Текст книги "Триумф экстаза"

Юджиния Райли
Триумф экстаза

Любовь,

Я для тебя прошла сквозь пламя,

Стряхнула

С плеч тяжелый гордости покров

И, обернувшись,

Увидала, как в пепел превратился он.

И все равно

Пришла к тебе.

Твое прикосновенье

До самой глубины

Мне душу опалило —

Но наслажденьем

Эта боль была.

Пролог

13 марта 1836 года

Она на коленях стояла под дождем, вцепившись в крест, наскоро сделанный из веток платана. Под этим крестом лежали мать Эмили Барет и ее мертворожденный брат. Эмили не замечала хаоса вокруг горящей деревни Гонсалес и поспешно отступающей техасской армии. Девушка в отчаянии цеплялась за крест на могиле матери. «Странно, – тупо подумала она, – что сердце разбивается совершенно беззвучно…»

Невдалеке на грубой телеге, запряженной волами, сидела хрупкая пожилая женщина. С беспокойством оглядываясь по сторонам, Розанна Барет заметила солдат, втаскивающих ящики с порохом в двери фермерского дома, который она и Эмили только что покинули. Со странным равнодушием Розанна смотрела, как двое техасцев подожгли дом и его охватили языки пламени. Весь город превратился в пылающий ад, черный едкий дым висел во влажном воздухе, заглушая сладковатый запах гниющих в реке деревьев.

– Прошу тебя, дитя, поторопись, почти все уже уехали, – взмолилась Розанна. – Я слышала, что глухой Смит заметил приближающегося со стороны Сан-Антонио генерала Сеема. Поторопись, не то нас убьют, как твоего храброго папочку.

Но внучка, казалось, ничего не слышала. Только слово «папочка» проникло в ее затуманенный мозг.

И сейчас, стоя под холодным дождем, заново переживала ужас того недавнего дня, когда Сюзанна Дикерсон сообщила двум десяткам женщин о судьбе их мужчин. Эмили помнила жалобные вопли и причитания. Ее мать, всегда такая тихая, молча упала на землю и потеряла сознание.

Но кошмар только начинался: Эмили с ужасом смотрела, как у матери начались схватки и она родила крохотного мальчика, которого с трудом доносила почти до срока. После нескольких выкидышей долгожданный младенец родился мертвым, и Эмили, цепенея от страха, видела, как мать, которой было уже все равно, истекая кровью, умерла в холодном, мрачном фермерском доме.

– Мадам, генерал Хьюстон приказал всем жителям эвакуироваться! Гоните свою повозку!

При звуках этого повелительного голоса Эмили подняла глаза и сквозь слезы и струи дождя увидела человека в черном на великолепном черном арабском скакуне. Величественный жеребец ржал и нетерпеливо бил копытами по размокшей земле, а всадник снова и снова настойчиво просил старуху уехать.

– Вы хотите, чтобы сантанисты прикончили вас на месте, мадам?

– О нет, сэр! – чуть не плача возразила Розанна, глядя на молодого человека без шляпы, в заляпанных грязью сапогах и промокшей куртке. – Здесь моя внучка, сэр. Она лишилась рассудка и не желает уходить от своей покойной матери.

Вытирая со лба пот, солдат обернулся и посмотрел на Эмили, которая снова забыла обо всем вокруг, застонала и вцепилась в крест, как утопающий хватается за соломинку. Поморщившись, высокий техасец спешился и подошел к Розанне.

– Я – капитан Эдгар Эшленд, мадам. Как зовут эту девушку? – мягко спросил он.

– Эмили, сэр.

– А теперь уезжайте, мадам. Я позабочусь о том, чтобы Эмили вскоре присоединилась к вам.

Розанна открыла было рот, чтобы возразить, но капитан просто сказал:

– Даю слово. – И сжал ее руку.

Старая женщина тяжело вздохнула.

– Ее жизнь в ваших руках, сэр. Благослови вас Бог! – воскликнула она и стегнула волов поводьями.

Капитан смотрел, как фургон Баретов, груженный жалкими, но дорогими для них пожитками, присоединился к толпе убегающих солдат и жителей городка. Затем привязал своего коня Аполлиона к дереву и подошел к маленькой, насквозь промокшей Эмили Барет. За все свои двадцать девять лет Эдгар Эшленд не видел более жалкого зрелища, чем эта дрожащая девушка в черной грязи. Он опустился на колени, положил ладонь на ее плечо и мягко позвал:

– Эмили?

Она не ответила. Капитан слегка встряхнул девушку и повторил ее имя. Эмили взглянула на него, и у Эдгара перехватило дыхание от изумления. Девушка была очень красива. Несмотря на золотисто-русые волосы, ее ярко-голубые глаза обрамляли длинные, черные ресницы.

Это хрупкое создание растрогало обычно грубоватого Эдгара. Он с состраданием окинул взглядом ее дрожащую фигурку и не мог не заметить крепкую молодую грудь, обтянутую мокрой тонкой тканью, и бережно стянул покрепче концы шерстяной шали на ее груди.

– Эмили, дорогая, – заговорил он немного отрывисто, завороженный ее красотой, – мы должны немедленно уходить. Скоро здесь будут сантанисты.

Эмили слышала его как сквозь туман и вздрогнула, когда над головой раздался удар грома.

– Са-та-на, – пробормотала она обреченно, пристально всматриваясь в смуглого техасца.

Может быть, этот человек в черном, с черными волосами и глазами – сам дьявол, который пришел сюда, чтобы выгнать ее с родной земли? Или она уже умерла? И это ад?

– Нет, малышка, – терпеливо ответил Эдгар, – не сатана. Мексиканцы.

Мексиканцы! Война! Эмили сразу все вспомнила и задохнулась от захлестнувшей боли. Эдгар обнял ее, и она в отчаянии зарыдала.

– Бедная девочка, бедный ребенок, – утешал он, гладя ее длинные, золотистые волосы.

«Проклятие всем войнам!» – с горечью думал Эдгар, прижимая к себе Эмили. Генерал Хьюстон отдал приказ эвакуировать жителей, взорвать запасы оружия, сжечь все сооружения, которые могли бы послужить укрытием врагу. Но от выполнения этих распоряжений страдали мирные люди, такие как эта девушка, плачущая сейчас в его объятиях.

Услышав далекий взрыв, он встал, поднял Эмили и заскользил по грязи к Аполлиону. Пока капитан не добрался до коня, девушка безвольно лежала в его объятиях, но вдруг что-то сдвинулось в ее затуманенном мозгу: «Боже мой, – в панике подумала она, – этот безумец уводит меня от моей матери!» Эмили начала бить ногами, кричать и укусила техасца в плечо с такой яростью, что он уронил ее в грязь и завопил от боли.

– Какого черта! – Его смуглое лицо исказилось от гнева, всякое сочувствие к девушке исчезло: Эдгар Эшленд не выносил, когда ему противоречили.

А Эмили уже бежала назад, к могиле матери. Эдгар в ярости погнался за ней, схватил сзади за платье, и серая домотканая материя с треском разорвалась.

Девушка резко обернулась, глаза ее метали голубые молнии. Обезумев от горя, Эмили совершенно не боялась возвышающегося над ней техасца, у которого на бедре висел нож в ножнах, а за пояс был заткнут пистолет.

– Как ты смеешь прикасаться ко мне? – крикнула она. – Убирайся, ты… ты, мерзкое животное! Оставь меня с моим горем!

Эдгар тихо присвистнул и заметил угрожающе спокойным голосом, потирая укушенную руку:

– Значит, у котенка ядовитый язычок и острые зубки.

Одним быстрым движением он схватил Эмили за копну русых волос, грубо притянув к себе, заставил ее посмотреть в свои потемневшие от ярости глаза.

– Если я оставлю тебя, неблагодарная девчонка, то не с твоим горем, а на милость мексиканцев. Ты знаешь, что они с тобой сделают, Эмили? Если бы не твой юный возраст, я бы сейчас показал тебе это во всех подробностях!

Внезапно он снова вскрикнул от боли, так как Эмили ударила его ногой и бросилась бежать. Эдгар схватился за щиколотку, выругался, а затем бросился за ней, настиг беглянку под платаном и прижал к гладкому стволу ее извивающееся тело.

Несколько мгновений Эдгар сердито смотрел на нее сверху. Эмили пыталась бороться с ним, с ужасом ощущая силу тесно прижавшегося к ней мускулистого тела. От ее движений в мужчине вспыхнуло желание, и он быстро решил, как ему успокоить свой гнев.

– Ты мне оставила свою метку? Так я оставлю тебе свою, милочка!

Эмили изумленно приоткрыла губы, и в одно мгновение их властно накрыл рот Эдгара. Она сопротивлялась, как загнанная в угол дикая кошка, но все ее усилия были напрасны.

Действительно, Эдгар почти не чувствовал, как она царапалась, и даже не заметил, что кончился дождь. Сильные руки нашли ее грудь, и все поплыло у него перед глазами. Ему страстно захотелось взять эту девушку – здесь, сейчас! Черт, ведь завтра он может уже умереть! Почему бы не повалить красавицу на землю и не испытать немного райского блаженства?

Эдгар ощутил на губах вкус ее слез и опомнился. Господи, что он наделал? Сдавленные рыдания Эмили глубоко его потрясли. Ведь она еще совсем ребенок!

Капитан настороженно посмотрел на ее залитое слезами, гневное лицо, на вздымающуюся грудь.

– Девочка, ты не должна меня так дразнить, – укоризненно прошептал он. – Я потерял над собой власть…

– Ты чудовище! – взвизгнула Эмили и дала ему пощечину. На мгновение он замер от изумления. Затем отпрыгнул назад, уклоняясь от меткого удара ее ноги.

– Хватит! – рявкнул он и потащил девушку к Аполлиону.

Вскочив в седло, капитан втянул на коня сопротивляющуюся Эмили и, так как она не прекращала лягаться и кричать, перебросил ее через седло лицом вниз.

Эмили вскрикнула в бессильной ярости, когда хлыст прошелся по спине коня и обжег случайно ее бедро. Аполлион рванулся вперед, и вскоре девушка обмякла: неудобная поза и прилившая к лицу кровь заставили ее прекратить сопротивление.

Лицо оказалось прижатым к мускулистому бедру техасца, лука седла безжалостно врезалась в живот, юбки развевались по ветру. К счастью, эта скачка быстро закончилась, так как Эдгар вскоре догнал фургон Баретов и буквально швырнул девушку на груду одеял. Розанна Барет радостно поблагодарила техасца за возвращение внучки.

– Не стоит благодарности, – сухо ответил Эдгар. – Никогда не видел более неблагодарной девчонки! Надеюсь, через пару дней к ней вернется рассудок.

– Она сильная, ее разум исцелится, – согласилась Розанна, беря в руки поводья. – Благослови вас Бог, сэр. Я сама не смогла бы сдвинуть Эмили с места. Ее очень избаловала мать. Единственный ребенок, и очень упряма.

– Действительно, мадам, – согласился Эдгар. – Если она попытается сбежать от вас, дайте мне знать, и я привяжу ее к фургону!

Услышав эти бессердечные слова, Эмили вскочила и судорожно прошипела:

– Господь проклянет вас за то, что вы заставили меня покинуть мать! Чтоб вы попали в ад за то, что вы со мной сделали, сэр!

Капитан широко улыбнулся.

– С добрым утром, мисс, – насмешливо произнес он и подмигнул седой Розанне: – Я вижу, ваша внучка уже пришла в себя.

Эдгар Эшленд ударил хлыстом коня, и Аполлион помчался вперед. Что за дьявольская кошка эта девушка! Когда-нибудь, наверное, интересно с ней будет встретиться. Повзрослев немного, станет ли Эмили плакать, если он ее поцелует? Эдгар так не думал.

Если она когда-нибудь станет взрослой. Если они уйдут от преследования этих проклятых мексиканцев!

Эдгар нахмурился и, забыв о девушке, стал думать о предстоящей встрече, на которой предстояло обсудить с Сэмом Хьюстоном следующее задание разведчиков…

Облитый красным светом горящей деревни, фургон Баретов ехал вслед за другими перепутанными поселенцами по унылой прерии Техаса. В задней части фургона горько рыдала Эмили, с юным максимализмом сконцентрировав всю ненависть и обиду на техасце в черном, который вырвал ее из забвения и бросил обратно в жизнь, полную страданий…

Следом за ними отступал маленький отряд революционной армии Техаса под предводительством Хьюстона, собранной из низших слоев общества.

Один из фургонов тащил за собой тяжелую пушку. Проехав мимо свежевырытой могилы, он задел крест из платана и вдавил его в грязь.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава 1

5 марта 1841 года

Солнечный свет проникал сквозь пыльное окно и падал на шелковистые прядки волос спящей Эмили Барет. Ей исполнился двадцать один год.

Девушка провела рукой по лицу, потянулась и зевнула, приветствуя свежий, прохладный день. Где-то поблизости загорланил петух, и робкая улыбка изогнула ее пухлые розовые губы.

Внезапной вспышкой вернулась память, и Эмили резко села в постели. Во сне она забыла о своей боли, которая вдруг снова резанула ее, будто острая бритва. Бабушка Роза… умерла. Неужели прошла всего неделя, как ее бабушку опустили в могилу? Неужели прошло всего семь дней с тех пор, как она в последний раз вытерла ее горящий лоб? Бедная Розанна стала первой жертвой ненавистного Желтого Джека в этом сезоне. При воспоминании об этом злые слезы снова обожгли глаза Эмили.

Она поспешно вскочила с постели, набросила халат поверх ажурной ночной сорочки и подошла к окну. Приподняв клетчатую хлопковую занавеску, девушка посмотрела на грязные улицы Хьюстона. Жалкие лачуги сгрудились среди черной грязи, на их фоне выделялись несколько винных лавок.

В кои-то веки Эмили почувствовала себя отдохнувшей. Ночь прошла спокойно – без пальбы пьяных ковбоев. Неужели наконец-то наступил порядок в этом беспутном поселении?

Возможно, открытие три дня назад постоянно действующего храма способствовало установлению хоть какого-то порядка. Эмили бросила взгляд на новую пресвитерианскую церковь Джона Кальвина – белый оплот респектабельности в море хаоса и разврата, которая стояла с приоткрытыми дверьми и, казалось, призывала грешников к покаянию.

– Ох, бабушка, если бы ты дожила до этого дня! – прошептала Эмили, глотая слезы.

Девушка отвернулась от окна и подошла к туалетному столику. Проведя щеткой по густым золотистым волосам, она глубоко вздохнула и спросила, обращаясь в пустоту:

– Что мне делать?

Розанна зарабатывала им на жизнь своим искусством швеи, даже купила этот маленький, но элегантный домик. Она старательно обучала внучку и научила ее шить платья несложных фасонов. Но Эмили также проучилась в женской семинарии Хьюстона и получила квалификацию учительницы, но школ в приграничной зоне было мало. – Конечно, всегда требовались девушки в салуны и бордели… От этой мысли Эмили содрогнулась.

По крайней мере она была в безопасности и имела крышу над головой. По сравнению с тем, что им с бабушкой довелось испытать пять лет назад, во время войны за независимость, жизнь в Хьюстоне казалась сейчас передышкой в раю. Стянув локоны на затылке розовой атласной лентой, Эмили вспомнила, как они бежали из Гонсалеса, и того незнакомца в черном, который так грубо с ней обошелся. Как его звали? Бабушка несколько раз упоминала имя капитана, но Эмили забыла. «Кем бы он ни был, возможно, уже горит в аду», – с удовлетворением подумала девушка. Многие погибли на той войне…

Резкий стук в дверь прервал ее мысли. Кто мог прийти так рано?

– Мисс Эмили, откройте, пожалуйста!

Она узнала голос Падриака О'Брайена, президента Республиканского банка. Что ему надо в такое время? Придется его впустить, потому что он принялся колотить в дверь. Нахмурившись, Эмили быстро надела розовое платье из муслина и, застегивая на бегу пуговицы, бросилась открывать.

Распахнув дверь, она резко спросила:

– Что означает это вторжение, сэр?

Падди О'Брайен, лысеющий толстяк, вошел в гостиную и бросил бобровую шапку на кушетку.

– Простите меня за этот стук, милочка. Я думал, вы еще спите. – Потом повернулся к двери и крикнул: – Заходите, Дэвид, мальчик мой!

Эмили увидела молодого стройного мужчину. Несколько секунд этот джентльмен пристально смотрел на нее, пока лицо его не залила краска смущения. Затем он нервно откашлялся и произнес:

– С вашего разрешения, мисс.

Эмили смотрела в ярко-голубые глаза молодого человека, которому было, по-видимому, лет двадцать с небольшим.

– Можете войти, – снизошла она и обратилась к банкиру: – Итак, сэр? Изложите ваше дело.

– Милочка, – мягко упрекнул он, – вы знаете мое дело.

– Ничего подобного!

Банкир неловко переступил с ноги на ногу.

– Мисс Эмили, я говорил вашей бабушке три недели назад, что не могу больше давать вам отсрочку…

– Отсрочку! – в отчаянии прошептала Эмили. – Отсрочку от чего?

Воцарилось тягостное молчание. Наконец молодой человек справился с волнением и запротестовал:

– Послушайте, вы мне не говорили о том, что дом занят.

– Это ненадолго, сэр, – ответил банкир. И спросил Эмили: – Милочка, разве вы не знали, что ваша бабушка занимала у меня деньги?

– Нет! О чем вы говорите, Бога ради?

Банкир вздохнул и задумчиво погладил свои загнутые кверху усы.

– Успокойтесь, мисс Эмили. Я вам сейчас покажу. – О'Брайен вынул из кармана сюртука свернутый в трубочку лист бумаги. – Этот документ просрочен больше чем на месяц, милочка, и если у вас нет денег на оплату, то, боюсь, вам придется уехать.

– Уехать? – переспросила Эмили, не веря своим ушам. Она опустилась на кушетку и дрожащими руками развернула бумагу. Время остановилось, пока она читала:

«В первый день февраля 1841 года обязуюсь уплатить… сумму в триста долларов». Содрогаясь, она читала описание залога, которым был их дом. Внизу страницы стояла знакомая корявая подпись бабушки.

У Эмили закружилась голова. Триста долларов – и платеж уже на месяц просрочен! С таким же успехом это могли быть три тысячи! Теми несколькими золотыми монетами Соединенных Штатов, которые у нее имелись, никак нельзя было оплатить столь огромный долг, а накопленные ими техасские деньги практически ничего не стоили. Ох, почему бабушка не сказала об этом долге, не подготовила ее к такому повороту событий? Эмили считала их финансовое положение прочным, но, по-видимому, Розанна заложила дом под большие проценты, чтобы они могли выжить.

Девушка в отчаянии подняла глаза и вернула О'Брайену документ.

– По-видимому, дом принадлежит вам, сэр, – деревянным голосом произнесла она.

Банкир откашлялся и положил бумагу в карман.

– Милочка, мне очень жаль. – Затем повернулся к своему спутнику и объявил: – Это мистер Дэвид Эшленд, возможно, будущий владелец этого дома. Мистер Эшленд часто приезжает в Хьюстон за покупками для своей плантации и находит условия в отеле «Капитолий» не совсем… удовлетворительными.

Эмили не обращала внимания на мужчин, не замечала сочувствия в глазах будущего владельца ее дома.

– Пойдем, Дэвид, мальчик мой, – нервно продолжал О'Брайен. – Давайте все здесь осмотрим.

– Вы не возражаете, мисс? – застенчиво спросил мистер Эшленд.

– Какое это теперь имеет значение? – пробормотала Эмили. Мужчины вышли из гостиной, и Эмили почувствовала, как слезы жгут ей глаза. Но в душе было до странности пусто. До ее ушей доносились обрывки разговора из спальни.

– Постель из настоящего пуха… в окнах стекла, для нашего города это редкость.

Мужчины вернулись в гостиную.

– А в этой гостиной к тому же прекрасная мебель. Вот чудесное старое кресло-качалка. – И он толкнул ногой виндзорское кресло бабушки.

Эмили вскочила с кушетки, наконец поняв весь ужас положения, в котором она оказалась.

– Вы не получите бабушкино кресло! – воскликнула она, крепко ухватившись за его спинку.

И тут внезапно нахлынуло воспоминание о холодных, мокрых ветках платана. Любимое бабушкино кресло-качалка, бережно привезенное семьей из Джорджии, сохраненное во время кошмарного бегства из Гонсалеса, своим скрипом навевающее воспоминания о счастливых годах… Эмили холодно смотрела на обоих мужчин: нет, она не позволит отобрать его!

Видя ее возмущение, О'Брайен раздраженно всплеснул руками.

– Очень хорошо, милочка, забирайте это кресло, – уступил он и ядовито прибавил: – Забирайте все, что сможете унести. Но учтите, мисс Эмили, вы должны уехать.

Нарушив долгое молчание, Дэвид Эшленд спросил банкира:

– Но что эта девушка будет делать, любезный? Вы же не можете просто вышвырнуть ее на улицу!

О'Брайен пожал плечами. Но под возмущенным взглядом Дэвида Эшленда обернулся, задумчиво посмотрел на Эмили и как-то нехорошо ухмыльнулся:

– Да, она слишком симпатичная девчонка, чтобы ее просто выбросить на улицу. – И обнял Эмили за плечи. Она отпрянула от его тяжелой руки и неприятного запаха его тела, но Патрик крепко держал ее. – Не беспокойся, милая, Падди О'Брайен о тебе позаботится. Я дружу с Нелл Дули из Отеля для мужчин», а ей всегда нужны красивые девочки вроде тебя.

С криком отвращения Эмили все-таки вырвалась. В этот же момент Дэвид Эшленд подскочил к нему и грозно прикрикнул:

– Придержите язык, любезный, пока я его не вырвал!

– Бросьте, мистер Эшленд, этой девушке может грозить гораздо худшая участь, чем стать одной из девушек Нелли. К чему такое возмущение, мой мальчик? Или вы предпочитаете, чтобы она предложила вам себя вместе с домом?

Далее все произошло мгновенно. Дэвид Эшленд схватил банкира за воротник сюртука и стянул коричневую ткань у шеи так сильно, что толстяк стал брызгать слюной и задыхаться от страха.

– Убирайтесь отсюда, негодяй! – прогремел Дэвид. – Этот дом куплен! К концу дня деньги будут переданы в ваши жадные руки! А теперь удалитесь, сэр, пока у вас еще есть такая возможность!

Он отпустил О'Брайена, и тот пошатнулся, стараясь удержать равновесие. Банкир схватил свою шляпу и уже на пороге сердито оглянулся:

– Господи, мистер Эшленд! Я дал этой девчонке больше месяца! Я всего лишь деловой…

Дэвид сделал шаг к банкиру, и тот быстро ретировался, громко хлопнув дверью.

Молодые люди остались вдвоем. Дэвид Эшленд неловко переступил с ноги на ногу.

– Я… я… – неуверенно начал он. – Простите меня, мисс. Мне говорили, что я унаследовал вспыльчивость моего дяди. Надеюсь, я вас не испугал, но этот человек… он не джентльмен!

Эмили стояла, опустив глаза и крепко сжимая спинку бабушкиного кресла-качалки.

– Спасибо за то, что… заставили мистера О'Брайена удалиться. – И она робко улыбнулась.

Дэвид осторожно потрогал полированное красное дерево. Теперь он стоял так близко, что Эмили уловила свежий запах его мыла для бритья. Их взгляды встретились.

– Вам не о чем тревожиться, мисс. Никто не заберет это кресло и не выгонит вас отсюда. В вашем распоряжении столько времени, сколько вам нужно, чтобы уладить свои дела.

Эмили, опустив ресницы, прошептала:

– Благодарю вас, сэр.

Господи, как сказать совершенно незнакомому мужчине, что ей нечего улаживать, некуда идти? Эмили кивнула. В конце концов, мистер Эшленд не виноват. Он просто хотел приобрести дом, чтобы пользоваться им во время деловых поездок в Хьюстон.

Прежде чем уйти, Дэвид обернулся и посмотрел на склоненную голову Эмили. На мгновение ей показалось, будто мистер Эшленд собирается что-то сказать, но он промолчал.

Эмили упала в бабушкино кресло-качалку, голова раскалывалась. Дом ей больше не принадлежит. У нее ничего нет. Правда, будущий владелец оказался добрым человеком. Неужели ее выгонят на улицу и она вынуждена будет зарабатывать себе на жизнь в салунах и игорных домах? Эмили содрогнулась, вспомнив посещения их дома несколькими проститутками. Хотя Розанна и была набожной христианкой, она шила платья для некоторых наиболее знаменитых городских куртизанок. «Деньги не пахнут», – рассудительно говорила миссис Барет. Эмили помнила кричаще безвкусные шелковые платья, раскрашенные лица, запах дешевых духов… Неужели это ее судьба?

– Ох, бабушка! – вздохнула она. – Что со мной будет?

Дэвид Эшленд вошел в холл отеля «Капитолий» и сразу направился к железной печке. Он сел в глубокое кресло и протянул к огню руки. Господи, с каким удовольствием он уедет из Хьюстона! Хотя в «Капитолии» гордились отдельной гостиной и столовой для благородных постояльцев, ему до смерти надоело сталкиваться здесь с грязными грубиянами. Он скучал по Бразос-Бенду, по его элегантной простоте. И он нужен дяде.

И еще кое-кому нужен здесь – Эмили Барет.

Дэвид достал из кармана сюртука свернутую бумагу на право владения собственностью Баретов. Он купил этот дом, но что ему делать с девушкой?

Можно, конечно, отдать ей этот документ. Деньги для Дэвида не имели значения. Но решит ли возврат дома ее проблемы? Все равно эта девушка останется одна в Хьюстоне и будет зависеть от прихотей негодяев.

Дэвид нахмурился. Как он может оставить здесь девушку? Сильная и одновременно беззащитная, Эмили затронула какую-то струнку в глубине его души. У нее лицо ангела: изящный носик, высокие скулы, сверкающие, как алмазы, голубые глаза, обрамленные темными ресницами. И держится с большим достоинством.

Да, мисс Барет – настоящая леди, обладающая гордостью, достоинством, красотой. И, как джентльмен, он не мог бросить леди в беде.

Внезапно Дэвид щелкнул пальцами: надо увезти Эмили в Бразос-Бенд! Тут он нахмурился. Как можно просить утонченную молодую леди уехать на уединенную хлопковую плантацию и жить там вместе с двумя мужчинами?

Точнее, как он может просить девушку жить в одном доме с дядей Эдгаром? Дэвид мрачно покачал головой. Да его дядя способен напугать кого угодно.

Тем не менее, возможно, все не так плохо: в последнее время он заметил, что дядя стал чаще разговаривать, иногда даже смеяться, снова появились его самоуверенность и цинизм. Вполне возможно, что присутствие красивой леди взбодрит дядю Эдгара, который заточил себя в доме, забыл старых друзей, даже Сэма Хьюстона. Возможно, Эмили сумеет вернуть к жизни Бразос-Бенд.

По крайней мере Дэвид мог заверить девушку, что она не останется на плантации без компаньонки. В конце концов, есть же экономка, и скоро вернется Мария.

– Мария! – громко прошептал Дэвид, и глаза его заблестели.

Мария! Конечно, почему же он не подумал о Марии раньше?