Текст книги "Стокгольмское дело"

Йенс Лапидус
Стокгольмское дело

Jens Lapidus, Top dogg, 2017 год

© Jens Lapidus 2017; Печатается с разрешения литературного агентства Salomonsson Agency.

© Издательство АСТ, 2020

Шведская дамская газета

Очаровательный фуршет на вернисаже Бушара

И принц Карл-Филип, и знаменитый дизайнер Йоаким Андерссон – кого только не было на фуршете по случаю выставки уникальных работ Бушара в галерее CoolArt! Все высшее общество Стокгольма, все известные мастера искусств.

Ваш корреспондент обратил внимание на финансиста Хуго Педерсона и его очаровательную жену Луизу – новые звезды на горизонте художественного небосклона нашего города. Эта пара показала истинный интерес к искусству, и хотя они увлеклись коллекционированием всего лишь два года назад, за этот короткий срок им удалось собрать прекрасную коллекцию современной живописи и фотографии.

– Я всегда любил хрупкость и загадочность, – весело сообщил Хуго вашему корреспонденту.

Хуго Педерсон, генеральный директор инвестиционной компании Fortem, за короткое время стал меценатом многих молодых и талантливых художников.

– Если тебе удалось заработать немного денег, надо что-то отдавать взамен, – Хуго Педерсон откланялся и с бокалом шампанского подошел к колоритной компании молодых художников.

Юхан Линдваль, 2007

Пролог

Адан оттащил дюралевую лестницу к задней стороне дома. Поднял голову и посмотрел на балкон. Нюстадсгатан. Высокий первый этаж. Как два пальца облизать. Всего только: составить лестницу, закрепить крючками, чтобы не сложилась, прислонить к балкону – и ты в квартире. Но чувство такое, что вот-вот наложишь в штаны – в самом буквальном смысле. Даже представил – вот он карабкается по ступенькам, а на брюках расплываются отвратительные коричневые пятна.

Вообще-то ему девятнадцать, и он уже вышел из того возраста, когда занимаются квартирными кражами. В старших классах – еще куда ни шло, но сейчас… ниже его достоинства. Но что делать? Сурри сказал – значит, сказал.

Они дружили с детсада, играли в одной команде, жили в одном дворе, их отцы – соседи. Только не здесь – в той стране, откуда они бежали.

– В Баколе мы были такими же, как все, – говорил отец Адана, – никому и дела не было друг до друга. Разве случится что. А здесь мы – одна семья. Братья и сестры.

Отец и прав и не прав. Сурри – его «брат». И что? Свинья свиньей.

Алюминиевые перила. Холод проникает даже через пупырчатые перчатки. Без перчаток ни шагу… привычка с прошлых времен: не оставлять отпечатков пальцев. Его пальчики наверняка торчат в каком-нибудь полицейском регистре. В «базе данных», как они это называют, чтобы не раздражать общественность словом «регистр», – у нас, дескать, никого не регистрируют. Это нарушение Конституции.

Перелез через балкон – потребовало усилий: с его-то весом. Но отвертка в руке сидела привычно и удобно – будто пальцы помимо его воли только и ждали заняться нормальным делом. Нормальным – а что называть нормальным? Он и живет, по понятиям лохов, «нормальной» жизнью: водит рассыльный пикап отцовского шефа, жует попкорн и по вечерам смотрит с подругой «Люка Кейджа» и «Фауду». Две недели назад, правда, ему предложили срубить кое-какие бабки – ничего противозаконного, дружеская услуга. Надо быть идиотом, чтобы отказаться от такого предложения.

И все из-за немецких засранцев. Сурри спросил, не может ли он съездить в Германию и пригнать новую, но уже объезженную модель «ауди» восьмой серии с шестилитровым двигуном. Шестьсот лошадей. Пробег – не больше пятидесяти тысяч. Затея стопроцентно выгодная: покупаешь «восьмерку» за миллион крон и пригоняешь в Швецию, где она стоит полтора. Можно было бы заниматься этим все время. Одна беда: если ты регистрируешь на свое имя несколько автомобилей в год, продирает глаза налоговая служба. Так и попал Адан в эту карусель: новое имя. Он перегонами ни разу не занимался, и его имя нигде не засветилось.

Он доехал поездом до Редбю. Пятьсот девяносто четыре кроны. Сидел и всю дорогу слушал Spotify в новеньких Beat-наушниках – звучит обалденно. Но не забывал прижимать к животу набрюшную сумочку. Сто десять тысяч евро, миллион крон. Никогда не думал, что миллион весит так мало.

Адан никогда не ездил поездом на большие расстояния. Ему понравилось. Клево. За окном медленно плывет южно-шведский пейзаж – замерзшие поля, ельники и небольшие хутора. Бананы[1]1
  Бананы – презрительная кличка шведов-тружеников в среде криминальных иммигрантов (как и свенссоны, шведанки и т. д.). – Здесь и далее примеч. пер.


[Закрыть] здесь, похоже, поголовно увлеклись коллекционированием ржавых скелетов тракторов и каких-то навесных железяк. Удивительное дело – на что они живут?

Найти салон «ауди» – никаких проблем. Пять минут от вокзала. Еще пять минут – осмотреть тачку. Десять – договориться с дилером и оформить купчую. Продавец к тому же говорил по-арабски – язык для Адана не родной, но знакомый. На несколько вежливых фраз знаний хватило. Дилер заулыбался и одобрительно покивал.

До чего же приятно сесть на обитое светлой, цвета слоновой кости, кожей сиденье, запустить двигатель и катить к шведскому парому! Ему приходилось водить десятки машин, в основном пикапов, но за рулем «ауди», тем более «восьмерки», он не сидел никогда. Машина не только выглядела шикарно – каждая деталь дышала запредельным качеством. Запах дорогой кожи, краснодеревая панель инструментов, сыто чмокающие тяжелые двери… он вспомнил Сурри – вот кто жил по высшему разряду. Даже худи не как у всех, а от знаменитой французской дизайнерской фирмы. Ничего, когда-нибудь и у Адана будет такая тачка. А пока – крутить баранку до упора, чтобы не останавливаться в каком-нибудь вшивом мотеле.

И на тебе! Перед Йончепингом из-под капота послышался металлический треск, автомобиль стал терять скорость и остановился. Двигатель заглох. Несколько раз попробовал завести машину – пустое.

Только через час ему удалось уговорить какого-то парня за полтысячи отбуксировать его в мастерскую в Йончепинге.

Подошел механик – совсем мальчишка, вся физиономия в угрях… надежды мало. К удивлению Адана, тот выслушал его рассказ, открыл капот и, почти не глядя, ткнул пальцем в спрятанный в хитром переплетении загадочных деталей размахрившийся обрывок ремня.

– Приводной ремень распредвалов, – сказал он тихо. – Двигуну типа крантец. Клапана наверняка всмятку. Жалко – классная тачка вообще-то. Ты у кого купил? Бошки поотрывать… техобслуживание вообще типа не делали. Прошла вроде немного… да чтоб я поверил. Спидометр скрутили. Потом у турков как бы полирнули за две сотни – и фьють! – ушла тачка. Попал ты, приятель… ну что? Заказываю двигун?.. Ну, типа не весь двигун, а блок…

– А как же сервисная книжка?..

Паренек посмотрел на него, как на сумасшедшего.

– Ты что, с луны свалился? Да за кусок тебе всю книжку печатями обляпают. Типа, машина только и делала, что паслась на сервисе.

Алан позвонил дилеру – сукин сын притворился, что не понимает по-английски.

Через неделю, заплатив двести тысяч крон, они получили машину.

В результате тачка ушла за миллион. Двести тысяч чистого убытка.

– Как ты мог быть таким идиотом? Купил кота в мешке… Даже не посмотрел, что покупаешь…

Тихо щелкнул язычок замка. Адан, секунду помедлив, потянул дверь на себя – Сурри сказал совершенно ясно: «Снюты замели нашего парня. Того, кто снимал хату. Если принесешь оттуда кое-что из моих вещей, считай, половина долга списана. Слава богу, ищейки ничего не нашли при обыске. Ты знаешь сам, сколько я потерял на этой тачке». Адан поежился. «А там кто-нибудь живет?» – «Тебе-то что за дело? Сегодня вечером пусто».

Адан вспомнил. Когда-то в детстве они играли во дворе, и Сурри свалился с детской скалолазной стенки. Свалился неловко, как мешок, и разбил коленку. Кровь, как им показалось, лилась рекой. На устрашающего вида ссадину налип песок и мелкий щебень. Им было по шесть лет, и Сурри безутешно рыдал.

«Пошли ко мне, – сказал Адан. – Папа починит твою коленку».

Отец и в самом деле ловко промыл рану и наложил огромную повязку – Адан таких и не видел.

Потом налил мальчикам по стакану O’Boy, принес пачку печенья «Мария» и включил диск с записью Toy story.

– Твой папа лучше моего, – сказал Сурри. – Мой не умеет лечить маленьких воинов.

Трехкомнатная квартира с кухней. Адан зажег лампу в комнате, которая, по его расчетам, должна быть гостиной. Зеленый диван, журнальный столик со стеклянной столешницей и книжные полки. На столике что-то похожее на проектор. Постели в спальнях не застелены. Кто-то здесь все-таки живет – иначе откуда газеты? Или футболка на стуле в кухне?

Но мебели почти нет. Наверное, «живет» – неправильное слово. Кто-то здесь бывает.

Адан заглянул в мусорное ведро – пустой молочный пакет и хорошо знакомый запах: марихуана. Погашенный джойнт.

Заглянул в холодильник и кухонные шкафчики. Пакеты с чипсами и йогурт. Похоже, жильцы ничего другого не едят: чипсы и йогурт. В духовке и в посудомоечной машине пусто. Посветил фонариком под раковину, провел пальцем – пыль давно никто не вытирал.

Черт знает что… иногда люди проявляют чудеса изобретательности. Где искать? Он перевернул и перещупал все подушки на диване, приподнял тяжелые матрасы. В одной из спален на полу стояла сумка – он вытряхнул содержимое на пол и тут же затолкал назад. Футболки, четыре пары мужских трусов, непарные носки. Придвинул к стене журнальный столик и заглянул в вентиляционное отверстие.

Пусто.

Встал на четвереньки, заглянул под диван, с трудом отодвинул книжный шкаф и посветил фонариком.

Тот парень, которого замели, просто-напросто развел Сурри. А может, снюты все же нашли заначку. И вообще, какое дело Адану до всей этой малины? Никакого.

Но Сурри так не считает.

И тут он услышал: голоса. На площадке, перед дверью. Адан мигнуть не успел, как послышались звук поворачиваемого ключа. Щелкнула задвижка. Он судорожно дотянулся до выключателя и погасил свет.

В прихожей кто-то разговаривал. Девушка и парень.

Взгляд упал на пустую керамическую вазу. Выскочить неожиданно, шарахнуть по башке обоих и бежать? Но нет – он все же не Сурри. Может, из крутых, но не настолько.

Спрятался за спинку дивана. Голоса стали слышнее. Девушка говорила про какую-то Билли, а парень твердил что-то вроде: «ничего, увидимся на party».

Адан старался не шевелиться. Затаил дыхание. Вместо всего этого дерьма надо бы поехать в Гамбург и пришить этого подонка на станции «ауди». Все из-за него.

Опять хлопнула дверь – похоже, в туалет.

Вот он, шанс. Теперь слышен только женский голос – бубнит какую-то песенку. Значит, парень пошел в сортир. Шаги. Вошла в гостиную? Адан не решался выглянуть из своего укрытия. Легкие шаги, выдох… пошла в спальню.

Пора.

Он выглянул из-за дивана – никого. В два прыжка оказался у балконной двери – думать некогда. Только действовать. Вышел на балкон, торопливо прикрыл за собой дверь. Набрал в легкие воздуха и прыгнул через перила.

Нет. Не прыгнул. Свалился. Как Сурри со скалолазной стенки.

Здесь, в темноте, сразу пришло чувство безопасности, но было очень холодно. Пальцы ломило от холода. Адан прислонился к дереву, стараясь не опираться на правую ногу. Ушиб при падении, а может, сломал. Только этого не хватало.

Но уйти он не мог. Оттащил лестницу в сторону. Лестница скользила по снегу легко и бесшумно. Как он может уйти? Сурри… если узнает, что Адан ничего не нашел… А там, скорее всего, и нет ничего. Точно: кто-то из парней развел Сурри. Адан успел обшарить всю квартиру. Пусто.

Он простоял так четыре часа. Стоял и ждал. Ждал, пока пройдет боль в ноге, пока утихомирятся там, наверху. А там – дым коромыслом. Что твоя дискотека: по сценам блуждают разноцветные сполохи света, а когда кто-то открывает балконную дверь, доносится буханье музыки. Народу набилось… тени мелькают в освещенном окне, как подтанцовка в какой-нибудь телевизионной охоте за талантами.

Они когда-нибудь устанут, эти кретины? Давно пора, обкурившись, лечь спать или линять по домам. Чипсы и дипы наверняка давно кончились.

Скоро завалятся спать. Тогда он опять приставит лестницу к балкону и прошерстит квартиру еще раз.

Стоять здесь всю ночь – наверняка не выдержит, боль в ноге не утихала, скорее наоборот… но еще хоть полчасика.

Бойцом он не был. Но ждать умел.

* * *

В небольшую гостиную набилось девятнадцать человек, хотя они пригласили вдвое больше. Роксане очень хотелось, чтобы было много народу. Все-таки их с Зетом новоселье. Есть ли лучший повод повеселиться?

Cпасибо Билли – одолжила свои колонки. Зет подключил свой телефон через блютуз, и теперь гостиную сотрясали ленивые и настойчивые ритмы Янг Тага – лишенный мелодии риддим-рэп, который почему-то воспринимается всем телом, словно погружаешься в теплое море. Эротический транс. Роксана оглядела гостей – интересно, а как на них действуют эти расхлябанные звуки? Ни падает ли настроение?

Выпивку гости принесли с собой – весь журнальный стол уставлен бутылками с Prosecco Pizzolato и Rotari Rosé[2]2
  Сравнительно недорогие (по сравнению с шампанским), но высококачественные игристые вина.


[Закрыть]. Роксана так и написала в приглашении:

Роксана и Зет приглашают на музыку, веселье и закуску. Шипучку приносите с собой!

Нахальство, конечно, но напоить такую ораву – можно разориться.

«Закуска»… громко сказано: соленые орешки и чипсы, но Роксана добавила в сметану немного трюфельного оливкового масла и молотый сумах[3]3
  Иранская приправа.


[Закрыть] – и все в один голос утверждают: лучше дипа в жизни не пробовали.

Но не это главное. Дело не в чипсах. Главное – веселье. Праздник. А праздник – это музыка. Хорошие колонки, подбор лотов. Зет даже притащил генератор дыма и лазерный проектор. И даже хорошо, что не успели повесить какие-то картины и плакаты. Белая стена – идеальный задник. Правда, дым, как в насмешку, не бродил по полу красивыми клочьями, а скопился в облако и лежал на диване, как какая-нибудь гетера. А так… единственное, чего не хватало, – выгородки для диджея.

И еще: в прихожей вновь прибывающим приходилось искать брод среди несметного количества кроссовок Roshe Runs и ностальгических, напоминающих старинные кеды Vans – Зет настоял, чтобы гости снимали обувь.

– Неохота потом крячиться с уборкой, – сказал он. – Я – полный ноль по этой части. Разве я тебе не говорил?

Роксана уже не знала, что именно он говорил и чего не говорил. Он много чего говорил. Но все равно – должно сработать. Хороший парень, этот Зет.

