Текст книги "725 дней во льдах Арктики. Австро-венгерская полярная экспедиция 1871–1874 гг."

, 31 октября. Прекрасная погода. Лед возле корабля относительно спокоен. Сделал господину лейтенанту [Вайпрехту] еще пару валенок.

Иоганн Галлер

Полярная ночь

Потонул вечный источник света. Шаль, сотканная из теней, легла на воздух и лед. Еще блестели и горели по краям барашки в желтом полукруге над горизонтом. Они несмело проплывали в пространстве, а на смену им от горизонта до стально-синего зенита потянулись длинные тучи. Вскоре наступила долгая ночь. В глубокой тени осталось Ледовитое море, резкой чертой отделенное от сумеречного неба.

Уже в начале ноября нас окружили глубокие сумерки. Сказочная красота окружающего скрашивала нам одиночество. Побелевшие от мороза ванты корабля вырисовывались, как привидение, на фоне серо-синего неба. Тысячекратно раздробленный лед, покрытый белым снегом, был чист, как алебастр. Еще было видно, как на юге поднимался в полдень морозный пар из новообразовавшихся полыней и трещин; лиловой лентой уходил он вверх и исчезал в карминовой полосе неба.

Все приготовления к зимовке были закончены. Лейтенант Вайпрехт велел снять марсовые стеньги для уменьшения площади сопротивления ветру. Только единичные паруса были оставлены на месте, чтобы в случае неожиданного освобождения судна оно сохранило хотя бы отчасти свободу движения. Растянутую над верхней палубой парусиновую крышу мы не могли, к сожалению, продолжить на кормовую часть корабля, потому что постоянная готовность ко всяким случайностям требовала, чтобы корма оставалась открытой. Здесь лежал в полном порядке весь спасательный материал: провизия, боевые припасы, палатки, нарты и проч. Судно было окружено мощным валом из снега и льда. Этот вал приходилось постоянно исправлять после сжатий. Снег постепенно засыпал палубу толстым слоем. Покров этот способствовал сохранению тепла на корабле. Из-за нашей отдаленности от земли мы не смогли предварительно покрыть палубу слоем песка, что воспрепятствовало бы подтаиванию снега под действием судового тепла.

, 9 ноября. Ветер и туман. Некоторое время тому назад я заболел «ломотой в суставах». Что я должен вообразить при такой болезни на Крайнем Севере? Трехмесячная полярная ночь, с −20 до −40°. Жить или умереть среди суеты матросов. Меня утешает добрая надежда, которую я возлагаю на врача. Он сразу снял боли у меня, и через четыре дня я смог уже встать с кровати и очень скоро вновь стал ходить.

Иоганн Галлер

В течение ноября температура только один раз значительно поднялась. Обычно она очень ровно держалась ниже −20° и достигла 20 ноября своего минимума −29°. Ветры, какого бы направления они ни были, всегда приносили с собой повышение температуры, вызывая перемешивание холодного воздуха с более теплым, находящимся над свободными от льда частями моря. Только штиль вызывал резкое похолодание. Ветер, усиление дрейфа, сжатия и образование новых щелей и полыней во льду находились в естественной зависимости друг от друга. Отверстия между льдинами почти сразу закрывались молодым льдом, который затвердевал в небольшой мороз, а при низкой температуре выделял на поверхности содержащуюся в воде соль в виде клейкого мокрого слоя. Это сильно затрудняло передвижение по такому льду на нартах и даже пешком. Только при интенсивном воздействии температуры не выше −16° и до −20° замерзал и этот слой соленого снега.

Непрерывно повторяющееся растрескивание и срастание ледового покрова были главной причиной усиления его мощности, а одновременно с этим – и причиной уменьшения мороза. Чем больше образуется трещин, а следовательно, и льда, тем выше поднимается температура воздуха под влиянием теплой воды моря.

В начале этого месяца были темные ночи, потому что луна имела в это время южное склонение. Только огненные метеоры и северное сияние радовали нас своим светом. Хотя благодаря ясной погоде еще резко разграничивались утро и ночь, но все же темнота достигала уже в полдень такой степени, что даже ледяные туманы не были видны.

