Текст книги "Падение Османской империи: Первая мировая война на Ближнем Востоке, 1914–1920"

Самый интенсивный огонь по османам вела египетская артиллерийская батарея, расположившаяся на возвышенности на западном берегу канала, откуда открывался прекрасный вид на понтонный мост и османские позиции. Как впоследствии рассказывал египетский политик Ахмед Шафик, первый лейтенант Ахмад Эфенди Хильми приказал батарее дождаться, когда османы пересекут канал, прежде чем открывать огонь, но был убит в перестрелке. Хильми был одним из трех египтян, погибших в ходе этой оборонительной операции (еще двое были ранены). Впоследствии военнослужащие 5-й артиллерийской батареи были награждены египетским султаном Фуадом за проявленный героизм. Но Шафик не преминул заметить, что «участие египетской армии в обороне Египта противоречило обещанию британцев [от 6 ноября 1914 года] о том, что они возьмут все бремя ответственности за ведение войны на себя, не прибегая к помощи египетского народа». Как бы ни гордились египтяне доблестью своих солдат, они негодовали по поводу того, что британцы втянули их в войну, к которой Египет не имел никакого отношения»{203}203
  Ahmad Shafiq, Hawliyat Masr al-siyasiyya [Политическая история Египта] (Cairo: Shafiq Pasha Press, 1926), 1:81.


[Закрыть].

В сражении 3 февраля британские канонерки полностью уничтожили османские понтоны. Турецкие солдаты, которые оказались на западном берегу, были либо убиты, либо взяты в плен. Таким образом, не сумев выполнить свою главную задачу и закрепиться на плацдарме на западном берегу, османы решили попытаться выполнить вторую часть плана – затопить несколько кораблей, чтобы заблокировать судоходство по каналу. Батарея тяжелых гаубиц смогла нанести серьезные повреждения кораблю британских ВМС «Хардиндж», у которого в результате прямого попадания снарядов были разрушены обе дымовые трубы, повреждено рулевое управление и передние пушки, а также выведена из строя телеграфная связь. Столкнувшись с неминуемой угрозой затопления, «Хардиндж» поднял якорь и отошел в озеро Тимсах, находившееся вне досягаемости османской артиллерии.

Следующей целью османской батареи стал французский крейсер «Рекэн». Только после того, как французы заметили небольшое облако дыма, они смогли определить местоположение османских гаубиц и открыть по ним ответный огонь, заставив их замолчать. Между тем легкая османская артиллерия довольно метко обстреляла британский корабль «Клио», который получил несколько прямых попаданий, прежде чем сумел обнаружить османские пушки и уничтожить их{204}204
  Douin, L'attaque, 100–102; McMunn and Falls, Military Operations, 43–45.


[Закрыть].

К вечеру 3 февраля все османские наземные атаки были отбиты британцами, а бо́льшая часть артиллерийских батарей уничтожена. Джемаль-паша собрал османских и немецких офицеров в штабе на срочное совещание. Командующий 8-м корпусом Мерсинли Джемаль-бей считал, что армия больше не в состоянии продолжать боевые действия. Начальник штаба Джемаля, немецкий офицер, был согласен с ним и предложил прекратить наступательную операцию. Только начальник штаба 8-го корпуса полковник фон Крессенштейн настаивал на том, чтобы продолжать сражаться до последнего человека. Но Джемаль-паша не поддержал его, заявив, что гораздо разумнее сохранить 4-ю армию для обороны Сирии, и приказал, как только стемнеет, начать отступление{205}205
  Ali Ihsan Sâbis, Birinci Dünya Harbi, 346–347; Djemal Pasha, Memories, 157.


[Закрыть].

Британцы, ожидавшие продолжения наступления 4 февраля, с удивлением обнаружили, что османские войска буквально в одночасье растворились в пустыне. Британские патрули на восточном берегу канала сталкивались лишь с отдельными небольшими группами османских солдат, которые не знали об отступлении. Однако британцы решили не преследовать отступающих турок, поскольку до сих пор не знали, какова численность войск противника, и опасались того, что вся экспедиция может оказаться не более чем ловушкой, призванной завлечь их в засаду в глубине Синайского полуострова. В свою очередь, османы, с облегчением убедившись в том, что британцы не собираются пускаться за ними в погоню, неспешно продолжили свой путь в Беэр-Шеву.

