцке, Новгороде и Киеве. Соборы не только символизировали равенство городов между собой и уважение Царьграду.

1003–1044. – Княжение в Полоцке Брячислава Изяславича.

1005. – Основание Туровской епархии.

1021. – Войска полоцкого князя Брячислава овладели Новгородом. Битва с дружиной Ярослава Мудрого на Судоме.

1029. – Родился князь Всеслав, прозванный позже Чародеем.

1044. – Начало княжения Всеслава Брячиславича Чародея в Полоцке (ум. 1101).

1066. – Всеслав Чародей взял приступом Новгород и снял с его Софийского собора колокола, перенеся их на звонницу храма Софии Полоцкой.

1067, 3 марта. – Битва на Немиге между войсками Всеслава и дружинами князей Киева. Первые летописные известия о Менске.

В XI веке Менск занимал значительно меньшую площадь, чем теперь, и был простым пограничным городом Полоцкого княжества. Название города по-польски звучит как «Миньск», хотя белорусы так и звали его Менском; только в 1939 году советское правительство приняло решение о переименовании Менска в Минск.

1068–1069. – Княжение Всеслава Чародея в Kиeвe.

1078. – Победа полочан над войсками Владимира Мономаха.

1097. – Первые летописные упоминания Пинска.

1101. – Умер князь Всеслав Чародей.

1101–1119. – Княжение в Минске Глеба Всеславича.

Монета туровского князя Святополка (XII век).

Крест четырхконечный, но на аверсе он может быть принят за латинский, на реверсе – за греческий

Перстень князя Всеслава Чародея, XI век.

Этот крест действительно напоминает крест византийского императора Константина Великого, которому он так и привиделся впервые: в виде буквы Ж, как след Солнца в зажмуренном глазу. Константин первым использовал такой крест как символ с надписью «Сим победишь», и никаких других крестов при нем, и много позже, не было

Прежде, чем двинуться дальше в изложении белорусской истории, остановимся и задумаемся над этой хронологией и списком князей. Мы узнали, что почти 25 тысяч лет, то есть 250 столетий, как здесь появились поселки людей. Ничего об их житье-бытье, в смысле событийности, датировок, языка, веры, имен неизвестно. На VI–VIII века (три столетия подряд) пришлось «начало славянизации» (долгонько она начиналась), а затем с VIII по Х век шел процесс основания «союза летописных племен кричивей, драговичей и радимичей». Наконец, в середине Х века появилось Полоцкое княжество (предположим, округляя, что в 950 году), и с этого момента история входит в четкие хронологические рамки.

К 980 году относят упоминание имени первого князя – Рогволода. С 988 года правит сын его дочери Рогнеды от Владимира, киевского первокрестителя, то есть его внук Изяслав, и дальше по 1119 год идут прямые потомки: Брячислав Изяславич, Всеслав Брячиславич, Глеб Всеславич. В белорусской хронологии после Глеба полоцких князей длительное время не показано, а только то смоленские, то другие, да и Глеб правил в Минске, поэтому ограничимся этой династией. Всего с момента появления княжества (950) до смерти Глеба (1119) прошло 169 лет, и было пять правителей, но поскольку Изяслав – внук первого князя, а не сын, учтем еще одно поколение и будем считать, что их шесть. Поделив 169 на 6, получим средний срок правления в 28 лет.

Белорусская национальная святыня – шестиконечный крест Ефросиньи Полоцкой, как полагают, XII века.

Такой крест называют «общехристианским», или униатским, как совмещение латинского асимметричного и греческого «квадратного» крестов

В предыдущей главе мы рассказали о физиологическом аспекте династических историй. Средний срок правления в династии, когда власть идет от отца к сыну, не может более чем на два-три года превышать срок половой зрелости, что подтверждается достоверной историей династий недавнего прошлого. И мы понимаем: 28 лет, приходящиеся в среднем на смену владык в династии Рогволода, слишком много, чтобы эта хронология была верной.

Но это еще не все проблемы. Дело в том, что вопрос наследования власти довольно долго не удавалось решить однозначно ни в одной стране. Переход трона от отца к старшему сыну стали практиковать с XIII века, да и то войны за наследство между разными сыновьями были делом обыденным. А раньше действовало правило, пришедшее со времен родового строя, когда власть наследовал не сын, а самый старший в роду, а это был брат умершего вождя.

