Текст книги "Пункт назначения: Счастье"

В ХОДЕ ИССЛЕДОВАНИЯ ВЫЯСНЕНО, ЧТО ОКОЛО 13 % ГОВОРЯТ, ЧТО «ЗАИНТЕРЕСОВАНЫ» В СВОЕЙ РАБОТЕ. ТО ЕСТЬ «УВЛЕЧЕНЫ И ПРЕДАНЫ ЕЙ, ВНОСЯТ ПОЗИТИВНЫЙ ВКЛАД В РАЗВИТИЕ СВОИХ ОРГАНИЗАЦИЙ». В ОТЛИЧИЕ ОТ НИХ 63 % ГОВОРЯТ, ЧТО ОНИ «НЕ ЗАИНТЕРЕСОВАНЫ». ДРУГИМИ СЛОВАМИ, «БЕЗ ИНТЕРЕСА ПРОВОДЯТ РАБОЧИЙ ДЕНЬ, ОТСИЖИВАЮТ ВРЕМЯ, НЕ ВКЛАДЫВАЯ ЭНЕРГИЮ И ЛЮБОВЬ В СВОЮ РАБОТУ». И ЕЩЕ 23 % «СОВЕРШЕННО НЕ ЗАИНТЕРЕСОВАНЫ».

Поэтому Майкл объяснил боссам из налоговой инспекции, что недостаток полномочий и несоответствие между усилиями и положенным за них вознаграждением послужили причинами такой глубокой депрессии, заставляющей сотрудников идти на суицид.

* * *

Когда сорок лет назад в больнице на окраине Сиднея Майкл впервые выдвинул предположение, что наш образ жизни может вызывать у нас депрессию, врачи, окружавшие его, просто посмеялись над ним. Сегодня никто серьезно не оспаривает сделанные им ключевые открытия, хотя редко говорят о них. Он стал одним из ведущих ученых народного здравоохранения в мире. И все равно, как мне кажется, мы продолжаем совершать те же ошибки, что и врачи в прошлом. Гречанка, которая пришла на прием к Майклу со словами, что постоянно плачет и не знает, как остановиться, не имела проблем с головой. Проблемы были у нее в жизни. Но в больнице ей дали несколько таблеток, зная, что это только плацебо, и отправили ее восвояси.

* * *

Вернувшись в Филадельфию, я начал рассказывать Джо об исследованиях на Уайтхолле, о которых узнал. Сначала он загорелся, но спустя некоторое время сказал мне с долей нетерпения:

– Ты можешь реально во всем этом разбираться, и ты достаточно образован. Но когда доходит до того, что нужно что-то делать, не имея цели впереди, возникает чувство, что тебе ничего не остается, кроме как продолжать. Это ужасно. По крайней мере, у меня возникает вопрос: «А в чем смысл?»

* * *

Одна вещь в жизни Джо ставила меня в тупик. Он ненавидел работу в магазине, но в отличие от других не был сильно зависим от нее. У него не было детей или иных обязательств, он был молод, у него были альтернативы.

– Я люблю рыбалку, – сказал он мне как-то. – Моя цель – порыбачить во всех пятидесяти штатах, перед тем как я умру. В двадцати семи я уже побывал, а мне только тридцать два.

Он рассматривал вакансию рыболовного гида во Флориде. За работу платят меньше, чем он имеет сейчас, но ему бы она нравилась. Ему бы захотелось ходить на работу каждый день. Он размышлял вслух, как это выглядело бы, и спросил:

– Ты пожертвуешь финансовой стабильностью ради того, что приносит тебе удовольствие? Но в то же время стоимость прожиточного уровня…

Джо подумывал о том, чтобы бросить работу и уехать во Флориду, не один год. Он сказал:

– Могу говорить только за себя. Когда я ухожу с работы каждый день, меня охватывает чувство безвыходности и кажется, впереди для меня есть только это. Бывают моменты, когда я говорю себе: «Бросай работу, старик… Поезжай во Флориду, стань рыболовным гидом и будь счастлив».

Я спросил его, почему он до сих пор так не поступил. Почему не уезжает? «Верно», – сказал он и выглядел уверенным. А потом показался испуганным. Позже в нашем разговоре я вернулся к теме:

– Ты мог бы это сделать завтра. Что тебя останавливает?

Он сказал, что в каждом из нас есть частица, которая думает: «Если я буду покупать больше всякой ерунды, а потом получу «Мерседес» и куплю дом с четырьмя гаражами, люди со стороны подумают, что у меня хорошо идут дела. Тогда я смогу заставить себя быть счастливым». Он хотел уехать. Но что-то его удерживало. Что конкретно, ни он, ни я до конца не понимали. С тех самых пор я стараюсь понять, почему Джо не уезжает. Что-то удерживает нас в ловушке обстоятельств, которые не сводятся к простой оплате счетов. Я собирался разузнать об этом очень скоро. Когда я прощался с Джо, он повернулся и пошел, а я крикнул ему вслед:

– Уезжай во Флориду!

Я сразу же почувствовал себя дураком, сказав это. Он не оглянулся.

Глава 7
Причина вторая: чувство одиночества

Когда я был ребенком, что-то совсем неожиданное произошло с моими родителями. Мой отец вырос в маленькой деревушке под названием Кандерстег в шведских горах. Он мог по имени назвать каждого ее жителя. А мама воспитывалась в шотландском районе с дешевым жильем. Когда там кто-то повышал голос, все соседи слышали каждое слово. Я был совсем маленьким ребенком, когда они переехали в местечко под названием Эдгвэер. Это последняя станция на Северной линии метро. Беспорядочно застроенный таунхаусами пригород, хотя раньше была зеленая окраина Лондона. Если вы проспите свою станцию в поезде и окажетесь там, то увидите множество домов, несколько баров с фастфудом, парк и очень много порядочных, приятных и сторонящихся друг друга людей, которые куда-то спешат.

Когда мои родители приехали сюда, они старались относиться дружески к людям в округе, так же как это было там, где они росли. Для них это было так же естественно, как и дышать. Но когда они попытались вести себя так, то были сбиты с толку. В Эдгвэере люди не были враждебны. Мы знали своих соседей настолько, чтоб можно было им улыбаться. Но не больше. Любая попытка создать отношения, выходящие за рамки болтовни ни о чем, пресекалась. То, что жизнь здесь имела другие традиции, мои родители познавали медленно. Я не смотрел на это как на нечто необычное – ничего другого я и не знал. Хотя моя мама так и не привыкла к этому.

– Где все? – спросила она меня, совершенно растерянно глядя из окна на пустую улицу, когда я был еще совсем маленьким.

* * *

Одиночество покрывает нынешнее общество, как очень густой смог. Намного больше людей сейчас чувствуют себя одинокими по сравнению с прошлым. Я подумал, а может ли это иметь какое-нибудь отношение к явному увеличению числа людей с депрессией и тревогой. Разбираясь с вопросом, я узнал о двух ученых, которые занимались этим несколько десятилетий и совершили ключевые открытия.

* * *

В середине 1970-х молодой исследователь в области неврологии Джон Касиоппо слушал своих профессоров. Некоторые были одними из лучших в мире. Однако в их выступлениях было то, чего он просто не мог понять.

Когда они пытались объяснить, почему меняются человеческие эмоции, казалось, они останавливались только на одном. На том, что происходило внутри человеческого мозга. Они не смотрели на происходящее в жизни. Не задавались вопросом о том, какие обстоятельства могли бы вызывать изменения в мозге. Похоже, они воспринимали мозг как остров, отрезанный от остального мира и никогда не вступающий с ним во взаимодействие.

Поэтому Джон задал себе вопрос: «Что произойдет, если изучать мозг не как изолированный остров, а наоборот? Что, если постараться изучить его как остров, соединенный сотней мостов с внешним миром, по которым ввозятся и вывозятся вещи всякий раз, как вы получаете сигналы из внешнего мира?»

Когда он поднял эти вопросы, его руководители оказались озадаченными. «Видите ли, – сказали они ему, – даже если это и так, факторы вне мозга не являются существенными для таких изменений, как депрессия и тревога». Кроме того, по их словам, очень трудно их выявить. «Никто не поймет этого и за сто с лишним лет, – говорили они. – Поэтому мы и не будем на этом останавливаться».

Джон никогда не забывал про свои вопросы. Он размышлял над ними многие годы, пока однажды, в 1990-е, наконец не придумал способ, как начать их подробно изучать. Если попытаться выяснить, как изменяются мозг и чувства человека в результате взаимодействия с окружающим миром, можно начать с анализа того, что происходит в прямо противоположной ситуации – когда человек чувствует себя одиноким и отрезанным от окружающего мира. Он спросил себя: «Этот опыт изменяет мозг? Он изменяет организм?»

* * *

Джон начал с простейшего исследования, которое смог придумать. Он и его коллеги собрали 100 незнакомых человек для откровенного эксперимента, никогда ранее не проводимого. Происходило это в Чикагском университете, где он работал тогда.

Участникам эксперимента предлагали уйти из университета на несколько дней и прожить это время нормальной и привычной жизнью, но с несколькими небольшими корректировками. Им нужно было носить сердечно-сосудистый монитор для измерения частоты сердцебиения. Кроме того, им выдавали пейджер и несколько пробирок. И они уходили из лаборатории. В первый день эксперимента, когда пейджер сигналил (как выяснилось потом, по девять раз за день), они должны были прекратить привычные занятия и записать две вещи. Первая – насколько они чувствуют себя одиноким или наоборот. И вторая – частота сердцебиения с монитора.

Во второй день эксперимента участники делали все то же самое, за исключением одного. Когда они слышали сигнал пейджера, то должны были сплюнуть в пробирку, запечатать ее и потом отдать в лабораторию.

Джон пытался вычислить интенсивность стресса в момент одиночества. Когда человек переживает стресс, учащается сердцебиение и в составе слюны заметно повышается содержание гормона кортизол. Итак, такой эксперимент наконец смог замерить, насколько большим бывает стрессовый эффект от одиночества.

Когда Джон и его сослуживцы оценили результаты[109]109
  Когда Джон и его сослуживцы оценили результаты…
  В этой главе я ссылался на многие изданные материалы исследований Джона и его коллег. Вот они: Y. Luo et al., «Loneliness, health, and mortality in old age: A national longitudinal study,» Social Science & Medicine 74, no. 6 (март 2012): 907–914; Cacioppo et al., «Loneliness as a specific risk factor for depressive symptoms: Cross-sectional and longitudinal analyses,» Psychology and Aging 21, no. 1 (март 2006): 140–151; L. C. Hawkley and J. T. Cacioppo, «Loneliness Matters: A Theoretical and Empirical Review of Consequences and Mechanisms,» Ann Behav Med 40, no. 2 (2010): 218; Cacioppo et al., «Loneliness and Health: Potential Mechanisms,» Psychosomatic Medicine 64, no. 3 (май/июнь 2002): 407–417; J. T. Cacioppo et al., «Lonely traits and concomitant physiological processes: the MacArthur social neuroscience studies,» International Journal of Psychophysiology 35, no. 2–3 (март 2000): 143–154; Cacioppo et al: «Alone in the crowd: The structure and spread of loneliness in a large social network,» Journal of Personality and Social Psychology 97, no. 6 (декабрь 2009): 977–991; Cacioppo et al., «Loneliness within a nomological net: An evolutionary perspective,» Journal of Research in Personality 40, no. 6 (декабрь 2006): 1054–1085; Caioppo et al., «Loneliness in everyday life: Cardiovascular activity, psychosocial context, and health behaviors,» Journal of Personality and Social Psychology 85, no. 1 (июль 2003): 105–120; Cacioppo and Ernst, «Lonely hearts: Psychological perspectives on loneliness,» Applied and Preventive Psychology 8, no. 1 (1999): 1–22; Caioppo et al., «Loneliness is a unique predictor of age-related differences in systolic blood pressure,» Psychology and Aging 21, no. 1 (март 2006): 152–164; Cacioppo et al., «A Meta-Analysis of Interventions to Reduce Loneliness,» Personality and Social Psychology Review 15, no. 3 (2011); Hawkley and Cacioppo, «Loneliness and pathways to disease,» Brain, Behavior, and Immunity 17, no. 1 (февраль 2003): 98–105; Cacioppo et al., «Do Lonely Days Invade the Nights? Potential Social Modulation of Sleep Efficiency,» Psychological Science 13, no. 4 (2002); Hawkley et al., «From Social Structural Factors to Perceptions of Relationship Quality and Loneliness: The Chicago Health, Aging, and Social Relations Study,» J Gerontol B Psychol Sci Soc Sci 63, no. 6 (2008): S375–S384; Cacioppo et al., «Loneliness. Clinical Import and Interventions Perspectives on Psychological Science,» 10, no. 2 (2015); Cacioppo et al., «Social Isolation,» Annals of the New York Academy of Sciences 1231 (июнь 2011): 17–22; Cacioppo et al., «Evolutionary mechanisms for loneliness,» Cognition and Emotion 28, no 1 (2014). Cacioppo et al., «Toward a neurology of loneliness,» Psychological Bulletin 140, no. 6 (ноябрь 2014): 1464–1504; Cacioppo et al: «In the Eye of the Beholder: Individual Differences in Perceived Social Isolation Predict Regional Brain Activation to Social Stimuli,» Journal of Cognitive Neuroscience 21, no. 1 (январь 2009): 83–92; Cacioppo et al., «Objective and perceived neighborhood environment, individual SES and psychosocial factors, and self-rated health: An analysis of older adults in Cook County, Illinois,» Social Science & Medicine 63, no. 10 (Nov. 2006): 2575–2590; Jarameka et al., «Loneliness predicts pain, depression, and fatigue: Understanding the role of immune dysregulation,» Psychoneuroendocrinology 38, no. 8 (август 2013): 1310–1317; Cacioppo et al., «On the Reciprocal Association Between Loneliness and Subjective Wellbeing,» Am J Epidemiol 176, no. (2012): 777–784; Mellor et al., «Need for belonging, relationship satisfaction, loneliness, and life satisfaction,» Personality and Individual Differences 45, no. 3 (август 2008): 213–218; Doane and Adam, «Loneliness and cortisol: Momentary, day-to-day, and trait associations,» Psychoneuroendocrinology 35, no. 3 (апрель 2010): 430–441; Cacioppo et al., «Social neuroscience and its potential contribution to psychiatry,» World Psychitary 13, no. 2 (июнь 2014): 131–139; Shanakar et al., «Loneliness, social isolation, and behavioral and biological health indicators in older adults,» Health Psychology 30, no. 4 (июль 2011): 377–385; Cacioppo et al., «Daytoday dynamics of experience-cortisol associations in a population-based sample,» PNAS 103, no. 45 (октябрь 2006): 17058–17063; Cacioppo et al., «Loneliness and Health: Potential Mechanisms,» Psychosomatic Medicine 64 (2002): 407–417.


