Текст книги "Города власти. Город, нация, народ, глобальность"

Глава 3
Национальные основания: отделившиеся государства колонистов

Только колонисты, прибывшие из Европы, построили национальные государства и национальные столицы на заморских территориях, и вполне естественно то, что их представления о государственном управлении и устройстве городов были принесены ими с их родины и (или) из других частей Европы[139]139
  Это исследование, хотя по целям своим и глобальное, не может быть энциклопедическим по своему охвату. Здесь мы не рассматриваем многие малые государства, включая Израиль, который тоже является государством колонистов, со своей собственной историей и особой хронологией.


[Закрыть]. Однако социально-культурные и политические параметры строительства ими государства и столицы были совершенно иными, и то же самое можно сказать о результатах, скрытых поверхностными сходствами. Основная линия конфликта в Северной и Южной Америках – это не противостояние национального и княжеского суверенитета, а противопоставление местного суверенитета колонистов заморскому имперскому правлению. В 13 колониях Британской Америки сопротивление последнему было сосредоточено на вопросах налогообложения; в Латинской Америке – на торговых монополиях и дискриминации при приеме на высшие государственные должности. И в Британской, и в Латинской Америке восстания колонистов начинались как восстания промонархические[140]140
  Американские колонии видели в своем конфликте спор с британским парламентом и требовали, чтобы у короля была законная прерогатива, позволяющая отменять решения парламента в пользу колонистов (Nelson E. The Royalist Revolution: Monarchy and the American Founding. Cambridge, MA: Belknap, 2015). Жители Южной Америки подняли восстание, когда выяснили, что законный испанский король был низложен Наполеоном.


[Закрыть], а Бразилия вышла на мировую сцену национальных государств в качестве монархии.

Отделение (secession) колонистов не было чем-то вроде художественного протеста против венского Kunstverein, с которого началось художественное и архитектурное движение, получившее в Австро-Венгрии известность как «сецессион». Это не было началом новой культуры, хотя в таких восстаниях и отвергались аристократические манеры Старой Европы. Скорее это было что-то вроде развода пары среднего возраста, людей, которые какое-то время провели вместе, однако постепенно отдалились друг от друга, причем отпрысками стала заниматься американская сторона.

Если отставить метафоры, отделение означало иную концепцию нации, чем в Европе: теперь нация основывалась уже не на языке, религии, культуре или истории, а на территориальном клубе завоевателей и поселенцев. Как и любой другой клуб, нация как клуб занималась набором новых членов, рекламой и поддержкой европейских иммигрантов, преимущественно из Северной Европы. Такой же была практика отсталых донациональных династических государств, например Пруссии Фридриха Великого, пригласившей французских гугенотов, или же Екатерины Великой, которая приглашала немцев, но европейские национальные государства от этой практики отказались.

В Европе основной вопрос внутренней политики состоял в том, сколько прав следует предоставить разным классам или сословиям нации. В нациях колонистов права народа были не столь спорными. Главный вопрос был в следующем: кто, собственно, является народом? Рабы обычно не причислялись к народу, и то же самое часто относилось к бывшим рабам и их потомкам. Туземцы и метисы не допускались в клубные нации, образовавшиеся в результате отсоединения от Британии, за исключением Новой Зеландии и маори, которые были слишком многочисленны и сильны, чтобы от них можно было отгородиться. В иберийских колонистских нациях туземцев и метисов обычно принимали в качестве представителей народа и нации, пусть даже фактически они часто были маргинализованы[141]141
  См.: Sábato H. (ed.). Ciudanía política y formación de las naciones. Mexico: Fondo de Cultura Económica, 1999; Demélias M.-D. La Invención Política: Bolivia, Ecuador, Perú en el siglo XIX. Lima, 2003. Сан-Мартин, националистический освободитель Перу, который пришел с армией из Аргентины, официально отменил категорию «индеец», приравняв индейцев к «перуанцам».


[Закрыть]. Итак, противостояние колонистов, с одной стороны, и туземцев, рабов и потомков последних – с другой, – вот определяющие формирование во всех колонистских наций обстоятельств.

Эти нации столкнулись с двумя другими специфическими проблемами, которые определили также и иконографию их столиц. Одна заключалась в их отношениях с вненациональной родиной, которая выступала источником расовой гордости колонистов, а также их языка и культуры, хотя именно от нее они и отделились. Другая возникает вследствие их стремления набирать новых членов и создания мультиэтнической нации колонистов в форме клуба.

