Текст книги "725 дней во льдах Арктики. Австро-венгерская полярная экспедиция 1871–1874 гг."

Плавание на «Тегетгофе»

В открытом море

Труден путь к твердыням полярного мира. Путешественник, вступающий на него, должен напрягать все свои умственные и физические силы, чтобы добыть хотя бы скудные сведения из этой таинственной страны. Необходимо вооружиться неограниченным терпением, не боясь неизбежных разочарований и неудач, и продолжать преследовать свою цель даже тогда, когда она сама становится игрушкой случая. Цель эта должна состоять не в удовлетворении честолюбия, а в расширении знаний. Годы проводит полярный путешественник в тяжелом изгнании, вдали от своих друзей, среди лишений, окруженный опасностями и угнетаемый одиночеством.

Однажды в 1868 году, во время съемки Ортлеровских Альп, в мою палатку, разбитую в горах, попал газетный листок с сообщением о германской экспедиции Кольдевея. Вечером я прочел у костра пастухам и охотникам, сопровождавшим меня, лекцию о Северном полюсе. Удивительным казалось мне, как это могут существовать люди, обладающие какой-то особой способностью переносить кошмары холода и тьмы. Тогда я и не подозревал, что уже в следующем году я сам буду участвовать в полярной экспедиции. Не больше оснований могло быть также у Галлера, одного из моих тогдашних охотников, к предположению, что он будет меня сопровождать во время моего третьего путешествия. То же можно сказать и о тех двадцати трех участниках экспедиции, которые рано утром в июне 1872 года поднялись в Бременхафене[27]27
  Порт в Германии на Немецком (Северном – ред.) море. – Примеч. пер.


[Закрыть] на палубу корабля с тем, чтобы окончательно связать с ним свою судьбу. Все эти люди дали общую подписку в том, что они отказываются от помощи со стороны спасательных экспедиций даже в случае невозможности возвращения собственными силами. Широкой целью нашего путешествия было открытие Северо-Восточного прохода, а ближайшей задачей – исследование частей моря или земель, расположенных к северо-востоку от Новой Земли[28]28
  Речь идет о Земле Гиллиса, якобы обнаруженной английским капитаном Гиллисом (Джиллисом) в 1707 г. к северо-востоку от Шпицбергена и нанесенной им на карту – несмотря на то что высадиться на берег мореплавателям не удалось. Дальнейшие поиски этого острова предпринимали многие экспедиции, и лишь в 1950-х годах было доказано, что Земли Гиллиса не существует. – Примеч. ред.


[Закрыть].

Стоял ясный день. Никакой авгур не смог бы усилить оживлявшие нас радостные надежды. Друзья из Австрии и Германии пришли попрощаться с нами. Тих и скромен был наш отъезд; таким всегда должно быть еще невыполненное обещание. В 6 ч утра «Тегеттгоф»[29]29
  Название судна дано по имени Вильгельма Тегеттгофа, австрийского адмирала, организатора морских сил Австрии и победителя итальянского флота в сражении при Лиссе (совр. о. Вис – ред.) в 1866 г. – Примеч. пер.


[Закрыть] прошел шлюзы, затем спустился по реке Везер на буксире городского парохода. Плывя по реке, мы испытывали глубокое удовлетворение людей, приступивших, наконец, к выполнению годами готовившегося плана. Перед нами проходили те же поляны, деревья и луга, которые так восхищали нас однажды при возвращении из Гренландии. Но мы смотрели спокойно на то, как все меньше и меньше становилась земля позади нас.

Вечером германское побережье исчезло из наших глаз. И тут мы, наконец, задумались над тем, какой окажется наша новая жизнь в тесных судовых помещениях. Каждый из нас хотел работать в возможно большем согласии. Однако уже сейчас мы убедились в том, что часто наше путешествие будет зависеть от непредвиденных случаев и обстоятельств, кажущихся на первый взгляд незначительными. Находясь в районе мелководного гельголандского фарватера, мы оказались без паров при полном штиле. Что стало бы с экспедицией, если бы мы не заметили своевременно, что под килем осталось всего несколько футов воды!