17 ноября вечером к судну через молодой лед подошел медведь. Мы услышали его ворчанье в каких-нибудь пятнадцати шагах и выстрелили по нему, но без результата. 19 ноября утром целая рота вооруженных людей бросилась па черную неподвижную точку шагах в ста от судна. Это пятно оказалось просто глыбой льда потемнее.

10 ноября ущербленный месяц давал еще достаточно света, отраженного к тому же от белого снегового покрова, чтобы можно было читать даже мелкую печать. Но когда он немного затуманился, стало так темно, что нашего Сумбу, скачущего по ледяным холмам, приняли за песца, погнались за ним и наверное бы застрелили, если бы я не подоспел вовремя.

В первые дни ноября выпало много снега. Благодаря этому выровнялись острые углы окружающих нас ледяных скопищ. Эти снегопады прошли без подвижек льда. Наше чувство уверенности в благополучном исходе сильно возросло от этого, а с ним проснулись и надежды, остававшиеся в основном непоколебленными даже в дни волнений. Но вот опять заскрипели ледяные поля, образовавшиеся трещины засветились при луне, как серебряные реки. Особенно беспокойно прошла ночь с 20 на 21 ноября. На форштевень наступала целая гора обломков. Непрерывно надвигаясь со страшным гулом, она грозила похоронить судно. Ледяной вал, окружающий корабль, отделился от его передней части. С чувством беспомощности смотрели мы на это зрелище. Мы видели, как приближающийся колосс расщеплял самый мощный лед, и слышали его страшный треск. Счастливая судьба прекратила его наступление. Команде была выдана ночью чарка грога, чтобы ослабить тяжелое впечатление от этих жутких моментов.

Кроме умственных занятий у нас были физические упражнения – небольшие вылазки с собаками через вздыбленный лед на расстояние морской мили. Обычно мы выходили с двумя маленькими нартами и, если не светила луна, держали в руках заряженные ружья. Это было необходимо, потому что темнота и полнейшее отсутствие ровных поверхностей требовали величайшей осторожности при встрече с медведями. Выезжая один на собаках, я всегда держал в руках ружье с поднятым курком. Уже на небольшом расстоянии судно скрывалось из виду. Только точное наблюдение за следами на снегу позволяло ориентироваться и узнавать обратный путь. Такие вылазки были опасны еще тем, что не трудно было оказаться отрезанными при разделении дрейфующих льдин.

На санках с собакой

С дикой поспешностью мчались упряжки через трескающийся и колеблющийся молодой лед, покрывающий широкие полыньи. Наступающий ледяной вал с грохотом катился вперед. Собаки сознавали ненадежность молодых ледяных путей и ступали на них, полные страха. Они ненавидели молодой лед уже из-за мокрого слоя, покрывающего его сверху. Поэтому все собаки старались избегать таких прогулок, и между ними как будто была какая-то хитроумная договоренность в стремлении убежать, спрятаться в угольном домике или так перепутать постромки, чтобы распутать их было невозможно.

Пришел декабрь. Но наше положение не изменилось. Все более однообразной становилась наша жизнь. Не было ощутимой смены дней, только следование чисел и счет времени до и после обеда или сна напоминал о его существовании.

Один только лед не был спокоен. Без подвижки не проходило дня. В моем дневнике 12 дней декабря названы днями особых беспокойств. 20-го мы обсуждали во время обеда предстоящее празднование Рождества в угольном домике, как вдруг произошло сжатие. Поспешив наверх, мы увидели, что домик завалился в образовавшуюся под ним трещину. Мы бросились спасать что возможно из спрятанного там снаряжения и доставили его к судну. Устойчивые морозы сковывали разбитые льдины, давая нам короткий отдых. Насколько быстро образуется ледяной покров, было видно по одной точке, где в промежутке с 30 октября по 20 декабря образовался лед толщиной в 34 дюйма.

Ежедневные температурные минимумы держались в декабре постоянно ниже −26°. Месячная средняя была −24°. Наиболее низкая температура, −29°, наблюдалась 26 декабря. Только за несколько дней до Рождества температура поднялась почти до −20°. Заслуживает внимания, что более низкие температуры вызывались юго-восточными ветрами, а более высокие бывали при северных ветрах.

