Текст книги "Эпоха открытий. Возможности и угрозы второго Ренессанса"

В оцифрованном виде аналоговый мир, в котором мы живем, – книги, речь, футбольные матчи и прикосновения к сенсорному экрану, – выглядит как последовательность нулей и единиц. Как и азбука Морзе, для человека эта система слишком громоздкая («громоздкий» переводится как 01110100011001010110010001101001011011110111010101110011»), но она удобна для компьютера, поскольку различие между нулем и единицей, «вкл» и «выкл» совершенно ясно. В ходе преобразования мы теряем часть информации (гладкая аналоговая звуковая волна в цифровом формате превращается в ступенчатый зиккурат), но в качестве компромисса получаем взамен вычислительную мощность машины. При этом мы умеем быстро наращивать эту мощность. В 1965 г. соучредитель компании Intel Гордон Мур отметил, что число транзисторов, которые его компания может разместить на компьютерной микросхеме (и, следовательно, вычислительная мощность микросхемы), удваивается примерно каждые два года. «Закон Мура», как его назвали, до сих пор остается в силе.

Это, пожалуй, самое важное эмпирическое наблюдение нашего времени. Одной из определяющих особенностей первого гутенберговского момента была скорость: в течение одной человеческой жизни возникло и повсеместно распространилось новое средство развития культуры и коммуникации. То же самое происходит сейчас и с нами. Рассмотрим материальную инфраструктуру, лежащую в основе этого процесса. В XV в. эта инфраструктура состояла из типографий, сегодня это наземные и подводные оптоволоконные кабели. Первый межконтинентальный оптоволоконный кабель был проложен в 1988 г. С тех пор рост вычислительных мощностей и увеличение объема передаваемых данных превратили отдельные редкие нити в густую сеть. И число пользователей этой инфраструктуры выросло более чем в семь раз – с 400 миллионов на рубеже тысячелетия до 3 миллиардов сейчас [18].

Это самое быстрое массовое внедрение технологии, когда-либо случавшееся в истории. По крайней мере, так было, пока мы не уменьшили цифровые устройства и не сделали их мобильными. Совсем недавно, в 1998 г., только 20 % жителей развитых стран и 1 % жителей развивающихся стран имели сотовые телефоны [19]. Теперь в развитых странах количество абонентов мобильной связи превышает количество людей, а в развивающихся странах распространение сотовой связи достигло 90 % [20].

Зарегистрированные пользователи интернета в развитых и развивающихся странах

Абоненты мобильной связи в развитых и развивающихся странах

Всего за 20 лет почти все человечество оказалось соединено с помощью голоса или данных. World Bank Databank (2015). World Development Indicators. По материалам data.worldbank.org

Почти треть пользователей мобильных сетей теперь могут получить со своего телефона доступ в интернет [21]. Единственное, что в человеческой культуре сейчас растет быстрее, чем использование цифровых мобильных устройств, – это количество передаваемой с их помощью информации, главным образом потому что каждый год мы производим миллиарды новых, более совершенных устройств для сбора и обмена данными. К этим устройствам относятся не только смартфоны, но и сетевые автомобили, посудомоечные машины, магнитно-резонансные томографы и гигантские радиотелескопы. В 2011 г. на планете было столько же сетевых устройств, сколько людей. В 2015 г. устройства превосходили нас числом в соотношении 3:1. С их помощью человечество в течение одного года создало, скопировало и распространило около 44 зеттабайт данных. Это очень много – представьте цифру 44 с 21 нулем. Чтобы слегка расширить перспективу: эти данные заполнили бы стопку 128-гигабайтных смартфонов высотой 250 тысяч километров – две трети расстояния до Луны. И эта стопка «вырастает» вдвое каждые два года. Совсем недавно, в 2005 г., ежегодный массив данных занимал расстояние «всего лишь» от Майами до Лондона [22].