Граф Ганс Вильчек, поручик Юлиус Пайер (слева), лейтенант Карл Вайпрехт

Корабль наш имел 220 тонн водоизмещения. Он был снаряжен на 2,5–3 года и имел около 30 тонн лишнего груза на борту, благодаря чему сильно ощущался недостаток в помещении. Однако каюта, занятая Вайпрехтом, Брошем, Орелом, Кепесом, Кришем и мной, была гораздо удобнее той, в которой мы в количестве восьми человек находились в гренландской экспедиции. Чрезмерной была загрузка парохода углем (130 тонн); этого запаса должно было хватить не только для наших ежедневных нужд, но н для того, чтобы поддерживать пар в течение полных 50–60 суток стоянки во льду.

Судно и машина (100 лошадиных сил) показали себя с превосходной стороны как в пробной поездке 8 июня, так и во время всего дальнейшего путешествия. Ветры в Немецком море мало благоприятствовали нам, и поэтому понадобилось много времени для достижения норвежского побережья.

В моем дневнике этот переход описан следующим образом: «Преследуемый легким южным ветром, прокладывает “Тегеттгоф” свой одинокий путь через бесконечное море. Над нами синеет северное небо, воздух солнечный и мягкий. Вдали виднеются скопища бесчисленных рифов, опоясывающих скалистые берега Норвегии. Изредка прилетит чайка или сядет на верхушку мачты какая-нибудь другая птица, уставшая от далекого пути. Иногда мимо судна проплывет со страшной быстротой акула. Изредка на горизонте покажется парус. И это все… и никакой другой жизни, никакого события.

Каждый чувствует, не высказывая этого, что он вступает в серьезный период своей жизни. Сегодня еще мы можем надеяться на осуществление своих желаний, потому что никому из нас не известно будущее. Одно чувство оживляет всех, сознание, что в борьбе за научные цели мы служим чести нашей родины и что за каждым нашим шагом там, далеко, будут следить с живейшим участием. На “Тегеттгофе” можно услышать все языки нашей родины: немецкий, итальянский, славянский и венгерский. Судовой язык у нас итальянский[30]30
  Австро-Венгрия довоенного периода называлась «лоскутной империей». Необычайная смесь различных национальностей в составе населения страны была характерной особенностью этого государства. Пайер, говоря о «чести своей родины», не может забыть ее своеобразного национального состава, отраженного в многоязычии команды корабля. – Примеч. пер.


[Закрыть].

Лейтенант Густав Брош (слева), мичман Эдуард Орел, доктор Юлиус Кепес

Веселье царит среди команды. Легкий ветерок несет по направлению к морю, над которым горит полуночное солнце, веселые, радостные песни, распеваемые по вечерам итальянцами; однообразный ритм пения далматинцев будит воспоминания о их солнечной родине, которую они скоро променяют на страну, настолько на нее не похожую, что она не рисуется даже их фантазией.

Какое мирное начало многолетнего путешествия в Северном ледовитом море! Через несколько недель заскрипит лед, отираясь о ребра “Тегеттгофа”, и кристальные айсберги окружат его. С трудом корабль будет прокладывать себе дорогу через ледовую пустыню. Временами он будет тесно зажат льдом, иногда сможет свободно передвигаться в прибрежной воде, временами же окажется окруженным зловещим “ледяным небом”[31]31
  «Ледяным небом» называется отражение больших ледовых пространств на небе. Это отражение в виде молочно-белой светлой полосы над горизонтом бывает видно на далекое расстояние и служит вернейшим признаком наличия льда в этой части моря. – Примеч. пер.


[Закрыть]».