У С. М. Соловьева читаем: «Славяне жили особыми родами. “Каждый жил с родом своим, на своем месте, и владел родом своим”, – говорит наш древний летописец… Старшиною рода становился следующий за ним брат и так далее, всегда старший в целом роде. Таким образом, старшинство не переходило прямо от отца к сыну, не было исключительным достоянием одной линии, но каждый член рода имел право в свою очередь получать его».

А вот в Полоцке идеальная картина: деревянный век, каменный век, славянизация, первый князь, и – решение династических проблем по наитию. И что интересно, дальше вплоть до Миндовга династии вообще не прослеживаются, а правят всё какие-то заезжие молодцы, лишь в 1132 году появляется внук Всеслава Чародея, Василько. А позже был вообще «бескняжий» период.

Все эти соображения подтверждают мифичность, сконструированность традиционной истории более поздними специалистами. Мы отнюдь не хотим этим сказать, что событий, изложенных в белорусской или любой другой истории IX–XIII веков, не было. За малым исключением чисто литературных выдумок, которые, конечно, иногда принимаются за реальные факты, события были, – но насколько верно они «привязаны» к месту и времени?…

Возьмем для примера историю полоцкого князя Всеслава Брячиславича, прозванного Чародеем. Белорусы полагают его одним из самых славных властителей старобелорусского государства. А российская историография не то что стремилась умалить значение его правления, но просто не упоминала.

Да, история удобная наука: можно выпячивать одних героев – и не упоминать, а то и чернить других. Вот и судите сами, что «лучше»: излишне выпячивать, намертво замалчивать, чернить или обелять. На наш взгляд, надо просто избегать эмоций. В книге Игоря Литвина о белорусской истории – книге, которая очень хорошо написана и в целом нам нравится, – автор с гневом и болью за родную страну нападает на русскую (и не только) историографию, которая умаляет вклад белорусов в историю. И тут же делает то же самое по отношению к истории других народов.[14]14
  Как национальный исторический писатель, Игорь Литвин поступает правильно. Ведь он пишет для своего народа и, естественно, выпячивает его героев. Однако истории в целом это вредит. Но мы понимаем, что есть литература (читатели и писатели), как одна общественная структура со своими специфическими интересами, и есть наука история, – а это совсем другая структура со своими отдельными интересами.


[Закрыть]

Например, он совершенно правильно отмечает, что в исторических повествованиях разных стран, описывающих Грюнвальдскую битву (1410), преувеличена роль русских и поляков и принижен вклад белорусов в победу над Тевтонским орденом. Затем, основываясь на тех же данных, что и все другие историки, он дает свой очерк. В нем отчаянные белорусы в компании с татарами гоняют по всему полю тевтонов, а польский король в это время валяет дурака, разыгрывая посвящение тысяч своих воинов в рыцари, и, как истый католик, пугается штандарта папы римского, а в бой не спешит. Русских там, кажется, вообще нет.

Мы ниже приведем краткое изложение этого очерка, а пока вернемся к истории Всеслава Чародея.

«Всеслав Чародей – из тех фигур прошлого, которую освещали негативно, что удавалось во многом лишь на половинчатом освещении битвы полоцких и киевских войск на Немиге, – пишет Игорь Литвин. – Сведения о битве 1067 года воспроизводятся только в редакции одной из противоборствующих сторон – киевлян, естественно, заинтересованных в приукрашивании себя и представлении противника в невыгодном свете. Могли ли они быть объективными?»

Но в случае с битвой на Немиге даже по версии событий, основанной на киевской летописи Нестора, вырисовывается картина победы полочан. Дело было так. Зимой 1066–1067 Всеслав двинулся на Новгород, а киевские князья – Ярославичи, не стали дожидаться, когда придет их черед, и решили сами пойти в поход на Полоцк. Их путь преграждал пограничный Минск. Несмотря на неравенство сил, горожане решили защищать свой город до подхода армии.

Судя по летописи, сопротивление не было символическим. Свирепость захватчиков, не пощадивших «…ни челядина, ни скотину», свидетельствует о стойкости горожан. Всеслав, совершив марш-бросок от Новогрудка к Менску, застал уже пепелище. Состоявшаяся затем битва отличалась крайней жестокостью. И вот, киевский летописец пишет, что Всеслав Полоцкий был побежден, и с ним были начаты переговоры. Но если его победили, зачем вести переговоры? О чем? По военным канонам того времени победителем считался тот, кто остался стоять на поле боя, «на костях», а это был Всеслав; киевляне отступили.