Новые итоги

Цифровые средства передачи информации, как когда-то книгопечатание, перевернули экономику процесса сбора и обмена данными. Благодаря закону Мура и сопутствующему стремительному росту вычислительных мощностей цифровой интерфейс придвинулся непосредственно к человеку – к губам и ушам каждого, перед лицом и на кончиках пальцев, – и теперь мы можем запечатлеть и разделить с другими все наши мысли и слова в цифровом формате. Кроме того, эти мысли и слова отныне обладают дополнительными цифровыми характеристиками, а именно: их можно копировать бесконечное количество раз при близкой к нулю стоимости; их можно потреблять, редактировать и перерабатывать, одновременно или последовательно, сотни, тысячи или миллионы раз; их можно сжимать, отправлять на хранение, создавать резервные копии и извлекать при необходимости; их можно усиливать или повторно передавать на любое расстояние со скоростью света и почти нулевой потерей сигнала. Эти характеристики сделали расстояние, время и стоимость почти несущественными факторами в процессе обмена и распространения идей.

Еще в 2001 г. средняя стоимость телефонных звонков на дальние расстояния, скажем, между США и Великобританией, составляла до $1,75 в минуту, и мы старались экономно расходовать эти минуты. Сегодня благодаря цифровым услугам, таким как Skype, стоимость связи снизилась практически в 100 раз, и мы почти перестали о ней думать. Объем международных звонков вырос по сравнению с 2001 г. почти в четыре раза, с 150 миллиардов до 600 миллиардов минут [23]. Расстояние все еще имеет значение только при совершении телефонного звонка между разными часовыми поясами – и в этом заключается одна из причин бурной популярности асинхронных способов контакта, таких как WhatsApp и Facebook Messenger.

Еще одна роскошь, ныне доступная каждому, – хранение и обработка данных онлайн, или облако. Сейчас Google бесплатно предоставляет каждому из почти миллиарда пользователей своих облачных сервисов возможности онлайн-хранения стоимостью около 15 тысяч долларов по ценам 1995 г. Другими словами, услуга, которая всего 20 лет назад стоила бы в совокупности 15 триллионов долларов, теперь стала бесплатной [24]. Не только значительная часть общественных знаний, но и наши частные библиотеки – письма, фотографии, музыка и корпоративные базы данных – доступны нам в любой точке мира, в любой момент. «Облако» – эффектная, но вводящая в заблуждение метафора. Скорее этот сервис можно сравнить с кожей – всегда на кончиках пальцев, неотделима от нашей личности.

Книги и содержащиеся в них идеи путешествовали по всем сухопутным и морским путям, проложенным на новых картах Европы. То же самое происходит сегодня с цифровыми данными. Селфи, сделанное Эллен Дедженерес с семью другими знаменитостями на церемонии вручения премии «Оскар» в 2014 г., в течение всего 12 часов сгенерировало 2 терабайта трафика и было загружено на 26 миллионов устройств по всему миру. В 2013 г. глобальный поток данных за один день преодолел барьер в один эксабайт – то есть обмен данными за один день превысил общий годовой трафик в 2003 г. Трафик в 2014 г. вырос еще в 1,5 раза [25]. По мере увеличения числа пользователей (к 2017 г. оно может достигнуть 5 миллиардов), каждый из которых потребляет все больше контента (особенно видео), общий объем потока данных будет по-прежнему расти и расширяться [26].

Между тем оживленные перекрестки переместились из США в Западную Европу, которая стала основным центром обмена данными с Восточной Европой, Ближним Востоком и Африкой [27]. Десять лет назад слаборазвитая инфраструктура отбросила многие развивающиеся страны на задворки цифрового века. Теперь умные мобильные устройства помогли им преодолеть эти барьеры. В 2015 г. больше людей имели доступ к 2G-сотовой связи (95 % всего населения мира), чем к электричеству (82 %) [28][6]6
  Там, где электричество не подается через энергосеть, подключенные к интернету телефоны заряжают от генераторов в местных магазинах, на работе или в других местах. Зарядка телефона – один из многочисленных вариантов микробизнеса, существующего в бедных общинах. Авт.


[Закрыть].