Экипаж «Тегеттгофа» состоял из 24 человек: руководители экспедиции – лейтенант Карл Вайпрехт и поручик Юлиус Пайер; лейтенант Густав Брош, мичман Эдуард Орел, врач Юлиус Кепес, машинист Отто Криш; боцман Пьетро Лузина; матросы Антонио Занинович, Антонио Катаринич, Антонио Скарпа, Антонио Лукинович, Джузеппе Латкович, Пьетро Фаллезих, Джиорджио Стиглих, Винценцо Пальмих, Лоренцо Марола, Франческо Леттис, Джиакопо Суссих; плотник Антонио Вечерина, повар Иоганн Ораш, кочегар Иосиф Поспишилл, охотники Иоганн Галлер и Александр Клотц (собачники); капитан Эллин Карлсен – ледовый начальник и гарпунер.

Капитан Эллин Карлсен, охотники Иоганн Галлер (слева) и Александр Клотц

На судне было восемь собак, из них две из Лапландии, остальные из Вены.

Бурная погода задержала нас на некоторое время у Лофотенов, так что только 3 июля мы прибыли в Тромсё. Дальнейшее наше путешествие задержалось на неделю из-за некоторых необходимых дополнений в снаряжении судна.

В корабле начиная с Бременхафена показалась течь.

В Тромсё корабль был исследован водолазами, разгружен, починен и снова загружен. Мы пополнили наши угольные запасы, на борт приняли норвежскую промысловую лодку и гарпунера, капитана Эллина Карлсена.

6 июля мы получили последние вести из Австрии, письма и газеты. Получен был также изданный русским правительством указ, изготовленный в двух экземплярах для Вайпрехта и меня на случай нашего разделения. Этот документ должен был сыграть большую роль в случае потери нами судна и возвращения через Сибирь. Такой исход нашего путешествия был вполне вероятен, если учесть огромную протяженность труднейшего Северо-Восточного прохода.

Пока лейтенант Вайпрехт заделывал течь, некоторые из нас поднялись на скалистую вершину, возвышающуюся над лабиринтом фьордов Тромсё. Это восхождение было совершено с целью сравнения наших анероидов с ртутным барометром. Лапландец Дилкоа был нашим проводником.

Как ни необходимо было нам получить сведения о состоянии льдов в этом году, однако в данное время мы не могли их добыть, так как еще ни один из китобоев не вернулся с мест ловли на севере.

В воскресенье утром 14 июля мы покинули эту тихую маленькую столицу Севера. Пассажиры гамбургского почтового парохода, заходившего как раз в это время в гавань, приветствовали нас долгими криками. Мы двинулись под парами по узким каналам мимо скал Санде и Рисе по направлению к открытому морю. За лоцмана служил нам капитан Карлсен. При выходе из шхер нашел туман и закрыл собой грандиозную скалу Фугле. Здесь мы погасили огонь в машине и подняли паруса.

Началось последнее короткое морское путешествие, которое суждено было совершить «Тегеттгофу». 15 июля мы шли под парусами мимо берегов Норвегии на север. 16 июля показался в далекой синеве Нордкап.

Среди плавучих льдов

Уже несколько недель подряд неблагоприятные ветры тормозили наш путь. Волнение не прекращалось. 23 июля, благодаря вдруг наступившему падению температуры и туманной, дождливой погоде, мы поняли, что близок лед, ожидавшийся много дальше к северу. Действительно, 25-го вечером на 74°15′ с. ш. при 0,2 °R[32]32
  Здесь и далее в книге значения температуры приведены по шкале Реомюра. Один градус Реомюра равен ¹/₈₀ части температурного интервала между точками таяния льда (0 °R) и кипения воды (80 °R), т. е. 1 °R = 1,25 °C. Шкала предложена в 1730 г. французским ученым Рене Антуаном Реомюром (1683–1757); в настоящее время практически не используется. – Примеч. ред.


[Закрыть] в воздухе и 1° в воде мы впервые увидели его. Лед был благоприятно расположен, так как северные ветры последних дней разбили его на отдельные полосы. Кромка его представляла собой, таким образом, полнейшую противоположность той сплошной ледяной стене, которую мы встретили в 1869 году у Гренландии и в 1871 году к востоку от Шпицбергена.