Когда в середине декабря вернулась луна, наши вылазки удлинились до 1¹/₂ морских мили от судна. Путь лежал через глубокий снег и ледяные валы до поблескивающих вдали площадок на месте широких полыней, только недавно скованных льдом. Одинокая красота таких полыней, окаймленных темным кольцом торосов и освещенных ясными лучами серебристо-белого месяца, была очень тосклива. Здесь все было мертво и казалось заснувшим, а просыпалось только тогда, когда начинало шевелиться все гигантское ледяное тело. Кругом искрились алмазные блестки, созданные морозом. Но когда исчезал свет луны, тогда наш мир состоял только из ветра, снега, темноты и мороза.

11 декабря, как только мы возвратились с одной из таких прогулок к кораблю и распрягали собак, наш Сумбу с громким лаем бросился к нам обратно. Непосредственно за ним шел медведь. В пяти шагах от штормтрапа по левому борту его застрелил мичман Орел[51]51
  Медведь был только 5¹/₄ фута длины, у него был хороший зимний мех и пустой желудок. – Примеч. авт.


[Закрыть]. Медведь был немедленно четвертован на льду, чем очень заинтересовались собаки. Чуткий Сумбу получил в награду не только сравнение с капитолийским гусем, но и праздничное блюдо в виде сердца и языка медведя. В то время мы еще не научились сами есть и то и другое.

Часто было нелегко отличить день от ночи по одному только слабому свету полуденной зари. Обычно небо бывало покрыто тучами. Северное сияние, даже в моменты наиболее интенсивной игры лучей, редко давало больше света, чем луна в первой четверти. Какой глубокой, однако, была бы ночь в полярных странах, если бы их покрывали вместо блестящей снежной пелены леса и поля! 20 декабря даже в 12 ч дня едва можно было прочесть самые крупные титульные листы книги. На расстоянии двух шагов уже нельзя было различить человеческих глаз, а в пятидесяти шагах едва различались толстые ванты такелажа.

Велико влияние полярной ночи на настроение. Весь мир человека в это время ограничен светлым кругом от лампы. Однако не одна только ночь связывает его – на подмогу тьме идут холод и бури. Они особенно тяжелы, потому что заставляют держать помещения в темноте даже после возвращения солнца. Несмотря на то что кругом светло, нет возможности снять снеговой покров с судна и возобновить деятельность на вольном воздухе из-за морозов и пурги.

На молодом льду

Культурный человек никогда не сможет привыкнуть к этой мрачной обстановке. Всегда будет он чувствовать себя чужим в климате, против которого должен непрерывно бороться.

Эта страна – родина лишь немногих животных и таких людей, которые не знают лучших условий существования и проводят свою жизнь только в еде и сне. Презрение к холоду и привычка к лишениям – это только опоры физической самозащиты. Подлинная самозащита состоит в непрерывной работе. Тяжелое нравственное состояние от этой долгой ночи усиливалось для нас еще представлением об окружающем нас неизвестном, в которое мы вступали вслепую.

Без внешнего вмешательства состояние изоляции при неустанной умственной работе приводило к счастливому отсутствию мыслей о мрачной действительности. Но такое состояние было нарушено. Контраст между обеими зимовками, проведенными нами на борту «Тегеттгофа», получил точное отражение в нашем душевном состоянии. Вызвано же оно было различием нашего внешнего положения в той степени, какая существует между безнадежностью и надеждой. Первая зимовка была ужасна, но не своими опасностями или тяжестью темных дней, а нравственными страданиями из-за отсутствия цели и деятельности, направленной на ее достижение. Об этих настроениях, во всяком случае в том виде, в каком испытывал их я, дает представление следующее место моего дневника:

«Без волнения констатируем мы на юге закон, гласящий, что интенсивность лучей выражается синусом угла, который они образуют с поверхностью предмета. Но как тяжело воспринимается эта истина в условиях далекого Севера. С каждым днем наш видимый горизонт становится у́же, а окружающая природа бледнеет все больше и больше. Озера, полыньи и маленькие лужи покрылись ледяными мостами и засыпались снегом. Звезды даже днем сохраняют свою яркость.