Потери обеих сторон в ходе этой военной операции были довольно незначительными. Британцы потеряли 162 человека погибшими и 130 ранеными. Османы потеряли больше. Британцы утверждали, что похоронили 238 убитых и 716 человек взяли в плен, а еще больше османских солдат распрощалось с жизнью в водах канала. По сведениям Джемаля, в этой операции османская армия потеряла 192 человека убитыми, 381 ранеными и еще 727 пропавшими без вести{206}206
  McMunn and Falls, Military Operations, 50; Djemal Pasha, Memories, 159.


[Закрыть].

Потерпев поражение на Кавказе и Синайском полуострове, османское военное министерство решило взять реванш в Басре. Быстрые и легкие победы британо-индийской армии на юге Ирака больно ударили по самолюбию младотурок и показали шаткость их положения в регионе Персидского залива. Было решено попытаться вернуть Басру и изгнать британцев из Месопотамии, задействуя минимальное количество регулярных войск. Эта непростая миссия была поручена одному из ключевых сотрудников секретной разведывательной службы Тешкилят-и Махсуса по имени Сулейман Аскери.

Родившийся в 1884 году в городе Призрен (на территории современного Косово) в семье турецкого генерала и окончивший элитную турецкую военную академию Сулейман Аскери был военным «до мозга костей». Даже его лакаб (часть имени) Аскери на турецком и арабском языках означает «принадлежащий к военному сословию». Кроме того, у него была безупречная партийная репутация. Еще будучи молодым офицером, он возглавлял партийную ячейку в Монастире (город Битола в современной Македонии) и принял участие в Младотурецкой революции 1908 года. В 1911 году он участвовал в партизанской войне против итальянцев в Ливии, где обеспечивал связь между лагерем Энвера в Дерне и начальником османского штаба в Бенгази. В Тешкилят-и Махсуса он вступил во время войны на Балканах и к 1914 году стал вторым человеком в организации после самого Энвера. Имея столь же запальчивый и решительный нрав и обладая немалой долей фанатизма, Аскери был военачальником в духе Энвера. Он разрабатывал дерзкие военные планы и мечтал о славных победах над врагами империи{207}207
  О Сулеймане Аскери см. диссертацию: Philip H. Stoddard, «The Ottoman Government and the Arabs, 1911 to 1918: A Preliminary Study of the Teşkilât-i Mahsusa» (Phd diss., Princeton University, 1963), 119–130; а также реферативный перевод статьи о турецкой армии: Muhammad Amin, «The Turco-British Campaign in Mesopotamia and Our Mistakes,» in The Campaign in Mesopotamia, 1914–1918, comp. F. J. Moberly (London: HMSO, 1923), 1:352–355.


[Закрыть].

В период с 1909 по 1911 год Аскери возглавлял багдадскую жандармерию и обладал ценным для младотурок опытом, хорошо разбираясь в хитросплетениях местной племенной политики в Месопотамии. После захвата британцами Басры и Эль-Курны он настаивал на немедленном контрнаступлении, призванном сбросить захватчиков обратно в залив. Аскери был твердо убежден, что успешная кампания в Басре поднимет на священную войну мусульман не только в Месопотамии, но и во всем арабском мире, включая британскую Индию и российский Кавказ и Центральную Азию, воплотив таким образом в жизнь германо-турецкую мечту о сверхмощном религиозном оружии. По мнению Энвера и его соратника Талаат-паши, министра внутренних дел, Сулейман Аскери идеально подходил для этой задачи, поэтому 3 января 1915 года они назначили его губернатором и военным комендантом провинции Басра – и амбициозный офицер немедленно отправился в путь.

Аскери понимал, что ему необходимо освободить Басру с минимальным количеством регулярных османских войск, и решил привлечь на свою сторону местных арабских шейхов. Несомненно, Аскери надеялся добиться того же, что он наблюдал в Бенгази во время ливийской войны, когда мусульманские племена сплотились под знаменем султана в борьбе против европейских завоевателей. Религиозный призыв к джихаду он усиливал взятками и обещаниями передела собственности. Не желая тратить время на обучение добровольцев военному делу, уже через несколько дней после приезда в Месопотамию Аскери повел свое разношерстное войско в поход на британцев.