Озадаченные южным положением льда, мы утешали себя тем, что имеем дело не с плотными массами льдов, а со скопищем льдин, которые, возможно, попали сюда из Карского моря через Маточкин Шар. Однако очень скоро мы убедились, что находимся в настоящем Ледовитом море. Было ясно, что условия плавания в 1872 году изменились по сравнению с предыдущим годом в самую неблагоприятную сторону. Уже накануне лейтенант Вайпрехт велел закрепить на грот-мачте бочку. Теперь она стала непрерывным местопребыванием вахтенных офицеров.

26 июля, в то время как мы продолжали наш северо-восточный курс, лед стал плотнее, оставаясь пока еще проходимым. Нигде не было видно тех сплошных полей льда, которые нас встретили у гренландского восточного побережья и огромная опасность которых для мореплавателя была отмечена еще Литке.

Температура воздуха и воды резко упала. В течение следующих двух недель она держалась почти постоянно ниже точки замерзания, одинаково днем и ночью.

Новоземельское (Баренцево – ред.) море характерно непостоянством погоды, свойственным в наших широтах апрелю. Снежные бури непрерывно чередовались с великолепными ясными днями. Термометр с зачерненным шариком показал 3 августа +36° при +3° воздуха в тени, что указывало на интенсивность прямой солнечной радиации. В такие дни необозримые площади льда блестели ослепительным светом.

Начавшаяся охота дала нам кайр и тюленей для камбуза. К их черному мясу даже наши далматинцы привыкли чрезвычайно быстро.

Постепенно лед становился плотнее. 29 июля (74°44′ с. ш., 52°8′ в. д.) мы могли продолжать путь, только работая машиной. Уже нельзя было избежать тяжелых ударов, во многих случаях судно могло продвигаться, только тараня лед с разбега. Этим способом нам удалось пробиться в большую полынью ночью с 29 на 30 июля (воздух 3,5°), когда лед стал перед нами совершенно сомкнутым барьером.

Без препятствий, будто по озеру, двинулись мы по блестящей поверхности воды. Берега этого «озера», однако, состояли не из цветущих рощ, а из подвижных бледных ледяных образований, которые приняли фантастические очертания, закутавшись в нахлынувший туман и растворившись в нем. Наше непосредственное окружение потеряло благодаря этому и формы и краски, только слабые тени вырисовывались в тумане. Казалось, что впереди – пустота. Еще несколько часов тому назад мы видели, как горело полуденное солнце, отражаясь от гористой пустыни Новой Земли, длинная береговая линия которой в результате рефракции высоко приподнялась над ледовым горизонтом. Синее небо, недавно еще такое нежное и покрытое сияющими в солнечном свете высокими облаками, стало серым и печальным. Такие неожиданные перемены в природе нигде так сильно не действуют на настроение, как здесь, в Ледовитом море, где все красоты исходят от солнца.

Вот уже несколько дней, как мы вступили в мир, большинству из нас чуждый. Часто нас окружают густые туманы, и только изредка удается увидеть далекую землю, покрытую снегом н окаймленную негостеприимными голыми скалами. При сером небе, ночью, трудно представить себе что-нибудь печальнее хруста умирающего льда. Медленно и гордо, будто на параде, тянется вечная очередь белых гробов-айсбергов к своей могиле, к южному солнцу. Несмолкаемый шелест замирающей мертвой зыби превращается на секунду в прибой в пещерах отдельных льдин. Со свисающих краев высоких торосов монотонно журча, стекает талая вода. Иногда будто в огонь, с шипением, падает в море снежный ком и исчезает в воде. Роскошные водопады талой воды, подобные матовым завесам, с шумом сбегают с ледяных гор, трескающихся и распадающихся под потоком солнечных лучей. Море вскипает на месте падения гигантов, а морские птицы, лениво отдыхавшие на темени их, испуганно поднимаются и кричат, но вскоре снова слетаются стаей на вершине другого ледяного колосса.