Птицы улетели, сонно бродит медведь. Ледяные горы застыли среди полей и остановились, как будто потеряли дорогу. Резкие ветры дуют по всем направлениям. Из темных трещин поднимаются туманы, становится все мрачнее, бешено ревет пурга, засыпая пустыню лавинами белого снега. Мороз сковывает ледяные частицы, и в результате недоступный полюс оказывается окруженным сплошной огромной массой льда. Еще в начале декабря в полдень поднималась короткая заря. Нежная розовая полоса под ее дугой плотно прикасается к краю льда; ее скорее отгадываешь, чем видишь. Но уже через час гаснут все огни, и черная пелена ложится под мрачным небосводом. В течение всего долгого темного периода путешественник живет одной лишь мыслью о возвращении регулярной смены дня и ночи.

Блуждания во льдах в первую зимовку

На нашем пути сквозь ночь, бесконечном, как путешествие через Сибирь, исчезновение солнца, сияние луны, отлет птиц и странствования тюленей и хищных зверей заменяют верстовые столбы.

Пришло 21 декабря, середина долгой ночи. Сейчас полдень, но, несмотря на снег, темно, как в полночь.

Не видно больше солнца, только слабая бледно-желтая заря блестит на юге. Солнце находится на 11°40′ под горизонтом, и для того, чтобы увидеть его, нужно было бы взобраться на гору высотой в 18¹/₈ немецкой мили[52]52
  То же, что географическая миля, равная 7420 м. – Примеч. ред.


[Закрыть]. Мы ничего не видим больше, ни медведя, ни человека, только ухом улавливаем приближающиеся шаги. Наше судно стало непохожим на себя. Мы узнаем его, только находясь совсем рядом, да и то в самых расплывчатых очертаниях. Мерцая над морозной пустотой, высится безграничный небесный свод. Цветные фонари свешиваются с него, поддерживаемые космическими законами. Будто духи, беспокойные и стремительные, пролетают в пространстве падающие звезды. Созвездия бесшумно меняют свое положение и исчезают за чернеющими на горизонте торосами. На смену им подымаются новые звезды. В круговороте 109-дневной ночи не меркнут они, не гаснет их дрожащая улыбка. И это все… Безвольно носимся мы по неизведанным путям, и нигде кругом нет спасения от злой стужи. Мы осуждены сидеть на льдине, управляемой слепым случаем. Каждое колебание относит нас все дальше в тихую страну смерти.

Луна у Новой Земли

Ясная цель и надежда помогают людям побороть трудности любого рода. Но тяжело воспринимается добровольное изгнание из жизни, когда оно отдается в жертву без всякого смысла. А нашей участью стала ежедневная борьба за существование. Нам оставалось надеяться только на случай, только от него мы ждали освобождения корабля будущим летом и рассчитывали достигнуть берегов Сибири. Сибирь, надежда наша!

Как сильно колеблются настроения под влиянием даже небольшой перемены! Взошла луна – и нет больше тьмы! Ведь на Севере луна представляет собой событие, жизнь, все, потому что она – единственное звено, соединяющее нас с далекой родиной. Сияние лунного света, падающее на самые ничтожные образования из льда и снега, зажигает их ярким блеском и сильно действует на человека. Луна смотрит на нас сверху и кажется нам возвратившимся другом. Она в непоколебимом спокойствии совершает свой путь. В своем свете она развертывает перед нами непрерывный ряд картин, полных очарования. Луна поднялась над небосклоном на две недели. Сначала она имела вид кроваво-красного диска. У самого горизонта она приняла форму бокала, затем вытянулась в виде эллипса[53]53
  Явления преломления лучей, вызванные рефракцией. – Примеч. авт.


[Закрыть] и стала бледнеть, поднимаясь к ночи все выше и выше. Высоко на небе луна была ясной, серебристой и светлой».

