Текст книги "Зеркало миров"

Шаг пятнадцатый. Красный страж
Великая Степь

Год 492 от сошествия Единого

Степь кажется плоской только тому, кто попал сюда первый раз: ковыль, овсяница и полынь овладели землей, зелёными метёлками, маленькими соцветиями да узкими голубовато-серыми листьями бьют в грудь твоего коня, зовут к горизонту, где сливается с травяным морем необъятный купол голубого неба. Но пообвыкнет глаз, сердце попривыкнет к пьянящему безграничью, и начинаешь замечать – здесь тоже растут деревья. Только спрятались, ушли в балки и овражки, поближе к скудным в степи ручьям, защищают свои корни непролазным подлеском. В балках-овражках запахи воды и листвы перебивают крепко-полынный аромат степи, безмолвие разноцветных просторов днём разрывает стрекотание кузнечиков, ночью гомонят сверчки. А твой путь бежит дальше, не замечая робких древесных великанов, ширится с увала и до увала, с изволока на изволок, один за другим прыгает по излогам да взлобкам1212
  Увал – удлиненная возвышенность с плоской вершиной и пологими склонами, относительная высота до 200 м; Изволок – длинный пологий подъём; Излог – степная впадина, ложбина, лощина, полость, лог; Взлобок – невысокое, крутоватое общее возвышение местности, без близкого спуска, чем и отличается от бугра или пригорка и холма


[Закрыть] то вверх, то вниз – спешит степная дорога поспеть за ветром и травяной волной.

Ислуин и Лейтис попали в Степь в начале лета, весеннее половодье уже пошло на убыль, лишь в глубоких низинах как в котлах оставалась налитая еще зимой вода, привечала влажной прохладой и стаями куликов, старавшихся отвадить бесцеремонных пришельцев от своих гнёзд. Остальная степь встречала путников кажущейся пустотой и дневным зноем, в котором солёная рубаха липла к телу, а гнедой конь от пота становился вороным. Магистра птицы не интересовали, как и пугливые степные козы, и дикие нравом туры. Он искал людей. Это только кажется, что найти человека в зелёной бесконечности невозможно, слишком велика и необъятна равнина. Сама природа расскажет опытному путнику, где прячутся места для зимовья, где можно укрыться от половодья, а где напоить стада в летнюю жару. Хан всегда знает точно, где нынче то или иное кочевье, потому гонец отыщет нужный род за один день. Нсли ты не посвящён в секрет, то искать людей будешь куда дольше… Вот только найти – это ещё половина дела. Ислуин не знал, что творится среди ханов. Сохранили ханжары единство, или как в старину род ополчился на род, и потому незнакомого воина попытаются убить, едва он приблизится? Требовалось кого-нибудь расспросить – но и здесь сгодится не всякий. Скрутить молодого парня невелика наука, только знает вчерашний недоросль мало, говорить с чужаком откажется из гордости, да и слушать его потом в родном кочевье не будут. Опытный воин чужую силу признает, да и дома рассказать о своём поражении не сочтёт за бесчестье – но оценивал себя Ислуин трезво. Захватить хорошего бойца живьём без серьёзных увечий он, скорее всего, не сможет.

Выискивали долго, прячась от разъездов и случайных всадников. Один раз магистра и ученицу даже чуть было не заметили, нашёлся следопыт лучше Ислуина. Тогда им повезло, намечавшуюся погоню отвлекло стадо туров, к тому же дикие быки затоптали следы коней. Но после этого магистр стал ещё осторожнее, решив действовать только наверняка. Потому и ездили по Степи почти до середины лета, когда удача, наконец, улыбнулась: четверо молодых парней, под командой старого воина. Дальше было просто. Из Лейтис вышла хорошая приманка, заметивший одинокую девушку парень постарался её нагнать, узнать, кто такая… Его аккуратно схватили и связали. А когда остальные отправились на поиски пропавшего, перед ними возник Ислуин. Выучены молодые воины оказались неплохо, сходу оглушить удалось только ближайшего. Следом полетела в сторону сабля второго парня, после чего магистр разорвал дистанцию и демонстративно загнал мечи в ножны. Старший отряда в ответ понимающе усмехнулся в роскошные седые усы, после чего убрал тоже саблю и приказал спрятать оружие оставшемуся спутнику.

– Приветствую тебя, хан. Дозволь спросить, где мой воин?

– Недалеко. Его охраняет моя дочь.

Когда подъехала Лейтис с незадачливым ловцом невест, магистр предложил старшему воину отойти для разговора чуть в сторону от остальных. Старик Ислуину понравился, поэтому когда выяснилось, что самого страшного не произошло, и Степь сохранила единство, то рассказал даже чуть больше, чем рассчитывал поначалу: его зовут Джучи, он пришёл издалека с вестью о судьбе отряда Кыюлык-хана. Ханжар закивал, известный храбрец, и нукеров собирал под свою руку из лучших воинов. Действительно, важно немедленно возвращаться в кочевье, пусть старший рода как можно быстрее известит Великого хана. Наверняка тот позовёт вестника к себе, услышать историю из первых уст.

Язык Лейтис понимала очень хорошо, подарок озера. Но вот обычаев не знала, потому какое-то время, пока все ехали в стойбище, крепилась, но всё же не удержалась и тихонько спросила: почему старик называет магистра ханом? А не обращается просто Джучи, хотя его самого не только Ислуин, но и остальные кличут просто по имени, разве что младшие добавляют уважительное «абый».

– Он нукер. Это воин, отмеченный ханом – и только. Если нукер достигает одного из старших званий, например кешика – к нему обращаются «темир», в честь легендарного первого объединителя степи. К шаману любого посвящения – «бакса». Но, например, к старейшине рода обращается «дарга» даже Великий хан. А если воин достиг мастерства и во владении клинком, и в искусстве живущих-в-невидимом – то его признают равным ханам. Интересный обычай, за таких воинов охотно отдают дочерей даже самые знатные роды, не интересуясь, богаты ли родители жениха…

Магистр объяснял негромко, сейчас не стоило привлекать внимания к тому, что Лейтис хоть и выглядит как девушка-ханжарка, многого в степной жизни не понимает. Потому едва заметил, что едущие рядом воины пытаются сквозь шум скачки незаметно разобрать, о чём идёт речь, резко оборвал разговор, бросив резкое:

– Остальное потом.

В стойбище главы рода добрались только к ночи, но встал Ислуин, когда заря ещё только-только раскрасила край горизонта, хотя с вечера разговор со старейшиной затянулся. Лейтис отсыпалась после дороги, магистра же грызла тревога: обмолвки спутников и старейшины, какие-то замеченные на грани сознания мелочи. Было тихо, бодрствовали только сторожа, да несколько мужчин и женщин готовились сменить ночных пастухов у дальних стад. Рядом с одной из юрт собирался гонец к Великому хану… Тренированный слух уловил еле слышный звон стремян и сбруи, фырканье коня с другого края стойбища. Несколько секунд – и магистр там. В дорогу собирается ещё один гонец, а стоящие рядом сторожа делают вид, что никого не замечают. Хотя глава рода запрет отлучаться без его дозволения отдавал вчера при Ислуине.

– Стоять! – рявкнул магистр.

Непонятный мужчина вздрогнул, на секунду от повелительного крика застыл, затем попытался сделать вид, что замечание к нему не относится. Попытался вскочить на коня – и полетел на землю, когда его охватила петля воздушного аркана. Ислуин принялся внимательно и неторопливо рассматривать пленника, который тщетно пытался разорвать невидимые путы. За настоящего гонца этого мужчину с неопрятной бородкой можно было принять только второпях и в предрассветных сумерках. И дело было отнюдь не в лошади, которая всем своим видом выдавала плохого хозяина, и не в одежде, которая явно знала лучшие времена – посланник с важным известием прикинуться может кем угодно. Но вот той внутренней твёрдости, ярости и воли, которые при нужде заставят сутками не слезать с седла, нырнуть в ледяную зимнюю воду, чтобы уйти от погони, а если нет иного выхода – унести тайну с собой в могилу, у мужчины не было. В глазах плескались страх, злоба, ненависть, жажда жизни любой ценой и недоумение. Как его посмели задержать?

– Кто? Зачем? По чьему приказу? – громко спросил Ислуин, подняв пленника на ноги.

– Не твоё дело, чужак, – нарушитель наконец-то совладал с собой, теперь остались только гнев и ненависть, к которым добавились презрение и высокомерие.

– Дарга, разрешал ли ты покидать кочевье? – обратился Ислуин к старейшине, который стоял чуть впереди высыпавших на шум остальных обитателей селения.

Старик встретился глазами с мужчиной, который так и ждал, зажатый несколькими воздушными кольцами, чуть вздрогнул, но потом всё же решительно и чётко выговаривая каждую фразу произнёс:

– Слово моё осталось неизменным, Джучи-хан. Никто не смеет уехать из стойбища без моего на то дозволения. Ему разрешения не было.

– Донести весть до ушей баксы Уенчака важнее твоего приказа, – презрительно бросил нарушитель. – И гнев, что задержали меня, что не узнал он творящегося, падёт на вас!

– С каких это пор шаманы вмешиваются в дела видимого мира? – удивлённо поднял бровь магистр.

– Великий Уенчак заботится о благе каждого из нашего народа, воздавая по заслугам лучшим из лучших и карая тех, кто заслужил кару. Только мудрейшему под силу различить истину, только он может…

– Довольно! – оборвал его Ислуин. – И лучший, конечно, тот, кто спешит доносить первым. Мне безразлично, из-за какой награды ты решился нарушить закон. Позор ложится на голову воина, предавшего своего повелителя. Но нет презреннее того, кто продаёт кровь своего рода. Дарга, предатель нарушил твоё слово.

– Слово было дано тебе, Джучи-хан. И нет здесь больше равных тебе ханов. Потому, согласно закону Объединителя Степи, преступник выдаётся на твой суд, только ты властен теперь над его головой.

Ислуин мысленно усмехнулся: хитёр старик. Предателя необходимо казнить, но если что-то пойдёт не так… И старейшина, и его род будут не причём.

– Воля моя: смерть!

Петли воздуха из мягких жгутов стали жёсткими кольцами, начали сужаться, крик заглушил хруст ломаемых рёбер и позвоночника. Когда чары Воздуха рассеялись, виновный упал на землю – но ещё был жив, хотя от дикой боли сил осталось только хрипеть и мечтать о беспамятстве… Заклятие магистра этого не позволяло.

– Сдохнет к вечеру. Если останется жив до утра, так уж и быть – добью, – милостиво бросил Ислуин

Развернулся и пошёл сквозь безмолвную толпу к своей юрте: спать хотелось просто неимоверно.

Следующие несколько дней Ислуин провёл, неторопливо коротая дни за разговорами со старейшиной. Выспрашивал историю последних столетий и тонкости политики среди властителей кочевий и городков. Немало времени магистр провёл и с шаманом рода, обмениваясь знаниями: после поражения от орков многие знания ханжары утеряли, их пришлось открывать заново, нередко отыскивая необычные пути и решения. Зато Лейтис и минуты не сидела на месте. Осматривала селение, помогала в тех или иных работах – или отправлялась на коне в лихой скачке по окрестностям… В этом случае её якобы для охраны всегда сопровождало несколько парней. «Телохранители» сплошь были молоды, пытались за девочкой ухаживать, искренне восхищались умением сидеть в седле и стрелять из лука, учили кидать аркан. В один из вечеров Лейтис не выдержала, и, пока наставник сидел за пределами кочевья один, без лишних ушей, и размышлял о чём-то глядя на закат, попросила разъяснить: чего все они так за ней увиваются?

– А что ты хочешь? – Ислуин сунул в рот травинку и начал задумчиво её жевать, поглядывая в сторону вишнёвой полосы на западе. – Дочь хана – очень выгодная партия.

– Дочь! – фыркнула Лейтис. – Мастер, вы же наверняка должны были предположить, что этим и кончится. Так почему именно дочь, а не помощница, не воин? Ну, или… мало ли кто?