Международные потоки данных

Теперь потоки данных между континентами стали шире James Manyika, Jacques Bughin, et al. (2014). Global Flows in a Digital Age. New York: McKinsey Global Institute; Cisco (2015). Visual Networking Index. По материалам www.cisco.com плюс авторский анализ

Цифровые средства передачи данных также помогли стандартизировать связь – прежде всего с помощью обмена видео. Размещение видео стало целесообразным только после массового перехода на фиксированный широкополосный доступ в интернет (который к 2015 г. соединял 11 % домохозяйств во всем мире) [29]. Видео требует широкополосных каналов не без причины: оно лучше передает сложные понятия, более полно задействует наш мозг и сокращает потери данных по сравнению со статическим изображением и аудио. Возможно, эти достоинства не так бросаются в глаза, когда вы делаете будничный звонок родителям жены или мужа, но они становятся совершенно очевидными, если вы объясняете, что такое «жизнеспособность клеточных конструктов, созданных из биоматериала с помощью трехраздаточного картезианского принтера», как в статье от 2015 г. в журнале JoVE (Journal of Visualized Experiments, «Журнал визуализированных экспериментов») [30].

Переход на цифровой формат вывел на новый уровень свободу слова. Двадцать лет назад мы разделяли коммуникацию на «частную» (один на один) и «общественную» (один обращается ко многим или многие ко многим). В то время как для первого вида существовали дешевые средства массовой связи (телефон, почта), второй вид был связан с высокими затратами и осуществлялся через особые каналы – газеты, книги, кассеты и электромагнитные сигналы (телевидение, радио). Как правило, только корпоративные или государственные структуры (издательства, медийные компании, теле– и радиостанции) могли позволить себе создавать такие каналы, и они пропускали только те сообщения, которые служили их целям.

Сегодня это различие почти забыто. Открытое распространение данных стало таким же дешевым. Мы так же, как когда-то Тихо Браге, можем спросить себя: зачем слушать старые голоса вместо новых, когда у каждого есть возможность говорить со своей аудиторией напрямую? Этот в высшей степени резонный вопрос вверг в состояние кризиса все традиционные СМИ. Задача газетной журналистики состоит уже не в сборе «всех новостей, пригодных для печати», – теперь речь идет об отборе контента и привлечении внимания к точке зрения редакции в надежде занять какое-то место в жизни читателей и в новостных лентах. Роль школ и учителей тоже меняется. Работа хорошего учителя заключается уже не просто в передаче информации. Студенты в обществах с развитой связью имеют доступ ко всем знаниям мира, и загрузка этих знаний в мозг студентов дает лишь незначительное социальное преимущество. Сегодня работа учителя заключается в том, чтобы научить студентов добывать нужную информацию, подвергать ее критическому анализу, объединять полученные данные и сопоставлять их с собственными исследованиями и мнениями.

Тем, кто хочет добавить свой голос к хору глобального обмена информацией и идеями, наш гутенберговский момент предлагает множество способов осуществить это намерение. Типографии привели к появлению романов, эссе и брошюр, цифровые средства передачи данных привели к появлению блогов, видеоканалов, коллажей, твитов, досок в Pinterest и к бесконечному разнообразию виртуальных товаров – приложений и электронных книг. В первое десятилетие существования интернета его польза состояла главным образом в быстром и дешевом распространении информации. Теперь, в условиях широкополосного доступа и мобильной связи, он приглашает пользователей к совместному созданию контента (Quora для сбора фактов, GitHub для программирования или Thingiverse для создания дизайнов 3D-печати), обмену мнениями на порталах, где публикуются авторские колонки (The Huffington Post или Project Syndicate), или участию в научных проектах (Open Tree of Life). Все эти новые формы имеют одну общую характеристику: они подразумевают превращение аудитории в участников – переход от потребителя к производителю и дистрибьютору контента.

И наконец, мы создаем новый уровень группового интеллекта. Мы можем собираться, чувствовать, говорить и действовать сообща – легче, быстрее и эффективнее. Мы помогаем друг другу находить потерянных детей или получать помощь в кризисных ситуациях. Мы можем больше узнать о том, что думают и чувствуют наши соотечественники. Если бы Facebook был нацией, это была бы самая многочисленная нация на Земле – более полутора миллиардов активных пользователей каждый месяц [31]. И, хотя они разбросаны по всему миру, в среднем все они находятся друг от друга менее чем в четвертой степени удаления [32]. В Facebook, даже если мы никогда не встречались, друг вашего друга знает друга моего друга.

