Текст книги "Падение Османской империи: Первая мировая война на Ближнем Востоке, 1914–1920"

Русские осознали масштабы происходящего только 26 декабря, когда взяли в плен османского офицера вместе с планом военной операции Энвера. Только теперь они узнали, что Третья армия была усилена 10-м корпусом и что османы имеют значительное численное превосходство. К тому моменту османы уже взяли Ольту, стремительно наступали на Ардаган и, что самое главное, стояли на подходах к Сарыкамышу. Мусульманское население, жившее на территории между черноморским портом Батум и Ардаганом, восстало против русских властей в том самом порыве религиозного энтузиазма, на который так рассчитывали османы и которого так опасались русские. По сообщению летописцев этой военной кампании, русские генералы «были близки к панике… Они были убеждены, что им не удастся отстоять Сарыкамыш и основная масса Кавказской армии будет отрезана от единственного пути отступления в Карс». В отчаянной попытке спасти армию или по крайней мере какую-то ее часть от полного разгрома российские военачальники отдали приказ об общем отступлении{180}180
  Allen and Muratoff, Caucasian Battlefields, 260–268; см. также: Larcher, La guerre turque, 387–388.


[Закрыть].

Однако фортуна благоволила русским, и дерзкий план Энвера начал трещать по швам. После первых дней победоносного наступления погода и человеческий фактор начали брать свое. На высокие пики Понтийских гор обрушились снежные бури, сделав горные тропы почти непроходимыми. Из-за нулевой видимости и сильных метелей многие солдаты отбивались от своих подразделений и погибали. Отсутствие нормальных дорог, экстремальные погодные условия и высокие горы фактически лишили османскую армию связи. Что еще хуже, один из генералов, Хафыз Хаккы-бей, как уже говорилось выше, пренебрег приказом Энвера и отправился в погоню за небольшим отрядом русских, в результате оказавшись в нескольких десятках километров от Сарыкамыша.

Энвер отправил Хафызу Хаккы-бею срочный приказ прекратить преследование и вернуться к первоначальному плану операции. Командующий 10-м корпусом доверил штурм Ардагана одному из своих полков (как это было предусмотрено первоначальным планом) и лично повел два других полка, чтобы присоединиться к 9-му корпусу для атаки на Сарыкамыш. Хафыз Хаккы двинулся в путь 25 декабря и пообещал Энверу прибыть на следующее утро. На тот момент он со своими войсками находился в 50 км от Сарыкамыша, и им предстояло преодолеть горный хребет Аллахуекбер, возвышающийся на 3000 метров над уровнем моря, – в разгар зимы. Следующие 19 часов стали для османской армии настоящим маршем смерти. Один из выживших так описывал этот смертельный путь: «Мы поднимались все выше и выше. Было очень трудно, мы совершенно выбились из сил, но продолжали идти строем. Когда мы достигли плато, началась сильнейшая пурга. Мы ничего не видели. Невозможно было даже разговаривать друг с другом. Весь строй распался. Солдаты разбежались в поисках укрытия. Стоило им увидеть дом с дымящейся трубой, как они всей толпой бросались туда. Офицеры изо всех сил пытались восстановить дисциплину, но не могли заставить солдат повиноваться». Холод был за гранью человеческих возможностей, так что некоторые солдаты даже сходили с ума: «Я увидел одного солдата, который сидел в снегу на обочине дороги. Он обнимал снег, хватал его пригоршнями и запихивал в рот, при этом дрожа и визжа от холода. Я хотел помочь ему и вывести обратно на дорогу, но он продолжал кричать и загребать снег, словно не видел меня. Бедняга лишился рассудка. Таким образом за один только день мы оставили под снегом 10 000 человек»{181}181
  Ilden, Sarıkamış, 212–213.


[Закрыть].

Двадцать пятого декабря Энвер-паша созвал османских офицеров и немецких советников на совещание, чтобы оценить ситуацию и решить, что делать дальше. Русские начали отступать от своей линии фронта вдоль реки Аракс в сторону Сарыкамыша. На помощь отступающим частям Кавказской армии по железной дороге было отправлено подкрепление. Тогда как командование по-прежнему было убеждено в неминуемом поражении, с севера и юга к Сарыкамышу подходило все больше русских войск. Таким образом, не предприняв немедленной атаки, османы могли упустить шанс взять город, пока тот был относительно незащищен.