[Закрыть], они были изумлены. Оказалось, что чувство одиночества максимально увеличивает уровень кортизола. Настолько же, насколько его может повысить самое неприятное событие. Как показал эксперимент, полное одиночество[110]110
  Как показал эксперимент, полное одиночество…
  John T. Cacioppo and William Patrick, Loneliness: Human Nature and the Need for Social Connection (New York: W. W. Norton, 2008), 94–5.


[Закрыть] вызывает такой же стресс, как и физическое нападение.

Стоит повториться: чувство одиночества вызывало стресс, аналогичный тому, который вы испытываете, когда вас бьет кулаком незнакомец.

* * *

Джон начал копать глубже, чтобы выяснить, изучали ли другие ученые влияние одиночества. Он узнал, что профессор Шелдон Кохен[111]111
  …профессор Шелдон Кохен…
  Marmot, Status Syndrome, 164–5.


[Закрыть] проводил исследование. Он взял группу людей и записал, сколько друзей и здоровых социальных связей они имели. Потом с согласия этих людей он пригласил их в лабораторию и заразил вирусом простуды. Профессор хотел узнать, становятся ли изолированные от общения люди подвержены болезням более, чем неизолированные.

Другой ученый, Лиза Беркман[112]112
  Другой ученый, Лиза Беркман…
  Susan Pinker, T e Village Effect: Why Face-to-Face Contact Matters (London: Atlantic Books, 2015), 67–8.


[Закрыть], наблюдал за одинокими и общительными людьми в течение девяти лет. Она хотела выяснить, какая из этих групп людей больше склонна к смерти. Обнаружилось, что одинокие люди в два-три раза чаще умирали за этот период. Буквально все становится фатальным, когда человек одинок: рак, сердечные заболевания, даже обычные вирусы простуды.

Собирая по крупицам доказательства, Джон медленно приближался к открытию. Казалось, само по себе одиночество является смертельно опасным. Когда Джон и другие ученые сложили цифры, то обнаружили, что отчуждение от людей вокруг влияет на здоровье так же, как и ожирение[113]113
  …влияет на здоровье так же, как и ожирение…
  Cacioppo, Loneliness, 5, 94; George Monbiot, «The age of loneliness is killing us,» Guardian, October 14, 2014, https://www.theguardian.com/commentisfree/2014/oct/14/age-of-loneliness-killing-us, доступно с 16 сентября 2016.


[Закрыть], считавшееся на тот момент самой большой проблемой со здоровьем западного мира.

* * *

Теперь Джон знал, что одиночество производит поразительный физический эффект. В дальнейшем исследовании ему хотелось разобраться, может ли оно вызывать явную эпидемию депрессии и тревоги.

Сначала казалось, что будет трудно разобраться в этом вопросе. Можно опрашивать людей. Вы одиноки? У вас есть депрессия? Вы переживаете тревогу? Они ответят на эти вопросы, и наверняка окажется, что одинокие люди переживают депрессию и тревогу. Но это не многое нам дает, потому что депрессивные и тревожные люди часто боятся мира и социального общения и склонны их избегать. Может оказаться и так, что человек сначала впал в депрессию, а потом стал одиноким. Однако Джон подозревал, что возможно и обратное: человек сначала становится одиноким, и это может заставить его впасть в депрессию.

Он начал искать ответ, используя два совершено разных способа исследования.

Для начала он выбрал 135 человек, переживающих глубокое чувство одиночества. Он привел их в свои лаборатории в Чикагском университете и попросил остаться там на сутки. С ними провели такие интенсивные тесты на выявление разных характеристик личности, что Джон шутил: их можно было бы отправлять с миссией на Марс. Тесты выявили то, что и ожидалось. Одинокие люди переживают тревогу, имеют низкую самооценку, пессимистичны и боятся, что не нравятся другим людям. Теперь Джону надо было найти способ заставить их почувствовать еще большее одиночество. Главное было не навредить им и не сделать чего-то такого, что может вызвать у них панику или, например, чувство, что их осуждают. Как это можно сделать?

Он поделил свою следующую экспериментальную группу на две части: группу А и группу Б. Затем пригласил психиатра Дэвида Спигеля загипнотизировать по очереди каждую группу[114]114
  …пригласил психиатра Дэвида Спигеля загипнотизировать по очереди каждую группу.
  Cacioppo et al., «Loneliness within a nomological net: An evolutionary perspective,» Journal of Research in Personality 40 (2006): 1054–1085.


[Закрыть]. Участники группы А вспоминали под гипнозом периоды жизни, когда чувствовали себя по-настоящему одинокими. Группа Б, наоборот, переживала время, когда они были очень привязаны к другому человеку или нескольким людям. Когда участники были введены в состояние сильного одиночества или чрезмерной привязанности к кому-то, их снова протестировали.

Джон выяснил, что если депрессия вызывала чувство одиночества, то усиление его ничего не меняло. Если причиной депрессии было одиночество, то его усиление увеличивало и депрессию.

Открытие, сделанное в результате эксперимента Джона, позднее стало переломным моментом в данном вопросе. Люди, которых приводили в состояние одиночества, заметно впадали в еще большую депрессию. У людей, которым внушали чувство привязанности, заметно ослаблялась депрессия.