Этот новый групповой интеллект сыграл ключевую роль во многих громких событиях XXI в.: «арабская весна», международное движение «Захвати», общественные усилия по оказанию помощи в ликвидации последствий урагана «Сэнди», Парижское климатическое соглашение и рост экстремистских политических партий в Европе. Широкий спектр этих событий подчеркивает, что новая цифровая среда может приносить как пользу, так и вред. Государства и отдельные граждане еще не до конца разобрались, как работает этот слой сознания и как им управлять. Оно помогло становлению Исламского государства Ирака и Леванта (ИГИЛ)[7]7
  Исламское государство Ирана и Леванта (ИГИЛ) – название террористической группировки, деятельность которой запрещена на территории РФ.


[Закрыть] – но вместе с тем и возникновению новых арабских светских движений, отвергающих не только религиозное насилие, но и слияние власти и религии вообще (см. главу 7). Это непросто, но это уже меняет нас. «Воля народа», «общественный договор» и «настроения в стране» – эти некогда абстрактные термины, которые можно было услышать только на кафедре философии, становятся все более конкретными, измеримыми и важными составляющими нашей культуры и политики.

Настанет день – и он уже недалек, – когда вы сможете вести бизнес, учиться, знакомиться с самыми разными культурами мира, организовывать отличные вечеринки, заводить друзей, посещать окрестные рынки и показывать фотографии дальним родственникам, не покидая своего рабочего места и не вставая с кресла.

Билл Гейтс, 1995 [33]

Поразительно даже не то, насколько прав оказался Билл Гейтс, а то, насколько трудно нам теперь вспомнить мир, в котором ничего этого не существовало. Цифровые средства передачи данных распространились невероятно быстро и наполнили собой нашу повседневную жизнь: мы уже с трудом можем поверить, что когда-то поездка в публичную библиотеку была единственным способом узнать, как называется столица Мозамбика, или что показать оставшимся дома друзьям наши отпускные фотографии можно было, только отпечатав дополнительную пачку фото и отправив их по почте. Как и в случае с книгопечатанием, наши методы сбора и обмена знаниями, а также организация общения снова перевернулись с ног на голову. И, как и раньше, наши коллективные эксперименты плетут новую социальную сеть, связывающую воедино тех, у кого есть привилегия доступа к технологиям. Что изменилось на этот раз – так это размах, с которым распространяется эта привилегия.

Это новый мир. И следующие две главы покажут, каким образом он меняет всех нас.

2
Новые взаимосвязи
Как все человеческие контакты стали более плотными и сложными

Что происходит, когда вы сгибаете карту, приближая друг к другу четыре ее угла? Вы меняете расположение каждой точки на поверхности карты по отношению к каждой другой точке. То, что когда-то было разбросано по краям, превращается в новые порты в сфере возможностей. Центр, некогда незыблемый, становится относительным. Расстояния, которые ранее терялись в бездне, делаются измеримыми и познаваемыми. Колумб, Магеллан, да Гама, Гутенберг – они сделали со своим миром именно это. И мы делаем то же самое со своим миром. Доказательства отнюдь не исчерпываются всепроникающим цифровым пространством. Каждый известный человечеству способ контакта, будь то торговля, финансы, коммуникации или путешествия, подтверждает, что мы теперь живем в новом мире.

Истребление морских чудовищ

Торговля представляет собой узкий – а значит, несовершенный – канал всемирной связи, но она служит хорошим индикатором. Исторически сложилось так, что торговцы и предприятия, ищущие выгоду, стали первыми, кто рискнул проникнуть сквозь новые трещины в барьерах, разделяющих народы мира. Когда Христофор Колумб «открыл» Америку, когда Васко да Гама достиг Индии, обогнув южную оконечность Африки, когда экипаж Магеллана успешно приплыл в Азию, изначально отправившись в неверном направлении, все они преследовали одну цель – найти новые возможности для торговли, а конкретнее – найти альтернативу сухопутному пути на Восток, маршруту, который в то время контролировали османы.

До этих первооткрывательских путешествий торговля была в основном региональной, а междугородная и межконтинентальная торговля осуществлялась главным образом по суше или по внутренним морям. Европа представляла собой причудливый полуостров на обочине мира. «Европы» как континентального целого даже не существовало. Ее население состояло из разобщенных, постоянно воюющих друг с другом венецианцев, арагонцев, баварцев, флорентийцев и других народов, которые производили товары и обменивались ими между собой с почти незаметными для других регионов последствиями. Торговля с известным миром (Азия, Ближний Восток и Африка) составляла не более 2 % европейской экономики [1]. Европейцам приходилось платить за ввоз фарфора, шелка и пряностей наличными – золотом и серебром, – поскольку они не производили никаких товаров, имеющих ценность в глазах других цивилизаций.

