Текст книги "Города власти. Город, нация, народ, глобальность"

Если не считать определенных либеральных и антиклерикальных моментов, когда некоторые здания богатой Церкви были национализированы и секуляризированы (так же, как в Лиссабоне и Мадриде), Колумбия в общем-то оставалась консервативной страной, и еще в начале XX в. собор в Боготе продолжал играть роль агоры политических дискуссий[198]198
  Veira S.M. Bogotá: La metrópoli de los Andes. Bogotá: I.M. Editores, 2008. P. 38, 66.


[Закрыть]. Однако ее старая, хотя и ограниченная, просвещенческая традиция была воспроизведена в 1930-е годы в Белом городе (университетском городке), примеру которого последовали несколько университетов после Второй мировой войны. Известному модернистскому архитектору Рохелио Сальмоне в его поздние годы заказали несколько впечатляющих зданий для размещения культурных организаций: например, Библиотеки Вирхилио Барко, своего рода современного дворца знаний, и весьма привлекательного, хотя и своеобразного Культурного центра Габриэля Гарсии Маркеса рядом с площадью Боливара.

Политические конфликты в Колумбии разгорались, что характерно для Латинской Америки, внутри двухпартийной системы либералов и консерваторов, которыми в равной мере заправляли богатые олигархи. Эта система сложилась в 1820-х годах, причем лояльность той или иной партии передается в какой-то мере и по сей день как семейное наследие. Партизаны коммунистических Революционных вооруженных сил Колумбии (FARC) появились в 1964 г. из остатков либеральных партизан Ла Виоленсии – войны, которая разразилась после убийства в 1948 г. прогрессивного, не связанного с элитами либерального кандидата на пост президента Хорхе Эльесера Гайтана.

В Боготе убийство вызвало самое серьезное массовое городское восстание в истории Северной и Южной Америк. Среди разрушенных зданий – Дворец справедливости и центральный вокзал, уничтожение которого означало конец железнодорожного сообщения в Колумбии. Другим следствием Боготасо стало бегство средних и высших классов из центра города, в основном на северо-восток и на склоны Анд. В результате несколько кварталов рядом с политическим центром страны оказались одними из самых опасных и запущенных улиц в городе, а самую дурную известность среди них получила улица под названием Бронкс[199]199
  Я благодарен друзьям из Боготы, которые любезно показали мне город и познакомили с различными его аспектами. Среди них – Хуан Луис Родригес, показавший мне замечательную архитектуру Сальмоны, Рикардо Мено, который водил меня по бедным районам, и Мария Хосе Альварес, которая поделилась со мной исследованиями городской периферии. Полезный исторический контекст можно найти в работе: Trujillo R.A. Historia de Colombia contemporánea. Bogotá: Universidad de los Andes, 2011.


[Закрыть]. Сегодня туристу, посещающему площадь Боливара, напоминают о разрушении Дворца справедливости в 1985 г. во время странной и не имеющей никакого отношения к революции партизанской операции, подавленной военными, в ходе которой были убиты не только guerrilleros, но и судьи верховного суда[200]200
  Эта захватывающая – все еще не до конца проясненная – история излагается в статье нынешнего колумбийского министра юстиции, отец которого, судья верховного суда, был застрелен во время тех событий. Но пуля, от которой он погиб, не могла быть выпущена из оружия, использовавшегося партизанами Движения 19 апреля. См.: El Tiempo. Bogotá. 2015. 8 November. P. 10.


[Закрыть].

Чили являлась частью имперского Перу, поэтому Сантьяго был не вице-королевским городом, а резиденцией генерал-капитана Чили и верховного суда, Реал Аудиенсии. К моменту получения независимости в 1817 г. это была достаточно бедная и отсталая территория иберийской колонизации. Однако Чили и ее столица могут представлять особый интерес, поскольку это, вероятно, первое латиноамериканское национальное государство, утвердившееся после насильственного отделения, и в разгроме перуанско-боливианского союза в Тихоокеанской войне (1879–1881) оно продемонстрировало способность решить задачу, казавшуюся ему не по плечу.