Ислуин выплюнул травинку и повернулся к ученице. Среди ханжаров свою природу он скрывать не стал, потому девочку обжёг изумрудный взгляд не-человека.

– Потому что дочь. Проверить родство легко может любой шаман, а таиться среди друзей я не хочу. Я признал тебя дочерью перед Радугой, это сильнее кровных уз не только среди ханжаров, но и среди эльфов.

– Тот глоток воды! – ошеломлённо шлёпнулась на траву Лейтис. – «Самый простой способ»… Самый простой способ значит?! – с негодованием вскочила девочка.

– Сядь, – холодной сталью прозвучал голос магистра. – И успокойся. Это действительно самый простой способ последовать за мной. Были и другие соображения. Одно я скажу сейчас. Это место – оно необычное и странное. Если со мной что-то случиться, только наше родство даст тебе шанс отсюда выбраться. Остальное… Я, возможно, скажу тебе позже. А ты пока осваивайся со своим новым статусом. Можешь развлекаться, представляя реакцию твоих сокурсников, если мы вернёмся в Турнейг, а я передумаю изображать человека.

Ислуин хмыкнул, негромко добавил: «Дочь Высокорождённого». Потом встал, бросил насмешливый взгляд на растерянную и застывшую на месте девочку и неторопливо пошёл в сторону юрт.

Несмотря на все старания Лейтис, ещё раз поговорить на эту тему не получилось: утром следующего дня в селение прибыл отряд нукеров Великого хана. Повелитель Степи желал видеть Джучи-хана как можно быстрее, и в ставку правителя они мчались почти без отдыха. Год назад Лейтис бы такой скачки не выдержала – но сегодня с гордостью могла сказать: в седле она была одной из лучших. Но едва добрались до столицы, тут же превратилась в обычную девчонку, ошеломлённую городом и не замечающую добродушных усмешек наставника и нукеров. Лейтис ещё в Турнейге прочитала у старых авторов и в хрониках о ханжарах все сохранившиеся описания. Мемуары и трактаты путешественников. Поэтому считала, что ставка Великого хана будет лишь увеличенной копией селения, в котором они жили последние дни… Нет, юрты были и здесь. Хотя в основном не маленькие, а большие, напоминавшие полусферу, шириной почти с избу и неразборные – их, как объяснил Ислуин, возят на специальных телегах, куда запрягают несколько быков. А за кольцом «строений» из кожи, дерева и войлока высился двойной вал с частоколом, окруженный глубокими рвами, внутри укрепления спрятались небольшие двухэтажные дома из высушенного на солнце кирпича.

В воротах отряд встречал ещё один кешик во главе свиты из двух десятков воинов. Гостей сразу же повели мыться, затем пригласили на небольшой пир, где вокруг кошмы с пловом и разнообразными яствами вместе с Ислуином и Лейтис расположились десятка полтора приближённых Великого хана. Ислуин и встречавший его кешик еле сдерживали нетерпение, но ни в движениях, ни на лицах ничего не отражалось: оба степенно вкушали изысканные блюда и вели неторопливую беседу. Будь Ислуин гонцом или хотя бы подданным, его давно бы позвали к владыке – но обращаться с чужим ханом как с обычным нукером нельзя. Это оскорбление и для гостя, и для хозяина. Нарушить обычай можно только на войне – но сейчас не война. Приходилось терпеливо ждать. И лишь когда стемнело, Ислуин негромко приказал Лейтис следовать за ним и покинул пиршественную залу.

Владыка степи принял гостей в одной из больших юрт рядом с городской стеной. Кроме них троих никого не было – ковры, обычно разделяющие юрту на несколько «комнат», сейчас были подняты, отсутствовала даже стража. Когда опустился полог на входе, сидевший на белом ковре богато одетый мужчина зажёг две лампы и показал располагаться на другом, тёмно-синем ковре перед собой. Едва посветлело, девочка принялась рассматривать хозяина: не слишком открыто, чтобы не сочли за вызов – но и не стесняясь. Оценить сидящего человека трудно, но рост явно выше среднего, крепок, сухощав. Напоминает степную плеть-камчу. Большинство ханжаров светлые, этот тёмен, седина уже тронула и короткие волосы, и аккуратную бороду клинышком – хотя совсем не старик, лет пятьдесят, не больше. Зато свисающие роскошные усы по-прежнему черны как смоль, а спокойно лежащие на коленях руки, как и в юности способны без промаха разить саблей дымного булата. Хан гостей рассматривать не стал, только мазнул взглядом и снова стал смотреть как бы сквозь них. Ислуин тоже почти не глядел на владыку, а сразу же сел и направил взгляд куда-то перед степным повелителем… Перед тем как руки магистра замерли на коленях, кисти быстро сложились в две непонятные замысловатые фигуры.