– Потрясло то, что одиночество – не просто результат депрессии, – сказал Джон. – В действительности оно само вызывает депрессию.

По его словам, это как момент совпадения отпечатков пальцев в сериале «Место преступления».

– Одиночество, – объясняет он, – определенно играло ведущую роль[115]115
  …играло ведущую роль.
  Cacioppo, Loneliness, 88.


[Закрыть].

* * *

Однако вопрос не был решен до конца. Джон знал, что лабораторные условия могут быть искусственными во всех отношениях. Поэтому он начал изучение вопроса совсем в ином направлении.

Сразу за Чикаго в районе графства Кук располагается множество бетонных зданий и во всех направлениях бегут дороги, залитые гудроном. В этом месте Джон начал наблюдать за 229 немолодыми американцами в возрасте от пятидесяти до семидесяти лет. Их отбирали по разным социальным признакам: половина мужчин, половина женщин, треть латиноамериканцев, треть афроамериканцев и треть белых. На момент начала исследования они не были в состоянии депрессии и не страдали от какого-то необычного чувства одиночества. Раз в год они появлялись в лаборатории и проходили целый ряд тестов. Джон изучал их здоровье – и физическое, и психическое. Потом его команда задавала множество вопросов. Насколько одиноко или изолированно они себя ощущают? Со сколькими людьми они контактируют ежедневно? Сколько у них близких людей? С кем они делятся радостью в жизни?

Вот что он стремился узнать. Через какое время у некоторых людей, участвующих в исследовании, разовьется депрессия (что неизбежно для некоторых из них)? Что наступило сначала: одиночество или все же депрессия?

Оказалось, в первые пять лет получения и изучения данных в большинстве случаев одиночество предшествовало появлению депрессии[116]116
  …одиночество предшествовало появлению депрессии.
  Cacioppo et al., «Perceived Social Isolation Makes Me Sad: 5-Year Cross-Lagged Analyses of Loneliness and Depressive Symptomatology in the Chicago Health, Aging, and Social Relations Study,» Psychology and Aging 25, no. 2 (2010): 453–463.


[Закрыть]. Люди становились одинокими, после чего возникало чувство глубокой грусти и депрессия. Результат был действительно значимым. Давайте нарисуем линию и отметим на ней шкалу. На одном ее конце одиночество составляет 0 %. На другом – 100 %. Если человек находился в точке 50 %, а потом переместился на 65 %, то шансы развития симптомов депрессии увеличиваются в восемь раз.

Факты, которые Джон обнаружил благодаря этим двум исследованиям, а также и многим другим, привели к ключевому заключению. Джон сделал вывод, что одиночество вызывает огромное количество случаев депрессии и тревоги в нашем обществе.

* * *

Совершив это открытие, Джон начал задавать вопрос почему. Почему одиночество так часто вызывает депрессию и тревогу?

Он стал подозревать, что тому могла быть весомая причина. Сначала люди обитали на просторах африканских саванн. Жили маленькими племенами охотников и сборщиков съедобной растительности. Численность племен была немногим больше 100 человек. Мы существуем только благодаря одной причине: те люди научились взаимодействовать. Они делились пищей. Они ухаживали за больными. «Они могли завалить очень большое животное, – говорил Джон, – но только потому, что они работали вместе». Они имели смысл только в группе. «Каждое известное нам земледельческое общество имело одну и ту же базовую структуру, – писал он одному из своих коллег. – В исключительно неблагоприятных условиях они с трудом выживали. Но тем, что выживали вообще, они обязаны плотной паутине социальных контактов и огромному числу взаимных обязанностей, которые они несли. В этих природных условиях связь и социальное взаимодействие не должны были искусственно насаждаться… Природа и есть взаимодействие»[117]117
  Природа и есть взаимодействие.
  Cacioppo, Loneliness, 61.


[Закрыть].

А теперь представьте: в этих саваннах человек оказался отрезанным от группы на долгое время. Это означало, что ему грозит ужасная опасность. Он легкая добыча для хищников. Если он заболеет, нет никого, кто бы мог его выходить. И племя без него также более уязвимо. В такой ситуации человек чувствует себя ужасно, и это закономерно[118]118
  Человек чувствует себя ужасно, и это закономерно…
  Bill McKibben, Deep Economy: The Wealth of Communities and the Durable Future (New York: Henry Holt, 2007), 109, 125.


[Закрыть]. Это срочный сигнал[119]119
  Это срочный сигнал.
  Cacioppo, Loneliness, 7.


[Закрыть] от организма и мозга вернуться в группу любым доступным способом.

Отсюда следует, что любой человеческий инстинкт заточен не для жизни самому по себе, а для жизни в общине. Люди должны принадлежать роду[120]120
  Люди должны принадлежать роду…
  Существует прекрасное обсуждение на эту тему с Себастьяном Джангером. Sebastian Junger, Tribe: One Homecoming and Belonging (New York: Twelve, 2016), особенно страницы 1–34. Смотрите также: Hugh MacKay, The Art of Belonging: It’s Not Where You Live, It’s How You Live (Sydney, Pan Macmillan, 2016), особенно страницы 27–28.


[Закрыть], как пчелы улью.

По словам Джона, чувство страха и бдительность, вызванные долгим одиночеством, зарождали здравомыслие. Они толкали людей вернуться в группу. Отсюда следовало одно. Пребывание в общине – стимул правильного обхождения с людьми, иначе будешь изгнан.

– Стремление к защите взаимосвязей в племени, – объясняет он, – просто приводит к лучшему выживанию.

Или, как он говорил мне позже, одиночество – состояние отвращения, которое мотивирует нас к возобновлению общения.

Это помогает нам понять, почему одиночество так часто сопровождается чувством тревоги. «Эволюция приспособила нас[121]121
  Эволюция приспособила нас…
  Cacioppo, Loneliness, 15.


[Закрыть] не только комфортно чувствовать себя в обществе, но и чувствовать себя в безопасности, – пишет Джон. – Жизненно важный вывод в том, что эволюция способствовала тому, что мы чувствуем себя не только плохо, когда изолированы от людей, но и небезопасно».

Получалась красивая теория. Джон начал думать о том, как ее проверить. Оказывается, до сих пор есть люди, которые живут так же, как это было на ранних ступенях эволюции. Например, в Южной Дакоте есть очень обособленная, сильно религиозная коммуна хаттерайтов[122]122
  …коммуна хаттерайтов…
  Они, конечно, не кочевники и не живут в дороге, как и большинство людей. Но они ближе к этой модели, чем мы.


[Закрыть] (Hutterites), немного напоминающая наиболее фундаментальное крыло амишей. Они живут охотой, собирательством и натуральным хозяйством. Работают, питаются, молятся и отдыхают вместе. Каждому приходится с кем-нибудь общаться все время. (Как вы узнаете позже, в своем путешествии я посещал подобную группу.)

Джон объединился с антропологами, которые изучали хаттерайтов не один год, чтобы выяснить, насколько те одиноки. Есть один очень точный способ. Любой человек, считающий себя одиноким, во время сна переживает нечто под названием «микропробуждение». Это короткие моменты, которые он не вспомнит после пробуждения. Но во время них человек как бы немного отрывается от состояния сна. Все животные, ведущие стадный образ жизни, делают то же самое, когда находятся в изоляции. Это объясняется тем, что, засыпая, одинокий человек не чувствует себя в безопасности. Древние люди в буквальном смысле не были в безопасности, если спали вне племени. Подсознательно человек ощущает, что никто не прикрывает ему спину, поэтому мозг не дает крепко уснуть. Замер таких «микропробуждений» – прекрасный способ оценки чувства одиночества. Итак, команда Джона подключила датчики к хаттерайтам, чтобы выяснить, сколько «микропробуждений» у них случается каждый раз во сне.

Оказалось, что «микропробуждения» практически отсутствуют у хаттерайтов[123]123
  Оказалось, что «микропробуждения» практически отсутствуют у хаттерайтов.
  Cacioppo et al., «Loneliness Is Associated with Sleep Fragmentation in a Communal Societ,» Sleep 34, no. 11 (ноябрь 2011): 1519–1526. Смотрите также: Junger, Tribe, 19.


[Закрыть]. Джон объяснял мне:

– Мы обнаружили, что в общине самый низкий в мире уровень чувства одиночества. Меня реально это поразило.

Исследование показало, что одиночество не является неизбежной человеческой бедой, как, например, смерть. Оно продукт нашего образа жизни.

* * *

Когда моя мама переехала в Эдгвэер и поняла, что здесь нет общины, а есть лишь вежливые кивки головой и запертые двери, она решила – что-то не так с Эдгвэером. Оказывается, наш пригород был совершенно обычным.

Несколько десятилетий гарвардский профессор Роберт Патнам[124]124
  Несколько десятилетий гарвардский профессор Роберт Патнам…
  Robert Putnam, Bowling Alone: The Collapse and Revival of American Community (New York: Simon and Schuster, 2001), 111–2.


[Закрыть] документирует одну из наиболее важных черт нашего времени. Существует множество способов, когда люди могут собраться в группы для общего дела: спортивные команды, хор, волонтерская группа, просто регулярный совместный обед. Он десятилетиями подсчитывал, как часто мы это делаем, и обнаружил, что все находятся в свободном падении. Он привел пример, ставший известным. Боулинг – один из самых популярных видов досуга в США. Раньше люди объединялись в лиги для его проведения. Они становились командой, которая соревновалась с другой командой. Люди общались и узнавали друг друга лучше в процессе игры. Сегодня люди по-прежнему играют в боулинг, но только сами с собой. Они на собственной дорожке играют сами по себе. Коллективная структура рухнула.

Подумайте о чем-либо еще, что мы делаем, собравшись вместе. Например, поддержка школы, куда ходит ваш ребенок. «За короткие десять лет между 1985-м и 1994-м[125]125
  За короткие десять лет между 1985-м и 1994-м…
  Putnam, Bowling Alone, 60.


[Закрыть], – писал профессор Патнам, – активное вовлечение в общественные организации сократилось на 45 %». Просто за десять лет (годы моего подросткового возраста, когда я как раз впал в депрессию) во всем западном мире мы переставали собираться в группы и оказывались запертыми в собственных домах.

Мы выходили из общин и замыкались в себе, объяснял Роберт во время нашего разговора. Эти тенденции происходят с 1930-х, но скорость их резко увеличилась в наше время.

Это означает одно. Осознание людьми, что они живут в обществе или даже то, что у них есть друзья, на которых можно положиться, стремительно падает. Например, в течение нескольких лет ученые-социологи проводили опрос среди всех слоев населения США. Они задавали один простой вопрос: сколько у вас есть знакомых, которым вы можете доверять? Они хотели узнать, к скольким людям человек может обратиться в критический момент или поделиться своей радостью. Когда они начали исследование несколько десятков лет назад, среднее количество близких друзей для американца составляло три человека. К 2004 году самым типичным ответом было «ни одного»[126]126
  К 2004 году самым типичным ответом было «ни одного».
  Cacioppo, Loneliness, 247; M. McPherson et al., «Social isolation in America: Changes in core discussion networks over two decades,» American Sociological Review 71 (2006): 353–375.


[Закрыть].

На этом стоит остановиться. В настоящий момент больше американцев, у которых нет близких друзей, чем тех, у кого они есть.

* * *

Данные исследования Роберта Патнама показали, что и в семье происходит то же самое. Мы реже собираемся вместе за столом, реже вместе смотрим телевизор, реже отправляемся в отпуск вместе. «В действительности все формы семейной близости[127]127
  В действительности все формы семейной близости…
  Putnam, Bowling Alone, 101.


[Закрыть], – Патнам показывает множество графиков и исследований, – стали менее привычными за последнюю четверть двадцатого века». Существуют аналогичные показатели для Великобритании и остальной части западных стран.

Мы сотрудничаем друг с другом меньше, чем любое поколение человечества до нас. Задолго до экономического краха 2008 года произошел социальный крах, в котором мы оказались брошенными и переживающими одиночество большую часть времени. Структура, где обращали внимание друг на друга – в семье или по соседству, – развалилась. Мы распустили свои общины. Мы запустили эксперимент: могут ли люди жить по одному.

* * *

Однажды, собирая материал для этой книги, я оказался в Лексингтоне, Кентукки. В последний вечер пребывания в городе у меня закончились наличные и я снял дешевый номер в мотеле рядом с аэропортом. Это была настоящая бетонная дыра, рядом с которой постоянно взлетали самолеты. Выходя из своего крохотного номера, я заметил, что дверь в соседнюю комнату постоянно открыта, включен телевизор, а на кровати сидит мужчина средних лет в странной и неудобной позе и слегка покачивается.

Проходя мимо в пятый раз, я остановился и спросил, что у него случилось. Он рассказал мне голосом, который было очень трудно понять, что подрался несколько дней назад со своим пасынком (он не говорил почему). Тот избил его и сломал челюсть. Недавно он был в больнице, его будут оперировать через двое суток, а пока выписали рецепт обезболивающих препаратов и отправили из больницы. Проблема в том, что у него нет денег на лекарство, поэтому он сидит здесь и плачет в одиночестве.

Я хотел спросить: «Разве у вас нет друзей? Разве нет никого, кто мог бы вам помочь?» Но было понятно, что у него никого нет. Поэтому он сидел там с разбитой челюстью и тихо плакал.

* * *

Когда я был маленьким, то никогда осознанно не скучал по тому, что являлось социальными связями. Однако, общаясь с учеными, изучающими чувство одиночества, я вспомнил нечто незначительное. Все свое детство, вплоть до подросткового возраста, я мечтал, и вот о чем. Друзья моих родителей были разбросаны по всей стране, и мы виделись с ними несколько раз в году. Я мечтал, чтобы они приехали жить на нашу улицу. Тогда я бы мог приходить и сидеть с ними, когда дома у нас были трудные времена. А такое случалось часто. Я грезил об этом наяву каждый день. Но на нашей улице жили такие же изолированные и одинокие люди.

* * *

Однажды я услышал, как комедийная актриса Сара Силверман рассказывала в радиоинтервью о том, как ее впервые охватила депрессия. Это случилось в ранние подростковые годы. Когда ее мать и отчим спросили, что с ней, она не могла найти слов для объяснения. Но потом она сказала, что скучает по дому, точно так же, как тогда, когда была в летнем лагере. Она рассказывала это в замешательстве Терри Гросс[128]128
  Она рассказывала это в замешательстве Терри Гросс…
  http://www.npr.org/sections/health-shots/2015/10/22/450830121/sarah-silverman-pens-up-about-depressioncomedy-and-troublemaking, доступно с 16 сентября 2016.


[Закрыть], ведущей программы «Fresh Air» на Национальном общественном радио США. Она скучала по дому. Но она была дома.