На совещании Энвер и его немецкие советники спросили командующего 9-м корпусом Ихсан-пашу и начальника штаба Шерифа Илдена, когда османская экспедиция будет готова атаковать Сарыкамыш. Ихсан-паша изложил всю горькую правду о ситуации, в которой находилась Третья армия. Они полностью потеряли связь с 10-м корпусом Хафыза Хаккы, который в тот момент шел маршем через горы Аллахуекбер, и не могли с уверенностью сказать, когда он присоединится к атаке на Сарыкамыш. На подступах к городу находился только 9-й корпус. «Я не знаю всех ваших планов, – сказал в заключение Ихсан-паша, – но если задача может быть решена силами одной дивизии, то 29-я дивизия готова выполнить ваши приказы»{182}182
  Ilden, Sarıkamış, 177–179.


[Закрыть].

Выслушав турецких офицеров, Энвер спросил мнение своих немецких советников. Поскольку те вместе с Энвером непосредственно отвечали за разработку плана кампании и поддерживали его честолюбивый замысел повторить немецкую победу под Танненбергом на Кавказском фронте, они посоветовали Энверу дождаться прибытия 10-го корпуса Хафыза Хаккы, прежде чем атаковать город. Но ожидание было не по душе Энверу. Он понимал, что чем дольше они будут медлить, тем с более сильным противником им придется столкнуться. Кроме того, с каждой ночью, проведенной под открытым небом, его армия теряла сотни солдат – а со взятием Сарыкамыша они получили бы крышу над головой и еду. Офицеры также подозревали, что у Энвера существовало негласное соперничество с Хафызом Хаккы-беем: Энвер опасался, что командующий 10-м корпусом может первым захватить Сарыкамыш. Однако младотурецкий триумвир хотел приберечь этот особый военный трофей вместе со всей сопутствующей славой для себя.

Поэтому Энвер-паша проигнорировал мнение немецких советников и приказал своим войскам начать наступление уже на следующее утро, 26 декабря. Это судьбоносное решение словно определило дальнейшую судьбу всей османской кампании: с этого момента османам будет катастрофически не хватать людей, чтобы отражать контратаки русских и удерживать захваченные позиции.

К чести османских солдат нужно сказать, что они выполнили все сверхчеловеческие задачи, поставленные планом Энвера, – хотя бы на короткое время. Войска Хафыза Хаккы-бея, преодолев непроходимые горы Аллахуекбер, достигли железной дороги между Карсом и Сарыкамышем и перерезали эту жизненно важную линию сообщения. Но им не хватило людей, чтобы удержать ее под натиском подошедшего из Карса подкрепления. Одна из дивизий Хаккы-бея захватила Ардаган, но ей не хватило сил удержать город, и через неделю османы потеряли его. Солдаты некогда победоносного 10-го корпуса оказались в окружении, и оставшиеся в живых 1200 человек (из первоначальных 5000) были вынуждены сдаться русским. Османским войскам даже удалось проникнуть в Сарыкамыш, но за эту кратковременную победу пришлось заплатить колоссальным количеством человеческих жизней.

Первые атаки 9-го корпуса на Сарыкамыш 26 декабря были отбиты защитниками города с тяжелыми потерями для османов. Ночью наконец-то прибыли остатки 10-го корпуса Хафыза Хаккы. Учитывая большие потери, понесенные 9-м корпусом, и плачевное состояние солдат 10-го корпуса после марш-броска через горы, Энвер принял решение отложить операцию на 36 часов, чтобы консолидировать силы{183}183
  Подробный отчет очевидца о сражении 26 декабря см. в книге: Ilden, Sarıkamış, 191–201.


[Закрыть].

Решающая битва за Сарыкамыш состоялась 29 декабря. К тому моменту мороз безжалостно выкосил ряды османской армии. От первоначальных 50 000 человек в 9-м и 10-м корпусах вместе взятых осталось не больше 18 000, и эти несчастные выжившие были не в состоянии нормально сражаться. Между тем в Сарыкамыш стекалось все больше русских солдат. Их число уже превысило 13 000, у них было больше пушек и пулеметов, чем у османов, и они занимали хорошо укрепленные позиции. Используя тяжелое оружие, русские на протяжении всего дня успешно отбивали османские атаки.