Она украдкой заглянула в мобильник: не выложил ли кто фотки с их вечеринки на Инсту или Снапчат: пока никто. Ну, пожалуйста, мысленно взмолилась она. Неужели вам не весело? Почему вы не танцуете? Почему не сделаете пару снимков, хотя бы селфи?

Квартира, конечно, не маленькая. Пятьдесят два квадрата, правда, у черта на куличках – в Акалле. Далеко и до центра и до Высшей школы в Сёдерторне, где она учится. Но что было делать? До этого она снимала комнату у Билли на Хорнстулле. Но Билли внезапно овладела страсть к полигамии, и она поселила у себя сразу двух любовников и любовницу. Зет изощрялся в непристойных шуточках, но Роксане было не до смеха: ей просто-напросто не хватало места, в квартире все время трахались, да еще под музыку Дэнни Сауседо на полную громкость. Было бы смешно, если бы не было так грустно. К тому же родители отказали Зету в квартире, он уже три дня спал у бабушки на диване и психовал страшно. На грани нервного срыва, как у Альмадовара…

Ну, хорошо. Роксана стояла с Билли и Зетом. Гости прикладывались то к шипучке, то к чипсам. Некоторые покачивались в такт музыке – и то хорошо. Ей не хотелось слишком откровенно наблюдать за гостями, как-то глуповато. Проверила еще раз Инсту и Снапчат – пока пусто. Наверное, думают: вот зануда – прилипла к своим и стоит, как огородное пугало. А ее лучшие друзья, Билли и Зет… может, они тоже считают, что она серая мышь? Ведь правда: она к ним как прилипла. Прилипла и не отлипает.

Ради такого случая Роксана сделала прическу и надела новые серебристые сандалии Birkenstock. А так – обычные синие джинсы и белая футболка. Правда, очень дорогая – нашла у родителей. Роксана старалась придерживаться своего стиля. Билли над ней подсмеивается, ну и пусть. Ее стиль – «Беверли Хиллс, 90210». Плевок в сторону трендов, они то возникают, то исчезают, за всеми не угонишься.

Слава богу, Билли в настроении. Хороший признак. Адидасовские брючки, футболка с длинными руками, ожерелье-чокер и мягкая бейсболка Gucci. Волосы розовые – «специально для вашего праздника». Даже вообразить невозможно, что Билли поступила на юрфак университета, и через несколько дней у нее начнутся занятия. И замечательно, что она оставила своих сексуальных партнеров дома. Роксана не сомневалась, что в их отсутствии Билли легче расслабиться. Самая старая и самая лучшая подруга, но в последнее время такая неразбериха, что Роксана уже не знала, кто ее друг, кто враг, а кто и вовсе никто.

Билли достала пачку сигарет.

– Что с этим делать? Переться на балкон или…

Зет поднял голову.

– Ну уж хрен… тут, значит, вот какое дело: сигаретный дым въедается в гардины, в постельное белье… и воняет годами. Мы с Рокси уж обсудили этот вопрос.

Билли сделала круглые глаза.

– Что-то я не вижу здесь никаких гардин.

– Все равно. – Зет был неумолим. – Курить в доме вредно для здоровья.

– Вы что, перешли на здоровый образ жизни?

Роксана захохотала.

– А то! Все экологическое, выращенное ни в каких не теплицах, а типа на неудобренной земле. Forks over knives[4]4
  Американский документальный фильм (2011), пропагандирующий диету, полностью исключающую продукты животного происхождения.


[Закрыть]… ну, ты знаешь. Ни один полиэтиленовый пакет не перешагнет порог этого дома.

С этими словами Зет принес не какой-нибудь, а именно полиэтиленовый пакет и пачку сигаретной бумаги для самокруток.

– Кто-то хочет индивидуальный косячок? У меня хватит… – он поднял пакет над головой. – Тут, значит, вот какое дело… для марихуаны есть одно святое правило. Надо различать сативу и индику. Два вида одного растения, но выглядят по-разному. У одной листья потолще, у другой потоньше… who cares. Дело не в том, как они выглядят, а в эффекте. День и ночь. Индика – для лентяев, кому нравится сидеть на диване, играть с приставкой и расслабляться. А это… это сатива, двадцать четыре месяца… один джойнт – как пузырь Câteauneuf-du-Pape[5]5
  Французское вино премиум-класса.