Когда мы на лодке пересекаем неподвижное зеркало полыньи, мы всегда должны быть начеку. Случается, что рядом с нами вынырнет, наподобие черной блестящей горы, огромный кит. Корабль, проникающий в эту таинственную пустыню, странным обликом своим напоминает образ «Летучего голландца»[33]33
  Легенда о «Летучем голландце» – летающем по воздуху корабле, населенном духами, была в старину очень распространена среди моряков. – Примеч. пер.


[Закрыть]. Густой столб дыма, идущий из трубы, держится мощным черным слоем целыми часами надо льдом, пока постепенно не расплывется. Когда солнце в полночь опускается почти до горизонта, замирает вся жизнь, а айсберги, скалы и ледники становятся розовыми от лучей, так что мы не чувствуем пустыни, которую они так радостно оживляют.

Солнце достигло своей низшей точки. Оно начинает подыматься, и постепенно его яркий блеск превращается снова в ослепительное сияние. Только звери и птицы пока отдыхают. Медведь еще нежится некоторое время, лежа за какой-нибудь ледяной стеной, стаи чаек и чистиков спокойно сидят на краю льдины. Они как бы ушли в себя со спрятанной под крылом головой. Кругом ни единого звука! Из воды выныривает умная голова тюленя. Может быть, это его преобразили давно забытые морские сказания в водяную деву? Быстро пролетают стаи кайр, коротко ударяя крыльями над плавучими островками льда. Приближение судна вызывает кругом неожиданное оживление и движение; со скалы срывается разбуженное семейство люриков – птичек величиной не больше воробья – и с писком качается на волнах.

Вечно переменчивое море! Сейчас твоя поверхность чиста. Когда-то, в течение столетий, по твоей глади бродили целые флотилии китобойных кораблей. Теперь ты покинуто, лишь изредка навестит тебя одинокий парусник, вышедший на промысел в погоне за прибылью; еще реже заглянет сюда судно, идущее в море с научными целями.

Мы пересекли полынью, впереди оказался опять сплошной барьер льда. Когда мы врезались в него, лед кругом нас сжался, и мы оказались в ловушке! Судно закрепили за одну из льдин. Выпустили пар, который со свистом прорывался в туманный воздух. Лед тем временем, смыкаясь все сильнее, постепенно заделал все ячейки в сетке из водяных каналов и вскоре стал таким плотным, что мы с помощью доски могли по нему путешествовать в любом направлении.

30 июля «Тегеттгоф» оставался в том же положении. Не было заметно никакого течения, ни движения плотно сдвинутых льдин. Был штиль и туман. Напрасно пытались мы в течение следующего дня проломить льдину, лежащую перед носом корабля. 1 августа (74°39′ с. ш., 59° в. д.) все еще стоял штиль; в состоянии льда не было никаких перемен. 2 августа команда решила попытаться стащить судно с помощью тросов и ледяных якорей, но это ни к чему не привело из-за небольших размеров соседних льдин. Вечером поднялся свежий бриз, который, казалось, должен был освободить нас. Однако, пройдя несколько кабельтовых[34]34
  Морская мера длины: 1 кабельтов = 185,2 м. – Примеч. ред.


[Закрыть], мы снова встретили большую льдину, перегородившую нам путь. Одновременно стих и ветер. Наконец, когда лед немного разрыхлел, была заведена машина, и в следующую ночь мы, идя под парами, проломили широкий ледяной барьер, отделявший нас от береговой воды Новой Земли. 3 августа утром мы проникли в береговые воды шириной до 20 миль. Мы находились к северу от Маточкина Шара и направились дальше на север в виду гористого берега. Таким образом, мы прошли ледяной пояс в 105 миль шириной. Земля была похожа на Шпицберген. С интересом осматривали мы ее живописные ледники и горы, которые достигают от 2 до 3 тысяч футов высоты.

