Текст книги "Вячеслав Тихонов. Последний рыцарь экрана"

Стараюсь быть на него похожим

Своего деда я помню с трехлетнего возраста. Потом мы какое-то время не виделись, а затем, когда дедушка жил в Павловском Посаде, мы с мамой к нему приезжали и очень тепло общались. Конечно, он повлиял на мой выбор профессии. Я решил продолжать актерскую династию и закончил РАТИ, факультет музыкального театра. Хотелось быть не просто актером, а актером, умеющим хорошо петь. Мне, кстати, очень нравилось, как пел дед в фильмах, – он не давил на голос, был удивительно музыкален и, самое главное, всегда пел с душой – словом, так, как надо.

Из его фильмов мой самый любимый – «Белый Бим Черное ухо», у него там пронзительная роль. Ну и, естественно, «Семнадцать мгновений весны». Дедушка всегда радовался, что время идет, а фильм по-прежнему любим миллионами зрителей, но к такому средству популяризировать картину, как недавняя колоризация, отнесся, скорее, отрицательно. Не одобрил раскрашенного Штирлица. Я его понимаю – задумка была черно-белая, игра актеров отлично «просматривалась». В цветном виде фильм стал более современным, но каким-то пустым…

Последний раз мы с дедом виделись на юбилейном вечере в честь его восьмидесятилетия. Я пел для него романс «В минуту жизни трудную» Петра Булахова. Он растрогался. Потом мы разговаривали по телефону: он радовался, что я заканчиваю учебу, получаю диплом. В РАТИ я, кстати, поступил не с первого раза, и дед не стал мне помогать. Сказал, что, когда поступал во ВГИК, не надеялся ни на кого и сам добивался поставленной цели. Меня всегда восхищали его целеустремленность, скромность, независимость, нежелание, что называется, подлизываться к сильным мира сего. Я стараюсь быть на него похожим.

Владимир Тихонов, внук

…Невероятно деликатный и неприхотливый

В пятидесятые годы я, школьница, частенько бывала в Театре киноактера, куда из МХАТа перешел работать мой отец. В то время как раз на работу в театр взяли почти весь курс, который снимался в «Молодой гвардии», – Мордюкову, Тихонова, Шагалову и других. Все были молоды, красивы, талантливы, от них исходила невероятная энергетика. Впервые Тихонова на сцене я увидела в спектакле «Бедность не порок» по Островскому – он играл роль приказчика. В этом замечательном спектакле они играли с моим отцом. Кстати, несмотря на разницу в возрасте, я называла его Слава, а он меня Леля – так, как звали меня родители.

Семьями не дружили. Отец стал близко общаться с Тихоновым на съемках фильма «Оптимистическая трагедия». Летом к нему приехали мы с мамой, а к Вячеславу Васильевичу – его мама с сыном Володей. Отец и Вячеслав Васильевич оба любили рыбалку и иногда после съемок выбирались порыбачить. Тогда мы познакомились с Володей, а общаться стали уже после того, как он пришел работать к нам в Театр киноактера. Все обсуждали красоту Володи, он взял лучшее от отца и матери, а по характеру был очень мягкий. После смерти сына Вячеслав Васильевич очень сильно переживал, правда, чувств своих напоказ не выставлял. Однажды на съемках картины «Глазами волка» мы затронули эту тему, и он сказал мне: «Я просил Нонну отдать мне его, я бы его не упустил. А она ответила: «Какая мать отдаст сына отцу?»

Анечка для него была светом в окошке. Когда он приходил к ней на экзамены во ВГИК, он никого, кроме нее, не видел на сцене. Он очень часто появлялся с ней в девяностых годах на каких-то премьерах, фестивалях. Увы, ее актерская судьба не сложилась. Время такое было. В девяностые годы кино вообще перестали снимать. Поэтому он, как абсолютно состоявшийся актер, очень переживал за горячо любимую дочь. Но было такое время – он и сам тогда очень мало снимался. И когда он возглавил на студии Горького творческое объединение, то Аня стала заниматься там продюсерской работой. Она вместе с мужем сняла фильм об отце «17 мгновений Славы». В одном из своих последних фильмов, «Глазами волка», он согласился играть только ради дочери, потому что она продюсировала картину. В этом фильме мы с ним встретились, нам достались небольшие роли.