У национальных государств отделившихся колонистов есть заметное внутреннее различие, имеющее большое значение для создания их столиц и проистекающее из истории колонизации, а именно различие между отделением от Британской империи и от иберийских империй Испании и Португалии.

Создание центров в бывших британских колониях

Отделение колонистов от Британской империи всегда вело к строительству новых столиц: Вашингтона, Оттавы, Веллингтона, Претории, Канберры. Причина в самом типе имперской колонии, которая стала возможной благодаря имперской власти и ее протекции, но в их основании было не одно только имперское завоевание. Она могла выступать также убежищем для религиозных диссидентов, отстойником для осужденных или местом встречи авантюристов из разных империй. С самых ранних периодов в рамках имперской территории свою роль играли разные колонии поселенцев, и программы отсоединения были вынуждены учитывать их и искать между ними равновесие. Постепенно сложился взгляд, что такой цели можно достичь только за счет создания новых столичных центров.

В этой категории мы должны выделить три группы. Во-первых, Вашингтон как город-первопроходец, столица государства, отколовшегося насильственным путем в войне за независимость, и в то же время столица рабовладельческого государства с весьма слабым и уязвимым туземным населением. Во-вторых, столицы трех белых колоний, избавившихся от родины лишь постепенно, причем во всех трех не было рабства, а в двух туземное население не играло большой роли: это Оттава, Веллингтон и Канберра. В-третьих, столица государства, которое в конечном счете оказалось несостоятельным: Претория Южно-Африканской Республики.

Американские колонии (всего 13), взбунтовавшиеся и отделившиеся от Британской империи, были разделены на два экономически-культурных блока, Север и Юг, определявшихся ролью рабства, которое являлось основанием для экономики плантаторов Юга. Сначала у США был конгресс, собиравшийся в разных городах; в 1783 г. было принято решение выбрать две столицы: в южной Вирджинии и в северном Делавере. Статую победоносного главнокомандующего генерала Джорджа Вашингтона предлагалось возить между двумя этими городами[142]142
  Passonneau J. Washington Through Two Centuries. N.Y.: Monacelli Press, 2004. P. 16 ff.


[Закрыть].

Конгресс следующего года выбрал в качестве своей постоянной резиденции Нью-Йорк, однако южане, включая Джорджа Вашингтона, начали строить козни против этого решения. Наконец, в 1787 г. сделка по урегулированию национального долга склонила мнение северян в пользу решения южан. Президенту Вашингтону поручили выбрать территорию на реке Потомак (недалеко от его дома), и были наняты подрядчики, чтобы построить новый «федеральный округ», который должен был открыться к 1800 г. В сентябре 1791 г. заказчики проекта решили, что округ получит название Колумбия, что являлось косвенной отсылкой к европейской предыстории поселенцев, хотя Колумб никогда не бывал ни на одной из территорий, которые позднее стали Соединенными Штатами. Сам город должен был получить имя Вашингтона[143]143
  Похоже, что это не было публичным политическим решением. Однажды я спросил выдающегося и очень известного американского историка Гордона Вуда, когда и как было принято решение о названии. И он совершенно откровенно ответил, что не знает, хотя и думает, что оно с самого начала имелось в виду в проекте федерального округа. Согласно монументальной истории города за авторством Джозефа Пассоно (Ibid. P. 18), решение приняли назначенные президентом заказчики.


[Закрыть]. Президент нанял недавно приехавшего французского иммигранта, художника и инженера Пьера-Шарля Ланфана, выросшего в Версале, чтобы тот разработал городской план.

Ланфан создал грандиозный барочный план в виде решетки с большими диагональными проспектами шириной 160 футов, с кольцевыми площадями, на которых должны были стоять монументальные строения и памятники. План предусматривал два центральных узла, дом президента и дом конгресса, причем последний, расположившись на холме, вскоре получил приоритет. Они должны были соединяться проспектом Гранд траверс, образуя большой треугольник, гипотенузой которого стал бы проспект; Капитолий, Президентский дом и памятник Вашингтону образовали бы тогда три угла, соединяясь парками как двумя меньшими сторонами треугольника. Центральный диагональный проспект получил название проспекта Пенсильвании (Пенсильвания авеню), что стало своего рода утешительным призом для главного северного штата, который проиграл в состязании за право разместить на своей территории столицу. Федеральный характер столицы еще больше подчеркивается тем, что исходно все основные проспекты были названы по штатам.

Ланфан прямо говорил о том, что планирует построить «столицу обширной империи». На реализацию его плана ушло около столетия, причем дополнительным толчком стала Комиссия по планированию сената 1902 г. Конгресс обычно зажимал городские финансы, и в основном строительство города велось на деньги от продажи земель[144]144
  Passonneau J. Op. cit. Ch. 2–3.


[Закрыть].

В исходном плане не предусматривалось отдельного места для верховного суда, и в качестве важной инстанции власти он сформировался не ранее 1830-х годов. Несмотря на свое значение в последующие годы и построенное в итоге внушительное здание, он так и не вписался полностью в городской план. В то же время одно важное здание, запланированное Ланфаном, так и не было построено: между домами президента и конгресса он намеревался возвести церковь без определенной деноминации, как своего рода пантеон героев нации[145]145
  Meyer J. The Eagle and the Dragon: Comparing the Designs of Washington and Beijing // Washington History. 1996. Vol. 8. No. 2. P. 13.


[Закрыть]. Устойчиво высокий уровень религиозности в Америке привел к появлению множества культовых сооружений в центральном Вашингтоне, однако религиозный плюрализм не способствовал религиозной монументальности. Лишь после 1990 г. была совершена попытка строительства чего-то монументального – Вашингтонского кафедрального собора Епископальной церкви, разрешение на который было предоставлено конгрессом еще столетие назад.

Когда Ланфан не смог (или не захотел) сделать рекламные гравюры для земельных аукционов на участки в городе – Соединенные Штаты уже тогда были страной с капиталистической торговлей, – Вашингтон его уволил. Томас Джефферсон, государственный секретарь Вашингтона и третий президент, серьезно повлиял на архитектуру города, что в числе прочего определило «античный» стиль здания конгресса и «модерный» дом президента.

Джефферсон совершенно не разделял большие амбиции Ланфана и Вашингтона касательно города, который он всегда называл «федеральным городком». Джефферсон следил за строительством Капитолия и президентского дома, но в остальном не слишком жаловал столицу. В силу принципиальных моральных установок Джефферсон занимал, по сути, антигородскую позицию. С его точки зрения, большие города были «ядом для нравственности, здоровья и свободы человека»[146]146
  Arndt L.-P. “Imperial City” versus “Federal Town”. Münster: Lit Verlag, 1998.


[Закрыть], и он не хотел, чтобы Вашингтон походил на «разросшиеся» города Севера, такие как Филадельфия и Нью-Йорк[147]147
  Harris C.M. Washington’s “federal city”, Jefferson’s “federal town” // Washington History. 2000. Vol. 12. No. 1. P. 49–53.


[Закрыть]. Обширный Федеральный округ и его город оставались на протяжении более полувека, до самой Гражданской войны, сельской, по сути, местностью со слабо связанными друг с другом поселениями, что было обусловлено главным образом скудными средствами, а также устареванием больших геоэкономических планов Джорджа Вашингтона и других виргинских джентльменов. Потомак заиливался и в качестве водного пути был отодвинут на второй план северными маршрутами, идущими на запад, тогда как Балтимор обыграл Вашингтон в качестве порта[148]148
  Passonneau J. Op. cit. P. 42.


[Закрыть]. Чарлз Диккенс, посетивший Вашингтон в 1842 г., счел Капитолий «прекрасным зданием», однако все остальное вызвало у него лишь презрение: «просторные проспекты, нигде не начинающиеся и никуда не ведущие, улицы, длиной в милю, которым не хватает разве что домов, дорог и обитателей; общественные здания, у которых все на месте, не считая общества, которое могло бы их заполнить». Но в своем выводе он ошибся: «Таков он и, скорее всего, таким и останется»[149]149
  Dickens Ch. American Notes for General Circulation. N.Y.: Penguin, 2000 [1842]. P. 129–130.


[Закрыть].

Джефферсоновская идея о правительственном городе на самом деле была частью американской, едва ли не уникальной, конфигурации мест политической власти. Большинство столиц американских штатов не являются самыми большими в этих штатах городами, а многие и просто маленькие города. Например, столица штата Нью-Йорк – это Олбани; Мичигана – Лансинг, а не Детройт; Иллинойса – Спрингфилд, а не Чикаго. Столица Калифорнии – Сакраменто; Техаса – Остин; Флориды – Таллахасси, а Пенсильвании – Гаррисберг. Все это следствия политических решений, а не неравномерного социально-экономического развития городов. Мотивы были смешанными, однако все они так или иначе коренятся в свойственных XVIII и XIX вв. формах страха и враждебности к крупным частным интересам, власти и (или) беспорядкам. С тех пор конфликты между городом и деревней стали константой американской политики, причем их подпитывала миграция белого населения в пригороды и сосредоточение черного и латиноамериканского населения в крупных городах[150]150
  Berman D. Local Government and the States. Armonk, NY: M.E. Sharpe, 2003.