Пришло Рождество, а с ним и воспоминание о далекой родине, днях молодости, семье и отсутствующих друзьях. Только слегка беспокоило нас в полдень сжатие. В этот день мы ели изысканно тонкий обед. Кроме того, каждый обитатель каюты получил по целой бутылке настоящего вина.

Карлсен и Лузина были нашими гостями. Команда получила по полбутылки настоящего и по четверти бутылки искусственного вина[54]54
  Алкогольный напиток на основе разведенного спирта, содержащий сахар и различные ароматизаторы и красители. К виноградному вину не имеет никакого отношения. – Примеч. ред.


[Закрыть] и, кроме того, по чарке грога, такого слабого, что его мог бы пить грудной младенец. Треска, медвежье жаркое, орехи и прочее редкое угощение придали нам веселость. Даже обычно ненасытные собаки настолько наелись, что в конце концов выносили остатки пищи и закапывали их в снег.

Второй период полярной зимней ночи, хотя он и ближе к возвращению солнца, протекает в каждой экспедиции гораздо томительнее первого, считающегося до января. Только канун Нового года и сам Новый год – большие события в нашей однообразной жизни.

В последний день 1872 года мы никак не могли бросить удовлетворенного взгляда назад. Год был полон разочарований! В полдень последнего дня нас вспугнуло мимолетное сжатие, и мы заторопились на палубу. Но вечер прошел спокойно и весело. Все вместе ждали мы наступления первого часа нового года. С бутылкой шампанского в руках хотели мы встретить его с большими надеждами, которые всегда таятся в человеке.

Тирольцу Клотцу было поручено охладить бутылку во льду снаружи корабля. Он поставил бутылку на четыре часа при температуре −23°, и когда ее внесли в помещение, она оказалась лопнувшей, а все содержимое превратилось в льдину. В полночь команда корабля сыграла нам серенаду. Потом мы вышли в черно-синюю ночь и обошли судно с факелами, в свете которых поблескивали ванты. Ярко блестели края наших шуб. Красно-желтый свет падал на вздыбленный лед. Расщелины в нем напоминали нам о будущих тревогах.

, 1 января 1873 года. Сегодня мы начинаем новый год. В эту ночь в 12 ч мы похоронили все старое. С синими огнями и факелами процессия принесла человеческую куклу к полынье во льду. Под пение и музыку она опустилась в океан. Бутылка шампанского была поставлена на лед до лопания. Во время погребения она лопнула, и каждый раздобыл себе по кусочку замерзшего шампанского.

Эллин Карлсен

Подумали и о собаках. Им разрешили по одиночке спуститься в кают-компанию, чего им всегда очень хотелось. Несчастных животных совсем ослепила лампа, которая им, наверное, показалась настоящим солнцем. Но вскоре все их внимание было направлено на обильные остатки роскошной трапезы. При виде еды любопытство, с которым они осматривали чудеса, имеющиеся в кают-компании, казалось вполне удовлетворенным. Все собаки вели себя скромно и спокойно и вернулись на свои места. Только Юбинал казался возмущенным нашим двуличием, выразившимся в том, что мы так долго кормили его сухой кониной и разбитыми медвежьими черепами, а сами в это время купались в избытке. Он залез в каюту лейтенанта Броша, нашел здесь гору макарон и накинулся на них. Чтобы мы не смогли ему помешать, он ворчал, пока не съел всего. Сумбу, наоборот, пострадал из-за того, что матросы напоили его ромом, и он не доглядел, как все собранные им за неделю и спрятанные в снегу припасы были украдены ночью другими собаками.

Итак, прошел уже целый год. Нам казалось, что выполнение всех наших желаний зависит только от освобождения из льдов. Новый год показал, однако, справедливость вечной истины, гласящей, что судьба идет неведомыми путями, что она полна грозных призраков и счастливых развязок. Солнце стояло еще очень низко. За период с 21 по 28 декабря оно поднялось всего на 9 мин над южным тропиком. До 6 января оно должно было подняться еще на 1 градус, до 18 января – на 3 градуса и до конца этого месяца – на 6 градусов.

Жизнь на корабле

Как белое привидение, тянется к небу наш корабль. Какая ирония! Назначение судна – плавать, а здесь оно беспомощно лежит на горе льда. Палуба засыпана снегом, а с вант свешиваются ледяные сосульки. Заглянем пока что внутрь корабля. Здесь расположились в двух помещениях 24 человека. Горят только две лампы. Навестим сначала офицерскую каюту в корме судна. Пока все спят, осмотрим обстановку, а потом познакомимся с жизнью людей.

Важное условие для арктических зимовок – сохранение здорового воздуха в жилом помещении и равномерное отеп– ление его. Первое легко достижимо путем устройства отверстий внизу для входа воздуха и наверху для выхода его. К несчастью, при такой системе страдает второе условие. Устранение всех бед, которые при этом возникают, дается очень нелегко. Перечисление их пусть восполнит недостаточный опыт будущих путешественников.

Хотя наши приспособления имели много изъянов, но мы не испытывали того бедственного положения, в которое попадали прежние экспедиции из-за массового сгущения водяных паров в лед. Против этого врага мы боролись путем обкладывания судна снаружи снегом, укрыванием иллюминаторов и выкладкой стен в помещениях вулканизированными каучуковыми обоями. Кроме того, над спуском в кают-компанию были устроены навесы, представлявшие собой настоящие конденсаторы всей той сырости, которую мы приносили в дом на своей одежде. Но прежде чем рассказать о неизбежных бедах, вызываемых образованием льда, сыростью и резкой переменой температуры, я считаю нужным отметить, что все эти неудобства переносятся легче, чем это может показаться на первый взгляд, и что бытовая сторона жизни на борту судна, даже в полярной экспедиции, не так тяжела, чтобы об этом стоило упоминать.

Сырость и обледенение жилых помещений – бедствие полярных экспедиций, с которым нужно бороться непрерывно. При этом и сырость и обледенение постоянно увеличиваются в течение зимы, особенно из-за неожиданных перемен температуры[55]55
  Парри рассказывает интересный факт: по истечении четырех недель вынесли из нижних помещений «Геклы» (судно Парри, на котором он в 1819 г. совершил плавание с целью найти Северо-Западный проход. – Ред.) около 100 ц льда, образовавшегося почти только лишь от дыхания, паров пищи и сырости, приносимой с мокрым платьем. – Примеч. авт.


[Закрыть].

Сгущение паров усиливается также после разрыва снежного пояса вокруг судна, происходящего в результате сжатия. Пояс этот, как и само судно, служит как бы согревающим тулупом.

Оледенение стен и коек, удаленных от доступа теплого воздуха, стало чувствоваться уже в ноябре 1872 года. Одеяло ночью примерзало к борту, а покрытые железом изгибы внутренних креплений блестели как сталактиты. Под койками образовывались маленькие ледники. Наши мероприятия против одолевавшей нас сырости состояли в двух вырезах в верхней палубе, над которыми мы установили две футовых трубы с жестяными воронками.

Температурная разница внутри помещений была часто очень значительна. Так, если температура воздуха в середине кают-компании на уровне лица составляла от 15 до 22°, то около пола она одновременно была немногим выше 1°, а ночью нередко опускалась и ниже точки замерзания.

Наибольшее зло, с которым нам пришлось бороться в течение зимы, состояло в отсутствии защитной парусиновой покрышки над кормой судна. У нас были специальные угольные печи, показавшие себя с лучшей стороны в предыдущей экспедиции. На такую печь шло в ноябре 1872 года около 20 фунтов угля при внешней температуре −20°. Освещение кают-компании и кубрика было керосиновое. Ежедневное потребление керосина равнялось приблизительно 2²/₃ фунта. Всего на корабле было две больших и две маленьких лампы и палубный фонарь, горевший непрерывно на борту днем и ночью. Отдельные каюты освещались салом, причем в месяц уходило около бутылки. Свечи зажигались только ради особых работ, например рисования.