«Спустя несколько месяцев, летом 1067 года, Ярославичи повторили попытку поставить Полоцкое княжество в зависимость от Киева», – пишет Игорь Литвин. Читатель, конечно, уже забыл, что в первый раз киевские князья пошли в поход, опасаясь, что экспансивный Всеслав, захватив Новгород, нападет на них. В этом и заключалась их победа: они остановили возможное нападение.

На этот раз по Днепру киевское войско дошло до Орши. Здесь две армии долго стояли друг напротив друга, – никто не решался под обстрелом противника переправляться через реку. Явным преимуществом не обладала ни одна из сторон, и братья Ярославичи предложили мирные переговоры, для чего пригласили Всеслава переплыть в лодке на их берег, а как гарантию безопасности на виду обеих армий целовали крест. Но как только челн Всеслава с сыновьями причалил к берегу, его схватили, а затем отвезли в Киев и посадили в темницу.

В темнице Всеслав пробыл не долго: в 1068 году киевляне бывших князей изгнали, а его не только освободили, но и пригласили на престол. После удачного похода на Тмутаракань, которым он руководил, под властью Всеслава оказалась огромная территория от Балтийского до Черного моря. Поразительная история: и ста лет не миновало, как появилось первое в Белоруссии княжество, и вот уже налицо точная копия Великой Литвы, до которой, казалось бы, жить еще триста лет!

Всеслав неоднократно упомянут в «Слове о полку Игореве», откуда, собственно, и взяты многие факты его жизни: в Киеве он слышал звон колоколов Софии Полоцкой, мучила его ностальгия:

«На седьмом веке Трояновом бросил Всеслав жребий о девице, ему любой. Изловчился, сел на коня, поскакал к городу Киеву, коснулся копьем золотого стола Киевского. Из Белгорода в полночь поскакал лютым зверем, завесившись синей мглой, утром отворил ворота Новугороду, расшиб славу Ярославову, поскакал волком от Дудуток до Немиги. На Немиге снопы стелют из голов, молотят цепами харалужными, на току жизнь кладут, веют душу от тела. У Немиги кровавые берега не добром были засеяны – засеяны костьми русских сынов. Всеслав князь людям суд правил, князьям города рядил, а сам ночью волком рыскал; из Киева до петухов, великому Хорсу[15]15
  В одном абзаце и языческий Хорс, и христианская София.


[Закрыть] волком путь перебегая, в Тмутаракань добирался. Ему в Полоцке звонили заутреню рано у святой Софии в колокола, а он звон тот в Киеве слышал. Хоть и вещая душа была в отважном теле, но часто он беды терпел. Ему вещий Боян такую припевку, мудрый, сложил: «Ни хитрому, ни умному, ни ведуну разумному суда божьего не миновать».

И однажды вывел князь киевлян в поход на польского короля Болеслава II, а сам с верным отрядом вернулся в Полоцк… Это что, исторические данные или все же литература?… Кстати, полагают, что «Слово» написано около 1186 года, через 120 лет после этих событий.

Согласно же русской истории, Изяслав Ярославич сумел выгнать Всеслава из Киева и вернул себе киевский престол в 1069 году, причем с помощью того же польского короля Болеслава II Храброго, на которого, было, пошел Всеслав в поход, да загрустил о «малой родине» и с пути сбился. Дальше вокруг Киева разгорелась нешуточная борьба между братьями и племянниками Ярославичами, пока в 1093 году не умер последний Ярославич, Всеволод.

А нам тут кажется уместным сообщить, что в некоторых польских книгах про упомянутого Болеслава II Храброго пишется, как в 1025 году он основал Польское королевство, а в некоторых – как он же в 1079 году не то убил, не то казнил епископа Станислава. А другие историки полагают, что королевство основал Болеслав I Смелый, а убил епископа уже Болеслав II Щедрый. Куда подевался в таком случае Болеслав II Храбрый, мы вам сказать не можем. Но это так, к вопросу о достоверности источников и их толкований. Мифичность истории не знает границ!

1116. – Первое упоминание Слуцка.

1125. – Выделение Владимиро-Суздальского княжества из Киевской Руси.

1127. – Первые летописные известия о Гродно.

1127–1159. – Княжение в Смоленске Ростислава Мстиславича.

1129. – Высылка полоцких князей в Византию.

1142. – Первое летописное упоминание Гомеля.

Зимой 1127–1128 годов был страшный голод в Полоцком и Новгородском княжествах. Люди ели мох и солому; в Новгороде родители, чтобы спасти от смерти своих детей, бесплатно отдавали их в рабство. Полагают, что именно в те времена появились так называемые «Борисовы камни»; огромные валуны с надписями, сделанными, говорят, по приказу полоцкого князя Бориса: «Господи, помоги рабу своему Борису», – можно видеть на них и до сих пор.

Киевом тогда правил Мстислав, сын умершего к этому времени Владимира Мономаха. Киевские князья воспользовались слабостью северных соседей и напали на них. Борис принял кабальные условия киевлян, но через год умер, а полочане ввиду его смерти сочли себя свободными от навязанных силой обязательств и на приказ Мстислава идти в совместный поход на половцев ответили отказом, выраженным в оскорбительной форме. Поэтому после победы над половцами Мстислав пришел в Полоцк со своим войском и затеял судить непокорных полоцких князей. Но показательный суд приговорил их не к заточению, а к высылке: князей отправили ко двору их родственника, византийского императора.

В целом, хотя Мстислав и сумел кое-что сделать для объединения княжеств (колоссальная империя Всеслава уже почему-то пропала), действовал он чрезвычайно жестоко, не оставляя никаких шансов местным властям и народам этих земель. Неудивительно, что после его смерти в 1132 году начался обратный откат к раздробленности. В Киеве затеяли распри теперь уже потомки Мономаха, а в Полоцке, как только Киев дал слабину, избрали князем внука Всеслава Чародея – Васильку. Киевский ставленник Святополк, чтобы не оказаться на Друцком невольничьем рынке, бежал.

С 1130-х годов Смоленские князья все чаще и чаще стали выступать в качестве гаранта княжеской власти в Полоцке. В 1180-х этот процесс вошел в новую стадию. Специалисты (М. В. Довнар-Запольский, П. В. Голубовский, М. И. Ермалович, Д. Н. Александров и другие) сходятся на том, что из-за войн XI – начала XII веков Полоцка с Киевом и внутренних усобиц князья смоленские, по выражению В. Е. Данилевича, постепенно приобрели «большое влияние на ход дел в Полоцкой земле». А затем они и вовсе подчинили ее себе. Апогеем влияния Смоленска на полоцкие дела, как считает Л. В. Алексеев, были 1160-1170-е годы, когда Всеслав Василькович отдал смоленским князьям Витебск, а сам попал к ним в зависимость. Однако в конце того же века влияние смолян упало: Витебск они потеряли и оставили притязания на Полоцк.

Торговый путь «из варяг в греки» по Двине и Днепру был в два раза короче обходного пути вокруг Европы. Торговля приносила не только огромные барыши купцам, но и посреднические доходы тем, кто «держал» путь, а именно транзитным государствам – Полоцкому, Киевскому и Смоленскому княжествам. Ради этого дохода князья и дрались. Неудивительно, что нашлись надгосударственные силы – крестоносные ордена, желавшие тоже поучаствовать в дележке, что в дальнейшем привело княжества к усилению объединительных тенденций.

История проникновения крестоносцев на эти земли такова. Около 1186 года к молодому полоцкому князю Володше, вместе с купцами из германского города Бремена, прибыли с миссией латинские монахи. Они просили разрешения проповедовать слово Божье среди язычников – подданных князя, живущих в низовьях Двины. Понятно: религиозные структуры всегда ищут и находят спонсоров, купцов.

Князь Володша не почувствовал в намерениях смиренных монахов ничего опасного для интересов собственного княжества. К тому же его благосклонность к латинянам тоже была продиктована торговыми интересами, ведь полоцким купцам были выгодны таможенные льготы, предоставляемые Бременом и Любеком, а монахи не только получили разрешение на такие льготы, но и привезли богатые подарки.

Монашеский приход в устье Двины постепенно расширился и превратился в епископство. Монахи обернулись рыцарями, а во главе их был уже не скромный монах, а ставший к тому времени епископом Мейнард. Немцы, конечно, проповедовали христианство среди язычников, но затем… взяли на себя сбор налогов для Полоцка.

В прежние времена полоцкие князья заставляли племена ливов платить дань, но все-таки относились к ним, как к своим подданным, и силу применяли в лишь особых случаях. Немцы же не считали язычников за людей и без сомнения пускали в ход мечи, а поскольку это мотивировалось сбором дани для Полоцка, то у населения формировалось негативное отношение к князю Володше.

На левом берегу устья Двины и в других местах началось строительство замков; ливам рыцари объясняли это необходимостью защиты их от Полоцка, а князю говорили, что озабочены защитой Полоцка от ливов. Действительно ли Володша в это верил? Едва ли. Но таможенные льготы, предоставляемые Бременом и Любеком, приносили неплохие дополнительные доходы. Кроме того, крестоносцы теснил конкурентов полочан – новгородцев. Поэтому князь смотрел на строительство замков «сквозь пальцы».

Когда старый епископ Мейнард умер, новый – Бертольд, к полоцкому князю уже с дарами не поехал. К 1201 году основные замки были построены и даже дань перестали отправлять князю. Для обороны как от Полоцка, так и от ливов, рижским епископом в 1202 году был учрежден рыцарский орден Христа (Ливонский орден), рыцарей которого стали называть меченосцами. Постепенно Ливонский орден поставил под контроль не только племена ливов, но и выход в Балтийское море. Так в торговой цепочке Север – Юг Европы появился еще один посредник, а 1201 год считается датой основания Риги.

Епископ Бертольд столь рьяно взялся за дело крещения и подчинения ливов, что начались восстания местных жителей. Во время одной из битв напуганный конь Бертольда занес хозяина в самую гущу противников, и он погиб. Смерть епископа на время охладила энтузиазм крестоносцев, и язычники стали возвращаться к старым обычаям: смывали в Двине христианское крещение, пускали по реке выкорчеванные кресты, ставили новых идолов.

Но Ливонский орден не собирался отказываться от своих достижений, тем более что папа римский благословил очередную волну экспансии. Новые профессионалы креста и меча двинулись в Ливонию морем и по суше. За ними стояли все технические достижения того времени, финансовая, политическая и военная мощь Западной Европы. Что интересно, «новички» не считались уже не только с местным населением, но и с учредителями ордена – рижскими епископами.

Противостояние нарастало; недовольны были и ливы, и князь Володша. Он затеял переговоры с Новгородом о создании коалиции; одновременно готовилось восстание ливов против крестоносцев. В 1203 году все было готово к походу, однако новгородцы надеялись, что рыцари дальше берегов Двины не пойдут и угрозы их городу нет. Они припомнили полочанам старую обиду: как Всеслав Чародей снял колокола с новгородской Софии, – и от похода отказались. Володша отправился на войну без них и смог своими силами взять несколько замков и на подступах к Риге.

Но однажды среди пленных рыцарей оказались специалисты-оружейники; полочане заставили их сделать пять осадных машин. И вот, когда у крепости Гольм решил испытать эти машины, то пленные немцы, обслуживавшие орудия, что-то сделали с ними, и снаряды полетели в обратную сторону. А все пять машин стояли напротив стены крепости – и за ними в готовности к штурму войско. Хотя погибло только пятнадцать полочан, моральный эффект был очень большим: пока княжеское войско оставалось в растерянности, открылись ворота замка, и рыцарская конница выиграла сражение. Так северные ворота торгового пути «из варяг в греки» оказались под контролем Ливонского ордена.

Овладев северной частью торгового пути, латиняне замыслили взять сам Царьград, являвшийся южными воротами торгового пути. Повод был объявлен самый благородный: восстановление справедливости и возврат престола бывшему константинопольскому монарху – Исааку Ангелу, изгнанному византийским императором Алексеем II.

В итоге Крестового похода против православной Византии, который позже получит у историков № 4, Царьград (Константинополь) был взят. События, последовавшие за взятием огромного и сказочно богатого города, вошли в историю как «разграбление Константинополя в 1204 году». Так и южные ворота торгового пути тоже оказались в руках европейских латинян, а возвращать престол династии Ангелов, естественно, никто не собирался. Они бежали и на окраине былой империи создали маленькое государство – Эпирский деспотат. Константинополь был объявлен столицей Восточной Латинской империи; православный император Феодор I Ласкарис и его зять, будущий император Иоанн Дука Ватац, ушли в Никею.

Захват Константинополя повлек тяжелейший кризис православия, выразившийся в многочисленных крещениях и перекрещиваниях восточноевропейских народов. Весь регион, включающий Польшу и большинство земель, составивших вскоре Великое княжество Литовское, на длительное время стал центром нестабильности и неблагополучия. Земли объединялись, разъединялись… То в Великом княжестве Литовском вводилось соправительство двух лиц, то оно соединялось с Польшей… Князья православных земель воевали с язычниками и разрешали католикам крестить этих язычников, а потом воевали с теми же католическими князьями и объединялись с язычниками…

Полоцкий князь Володша правил тридцать лет и половину этого времени сомневался: можно ли было пускать крестоносцев на свои земли, – а всю вторую половину пытался избавиться от них. Княжество много раз пыталось вернуть свои земли, но не терял времени и Ливонский орден: подкупом и льготами он привлекал на свою сторону вождей местных племен, хоть и не всегда удачно.

Основываясь на источниках, мы можем выявить крайне интересную картину того времени. В первую очередь скажем о западнорусских «крониках» – «Литовской и Жмойтской» и «Быховца». В «Кронике Литовской и Жмойтской» прослеживается целый ряд известий, относящихся к полоцкой истории XII–XIII веков (то есть как раз до и во времена Володши). Причем специалист по этому периоду А. В. Рукавишников прямо делает вывод, что события логически связаны между собою, ибо расставлены составителем «Кроники» и «отредактированы» им же согласно общей идее – исторической принадлежности Полоцка литовским князьям.

Очень интересны следующие сообщения: «О полоцкой свободности або Венеции», «О взятии Полоцка през Мигайла княжити», «Княжение Бориса в Полоцку, благочестивого князя», ряд более мелких сообщений. (См. Полное собрание русских летописей. М., 1975. Т. 32, c. 17, 18, 20–23.) Например, отрывок «О полоцкой свободности…» хорошо показывает суть общественно-политической жизни Полоцка в это время. Посмотрим же на эту картину.

Верховная власть в городе принадлежит «полочанам». Высший орган «республики» – вече, куда собиралась вся община из посада и окольных волостей, а также с других подвластных территорий, по звону вечевого колокола. Однако вдруг оказывается, что такая система существовала лишь номинально, а реальное управление было в руках «30 мужей», занимавшихся «поточным» (текущим или линейным, как сказали бы сейчас) управлением.

Тридцать мужей (олигархов?) назначали в этой «республике» судей и сенаторов, то есть высших магистратов, причем, похоже, из своего числа. Велика была роль епископа, назначаемого напрямую патриархом цареградским и совершавшего «справы грецкие». Для 1240 годов прямо говориться об отсутствии князя в городе.

При этих условиях полочане продолжали бороться за возвращение утраченных земель, а между тем из-за частых боевых действий на участке Двины Полоцк – Рига купцы стали осваивать новые торговые пути, в частности через бассейн Немана. Объект притязаний сторон – река Двина, стала утрачивать свое значение как торговая артерия. Перенос торговых, а значит и финансовых потоков, с двинских берегов на неманские просторы постепенно приводил к ослаблению и Полоцка, и Риги, но этот же фактор усиливал перспективы нового государства – княжества Литовского. Постепенно в летописных описаниях совместных походов на ливонцев фраза «Полоцк и Литва» уступала место новой: «Литва и Полоцк».

Как это часто бывает в истории, чужой пример ничему не учит. Вот и опыт князя Володши не пошел на пользу прочим владыкам: через восемь лет после его смерти польский князь Конрад Мазовецкий разрешил рыцарскому ордену Святой Девы Марии, больше известному как Тевтонский, «нести слово Божье» язычникам – прусам. До этого тевтоны почти поголовно истребили полабских славян, а их землю сделали «исконно немецкой» (ныне на ней находится город Берлин). Теперь пришла очередь прусов, а когда тевтоны истребили их тоже, то продолжили свою экспансию на соседние земли.

Территориальные претензии Ливонского ордена к Литве привели рыцарей к войне на два фронта. В 1236 году в битве с литвинами под Шавлами (совр. Шауляй) погиб магистр Ливонского ордена. В следующем году обескровленные меченосцы вынуждены был присоединиться к Тевтонскому ордену.

Игорь Литвин находит параллель между методами тевтонских рыцарей и «понятиями» современных криминальных «крыш». Польские князья, участвовавшие в многочисленных междоусобных конфликтах, часто обращались за военной и финансовой помощью к рыцарям. Однажды став их «клиентами», князья до самой кончины не могли расплатиться с тевтонами. Например, в конце XIII века польский король Владислав Локеток воевал с Бранденбургом за права на балтийское Поморье. Наняв тевтонов за деньги, он, казалось, решил проблему. Согласно заключенному договору, тевтоны обороняли Гданьск от бранденбуржцев в течение года. Но по его окончании рыцари не ушли, а остались еще на год, потребовав дополнительную плату, а получив отказ, перерезали польский гарнизон замка. Тем временем бранденбуржцы отказались от своих притязаний на Гданьск: «братки»-рыцари договорились с ними за 10 тысяч гривен. Так Гданьск на длительное время стал тевтонским Данцигом.