Когда мы с мужем выступали с творческими встречами в Харькове, нас принимал тот же администратор, который работал несколько месяцев назад с Вячеславом Тихоновым. Он рассказал нам с Роланом удивительную историю – после концерта в Харькове Тихонову пришлось срочно лечь в больницу, его подвело сердце. И как только об этом стало известно в городе, к больнице, где лежал уже тогда сыгравший роль Штирлица Тихонов, началось паломничество. Люди несли ему варенья, соленья, дети лепили «коников», приносили любимому актеру рисунки. В результате, не выдержав столь чрезмерного внимания, он попросил выписать его раньше положенного срока и просто сбежал оттуда.

Он очень похож по личностному типу на моего отца. Слава был невероятно скромным, деликатным, совсем не спесивым, неприхотливым. Он однажды рассказал нам с Роланом, что купил Анечке машину «Ока», чтобы она приезжала к нему на дачу, но она не захотела ездить на таком авто. И тогда он сам стал на нем ездить. А дача у него в районе Рублевки, там такие машины – редкость. Когда его однажды остановил гаишник, то просто обалдел: «Товарищ Тихонов, вы? И на такой машине?» В ответ услышал: «А что? Нормально». И так же он вел себя во время съемок – никаких капризов, никакого недоброжелательства. Я рада, что мы вместе провели те десять дней на съемках фильма «Глазами волка».

Елена Санаева, актриса

Первый мужчина. Первая женщина

С тех пор много воды утекло… Слава удачно женился на Тамаре Ивановне – она на семнадцать лет моложе и такая хозяйственная. Он всегда хотел девочку, вот она и родила ему Анечку – красавицу, умницу, а у нас с ним не получилось: домой никогда не хотелось идти ни ему, ни мне.

Мы разные люди: я – казачка, яркая, боевая, а он тихий павловопосадский мальчик. Как бы это объяснить, – в молодости Тихонов был какой-то, в хорошем смысле, неприспособленный к жизни.

Жили тяжко, копейки считали, перед зарплатой я ноги сбивала по этажам – искала, у кого одолжить червонец… Ну и кинулась выступать, когда эта лавочка открылась, в школах, в комсомольских организациях… Ни от чего не отказывалась, тем более что это было полезно для нашей страны в духовном плане. Платили немного – дадут четыре рубля и еще двадцать копеек положат, но я эти гроши хотя бы домой приносила, а Вячеслав, как ему казалось тогда, свою чистоту оберегал. Он говорил мне, что получать деньги за искусство неэтично, недуховно. «Ладно, – думала я, – а как же быть, если завтра не на что будет хлеб покупать?»

Я же не против кино, серьезных ролей, но, если их нет и закон позволяет, почему не выступить где-то от общества «Знание»? В этом я, наверное, больше на мужчину была похожа: ради своей семьи что есть мочи старалась, тянула воз, а Тихонов нет… Слава – человек нежный, хороший, даже, можно сказать, прекрасный, но у него был один недостаток – он меня не любил…

Мы, когда только встречались, на лестничных площадках целовались, обнимались по закоулкам. Бывало, приду домой, лягу спать и думаю: «Вот бы сшить ему куртку из черного вельвета на молнии – как бы ему шло!» Тогда, в послевоенные годы, все было, как вы понимаете, в дефиците, но я через знакомых купила-таки отрез. Мы к портнихе, а тетка уперлась: «Мужчинам не шью». Еле-еле ее умолила, сама нарисовала фасон. Куртку она справила, но воротник к ней женский приладила – даже фотография осталась.