Жизнь в Ледовитом океане

Далеко вокруг не было ни одной льдинки, стояла сильная мертвая зыбь, воздух был необычайно теплый (+4°). Только вечером пошел дождь. 4 августа спустился туман и началась пурга, заставившая нас крейсировать в районе к западу от полуострова Адмиралтейства. В ночь с 6 на 7 августа был большой снегопад. Палуба совершенно побелела. На севере и на западе показался густой лед, а так как температура воздуха даже при юго-западных ветрах была постоянно ниже нуля, то стало ясно, что лед растянулся и в этом направлении.

7 августа вечером мы подошли с западной стороны полуострова Адмиралтейства к белому барьеру. Вокруг был лед. Лишь далеко на севере, по ту сторону широкого ледяного пояса, рефракция показывала наличие чистой воды и колеблющиеся в мареве очертания Черного Носа[35]35
  Скорее всего, Ю. Пайер имеет в виду мыс Черный, расположенный на широте 75°28′. – Примеч. ред.


[Закрыть]. 8 августа, после полудня, лед вокруг нас (75°22′ с. ш.) стал настолько плотным, что мы снова были вынуждены обратиться к силе пара. Но к вечеру поднялся противный ветер, и «Тегеттгоф» не смог даже с помощью пара пробиться сквозь широкую полосу сплошного льда. Поэтому мы остановились с застопоренной машиной в ожидании того, что лед разойдется. Около самого берега нами была опять замечена чистая вода и на ней шхуна. Каждый из нас заторопился с писанием писем к своим на родину. Однако шхуна ушла вглубь бухты Гвоздарёва. В 10 ч 30 мин вечера ветер стих, лед немного разошелся, и мы смогли продолжать путь под парами в северо-восточном направлении. Мы шли против солнца. Чистая гладь отдаленных каналов горела чудесным карминовым цветом. Разделяющие эти каналы ледяные гряды имели вид темно-лиловых полос, и только ближайшее окружение казалось бледным и холодным. С трудом пробивался «Тегеттгоф» сквозь плотные массы льда и в полночь достиг открытой воды.

9 августа мы шли под парусом прибрежной водой, совершенно свободной ото льда. Только отдельные айсберги от 30 до 40 футов вышиной встречались на нашем пути.

Земля, от которой мы до сих пор были удалены на 8–12 морских миль, резко снизилась с 3000–2000 до 1500–1000 футов и потеряла при этом свой живописный характер. В полдень 12 августа мы вынуждены были из-за густого тумана заякориться за льдину. Размеры льдины позволили нам начать обу-чение собак бегу в упряжи.

Вблизи Панкратьевых островов вдруг совершенно неожиданно на горизонте появилось судно, которое старалось привлечь наше внимание выстрелами и подъемом флага. Как велики были наши удивление и радость, когда мы увидели австро-венгерский флаг на мачте «Исбьёрна» и смогли приветствовать на палубе «Тегеттгофа» полчаса спустя графа Вильчека, коммодора Штернека, доктора Гефера и господина Бургера. Они пришли на «Исбьёрне» (нашем экспедиционном судне плавания предыдущего года) от берегов Шпицбергена и уже в течение двух дней держались в виду нас.

То, что им удалось на простом паруснике, к тому же очень недостаточно снаряженном, следовать за «Тегеттгофом», пробивавшимся вперед с трудом с помощью машины, было доказательством их решительности. Они отправились оборудовать обусловленное продовольственное депо на мысе Нассау, подвергая себя при этом большой опасности[36]36
  Четырьмя днями раньше Вайпрехт писал: «С Вильчеком нам, конечно, больше не удастся увидеться. Он никогда не сможет пройти через тот лед, что остался позади нас или что лежит на севере впереди нас». Однако «Исбьёрн» добрался до м. Нассау. В 1872 г. этот корабль повторил рейс предыдущего года от о. Надежды вдоль кромки льда, на восток, проведенный тогда под начальством Вайпрехта. На подступах к Новой Земле экспедиция Вильчека встретила сплоченный лед на неожиданно низкой широте. Она обогнула кромку с юга, и вошла в новоземельские воды на 72°30′. Дальше экспедиция пробиралась на север вдоль берега вплоть до места встречи с «Тегеттгофом». На переход от о. Надежды до м. Нассау «Исбьёрн» потратил больше месяца. – Примеч. пер.


[Закрыть].

Только в 2 ч ночи вернулись наши гости к себе на «Исбьёрн». Оба судна отправились совместно вдоль берега на север. Путь был свободен, льда не было. Лишь 13 августа утром мы натолкнулись у 76°18′ с. ш. и 61°17′ в. д. на довольно густой лед. К этому присоединились туман и буря. Обоим кораблям пришлось стать на ледяной якорь, зацепившись за береговой припай около 1 мили шириной. Суда стали на расстоянии двух кабельтовых друг от друга. Недалеко к югу лежали острова Баренца. Новоземельские промышленники дали им мрачное прозвище «Трех Гробов» – из-за их холмов свое– образной формы. К северу высился сверкающий белизной исполинский айсберг. Он был для нас провозвестником новых стран, так как мощность его свидетельствовала о том, что произошел он не от ледников Новой Земли.

Продолжительные западно-юго-западные ветры, густой лед, туман, снегопады, устройство предположенного продовольственного депо и необходимость точного определения его географического положения заставили нас в течение восьми дней задержаться в районе Баренцевых островов. Нам вновь представилась приятная возможность посетить землю. Мы отправились туда на двух собачьих упряжках[37]37
  Автор приводит описание Новой Земли, данное геологом проф. Гефером, участником экспедиции на «Исбьёрне». Мы опускаем это описание ввиду того, что в настоящее время в русской специальной литературе имеются гораздо более подробные и полные описания геологии и истории прошлого Новоземельских островов, чем мог дать Гефер в 1876 г. – Примеч. пер.


[Закрыть].

Вынужденное безделье у островов Баренца дало нам возможность принять ряд необходимых мер для ожидаемой борьбы со льдом. Дело в том, что корабль во льду всегда должен быть готов к тому, что его может в течение нескольких минут раздавить. Был приведен в готовность четырехнедельный запас продовольствия, боевых припасов и прочего материала. Каждому были вменены его особые обязанности в случаях крайней необходимости. Вокруг всего корпуса судна были спущены тяжелые балки-кранцы, благодаря которым давление льда должно было бы распределяться на большую поверхность и вместо раздавливания вызывать выжимание судна. Теснота на палубе несколько уменьшилась. Ходьбе мешали только многочисленные нарты, собранный плавник и колеса, а привязанные собаки образовывали многочисленные засады. Тем, кого они не полюбили, приходилось делать далекие обходы. Не имея крыши над головой, бедные животные сильно страдали в условиях суровой погоды. Однако скоро они должны были получить каждая по будке. Сумбу и Пекель, обе наши лопарки, переносили все невзгоды лучше других и неподвижно спали, целиком занесенные снегом.

14 августа появилась угроза со стороны надвигающегося сплошного пака. Он прижал нас вплотную к береговому припаю и даже положил «Исбьёрна» немного на бок. Вечером к судну подошел медведь, которого убили проф. Гефер и капитан Карлсен. На следующий день граф Вильчек, бо́льшая часть команды, я и наши собаки отправились со всеми нар-тами через береговой лед к островам Баренца. Мы везли всю провизию, предназначенную для депо, состоявшую из 2000 фунтов ржаного хлеба в бочках и 1000 фунтов гороховой колбасы, запаянной в жестяных ящиках. Здесь депо было заложено в большой расщелине между скалами. Вход в трещину был завален огромными обломками скал. Этим мы обезопасили себя от медведей, а на порядочность русских и норвежских рыбаков мы могли рассчитывать, так как знали, что только в случае крайней нужды они воспользовались бы нашими запасами. Это же депо должно было служить первым пристанищем экспедиции в случае потери судна.

20 августа мы доставили с берега еще немного плавника и увидели с вершины острова полынью, покрытую плавучим льдом, расположенную близко от берега в направлении на север. Возвращаясь к судну, мы столкнулись с медведем, который немедленно обратился в бегство, испуганный большим числом охотников.