Двадцатого января 1915 года Аскери был тяжело ранен в стычке с британскими войсками на реке Тигр в 16 км к северу от Эль-Курны. Его перевезли в Багдад для лечения, но ретивый турецкий командующий не мог допустить, чтобы полученные раны помешали его планам. Активная вербовка добровольцев для османской армии продолжалась, а сам Аскери регулярно встречался со своими офицерами, чтобы разработать план освобождения Басры. Зная о том, что британцы разместили основные силы в Эль-Курне, в стратегическом месте слияния трех рек – Тигра, Евфрата и Шатт-эль-Араб – и что местность вокруг Эль-Курны была по-прежнему затоплена из-за разлива рек и оставалась почти непроходимой для пехоты, Аскери и его офицеры решили обойти Эль-Курну и сразу атаковать Басру, где находился меньший по численности британский гарнизон.

Еще не оправившись от ран, в апреле 1915 года Аскери вернулся в строй, чтобы возглавить штурм города. В его распоряжении были 4000 солдат регулярной армии и 15 000 ополченцев из арабских племен, с которыми он и выступил в поход. Когда отряд обходил Эль-Курну с запада, его обнаружили британские разведчики и предупредили штаб в Басре о замеченных маневрах. Одиннадцатого апреля британцы заранее перебросили в Шейбу, к западу от Басры, 4600 пехотинцев и 750 кавалеристов, которые заняли хорошо укрепленные позиции и подготовились к встрече Сулеймана Аскери и его войска.

Османы разбили свой лагерь в редкой для этих мест роще к юго-западу от Шейбы. На рассвете 12 апреля они пошли в атаку, а все еще страдавший от ран Аскери наблюдал за боем из своего штаба, скрытого среди деревьев. Передвижная артиллерия открыла огонь по британским позициям, пулеметчики поливали их окопы огнем, тогда как турецкая пехота, волна за волной, шла в атаку, пытаясь прорвать британскую линию обороны. Когда солнце достигло зенита, обе армии обнаружили, что стреляют по миражам, которые в изобилии появлялись в условиях высокой влажности и яркого солнечного света. Хорошо обученные османские солдаты продолжали мужественно сражаться, сохраняя высокую дисциплину, но племенные ополченцы к исходу дня начали постепенно покидать поле боя{208}208
  Рассказы арабских участников сражения при Шейбе подтверждают сведения о низкой боевой дисциплине и высоком уровне дезертирства с поля боя: Jamil Abu Tubaykh, ed., Mudhakkirat al-Sayyid Muhsin Abu Tubaykh (1910–1960) [Мемуары аль-Сайида Мухсина Абу Тубайкха] (Amman: al-Mu'assisaal-`Arabiyya li'l-dirasat wa'l-nashr, 2001), 40–45.


[Закрыть].

Вера Сулеймана Аскери в бедуинских моджахедов – «воинов Аллаха» – была подорвана на корню. Оказалось, что племена Ирака не чувствовали себя особо обязанными османскому султану и не сильно почитали его даже в роли халифа исламского мира, а также не видели в британцах большой угрозы. Многие арабские правители в регионе Персидского залива, включая шейхов Кувейта, Катара и Бахрейна, напротив, искали британского покровительства, чтобы защититься от власти османов. Поддавшись на посулы Сулеймана Аскери и выступив на стороне османов, бедуины были готовы перебежать на другую сторону, если фортуна начнет благоволить британцам, и чем дольше шел бой, тем меньше племенные ополченцы видели причин погибать на поле боя за османскую идею.

Британцы перешли в наступление на следующий день. В отсутствие аэропланов (битва при Шейбе была одной из последних, которая велась британской армией по старинке, без воздушной разведки) британцы не знали, что происходит на поле боя. Из-за пыли, жары и миражей они не могли видеть панического бегства ополчения, а оставшиеся турки сражались с ожесточенной решимостью. Генерал-майор сэр Чарльз Джон Меллис, британский командующий, уже было принял решение отступать, когда получил сообщение, что его войскам удалось прорвать турецкую линию обороны. «Подобную мучительную неопределенность я не хотел бы пережить когда-либо снова, – позже написал он своей жене. – Мне поступали сообщения о тяжелых потерях с обеих сторон, и я сомневался, возможно ли дальнейшее продвижение. Я бросил в бой своего последнего солдата – но исход сражения по-прежнему оставался совершенно неясен»{209}209
  Arnold T. Wilson, Loyalties Mesopotamia, 1914–1917 (London: Oxford University Press, 1930), 34; Charles Townshend, When God Made Hell: The British Invasion of Mesopotamia and the Creation of Iraq, 1914–1921 (London: Faber and Faber, 2010), 88.