Великий хан жеста Ислуина словно бы не заметил, только в глазах величественное равнодушие статуи на долю мгновения сменил хищный волчий блеск. Едва Ислуин – хотя нет, теперь рядом с Лейтис сидел не эльф, а Джучи-хан, и это не было притворством – замер перед хозяином степи, величественно прозвучало:

– Стоит ли твоей дочери слушать нас?

– Она идёт моей дорогой, – руки на мгновение опять сложились в новый жест и снова замерли, – белой тропой Сарнэ-Турома.

– Хорошо, – в глазах повелителя снова мелькнул интерес хищника, – пусть остаётся. Ты говори.

Ислуин почтительным тоном начал рассказ, как он в юности попал в Великую степь, как вернулся на родину, став посредником в переговорах о союзе, и как прошёл сквозь Зеркало миров. Закончил он письмом из Туманной чаши, после чего на несколько секунд воцарилась тишина, а дальше заговорил Великий хан.

– Вот значит как. Причудливы тропы Отца ветров. Ты хочешь знать, что произошло здесь… Великие ханы сохранили память минувшего, потому слушай. Эльфы отказались говорить с нами как с равными. А когда они прилюдно оскорбили Сарнэ-Турома, и посольство изрубили на части, речи о союзе быть уже не могло. Степь и Лес уже едва не вцепились в горло друг другу… Когда началось вторжение орков. Это нас и спасло, тумены встретили чёрную напасть готовыми к войне. Только пока мы истекали кровью, эльфы спокойно смотрели.

– Недолго, – в голосе Ислуина отзвуком бури послышались печаль и гнев на сородичей. – Они проиграли быстрее вас, даже столицу сдали целой и без боя. И следов, куда они забились, я найти не смог – хотя искал очень тщательно.

– Вот значит как, – покачал головой Великий хан. – Искер орки взять так и не смогли, мы разрушили его сами, когда защищать там стало нечего. Нас прижали к Отражению истины, отступать было некуда – с юга шла очередная орда. И круг шаманов нашёл иной выход. Они сотворили это место. Уцелевшим открылся небольшой кусок, остальное возникало из небытия постепенно, когда смельчаки отправлялись вдаль от своего кочевья – искать новых земель и подвигов. Так возникла вторая Степь, больше старой. При моём отце мы достигли края. Дальше граница, за которую не выйти – время здесь течёт по-иному. Рубеж считался неодолимым до похода Кыюлык-хана.

– Я сумел пройти снаружи. Кыюлык-хан со своими нукерами сумел покинуть Степь. Что мешает повторить?

– Уенчак. Он всё чаще вмешивается в дела Степи, хотя открыто против моей воли ещё ни разу не пошёл. Он считается сильнейшим среди зрящих невидимое, четырежды его волю как шамана признавал через поединок Отец ветров. Ему невыгодно падение границ.

Снова быстрый обмен знаками. После чего тон Ислуина резко переменился, от «младший со старшим» к равному. Это было оскорбление… Вот только хозяин его почему-то проглотил.

– Дела видимого мира творятся только волей хана и клинками нукеров. Или слова баксы Уенчака поддерживает полный круг? Только тогда он имеет право указывать Великому.

– Полный круг не собирался больше двух веков, когда умер последний из Старших красного Уртегэ, принявший второе посвящение ещё во время войны. С тех пор никто из красных шаманов звания Стража не постиг. Уенчак говорит, что без Отражения второе посвящение для них «красных» невозможно.