Рядом с печкой была большая, диаметром с голову, дыра во входной двери для впуска свежего воздуха. Холодный ток, идущий снаружи, сталкивался с распространяемым печкой теплом. Холодный воздух располагался слоем в 2–4 фута над полом, выше его было тепло и даже жарко. Такое положение получилось из-за крена судна и расположения печки на подставке вышиной в 1 фут. В результате в каюте, находящейся ближе всего к печке, постоянно господствовала тропическая температура от 30 до 44°, тогда как в другой была температура Северного полюса. Там чувствовали бы себя уютно гиппопотамы, но тяжело приходилось обитателю каюты, Орелу, который часто в отчаянии выбегал на палубу, в течение одной минуты испытывая на себе температурную разницу в 70°. Здесь же, во второй каюте, замерзали на полу вода, лимонный сок и уксус. Обитатели этой каюты, лежа в постели, находились по шею как бы в холодной ванне. То же самое испытывали и все сидевшие за столом. Однако дыра в двери была совершенно необходима. Легче было переносить неприятную, пронизывающую вентиляцию, чем согласиться на уменьшение ее. Были еще другие нарушения равновесия температуры. Ночью мы не топили из санитарных соображений, и поэтому часто приходилось всем спать в холодной воздушной ванне. При большом морозе это было очень тяжело. Вот что говорится об этом в моем дневнике:

«Когда кто-нибудь спускается с палубы, температура падает и сквозь открытую дверь вваливаются клубы белого пара. Принесенная сверху и раскрытая книга дымится, как будто горит. Облака пара окутывают входящих. Случайная капля воды, падающая на их одежду, мгновенно превращается даже вблизи печки в льдинку. Верхний слои воздуха в кают-компании часто нагревается так сильно, что при тихой погоде необходимо открывать палубные окна. Теплый воздух валит снизу, как дым из трубы».

Обстановка в кают-компании в соответствии со своим назначением очень проста. Здесь стоит большой рабочий стол, за которым также обедают. Его окружают спальные помещения – каюты. Они так малы, что их обитатели держат двери открытыми, чтобы иметь возможность дышать. В глубине кают-компании расположена библиотека, состоящая из четырехсот книг, причем половина их – научного содержания. Рядом с библиотекой установлены хронометры, педантично отмечающие начало дня и ночи. Наконец, в виде неизбежного зла здесь же торчит мачта, а рядом с ней аптека. Наряду с научными трудами полярных путешественников на полках стоят книги по всемирной истории; «Миттейлунген» Петермана и мильтоновский «Потерянный рай»[56]56
  Petermanns Geographische Mitteilungen – специализированный журнал по гео– графии, основанный в 1854 г. немецким картографом и географом Карлом Августом Петерманом (182–1878). «Потерянный рай» – эпическая поэма английского поэта и политического деятеля Джона Мильтона (1608–1674), впервые изданная в 1667 г. – Примеч. ред.


[Закрыть] лежат вперемежку с бессмертными творениями Шекспира и целой серией романов. Все читают прилежно, даже благоговейно, особенно о далеком юге.

Из-за недостатка места все углы в кают-компании пришлось заполнить одеждой. Над печкой разбиты висячие сады, в которых выращивается кресс для больных цингой.

В этой жаре мог бы цвести кофейный куст, но в наших условиях она используется только для сушки мокрых рукавиц, разложенных на карнизах. Но уже пятью футами ниже не смог бы выжить даже самый выносливый из лишайников. Там наверху стоит еще лейка нашего садовника Клотца и несколько пузырьков с чернилами. Наверх же кладется пища, которую нужно оттаять перед употреблением, а также покрытые льдом инструменты. Наконец, раз в месяц сюда ставится бочонок с вином, приготовленным из смеси снега, спирта, танина, сахара и глицерина. Доктор Кепес совмещает с обязанностями врача должность виночерпия. Что же касается настоящего виноградного вина, то хотя стол, сиденье и этажерка наполнены бутылками, но его приходится только по ¹/₅ бутылки на человека в неделю, не считая больных. Как уже было сказано, недостаток места в кают-компании вынудил нас очень ограничить запас вина. Часть его была в тщательно упакованном виде положена под пол кают-компании и замерзла уже в середине декабря 1872 года, потому что температура в этом помещении понизилась с −7 до −8°. Рома каждый получал по бутылке на 18 дней. Неиссякаем только запас местного напитка – талого снега. Большой кувшин, наполненный до краев, стоит всегда на столе. Под кают-компанией расположены склады спирта. Добраться до них возможно только через надежно закрытые трубы. Но в смысле безопасности они все-таки подобны вулкану.