[Закрыть].

Соотнесенность столицы Соединенных Штатов с Югом выдвинула на передний план одну из черт городов колонистов, а именно расизм. Крупный афроамериканский интеллектуал и общественный деятель Фредерик Дугласс прочитал лекцию «Наша национальная столица» в середине 1870-х годов, в период надежд, возникших после военного поражения рабовладельческого Юга, и в этой лекции сформулировал, что именно значила ориентация Вашингтона на Юг до завершения Гражданской войны:

Жители национальной столицы, зажатые между двумя старейшими рабовладельческими штатами, каждый из которых был колыбелью и рассадником рабства… пропитавшись манерами, моралью, политикой и религией, свойственными рабовладельческому сообществу, все поголовно были отъявленными и фанатичными изоляционистами. Город был южным по всем своим симпатиям и национальным только по имени. До войны он не терпел свободы ни слова, ни прессы[151]151
  Douglass F. A Lecture on Our National Capital. Washington, DC: Smithsonian Institution Press, 1978 [1875]. P. 21.


[Закрыть].

Рабы составляли одну пятую населения Вашингтона в 1800 г., и при строительстве здания Капитолия использовался рабский труд[152]152
  Passonneau J. Op. cit. P. 39.


[Закрыть]. К 1860 г. афроамериканцы составляли 18 % населения города, большинство из них были освобожденными[153]153
  Abbott C. Political Terrain: Washington, D.C., from Tidewater Town to Global Metropolis. Chapel Hill: University of North Carolina Press, 1999. P. 50.


[Закрыть]. Вашингтон вплоть до последнего времени никогда не был важным портом, принимающим иммигрантов, и сообщества последних не так сильно повлияли на столицу, как на многие другие города государств колонистов. Но кое-какие следы все-таки остались: немецкий «шутценфест» стал вторым после Четвертого июля праздником города, а Культурное общество Италии подарило конгрессу статую Гарибальди[154]154
  McLaughlin Green C. Washington: Village and Capital. Princeton, NJ: Princeton University Press, 1962. P. 399; Caretto E. Italian Imprints // The Italian Legacy in Washington D.C.: Architecture, Design, Art, and Culture / ed. by L. Molinari, A. Canepari. N.Y.: Skira Rizzoli, 2007. P. 173.


[Закрыть].

Туземцев в США убивали или изгоняли, а в 1853 г. важная фигура этнических чисток туземцев первого столетия Соединенных Штатов, военный герой и президент Эндрю Джексон был удостоен первой в стране конной статуи[155]155
  Savage K. Monument Wars: Washington, D.C., the National Mall, and the Transformation of the Memorial Landscape. Berkeley: University of California Press, 2009. P. 78 ff. Статуя Джорджа Вашингтона, которая, согласно решению 1783 г., должна была быть «изготовлена лучшим художником Европы», так и не была выполнена (Morales-Vázquez R. Imagining Washington: Monuments and nation-building in the early capital // Washington History. 2000. Vol. 12. No. 1. P. 14).


[Закрыть]. Но вскоре, после Десятилетия освобождения, последовавшего за Гражданской войной, афроамериканская проблема вернулась. Начиная примерно с 1880 г. и вплоть до Нового курса положение афроамериканцев постоянно ухудшалось, как в политическом плане, так и в юридическом. В Вашингтоне цветные жили в каком-то смысле лучше, чем в других городах – там не было случаев линчевания, трамваи и общественные библиотеки были открыты для всех рас, а в развлекательном районе Ю-стрит Нортвест, где некогда жил Дюк Эллингтон, существовала межрасовая «контактная зона». Однако в городе возникла тенденция к расовому апартеиду, сказавшаяся на его районах, хотя и не ставшая причиной той строгой сегрегации, что предусматривалась южноафриканским Законом о групповых областях, – а также на его школах, ресторанах, театрах, кинотеатрах и структуре занятости. Президент Вудро Вильсон, который вскоре провозгласит лозунги «национального самоопределения» и «мира, безопасного для демократии», снова ввел расовую сегрегацию в федеральных служебных учреждениях, применимую к тем немногочисленным афроамериканцам, которые туда еще допускались[156]156
  McLaughlin Green C. Op. cit. P. 221 ff.


[Закрыть].

С точки зрения белых правителей штата и столицы, негритянский Вашингтон оставался в значительной мере «тайным городом», никак не отмеченным ни в официальном плане города, ни в его памятниках. В нем, однако, сформировался свой собственный центр – конечно, за пределами центра города, в северо-западном квадранте, возле Говардского университета, заложенного в 1867 г. Управлением освобожденных людей, Говардского театра и джазового и развлекательного района вокруг Ю-cтрит. В 1900 г. афроамериканцы составляли одну треть населения Вашингтона, т. е. значительно большую долю, чем в любом другом крупном американском городе. С 1957 г. до относительно недавних времен они составляли большинство, что наряду с юридической десегрегацией районов и школ обусловило массовое бегство белого населения в пригороды и примерно четыре десятилетия финансовых проблем и заметного социального упадка города, лишившегося этой части населения.

В архитектурном плане Вашингтон сохранил свой скромный и модерный – в джефферсоновском смысле – стиль: неоклассицизм применяют преимущественно для важных зданий общественного значения, таких как здания Верховного суда или Торговой палаты США, модернистской иконографии в городе избегают, а небоскребы не допускают за счет законодательного ограничения высотности застройки.

Со временем была реализована обширная иконографическая программа. Наиболее впечатляющими выглядят памятники двум самым известным президентам, членам двух официальных партий нации – официальных настолько, что раньше вы должны были регистрировать членство в той или другой публично, – республиканцу Аврааму Линкольну и демократу Томасу Джефферсону. Вряд ли можно найти где-то за пределами Пхеньяна современный аналог этих больших, почти что религиозных памятников политическим лидерам, пусть они и более стильные, по крайней мере на евро-американский вкус. Огромный мраморный памятник Линкольну с 1922 г. стоит в греческом храме у Зеркального пруда на западной оконечности мемориальной Национальной аллеи (Молла), тогда как бронзовый Джефферсон в три человеческих роста возвышается с 1943 г. в римском Пантеоне по другую сторону Приливного бассейна к югу от Национальной аллеи, в конце не слишком прямой оси от Белого дома через монумент Вашингтона. Мемориалы Линкольна и Джефферсона стали знаком прославляющего самого себя «поколения, которое радовалось мелочному триумфу испано-американской войны, установив имперский штандарт на Филиппинах и Карибах», как выразился Льюис Мамфорд о первом мемориале[157]157
  Thomas Ch. The Lincoln Memorial and American Life. Princeton, NJ: Princeton University Press, 2002. P. 143.


[Закрыть]. Мемориал Рузвельта 1997 г. – совершенно другое дело, это педагогико-исторический ландшафтный проект, посвященный вопросам, с которыми Франклин Делано Рузвельт имел дело на протяжении четырех своих президентских сроков[158]158
  Наиболее полный обзор вашингтонской городской иконографии представлен, вероятно, в работе: Goode J. Washington Sculpture: A Cultural History of Outdoor Sculpture in the Nation’s Capital. Baltimore: Johns Hopkins University Press, 2008.


[Закрыть]. В настоящее время биографический ландшафтный проект памяти Эйзенхауэра под авторством Фрэнка Гери приостановлен по причине сопротивления со стороны наследников Эйзенхауэра и консерваторов, недовольных недостаточной его якобы торжественностью.

Современного гостя Вашингтона поражает то, чем, наверно, были бы удивлены и Вашингтон, и Джефферсон, а именно военный облик города. На другом берегу Потомака находится самое большое военное здание в мире, Пентагон, который начали строить в 1941 г., а также военное Арлингтонское национальное кладбище с его хорошо известным Мемориалом корпуса морской пехоты США (Мемориалом Иводзимы), возведенным в честь победы на Тихом океане. В центре этого административного города расположено внушительное здание Администрации ветеранов, а на юго-востоке до самого последнего времени находилась военно-морская верфь и штаб Военно-морских сил США, окрестности которого со «взрослыми развлечениями» теперь джентрифицированы. На Национальной аллее есть три мемориала ветеранов вьетнамской войны, один мемориал ветеранов корейской войны, а с 2004 г. существует также монументальный комплекс, посвященный «победе на суше, победе на море, победе в воздухе» на всех театрах боевых действий Второй мировой войны. Только в Москве есть нечто подобное[159]159
  Военный облик поддерживается расширением военных и силовых ведомств после холодной войны; в экономику Вашингтона была вложена значительная доля обильных государственных контрактов. Непрерывные войны, которые США вели после краха Советского Союза, стали подарком для вашингтонской экономики и доходов элит. Lowrey A. While most of America Struggles, its Capital Thrives on Government Cash // International Herald-Tribune. 2013. 12 January; Galbraith J. Inequality and Instability: A Study of the World Economy Just Before the Great Crisis. Oxford: Oxford University Press, 2012.