20-го же августа произошла некоторая подвижка льда, позволявшая надеяться на возможность возобновления плавания. На следующий день мы пришли на борт «Исбьёрна», чтобы попрощаться с графом Вильчеком и его спутниками. Это прощание не было обычным. Если расставание людей, уже и так отрезанных от остального мира, волнует больше обыкновенного, то в наших условиях это имело свои особые, серьезнейшие причины. По отношению к графу Вильчеку это прощание означало одновременно и благодарность за помощь делу, осуществление которого должно было начаться со следующим шагом. Мы сознавали, что граф Вильчек имел большие основания ждать от нас многого. Ведь он не только обнаружил редкую готовность к пожертвованиям в пользу нашей экспедиции, но и не побоялся подвергнуть себя опасности, стараясь обеспечить жизнь участников экспедиции в случае катастрофы. Сознание принятой ответственности вызвало в нас стремление отдать все силы достижению великой цели. Картина этого расставания часто впоследствии вставала перед нашими глазами.

В хмурую погоду, при свежем северо-восточном ветре, прошли мы мимо «Исбьёрна» к северу. Вскоре корабль, скрытый туманом, исчез из наших глаз. Трудности, встреченные «Исбьёрном» на пути в Европу, известны; нас же его судьба начала сильно волновать несколько позднее, когда мы сами очутились в тяжелом положении[38]38
  Трудности эти не были велики, по крайней мере на участке до устья р. Печоры. Всего лишь четверо суток потратил «Исбьёрн» на переход от места прощания с «Тегеттгофом» до Гусиной Земли. В этом районе уже не было льдов. Дальнейший путь пролегал через Костин Шар на юг, к Печоре. Здесь в области Гуляевских кошек корабль застигла буря. Однако вскоре судну удалось укрыться в глубине Печорского залива. Весь переход длился всего лишь 11 дней. – Примеч. пер.


[Закрыть]. Тем временем перспектива в отношении цели нашего путешествия сильно ухудшилась. Нечего было и думать проделать весь далекий путь до мыса Челюскин в текущем году, как мы сначала предполагали. Мысль о зимовке к северу от Новой Земли казалась нам, однако, невыносимой. Тем временем свободной воды становилось все меньше, а плотность льда все возрастала, особенно у берега. В полдень мы вошли в полынью. Но уже в следующую ночь сплошной ледяной барьер преградил нам путь. Мы оказались вынужденными стать на ледяной якорь в ожидании разрежения льдов. Укрепившись за льдину, мы выпустили пар из котла[39]39
  Наше положение было тогда около 76°22′ с. ш. и 62°3′ в. д. – Примеч. авт.


[Закрыть]. Пять моржей спрыгнули при нашем приближении в воду и исчезли в ней.

Прощание с «Исбьёрном»

Этот день был для нас роковым. Почти сразу же после закрепления судна за льдину лед стал нажимать со всех сторон и плотно запер нас. Вскоре вокруг нас воды совсем не стало, и судно наше распрощалось с ней навсегда!

Большое счастье человека в том, что он способен переносить превратности судьбы, испытывающие его нравственную силу целыми годами, и что он не знает заранее всех тех разочарований, которые она приготовила ему. Если бы мы знали в тот вечер, когда льды сошлись вокруг «Тегеттгофа», что отныне наше судно обречено безвольно следовать прихоти льдов, что настоящим кораблем оно уже никогда не будет, мы могли бы впасть в отчаяние. Только много позже нам стало ясно, что из свободных исследователей мы превратились в пассажиров льдины.

Не зная будущего, мы со дня на день годами ждали избавления. Сначала мы искали его в часах, потом в днях и неделях, затем в определенных периодах года и переменах погоды и, наконец, в милости грядущих лет. Но час избавления не пришел совсем! И все же, несмотря на непрерывные разочарования, в нас не угасал свет надежды и давал силу переносить все страдания.