Новые карты полностью изменили положение. Драгоценные по тогдашним меркам ресурсы мира (рабы, пряности, сахар и золото) впервые пришли в глобальное движение. Европа – этот термин постепенно стал что-то обозначать – дирижировала все более масштабными межконтинентальными потоками. В начале XVI в. работорговцы в Атлантике открыли бесчеловечный бизнес – от 10 до 15 тысяч африканцев ежегодно увозили на кораблях из родных домов в колонии в Северной и Южной Америке. Там рабы трудились на плантациях сахарного тростника, кофе и (после 1560 г.) табака, производя товары, которые потребляли европейцы по другую сторону океана [2]. Рабы также добывали в Новом Свете золото и серебро. В XVI в. Испания и Португалия извлекли из обеих Америк (особенно из Южной Америки) 150 тонн золота – столько же, сколько было добыто в этот период во всей Европе [3]. Часть золота и серебра они привезли домой, чтобы погасить долги и финансировать войны, но основная часть отправилась в Азию для покупки восточных предметов роскоши: фарфора, шелка, чая, кофе и особенно перца (который в первой половине XVI в. составлял 85 % всего торгового оборота Португалии в Индийском океане) [4].

Объемы грузов, перевозимых по океану, в первые сто лет после открытия мировых торговых путей были достаточно скромными. Португальцы ежегодно отправляли через Индийский океан в Азию всего семь торговых кораблей, каждый из которых нес от 400 до 2000 тонн предназначенных для обмена товаров, а также слитков золота. Испанцы имели более оживленные связи со своими колониями в Новом Свете – в 1520 г. они отправляли через Атлантический океан по два судна в неделю. И все же морские чудовища были истреблены, расстояния перестали пугать своей таинственностью и путешествия по просторам Мирового океана стали обычным, хотя по-прежнему опасным делом. Морская торговля протянула нити между континентами, культурами, ресурсами и языками, кроме того, появились международные финансовые и крупномасштабные кредитные предприятия, позволявшие финансировать коммерческие экспедиции во все более отдаленные регионы. Экономический центр мира переместился с Ближнего Востока, который со времен Древнего Вавилона был главным перекрестком человеческих дорог, в Европу. «Открытие Америки и пути в Ост-Индию вокруг мыса Доброй Надежды стали двумя крупнейшими и наиболее важными событиями, случившимися в истории человечества», – заметил Адам Смит около трехсот лет спустя в своем сочинении «Исследование о природе и причинах богатства народов» (An Inquiry into the Nature and Causes of the Wealth of Nations, 1776).

На суше стена между Западом и Востоком тоже оказалась не такой неприступной, как заставлял думать призрак кровожадного турка. Новое соседство двух цивилизаций, ни одна из которых не имела возможности завоевать другую, вынудило обе стороны налаживать более сложные коммерческие, дипломатические и культурные отношения. Генуэзцы утратили доступ к Черному морю, венецианцы потеряли острова и порты Эгейского моря и Восточного Средиземноморья, но рыночный спрос на товары, которые приходили по этим маршрутам, не исчез. Предприимчивые торговые компании, дипломаты и адвокаты совместно работали над инновациями в банковском деле, кредитовании, бухгалтерском учете и системах обмена валют, чтобы сохранить дороги Великого шелкового пути открытыми для бизнеса. В то же время в 1517 г. османы завоевали Египет (который имел выход к Индийскому океану через Персидский залив) и тоже начали развивать морскую торговлю с Азией [5].

Слом барьеров

В наши дни драгоценные ресурсы некогда изолированных земель снова введены в глобальный оборот.