– Вот значит как… К моим словам Сарнэ-Туром тоже прислушивается. А ветер нельзя запереть в ладони!

Где-то вдалеке послышалась перекличка ночной стражи, разговор ненадолго умолк, затем Ислуин попросил отпустить его и девочку:

– Господин, мы утомились с дороги. А моя дочь ещё ребёнок.

К удивлению Лейтис, хан опять не отреагировал на такое демонстративное неуважение и согласился. Последовал громкий хлопок в ладони, на пороге возник сопровождавший их в столицу кешик и отвёл в одну из соседних юрт, где уже ждали две постели. Вопросов у девочки было много, но едва она присела на расстеленное одеяло, как навалилась усталость и Лейтис, не смотря на все старания, тут же провалилась в сон. Ислуин, глядя на ученицу, мысленно усмехнулся: «Рано тебе ещё со мной соревноваться». После чего стряхнул с пальцев остатки заклятия. Выждал полчаса, соорудил на своём месте куклу из одежды и запасного одеяла и выскользнул в темноту, где его встретил тот же знакомый по дороге в Искер командир отряда. Только теперь кешик ждал в потёртом кожаном доспехе бедного воина.

Второй раз Великий хан встречал гостя в небольшой юрте на самой окраине. Освещал внутреннюю полутьму всего один светильник, не было ни парадного ковра, ни дорогой одежды: обычный крестьянин-арат, зажиточный, но не из очень богатых. Владыку выдавали лишь глаза и выражение лица хищника, привыкшего повелевать такими же волками – и знающего, что подчиняются они ему как сильнейшему и мудрейшему, потому пойдут за правителем в огонь и воду. Переменился тон разговора: Ислуин признавал право хозяина владеть своей саблей, а Великий хан признавал воина, который лишь на ступень младше его. К тому же в юрте остался и проводник, в котором без труда можно было теперь опознать родича правителя.

– Можешь сказать кто?

– Твои воины тебе верны, мы, – кивок в сторону кешика, – проверили. Нитку, которая должна сохранить наши голоса, моей дочери подложили на пиру. Когда завтра её заберут, я укажу предателя.

– Хорошо. Думаешь, Уенчак попадётся на приманку?

– Если я угадал, как и зачем он крадёт чужую силу – то ухватится за моё бахвальство занять его место и самому завладеть Степью. Если же побоится, мы созовём полный круг Стражей невидимого и выкурим его из любой норы.

– Хорошо. Действуй. Всё что нужно передашь через него, – короткий кивок в сторону воина.

Ислуин и кешик вежливо поклонились владыке и растворились в черноте ночи.

Уенчак примчался через пять дней. Ещё до того как подъехал основной отряд, в город поспешили несколько всадников: предупредить и организовать встречу, Ислуин брезгливо поморщился. Торжественный въезд допустим только хану – да и то не любому, а лишь заслужившему право на особые почести. Шаману же пристало передвигаться скромно, лишь с одними учениками, воины сопровождают зрящих-невидимое только на войне. Бакса Октай вообще любил приезжать без предупреждения – но всё равно навстречу Учителю учителей высыпали все жители города или селения. Уенчак же не просто потребовал торжественного приёма, кроме воинов с ним приехал целый караван с юртами, утварью и слугами. Конечно, любой имеет право встать своим лагерем. Вот только там, где живёт Великий хан – не только старейшина клана, но и правитель Степи – это будет оскорблением хозяина. Настолько плохо он принимает гостей, что жить в его юрте нельзя. Мятежный шаман решил в этот раз открыто бросить вызов повелителю? Судя по всему, мятежник специально ждал день где-то неподалёку, чтобы пышно въехать в город в ясный день: под покровительством самого Отца ветров нахожусь.

Лейтис и Ислуин стояли рядом с воротами в толпе встречающих. Не в первых рядах, но недалеко от края людского моря. Так, чтобы хорошо видеть всё происходящее. Свита Уенчака растянулась длинной змеёй свободно едущих всадников, и когда первый из воинов охраны подъехал так, что его можно было рассмотреть, магистр начал рассержено шипеть сквозь зубы и, беззвучно шевеля губами, яростно ругаться. Лейтис удивлённо посмотрела на наставника: таким она его видела впервые. И что такого в этих воинах? Девочка аккуратно потянула магический щуп к ближайшему… и дёрнулась от боли, словно её со всей силы ударили. Так грубо магистр не обрывал её чары никогда!