Ночью 29 декабря Энвер предпринял последнюю попытку взять Сарыкамыш. На этот раз османы сумели ворваться в гарнизон, завязав с защитниками города рукопашный бой в полной темноте. Большинство османских солдат были убиты или взяты в плен, хотя одному особенно отважному отряду из нескольких сотен бойцов удалось захватить русские казармы в центре города. На одну ночь крошечный отряд армии Энвера завладел крошечной частью столь желанного города. К утру русские окружили казарму и заставили османских солдат сдаться. В этом наступлении погибла целая османская дивизия.

Вскоре русские осознали, насколько слаб атакующий их противник, и, оправившись от первоначальной паники, перешли в контрнаступление. Теперь не русская Кавказская армия, а Третья турецкая армия оказалась под угрозой окружения и неминуемого полного разгрома.

В первые две недели января 1915 года русские войска заставили османов поспешно отступать и вернули себе все территории, потерянные в первые дни кампании. В процессе этого они – корпус за корпусом – уничтожили Третью армию. Девятый корпус был окружен и сдался русским 4 января. По сообщению начальника штаба Шерифа Илдена, на тот момент вместе с ним в штаб-квартире корпуса оставалось всего 106 офицеров и 80 солдат. Десятый корпус Хафыза Хаккы-бея отступал под огнем, но сумел избежать полного уничтожения, и спустя 16 дней примерно 3000 выживших достигли османской территории{184}184
  Ilden, Sarıkamış, 231; Allen and Muratoff, Caucasian Battlefields, 278.


[Закрыть].

Османские военнопленные в Ардагане

В ходе Сарыкамышской кампании один из отрядов османской кавказской армии захватил Ардаган, но ему не хватило сил удержать город, и в начале января 1915 года османы были вынуждены сдаться подошедшим русским войскам. Освобождение Ардагана считается первой победой русской армии на Кавказском фронте.

Поскольку 9-й и 10-й корпуса были разгромлены, 11-му корпусу пришлось принять всю мощь контрнаступления русских на себя. В какой-то момент отходящие османы с удивлением увидели, как на левый фланг русских обрушилась неизвестная конница и рассеяла их ряды. Это был отряд местных мусульман, которые, узнав об объявлении султаном джихада, немедленно отправились на помощь турецким войскам. Капрал Али Риза Ети, ставший свидетелем атаки горцев, с восторгом описывал это очередное проявление мусульманского братства.

К середине января 11-й корпус завершил свое отступление, сохранив всего 15 000 солдат из первоначальных 35 000. Третья османская армия была уничтожена. Из почти 100 000 солдат, отправленных в бой, уцелели всего 18 000 людей, но и те были сломлены духом{185}185
  Eti, Bir onbaşının… günlüğü, 121–122. Потери османской армии в Сарыкамыше составили около 77 000 человек, из них 60 000 были убиты, а остальные взяты в плен. Çakmak, Büyük Harp, 113–114; Allen and Muratoff, Caucasian Battlefields, 283–284.


[Закрыть].

Энвер-паша чудом избежал плена и был вынужден с позором вернуться в Стамбул, но ни в отношении него, ни в отношении Хафыза Хаккы не было проведено какого-либо дисциплинарного расследования, хотя некоторые офицеры оценили их действия как преступную халатность. Более того, перед отъездом из Эрзурума Энвер повысил Хафыза Хаккы-бея из полковника в генерал-майоры с присвоением титула паши и назначил его командующим остатками Третьей армии (спустя два месяца Хафыз Хаккы умер от тифа). Это поражение было слишком сокрушительным, чтобы младотурки могли признать его, и, согласно Лиману фон Сандерсу, разгром Третьей армии был засекречен не только в Османской империи, но и в Германии. «Об этом было запрещено говорить, – впоследствии написал он. – Нарушения приказа карались арестом и наказанием»{186}186
  Жесткую критику плана военной кампании и действий Энвера и Хафыза Хаккы см., например, в мемуарах начальника штаба 9-го корпуса Шерифа Илдена: Ilden, Sarıkamış, 149, 158–159, 174–175, 208, 216–218, 232; также см.: Sâbis, Harp Hatıralarım, 302–317; Liman von Sanders, Five Years in Turkey, 40.


[Закрыть].

Последствия Сарыкамышской кампании Османская империя ощущала до самого конца войны. Без боеспособной армии в Восточной Анатолии она уже не могла защищать свою территорию от посягательств России. Это поражение привело к обострению напряженности между турками, курдами и армянами в приграничных с Россией областях, и, несмотря на отдельные всплески исламского движения на начальных этапах Сарыкамышской кампании, всякую надежду на восстание мусульман Российской империи пришлось оставить.

Кроме того, масштабы этого сокрушительного поражения придали смелости союзникам России по Антанте в их планах нападения на Дарданеллы, захват которых позволил бы им оккупировать Стамбул и раз и навсегда вывести османов из игры{187}187
  Allen and Muratoff, Caucasian Battlefields, 286–287.


[Закрыть].

Через месяц после поражения при Сарыкамыше на другом конце империи Джемаль-паша выступил со своей армией в поход на Суэцкий канал. Едва ли можно было бы найти бо́льший контраст, чем между египетской пустыней и кавказскими метелями, но засушливые земли Синая оказались ничуть не более гостеприимными к османским войскам, чем заснеженные Понтийские горы.

После публичного заявления, сделанного Джемалем на Центральном железнодорожном вокзале Стамбула 21 ноября 1914 года, никто не мог бы обвинить его в сокрытии намерения напасть на Египет. Но, поскольку любая такая экспедиция столкнулась бы с почти непреодолимыми препятствиями, британцы восприняли обещание Джемаля покорить Египет как голословное заявление. Они не думали, что тот сумеет собрать в Сирии большую армию, которая будет представлять опасность для британских войск в Египте. Но даже если бы ему это удалось, на пути его армии лежала обширная Синайская пустыня, где не было ни источников воды, ни растительности, ни нормальных дорог. Снабжать там войско продовольствием, водой и боеприпасами было настолько сложно, что подобная экспедиция казалась неосуществимой. Наконец, если бы османы все-таки преодолели все препятствия и достигли Суэцкого канала, их отделяло бы от Египта водное пространство сотни метров шириной и 12 метров глубиной, которое защищалось военными кораблями, бронепоездами и армией численностью 50 000 человек. Британские позиции на Суэцком канале казались неприступными.

Британцы не ошиблись в расчетах. Джемаль столкнулся с серьезными трудностями, пытаясь мобилизовать армию в Сирии. В декабре 1914 года османы стянули все свои силы в Анатолию, чтобы укрепить злополучную кавказскую границу и обеспечить защиту Стамбула и проливов. Джемалю оставалось рассчитывать лишь на призывников из арабских провинций и добровольцев из числа местных бедуинов, друзов, черкесов (и других переселенцев из Российской империи). Из 50 000 бойцов, которых ему удалось собрать, он мог использовать в Суэцкой кампании не больше 30 000; остальными нужно было укомплектовать гарнизоны в арабских провинциях. Кроме того, 5000–10 000 человек требовалось оставить в резерве, чтобы в случае необходимости защитить или усилить основную армию. Таким образом, у Джемаля оставалось всего 20 000–25 000 солдат, чтобы атаковать британцев, которые как минимум вдвое превосходили их численностью и занимали хорошо укрепленные позиции, – поистине самоубийственный план{188}188
  Georges Douin, L'attaque du canal de Suez (3 Février 1915) (Paris: Librairie Delagrave, 1922), 45–46.


[Закрыть].

Джемаль мог полагаться только на случай. «Я поставил все на неожиданность», – впоследствии написал он. Джемаль рассчитывал на то, что, застав британцев врасплох, его армия сумеет захватить участок в зоне Суэцкого канала и «надежно закрепиться на противоположном берегу, разместив там 12 000 винтовок». С этого плацдарма он планировал захватить стратегически важный город Исмаилия и увеличить численность османских войск на западном берегу канала до 20 000. Захват османами Исмаилии, по его мнению, должен был побудить народ Египта восстать против британского господства под знаменем джихада, провозглашенного османским султаном. Таким образом, утверждал Джемаль, «Египет будет освобожден в неожиданно короткие сроки, при помощи довольно небольшой военной силы и незначительных технических ресурсов»{189}189
  Djemal Pasha, Memories, 154.


[Закрыть].

Дерзкий план Джемаля-паши был полностью поддержан немцами, которые все еще лелеяли надежду спровоцировать масштабный джихад на территории противника. Кроме того, Суэцкий канал был для Германии бельмом на глазу. С 1 августа по 31 декабря 1914 года через канал прошло не менее 376 транспортных кораблей, доставивших 163 700 иностранных солдат для сил Антанты. Хотя британцы использовали для транспортировки войск еще и железную дорогу, связывавшую Суэц с Каиром и средиземноморскими портами, но канал был жизненно важной артерией для военных и торговых кораблей, следовавших из Индийского океана в Средиземное море. Пока канал функционировал, Британия могла широко использовать ресурсы колоний и доминионов. Любая атака османов на Суэцкий канал, которая нарушила бы движение по нему или заставила бы британцев сосредоточить в Египте войска, которые в ином случае могли быть переброшены на Западный фронт, была на руку немцам{190}190
  Douin, L'attaque, 60.