Барьеры, отделявшие «нас» от «них» в эпоху холодной войны, привели к тому, что глобальный экспорт товаров (выраженный в виде доли мирового валового внутреннего продукта, ВВП) в 1973 г. был не выше, чем в 1913 г., перед началом Первой мировой войны, и составлял 12 % [6]. И это несмотря на множество крупных новых стимулов для развития международной торговли, появившихся за эти 60 лет, – среди них изобретение широкофюзеляжных пассажирских и грузовых самолетов, развитие коммерческой авиации и интермодальных морских контейнерных перевозок, появление массовой внутренней и международной телефонии, принятие международного золотого стандарта для устранения валютного риска в процессе движения международных денежных потоков и деятельности транснациональных корпораций.

После того как барьеры были разрушены, поток товаров превратился в водопад – он стал намного больше по объему и разнообразнее, чем в предыдущие полвека, и взаимно укреплял новые рынки и производственные центры, присоединявшиеся к глобальной экономике.

Новые объемы

Мировой товарообмен как доля от общей экономической деятельности на протяжении 1980-х гг. оставался низким. И вдруг он начал расти. В 1990 г. мировая торговля составила одну седьмую мирового ВВП. В 2014 г. она составляла уже четвертую часть. Один из каждых четырех долларов, заработанных во всем мире, в настоящее время поступает от продажи товаров в другие страны. И стоимость этих товаров возросла более чем на 500 %, от 3,5 триллиона долларов в 1990 г. до 19 триллионов долларов в 2014 г., несмотря на глобальную рецессию, вызванную мировым финансовым кризисом 2008 г. [7].

Торговля услугами исторически была намного менее оживленной (экспортировать стрижки намного сложнее, чем «харлей-дэвидсоны»), но и здесь объемы резко возросли. Международные потоки услуг удвоились в относительном выражении с 1990 г. от 3 % до >6 % мирового ВВП и увеличились вшестеро в стоимостном выражении, с 0,8 триллиона долларов до 4,7 триллиона долларов [8].

Новое разнообразие

Помимо объемов выросло и разнообразие мировых торговых связей.

Прежде всего это географическое разнообразие. В 1990 г. бо́льшая часть торговли осуществлялась между развитыми странами. Целых 60 % глобального обмена товарами составлял взаимный экспорт из одних богатых стран в другие. На долю торговли между развивающимися странами приходилось лишь 6 %. Но теперь эти доли почти сравнялись. Объем торговли повсеместно возрос, причем вдоль новых торговых путей, открывшихся между странами с формирующимся рынком, он вырос в два раза быстрее.

Изменение баланса отражают и рейтинги мировых контейнерных портов. В 1990 г. все 10 ведущих портов мира с максимальным годовым оборотом находились в развитых странах. В 2014 г. 14 из ведущих 25 портов находились в развивающихся странах, при этом одному только Китаю принадлежали 7 портов из первой десятки. Шанхай, начиная с 2011 г. самый оживленный в мире контейнерный порт, не входил в число первых двадцати пяти до 1990 г. [9].

Товары, участвующие в мировом обороте, также стали более разнообразными. Крупнейшую долю глобальной торговли, как и прежде, составляют нефть, газ, кофе, пшеница, железо и другие необработанные ресурсы. Но в сфере обмена промышленными товарами сейчас наблюдается большее разнообразие, чем всего лишь четверть века назад. Заметка из журнала Международной организации гражданской авиации за июль 1991 г. сообщает о прибытии первого «Боинга-747» китайской компании Air China, который «используется для транспортировки текстильных изделий, одежды и прочих грузов из Пекина в Лос-Анджелес, Сан-Франциско, Лондон, Париж и Гонконг. На обратном пути коммерческий груз воздушного судна составят компьютеры и другие электронные устройства» [10].

Сегодня мы оглядываемся на эти зарисовки с насмешливым недоверием. Простой меркантилистский подход, с которым развитые страны когда-то подходили к странам развивающимся, извлекая выгоду из их дешевой рабочей силы и богатых ресурсов, ныне устарел. Страны с развивающейся экономикой уже не просто поставляют ресурсы и предоставляют рынки сбыта – их выращенные в домашних условиях чемпионы могут выдерживать на мировом рынке конкурентную борьбу за капитал, за клиентов и за таланты.