[Закрыть]. Более специфичный для Вашингтона памятник – Богиня Свободы, приветствующая «жертв коммунизма», мемориал, созданный антикоммунистическим активистом украинского происхождения Добрянски и профинансированный Джесси Хелмсом, Гровером Норквистом и другими американскими правыми[160]160
  Savage K. Op. cit. P. 292, 353 n.


[Закрыть].

Отделения Канады, Новой Зеландии и Австралии напоминали скорее уход детей из дома, а не развод. Канадцы позволили королеве Виктории выбрать для них столицу в 1857 г. В состязании из пяти городов, включая два больших квебекских города, Квебек и Монреаль, и два города штата Онтарио, Торонто и Кингстон, победителем вышла Оттава. В те времена она находилась в центре Канады, у слияния реки Оттавы и двух других рек, на границе англо-протестантской и франкоговорящей ирландско-католической Канады; она не могла стать конкурентом коммерческим центрам – Торонто и Монреалю. Однако у нее было незначительное население и, соответственно, число представителей, поэтому ратификация в парламенте прошла лишь с небольшим перевесом – 64 голоса «за» и 59 «против»[161]161
  Bellamy R. The Architecture of Government // Construire une capital – Ottawa: Making a Capital / ed. by J. Keshen, N. St-Onge. Ottawa: University of Ottawa Press, 2001. P. 435; ср.: Taylor J. Ottawa: An Illustrated History. Toronto: Lorimer, 1986.


[Закрыть].

«Доминионный» статус белых колоний Британской империи был довольно двусмысленным. Это были территориальные единицы, в которых большое значение имели этнический/национальный баланс и властные группировки, однако их государственный суверенитет развивался лишь постепенно, окончательно закрепившись в форме законодательной независимости доминионов в Вестминстерском статуте 1931 г. В 1929 г. именно британский Тайный совет окончательно решил один спорный вопрос канадской политики: являются ли женщины людьми? Верховный суд Канады сказал «нет», однако верховный суд империи соблаговолил ответить на этот вопрос положительно[162]162
  Вопрос встал на повестку, поскольку в канадский сенат могли выбираться только люди. (См.: Munroe S. 10 Firsts for Canadian Women in Government // About.com. 2015. 21 May <http://canadaonline.about.com./cs/women>.) В 2000 г. пять женщин из Альберты, которые подняли эту проблему, были увековечены на Парламентском холме замечательным ансамблем, изображающим их неформальное собрание.


[Закрыть].

В новой столице появилось высокое здание парламента, построенное в неоготическом стиле на Барак-Хилле из местного песчаника, который вскоре поменял свой исходный бежевый цвет на мрачный темно-серый. В отличие от Вашингтона и Канберры, город рос без какого-либо большого плана. В 1884 г. ведущий политик того времени Уилфрид Лорье написал: «Оттава – не слишком красивый город и вряд ли станет красивым». Примерно десятилетие спустя Лорье стал премьер-министром и в этой роли создал Комиссию по улучшению Оттавы, целью которой было сделать ее «Северным Вашингтоном»[163]163
  National Capital Planning Commission. Capital in the Making – Bâtir une capitale. Ottawa: Government of Canada, 1998. P. 12.


[Закрыть].

В ХХ в. планирование было в основном сосредоточено на акцентуации естественной красоты города, стоящего на холмах между реками. Но к концу столетия сформировалось новое политическое сознание, подтолкнувшее к выработке особого пространственного плана и комплекса памятников, совершенно отличных от памятников имперской столицы к югу от границы. Оттава не стала федеральным округом, однако в 1958 г. по Закону о национальной столице специальные полномочия, относящиеся к планированию, были переданы Комиссии национальной столицы. Одним из результатов ее работы стал бульвар Конфедерации, трасса, связавшая несколько уже существовавших улиц в центральное кольцо, объединяющее Парламентский холм, резиденцию генерал-губернатора и находящийся на другом берегу реки квебекский город Халл (переименованный в 2000 г. в Гатино после объединения в единый комплекс с Оттавой), чем демонстрируется конфедеративное единство многонациональной Канады. Заметным отпрыском вестминстерской парламентской любезности является тот факт, что в Оттаве есть официальная резиденция для лидера оппозиции, за которую отвечает Комиссия национальной столицы[164]164
  National Capital Planning Commission… P. 102.


[Закрыть].

Система памятников Оттавы не милитаристична, хотя здесь и имеется огромный центральный мемориал Первой мировой войны с дополнительными сооружениями, посвященными Второй мировой и корейской войнам. Полная противоположность вашингтонских военных памятников – абстрактный Канадский вклад в права человека (1989) и Монумент примирения и миротворчества, или «Башня мира» (1992). Вместо вашингтонских великодержавных памятников президентам Оттава создала ряд скромных памятников ведущим политикам на Парламентском холме.

Столица Новой Зеландии названа именем успешного британского командующего, участвовавшего в Наполеоновских войнах, (первого) герцога Веллингтона. В качестве колониальной столицы город был выбран поселенцами в 1865 г. из-за его расположения на проливе Кука между Северным и Южным островами, поскольку тогда опасались отделения последнего. Окленд, расположенный на севере Северного острова, был в те времена столицей, а впоследствии остался экономическим и демографическим центром Новой Зеландии.

У богатой Австралии имелись свои амбиции касательно столиц, однако выяснилось, что надо что-то делать с соперничеством между Новым Южным Уэльсом, старейшей колонией с ее главной портовой столицей Сиднеем, и недавно обогатившейся на золотой лихорадке Викторией, в которой главным претендентом на статус столицы выступал Мельбурн. Как и Вашингтон, но в отличие от Оттавы и Веллингтона, Канберра была построена с нуля на выделенном участке сельской местности, в Новом Южном Уэльсе, но «не ближе чем на сто миль к Сиднею». Пока участок выбирали и застраивали, было решено, что столица федеративных колоний Австралии должна быть в Мельбурне[165]165
  Pegrum R. The Bush Capital: How Australia Chose Canberra as Its Federal City. Sydney: Hale & Iremonger, 1983.


[Закрыть].

Австралийский Союз и его парламент впервые собрались в 1901 г., а в 1908 г. было принято решение о том, что будущая столица разместится на территории под названием Ясс-Канберра. Подготовку плана выставили на международный тендер в 1911 г., который выиграл американский архитектор из Школы прерий Уолтер Берли Гриффин. Он создал великолепный генплан из монументальных осей и пространственных пропорций, однако главным пунктом плана стала его явная демократичность. Им предусматривалась «сухопутная ось», идущая от Капитолийского холма и правительственного квартала через искусственное озеро, созданное благодаря перегородившей реку плотине, до города и холма за ним, а также поперечная «водная ось». Главным зданием правительственного квартала должен был стать парламент, обрамленный резиденциями генерал-губернатора и (справа) премьер-министра, с министерствами, расположенными чуть ниже. На вершине холма было предложено возвести не здание политической власти, а «Капитолий» народа, предназначенный для «приема людей и проведения церемоний, а также для размещения архивов и увековечивания австралийских достижений»[166]166
  Sonne W. Representing the State. N.Y.: Prestel, 2003. Ch. 4.


[Закрыть]. Жилая часть города была разбита в соответствии с идеями о городе-саде.

Подобно грандиозному плану Вашингтона, созданному Ланфаном, план Гриффина долгие десятилетия страдал от мелочности и скаредности политиков, а также от Депрессии 1930-х годов. В 1950-е годы интерес к нему вернулся, и архитекторы решили, что план Гриффина улучшить невозможно, так что его нужно просто претворить в жизнь[167]167
  Pegrum R. The Bush Capital: How Australia Chose Canberra as Its Federal City. Canberra: Hale & Iremonger, 1983. P. 184; Crowley D., Reid S.E. Socialist Spaces: Sites of Everyday Life in the Eastern Bloc. Oxford: Berg Publishers, 2002.


[Закрыть]. Канберра, благодаря широкому применению естественного пространства и низкоэтажной непретенциозной архитектуре, смогла стать монументальной и в то же время народной. Здание парламента (1988) стало одним из символов демократии – оно построено частично на Парламентском холме, с наклонным травяным газоном сзади, где граждане могли гулять и играть (по крайней мере до 2001 г.), и с низким фасадом модернистских колонн, над которыми возвышается огромный флагшток с национальным флагом[168]168
  Headon D. The Symbolic Role of the National Capital. Canberra: National Capital Authority and the Commonwealth of Australia, 2003.


[Закрыть].

Канберра известна также одним из самых странных памятников в мире – и это, пожалуй, самое знаменитое ее сооружение. Сухопутная ось, идущая от флагштока и парламента через озеро, доходит до Анзак-Парейд, церемониальной площади для военных парадов (разбитой в 1965 г.), заканчивающейся огромным военным мемориалом отчасти в египетском стиле (1941 г.); к нему позднее были добавлены памятники в честь более поздних имперских войн, в которых Австралия добровольно принимала участие, в частности войны во Вьетнаме.

Удивителен не сам мемориал в честь Первой мировой войны, а миф об АНЗАК и его иконографическая значимость для Канберры. АНЗАК – это Австралийский и Новозеландский армейский корпус, который добровольно принял участие в Первой мировой войне на стороне Британской империи. Главным его подвигом стала провалившаяся атака на Османскую империю, за два океана и один континент от Австралии, в Галлиполи, в 1915 г. По непонятным причинам эта военная авантюра и кровопролитное поражение стали «боевым крещением» для мужского населения Австралии и Новой Зеландии, ежегодно отмечаемым 25 апреля[169]169
  Легенда об АНЗАК получила сильный стимул благодаря официальному военному корреспонденту Чарлзу Бину, работавшему под защитой группы солдат, и специально продвигалась австралийским правительством еще с начала 1920-х годов в качестве патриотического и одновременно имперского нарратива. Ее снова подняло на щит в середине 1990-х годов консервативное правительство Говарда, когда ее открыто связали с новыми австралийскими авантюрами в Афганистане и Ираке. См.: Thomson A. ANZAC Memories: Living with the Legend. Clayton, Australia: Monash University Publishing, 2013, особенно гл. 5 и 8.


[Закрыть].

Претория была столицей бурской республики Трансвааль, которую Британская империя смогла подчинить себе после ожесточенной войны. В 1910 г. она должна была стать главной столицей англо-бурского Южно-Африканского Союза, деля при этом свои функции с британским Кейптауном, удаленным почти на 1500 км и являвшимся местом расположения парламента, и ставшим резиденцией верховного суда Блумфонтейном, столицей другой бурской республики – Оранжевой провинции. Претория, названная по имени бурского командующего и завоевателя, сохранила свои бурские знаки отличия – республиканскую Raadzaal (ратушу), ставшую провинциальной ассамблеей, и Kerkplein (Церковную площадь) с конными статуями Преториуса Старшего, основателя, и Младшего, бурского президента; на другой центральной площади стоит статуя бурского президента Крюгера.

Новый союз белых колонистов приобрел собственную внушительную резиденцию исполнительной власти, расположенную на холме на окраине города. Герберт Бейкер, один из ведущих архитекторов империи, разработал огромное здание в римском стиле с двумя крылами и башнями с куполами, соединенными полукруглой колоннадой, символизирующей союз двух наций колонистов, а также с классическим амфитеатром по центру как элементом политической риторики[170]170
  Герберт Бейкер был протеже Сесиля Родса с весьма развитым имперским чувством. Проект здания Союза первоначально включал и место для туземцев. Хотя и это было для южноафриканского правительства слишком, сама идея Бейкера может послужить красноречивым примером идеологии колонистов: Бейкер предлагал сделать за пределами здания небольшое место для сбора туземцев, «где туземцы, не заходя в здание, могли бы ощущать величие государства» (Vale L. Architecture, Power, and National Identity. Yale: Yale University Press, 1992. P. 78; Sonne W. Op. cit. P. 199 ff).


[Закрыть]. После Второй мировой войны в Претории появился второй ее знаковый памятник – Монумент первооткрывателей (Voortrekker) в честь бурского исхода в 1830-х годах из слишком «дружественной к неграм», как полагали сами буры, Капской колонии, управляемой британцами, и бурской победы над зулусами. Это огромное (40 м высотой, шириной и глубиной) гранитное сооружение, своим стилем отсылающее к египетским храмам, а также к Галикарнасскому мавзолею; оно окружено 54 каменными повозками для буйволов, внутри находится Зал героев и Зал памятника неизвестному солдату.

Претория была белым африканерским городом, хотя в 1950 г. 132 тыс. «европейцев» прислуживали 25 тыс. домашних слуг из числа туземцев[171]171
  City of Pretoria. Official Guide. Pretoria. P. 90, 222 (год не указан, скорее всего, середина 1950-х).


[Закрыть]. Но в 1994 г. расистское государство колонистов рухнуло, и Южная Африка превратилась в демократическое эксколониальное государство, что стало знаковым моментом в истории народных движений, к которым мы еще вернемся.