[Закрыть].

Прибыв в Дамаск 6 декабря, Джемаль активно взялся за подготовку опасной экспедиции на Синай. Ему удалось собрать регулярную армию численностью около 35 000 человек, в основном из призывников из арабских провинций Алеппо, Бейрут и Дамаск и автономных округов в Ливанских горах и Иерусалиме. Джемаль также воззвал к патриотизму племенных вождей в арабских землях, призвав их совместными силами сокрушить англичан и освободить Египет от иностранного ига.

Друзский эмир Шакиб Арслан в 1914 году был действующим членом Османского парламента. Узнав о планах Джемаля, он попросил освободить его от исполнения депутатских обязанностей, чтобы возглавить добровольческий полк друзов в Синайской кампании. Эмир встретился с Джемалем и пообещал поставить под ружье 500 бойцов, хотя иттихадист просил не больше 100. По словам Арслана, у него сложилось впечатление, будто Джемаль не очень-то доверял боеспособности неорганизованных добровольческих формирований, считая их «малоценными для военной кампании». Между тем друзские добровольцы, как утверждал Арслан, превосходили солдат регулярной армии в точности стрельбы по мишеням и искусстве верховой езды, и хотя изначально предполагалось, что они будут в течение месяца проходить боевую подготовку на военной базе в Дамаске, их немедленно погрузили на поезда и отправили присоединиться к основным экспедиционным силам{191}191
  Рассказ Шакиба Арслана об участии в Синайской кампании см. в его автобиографии: Shakib Arslan, Sira Dhatiyya [Автобиография] (Beirut: Dar al-Tali`a, 1969), 141–147.


[Закрыть].

С декабря 1914 года по январь 1915 года Джемаль сосредотачивал свою разнородную армию в укрепленном приграничном городе Маан (сегодня находится на территории Иордании), примерно в 290 км к югу от Дамаска. Маан лежал на пути паломников, путешествующих в Мекку, а также был крупным узлом Хиджазской железной дороги. По прибытии Арслан встретил здесь «отряды добровольцев из числа жителей Медины, турок из Румынии, сирийских бедуинов, албанцев и т. д.», включая курдскую кавалерию из Дамаска (район Салихия).

Османские солдаты в Палестине перед первым походом на Суэцкий канал

В январе 1915 года Джемаль-паша сосредоточил в Сирии и Палестине основной корпус экспедиционных сил. Отряды регулярной армии и добровольческие отряды проводили показательные патриотические марши, чтобы обеспечить поддержку военной кампании среди населения арабских провинций.

Вахиб-паша, губернатор и военный комендант провинции Хиджаз (где находятся священные для мусульман города Мекка и Медина), привел в Маан самый большой отряд. Однако, как утверждал Арслан, среди 9000 солдат в отряде Вахиб-паши было очень мало новобранцев; в основном это были солдаты османского гарнизона в Мекке. Джемаль-паша написал Хусейну ибн Али, шерифу (хранителю) Мекки, попросив его направить отряд войск под командованием одного из его сыновей. Джемаль надеялся, что шериф использует свое религиозное влияние, чтобы обеспечить поддержку Суэцкой экспедиции среди мусульманского населения и доказать свою лояльность Османской империи. Шериф Хусейн вежливо ответил на просьбу Джемаля и послал своего сына Али вместе с Вахиб-пашой, который в то время как раз отправлялся с отрядом из Мекки. Добравшись с Вахиб-пашой до Медины, Али остался в городе, пообещав присоединиться к экспедиционным силам, как только соберет отряд добровольцев. Как позже с горечью отмечал Джемаль, сын шерифа Хусейна так никогда и не выполнил своего обещания{192}192
  Djemal Pasha, Memories, 152.


[Закрыть].