В 2012 г. Китай обогнал Соединенные Штаты, став крупнейшим в мире производителем. Бразилия, Индия, Индонезия, Мексика и Россия находятся в числе ведущих пятнадцати производителей [11]. За последнюю четверть прошлого века Вьетнам отказался от централизованного планирования в сельском хозяйстве и превратился из импортера риса в одного из крупнейших мировых экспортеров, Бангладеш построил с нуля экспортоориентированную швейную промышленность с оборотом 1,5 миллиарда долларов [12], владельцы мелких молочных ферм Новой Зеландии консолидировались и вытеснили Евросоюз с позиции крупнейшего в мире экспортера молочной продукции, занимающего одну треть общего рынка [13], Индия создала экспортоориентированную IT-индустрию с оборотом 100 миллиардов долларов [14], в настоящее время выполняющую 70 % всего отданного на аутсорсинг анализа данных и маркетинговых исследований в мире [15], и этот список можно еще продолжать.

Китай, конечно, представляет собой отдельный выдающийся случай. Тридцать лет назад находившийся почти в полной изоляции, в настоящее время Китай торгует более чем с 230 странами и регионами, больше, чем любая другая страна в мире. Его доля в мировом экспорте выросла в шесть раз по сравнению с 1990 г. – с 2 до 12 % от общемировых показателей, то есть снова больше, чем у любой другой страны [16]. Долларовая стоимость экспорта выросла почти в 40 раз, от всего 62 миллиардов долларов до >2,3 триллиона долларов в 2014 г. [17]. Структура изменилась с легкой промышленности (одежда, обувь, текстиль и мебель) на производство дорогостоящей техники и электроники. И экспорт – это только половина истории. Импорт в Китае сохраняет темпы роста от 20 миллиардов долларов в 1980 г. до 2 триллионов долларов в 2014 г., причем основные статьи импорта составляет современное производственное оборудование и оборудование для получения электроэнергии, а также энергия и сырье [18]. Китай – единственный крупный заказчик для всех крупных стран в своем регионе (Япония, Австралия, Южная Корея и Тайвань), а также для крупнейших стран Латинской Америки и Африки (Бразилия и Нигерия). В настоящее время Китай единолично обеспечивает около трети общего объема торговли в развивающихся странах [19].

Международные торговые потоки

Торговля стала по-настоящему глобальным феноменом

Rahul C. Basole and Hyunwoo Park, для Pankaj Ghemawat and Steven A. Altman (2014). Индекс мировых связей DHL в 2014 г. По материалам www.dhl.com/gci плюс примечания авторов

Каналы снабжения быстро адаптировались к новым возможностям и опасностям. В 1992 г. Nokia осуществила первый в мире серийный выпуск мобильного телефона Nokia 1011. Его собирали в основном в Великобритании и Финляндии (недалеко от европейских потребителей) из компонентов, сделанных в Южной Корее. Сравните это с сегодняшним Apple iPhone – более 700 поставщиков разбросаны по тридцати с лишним странам на пяти континентах [20]. Усложнение логистики отчасти объясняется повышением сложности самих продуктов (в модели Nokia 1011 не было камеры, не говоря уже о сенсорном экране), но связано еще и с тем, что у развивающихся стран появилось больше возможностей производить и покупать передовую продукцию, а также с ростом коммуникаций и транспортных технологий, которые позволяют объединить в одну цепочку множество разных стран и сопоставить разнообразные позиции спроса и предложения. В 1990-е и 2000-е гг. мы называли такую практику «офшорингом»: в основном это означало, что требующие ручного труда и повторяющиеся звенья производственно-сбытовой цепочки (например, сборка и помощь клиентам) перепоручались тем странам, где данная работа стоила дешево. В настоящее время этот термин устарел – он подразумевает деление на «своих» и «чужих», от которого руководству компаний придется избавиться, если они хотят продолжать конкурировать на сегодняшних рынках. Сегодня продукция «сделана в мире» – а некоторые продукты, например iPhone, также и покупаются во всем мире. Бизнес разрывает производственно-сбытовую цепочку и стратегически размещает каждое ее звено: что-то уходит в офшор, что-то, наоборот, возвращается в местное и соседское производство. Стоимость имеет значение, однако не она диктует окончательное решение. В XXI в. производить компоненты для американских автомобилей в Теннесси может быть так же выгодно, как в Гуанчжоу, если при этом учтены время, накладные расходы, риск и оперативность.