– Жить надоело?! – теперь гнев наставника был обращён на ученицу.

А ещё на лице отразился неприкрытый страх. Сразу же после этого магистр схватил одуревшую от ментального шока девочку за руку и потащил сквозь толпу подальше от дороги. Когда боль утихла, они уже были далеко, там, где тишину опустевших по дневному времени юрт нарушали лишь жужжание слепней и далёкие крики птиц с высоты пронзительно-голубого неба. Лейтис сипло выдохнула сквозь зубы, выдернула руку из ладони наставника, и хмуро поинтересовалась:

– Что в них такого?

– Это живые-не-живущие, – голос магистра отозвался яростным гневом.

– Зомби? На первый взгляд вполне нормальные, ещё не умирали. Да и что в зомби такого опасного для мага Жизни?

– Нет. Они ещё не касались врат мира мёртвых. Только нарушили запрет, который родился вместе с ханжарами, – ислуин сплюнул, выражая презрение. – Посвятивший себя чёрному Уртегэ получает часть силы Унтонга, выше болевой порог, быстрее зарастают раны. Много чего ещё. Только и цена велика: за каждое убийство такой воин заплатит частью своей души – если его не удержит что-то из мира живых. Жена, ребёнок, долг перед семьёй… Потому «чёрные» могут обнажать саблю только для защиты своей жизни или жизни родичей. А тот, кого ты хотела коснуться, он совсем пустой. Даже обычного мага, тронь он эту тварь чародейством без защиты, может убить. Судьба таких, как ты – идущих белой тропой Сарнэ-Турома – если они прикоснуться к не-живущим своей силой, намного страшнее. Тебя затянет ничто, поселившееся на месте души, и оставит в твоём теле клочья разума вместе с желанием убивать и купаться в горячей человеческой крови, – на лицо набежала тень. – Однажды я участвовал в охоте на подобную тварь…

Где то вдалеке заревел рог, взревела толпа, и Ислуин оборвался на полуслове от пришедшей в голову неприятной мысли.

– Уенчак – отступник, он черпает силу из мира мёртвых, но применяет её среди живых, – резко и сухо магистр начал объяснять ученице. Но живые-не-живущие в свите означают, что он нарушил незыблемый даже для отступника закон. Значит, легко нарушит и любой другой.

Лейтис закивала, она уже достаточно пожила среди ханжаров и догадалась, к чему идёт речь. Идущие белой тропой Сарнэ-Турома, или по иному маги чистой стихии Жизни – большая редкость, такие ученики неприкосновенны.

– Пошли, – приглашающе махнул рукой магистр и быстрым шагом направился в противоположную от толпы сторону.

Они обошли город больше чем наполовину, прежде чем магистр отыскал знакомого девочке по поездке командира отряда. Дальше последовал негромкий разговор, который Лейтис как не старалась, разобрать не смогла. Сотник кивнул и ненадолго исчез. Вернулся он в сопровождении шестерки воинов – двух женщин и четырёх мужчин – в кольчугах и при саблях. Ислуин внимательно осмотрел каждого, бросил короткое: «Согласен», – после чего обратился к ученице.

– Это твои телохранители. С этого мгновения, когда меня нет поблизости, даже в отхожее место ходить в их сопровождении. И чтобы ещё пара всё время была рядом. Если на вас нападут, не геройствуй, а беги. Вдруг отступник не станет ждать моей гибели, а решит использовать тебя сейчас и заодно ударить по мне? И запомни. Ты нужна Уенчаку только живой и неискалеченной, если дойдёт до боя – это твой шанс.

