Текст книги "725 дней во льдах Арктики. Австро-венгерская полярная экспедиция 1871–1874 гг."

Дрейф в Новоземельском море

Начало дрейфа

Обычная температура конца августа в Ледовитом море близка к точке замерзания. Однако на этот раз она постоянно держалась на −3…−6°. Воздух был резкий и холодный, шел сильный снег. Солнце светило редко, уже несколько дней как оно в полночь заходило за горизонт. Судно покрылось льдом: все указывало на то, что зима началась. Окружающие нас ледяные массы состояли только из небольших глыб, и мы надеялись, что восточные ветры их вскоре снова разгонят. Между тем случилось обратное: низкая температура, штиль и снегопад скрепляли обломки льда все сильнее и в несколько дней все смерзлось в одну крепкую льдину, в середине которой оказалось неподвижно закрепленным наше судно[205]205
  В таких условиях стало невозможным достигнуть сибирского побережья в текущем году. В случае скорого выхо1 Вайпрехт говорит об этом: «Вместо восточных ветров, ожидаемых мною с полной уверенностью после продолжительных зюйд-вестовых бурь предыдущих недель, наступил штиль, прерываемый западными бризами. Они давали массу снега, который в соединении с быстро падающей температурой крепко спаял плавучий лед. До 9 сентября никаких перемен не было: весь лед кругом лежал плотно спаянным, воды не было видно ни в каком направлении». – Примеч. авт.


[Закрыть].

Неописуемо однообразным было это окружение, состоявшее из сплошного белого покрова. Отдаленная от нас на несколько миль гористая поверхность Новой Земли была покрыта свежим снегом.

В таких условиях стало невозможным достигнуть сибирского побережья в текущем году. В случае скорого выхода из льдов трудно было рассчитывать найти зимнюю стоянку на Новой Земле. Однако, учитывая эту возможность, мы использовали наше вынужденное безделье для окончания всех подготовительных работ. Нам хотелось сразу после захода в такую стоянку начать санные поездки, хотя значение их было бы не велико, так как Новая Земля достаточно хорошо известна. Тем временем мы медленно, но неуклонно дрейфовали вдоль земли на северо-восток. Направление дрейфа оставалось почти неизменным – по-видимому, потому, что он находился под влиянием течения, которое у северных берегов Новой Земли уже неоднократно наблюдалось. Все яснее представлялась нам мрачность нашего положения и сознание того, что мы в плену. Уже 1 сентября температура упала до −9°, исчезли открытые полыньи, которые, впрочем, и прежде встречались лишь единично и были очень небольших размеров. Уже на шесть часов заходило солнце, а образование молодого льда достигало в течение одной только ночи такой мощности, что у нас осталась единственная надежда на разрушающее действие сильных бурь, обычных для периода равноденствия.

2 сентября прошла трещина через наше ледяное поле, которая достигла кормы судна и расширилась затем до канала. Наша льдина снова распалась на части, причем судно оказалось в плену в середине наибольшей из глыб. 3 сентября ночью корма «Тегеттгофа» впервые была легко приподнята напором и подпором льда. Тогда мы не имели еще никакого представления об ужасе его позднейших атак.

Печальным казалось наше положение, но опасность не представлялась значительной. Обреченные на безделье, мы находили развлечение в катании на коньках на молодом, пока еще свободном от снега льду, покрывавшем многие из новообразовавшихся полыней слоем до двух дюймов толщины. Кроме того, мы занимались метеорологической наблюдательной службой[40]40
  Она производилась Брошем, Орелом, Кришем, Лузиной и Карлсеном. – Примеч. авт.


[Закрыть], дрессировкой собак, доставкой льда на камбуз для приготовления воды, варкой звериного сала и наблюдениями над местностью. Мы были бесконечно одиноки, даже белая чайка и серые буревестники встречались редко, а медведь, подошедший 5 сентября к судну на сорок шагов, убежал из-за неопытности наших охотников. Становилось все холоднее и мрачнее. 2 сентября впервые оказалось необходимым зажечь в половине десятого вечера лампу в кают-компании, а с 3 сентября мы начали топку внутренних помещений судна, в которых уже некоторое время температура доходила до 0°. 11 сентября на ночном небе загорелись первые огневые ленты северного сияния.

9 и 10 сентября свирепствовал норд-остовый шторм. Он отогнал нас на запад и раздробил нашу льдину, уменьшив ее до размеров нескольких моргов[41]41
  Морг (нем. morgen – утро) – устаревшая единица измерения площади, равная приблизительно 0,56 га. – Примеч. ред.


[Закрыть]. Однако все попытки уничтожить ее путем пилки и взрывания кончились неудачей. Взрывание порохом оказалось одинаково безрезультатно, как во льду, так и под ним в воде. Целыми оставались даже старые сросшиеся трещины, а распиленные с большим трудом льдины смерзались почти моментально снова. Бесполезным было также применение паровой силы, с помощью которой мы старались дать нашей льдине самостоятельное движение или добиться отделения отпиленных частей.

Не помогло также то, что мы до 7 сентября поддерживали открытую канаву вокруг судна. Эту канаву, благодаря которой судно лежало будто в доке, мы поддерживали путем ежедневного разрушения новообразовавшегося вокруг судна льда. Но ледяное поле не раскололось. Темные полосы на небе все еще указывали на близость открытой воды и вселяли в нас надежду. Но вскоре сомкнулись уже и каналы.

Одновременно неожиданно низко упала температура: 16 сентября было –15°, 19-го температура упала до −18,6°. Вместе с тем участились снегопады и сильные пурги. Пока еще около нас образовывались трещины; они давали нам возможность охотиться на тюленей. В конце сентября вновь образующиеся полыньи стали так быстро покрываться ледяной шугой, что мы не могли пробраться через них на наших лодках. Картина, окружающая нас, менялась, но это чередование в открывании и замыкании водяных каналов было в нашей однообразной жизни только безобидным зрелищем, потому что в высоких валах нагроможденного льда мы еще не чувствовали угрожавшей нам опасности.

22 сентября образовалась трещина в тридцати шагах от судна. Спешно убрали мы все имущество, лежавшее еще на льдине: нам казалось, что пришла минута освобождения. Однако желанное событие не наступило. Нас относило все дальше на северо-восток. 2 октября мы пересекли 77-ю широту.

Правда, в начале октября после непродолжительной бури открылась за кормой судна большая полынья. Мы немедленно взялись за прорытие канала через нашу льдину. Но спустя два дня полынья замкнулась.

С болью осознали мы нашу неудачу, и хладнокровие, которое нам удалось сохранить, было очень относительным!

Минуты волнения и радости доставляли нам только встречи с белыми медведями. Первого медведя убили 6 октября и мясо его разделили главным образом между собаками. Мы еще не научились считать мясо этих животных самой драгоценной частью нашего продовольствия. Предыдущей ночью появился также один песец, первый за эту экспедицию. Очевидно, он пришел с Новой Земли, а любопытство привело его вплотную к судну, откуда его прогнали собаки.

Охота на тюленей. Сентябрь 1872 г.

, Сегодня утром к нам пришел в гости медведь. Мы выстрелили в него и, возможно, ранили. Мы долго преследовали его по следам, однако не нашли. Во второй половине дня мы работали над ледовым домом. Ночью было сильное ледовое движение.

Эллин Карлсен[42]42
  Здесь и далее дневники участников экспедиций цитируются в переводе Н. П. Боярской по изданию: Земля Франца-Иосифа (Острова и архипелаги Российской Арктики) / под ред. П. В. Боярского. – М.: Паулсен, 2013.


[Закрыть]

Оружие необходимо всякому, кто отходит от застрявшего во льду судна хотя бы на небольшое расстояние. В каждой экспедиции бывали комичные положения из-за небрежного отношения к этому правилу. Иногда случался и грустный конец. Я сам однажды получил напоминание, правда безобидное, о необходимости быть осторожным. Это было 11 октября, когда я один отошел от судна без оружия для работы по постройке ледяной башни. За мной увязалась только лопарская собачонка – Пекель. Так как я работал наклонившись, то не мог наблюдать за окружающим. Когда же, услышав лай Пекеля, я поднял голову, то увидел близко от себя медведя. Он приближался ко мне, пофыркивая и потряхивая головой. В ожидании того, что люди, занятые на палубе, увидят мое затруднительное положение, и в расчете на то, что мой враг не заметит моего смущения, я ограничился тем, что протянул к нему руку. Однако, видя, что это ни к чему не привело, я несколько раз громко крикнул: «Медведь!». Теперь только я увидел Клотца, находившегося тоже на палубе и направлявшегося к ружейной стойке. Проделывал он это с таким стоическим спокойствием, что я понял – рассчитывать на чужую помощь нечего, и предоставил приблизившемуся на пятнадцать шагов медведю славу победителя, обратившего своего противника в бегство. К тому же оказалось, что «второпях» Клотц взял незаряженное ружье. И хотя я, получив в конце концов ружье, ранил и прогнал своего врага, этот случай все же послужил мне уроком того, что при встрече с медведем следует всегда рассчитывать только на самого себя, даже находясь при этом вблизи от судна. Шум привлек на палубу офицеров и команду. Началось дикое преследование с массой выстрелов и криков. Однако опыт говорит, что такие преследования чаще всего бывают безрезультатными, даже тогда, когда медведь часто приостанавливается и оборачивается, как это было и в данном случае.

Чайки и песцы бывают обычными спутниками белого медведя, потому что они питаются остатками его добычи. В ожидании того, что нас вскоре посетят эти животные, мы расставили на нескольких выступах нашей льдины капканы; однако уже на следующий день капканы исчезли, сорванные песцами.

В первых числах октября температура мимолетно поднялась до нескольких градусов ниже нуля. Такие перемены случались, только когда дули юго-западные ветры и когда временно вскрывались полыньи вокруг нас. Все короче становился день, раскаленным шаром закатывалось солнце, окруженное красноватыми клубами тумана, поднимающегося из-за гребней черно-синего льда. Все более темные сумерки следовали за исчезновением солнца. 29 сентября прилетела на наше одинокое судно с беретов Новой Земли пуночка. Она попрыгала немного на палубе и снова исчезла. Только единичные чайки не улетели еще, продолжая посещать места с открытой водой в нашей округе. Поддерживая себя короткими ударами крыльев над верхушкой мачты, они пристально смотрели на нас сверху и вдруг с хриплым криком стрелой бросались прочь, к югу. Что-то грустное было в этом отлете птиц; все живое, казалось, старалось покинуть огромную страну тьмы, в которую мы вступали.

Для того чтобы отвлечь внимание от страшного однообразия нашей жизни, мы решили найти себе занятие и напали на мысль настроить вокруг судна домов. Строительная деятельность широко развилась на нашей льдине. В одном месте отламывали и отпиливали тяжелые ледяные доски, которые потом отвозили на собаках на место постройки, в другом – выстраивались кристальные стены домов и массивной башни. Снег, смешанный со снеговой водой, заменял нам цемент. Тяжелые работы впустую давали нам в награду хороший сон.

Продвигаясь в течение этого времени пассивно на север, мы все дальше отходили от Новой Земли. В виде красивого горного хребта в миниатюре, с закругленными сопками и долинами, изобилующими ледниками, лежала земля, пока еще на близком расстоянии от нас. Почти ежедневно подымались над ней огромные солнечные круги с боковыми солнцами – обычные предвестники бурной погоды или сильного снегопада. По направлению к северу земля становилась ниже, и там, где она, отходя к востоку, спадала, превращалась в ледниковую пустыню, незначительно возвышающуюся над уровнем моря.

Топография северной части Новой Земли представляет собой картину полнейшего хаоса. В течение столетий рыбаки давали неверное изображение ее несложных очертаний. Только до мыса Нассау была произведена настоящая съемка, сделанная Ф. Литке. Но уже начиная с островов Баренца карты очень часто не соответствуют действительности, поэтому крайне желательна посылка небольшой экспедиции для их исправления[43]43
  Мы сами никогда не могли выяснить, какая точка носит название мыса Нассау. – Примеч. авт.
  В настоящее время пожелание Пайера может считаться удовлетворительно выполненным. Большая доля гидрографических работ в прибрежных водах Новой Земли пришлась на послереволюционный период и произведена советскими гидрографическими институтами. – Примеч. пер.


[Закрыть].

Дом на льдине

12 октября мы увидели только низкую горную цепь в 30 милях к югу. Потом земля исчезла. Одинокая пустыня встретила нас; мы входили в нее на неопределенное время.

Первые ледовые сжатия

Наступила осень. Дни становились короче. Ничто не изменилось вокруг нас. Неделю за неделей дрейфовали мы на окруженном льдами судне медленно на северо-восток. Изредка раздвигалась какая-нибудь трещина, доходила до размеров полыньи и снова замерзала, образуя каток для конькобежцев. Спокойно и безразлично лежало перед нами Ледовитое море. Наша льдина, казалось, объединяла в себе все удобства зимней гавани. Однако от внимательного взгляда не могло бы ускользнуть наличие многих показателей ненадежности нашего положения. Соседние поля трескались, всюду плавал нагроможденный в результате сжатий лед, но наша льдина пока еще не развалилась. А так как всегда бывает легко найти объяснение несчастью соседа, мы спокойно продолжали нашу постройку «Вавилонской башни» и домов.

Скоро все должно было стать по-другому. Вечером 12 октября мы заметили, что лампа в кают-компании качается и что наша льдина тоже шевелится. В следующую ночь мы услышали сильное движение во льду. Ужасным и решающим для экспедиции был день 13 октября. Число 13 вообще играло в истории экспедиции удивительную роль, давая тем самым богатую пищу суеверию. Так, комитет экспедиции был образован 13 февраля, 13 января был положен киль судна, 13 апреля судно было пущено со стапеля, 13 июня мы покинули Бременхафен и 13 июля вышли из Тромсё. Наконец, мы вошли в лед после 13-дневного путешествия, и сегодня, 13 октября, температура была 13° ниже нуля![44]44
  Совпадение чисел действительно редкое. Однако остается удивляться, что Пайер просто констатирует этот факт, не комментируя его и не выявляя своего собственного отношения к предрассудку. Можно думать, что он сам находился под впечатлением предрассудка и не способствовал прекращению рассуждений на эту тему, которые, несомненно, велись в среде зимовщиков. Впрочем, в одном случае Пайер допускает неточность: как было указано выше, из Тромсё «Тегеттгоф» вышел не 13-го, а 14 июля. Чрезвычайно интересно, что говорит по этому поводу Вайпрехт в одном из своих писем, отправленном 12 июля 1872 г. с графом Вильчеком на родину: «Послезавтра мы выходим в море. Собственно говоря, мы могли бы отшвартоваться уже завтра, но ввиду того, что судно было пущено со стапеля 13-го числа и покинуло Бременхафен тоже 13-го, я не хочу прибавлять еще одну такую цифру в счет, предъявляемый нами судьбе». – Примеч. пер.


[Закрыть]

Утром, когда мы сидели за завтраком, льдина дала трещину, которая пришлась поперек судна. Мы выбежали на палубу и убедились, что находимся в середине сжатия. Оно уже охватило корму. Жалобно кряхтел руль, который в первую очередь подвергся напору льда. Мы крепко привязали его, потому что было не под силу поднять его на палубу.

Сопротивляться было бесполезно, и все-таки казалось трогательным, как человек напрягал свою пигмейскую силу для борьбы с силами природы! Мы спрыгнули вниз, на лед. Глыба под нашими ногами дрожала, и воздух наполнялся в буквальном смысле рычанием и стонами. Мы быстро спрятали все имущество, лежавшее за бортом судна. Подобно паукам, исправляющим разорванную паутину, скрепляли мы широкими швами отдельные льдины с помощью тросов и ледяных якорей. Кроме того, мы набивали трещины снегом в надежде, что мороз докончит наш труд. Но такое шитье разрывалось от одного вздоха Ледовитого моря. Лед поднялся против нас, будто народ во время восстания. На месте ровных полей выросли угрожающие горы. Из слабого стона возникали звон, треск и гул, переходившие в тысячеголосый злобный рев. Подобно бесчисленным полкам дьяволов, одетым в белое платье невинности, насмешливо вопило все кругом[45]45
  Кто не пережил этого, тот не поверит, как правдиво это сравнение. Мы всегда называли эти звуки таким именем, поэтому я и сохраняю это несколько смелое сравнение. – Примеч. авт.


[Закрыть]. Наша льдина оказалась разбитой. Она разлетелась на отдельные глыбы, громоздящиеся друг на друга. Горы ледяных обломков возвышались над судном на много саженей. Находя вплотную на судно, они отталкивали прочь дубовые кранцы футовой толщины, как бы насмехаясь над их назначением. Огромные массы льда вдруг низвергались в пропасть, увлекаемые мощным водяным валом под судно. Таким образом под ним скоплялось все больше и больше льда, и корабль начало выпирать кверху[46]46
  Впоследствии это оказалось одной из главных причин, почему мы вынуждены были оставить судно, оказавшееся вследствие этого в вечном плену. – Примеч. авт.


[Закрыть].

Небо было в тумане, в северной части его рисовалось семь сказочных гор, образованных синими тучами. Начались торопливые приготовления к оставлению судна в случае его перелома, что произошло бы неизбежно, если бы оно не поднялось достаточно высоко. Мы спустились в каюту и стали одеваться. Впереди было неизвестное. Захватили с собой только оба флага и те мелочи, расстаться с которыми труднее всего. Все остальное имущество пришлось бросить на произвол судьбы. Тяжело было думать о ценности вещей в эти минуты, когда рушились наши надежды. В то же время мы обязаны были помнить даже о мелочах. Казалось, что темные силы окружили нас. Доски отчаянно скрипели, судно поднялось и снова резко наклонилось. Все полетело, покатилось, двери сдвинулись с мест, а людям казалось, что настал момент, когда все рухнет, чтобы уступить место расходившимся стихиям.

В 12 ч 30 мин сжатие достигло страшной силы. Все трещало и грохотало, как во время пожара. Команда, посланная вниз обедать, бросилась сейчас же на палубу. Судно стало все больше ложиться на левый борт, и чтобы сохранить палубу от нависшего над нею льда, мы скалывали верхушки глыб и сталкивали их прочь.

Как и раньше, сжатие то возрастало, то ослабевало. В 1 час дня, когда опасность стала меньше, мы пообедали внутри судна. Корпус корабля дрожал. Теперь давление пришлось поперек судна. Мы бросились на палубу с остатками еды в руках и стали распределять между собой спасательные работы. Мрачный контраст был между нашим молчаливым действием и неистовством льда! Лейтенант Вайпрехт снаряжал лодки, офицеры Брош и Орел приготовляли провизию, доктор Кепес укладывал аптеку, тирольцы открывали пороховой склад и выносили боевые припасы и ружья. Я складывал нарты, палатки, спальные мешки и раздавал команде шубы, в которые люди начали кутаться.

, В 2 ч пополудни ледовое давление было настолько сильно, что корабль начал крениться на бакборт и поднялась носовая часть… Наша амуниция и тяжелые предметы были принесены на палубу, чтобы мы могли вовремя сбросить их на лед, если нам придется покинуть корабль на наших лодках и санях.

Эллин Карлсен

Таким образом, все оказались готовыми к путешествию – к какому, куда, не знал никто. Вокруг нас не сохранилось ни одного кусочка ровного льда. К тому же ни одна глыба, ни одна льдинка не находилась в покое, все дыбилось, крутилось и гремело. Мы не могли вынести нарты на лед из боязни, что пучина их немедленно поглотит. В этом обстоятельстве был кошмар нашего положения. Куда было нам бежать? Ведь мы оказались бы без малейшего запаса провизии, если бы судно затонуло. И каким образом мы достигли бы по ледяному бездорожью, не имея самых необходимых вещей, земли, отдаленной на тридцать миль?

Наши собаки были неразлучно с нами. Они вскочили на ящики и глазели на движение льдов. Мы привязали их. Сумбу потерял все свойства своей лисьей натуры. Его обычно хитрый взгляд принял выражение боязливой покорности. По собственной инициативе он протягивал каждому проходящему свою лапу. Второй лопарский пес, маленький Пекель, был привязан на левом борту к штормтрапу; я отдал ему свою еду, а он с лаем прыгал на меня, лизал мою руку и вопросительно поглядывал на лед.

В 4 ч дня сжатие стихло; спустя еще час наступила тишина. Мы смогли спокойнее осмотреться. Плотник сгребал снег с палубы для осмотра швов между балками. Они оказались пока в порядке. Шпангоуты и бимсы[47]47
  Балки, связывающие борта судна между собой. – Примеч. пер.


[Закрыть] еще держались, и в трюмы проникло еще не очень много воды. Такое благоприятное положение следовало отнести за счет крепости нашего судна и закругленности его контуров. Только это последнее свойство обусловило возможность подъема судна, тогда как тугая набитость трюмов увеличивала сопротивляемость корпуса. Судно немного выпрямилось, так что хождение по трапу не представляло уже труда. Только железные обручи, защищающие винт, оказались сорванными. Вечером удалось откачать воду из трюма; с 13 дюймов – нормальный уровень – до уровня в 6 дюймов.

Мы спустились отдохнуть в каюту. Довольные исходом, но все-таки озабоченные, смотрели мы в будущее. Мы научились, подобно населению страны, расположенной над очагом землетрясений, подозревать каждый шорох. Впереди была долгая зимняя ночь. Предстояло еще вынести ужасные холода, и не исключалась возможность оказаться заброшенными в неизвестные части земного шара. Но самым скверным была неуверенность в успешности нашей экспедиции и в благополучном ее исходе. Ночью все спали одетые, хотя раздававшиеся стоны слабо и редко сжимающегося льда беспокоили нас мало. Такие волнения испытывали мы почти ежедневно в течение ста тридцати дней.

Счастьем надо было еще считать, что первые напоры льда пришлись на светлый период. Смятение и гонка были бы вместо спокойной подготовки, если бы это случилось полярной ночью. 14 октября утром во время общей еды все были серьезны. Каждый видел перед собой перспективу многих опасностей и лишений во время предстоящего дрейфа в Ледовитом море среди зимней ночи. С каждым наступающим днем нас все больше и больше угнетала мысль о бесславном конце экспедиции. Возможно, быстрое восстановление нашей льдины было сильнейшим желанием всех нас. Только сильный мороз и снегопад, думали мы, сможет скрепить между собой этот хаос обломков и спаять их в одну новую глыбу. Поэтому возможное улучшение связывалось нами с дальнейшим развитием зимы. Мы еще не знали и не испытали на себе того, что достаточно одного значительного мороза даже без ветра, чтобы вызвать новое трескание ледяных полей. У нас было еще другое утешение, состоявшее в том, что сжатия должны будут прекратиться, как только мы пройдем восточную границу Новой Земли. После этого мы сможем свободно дрейфовать в Карском море, вдали от неподвижных барьеров из суши. Однако и эта надежда была обманчива: нас понесло на северо-восток, и притом не в Карское море. Кроме того, сжатия бывают как вблизи земли, так и в середине Ледовитого моря. В нашем случае главной причиной сжатий могли служить именно ледяные массы, идущие из Карского моря[48]48
  Предположение Пайера, по-видимому, правильно, так как в Карском море существует поверхностное течение, вызываемое притоком обь-енисейских вод. В особо ледовитые годы, каким был 1872/73 г., лед, поджимаемый речными водами с юга, должен сворачивать в сторону меньшего сопротивления, то есть в Баренцево море. – Примеч. пер.


[Закрыть]. Хотя начавшийся период был полон жутких моментов, но читателя утомило бы точное хронологическое описание наших ежедневных переживаний и впечатлений. Поэтому я привожу лишь немногочисленные выдержки из моего дневника того времени, которые выражают чувства, испытываемые кучкой людей на борту «Тегеттгофа» и превращавшие их существование в подлинный кошмар.

14 октября. В 8 ч 30 мин вечера образовалась новая трещина позади судна по направлению к рулю. Треск. В одну минуту все оказались на палубе в шубах, с аварийным свертком в руках. И так будет продолжаться в течение всей зимы. Что за жизнь!

15 октября. Все спят одетые. Рано утром в 8 ч новые сжатия, не такие сильные, как позавчера, но достаточные для того, чтобы поднять всех с коек и поставить в готовности на палубу. Снова поднесло много льда под приподнятую корму судна. Когда опять наступила тишина, каждый занялся шитьем мешка для имущества, которое хотел бы спасти в случае гибели судна. В моем мешке будет: одна пара меховых и одна пара нитяных перчаток, одна пара снеговых очков, шесть карандашей, одно полотенце, три записных книжки, дневник моего гренландского путешествия, тетрадь с рисунками, шерстяной шлем, десять пулевых патронов, две пары чулок, один нож и принадлежности для шитья. Во время сжатия 13 октября мы совершенно забыли захватить карты Новой Земли; теперь я упаковал два экземпляра. В лодках находятся: десять ружей, две тысячи патронов, двое больших и двое средних нарт, одна палатка на десять человек, одна – на шесть человек, два больших спальных мешка для восьми человек и один маленький мешок для шести человек. Хотя все наши спасательные приготовления были напрасны в случае гибели судна, потому что весь лед кругом крошился на мелкие части от сжатия, мы все-таки должны были делать вид, что верим в спасение, ради взаимного подбадривания! Вечером в 6 ч – первый восход луны. Полнолуние. Луна напоминает блестящую медную монету на темно-синем небе. Вечером лед притих. Ночью снова спим без одежды.

16 октября. Беззаботный сон до 2 ч ночи. Потом снова сжатие. Все на палубу! Люди выбросили на лед оленьи рога с Новой Земли, потому что, согласно морскому предрассудку, рога на борту судна предвещают несчастье. Снова тишина. От усталости я заснул. В 5 ч 30 мин утра новое сжатие в течение 20 минут, почти такое же ужасное, как 13 октября. Поспешность, с которой каждый выбегает из нижних помещений при первом треске судна, говорит о том впечатлении, которое этот шум производит на умы. Привыкнуть к нему невозможно. Все столпились на палубе. Снова тишина во льду. В 7 ч 30 мин утра опять тяжелое сжатие, сорвавшее кранцы вместе с шлюпбалками, к которым они были прикреплены. Судно немного поднялось. Сегодня отгребли возвышающийся над бортом лед, чтобы он не свалился на судно. С собак уже в течение трех дней не снимают ошейников. После обеда я наполню большой жестяной бидон спиртом, тогда у нас будет в готовности 152 бутылки алкоголя. Вечером небольшое сжатие. Ночью я нарисовал изумительный лунный вид. Что может быть мирнее и вместе с тем лживее этой картины в такой час!

Гало вокруг луны

, Ночью мы получили прибавление семейства. Одна из собак ощенилась тройней. Раньше она всегда лежала под лодкой, теперь же она нуждается в более теплом крове, который мы приготовили для нее.

Эллин Карлсен

17 октября (−14°). Ночью все были спокойны, кроме Лузины, который сообщил, что судно принимает все больше воды: впереди 16 дюймов, в середине – 11. Наша сука Земля родила сегодня щенка. Но он замерз под большой шлюпкой, потому что мать, ослепленная любовью, отстраняла нашу помощь. Восточный ветер. Сильная пурга. В течение дня только один короткий треск в момент образования новой трещины в нагроможденном льду по правому борту.

18 октября. Мы становимся беззаботными: из лодок вынимаются одеяла, большинство решает раздеваться на ночь. После многонедельного перерыва сегодня снова выглянуло солнце. Его высота над горизонтом была только 2°25′, температура −23°, широта 77°48′.

19 октября. Треск судна. Солнце взошло без четверти десять, но скоро исчезло в морозном тумане.

20 октября. Корпус судна все еще лишен необходимой одежды из льда и снега, тогда как мы все торчим уже в шубах, оленьих пимах[49]49
  Пимы – меховые сапоги выше колен мехом наружу. Подошва тоже меховая. Пимы надеваются поверх лептов – таких же сапог мехом внутрь и несколько меньшей длины. Зимой носят оленьи пимы, летом – тюленьи, обладающие свойством полной непромокаемости. – Примеч. пер.


[Закрыть] и валенках. Вечером слабые боковые солнца.

21 октября. Ночью мы встревожились сильным грохотом и через несколько минут высыпали на палубу, закутанные в шубы. Образовалась трещина, идущая от штормтрапа вдоль всего правого борта и соединившаяся с ранее возникшей трещиной за кормой судна. В течение одного часа трещина эта раздалась до 4 футов в ширину. Часами работали мы при ламповом освещении над заделыванием этой трещины снегом и глыбами льда. Можно было надеяться, что благодаря низкой температуре щель снова срастется сама собой. Вокруг луны был огромный круг. