Текст книги "Неизвестный Юлиан Семёнов. Возвращение к Штирлицу"

5

Вилла Пронто. Большой холл. Возле камина сидят РОГМЮЛЛЕР, ПЕРВЫЙ СД и ВТОРОЙ СД. ТРЕТИЙ СД стоит возле широкой – во всю стену – шведской стенки и упражняется со штангой. Включен приемник. Диктор передает последние известия: «Передаем приметы убийцы: невысокого роста, седой, известен как горноспасатель Фрэд. Все дороги перекрыты, из города не имеет права выходить ни один автомобиль без проверки на полицейских кордонах. Единственный свидетель убийства, официант кабаре Шарль, только что кончил давать показания. В следующем выпуске новостей мы познакомим наших слушателей с теми выдержками из его показаний, которые нам предоставят в полиции». РОГМЮЛЛЕР выключает приемник.

ТРЕТИЙ СД. Вы безумец, Рогмюллер. Из-за дикого провала с Азиатом вы сорвали операцию. Я не буду молчать в Берлине об этом провале.

РОГМЮЛЛЕР (сняв трубку телефона). Соедините меня, пожалуйста, с шефом уголовной полиции.

ТРЕТИЙ СД. Неужели нельзя было увезти его из кабака?

РОГМЮЛЛЕР. Алло. Добрый вечер. Это я, Герман Швербауэр. Добрый вечер. Хотя, если три часа считать вечером… Я жду вас к себе. Почему? Ах, эта трагедия в кабаре… Понимаю… Я видел сегодня Фрэда, приезжайте, я помогу вам быстро найти его, он у меня в руках (кладет трубку).

ВТОРОЙ СД. Чертовски хочется есть. В горах всегда разыгрывается дикий аппетит.

ТРЕТИЙ СД. Они перекроют все дороги, и те двое уйдут, мы будем бессильны сделать что-либо. Что вы молчите, Фрэд?

РОГМЮЛЛЕР (ВТОРОМУ СД). У вас нет зубочистки?

ВТОРОЙ СД протягивает РОГМЮЛЛЕРУ пару зубочисток.

Спасибо (чистит зубы).

ВТОРОЙ СД. Видимо, разреженный горный воздух с ослабленной дозой кислорода требует постоянной пищевой компенсации.

РОГМЮЛЛЕР. Просто вы маленький обжора.

ВТОРОЙ СД. Я соблюдаю разгрузочные дни.

ТРЕТИЙ СД. Вы можете объясниться, Рогмюллер? Что вы молчите как рыба? У нас нервы не из канатов! Ясно вам?!

РОГМЮЛЛЕР (ВТОРОМУ СД). А что вы едите во время разгрузочных дней?

ВТОРОЙ СД. Яблоки. Только яблоки.

РОГМЮЛЛЕР. Вы их протираете или пользуете в натуральном виде?

ВТОРОЙ СД. Три яблока – в натуральном виде.

РОГМЮЛЛЕР. В кожуре?

ВТОРОЙ СД. В кожуре.

ПЕРВЫЙ СД. И еще полкило ветчины…

ТРЕТИЙ СД (бросает штангу, идет к Рогмюллеру). Слушайте меня! Я говорю сейчас с вами как партайлейтер нашей группы. Ваше присутствие здесь ставит под удар и нас. Что вы ответите на это? Где ваши мужество и честность в отношении к коллегам по СС?!

Раздается звонок телефона.

РОГМЮЛЛЕР. Да? Кто? Так… Хорошо. От скульптора они шли пешком или ехали? Пешком? Никаких неожиданностей не было? Хорошо. Спасибо (опускает трубку). Ну что ж… Хоть бы там всё хорошо…

ТРЕТИЙ СД. Рогмюллер, смотрите правде в глаза! Вы тащите нас в пропасть! Что вы видите хорошего?! В чем?!

РОГМЮЛЛЕР (прислушивается). По-моему, я слышал скрип тормозов. Это шеф полиции. Я сейчас вернусь, встречу его, он болезненно честолюбив. (Уходит.)

ВТОРОЙ СД (ТРЕТЬЕМУ). Его надо сейчас убирать, а ты кричишь. Зачем нервировать его? Он получит свое, но пусть исчезнет спокойно. Надо щадить нервы друг друга, а особенно – проигравшему. После того как мы кончим с ним, я поеду на его машине к портье в отеле и сам проведу всю операцию. Точнее – первую ее фазу. Вы будете сидеть здесь на связи. После того, как я выясню время и маршрут журналиста с Републикэном, включитесь вы.