Лейтис серьёзно кивнула: она всё поняла и выполнит в точности. Несколько мгновений Ислуин стоял рядом, размышляя, что ещё может понадобиться. Потом достал из сумки несколько амулетов и отдал воинам. Баловство, конечно, Уенчак наверняка защитил свою стражу от серьёзного магического удара. Но со сплавом знаний людей, эльфов и гномов из родного мира магистра никто здесь не знаком, потому несколько неприятных мгновений врагу эти игрушки доставят. А в бою даже одна секунда – это много. Больше пока ничего сделать нельзя. Оставив девочку на попечении ханских нукеров, Ислуин двинулся навстречу Уенчаку, через город к воротам. Искать прилюдной ссоры.

На улицах было ещё тихо, видимо, торжественный въезд задержался. Когда магистр дошёл до ворот и нахально вышел навстречу коням через оставленный толпой коридор, стало понятно, почему: Уенчак тоже искал соперника. Потому ехал медленно, внимательно осматривая толпу стоящих по сторонам людей. Едва Ислуин пересёк черту ворот, Уенчак бросил коня вперёд и через несколько мгновений уже стоял в шаге от магистра, губы тронула улыбка, обнажая ровный ряд крепких зубов. Две или три секунды длился поединок взглядов, потом громогласно прозвучало:

– Как ты смел не явиться передо мной и не доложить об увиденном?

Ислуин ответил не сразу, с равнодушным видом затянув паузу – мол, кто ты такой, так со мной разговаривать? Сам в это время внимательно осматривал врага. Высок, не молод. Про таких говорят – красивый старик. Мощный разворот плеч, сильные руки без старческой сеточки вен, полноватые губы и щёки, изрезанный морщинами лоб, густые волосы и аккуратную бородку уже тронула седина – но чуть-чуть, показать возраст и ум годов… Что-то в этой благолепной картине воплощённой мудрости было не так. Но что именно, понять магистр никак не мог.

– А я должен? И почему?

– Ты шаман! А все шаманы должны сначала говорить о делах со мной! Ибо я мудрейший из глядящих в невидимое. И лучше остальных знаю истину, знаю, что лучше для блага народа Степи.

– Никто не может сказать, что постиг слова Сарнэ-Турома до конца. Так как ты можешь утверждать, что я знаю хуже тебя? Мы не сравнивали нашу мудрость, мы не глядели на истину вместе – так как мы можем сказать, кто из нас лучше постиг замысел Отца ветров?

Уенчак от нахальства собеседника чуть не поперхнулся, на лице сквозь маску добродушного наставника проступила злоба. С ним давно не разговаривали таким тоном, да ещё при этом прилюдно выговаривали как мальчишке-ученику. Ислуин эмоции контролировал лучше, его лицо оставалось каменным. Но внутри тоже бушевал вихрь эмоций: он понял, что его насторожило! Запах! Человек, даже обычный эльф – хотя у детей Эбрилла обоняние тоньше – ничего бы не заметил. Но Ислуина учил сам бакса Октай. И сейчас магистр спешно перестраивал рецепторы, разделяя идущие ароматы. Вот букет обеда – жир, мясо и специи плова, вот пахнет конским потом и нагретым металлом сбруи… Десятки оттенков, среди которых нет одного – от Уенчака нет запаха вообще, и это маскируется специфичным амбре какого-то травяного отвара. Значит, мятежный шаман нарушил запреты намного дальше, чем Ислуин даже предполагал.

– Да как ты!..

– Я не закончил, – голос Ислуина прозвучал не так громко, как у его соперника, но услышали вокруг все. – Степными саблями владеет лишь хан. Ханскими саблями – только Великий повелитель степи, первый среди ханов, мудрейший среди воинов. Так почему ты, живущий-в-невидимом, хранитель традиций, смеешь нарушать заветы нашего народа? Как смеешь приказывать мне, воину ханского достоинства? Или теперь ты правитель?

Толпа безмолвно замерла: вызов прозвучал.

– Пусть нас рассудит Сарнэ-Туром, – сквозь зубы процедил Уенчак.

– Завтра на закате, – ответил Ислуин.

– Услышано и принято! – за скандалом никто не заметил, как из ворот выехал Великий хан с отрядом нукеров. – И пусть вас рассудит Судия равных. А до тех пор оба ждите за пределами города. В Искер войдёт лишь тот, чьё слово признает Отец ветров.