[Закрыть].

Зет выложил на стол несколько невесомых бумажных прямоугольничков OCB Slim и начал раскладывать травку.

– Одна такая – полный улет. Еще одна – улетаешь еще дальше. Предела нет, гарантирую.

Боже ты мой, весь этот треп – для новичков. Сатива, индика… разницу почувствует разве что какой-нибудь травяной сомелье, но Зет вечно важничал. Ему мало принимать мир таким, какой он есть, ему надо всему дать название и разложить по полочкам категорий и структур.

Роксана глубоко затянулась.

– Лекция закончена?

Те, кто стоял рядом, прыснули, в том числе и Зет.

– Ну ты же меня знаешь… – сказал он и сделал значительную гримасу.

Таков уж Зет – выстроил четкую общественную иерархию и прекрасно сознает свою роль в этой иерархии: мужчина, объясняющий женщинам основы мироустройства. Мужчина, который всегда знает, что и как, и начинает чуть не каждую фразу со слов: «тут, значит, вот какое дело».

Время шло. Эрик Лундин удачно скомбинирован с Лил Би, потом мягкий переход к Рианне – неожиданно, но ой как здорово… а затем что-то другое, кажется, только Зет знает.

– Хубба бубба клуб, – пояснил он.

Теперь уже танцуют все. Ну, может, не все: в углу две парочки просто обжимаются в такт музыке, этакий фри-спирит. На белой стене сменяют друг друга загадочные, текучие геометрические символы из маленького лазерного проектора. На столе – пустые одноразовые стаканы, раскрошенные чипсы и обрывки курительной бумаги. Она даже заметила самодельные снуферы – кто-то успел нюхнуть. Только этого не хватало. Вот так. Посади свинью за стол… кокс – это уже статья.

И как – весело им, в конце-то концов? Роксана в двухсотый раз заглянула в Инсту. По-прежнему пусто. Если не считать скриншота с компа Зета – смайлик с огромной сигарой и подписью: курите машку ежедневно.

Она еще раз похвалила себя, что сходила к соседям: не волнуйтесь, пожалуйста, не волнуйтесь, мы вовсе не собираемся пировать каждую субботу. К тому же у нее было чувство, что Давиду, парню, сдавшему им квартиру, глубоко наплевать, чем они тут занимаются. Платите, и ладно. Хотя травкой наверняка пахнет и на лестничной площадке. Могут возникнуть проблемы. Соседка рассказывала: парня, который снимал эту квартиру до них, замела полиция. Они долго за ним наблюдали, а потом нагрянули с обыском. Несколько дней квартира была опечатана, но потом ключи Давиду вернули. Собственно, ей-то какое дело? Давид сказал – живите, сколько хотите. Важно, чтоб люди поняли – они с Зетом люди надежные.

Новая жизнь – мини-коллектив. Зет и она.

Хорошее начало.

Гости разошлись. Роксане показалось – рановато. Могли бы еще побалдеть. Или она что-то не так сделала? Зря начала бубнить про свои планы: собираюсь, мол, записаться на курс в Берлине, бла-бла-бла… кому это интересно? Или выглядела не так, как надо? Раскрошившиеся листики марихуаны на подоконнике и на полу. Интересно, как Зет со всем этим справится.

– Надо же, все исчезли, – растерянно сказала Билли, – и парень, которого я сняла, тоже. Пошли, наверное, на Иду Энгберг.

– Потрясный кадр, – сказал Зет. – Ида Энгберг – полный улет. А мы почему не пошли?

После своей двадцатичетырехмесячной сативы он уже не мог подняться с дивана.

– Надо убраться и проветрить. Иди, если хочешь, – Роксана пожала плечами.

– Я тебе помогу, – сказала Билли.

Зрачки у нее – радужки не видно, серые глаза вдруг стали черными.