К концу января 1915 года основной корпус османских экспедиционных сил был сосредоточен в Беэр-Шеве (сегодня город на юге Израиля) вблизи египетской границы. Османские и немецкие военные стратеги тщательно спланировали все логистические аспекты операции. Начальник штаба 7-го османского корпуса полковник Фридрих Фрайхер Кресс фон Крессенштейн приказал создать базы снабжения на расстоянии каждые 25 км между Беэр-Шевом и Исмаилией, где находилась штаб-квартира администрации Суэцкого канала. На каждой базе инженеры вырыли колодцы и построили водохранилища для сбора воды во время зимнего сезона дождей, чтобы обеспечить армию необходимым количеством воды. Кроме того, на каждой базе создали медицинские пункты и склады с запасами продовольствия. Были проложены временные телеграфные линии для обеспечения оперативной связи, а в Сирии и Аравии реквизировали более 10 000 верблюдов для транспортных нужд.

Серьезные трудности представляла собой транспортировка 25 понтонов, которые нужны были османской экспедиции для пересечения Суэцкого канала. Понтоны были изготовлены из оцинкованного железа и имели от 5,5 до 7 метров в длину и 1,5 метра в ширину. Верблюды и мулы тянули понтоны на специально сконструированных тележках, а солдаты помогали им, укладывая перед ними доски, чтобы колеса тележек не увязали в песке. Перед началом экспедиции солдаты прошли специальную подготовку, обучаясь управляться с этими неповоротливыми плавсредствами на суше и делать из них мосты.

Между тем британцы не обращали на готовящуюся в Сирии экспедицию никакого внимания. Первым, кто открыл им глаза на развернутую Джемалем интенсивную подготовку, был французский священник, изгнанный османами из Иерусалима. Этот священник много лет занимался археологическими раскопками, поэтому знал Сирийскую пустыню как свои пять пальцев и хорошо говорил по-арабски. На допросе, состоявшемся 30 декабря, он утверждал, что видел в Дамаске и Иерусалиме не менее 25 000 солдат, которые направлялись в Беэр-Шеву с большим количеством материально-технических средств, включая понтонные лодки, катушки с кабелем и телеграфную аппаратуру. Он также сообщил о строительстве инженерных сооружений для обеспечения водой и о том, что в Дамаске в больших количествах пекли галеты, которые отправляли затем на базы снабжения на Синае. Поначалу британцы подняли его на смех, однако чем больше подробностей он излагал, тем серьезнее они относились к его словам{193}193
  Этим священником почти наверняка был отец-доминиканец Антонин Жоссен, поступивший во французскую разведку в Порт-Саиде и служивший в ней до конца войны. Жоссен занимался археологическими раскопками в Хиджазе и был автором этнографического исследования бедуинских племен на юге Иордании. Douin, L'attaque, 77–79. О Жоссене см.: Henry Laurens, «Jaussen et les services de renseignement français (1915–1919),» in Antonin Jaussen: Sciences sociales occidentales et patrimoine arabe, ed. Géraldine Chatelard and Mohammed Tarawneh (Amman: CERMOC, 1999), 23–35.


[Закрыть].

Чтобы проверить полученные от священника сведения, британцы и французы – впервые в войне на Ближнем Востоке – решили задействовать авиацию. К счастью для османов, центральные районы Синая с самым твердым грунтом, лучше всего подходящим для передвижения армии, находились далеко от зоны возможного воздушного наблюдения, что на начальном этапе обеспечило османской экспедиции высочайший уровень секретности. Базировавшиеся в Исмаилии британские аэропланы имели слишком небольшую дальность полета, чтобы добираться до центральных районов Синая, тогда как французские гидропланы, базировавшиеся в Порт-Саиде и заливе Акаба, могли контролировать только северную и южную оконечности Синайского полуострова, где было сосредоточено меньше всего османских войск. Поскольку османы и немцы не использовали для поддержки своих войск аэропланы, в небе всецело господствовали пилоты Антанты.

Когда 14 января 1915 года первая часть османских экспедиционных сил выдвинулась из Беэр-Шевы в сторону Суэцкого канала, британцы имели слабое представление о том, где находились османы и куда направлялись. Основной корпус экспедиционных сил двинулся маршем через центральную часть Синайского полуострова, а два меньших по численности соединения разошлись – один направился от Эль-Ариша вдоль средиземноморского побережья, другой – через крепость Калаат аль-Накл в пустыне. Каждый солдат нес с собой небольшой рацион, состоявший из фиников, галет и оливок, общим весом не больше одного килограмма, а запасы воды были строго нормированы. Поскольку зимние ночи были слишком холодны для того, чтобы спать, войска шли ночами, а день использовали для отдыха. Они пересекли пустыню всего за 12 дней, не потеряв в пути ни одного человека и ни одно вьючное животное – за что стоит воздать должное исключительно грамотному планированию Суэцкой кампании.