[Закрыть].

После 72 часов битвы измученные британо-индийские войска не стали преследовать отступающую османскую армию. За три дня боев обе стороны понесли тяжелые потери: у османов были убиты и ранены 1000 человек, у британцев – 1200. Очищая поле после сражения, британские медики воочию увидели, какие страдания война приносит людям. Один врач вспоминал «нескончаемую вереницу возов, на которых лежали убитые и раненые турки, все вперемешку. Это было столь ужасно, что не поддается описанию»{210}210
  Эдвард Эриксон приводит эти официальные цифры османских потерь в своей книге: Edward J. Erickson, Ordered to Die, 110–111. Официальный британский историк Ф. Моберли утверждает, что британцы потеряли 161 человека убитыми и 901 ранеными; потери османской стороны составили 6000 человек убитыми и ранеными, включая 2000 арабских ополченцев – что предполагает, что арабы играли более активную роль в указанном сражении, чем это утверждают британцы и сами турки. F. J. Moberly, comp., The Campaign in Mesopotamia, 1914–1918, (London: HMSO, 1923), 1:217. Уилсон приводит другие цифры, а именно 1257 человек убитыми и ранеными у британцев и «вдвое больше этого числа» у османов: Wilson, Loyalties Mesopotamia, 34. Цитата взята из дневника У. Спакмана, выдержка из которого приводится в книге: Townshend, When God Made Hell, 89.


[Закрыть].

Хотя британцы позволили противнику уйти с миром, даже во время отступления изнуренные битвой османы не знали передышки. Во время перехода протяженностью 140 км вверх по реке до гарнизона в Хамисии они подвергались налетам местных бедуинских племен. Как подозревали османские офицеры, многие налетчики были теми самыми «добровольцами», которые еще вчера вместе с ними наступали на Басру. Подобное предательство арабских племен сделало для Аскери унижение от понесенного поражения совсем уж невыносимым. По возвращению в Хамисию он собрал офицеров и излил свою ярость, рассказав о бедуинах и их роли в поражении османской армии. Не случилось никакого повторения ливийской войны, когда младотурки сражались бок о бок с арабскими племенами против внешнего врага. Не случилось никакого исламского восстания, которое распространилось бы от освобожденной Басры по всему Персидскому заливу и воспламенило бы Индию. Его мечты о славе рухнули. Сулейман Аскери выхватил пистолет и покончил с собой на глазах своих офицеров.

Поражение при Шейбе стало важнейшим событием на ближневосточном театре военных действий. Османы никогда больше не предпринимали попыток освободить Басру, и британская нефтедобыча на персидском берегу Шатт-эль-Араб была надежно защищена до конца войны. Угроза восстания арабских племен и городов против британо-индийской оккупации в провинции Басра на некоторое время была нейтрализована. Надеждам немцев и османов на то, что решительная победа зажжет пламя священной войны против держав Антанты, был положен конец, как и страхам британцев перед подобным исходом. Поразмыслив, британское командование объявило битву при Шейбе «одним из решающих сражений Первой мировой войны»{211}211
  Эти слова сэра Джорджа Макманна цитируются в книге: Townshend, When God Made Hell, 80; Уилсон назвал битву при Шейбе «главным и самым решающим сражением на этом фронте»: Wilson, Loyalties Mesopotamia, 34.


[Закрыть].

Тяжелые потери и самоубийство командующего серьезно подорвали боевой дух османской армии в Месопотамии. Неудачная попытка Сулеймана Аскери изгнать британцев из Басры сделала Месопотамию лишь еще более уязвимой для дальнейшего захвата. Индийский экспедиционный корпус, не понесший больших потерь и воодушевленный своими победами, воспользовался смятением османов, чтобы продолжить свои завоевания в Ираке. В мае британо-индийские войска дошли до Амары на Тигре и Насирии на Евфрате. Османам пришлось принимать срочные меры, чтобы защитить от вторжения Багдад – задача, которая значительно осложнялась на фоне поражения при Шейбе и хронической нехватки людей (одновременно надо было восстанавливать разгромленную Третью армию на Кавказе).

