Текст книги "Кровавый разлом"

20

Когда Пер был маленьким, он очень любил смотреть, как солнце садится в пролив. И сейчас, во вторник вечером, он не упустил случая постоять у окна и полюбоваться волшебной игрой красок над горизонтом. Он усадил Джерри перед телевизором, и тот как будто успокоился. Надо позвонить Нилле и договориться, когда за ней приехать, но сначала он решил насладиться закатом.

Было начало девятого. Солнце потеряло свой белый сухой блеск, но смотреть на него все равно было трудно – огромный оранжевый диск над проливом. Лишь когда оно наполовину опустилось в воду и стало совсем красным, небо заиграло – холодный бирюзовый задник горизонта прорезали пурпурные жилы, похожие на кровавый разлом в каменоломне, который когда-то показал ему Эрнст.

Солнце исчезло внезапно. В небе еще несколько минут стояло зарево, напомнившее Перу позавчерашний пожар, но потом стало быстро темнеть.

Пер подошел поближе к окну и смотрел, как сгущаются тени в провале каменоломни. Подумал о сломанной лестнице. Ему показалось, что тени вовсе не тени, а живые существа. Вон они… тихо и бесцельно бродят вокруг груд невостребованных камней… нет, конечно, показалось.

Из полиции никто не звонил, и Пер им тоже не звонил. В среду утром он поехал в Кальмар за Ниллой. В больничном кафетерии на столе лежала вчерашняя вечерняя газета. Он перелистал и наткнулся на заметку:

ПРИ ПОЖАРЕ ПРОПАЛ ЧЕЛОВЕК

В воскресенье вечером, в лесу, недалеко от поселка Рюд, в 60 километрах к югу от Векшё, сгорела большая вилла.

Когда пожарные и полиция приехали на место происшествия, пожар уже охватил все здание, поэтому главной целью пожарных было не дать огню распространиться. Работы по тушению пожара продолжались до полуночи.

Вилла полностью сгорела, и в настоящий момент еще неясно, есть ли человеческие жертвы. Владельцу недвижимости удалось выбраться из огня. На допросе в полиции он заявил, что о причинах пожара ему ничего не известно.

Свидетель показывает, что видел в горящей вилле как минимум одного человека. Помощник и сотрудник владельца, который использовал виллу и как офис, и как жилое помещение, пока не дал о себе знать, и полиция опасается, что он погиб в огненном аду.

Как только будет возможно, пожарные специалисты и криминалисты осмотрят остатки сгоревшего здания. Тогда и станут известны причина пожара и вероятные жертвы.

Пер сложил газету и сунул в карман. «Владелец недвижимости» – это его отец, а пропавший «помощник и сотрудник» – не кто иной, как Ганс Бремер.

Сам он – «свидетель», который «показывает». Так-то лучше. Потому что, когда газеты узнают, что владельцем виллы был Джерри Морнер, они найдут, что написать.

Как бы то ни было, скоро все выяснится.

Он направился к лифту.

Нилла уже переоделась и ждала его в отделении, в комнате для посетителей. Она была причесана и широко улыбалась, но вид у нее был так себе – Перу показалось, что она еще похудела за эти несколько дней. Он обнял ее – узкие, худые плечики.

– Все в порядке?

Она кивнула:

– Все анализы уже взяли. Мама говорила с врачами утром перед отъездом.

– Хорошо, я ей позвоню, – сказал Пер. – Ну что, вперед, на Эланд? Йеспер тебя ждет не дождется, и Джерри тоже там.

– Джерри?

– Джерри. Твой дедушка.

Нилла сделала большие глаза:

– Как он туда попал?

– Отпразднует с нами Пасху.

Больше она ничего не спрашивала.

– Но я должна взять с собой эту штуку… в багажнике найдется место?

Только сейчас он заметил в углу сложенное кресло-каталку.

По спине побежали мурашки. Почему Нилле нужна каталка? Он посмотрел, кого бы спросить, но ни одного врача поблизости не было.

– Конечно, найдется, – сказал он, стараясь казаться спокойным, – багажник пустой.

Через час они уже были у каменоломни.

– Помнишь эти хоромы? – спросил Пер, когда они подъехали к дому.

Нилла кивнула.

– А ты сказал, что покрасишь тем летом…

– Не успел.

– А ремонт?

– Обязательно, как только будет время. Мы построим лестницу к пляжу. А сегодня мы идем на вечеринку.

– Вечеринку?

– Соседи приглашают. Всех, кто здесь живет. Праздник для соседей.

Пер быстро вышел из машины и помог Нилле. Взял под руку и повел к двери.

– Я могу идти сама, – сказала Нилла, но руку не отняла.

Они вошли в дом.

– Это твоя комната. – Он показал на дверь из кухни. – Прибранная и проветренная.

Нилла осторожно села на кровать, а Пер пошел за вещами. И креслом-каталкой.

Йеспер сидел за «Геймбоем», а Джерри куда-то исчез.

Пер вышел на залитую солнцем веранду. Джерри сидел на стуле с закрытыми глазами, надвинув на глаза бейсболку. Шоколадного цвета портфель, как собака, лежал у его ног.

– Привет, Джерри. – Пер сел рядом и протянул ему газету.

Но Джерри даже не посмотрел на газету – он уставился на что-то за спиной Пера.

Пер оглянулся. Там стояла Нилла. Она улыбалась, но руки бессильно повисли вдоль туловища.

– Привет, дедушка, – сказала она. – Как ты себя чувствуешь?

Джерри кивнул, медленно протянул ей руку и откашлялся.

– Привет, – коротко сказал он.

Пер затаил дыхание. Отцовский инстинкт подсказывал ему, что Ниллу надо защищать от Джерри, но сейчас необходимости в этом как будто бы не было.

– Дедушка почти не говорит, – сказал он Нилле. – Предлагаю поесть что-нибудь.

Нилла молча кивнула и зашла в дом.

Пер показал Джерри заметку:

– Джерри… похоже, Бремер был в доме. Полиция говорит, что его нигде не могут найти.

Отец выслушал его, но, кажется, не понял. Или не среагировал.

– Бремер, – только и сказал он.

Задрал сорочку и показал повязку на животе. Пер и так все знал. Он покачал головой:

– Джерри, с чего бы это Бремер мог на тебя напасть?

Джерри пожевал губами, пытаясь выговорить нужное слово.

– Боится, – сказал он наконец.

Пер пожал плечами. Он не собирался бросать отца в беде, но мысль взять его с собой на вечеринку к соседям казалась все более неразумной.

21

Вот так. У кого-то соседские ссоры и свары, а у них – мир и взаимная благожелательность, все соседи собираются на вечеринку. И все благодаря ей, Венделе Ларссон. Она, конечно, ни в какой благодарности не нуждается, но без нее ничего бы и не было.

В шесть часов она уже накрывала на веранде праздничный стол. Тарелки, приборы, бокалы для вина. На западе над проливом садилось большое оранжевое солнце. Через два часа оно закатится. Вендела предполагала, что на веранде будет довольно холодно, поэтому собиралась предложить гостям одеяла. Впрочем, это не так уж важно – всегда можно включить инфракрасный обогрев.

Макс вышел из кабинета – закончил рабочий день. На нем был купальный халат – судя по всему, собрался в сауну. Он остановился в дверях веранды.

– Как дела? – спросила она.

– Хорошо. Очень хорошо. Начало почти готово… скоро сможешь посмотреть.

– С удовольствием, – сказала Вендела. Собственно, она уже видела это начало: именно она набросала введение и накануне отдала наброски Максу.

– А дальше пойдут рецепты и фотографии, – сказал Макс. – Сотворим что-нибудь.

Он всегда бывал в хорошем настроении после работы за письменным столом, особенно если его ждала сауна.

– Не слишком горячая, Макс, – крикнула она ему вслед, – помни, у тебя сердце.

Сама она почти весь день простояла в кухне. Сейчас на подогреве в духовке стояли несколько сортов мясных и сырных пирогов.

В половине седьмого все было готово. Макс вышел из сауны розовый и веселый, переоделся. Она заставила его принести на веранду все имеющиеся стулья и зажечь чайные свечи в низких хрустальных подсвечниках, а потом попросила помочь старому капитану по другую сторону дороги.

Через пятнадцать минут он вернулся с Герлофом Давидссоном в кресле-каталке. Герлоф был в смокинге, которому на вид было не меньше лет, чем его хозяину. Процессию замыкал Ион Хагман в черном костюме с коричневыми заплатами на локтях.

Макс провез Герлофа по каменной дорожке, но у дверей на веранду Герлоф поднял руку, медленно встал и, выпрямив спину, перешагнул порог. Оказалось, он чуть не на голову выше Макса.

– Я могу идти сам, – сказал Герлоф, подумал и добавил: – Иногда. – С этими словами он передал Венделе небольшой пакет. – Прошу вас, – церемонно сказал Герлоф, – я связал это для вас.

– Да что вы! Спасибо!

Она открыла пакет и в нос ей ударил сильный запах смолы. Это был затейливо связанный из тонкого корабельного каната коврик.

– Связано китовым узлом, – пояснил Герлоф. – Приносит дому удачу.

У Венделы от резкого смоляного запаха слегка закружилась голова, как от самых сильных ее таблеток, но она приветливо улыбнулась Герлофу.

Соседи оказались довольно пунктуальны. Молодая пара Курдин пришла ровно в семь… если быть точным, в одну минуту восьмого, со спящим младенцем в коляске. Кристер Курдин улыбнулся Венделе и похвалил дом – ей показалось, что он симпатичнее своей неприветливой жены в темно-сером льняном костюме. Мари Курдин только небрежно кивнула хозяйке и проследовала на веранду с гордо поднятым подбородком.

Семья Мернер пришла через пять минут – папа Пер и двое близнецов. Девочка, Нилла, опиралась на руку своего брата. Она была маленькой и бледной, казалось, ей трудно идти. Уж не анорексия ли у нее, забеспокоилась Вендела.

Пер протянул руку Максу. Вендела внутренне сжалась – двое мужчин не виделись после пятничного происшествия на парковке.

Ни тот, ни другой не улыбнулись.

– Все спокойно? – спросил Пер.

– Разумеется, – ответил Макс.

С ними был еще один – Вендела раньше его не видела. Пожилой сутулый дядька с толстым животом и зачесанными назад седыми волосами. Он споткнулся на пороге, но Пер подхватил его и кивнул хозяевам:

– Мой отец, Джерри Морнер.

Глаза у Джерри были совершенно сонные. Он пожал руку Венделе и, очевидно по привычке, посмотрел на ее бедра, но вид у него был совершенно отсутствующий. Под мышкой он сжимал старый кожаный портфель.

Он проковылял в комнату как был, в мятом пальто. Даже уличные башмаки не снял. Вендела сжала челюсти, но ничего не сказала и пошла в кухню – принести последние пироги.

Макс пригласил всех к погребцу у окна. Там стояли бутылки виски, джина и сухого вермута. И сок, конечно.

Беседа, хоть и началась со скрипом, постепенно оживилась. Говорили главным образом о новых домах. Макс и Кристер Курдин оживленно сравнивали свои постройки.

– Я заметил, у вас много стекла, – долетали до Венделы обрывки разговора, – но наши дорожки в жару, наверное, будут попрохладнее…

– Полуподвал? Да… если думать об открытой планировке…

– Время ламинатов прошло вместе с фантазиями о народном доме…

– Не только пространственное решение, но и гармоничные пропорции…

Через четверть часа Вендела принесла последнее блюдо с пирогами, и Макс пригласил гостей на веранду. Солнце уже наполовину скрылось за горизонтом, все это напоминало живописное полотно на популярный мотив «Заход солнца на море». Вода в проливе то и дело подергивалась красноватой рябью – там, очевидно, гуляли шквалики, хотя на веранде было совершенно тихо.

Макс включил инфракрасный обогрев, и металлические трубки по всей окружности веранды засветились приглушенным красным светом. На веранде стало тепло, почти как летом.

– Все пришли? – спросил Макс, оглядывая веранду.

– Думаю, да. – Вендела тоже огляделась.

Он кивнул, постучал вилкой о бокал и повысил голос:

– Прошу, присаживайтесь! Кому где удобно!

Разговоры смолкли. Гости начали усаживаться за стол.

Макс приветливо улыбался.

Он начал по-настоящему входить в роль гостеприимного хозяина. Это был своего рода эстрадный номер, и Максу, по всей видимости, очень нравилось его исполнять. Он всегда бывал в ударе, когда все на него смотрели: приветливый, обаятельный, остроумный. Когда-то и Вендела клюнула на этот шарм.

– Всем добро пожаловать! – Макс поднял бокал. – Чувствуйте себя как дома. Мы с женой чуть не весь день провели в кухне, и многие рецепты взяты из моей новой книги, над которой я работаю… надеемся, вам понравится!

22

Герлоф поначалу решил, что с новыми соседями надо держать дистанцию, но после пары стаканчиков виски расслабился – здесь было совсем неплохо, и большая веранда ему понравилась – полы с разделяющими доски аккуратными темными желобками напоминали палубу корабля.

Ему вытащили кожаное кресло, и он теперь сидел, как патриарх, во главе стола. Вендела принесла ему плед на ноги. Даже вставать не надо – ему любезно передавали и еду, и вино. Тепло и удобно, и Ион рядом.

Собственно, две хорошие порции виски было для него многовато, но он рассчитывал, что кто-то докатит его кресло-каталку до дома, и желательно, не очень поздно. Уже половина девятого, его слегка одолевал сон, но никто, казалось, никуда не торопится. Еще даже и до десерта дело не дошло.

– Герлоф, – обратился к нему Пер Мернер, – а вы с Ионом тоже работали в каменоломне? – Он кивнул в сторону выработки.

– Только летом, и то когда были подростками.

– Пока не ушли в море, – добавил Ион.

– Тоже тесали камень? – спросил хозяин, Макс Ларссон.

– Нет… тогда у нас для этой работы кишка была тонка.

– Вот как? А что, это и в самом деле тяжелая работа?

Герлоф промолчал. Похоже, эти белоручки с континента не понимают, что это такое – труд каменотеса. В каменоломне столетиями тяжело работали люди. А эти наверняка считают, что каменоломни – это своего рода произведение искусства, созданное для их удовольствия: скала над берегом, живописные кучи камней тут и там, маленькие пруды, в которых можно купаться.

Они даже не представляют себе, да и не могут представить, какого труда требовала постоянная борьба с горой. День за днем выламывать и обрабатывать плиты известняка… кирка, кувалда да долото – вот и все помощники. Его друг Эрнст как-то сказал, что за сорок лет работы он вытесал не меньше пятидесяти километров бордюрного камня: для лестниц, дорог и тротуаров в городах Балтийского побережья.

И конечно, могильные плиты. На этот товар всегда спрос, даже в тяжелые времена.

– Нет… каменотесами мы так и не стали. – Герлоф посмотрел на Иона. – Но мальчики на побегушках из нас были хоть куда, помнишь, Ион? Мы бегали за инструментом, прибирались в бендежке и все такое…

– Бендежке?

– Ну да… в бендежке… так называли подсобку, где рабочие отдыхали.

Вдруг Герлофу пришло в голову, что, наверное, никто, кроме него и Иона, никогда не слышал это слово. Каменотесов давно и след простыл…

Он отхлебнул виски и продолжил:

– Раньше думали, в каменоломнях живут тролли, но я-то столкнулся совсем с другой живностью…

Краем глаза он заметил, как Ион скривил рот и уронил голову на плечо – он-то слышал эту историю раз сто. Ничего, потерпит.

– Мне было восемь… или девять, точно не помню. В общем, нашел я там, внизу, журавленка. Рабочие уже разошлись по домам, а он лежит. Птенец еще… на куче щебня. Не знаю, откуда он взялся. Летать еще не умел, а родителей поблизости я не заметил. Может, лиса загрызла. Ну, взял я, значит, журавленка домой, положил в сарае на сено… Кормил его прошлогодней картошкой. Он подрос. Дай, думаю, я его выпущу. А он не улетает. Привязался, что ли… – Герлоф улыбнулся воспоминанию. – Я иду куда-нибудь, а журавль за мной. Прямо как двуногая собака. Бывало, надоест он мне хуже горькой редьки, я от него и улизну. А он взлетит – и кругами, кругами по всей деревне, курлычет, пока не найдет, где я спрятался… Красивая птица. Так что вот, все лето у меня было домашнее животное. Журавль. А осенью что ж… осенью поднялся он в воздух и улетел с другими журавлями. Даже крылом не помахал.

За столом все заулыбались трогательной истории.

– А когда вы пошли в моряки, – не унимался Пер, – зимой-то вы чем занимались?

– Как тебе сказать… зимой, конечно, баржи в гавани стояли. Вмерзнут в лед и стоят. В декабре выходим на берег – и все. Отпуск. Пока море подо льдом, нам особо делать нечего. Ну там ремонт кое-какой, ободрать, подшпаклевать, паруса починить… а так-то спокойно. Сидим, значит, и весны дожидаемся. – Он посмотрел на пустую каменоломню. – А известняк тесать – это круглый год. Готовую продукцию отвозили в гавань. За зиму, бывало, скопится чертова уйма… тысячи тонн. А потом весна. Как лед сойдет, мы уже тут как тут.

– Море, весенний ветер, – сказала Мари Курдин. – Приятное, должно быть, чувство.

Герлоф покачал головой:

– Не так уж и романтично.

– А несчастья случались? – опять спросил Пер. – Ну там на мель сели, в шторм попали…

– Мы-то? – спросил Ион. – Чтобы на мель? Ни разу.

– За тридцать лет – ни разу, – подтвердил Герлоф. – Одна наша баржа сгорела и утонула, но чтобы на мель – такого не было. Но тут сказали: море, весенний ветер… нам-то хоть какой ветер, лишь бы паруса не рвал. Тяжелая это работа. Тяжелая и одинокая. Я все пытался жену с детьми уговорить – проведем лето на море, что тут плохого? Пару раз уговорил… а так-то в основном Ион да я – вся семья. Одни на барже. День за днем, неделя за неделей. Дети с женой дома.

Он опять бросил взгляд в сторону каменоломни и вспомнил жену.

Сам-то он в троллей, конечно, не верил. Но кого же тогда видела Элла?

23

Вендела выпила пару бокалов вина, и напряжение отпустило. Где же еще и расслабиться, как не на вечеринке с вином у себя дома? Но тут она услышала с другого конца стола громкий голос:

– Нет, в Швеции я налоги не плачу. – Макс тоже выпил, и, наверное, прилично, потому что голос звучал еще более самоуверенно, чем всегда. – Моя фирма здесь не зарегистрирована, это обошлось бы слишком дорого… кроме того, я совершенно не доверяю шведской налоговой системе. – Он широко улыбнулся.

– Конечно, ты платишь шведские налоги, Макс, – попыталась Вендела смягчить сомнительное высказывание мужа.

Улыбка с его лица исчезла.

– Когда вынужден, плачу. Но самый минимум.

Он поднял бокал таким жестом, словно бы все за столом были членами одного экономического клуба. Внезапно послышался такой же громкий возглас:

– А я плачу налоги очень охотно.

Кристер Курдин с вызовом уставился на Макса.

– Вот как? – спросил Макс. – И как же вы тогда зарабатываете деньги?

– Сетевая безопасность, – последовал короткий ответ.

Курдин тоже в подпитии, отметила про себя Вендела.

Рядом с ним стояла почти пустая бутылка белого «шато-о-брион». Глаза мутные.

– Как я от вас устал, – заявил Курдин.

– Простите? – Макс, очевидно, не поверил своим ушам.

– Устал от всех этих налоговых жучков… от этого жульничества!

– Я вовсе не жульни…

– Вы же пользуетесь шведскими дорогами?

– И что?

– Сюда вы едете через Эландский мост?

Макс нахмурился:

– Какое это имеет отношение…

– Прямое. Все это финансируется из налогов. И мост, и дороги. И все, чем мы так безмятежно пользуемся. Школы, больницы. Пенсии…

– Пенсии в этой стране напоминают скверную шутку. Как и здравоохранение…

– Здравоохранение – никакая не шутка, – послышался голос с другого конца стола. Пер Мернер обвел взглядом присутствующих. – Врачи и сестры работают выше всяких похвал.

– Вот именно. Прекрасно работают. А нам это почти ничего не стоит. Если вам так плохо в Швеции, – снова обратился он к Максу, – почему вы не уедете?

– Лето здесь хорошее, – буркнул Макс.

– Кто хочет еще вина? – спросила Вендела.

Никто не ответил. Или, может быть, просто не услышали – надо было спросить погромче. Она не стала повторять вопрос – сама отпила из бокала и вслушалась в гомон за столом. Если закрыть глаза, звучит довольно красиво. Как музыка.

Ей вдруг показалось, что из степи донесся какой-то странный запах. Жженая резина… нет, скорее всего, и в самом деле показалось. Дом окружала полная темнота – ни одного огонька. Освещенная веранда со стороны смотрелась, наверное, как палуба корабля, рассекающего ночное море.

Вот они сидят ночью на веранде, нависающей над каменоломней… как будто над кратером погасшего вулкана. Она опять прикрыла глаза.

Из задумчивости ее вывел высокий мужской голос:

– А кто-то из присутствующих знает хоть что-нибудь о Северном Эланде? Кто-нибудь был здесь хоть раз?

Опять этот юный правдолюбец, Курдин. Он обвел затуманенным взглядом присутствующих. Вендела решила, что, несмотря на вызывающий тон, ничего плохого он в виду не имеет. Простое любопытство.

– Вендела местная, – коротко бросил Макс.

Странно – после этого замечания разговор смолк. Все уставились на Венделу. Ей оставалось только кивнуть.

– Я провела здесь все детство, – сказала она негромко.

– Здесь, в деревне? – спросила Мари Курдин.

– Немного к северо-востоку… у нас там был хутор.

– Звучит очень мило… Настоящий хутор? С коровами, гусями и кошками?

– Только куры… и несколько коров. Я их пасла.

– Как мило, – повторила Мари Курдин. – Нынешним детям тоже неплохо бы повозиться со скотиной в деревне.

Вендела кивнула. Ей не хотелось вспоминать трех Роз – Розу, Розу и Розу. Вдруг ее охватила невыносимая тоска.

Роза, Роза и Роза давно умерли. Умерли все, кого она знала здесь, на острове.

Она сделала большой глоток вина.

Наискосок от нее сидел Герлоф и улыбался. Ему, очевидно, все нравилось. Вендела наклонилась к нему и тихо сказала:

– Мой отец был каменотесом, его звали Генри. Вам о чем-нибудь говорит это имя, Герлоф?

Он посмотрел на нее дружелюбно-вопросительно – скорее всего, не расслышал вопроса.

Она повысила голос:

– Вы знали Генри Форса, Герлоф?

Теперь он услышал, и улыбка исчезла с его лица.

– Генри Форса… конечно, знал. Как не знать… Он из последних был. Шлифовальщик высшего разряда. Он вам родственник?

– Отец.

Герлоф опустил голову и сразу помрачнел:

– Вот как… очень сожалею…

Вендела прекрасно поняла, о чем он говорит, и тоже опустила глаза:

– Это было так давно…

– Помню, он на велосипеде приезжал… И пел так, что на весь альвар было слышно.

Вендела кивнула:

– Он и дома пел.

– Генри ведь овдовел очень рано. Или как?

– Мама умерла вскоре после моего рождения. Я ее не помню… а отец тосковал по ней всю жизнь.

– А вы сами-то были в каменоломне?

– Только однажды. Папа сказал, там опасно. А еще он сказал, что женщинам и детям в каменоломне делать нечего: это приносит несчастье.

– Они все были суеверными, это уж точно, – сказал Герлоф. – Видели на камнях какие-то знаки, верили в троллей, в привидения… Особенно тролли им досаждали. Воровали молотки и кувалды… ну тут-то ясно: всегда легче подумать на тролля, чем на коллегу.

– Неужели они воровали друг у друга?

– Нет, конечно – Герлоф широко и как-то по-детски улыбнулся. – Скорее всего, тролли.

– Тролль, – произнес чей-то голос рядом.

Это был тот самый старик, отец Пера Мернера.

Вендела не запомнила его имя. Билли, Барри… Джерри? Старик сидел, погруженный в какие-то мысли, с погасшей сигаретой в желтых от никотина пальцах. Он, очевидно, почувствовал ее взгляд и поднял голову. В глазах его читалось беспокойство.

– Маркус Люкас, – сказал он. – Маркус Люкас болен.