В последние десять дней января французские пилоты начали сообщать о концентрации османских войск в районах, находящихся в пределах досягаемости их гидропланов. Низко летящие гидропланы все чаще возвращались на базу с изрешеченными выстрелами крыльями. Известие о скоплении сил противника в нескольких точках Синайского полуострова заставило британцев усилить оборону Суэцкого канала{194}194
  Douin, L'attaque, 79–80; George McMunn and Cyril Falls, Military Operations: Egypt and Palestine from the Outbreak of War with Germany to June 1917 (London: HMSO: 1928), 29.


[Закрыть].

Суэцкий канал протянулся на 160 км от Порт-Саида на Средиземном море до крупного порта Суэц на Красном море. Благодаря тому, что канал проходит через два больших соленых озера и их топкие берега, протянувшиеся на 45 км, непригодны для каких бы то ни было военных действий, длина требующего защиты участка сокращалась до 115 км. Кроме того, британские инженеры воспользовались низменностями в северо-восточной части канала и затопили участок протяженностью 32 км, в результате чего уязвимый участок сократился всего до 83 км. Британские и французские боевые корабли были дислоцированы во всех ключевых точках канала между Эль-Кантарой и Исмаилией, к северу от озера Тимсах, и между Туссумом и Серапеумом, к северу от Большого Горького озера, где британцы считали нападение наиболее вероятным. Индийские войска были усилены австралийскими и новозеландскими формированиями, а также батареей египетской артиллерии{195}195
  McMunn and Falls, Military Operations, 25.


[Закрыть].

Британцы с некоторой опаской ожидали, что османы будут делать дальше. Г. Гелл, молодой офицер-связист, принимавший участие в Аденской операции, находился среди защитников северной части Суэцкого канала недалеко от Эль-Кантары. Хотя Гелл горел желанием «увидеть какие-то действия», в своем дневнике он отметил, что никто, включая командиров, не знал, на что были способны османы, и описал несколько коротких перестрелок и ложных тревог, случившихся в последние дни января 1915 года. Например, во время патрулирования на бронепоезде на западном берегу канала 25 января они получили срочное сообщение из штаба бригады: «Немедленно вернуться в лагерь. К Кантаре подошли большие силы противника». Но тревога оказалась ложной. Двадцать шестого января британские позиции были обстреляны артиллерийским огнем из турецких пушек, и Гелл был отправлен на пост в нескольких километрах к югу от Эль-Кантары. «Говорят, у озера Баллах обнаружено 300 османов», – написал он. Получая поток все более тревожных сообщений о вражеских солдатах на Синае, британцы не могли точно определить, где находятся османы, сколько их и где они планируют нападение. В какой-то мере Джемаль-паше удалось достичь задуманного – британцы были в полной растерянности{196}196
  Из архивов Имперского военного музея, Р 158, документ за номером 10048, личные бумаги лейтенант-полковника Г. Гелла, записи от 24–28 января 1915 г.


[Закрыть].

В качестве меры предосторожности британцы переместили все свои войска на западный берег Суэцкого канала. На восточном берегу на одинаковом расстоянии друг от друга были оставлены сторожевые собаки, которые в случае приближения врага должны были поднять лай. Поскольку ночью аэропланы были бесполезны, старые добрые собаки были самым надежным способом обнаружить ночное появление вражеских войск{197}197
  NARA, Стамбул, том 293, «Египетская кампания турецкой армии», доклад вице-консула США С. Эдельмана, Иерусалим, 20 марта 1915 г.


[Закрыть].

Приказ об атаке был распространен по османской армии 1 февраля. Чтобы нападение стало неожиданностью для противника, «офицеры и солдаты должны были сохранять абсолютную тишину. Приказы нельзя было отдавать в полный голос, не должно было быть никаких покашливаний и шума». Солдатам было запрещено заряжать винтовки, пока они не достигнут западного берега канала, чтобы случайным выстрелом не предупредить британцев о своем приближении. Курить также было запрещено, что стало самым трудным испытанием для нервничающих солдат. Все османские солдаты должны были надеть на левую руку белую повязку в качестве опознавательного знака, чтобы в темноте не открыть огонь друг по другу. Пароль для начала атаки – «Священное знамя» – обыгрывал символику джихада.