Таким образом, между декабрем 1914 года и апрелем 1915 года османы предприняли три военные операции на разных фронтах, но везде потерпели поражение. В битве за Сарыкамыш была почти уничтожена Третья османская армия. В Синайской кампании Джемаль-паша принял разумное решение об отступлении, сохранив Четвертую армию почти нетронутой. Попытка Сулеймана Аскери вернуть Басру также закончилась неудачей. Эти кампании показали, что османские командиры строили нереалистичные планы, тогда как османские солдаты сохраняли стойкость и дисциплинированность даже в самых тяжелых условиях. Кроме того, со всей наглядностью была продемонстрирована ограниченность «сверхмощного оружия» – провозглашенного султаном джихада, – на которое так рассчитывали немцы. Неудачи османских войск отбивали у местных мусульман всякое желание восставать против держав Антанты. А решающее поражение османов при Шейбе, по мнению союзников, положило конец угрозе джихада раз и навсегда.

Решив, что турецкая армия не представляет большой угрозы, союзники по Антанте принялись за подготовку масштабной кампании, призванной окончательно вывести османов из игры. На этот раз в центре их внимания оказались Стамбул и пролив Дарданеллы, защищавший морской путь к древней столице. Это был дерзкий замысел британских военных стратегов, к которому их, как ни парадоксально, подтолкнула Сарыкамышская операция Энвера.

6. Битва за Дарданеллы

Второго января 1915 года в Лондоне состоялось срочное заседание Военного совета. Он должен был рассмотреть просьбу о помощи, поступившую от главнокомандующего армии Российской империи. Военный совет, в состав которого входили ключевые члены кабинета, был создан премьер-министром Гербертом Асквитом с целью руководить действиями Великобритании в войне. Хотя юридически он был всего лишь правительственным комитетом, на деле Совет превратился в орган, который самостоятельно принимал решения и ставил кабинет министров перед фактом. Все гражданские лица в Совете были весьма решительными и сильными личностями: первый лорд Адмиралтейства Уинстон Черчилль, канцлер казначейства Дэвид Ллойд Джордж, министр иностранных дел Эдвард Грей и др. Однако решающий голос в Совете принадлежал военному человеку – а именно фельдмаршалу Горацио Герберту Китченеру, военному министру.

Лорд Китченер, портрет которого со знаменитыми усами и указующим перстом в 1914 году печатали на всех плакатах о военной мобилизации, был в Британской империи культовой фигурой. Он привел англичан к победе в сражении при Омдурмане, позволившей им в 1898 году отвоевать Судан. Он командовал британскими войсками во Второй англо-бурской войне (1899–1902) и до 1909 года был главнокомандующим британской армии в Индии. Это был единственный настоящий солдат среди гражданских лиц, заседавших в Военном совете.

На заседании 2 января все внимание Совета было сосредоточено на опасной ситуации, сложившейся на Кавказском фронте. Великий князь Николай Николаевич, Верховный главнокомандующий русской армии, встретился с британским военным атташе в Санкт-Петербурге и проинформировал его о шатком положении России. Новости о победе русских в Сарыкамыше еще не дошли до столицы, а из последних докладов от 27 декабря следовало, что русская армия на Кавказе была фактически окружена турками и находилась на грани уничтожения. Великий князь Николай Николаевич обратился к Китченеру с просьбой срочно начать наступление на османов, чтобы отвлечь их внимание от Кавказа.

Политики в Уайтхолле не могли знать о том, что как раз в тот момент, когда они обсуждали османскую угрозу на Кавказе, русская армия решительно громила остатки войск Энвера. Не желая отказывать союзнику в помощи, Военный совет принял решение начать боевые действия против Османской империи. Сразу же после окончания заседания Китченер отправил в Санкт-Петербург телеграмму, в которой известил великого князя о том, что британские войска «нанесут отвлекающий удар по туркам». Приняв это судьбоносное решение, Великобритания начала разрабатывать план Дарданелльской операции{212}212
  Sean McMeekin, The Russian Origins of the First World War (Cambridge, MA: Harvard University Press, 2011), 129–130.