ПЕРВЫЙ СД. Разумно.

ТРЕТИЙ СД. Я против. Хотя Рогмюллер и поставил операцию на грань срыва, но мы не вправе распоряжаться его жизнью! Он член нашей группы, он всегда был верен движению и идее.

ВТОРОЙ СД. Ты выскажешь особое мнение рейхсфюреру, когда мы выберемся из этой каши, а убрать его придется сейчас, увы…

Входят РОГМЮЛЛЕР и ШЕФ КРИМИНАЛЬНОЙ ПОЛИЦИИ.

РОГМЮЛЛЕР. Знакомьтесь, друзья. Это шеф уголовной полиции. Ставлю на него триста против одного в сравнении с Шерлоком Холмсом.

Трое СД и ШЕФ уголовной полиции обмениваются молчаливыми поклонами.

ШЕФ ПОЛИЦИИ. У меня всего пять минут, там понаехало до черта журналистов. Кто-то очень старается привлечь внимание к этому делу.

ВТОРОД СД. Кто именно?

ШЕФ. Я пока не вышел на этого человека.

РОГМЮЛЛЕР. Это второй вопрос. Меня интересует – кто дал вам приметы убийцы? Так называемого убийцы? Еще конкретнее – кто пытается подставить меня под всё это дело?

ШЕФ ПОЛИЦИИ. Вы же слушаете радио, это официант Шарль, единственный свидетель.

РОГМЮЛЛЕР. Он сам наблюдал факт убийства?

ШЕФ ПОЛИЦИИ. Нет.

РОГМЮЛЛЕР. Что показало вскрытие?

ШЕФ ПОЛИЦИИ. Он отравлен цианистым калием.

РОГМЮЛЛЕР. Какой ужас. А в чем ему была подана отрава?

ШЕФ ПОЛИЦИИ. В чашке кофе.

РОГМЮЛЛЕР. В чашке кофе? Вот как… Угу… А кто принес покойному кофе?

ШЕФ ПОЛИЦИИ. Официант Шарль.

РОГМЮЛЛЕР. Приходилось ли вам при вашей великолепной многолетней практике видеть убийцу, который сам признается в совершенном преступлении? Неужели вы, один из самых талантливых сыщиков Европы, не допустили хоть на миг мысли, что вас толкают на ложный путь?

ШЕФ ПОЛИЦИИ. Фрэд, там есть ваши пальцы…

РОГМЮЛЛЕР. Где именно?

ШЕФ ПОЛИЦИИ. На блюдце.

РОГМЮЛЛЕР. А разве я отрицаю факт моей беседы с Азиатом? Я не отрицаю и того, что подвинул ему чашку с кофе… Азиат – мой большой приятель, я довольно часто виделся с ним и сейчас больше других скорблю о его трагической кончине. Я попрощался с ним и пошел звонить к портье – вызовите его и допросите, – а после я танцевал в кабаре аэропорта: мое алиби – абсолютно. Где этот официант?

ШЕФ ПОЛИЦИИ. В баре отеля. Он дал показания, они выглядели исчерпывающими.

РОГМЮЛЛЕР. Вот это (протягивает ШЕФУ ПОЛИЦИИ целлулоидную пачку) я видел у вашего свидетеля, у официанта. Как это попало ко мне – тема для особого криминалистического исследования. Здесь цианистый калий. Видимо, это надо возвратить законному владельцу. Это легко делается при аресте. По-моему, мы уложились именно в пять минут. А?

ШЕФ ПОЛИЦИИ. Кто оплачивает риск?

РОГМЮЛЛЕР. Риска нет. Услугу оплачивает этот господин (кивает на ТРЕТЬЕГО СД, тот молча достает чековую книжку), мой большой друг.

ТРЕТИЙ СД. Вот чек. На предъявителя в банке Лозанны.

ШЕФ ПОЛИЦИИ. Всего хорошего, господа.

РОГМЮЛЛЕР. Всего хорошего, мой друг. Когда будет сообщение об аресте настоящего убийцы?

ШЕФ ПОЛИЦИИ. Я думаю, не позже чем через час.

РОГМЮЛЛЕР. Видимо, тогда же будут сняты посты на шоссе и возле аэропорта?

ШЕФ ПОЛИЦИИ. Да, конечно.

ШЕФ ПОЛИЦИИ идет к выходу.

РОГМЮЛЛЕР. Позволите мне проводить вас?

ШЕФ ПОЛИЦИИ. К чему этот протокол? До встречи, Фрэд. До свидания, господа.

ШЕФ ПОЛИЦИИ уходит, РОГМЮЛЛЕР медленно обходит всех ТРЕХ СД, задерживается около ТРЕТЬЕГО СД и дает ему пощечину.

Мгновенная темнота. Зеленый глазок радиоаппарата. Транслируется речь Гитлера.

6

Номер ЖУРНАЛИСТА в гостинице. Сейчас здесь ЖУРНАЛИСТ и АНИ. ЖУРНАЛИСТ выключает приемник, речь Гитлера обрывается.

АНИ. У вас на столе великолепный беспорядок. Много работаете?

ЖУРНАЛИСТ. Стараюсь.

АНИ. Вы приносите зло своими статьями?

ЖУРНАЛИСТ. Кому именно?

АНИ. Людям.

ЖУРНАЛИСТ. Все люди делятся на моих друзей и врагов.

АНИ. А как быть с детьми врагов? С их женами? Сестрами? Матерями?

ЖУРНАЛИСТ. Кого вы спрашиваете? Себя или меня?

АНИ. Себя я уже много раз спрашивала. Я спрашиваю вас.

ЖУРНАЛИСТ. Я не пророк.

АНИ. А может быть, вы боитесь ответить? Путь к любому добру лежит через кровь, ужас, страдания… Люди должны жить как жили, без этой тяги к добру. Добра нет. Добро, справедливость, честность – это уж, наверняка химеры, выдуманные негодяями.

ЖУРНАЛИСТ. Я принесу вина.

АНИ. Мне – виски.

ЖУРНАЛИСТ. Хочется выпить?

АНИ. Хочется напиться.

ЖУРНАЛИСТ идет в бар при отеле – это неподалеку от его номера, на первом этаже – только спустишься по деревянной тихой лестнице. В баре – ОФИЦИАНТ ШАРЛЬ.

ЖУРНАЛИСТ. Зачем ты дал показания? Они теперь не отстанут от тебя. Зачем?

ОФИЦИАНТ. Для того чтобы это (кивает головой на портфель) сыграло завтра, когда ты с Пьером уедешь отсюда. Здесь Рогмюллер. Он теперь наш. И его певица тоже.

ЖУРНАЛИСТ. Пленка?

ОФИЦИАНТ. Еще какая. Я переписал ее в двух экземплярах. Забери для страховки. Свою я уже спрятал.

ЖУРНАЛИСТ. Принеси, пожалуйста, виски. Мне не стоит задерживаться. Она играет очень точно и сложно. Мне никак нельзя проиграть ей.

ОФИЦИАНТ. Я боюсь за тебя. За тобой охотятся… с собаками… Ты обложен, Максим… Может быть, тебе стоит сейчас исчезнуть?

ЖУРНАЛИСТ. А кто переправит Републикэна? Предложи вариант, исчезну. Думаешь, я не понимаю, что хожу по бритве?

ОФИЦИАНТ. Тебе может помочь эта пленка. Найди там кусок – Рогмюллер рассказывает, кто убрал ее любимого. Это впечатляет. Сейчас я принесу вино.

ЖУРНАЛИСТ. Она просила виски.

ОФИЦИАНТ. Странно. Она раньше пила вино.

ОФИЦИАНТ уходит, ЖУРНАЛИСТ достает из портфеля диктофон, осматривает его, прячет обратно. Опускает монетку в музыкальный ящик. Звучит песенка. Возвращается ОФИЦИАНТ.

ОФИЦИАНТ. Рогмюллер со своими людьми сидит на вилле Пронто. Полиция сняла все кордоны на дорогах.

ЖУРНАЛИСТ. Утро вечера мудренее. Ты подключил к этому делу прессу?

ОФИЦИАНТ. Да.

ЖУРНАЛИСТ. Ну, до завтра.

ОФИЦИАНТ. Завтра – это сегодня.

ЖУРНАЛИСТ. Ты стал говорить как Ларошфуко – афоризмами.

ЖУРНАЛИСТ, взяв портфель, уходит. ОФИЦИАНТ продолжает уборку. В бар врываются несколько детективов во главе с ШЕФОМ КРИМИНАЛЬНОЙ полиции. Двое детективов надевают наручники на ОФИЦИАНТА.

ДЕТЕКТИВ. Пошли, Шарль! Ты проиграл, придется платить по счету!

ОФИЦИАНТ. Я не буду ничего говорить, пока вы не вызовете адвоката.

ШЕФ ПОЛИЦИИ. Пошли, пошли… Там решим, кого вызвать – адвоката или прокурора.

7

Раннее утро. Номер Журналиста. На тахте спит АНИ. ЖУРНАЛИСТ выходит из номера и спускается в пустой бар. Сквозь жалюзи бьет солнце, и бар поэтому кажется изрезанным на тонкие черно-белые линии. ЖУРНАЛИСТ снимает трубку телефона.

ЖУРНАЛИСТ. В котором номере живет корреспондент «Интернейшнл газетт» Лиз Джурович? Благодарю. Соедините меня с ней. Алло, мадам Джурович? В баре вас ждет джентльмен, молодой джентльмен. Он ждет вас по крайне важному делу.

ЖУРНАЛИСТ опускает трубку, закуривает. Оборачивается на шаги. Входит ЛИЗ ДЖУРОВИЧ.

ДЖУРОВИЧ. Салют.

ЖУРНАЛИСТ. Доброе утро.

ДЖУРОВИЧ. Ты не видел здесь молодого парня… Погоди, это ты звонил?

ЖУРНАЛИСТ (улыбается). Я…

ДЖУРОВИЧ. Ты все еще считаешь себя молодым джентльменом?

ЖУРНАЛИСТ. Я парнишка хоть куда.

ДЖУРОВИЧ. Сумасшедший. Я легла спать час тому назад.

ЖУРНАЛИСТ. Безумствовала?

ДЖУРОВИЧ. Если бы…

ЖУРНАЛИСТ. А в чем дело?

ДЖУРОВИЧ. Это убийство несчастного Азиата…

ЖУРНАЛИСТ. Что бы ты сделала, если бы узнала настоящего убийцу?

ДЖУРОВИЧ. Я уже знаю. Это Шарль, наш милый официант.

ЖУРНАЛИСТ. Он признался?

ДЖУРОВИЧ. Что значит – признался? Ты видел кающихся злодеев? Он принес кофе, в кофе был яд, этот же яд обнаружили у него при обыске, а он хотел пустить полицию по ложному следу и оклеветал Фрэда…

ЖУРНАЛИСТ. Где у него нашли яд?

ДЖУРОВИЧ. В кармане.

ЖУРНАЛИСТ. Я понимаю, что не во рту. Кто нашел и где?

ДЖУРОВИЧ. В полиции. А что?

ЖУРНАЛИСТ. Я сейчас дам тебе поразительный материал. Выступить с ним по радио, опубликовать в своей вонючей газете ты сможешь сегодня после четырнадцати сорока.

ДЖУРОВИЧ. Что ты потребуешь взамен?

ЖУРНАЛИСТ. Я скажу тебе после.

ДЖУРОВИЧ. У тебя очень уставшее лицо, малыш.

ЖУРНАЛИСТ. А ты все так же хороша, Лиз.

ДЖУРОВИЧ. Ты раньше старался врать как можно меньше. Видишь, сколько у меня морщин? Я стала краситься – мне идет рыжий цвет, да?

ЖУРНАЛИСТ. По-моему, это ужасно.

ДЖУРОВИЧ. Нравится молодым джентльменам. Меня потянуло на мальчиков, а это – старость… Мечтаю заработать миллион. Я бы тогда уехала на Багамы.

ЖУРНАЛИСТ. Миллион не миллион, а денег я сейчас тебе дам. Считай в уме, сколько выйдет, если у тебя будут доказательства, что горноспасатель Фрэд на самом деле оберштурмбаннфюрер СС Гуго Рогмюллер?

ДЖУРОВИЧ. Тот, который был в Испании и упрятал тебя в лагерь?

ЖУРНАЛИСТ. Угу… Вон в том столике, за которым он всегда сидит, я поставил свой микрофон. Пленка у меня. Послушай.

ЖУРНАЛИСТ включает диктофон.

Слышны голоса РОГМЮЛЛЕРА и АЗИАТА.

ГОЛОС АЗИАТА. Там никого.

ГОЛОС РОГМЮЛЛЕРА. Вы будете делать какие-нибудь заметки?

ГОЛОС АЗИАТА. Нет. Вы будете говорить. Я запишу ваш голос – это надежнее любой расписки.

ГОЛОС РОГМЮЛЛЕРА. Диктофон сильно меняет голос.

ГОЛОС АЗИАТА. У нас хорошие пленки, Фрэд.

ГОЛОС РОГМЮЛЛЕРА. Помните, вы мне рассказывали великолепную новеллу о разнице между азиатами и европейцами?

ГОЛОС АЗИАТА. За последние пять лет у нас с вами было восемь разговоров на эту тему. Какой именно вы имеете в виду?

ГОЛОС РОГМЮЛЛЕРА. Я имею в виду вашу новеллу об отравленном хмеле.

ГОЛОС АЗИАТА. О хмеле?

ГОЛОС РОГМЮЛЛЕРА. Пистолет вы уже достать уже не сможете. Помните, вы говорили мне, что азиат, если он хочет убрать врага, поначалу сажает отравленный хмель, делает из него отравленное пиво и пьет его по каплям, чтобы приучить себя к яду. Потом приглашает к себе врага, принимает его как лучшего друга и угощает его отравленным пивом, пьет это пиво сам, но враг умирает, а он – жив, и никто не обвинит его в злодействе, потому что он тоже пил из этой же бутылки вместе с покойником. Ну а мы, бедные европейцы, продолжаем работать по старинке.

ДЖУРОВИЧ. Ты делаешь слишком щедрые подарки. Почему ты хочешь отдать мне этот материал? Ты на этом возьмешь (быстро считает в уме) как минимум сто пятьдесят тысяч четыреста сорок семь франков.

ЖУРНАЛИСТ. Почему именно сто пятьдесят тысяч четыреста сорок семь?

ДЖУРОВИЧ (посмеиваясь). Пожалуйста: цикл выступлений по радио с этой пленкой и комментарий к ней – десять тысяч. Так? Газеты – пятьдесят тысяч, если растянуть на двадцать номеров. Так? Интервью в пресс-клубе – история поиска, только ни в коем случае не зови итальянцев – все своруют и не уплатят ни гроша – еще тысяч десять. На восемьдесят тысяч четыреста сорок семь франков ты заключишь договор с издателями.

ЖУРНАЛИСТ. Почему именно четыреста сорок семь?

ДЖУРОВИЧ. Откуда я знаю, почему сорок семь?! Ну, придется уплатить своим людям, чтобы на пресс-конференциях задавали тебе вопросы, на которые надо давать героические ответы: побег от этого паренька из гестапо, история твоего выкупа из концлагеря, выстрелы из-за угла, попытка отравления, женщина, ну, понимаешь?

ЖУРНАЛИСТ. Лиз, это все очень важно. Один раз ты помогла мне выцарапаться из лагеря. Сейчас, сегодня днем, все может кончиться… Но уже не лагерем.

ДЖУРОВИЧ. Зачем ты лезешь во все эти дела, малыш?

ЖУРНАЛИСТ (улыбаясь). А я дурак…

ДЖУРОВИЧ. Почему ты даришь это мне?

ЖУРНАЛИСТ. Во-первых, я видел, как ты шла под пули возле Гвадалахары, зная, что твоя газета не уплатит ни гроша за репортаж о республиканцах. Значит, ты журналист. Во-вторых, ты спасла мне жизнь, так что я хоть чем-то могу отплатить тебе.

ДЖУРОВИЧ. Это все филантропия.

ЖУРНАЛИСТ. Лиз, ты потребуешь, чтобы в полиции при свидетелях взяли отпечатки пальцев с коробочки, в которой яд. Там будут отпечатки пальцев другого человека – скорее всего, Рогмюллера. Официант здесь ни при чем, он попал как кур в ощип, только потому, что обслуживал тот столик. Эрго: я даю тебе настоящего убийцу и помогаю установить алиби несчастного официанта Жюля.

ДЖУРОВИЧ. Шарля.

ЖУРНАЛИСТ. Да, да… Верно, Шарля.

ДЖУРОВИЧ. Что ты хочешь от меня взамен?

ЖУРНАЛИСТ. Я хочу, чтобы ты вызвала к себе в номер пару фоторепортеров и проводила меня вместе с одним моим приятелем туда, куда мне будет нужно. На твоей машине. Свою машину ты сейчас загонишь во двор. Я позвоню тебе часа через четыре и скажу: «Лиз, я забегу к тебе на пару минут». После этого можешь заказывать радиостудию на три часа.

ДЖУРОВИЧ. Какой самолет уходит в четырнадцать сорок?

ЖУРНАЛИСТ. Лиз, почему ты так билась за меня, когда наци бросили меня в концлагерь?

ДЖУРОВИЧ. Не знаю.

ЖУРНАЛИСТ. Тебе рассказывал про меня скульптор?

ДЖУРОВИЧ. Вы все его называете скульптором, а я называла его мужем… Он не рассказывал про тебя. Он мне про тебя плакал…

ЖУРНАЛИСТ. У тебя собраны все его работы?

ДЖУРОВИЧ. Да. Я их подарю тому государству, которое сломит шею наци…

ЖУРНАЛИСТ. О’кей! Вот тот столик. Можешь сделать фото. Только быстро, пока здесь никого нет.

ДЖУРОВИЧ. Малыш, а ты не шпион?

ЖУРНАЛИСТ. Видишь ли, в мире есть шпионы и разведчики.

ДЖУРОВИЧ. Так кто же ты?

ЖУРНАЛИСТ. Журналист.

ДЖУРОВИЧ. Не лезь ты в эту кашу. Мы живем в такое время, когда повсюду торжествует пошлость. Тут ничем не поможешь, кроме как информацией. Объективной информацией. Информация может спасти мир. Не смейся. Мир ослеп и оглох.

ЖУРНАЛИСТ. Значит, миру нужен доктор, а не информация газетчика.

ДЖУРОВИЧ. Терапевтам я не верю, а у хирургов руки в крови.

ЖУРНАЛИСТ. Я позвоню тебе, Лиз.

ДЖУРОВИЧ. Езжай ко мне в Биарриц. Там пусто, ты отоспишься. Я не буду лезть к тебе в кровать, обещаю.

ЖУРНАЛИСТ усмехнулся, поцеловал ее и вышел.

8

Вилла Пронто. Часы на стене показывают десять утра. ТРОЕ СД, выстроившись, словно по команде, возле зеркала, бреются. РОГМЮЛЛЕР открывает занавеску на противоположной стене холла, и мы видим огромную карту города.

РОГМЮЛЛЕР. Вы кончили свой языческий туалет, друзья?

ТРЕТИЙ СД. Почти.

РОГМЮЛЛЕР. Тогда неплохо бы вам оглянуться на меня.

ВСЕ ТРОЕ. А мы и так вас хорошо видим в зеркале.

РОГМЮЛЛЕР. Я думаю, что вы следите в зеркалах только за чужими.

ТРЕТИЙ СД. В каждом своем надо в первую голову стараться разглядеть чужого.

ВТОРОЙ СД. А в чужом – своего.

РОГМЮЛЛЕР. Будем точны: в чужом я моту искать не своего, а только сочувствующего или того, кто нас боится. Сочувствие и страх – наше верное оружие. Ладно. Время. Сейчас пройдем еще раз операцию. Итак, я уезжаю в отель. Там вхожу в контакт с Ани. Она сообщает мне: либо Журналист поедет вот сюда, мимо Пронто, а дальше – к границе на его машине марки «шевроле» номер BE-I5I84, вы ее хорошо знаете, либо, если им вздумается выкинуть фортель, – но это уже отчаяние, – они попытаются уйти воздухом. Я сижу в машине, потому что Републикэн знает меня в лицо, портье и Ани держат меня в курсе дел. Потом я сообщаю вам – либо вы страхуете их здесь, либо гоните к аэропорту. Берем мы их либо здесь (он указывает место на карте), либо тут. Сверим часы.

ПЕРВЫЙ СД. Десять ноль три.

ВТОРОЙ СД. Десять ноль одна.

ТРЕТИЙ СД. Десять ноль четыре.

РОГМЮЛЛЕР. Голоса у вас разложены, как хорал Баха. Десять ноль три, ребята, десять ноль три… Ну, счастливо.