«По милости Аллаха мы должны атаковать врага в ночь со 2 на 3 февраля и захватить канал», – гласил приказ. Основные силы должны были переправиться на тот берег вблизи Исмаилии и закрепиться там, тогда как в северной части канала рядом с Эль-Кантарой и в южной, вблизи Суэца, планировалось нанести отвлекающие удары. Далее батарея гаубиц должна была занять позицию близ озера Тимсах и открыть огонь по вражеским кораблям. «Перед батареей стояла задача попытаться затопить корабль у входа в канал». Захват канала был всего лишь частью операции. Перегородить его при помощи затопленных кораблей было гораздо более реалистичной целью, чем выбить британцев с их хорошо укрепленных позиций на западном берегу{198}198
  Из архивов Имперского военного музея, RN, P 389, документ за номером 10871, бумаги командующего Х. Коутса, перевод приказов османской армии о начале атаки на Суэцкий канал от 1 февраля 2015 г.


[Закрыть].

За день до атаки поднялась сильнейшая песчаная буря, которая свела видимость почти к нулю. Как впоследствии вспоминал один французский офицер: «Даже просто открыть глаза уже было подвигом». Под прикрытием песчаной бури османские и немецкие офицеры переместили свои войска как можно ближе к каналу в районе чуть южнее Исмаилии. К вечеру ветер стих, ночь была ясной: идеальные условия для нападения{199}199
  Douin, L'attaque, 92.


[Закрыть].

«Мы подошли к каналу поздно ночью, – вспоминал Фахми аль-Таржаман из Дамаска, прошедший Балканские войны. – Мы двигались тихо, курение и разговоры были запрещены. Песок поглощал все звуки шагов. С нами шел немецкий офицер. Нам приказали спустить на воду две металлические лодки. Немец поплыл на одной лодке на другой берег и вернулся примерно через час. Он приказал солдатам по очереди грузиться на лодки и переправлял их на тот берег. Так он перевез туда 250 солдат, которые должны были охранять то место, где будет собираться понтонный мост»{200}200
  Фахми аль-Таржаман рассказывал свои военные воспоминания дочери Сихам Тержеман: Siham Tergeman, Daughter of Damascus (Austin: Center for Middle Eastern Studies, 1994), 166–199. Данная цитата находится на с. 180.


[Закрыть].

Переправа заняла больше времени, чем предполагали османские командиры, и к рассвету монтаж понтонного моста все еще не был завершен. Тишина на западном берегу укрепляла уверенность османов в том, что они нашли неохраняемый участок канала. Ливийские добровольцы из Триполи, называвшие себя защитниками ислама, нарушили тишину, начав выкрикивать джихадистские лозунги, чтобы подбодрить друг друга. Где-то недалеко залаяли собаки, и вдруг, когда шестая лодка была присоединена к понтонному мосту, западный берег взорвался пулеметным огнем{201}201
  И Дуэн в своей книге (Douin, L'attaque, 96), и Макманн, и Фоллс (McMunn and Falls, Military Operations, 39) рассказывают о том, как «воины джихада» из числа ополченцев нарушили тишину и разбудили собак; в переводах османских приказов упоминаются «защитники ислама» (моджахеды) из Триполи, которые были направлены на позицию вблизи Серапеума, где осуществлялась переправа; из архивов Имперского военного музея, RN P 389, бумаги командующего Х. Коутса,


[Закрыть].

«Пуль было так много, что вода канала бурлила от них, будто кипела, – вспоминал Фахми аль-Таржаман. – Металлические лодки были прострелены и начали тонуть. Большинство наших солдат не могли даже открыть ответный огонь. Те, кто умел плавать, спаслись, но многие утонули вместе с лодками». Таржаман вместе с другими солдатами бросился бежать прочь от открытого берега «так быстро, как мы не бегали никогда в жизни». Он увидел, что по каналу идет группа бронированных кораблей с орудиями, направленными в сторону османских позиций. «В небе появились аэропланы, которые начали сбрасывать на нас бомбы, в то время как корабли обстреливали нас с воды». Поскольку Таржаман был телеграфистом, он установил свою аппаратуру в относительно укрытом месте за дюнами и «связался с находившимися позади нас войсками, чтобы сообщить им о ситуации»{202}202
  Tergeman, Daughter of Damascus, 181.


[Закрыть].