[Закрыть].

Китченер с самого начала выступал за военно-морскую операцию против турок. Считая, что Великобритания не может перебросить ни одного солдата с Западного фронта, он предлагал задействовать британскую и французскую эскадры в восточном Средиземноморье. Нужно было найти такую цель на побережье, атака на которую была бы воспринята османами как серьезная угроза и заставила бы их отвести войска с Кавказского фронта. Королевский флот уже подвергал обстрелу османские позиции в Месопотамии, Адене, заливе Акаба и Александреттском заливе, однако османы не отреагировали на это сколько-нибудь значимой переброской войск. Китченер считал, что новая атака на Дарданеллы позволит добиться нужного результата, если османы воспримут ее как угрозу их столице. «Единственное место, где отвлекающий удар может произвести необходимый эффект, остановив переброску войск на восток, – писал Китченер Черчиллю, – это Дарданеллы, ворота в Стамбул»{213}213
  C. F. Aspinall-Oglander, Military Operations: Gallipoli (London: William Heinemann, 1929), 1:51–53.


[Закрыть].

Китченер поручил Черчиллю как первому лорду Адмиралтейства проконсультироваться с адмиралами по поводу целесообразности нанесения такого «отвлекающего удара» по Дарданеллам. Однако в ходе консультаций со своими флотоводцами в восточном Средиземноморье Черчилль поднял ставки, попросив их рассмотреть возможность не только обстрела Дарданелл с моря, но и «форсирования пролива силами одних только кораблей» с перспективой дальнейшего захвата Стамбула. Другими словами, он предложил им пробиться на кораблях через хорошо защищенный и заминированный пролив в Мраморное море и взять город.

Пролив Дарданеллы протянулся на 65 км от Средиземного до Мраморного моря. Чтобы защитить Стамбул от вторжения, османы и немцы сосредоточились на обороне 22-километрового отрезка от Средиземного моря до так называемой узкости Чанаккале, где расстояние между европейским и азиатским берегами составляет менее 1500 метров. При помощи немецких союзников османы усилили оборону этого стратегически важного отрезка новыми артиллерийскими батареями. На берегах были установлены мощные прожекторы, чтобы помешать ночным операциям. Металлические подводные сети препятствовали проникновению вражеских субмарин, а плотные минные поля делали пролив почти непроходимым для кораблей.

Адмирал Сэквилл Карден, командующий британскими военно-морскими силами в Средиземном море, ответил Черчиллю 5 января. Он заявил, что, хотя преодолеть османскую систему обороны будет непростой задачей, это вполне можно сделать при условии «расширенной операции с большим количеством кораблей». Адмирал Карден предложил четырехэтапный план форсирования пролива. Операция должна была начаться с «разгрома внешних фортов», что позволило бы британским и французским кораблям открыть устье пролива и обеспечить прикрытие минным тральщикам, пока те будут расчищать путь от мин. Второй этап операции предусматривал «уничтожение внутренних оборонительных сооружений до мыса Кепез», находящегося в шести километрах от входа в пролив. Взяв под свой контроль широкую часть пролива, можно было приступить к прохождению наиболее опасного участка – узкости Чанаккале, где находились основные минные заграждения, а береговые батареи стояли очень близко к морским путям. На четвертом и заключительном этапе операции флот должен был зачистить оставшиеся минные поля, уничтожить внутренние оборонительные сооружения за узкостью Чанаккале и, преодолев оставшиеся 43 км пролива, войти в Мраморное море. Карден считал, что эти амбициозные задачи можно выполнить в течение нескольких недель при помощи одних только военно-морских сил. Тринадцатого января 1915 года Черчилль представил план адмирала Кардена на утверждение Военного совета{214}214
  Aspinall-Oglander, Military Operations: Gallipoli, 1:57.


[Закрыть].

К тому моменту, когда Военный совет рассматривал план, русские уже разгромили армию Энвера на Кавказском фронте и больше не нуждались в помощи британцев. Однако перспектива крупной морской победы в Дарданеллах и оккупации османской столицы уже завладела воображением Китченера. Поскольку ситуация на Западном фронте окончательно зашла в тупик, многие считали, что решающая победа на Ближнем Востоке позволит разом выиграть всю войну. Череда поражений османской армии в период с ноября 1914 года по январь 1915 года – в Месопотамии, Адене, Александреттском заливе и Сарыкамыше – убедила многих в Уайтхолле в том, что османы находятся на грани краха и, если союзникам удастся форсировать проливы и взять Стамбул, Османская империя окончательно выйдет из войны.