Думаю, я понимаю, что с ней происходило. Когда сейчас мы говорим о доме, подразумеваем просто четыре стены и (если повезет) ближайшее семейное окружение. Но это не то, что означало слово «дом» для людей, предшествующих нам. Для них это была община – плотное скопление людей вокруг, племя. Все это давно ушло. Наше чувство дома настолько сошло на нет, что оно не соответствует нашей потребности в чувстве принадлежности. Поэтому мы и скучаем по дому, даже когда мы там.

* * *

Когда Джон доказывал, какое воздействие одиночество оказывает на людей, другие ученые исследовали то же самое на животных. Например, профессор Марта Макклинток[129]129
  Например, профессор Марта Макклинток…
  Pinker, Village Effect, 26; McClintock et al., «Social isolation dysregulates endocrine and behavioral stress while increasing malignant burden of spontaneous mammary tumors,» Proc Natl Acad Sci USA 106, no. 52 (декабрь 2009): 22393–22398.


[Закрыть] разделила лабораторных крыс. Одни развивались изолированно в клетке, другие – в группе. У изолированных крыс развитие рака груди наблюдалось в восемьдесят четыре раза чаще, чем у крыс, проживающих в группе.

* * *

За многие годы экспериментов и исследований Джон заметил жестокий поворот в этой истории.

МРТ-сканирование мозга людей, страдающих от одиночества, показывало одно интересное отличие. Они улавливали потенциальные угрозы за 150 миллисекунд, тогда как неодиноким людям требовалось на это в два раза больше времени – 300 миллисекунд. Что же происходило?

Длительное чувство одиночества заставляет людей закрываться от общества и относиться к социальным контактам с большей опаской, заметил Джон. Люди становятся гипербдительными. Они начинают больше обижаться там, где никто и не собирался их обижать, или со страхом относиться к незнакомым людям. Они начинают бояться всего того, в чем больше всего нуждаются. Джон называет это эффектом «снежного кома», когда любой отказ от общения по спирали влечет за собой следующий отказ.

Одинокие люди сканируют опасность, потому что на подсознательном уровне знают, что до них нет никому дела и им никто не поможет в случае травм. Джон узнал, что эффект «снежного кома» может быть обратным. Но чтобы помочь людям с депрессией и сильной тревогой освободиться от него, им нужно больше любви, чем требовалось до этого.

Джон понял: трагедия в том, что люди с депрессией и тревогой, становясь более трудными для окружающих, получают меньше любви. По сути, их осуждают, критикуют и тем самым подталкивают к тому, чтобы они быстрее спрятались от мира. Они оказываются еще более отчужденными.

* * *

После долгих лет изучения одиноких людей Джон поймал себя на том, что задается на удивление простым вопросом. Что есть одиночество? Ответить на него оказалось неожиданно сложно. Когда он спрашивал людей «Вы чувствуете себя одинокими?» – совсем не сложно было понять, о чем он говорит. Но было сложно выразиться. Сначала я сильно об этом не задумывался и понимал это как чисто физическое одиночество – быть лишенным контактов с людьми. Я рисовал себе старую женщину, слишком слабую, чтобы выходить из дома, и которую никто не приходит навестить.

Однако Джон обнаружил, что это не так. Исследования показали, что чувство одиночества не то же самое, что быть одному. Как ни странно, но ощущение одиночества не зависело от того, с каким количеством людей вы разговаривали каждый день или каждую неделю. Некоторые люди, принимавшие участие в его исследованиях, чувствовали себя в высшей степени одинокими и общались с множеством людей каждый день.

– Существует относительно слабое сходство между объективными и воспринимаемыми связями, – говорит Джон.

Я был в недоумении, когда Джон впервые сказал мне об этом. Но потом он предложил мне представить себе человека в городе, где он едва ли кого-нибудь знает. Он пойдет на главную площадь вроде Таймс-сквер, Вегас-Стрип или Плас-де-ла-Република. Он не будет там один: место просто переполнено народом. Но он почувствует себя одиноким, и скорее всего, очень одиноким.

Или представьте себе переполненную больничную палату. Вы там не одни. Вокруг вас пациенты. Вы можете нажать кнопку вызова, и через несколько секунд с вами будет медсестра. И все же практически любой чувствует себя одиноко в подобной ситуации. Почему?

Проводя исследование, Джон заметил исчезающую составляющую одиночества и избавления от него. Чтобы покончить с одиночеством, требуются другие люди и кое-что еще. Человеку нужно чувствовать, что он разделяет что-то с другим человеком или группой и это значимо для всех них. Человеку нужно находиться в этом с кем-то, и «этим» может быть все, что угодно. Главное – обе стороны должны считать его значимым и ценным. Когда кто-то находится на Таймс-сквер в первый день в Нью-Йорке, он там не одинок, но чувствует себя одиноко, потому что никому нет дела до него и ему все равно до окружающих. Он не делится своей радостью или тревогой. Он никто для людей вокруг, и они никто ему.

Пациент в больнице тоже не одинок. Однако помощь оказывается только в одном направлении. Медсестра находится для того, чтобы помочь ему, а он не может ей помочь. Даже если попытается, его попросят прекратить это делать. Односторонние отношения не могут излечить от одиночества. Только двусторонние (и более) могут это сделать.