Скопление такой массы горючего и 20 тыс. патронов с горящими над ними лампами говорит о том, насколько велика пожарная опасность на таких кораблях. К этому присоединяется еще и трудность получения воды в достаточном количестве; воду можно добыть только после часовой работы по разделке проруби. Но нам только один раз пришлось испытать опасность пожара. Это было 21 декабря, когда Карлсен случайно выстрелил в наш патронный склад.

Теперь обратимся к жизни на судне и к его обитателям.

Марола, наш стюард, зажег дневную лампу и затопил печь. Те, кого не разбудил едкий угольный дым, просыпаются от возгласа: «Господа, без четверти восемь, пора вставать!». Проходит четверть часа, в течение которых люди стараются заставить стюарда забыть об их существовании. Но новый выкрик: «Завтрак на столе!» нарушает молчание. В живописнейшей одежде выходят из кают их обитатели. Эти костюмы говорят о том, как поверхностно у человека то, что называется его культурностью.

Начинается дневная работа. Как всегда, ходит по палубе вахтенный, следящий за тем, чтобы, чего доброго, не убыло льда в море. Тем временем в кают-компании занимаются чтением, рисованием, писанием и столярным делом.

Наш ежедневный рацион состоит из следующего: утром – какао и сухари с маслом, в обед – суп, консервированное мясо, овощи и черный кофе, вечером – чай с черными сухарями, сыр, масло и ветчина. Для будущего я бы советовал заменить вечерний чай супом. Многие продукты приходится предварительно оттаивать, потому что они замерзли и стали твердыми как камни[57]57
  Уже к 2 ноября температура в верхних помещениях корабля опустилась до −6,5°, а в машинном отделении 7 ноября она оказалась вдвое ниже (−12°). – Примеч. авт.


[Закрыть]. Часами выстаивают банки с мясными консервами в кипятке, а некоторые вечерние блюда – на печке, но редко удается оттаять их до конца.

Мы кладем на тарелки куски дымящегося сыра и масла, которое при замерзании выделило большие куски соли. Здесь же лежит ветчина, уже второй ломтик которой чрезвычайно напоминает явления вечной мерзлоты в сибирской тундре. Ножи подаются такие холодные, что часто крошатся от малейшего нажима.

Пользуюсь случаем отметить профилактическое значение свежего хлеба, известное уже со времен Росса и Парри[58]58
  Джон Росс (1777–1856) – английский мореплаватель, руководитель двух арктических экспедиций (1818 и 1829–1833) в поисках Северо-Западного прохода.
  Уильям Эдвард Парри (1790–1855) – английский мореплаватель, участник экспедиции Росса (1818), организатор одной из первых (1827) экспедиций на Северный полюс. – Примеч. ред.


[Закрыть]. Выпечка его должна производиться в полярных экспедициях два раза в неделю. Однако хлебопечение на борту так сложно, что в соединении со всякими прочими трудностями готовки оно делает должность экспедиционного повара самой утомительной.

Каждое воскресенье мы праздновали подлинным воскресением тела из тьмы керосинового дыма. Воскресный обед отличался от обычного чаркой вина и каким-нибудь мучным блюдом. Карлсен и Лузина были поочередно нашими гостями. Карлсен приходил каждый раз в своем парике, которого он не бросил даже во время обратного похода. Лузина, наш превосходный боцман, обычно с большим воодушевлением начинал любой разговор. Застольные разговоры состояли главным образом из предположений и планов будущего, из догадок о том, что настанет время, когда нам придется оставить корабль, из бесед о Земле Гиллиса и Сибири или, наконец, из рассказов о белых медведях. Только изредка решались мы говорить о нашем пленении. Недостаток вина мы возмещали разговорами о нем. Политические события тоже были одной из излюбленных тем. Все наши сведения относились к прежним годам, и разные случаи, происходившие в 1870 году, служили предметом оживленных споров.