Хотя главным призом, безусловно, был Стамбул, ничуть не менее важным стратегическим активом были проливы, соединяющие Средиземное и Черное моря. Получив их, Британия и Франция обрели бы возможность перебрасывать войска и вооружение через Черное море, чтобы поддерживать наступление русских на Германию и Австрию с востока. В то же время это открыло бы путь для российского зерна из Черного моря, позволив накормить британских и французских солдат на Западном фронте. Признавая все риски, Китченер успокоил самых скептически настроенных коллег в Военном совете тем, что в случае неудачи корабли могут просто развернуться и уйти обратно в Средиземное море. Привлекательность этой операции усиливалась тем, что она не требовала использования наземных сил.

В надежде на решающую победу, которая сможет приблизить конец войны, Военный совет в тот же день, 13 января, утвердил план адмирала Кардена. Королевскому флоту было приказано «подготовиться к морской экспедиции в феврале, целью которой является обстрел и взятие Галлиполийского полуострова и дальнейший захват Константинополя»{215}215
  Henry W. Nevinson, The Dardanelles Campaign (London: Nisbet & Co., 1918), 33; Aspinall-Oglander, Military Operations: Gallipoli, 1:59.


[Закрыть].

Приняв решение открыть новый фронт на Ближнем Востоке, британцы немедленно известили об этом своих союзников по Антанте. Черчилль связался со своим французским коллегой и проинформировал его о предстоящей операции в Дарданеллах. Французское правительство полностью поддержало план и пообещало предоставить эскадру для участия в ней под командованием британцев. Девятнадцатого января Черчилль сообщил Великому князю Николаю Николаевичу, что вместо изначально запланированной небольшой «демонстрации силы» Великобритания собирается форсировать Дарданеллы и захватить Стамбул. Черчилль попросил русских о помощи – о том, чтобы они одновременно с британцами и французами напали на османов в Босфорском проливе со стороны Черного моря. Русские пообещали направить свой флот в Босфор, как только союзные корабли войдут в Мраморное море.

Российская империя была кровно заинтересована в том, чтобы помочь союзникам в этой военной кампании. Она давно лелеяла мечту воспользоваться общеевропейским конфликтом для захвата Стамбула и проливов. И вот наконец-то такая возможность представилась. Однако русские были озабочены тем, чтобы какое-либо другое государство – особенно Греция – не опередило их, введя свои войска в Стамбул до того, как они успеют застолбить его за собой. Поэтому, пообещав союзникам поддержать совместное нападение на проливы, они потратили гораздо больше сил не на подготовку к военной операции, а на дипломатическую работу, чтобы быть уверенными, что их притязания на Константинополь будут удовлетворены{216}216
  Греция, как и Россия, имела тесные исторические и религиозные связи с Константинополем и предложила направить большой пехотный корпус для помощи союзникам в Дарданелльской кампании. Однако Британия отказалась от этого предложения из уважения к интересам России. См.: McMeekin, Russian Origins; Aspinall-Oglander, Military Operations: Gallipoli, vol. 1.


[Закрыть].

Таким образом, планирование Дарданелльской операции повлекло за собой непредвиденные последствия: союзники начали загодя делить шкуру еще не убитого османского медведя. В преддверии британо-французской атаки на Дарданеллы царское правительство принялось настойчиво добиваться от своих союзников официального признания его притязаний на османскую территорию. Четвертого марта 1915 года министр иностранных дел России Сергей Сазонов написал послам Великобритании и Франции, что Россия хочет прийти с союзниками к «согласию по вопросу Константинополя и проливов» в соответствии с «исконными чаяниями России». Сазонов четко обозначил территории, на которые претендовала Россия: город Стамбул; европейское побережье Босфора, Мраморного моря и Дарданелл и османская Фракия до линии Мидия – Энос (по которой была проложена граница Османской империи после ее поражения в Первой Балканской войне в 1912 году). Это оставляло азиатское побережье проливов и Мраморного моря, а также азиатскую половину Стамбула под властью османов, но обеспечивало России господство над жизненно важными водными путями, связывающими Черное и Средиземное моря.

Поскольку эти дерзкие требования русских не сильно противоречили британским и французским интересам, Лондон и Париж проявили сговорчивость. Двенадцатого марта Великобритания согласилась отдать России то, что она назвала «самым ценным трофеем всей войны», оставив за собой право предъявить свои требования на османскую территорию, когда настанет срок. Франция уже знала, что ей нужно из османских земель: в обмен на признание российских притязаний на Константинополь и проливы она желала получить Сирию (включая Палестину), Александреттский залив и Киликию (прибрежную область вокруг города Адана на юго-востоке Турции). Эти территориальные претензии и взятая Великобританией отсрочка были официально оформлены рядом документов, которыми союзники обменялись между собой в период с 4 марта по 10 апреля 1915 года. Они получили название Англо-франко-русское соглашение (или Константинопольское соглашение) и стали первым из нескольких последующих планов раздела Османской империи – которая не собиралась сдаваться так скоро, как ожидали ее враги{217}217
  «The Constantinople Agreement,» in The Middle East and North Africa in World Politics, vol. 2: 1914–1945, ed. J. C. Hurewitz (New Haven, CT: Yale University Press, 1979), 16–21.


[Закрыть].

В конце января и начале февраля британцы и французы сосредоточили свои флоты в Эгейском море неподалеку от пролива. По соглашению с правительством Греции они «арендовали» Мудросскую гавань на спорном острове Лемнос, в 80 км от Дарданелл, чтобы использовать ее как базу. Британцы также заняли мелкие острова Имброс и Тенедос (острова Гёкчеада и Бозджаада в современной Турции), оба в пределах видимости турецкого побережья по обе стороны устья Дарданелл. Поскольку Османская империя никогда не признавала греческих претензий на эти острова, захваченные в ходе Первой Балканской войны, присутствие союзников у входа в Дарданеллы не нарушало греческого нейтралитета (Греция вступила в войну на стороне держав Антанты только в июне 1917 года).

Вскоре военные стратеги признали, что в помощь военно-морским маневрам в Дарданеллах все-таки придется задействовать некоторое количество сухопутных войск. По данным британской разведки, на Галлиполийском полуострове находилось около 40 000 османских солдат. Даже если эти солдаты отступили бы перед лицом массированной военно-морской атаки, британцам и французам необходимо было взять под свой контроль брошенные укрепления вдоль Дарданелл, чтобы обеспечить безопасность пролива для прохода союзных кораблей. Им также требовалась оккупационная армия, чтобы занять Стамбул, когда тот падет. Сложность заключалась в том, чтобы убедить лорда Китченера перебросить часть пехоты с Западного фронта на Восток.

Однако зачарованный потенциальными выгодами Дарданелльской операции для войны в целом, Китченер положительно отнесся к необходимости привлечения армии. Он рассматривал это как временное «заимствование» пехотных подразделений для краткосрочной кампании в Турции, после чего те снова вернутся на Западный фронт, где, по мнению Китченера, они были нужнее всего. Тем не менее военный министр призвал Черчилля полагаться в первую очередь на военно-морские силы. Все сухопутные войска должны были оставаться в резерве, пока флот не форсирует пролив. Исходя из этих соображений, в конце февраля Китченер приказал командующему британскими силами в Египте направить 36 000 солдат АНЗАКа присоединиться к 10 000 солдат Королевской военно-морской дивизии в Мудросе. Французы тоже начали собирать сухопутные войска для Дарданелльской операции. Уже в первую неделю марта они мобилизовали и отправили в пролив Восточный экспедиционный корпус, объединявший европейские подразделения, колониальных солдат и иностранных легионеров – всего 18 000 человек.

По мере того как у входа в Дарданеллы скапливались десятки тысяч союзных солдат и моряков, «демонстрация силы» все больше превращалась в полномасштабную военную кампанию, которую державы Антанты не могли позволить себе проиграть. Аргумент Китченера – что в случае неудачи британцы могут отступить без ущерба для своей репутации, – стал несостоятелен. Открыв в феврале 1915 года огонь по внешним фортам Дарданелл, британцы начали столь грандиозное шоу, что теперь едва ли могли просто так дать задний ход.