Легко сказать «первый мужчина», «первая женщина», да только бывает, как я сейчас понимаю, что и четвертая, а такая хорошая семья сковывается. У нас же все было по правилам сделано, но не вышло, и никто в этом не виноват: друг другу не подходили, а сравнить было не с чем ни мне, ни ему. Он же всю жизнь молчал, как тот Штирлиц. Слава Штирлиц и есть, только в кино это человек-кремень, а в жизни – человек-природа. Любит собирать грибы, ромашки, копаться в земле, картошку сажать, разводить голубей. Часами мог сидеть за столом, покрытым клеенкой, и пить чай из самовара.

Друг друга мы не ревновали – не давали повода. Совсем молоденькие тогда были – по восемнадцать лет, думали: раз уж семью создал, веди себя хорошо, да и, честно говоря, не были мы такими жадными, стремительными в любовных делах – ночные бдения воспринимали как нагрузку ненужную. Были еще недоразвитыми.

Слава все по-своему делал и всегда молча. Заболела я однажды тяжело, лежу, температура под сорок, а он на футбол собрался, который больше хоккея любил. Зная, какой он страстный болельщик, говорю вроде бы невзначай: «Может, побудешь дома – как бы мне совсем худо не стало, а сын еще не скоро из школы вернется». Он молча встал, с силой встряхнул свою куртку так, что из нее пыль по квартире пошла, оделся и, ни слова не говоря, ушел. После матча вернулся домой весь запыхавшийся, подбежал к кровати, встал на колени, спросил: «Как ты?» – и стал нежно мой лоб трогать… В этом – весь он.

Мама моя – она жизнь повидала. Простая колхозница, а опытной была и умной, ведь чтобы ума набраться, университеты кончать необязательно. Приехав однажды в Москву меня проведать, заметила между нами трещину, все перемножила и, когда собиралась обратно в Ейск, сказала: «Нонка, не бросай Славку. Бросишь – одна будешь век доживать». «С чего это, – думаю, – она взяла, что я должна его бросить?» Но вот что-то же ей подсказало… И бросила все-таки я его, а не он меня. Через несколько дней после того, как умерла мама, отнесла заявление на развод.

Во мне долго-долго сидело христианское смиренное понимание супружества: честность, преданность, муж. Я ведь Тихонову даже не изменила ни разу, хотя он мне вот так опостылел – ничего уже не хотела.

…Теперь у нас нет причин общаться. Если бы встретились в какой-нибудь картине, с удовольствием пообщались бы. А так что же? У него забот очень много, он общественную жизнь ведет. Ну, поговорили как-то по телефону. Можно было еще и еще говорить. Но тогда надо сесть, с чайком или с каким-то винцом хорошим. И тогда уже поговорить в полную силу о нашей жизни.

Нонна Мордюкова, актриса, первая жена

Глаза Габи и глаза Штирлица

Вячеслав Васильевич – счастливый человек, несмотря на то что в его жизни было много испытаний. Но все равно он находил людей, которые были близки ему по духу, как говорится, по группе крови. Тандем Станислава Ростоцкого и Вячеслава Тихонова – особенный, какой бывает только у людей неповторимых.

Режиссер Ростоцкий помог раскрыться актеру Тихонову – так неожиданно и так многогранно для него самого. Мне кажется, что сам Тихонов не предполагал, что как актер обладает такой богатой палитрой. Я очень рада, что работала вместе с Вячеславом Васильевичем, жаль, что мало. Габи в «Семнадцати мгновениях весны», которую я очень люблю, получилась благодаря Вячеславу Тихонову.

Глаза Габи и глаза Штирлица забыть невозможно. И та интонация, и тот голос, с которыми обращался к моей Габи Штирлиц! Для актера очень важен голос, который дан ему с рождения и которым он впоследствии должен уметь управлять. Голос Тихонова, бархатный, помогал ему и в жизни, и в работе и помогал нам, его партнерам.