Общенациональная консолидация была консервативной, олигархической и католической: государство сложилось в 1830-е годы, после того как либеральный герой-освободитель Бернардо О’Хиггинс (чилиец ирландского происхождения, незаконный сын перуанского вице-короля) был вынужден в 1823 г. отречься от власти. Социальной базой стали богатые землевладельцы и занимавшиеся экспортом и импортом бизнесмены Центральной Долины, которых вскоре пришлось поддерживать огромными горными рентами[201]201
  Чилийская демократия в XX – начале XXI в. показала свое удивительное постоянство, возможно уникальное. Многие семьи президентов и политиков этого времени продолжают играть первую скрипку в политике, бизнесе и культуре, например семейства Булнес, Эдвардс, Эррасурис, Ларраин, Монтт, Риеско.


[Закрыть]. Для своего времени и места режим был примечателен двумя основными качествами. Во-первых, он создал институциализованную политическую структуру с постоянными парламентскими и президентскими выборами (правда, «управляемыми» сверху исполнительной властью). Во-вторых, на протяжении всего XIX, но не ХХ в. ему удавалось держать армию в подчинении у гражданской власти[202]202
  Интересной похвалой чилийским консерваторам XIX в. представляется статья: Valenzuela J.S. Class Relations and Democratization: A Reassessment of Barrington Moore’s Model // Centeno M.A., López-Alves F. The Other Mirror. Princeton, NJ: Princeton University Press, 2001. В качестве классической марксистской альтернативы выступает небольшая работа: Kaplan M. Formación del estadio nacional en América Latina. Santiago: Colección Estudios Internacionales, 1969.


[Закрыть].

Как и все латиноамериканские столицы (исключая Буэнос-Айрес и Монтевидео), Сантьяго – не портовый город. Он был заложен на малозначительной реке Мапочо в 1541 г. и в течение полувека делил функцию центра Nuevo Extremo («Нового края») с Консепсьоном, который располагается на целых 400 километров южнее. В 1800 г. в городе было около 18 тыс. жителей, к концу войн за независимость их число выросло до 50 тыс. В Чили приезжало не так много иммигрантов, однако страна быстро урбанизировалась. В 1865 г. население столицы составляло 115 тыс. человек, в 1900 г. – 300 тыс., а миллиона человек город достиг в 1941 г.[203]203
  Wilhelmy H. Südamerika im Spiegel seiner Städte. Hamburg: De Gruyter, 1952. S. 203.


[Закрыть]

Сантьяго начиная с 1540-х годов строили по имперским правилам вокруг Оружейной площади, однако общественная архитектура, доставшаяся новой нации по наследству, появилась позднее, в последние 50 лет империи. Собор, четвертый храм из построенных на том же месте, относится к середине XVIII в., ратуша открыта в 1789 г. Суд, в котором находилась также резиденция генерал-капитана, датируется концом XVIII в. Большинство унаследованных общественных зданий были спроектированы итальянским архитектором Хоакином Тоеской или его учениками. Тоеска спроектировал затем впечатляющий дворец Ла Монеда, за несколько кварталов на юго-восток от Оружейной площади, который не только был монетным двором, но и размещал в себе некоторые бюрократические учреждения, бодегу и часовню[204]204
  Gutiérrez R. Arquitectura y urbanismo en Iberoamérica. Madrid: Catedra, 2002. P. 289.


[Закрыть]. Чилийские президенты, раньше использовавшие в качестве резиденции Дворец королевского двора, переехали в Ла Монеду в 1850-х годах.

Консервативный характер государства подчеркивался величественным дворцом архиепископа середины XIX в., построенным на Оружейной площади, но прежде всего иконографией публичных чествований. Первый национальный памятник, решение по которому было принято в 1837 г., а открытие состоялось в 1860 г., был посвящен Диего Порталесу, бизнесмену, который в свою бытность министром внутренних дел, иностранных дел, войны и флота показал себя в качестве харизматичного лидера режима 1830-х годов, когда, собственно, и оформилось государство. Либеральный Бернардо О’Хиггинс, которого позже стали называть padre de la patria (отцом нации), умер в изгнании в Перу и официально был реабилитирован только в 1860-е годы. В 1872 г. в его честь поставили большую конную статую – через 16 лет после того, как был установлен памятник командующему, который его сместил[205]205
  Viñuales R.G. Op. cit. P. 618.


[Закрыть].

Институциалистская ориентация чилийского государства находит интересное выражение в ранних инфраструктурных приоритетах в планировании столицы, которым занимались сначала такие либералы, как О’Хиггинс, а позже, в 1870-е годы, Бенхамин Викунья Маккенна. Первый заложил первую часть новой главной улицы Сантьяго, Аламеды, в виде агоры-променада, со скамейками, фонтанами, кафе и стендами для общественной информации. Она была удлинена, расширена и получила официальное название, которое никто не использует: проспект Освободителя Бернардо О’Хиггинса. Улица идет точно с востока на запад, но функционирует главным образом как венская Рингштрассе, а не Елисейские Поля. На улице стоят здания общественных организаций и институтов, включая государственный и католический университеты, военный штаб и президентский дворец с правительственным комплексом Гражданского квартала начала 1930-х годов вокруг него и Гражданской площадью перед ним.

Бенхамин Викунья Маккенна – наиболее известный архитектор Сантьяго; он руководил работами только три года, однако его прямые преемники продолжили его труды[206]206
  Историю планирования Сантьяго см.: Pérez Oyarzún F., Rosas Vera J. Cities within the City: Urban and Architectural Transfers – Santiago de Chile, 1840–1940 // Planning Latin American Cities, 1850–1950. P. 109–138. И до, и после Викуньи Маккенны в Сантьяго активно работали несколько французских архитекторов (а Гонсалес Эррасурис назвал период 1870–1900 гг. «теми французскими годами»). Важный отпечаток оставил также австриец Карл Бруннер, разбивший Гражданский квартал.


[Закрыть]. Он был первым из великих латиноамериканских проектировщиков, которые вдохновлялись примером барона Османа, за ним последовали Альвеар в Буэнос-Айресе, Франсиско Перейра Пассос в Рио и другие. Посредством своего внимания к улицам, променадам и публичному пространству Викунья Маккенна показал себя последовательным и ярким модернистом-республиканцем XIX в. еще до того, как пришли модернисты Международного конгресса современной архитектуры (CIAM), пожелавшие превратить городские улицы в автомобильные трассы. Он говорил: «После своего дома, в котором человек проводит треть своей жизни, ничто не интересует его больше улицы, где он проводит две трети жизни»[207]207
  Слова Б. Викуньи Маккенны (1870) цит. по: Munizaga Vigil G. Les grandes étapes du dévéloppement urbain de Santiago // Santiago Poniente: développement urbain et patrimoine. Santiago: Ministry of Culture and Communication, 2000. P. 34.


[Закрыть]. В сегодняшнем Сантьяго след, оставленный Викуньей Маккенной, наиболее заметен на Серро-Санта-Люсиа, центральном каменистом холме, превращенном в излюбленное пространство для прогулок с исторической сценографией памятников. Также его план включал создание обширной современной канализационной системы.

Конкистадор и основатель города Педро де Валдивиа увековечен на Оружейной площади, его статуя была подарена еще в 1960-е годы франкистской Испанией. Консервативные чилийцы, похоже, относились к своей родине с меньшим подобострастием, чем их колумбийские compadres (соотечественники). Вопрос с туземцами все так же не закрыт, он обострился из-за воинственного южного народа мапуче, однако, как и в странах, отколовшихся от Британии, Чили в период после диктатуры смогла признать другую сторону завоевания, поставив в 1992 г. памятник туземцам.

Здесь нет возможности исследовать формирование других латиноамериканских столиц, начиная с центрального Кито и его колониальных красот и заканчивая американизированным после Второй мировой войны безобразным Каракасом. Я вернусь к некоторым из них в контексте народных и глобальных моментов, а Гаваной займусь в связи с урбанистическими последствиями коммунизма. Но прежде чем оставить столицы государств, отколовшихся от Испании и Португалии, следует отметить исключение из правила национальных столиц, образующихся из прежних имперских центров: юридически центром Верхнего Перу, как тогда называлась сегодняшняя Боливия, был Чаркас в Чукисаке, резиденция Королевской аудиенции (суда), недалеко от серебряных рудников Потоси, в те времена крупнейшего города. Потом он стал, получив название Сукре в честь одного из выдающихся командиров Боливара, столицей Боливии. У Сукре все еще особый конституционный статус, город был выбран для проведения Конституционного собрания 2007 г., однако, когда главным ископаемым богатством стало уже не серебро, а олово, найденное к северу, а по региону прокатилась гражданская война, столица Боливии была перенесена в 1890-е годы в Ла-Пас, также старый американский город, основанный в 1548 г.

Столицы Бразилии были основаны с промежутком в 120–150 лет, но это еще не все: они выражают противоположные точки своих эпох. Рио-де-Жанейро в 1808 г. стал временной династической столицей беглого европейского, а именно португальского короля, сбежавшего от наполеоновских армий под прикрытием конвоя британского королевского флота. При его сыне Бразилия в 1822 г. была провозглашена монархическим национальным государством, основанным на рабском труде и управляемым титульной аристократией. Другими словами, Рио был столицей наиболее традиционалистской страны из всех образовавшихся в результате отсоединения колонистов, как британских, так и иберийских. В 1960 г. бразильское правительство переехало в город Бразилиа – в те времена, да и сегодня, самую модернистскую из когда-либо созданных столиц. Существует обширная научная литература по каждому из этих городов, пересказывать которую здесь нет смысла. Единственное, что нам надо сделать, – так это попытаться понять проявления национальной власти и, не слишком погружаясь в густые заросли бразильской истории, разобраться со связями между двумя этими национальными моментами, составляющими ее противоположные полюса.

Рио никогда не был в полном смысле витриной государства. В отличие от Сальвадора (штат Баия) на северо-востоке, Рио построен не как колониальная столица, а как укрепленный региональный форпост. Из-за силы притяжения, создаваемой бразильской экспортной экономикой, он стал столицей в 1763 г. В 1799 г. в городе было 43 тыс. жителей, пятая часть которых – рабы. Прибытие португальского королевского двора, насчитывающего примерно 8 тыс. человек, стало сильным толчком к росту, и к моменту получения независимости население города составляло около 70 тыс. человек, половина из которых – рабы и домашние слуги[208]208
  Lessa C. O Rio de todos os Brasis. Rio de Janeiro: Editora Record, 2005. P. 71, 82.


[Закрыть]. Король был весьма разочарован убогой резиденцией генерал-губернатора, которая находилась в болотистой местности около гавани, наводненной насекомыми. Дом несколько расширили, добавили еще один этаж, однако общая запущенность и климат никуда не делись. Частичным решением стал летний особняк на вершине холма, подаренный богатым купцом. Это в какой-то мере определило форму существования зданий исполнительной власти в Рио. После завершения монархического правления президент разместился в двух аристократических дворцах, купленных государством: сначала во дворце Итамарати (позже резиденция министерства иностранных дел) и дворце Катете. Республиканская Конституционная ассамблея 1891 г. собралась в Кинта-да-Боа-Виста, особняке, некогда выделенном королю. До того как палата депутатов получила в конце 1920-х годов свое собственное полунеоклассическое здание, она размещалась во дворце Монро, который был спроектирован для переполненного бразильского павильона изящных искусств на Всемирной выставке в Сент-Луисе 1904 г., потом переправлен домой в Рио, снова собран и назван в честь американского президента по случаю Панамериканской конференции и уж потом переоборудован в здание Национального конгресса.

В период между Венским конгрессом и получением Бразилией независимости Рио был официальной столицей Соединенного королевства Португалии, Бразилии и Алгарве, а в 1815 г. в Рио пригласили ряд французских художников и архитекторов, которые были легкодоступны в силу того, что ассоциировались с павшей наполеоновской империей. Архитектор Огюст-Анри-Виктор Гранжан де Монтиньи оставил наиболее заметный след, несмотря на то, что большинство его проектов так и не было осуществлено; он основал первую школу архитекторов в обеих Америках[209]209
  Benchimol J. Pereira Passos: Um Haussmann Tropical. Cidade do Rio de Janeiro, 1992. P. 36 ff.


[Закрыть].

При двух своих императорах Рио рос, повышал уровень образования, боролся с тропическими болезнями и постепенно развивался, превращаясь в общество наемного труда; работорговля была отменена в 1850 г., а само рабство – в 1888 г., однако ни у одного императора не было особых интересов расширять имперскую власть. Тогда как республика (начиная с 1889 г.) все больше осознавала региональную конкуренцию со стороны Буэнос-Айреса, как в плане привлечения иммигрантов и международного капитала, так и в вопросах престижа.

В первую декаду ХХ в. Рио присоединился к движению почитателей Османа, появившемуся в конце XIX в. в разных городах от Мехико до Буэнос-Айреса, – в городе занялись обширной модернизацией центра и канализацией. В Рио ключевой фигурой выступал префект Франсиско Перейра Пассос. Аналогом Авенида де Майо в Рио стала Авенида Централь – магистраль, идущая в юго-восточном направлении из центра и открытая в 1906 г. после того, как несколько домов безжалостно снесли, а жителей выселили. В 1912 г. ее название поменяли на современное – Авенида Рио Бранко, в честь крупной политической фигуры вымирающей бразильской аристократии.

Подобно своим латиноамериканским собратьям, Рио заменил строгое единообразие парижских бульваров разнообразием индивидуальных, но всегда исторических архитектурных стилей. Это привело к созданию нового культурного округа со Школой изящных искусств, Национальной библиотекой, муниципальным театром (как данью уважения парижскому Дворцу Гарнье) и Синеландией – кварталом кинотеатров (и это в 1908 г.!). Политика играла несколько второстепенную роль, хотя все же присутствовала. То, что вначале строили как дворец архиепископа, после завершения стало верховным судом; сюда же был помещен дворец Монро; площадь перед муниципальным театром была посвящена второму президенту Флориану Пейшоту («Железному маршалу»), которого удостоили стоящего здесь памятника, а справа от театра вскоре был возведен муниципальный совет[210]210
  Benchimol J. Op. cit.; Seara B. Guia de roteiros do Rio antigo. Rio de Janeiro: Globo, 2004.


[Закрыть].

Президентская программа по развитию столицы, выполнять которую назначили Ф.П. Пассоса, была сосредоточена на иммиграции и капитале, а не на туризме[211]211
  Rosso Del Brenna G. O Rio de Janeiro de Pereira Passos. Rio de Janeiro: Routledge, 1985. P. 19.


[Закрыть]. Однако в 1912 г. гора Сахарная Голова стала доступной благодаря фуникулеру, а в 1917 г. началось строительство отеля Копакабана-Пэлэс, копии отеля Негреско в Ницце.

В полночь 21 апреля 1960 г. в городе Бразилиа тот же колокол, что в 1792 г. объявил о казни Тирадентиса, первого борца за независимость Бразилии, прозвучал в честь торжественного открытия новой столицы страны. Город был подсвечен огнями, было зачитано послание папы Иоанна XXIII, был проведен обряд причастия верующих и освящения города[212]212
  Программа инаугурации воспроизведена в: Vidal L. De Nova Lisboa à Brasília. Brasília: UNB, 2002. P. 280–281.


[Закрыть].

Это была не секуляризированная Европа, однако сложный ритуал длительностью 36 часов не должен заставить нас забыть о том, что таким образом открывали не что иное, как авангардную столицу. Сам город был распланирован Лусио Коста в форме «крестного знамения»[213]213
  Holston J. The Modernist City: An Anthropological Critique of Brasilia. Chicago: University of Chicago Press, 1989. P. 70.


[Закрыть], а начало строительства в 1957 г. было отпраздновано мессой в тот же день, когда прошла месса, организованная в 1500 г. Педру Алваришем Кабралом, чтобы отметить открытие им Бразилии[214]214
  У выбранной даты, 3 мая (на самом деле вторая месса Кабрала), интересное значение, поскольку, в отличие от первой мессы 26 апреля, на этой туземцы не присутствовали. В 1957 г. к президенту пригласили делегацию индейцев из местного региона, которым была отдана дань уважения. Когда же открывали новую модернистскую столицу, никаких туземцев на церемонию не пригласили (Vidal L. Op. cit. P. 268 ff, 280 ff).


[Закрыть].

Контраст между тропической томностью Рио и кричащей смелостью Бразилиа поражает. Как одна и та же страна смогла перейти от одного к другому меньше чем за половину столетия?

В ХХ в. Бразилия обрела новый источник экономических сил, покончив с экономикой земельной ренты, характерной для плантаций, обрабатываемых рабами, и рудников и перейдя к коммерческому выращиванию и обработке кофе с использованием наемного труда и инвестиций в промышленность. Эти силы все более концентрировались в Сан-Паулу. Его проспект Паулиста, открытый в 1891 г., стал одной из главных улиц страны, а Неделя современного искусства 1922 г. выступила стартовой площадкой для художественного модернизма Бразилии.

Бразилия никогда не жила мифом о фронтире, свойственным США, однако, как и США, это была страна континентальных масштабов с мистикой неисследованных диких территорий. Часть бразильской элиты выработала представление об окультуривании внутренних территорий, в основном необитаемых. Уже в 1891 г. в республиканской конституции была заявлена конечная цель переноса столицы внутрь страны.

В этом случае мы имеем дело с новой социальной динамикой и со смутной геокультурной целью. Но это еще не все. Политику предстояло уточнить, а культу внутренних территорий надо было придать авангардистский архитектурный толчок.

Предприниматели из Сан-Паулу не были заинтересованы в новой столице, однако не они заправляли политикой страны, потерпев разгромное поражение в 1936 г. Политическая динамика Бразилии берет начало в президентском правлении Жетулио Варгаса (1930–1945 и 1951–1954 гг.) – государственническом, олигархическом и ориентированном на развитие. Хотя Жуселину Кубичек, президент, который построил Бразилиа, не был его избранным преемником, популизм Варгаса стал его политическим основанием и программой. Возможно, немаловажной деталью было и то, что ЖК, как его стали называть, являлся мэром Белу-Оризонти, города, который также был смелой политической новацией XIX в., построенной в качестве новой столицы богатого штата Минас-Жерайс, где ЖК в начале 1940-х годов занимался радикальной городской модернизацией. Бразилиа стала памятником президентскому курсу на развитие[215]215
  Kubitschek J. Por Que Construí Brasília. Brasília: Senado Federal, Conselho Editorial, 2000 [1975]. P. 31 ff.


[Закрыть].

Ключевым свойством Бразилиа стала бразильская архитектура. Она получила развитие на довольно раннем этапе, поскольку, как отмечалось ранее, имперская Бразилия задала тон в архитектурном образовании обеих Америк. В 1920-е годы бразильская архитектура начала приобщаться к модернизму. Лусио Коста, ученик, хотя и неофициальный, Ле Корбюзье, возглавил Школу изящных искусств в 1930 г. Благодаря государственным заказам модернизм вскоре превратился в национальный стиль бразильской архитектуры. Одним из наиболее передовых для тех времен модернистских зданий стало министерство образования и здоровья в Рио 1936 г., спроектированное Костой и командой, в которую входили Оскар Нимейер и ландшафтный архитектор Роберту Бурле Маркс, позднее активно работавший в Бразилиа. В качестве мэра Белу-Оризонти Кубичек заказал Нимейеру проект роскошной туристической зоны в Пампулье, самой заметной частью которой стала поражающая своей оригинальностью модернистская церковь. Американские кураторы признали удивительные достижения бразильского модернизма на выставке «Бразилия строит», прошедшей в нью-йоркском Музее современного искусства в 1943 г.[216]216
  О модернистской бразильской архитектуре см.: Andreoli E., Forty A. Brazil’s Modern Architecture. N.Y.: Phaidon, 2004. Ch. 3; о MoMa и Бразилии см.: Quezado Dekker Z. Brazil Built. The Architecture of the Modern Movement in Brazil. L.: Taylor & Francis, 2001.


[Закрыть]

Ключевые контекстуальные факторы, упомянутые выше, сложились, в чем был элемент случайности, в 1955 г. в президентскую кампанию Кубичека. Он, основываясь на разношерстной коалиции Варгаса, выступил с программой 30 задач, которые ранее считалось возможным выполнить за 50 лет развития, но теперь предлагалось уложить в пятилетку. Строительство новой столицы не входило в список этих 30 задач. Только по ходу кампании оно было сформулировано в качестве «общей цели»[217]217
  Kubitschek J. Op. cit. P. 7 ff.


[Закрыть].

Кубичек выиграл выборы, а потом, естественно, обратился к своему старому товарищу, с которым работал еще 15 лет назад, Оскару Нимейеру, который вынес «Пилотный проект» (Plan Piloto) на международный тендер (выигранный Лусио Костой, предоставившим художественный набросок), однако оставил за собой роль главного архитектора. Кубичек сделал из Бразилиа проект всей своей жизни, но почти все вопросы проектирования оставил Нимейеру и Косте, тогда как для руководства государственной строительной компанией нанял талантливого предпринимателя Исраэля Пинейро. Эти уникальные по уровню доверия отношения между сильным бразильским президентом и самым креативным на тот момент архитектором во всем мире (который, по сути, получил карт-бланш на применение своих поразительных творческих способностей), сложившиеся к середине десятилетия масштабных общенациональных проектов модернизации (с 80 % роста в 1956–1961 гг.), и привели к созданию Бразилиа – главного города модернизма ХХ в.

Какую идею власти транслирует Бразилиа? Прежде всего ту, что Бразилия является нацией, настроенной на радикальные перемены и развитие, но при этом не указывается, что это за перемены и развитие, если только не считать веру в автомобиль и его право захватить город[218]218
  Планировалось, что автомобильное движение не будет ограничиваться ни перекрестками, ни светофорами.


[Закрыть]. Набросок плана, представленный Костой, был скорее эстетическим, да и ценился в качестве такового. Нимейер был коммунистом, имел членский билет компартии, и его преданность демократии выражена в балансе трех властей – исполнительной, законодательной и судебной (среди которых приоритет, очевидно, у законодательной) – на площади Трех властей (Praça dos Três Poderes), однако главное в том, что его здания демонстрируют пластичную креативность, у которой совсем немного, а может быть, и вовсе нет политических коннотаций.

План жилого массива предполагал эгалитарную концепцию единообразных «суперкварталов», обращенных вовнутрь, на общественную жизнь, а не на улицы, которые были, согласно принципам модернизма Ле Корбюзье, предоставлены автомобилям. В противоположность откровенной стратификации Нью-Дели или Исламабада, в жилых «суперкварталах» Бразилиа должны были, как первоначально предполагалось, поселиться различные государственные служащие, хотя Коста сохранил возможность определенной социальной «градации» удобств. «Фавел» следовало избегать, даже на окраине города и в окружающей его сельской местности[219]219
  Vidal L. Op. cit. P. 238; Holston J. Op. cit. P. 76 ff.


[Закрыть]. Но в те времена не слишком задумывались о размещении приехавших издалека рабочих, строивших город. Для них поставили временные лагеря, которые следовало уничтожить, как только строительство будет закончено[220]220
  Lins Ribeiro G. O Capital Da Esperança: A Experiência Dos Trabalhadores Na Construção De Brasília. Brasília: UNB, 2008. Ch. 2, 4.


[Закрыть]. Столица предназначалась для государственных функционеров, что подчеркивалось президентом[221]221
  Интервью Лусио Косты: Vidal L. Op. cit. P. 241; ср.: Holston J. Op. cit. Ch. 6.


[Закрыть]. В этом можно было увидеть не только наивность, но и противоречивость. Бразилиа была инициирована в качестве большого проекта по развитию практически пустой внутренней территории страны. Сам успех проекта определял ожидавшуюся массовую миграцию. Она и правда имела место: мигранты были привлечены возможностью участвовать в строительстве города, также их подтолкнула к переезду засуха 1958 г., нанесшая серьезный урон на бедном северо-востоке страны. «Новакап», могущественная строительная государственная компания, работавшая в Бразилиа, попыталась остановить наплыв отчаявшихся мигрантов, установив полицейские кордоны на всех подъездных дорогах, но это не помогло[222]222
  Lins Ribeiro G. Op. cit. P. 240.


[Закрыть]. На «захваченной» территории вокруг города «Пилотного проекта» еще до того, как он был введен в действие, выросли неформальные города-спутники. К концу ХХ в. их население достигло трех четвертей населения всего федерального округа.

Проект Бразилиа, наивный или близорукий в своем эстетическом авангардизме, смог расцвести под защитой поддержавшего его президента, получившего от своей партийной коалиции в парламенте удивительно широкие полномочия. Но вскоре суровые реалии бразильского неравенства и хрупкой демократии дали о себе знать. В период не слишком длинного правления следующих президентов – Жаниу Куадруса и Жуана Гуларта – проект Бразилиа застопорился, и это еще не самое плохое. В 1964 г. случился военный переворот. В действительности, именно военный режим определил судьбу Бразилиа, как в положительном, так и в отрицательном смысле. Вопрос столицы был решен за счет того, что правительство действительно туда переехало, а строительство продолжилось. Также режим руководил проведенной в пользу верхушки среднего класса приватизацией большой части берега озера, которая должна была, как предполагалось первоначально, остаться доступной для всех. Маркетизация жилья в спроектированном городе в дополнение к росту экономического неравенства привела к тому, что неравенство в федеральном округе стало больше, чем в стране в целом[223]223
  UN Human Settlement Programme. State of Latin American and Caribbean Cities 2012. Nairobi: United Nations, 2013. Fig. 2.6.


[Закрыть]. В 1970 г. разрыв в доходах на душу населения между самой Бразилиа и Сеиландией, беднейшим из городов-спутников, был равен 4 минимальным зарплатам; в 1976 г. он составил 31 минимальную зарплату. В старейшем городе-спутнике Нуклеу-Бандейранте тот же разрыв вырос с 2 до 23 минимальных зарплат[224]224
  Netto Gonzalez S.F. As formas concretas da segregacão residencial em Brasilia // Brasília em questão / ed. A. Paviani. Brasília: UNB, 1985. P. 92. Наиболее богатые слои сконцентрировались в двух незаконно приватизированных зонах у озера, где в 1997 г. у двух третей жителей был семейный доход, превышающий минимальную зарплату в 40 раз (Brasil mar Ferreira Nunes. Brasilia: A fantasia corporoficada. Brasilia: Paralelo 15, 2004. P. 106).


[Закрыть].

Тем не менее сегодня, спустя полстолетия, ясно, что Бразилиа все-таки оказалась успешным проектом, став процветающим городом, мощным полюсом регионального экономического развития и масштабным памятником архитектурного модернизма. Но в то же время она стала и образчиком бразильского неравенства.