– А как ты будешь добираться домой? Такси?

– Ну да, как же. Я что – Ингвар Кампрад?[6]6
  Владелец ИКЕА.


[Закрыть]

– Первое метро?

– Нет.

– На байдарке?

Билли засмеялась.

Роксана открыла настежь балконную дверь. Она уже не чувствовала опьянения, только легкий кайф от травы, но свежий холодный воздух… потрясающе, голову словно промыли минеральной водой. Посмотрела на темные тени деревьев. Квартира на первом этаже, до земли метра три. Самое большее – три с половиной. На земле – тонкий белый ковер снега, и только под балконом земля утоптана, и тянется цепочка следов.

Пусть Билли добирается как хочет, решила она, мне что за дело.

Билли словно угадала ее мысли.

– Я видела раскладушку в кладовке. Могу остаться? – спросила она.

Роксана повернулась. В комнате полный хаос. Даже думать про уборку не хочется… кто-то вдобавок опрокинул кальян, под журнальным столом лужа. Но оставить Билли на ночь?

– А как же твои Миа, Пиа, Улле, Трулле? – спросила она ехидно. – Или как их там зовут?

– А ты что, исповедуешь гетеронормативность? – Билли напряглась. – Звучит вполне по-фашистски.

– Ничего я не исповедую. Но ты ведь не забыла, что практически выперла меня из квартиры?

– Надо подвергать сомнению существующие нормы… Слова тоже важны. Слово – авторитарный инструмент в гендерном разделении власти … – Билли не выдержала и прыснула. Улыбка кривоватая. Всегда была такая. – Но я умираю хочу спать. И мы так давно не завтракали вместе…

Открыли дверь встроенного гардероба. В лицо пахнуло застоявшимся воздухом. Освещения тут не было, Зет включил фонарик на мобильнике. Луч света выхватил из темноты джинсовую курточку и шерстяную кофту – Роксана уже успела повесить их на плечики. Зет тоже не протестовал – пусть спит. Куда ей деваться в час ночи.

Но с этой кладовкой было что-то странное.

– Дай-ка телефон на секунду.

Роксана посветила на стену – пусто. Сложенная раскладушка с матрасом, ее, роксанины, тряпки и несколько мятых проволочных плечиков. Пахнет старым пыльным деревом.

И вдруг она поняла, что именно показалось ей странным, хотя уже готова была списать все на шипучку и марихуану. Нет, что-то и в самом деле не так. За стеной – кухня, но тогда кладовка должна быть больше. Архитектор, что ли, был под мухой? И стены сходятся под тупым углом. Заглянула в кухню – все в порядке. Стены как стены. И углы прямые. Наверное, строители что-то напортачили.

И она начала простукивать стену. Конечно, если бы не коктейль из вина и травы, ей бы и в голову не пришло. Тут постучала, там – как в фильме, когда ищут клад. Потрогала панель из деревоплиты за штангой.

– Зет, помоги… мне кажется, эта плита не закреплена. Не могу дотянуться.

Зет ввалился в кладовку – обкуренный, неважно. Важно, что долговязый.

– Возьмись вот здесь, сверху.

Зет потянул панель, и та с хрустом повалилась на них.

Роксана ожидала чего-то подобного. Вытянула руки над головой, но Зету досталось по лбу.

– Это еще что… – простонал он и сел на пол.

За панелью открылась треугольного сечения ниша. Небольшая – от силы половина квадратного метра.

И в этой нише, одна на другой, стояли две картонных коробки.

Остатки хмеля как ветром сдуло. Наверное, именно тем ветром, с балкона, который проникал даже сюда.

– Тайник, – сказала она, нагнулась и подняла стандартную, тридцать на тридцать, коробку.

– Заначка, – Зет встал, потирая лоб.

Она вынесла коробку в гостиную. Обычный картонный ящик. Даже скотчем не заклеен.

Зет, не двигаясь, следил за ее действиями. Из-за спины выглядывала Билли.

Роксана открыла засунутые один под другой клапаны, и они молча уставились на содержимое.

Что за черт…