ВТОРОЙ СД. Рогмюллер, вы вчера оттаскали нас за уши. Мы каемся. Но, честно говоря, я боюсь – если мы все останемся здесь или – опять-таки – все вместе кинемся на аэродром, не вышло бы накладки. Может, стоит разделиться на две группы? Одну возглавите вы, другую я? Все-таки Ани – женщина, импульсивность, чувственный всплеск, то-се…

РОГМЮЛЛЕР. Когда у меня хорошее настроение, я становлюсь болтливым. Вы знакомы с химией, с таблицей Менделеева, с работами супругов Кюри? Вы знаете, что такое лакмус? Эта хитрая бумажка в жизни выполняет роль наших платных осведомителей. Лакмус выявляет наличие того или иного элемента в том или ином качестве появлением того или иного цвета. Ани – лакмусовая бумажка, а нужные нам люди – элемент. Сейчас Ани должна завершать работу с журналистом. Сейчас она должна признаться ему, что работает на гестапо. Следовательно, после этого переломного момента в нашей с ней операции по разработке журналиста она станет для него не просто очаровательной женщиной. Она сделается для него объектом исследования. Он наверняка предложит ей уехать вместе с собой. И где будет она – там будут они, какие бы метаморфозы во внешнем своем облике они ни придумали. Я имею в виду грим, переодевания и прочие романтические благоглупости. А уж если и случится нечто сверхнеожиданное – она будет действовать сама: и в аэропорту, где немало полиции, и на границе, где стоят строгие солдаты. Ну – заявление, что ее похитили и так далее… Ясно?

ТРЕТИЙ СД. Вы оборотень.

РОГМЮЛЛЕР. Какой я, к черту, оборотень? Я стареющий седой человек. У меня по ночам болит левая лопатка, и сплю я с тридцатью граммами коньяка на столике возле кровати – боюсь, что сердечные капли не помогут. Так что (подмигивает ВТОРОМУ СД), погодите убирать меня, дружище. Старик вам пригодится. Право слово, у меня еще много нерастраченных сил и груда накопленных знаний.

ВТОРОЙ СД. Вы слышали вчера наш разговор?

РОГМЮЛЛЕР. Я обязан все слышать.

ВТОРОЙ СД. Тогда почему вы ударили его (кивает на ТРЕТЬЕГО СД), а не меня?

РОГМЮЛЛЕР. Потому что, во-первых, он хотел сделать карьеру на моем бренном теле, во-вторых, он вносил элемент ненужного в данной ситуации историзма в нашу профессиональную работу, и, наконец, в-третьих, вы были по-деловому правы. Меня надо было бы убрать, это был бы выход в создавшейся ситуации, не имей я своим агентом шефа криминальной полиции. Ну, до встречи, ребята. (Идет к двери).

ПЕРВЫЙ СД. Рогмюллер, вы живете с Ани?

РОГМЮЛЛЕР. Какое это имеет отношение к нашей работе?

ПЕРВЫЙ СД. Мне хотелось бы услышать ваш ответ.

РОГМЮЛЛЕР. Мальчик мой, а не кажется ли вам, что это мое личное дело?

ПЕРВЫЙ СД. Этот вопрос меня уполномочило задать вам руководство.

РОГМЮЛЛЕР. Вот если ради того, чтобы задать такой вопрос, я буду отозван в рейх, и когда этот вопрос мне зададут люди, которым за пятьдесят и которые в силу этого живут не по законам вашего жеребячьего возраста, – только тогда я дам аргументированный ответ. Вашему возрасту все кажется очевидным в том, что вы считаете любовью, и поэтому вам я ответа дать не смогу. Мы просто не поймем друг друга. (Уходит).

ПЕРВЫЙ СД. Он ловко вывернулся.

ВТОРОЙ СД. Это самый великий разведчик из всех, каких я видел.

ТРЕТИЙ СД. Самый великий разведчик мира – это наш фюрер, ибо он идет в разведку будущего арийцев, овеянный великой идеей!

ПЕРВЫЙ СД. Да, да… Конечно… Ты прав, конечно же, ты прав…

ТРЕТИЙ СД. Я иду подготовить машину. (Уходит).

ПЕРВЫЙ СД (кивая вслед ТРЕТЬЕМУ СД). Его больше нельзя брать с собой за границу. Он прямолинеен и туп.

ВТОРОЙ СД. Наоборот. Мы всегда будем брать его с собой. На него можно будет свалить все. Он прекрасный козел отпущения. Ну что ж. я пойду вниз, приготовлю оружие…

ПЕРВЫЙ СД. Хорошо.

ВТОРОЙ СД. Значит, ты сидишь на телефоне.

ПЕРВЫЙ СД. Да. Я сижу на телефоне.