Как женщина, я хорошо понимаю порыв Нонны Викторовны Мордюковой, которая однажды призналась: «Я хотела бы, чтобы Слава вернулся, хотя не уверена, что он хотел того же самого». Но, мне кажется, если бы эти замечательные и очень красивые люди вновь сошлись, то судьба бы их вновь развела. Слишком они были разные, но при этом яркие и единственные.

Светлана Светличная, актриса

Аристократка

Величайший актер. Он играл глазами. Он не «физикой», не пластикой, не напором каким-то – а взглядом, глазами умел бесподобно выполнить свою задачу на все сто. Меня как режиссера, скажем так молодого, всегда поражало, как работают и ведут себя на площадке он и люди его поколения. Не хотел бы ворчать, но такой подход, такая дисциплина и внутренняя организация, как у него и его современников, – ее у молодых актеров сейчас не встретишь. Эти люди тихо приходят на площадку, тихо читают книжку – а потом входят в кадр и работают бесподобно, потому что им ничего не надо учить, все уже готово. Аристократия.

Николай Хомерики, режиссер

…Иногда вдруг удивительно шутил

Я не знаю, сколько было претенденток на роль учительницы английского языка в фильме «Доживем до понедельника», но слышала, когда режиссер остановился на нескольких кандидатурах, он пригласил Тихонова на просмотр и сказал: «Давай вместе выбирать». Возможно, я попала в картину благодаря Тихонову, я этого так и не узнала.

На съемках мы как-то перевыполнили план, и на ноябрьские праздники часть группы поехала на Валдай в дом отдыха. Меня взяли, чтобы я привыкала, чувствовала себя своей. А там озеро, рыбалка. И как-то я постучала в номер к Тихонову: «Вячеслав Васильевич, к вам можно?» А он стоял на четвереньках, весь номер в удочках, лесках, поплавках, блеснах – все это разложено на столе, на стульях, на полу. И с совершенно детским выражением лица сказал: «Ирочка, посмотрите, какая красота!»

Сначала снимали осеннюю натуру и нашу прогулку с Вячеславом Васильевичем. Мы тогда знакомились, притирались. Он молчаливый, серьезный, сам в себе, но иногда вдруг удивительно шутил. Я, по-моему, кучу глупых вопросов ему задавала. И он очень вежливо, тактично отвечал.

Однажды, перед ноябрьскими праздниками, мы с Тихоновым ехали домой на «Волге», так как студийная машина сломалась, а нам ехать в одну сторону. Он сказал: «Хочешь, я покажу тебе особенную, праздничную Москву?» И показал. Ленинские горы, мы там долго стояли. Набережную Кремля. Он знал такие точки, с которых Москва выглядела как самая нарядная новогодняя елка в детстве.

Когда «Доживем до понедельника» все-таки выпустили на экран, я распечатывала письма, сотни писем. Из них я узнала, что народ нас с Тихоновым поженил. Несмотря на то что у Вячеслава Васильевича была семья, у него родилась чудесная дочка Аня, а я вскоре уехала из Советского Союза с мужем, все равно я несколько лет оставалась «женой Тихонова». Хотя он для меня всегда был просто очень любимым артистом.

Ирина Печерникова, актриса

Настоящий мастер-класс

Я не могу назвать то, что происходило на «Доживем до понедельника», совместной работой. Мы сидели в «классе», слушали, он играл. Но для меня, да и для всех нас – тогда студентов театральных вузов, это стало настоящей, серьезной школой. То, как этот человек вел себя на площадке, вот это был настоящий мастер-класс. Никакой звездности. Никаких актерских «штучек». Если надо работать больше, смена затягивается – значит, будет работать. Очень четко выполнял все указания режиссера. Лишь однажды у них с Ростоцким на моих глазах развернулась дискуссия. Была сцена, когда учитель, герой Тихонова, рассказывает нам о лейтенанте Шмидте и о его значении для русской истории. И вот тут они со Станиславом Ростоцким схлестнулись – но не по поводу роли! Между ними разгорелся диспут о личности лейтенанта Шмидта. Я не помню сейчас, в чем была суть разногласий. И не помню, удалось ли им убедить друг друга. Помню только, что тогда я впервые поняла: актер не должен быть марионеткой, просто исполняющей чужие команды на площадке. Он должен быть личностью – с образованием, со своим мировоззрением, вот тогда это настоящий актер.

Ольга Остроумова, актриса

Мы были для него ученики

Мне судьба подарила встречу с Вячеславом Васильевичем. И я благодарен Станиславу Иосифовичу Ростоцкому, который меня пригласил на роль в картине «Доживем до понедельника».

Я вспоминаю те годы. Самое интересное, что все говорят про то, какой он был талантливый, как он работал на площадке, какой он был в жизни человек серьезный. А мы, молодые ребята, просто на него смотрели не как на актера Тихонова, а как на своего учителя. Вот перед нами был учитель – учитель Илья Семенович Мельников.

И даже не случайно, что в конце фильма написано, что в фильме участвовали, не снимались, а участвовали. Понимаете? То есть он не играл эту роль, а он участвовал, он был учителем для нас. Он был популярный, любимый народом артист. И когда моя мама узнала о том, что я буду сниматься вместе с Тихоновым, она сказала: «Ой, сыночек, какой же ты… Ой, какой же ты счастливый – ты будешь с самим Тихоновым сниматься!» Понимаете?

Но вот на площадке этого не ощущалось. Он был для нас нашим учителем, учителем истории.

И даже в отрицательной роли все равно он не был плохим. Я ни одного человека не знаю, который бы сказал про Вячеслава Васильевича, что это плохой человек. Про нас, про актеров, бывает, говорят: этот такой-сякой-разэтакий. Ну про него никто ничего плохого не мог сказать. На площадке собран, профессионал высшей марки. По жизни – только хорошее. Ни от одного актера или от актрисы, которые с ним общались, снимались, я не слышал, чтобы говорили: «А! Тихонов! Да это он играет».

Да, мы все равно для него были ученики. И наше отношение к нему – это наш учитель.

Я вообще по жизни такой человек, мне часто «как-то неудобно»… Однажды у меня была встреча с Михаилом Ивановичем Пуговкиным, который мне сказал: «Сынок, а чего ты со мной не разговариваешь?» А я говорю: «Да я стесняюсь». Я стесняюсь. Стеснялся и Вячеслава Васильевича, ну потому что я стеснялся. Потому что они великие.

Вот уже остались единицы великих актеров. Нету! И с уходом Вячеслава Васильевича – ушел еще один великий артист.

Юрий Чернов, актер

Он был тихим, скромным человеком

Персонаж Вячеслава Тихонова в нашем фильме «Зал ожидания» – директор детского дома – был отдельной фигурой. Он не принимал новое время, конфликтовал с ним. Приглашая Вячеслава Васильевича на эту роль, мы со сценаристом Олегом Даниловым прежде всего имели в виду учителя истории Илью Мельникова из картины «Доживем до понедельника». Нам хотелось, чтобы наш Михаил Борисович был таким же благородным, думающим, живущим не ради материальных ценностей. Тихонову тема преемственности персонажей понравилась.

В жизни он был тихим, скромным человеком. Сегодня многие, еще не успев стать крупными величинами, уже спешат предъявлять свои требования – машина определенной марки, кофе в отдельную гримерку и так далее. Вячеслав Васильевич прежде всего предъявлял требования к себе – надо тратиться, не жалеть себя в работе.

Дмитрий Астрахан, режиссер

Русский Ален Делон

Я влюбилась в Вячеслава Васильевича, когда была еще школьницей. Смотрела на Славу с восхищением в кинотеатрах и мечтала стать артисткой. В него невозможно было не влюбиться!

А познакомились мы со Славой на картине Станислава Ростоцкого «На семи ветрах». Слава, человек немногословный, ко мне отнесся несерьезно – мол, двадцатиоднолетняя салага, первокурсница. Его что-то не устраивало в моей игре, и он не говорил мне об этом, а жаловался режиссеру. Мне это не нравилось, и я ему открыто все высказала. Потом Слава признал, что не прав, извинился.

В картине «На семи ветрах» мы с Тихоновым даже не поцеловались, хотя любовная линия в фильме была… Фильм вышел, и простые зрительницы вот уже много лет сочувствуют мне: «Лариса, как же так?! Вы с таким красивым актером снимались и даже ни разу не поцеловались с ним!» Я-то не против была, но по сценарию поцелуй не был предусмотрен.

Хоть и говорят, что незаменимых людей нет, но Тихонова заменить никто не сможет. Его творческая жизнь сложилась. И хоть Бондарчук не хотел его снимать в роли Болконского в «Войне и мире» – мол, у Славы рабочие руки, – но снял-таки. На самом деле у Славы были тонкие кисти аристократа, он был… ну просто русским Аленом Делоном.

Сник он, когда потерял сына. И до конца жизни считал себя виноватым в гибели Володи. Шел за гробом и плакал: «Володечка, прости, сынок!» И потом всю любовь отдал дочери. К Анечке он относился как к сокровищу и гордился внуками. Недавно мы с Аней созванивались, и она мне сказала сквозь слезы: «Так тяжело без папы. Не верится, что он нас покинул. Без него пусто…»

Лариса Лужина, актриса

Мы стали настоящими друзьями

Мы познакомились, когда учились во ВГИКе на параллельных курсах. А потом вместе работали на «Молодой гвардии» Сергея Герасимова: он как начинающий актер, я – как режиссер-практикант.

В дальнейшем я с большим интересом наблюдала за его творчеством, внимательно следила за его работами у Швейцера, Ростоцкого. Поэтому, когда возникла необходимость в выборе актера на роль Штирлица, претендентом на нее стал Вячеслав Васильевич. Хотя сначала на эту роль серьезно рассматривали кандидатуры Арчила Гомиашвили и Олега Стриженова, но их подвели сыгранные прежде отрицательные персонажи. Руководство побоялось, что это помешает образу советского разведчика. Тихонов играл только положительных героев.

Тихонов меня безусловно впечатлил своей собранностью. Даже приходя в гости, он – в отличие от многих других людей кино – старался не выпивать, если знал, что на завтра назначены съемки.

На репетициях мы искали нужный образ, все вроде хорошо получалось, но чего-то не хватало, и тогда я посоветовала ему крепко сжимать губы. Образ появился.

Мы никогда не ссорились, но однажды я разозлилась на Славу. Ко мне прибежали девочки-костюмерши в слезах – Тихонову не понравилась рубашка, он ее снял, бросил на пол и начал топтать. Я взяла рубашку и сказала, что сама поговорю с ним, поругаю, но не сделала этого. Я понимала, что он находится в постоянном напряжении, и тревожить его такими мелочами не стоит.

В день, когда мы должны были снимать сцены Штирлица с Пастором, актеры долго готовились, о чем-то разговаривали, а когда стали в кадр и я попросила их прорепетировать текст, оказалось, что Тихонов его не знает. Я не могла на него кричать, боялась травмировать. Пришлось подстраиваться – решили с оператором переделать сцену так, чтобы в кадре был только Пастор. Тихонов виновато взял листочек и стал читать роль. Я снова сделала вид, что ничего не произошло – ничего не сказала и не спросила, почему всегда дисциплинированный и ответственный Тихонов пришел неподготовленным…

После той работы мы стали настоящими друзьями, родными людьми, пусть и виделись нечасто, но постоянно созванивались на праздники.

* * *

В последнее время мы тем более нечасто общались со Славой – он много болел, и я больна. Но из виду друг друга не теряли. Теперь, в связи с его уходом, начнут писать, говорить.

Главное, чтобы по нелепому обыкновению нынешних дней из этого не устраивали шоу. Потому что СМИ сейчас наполнены лишь теми, кто готов публично раздеться, предстать в неглиже, а Слава таким не был.

Татьяна Лиознова, режиссер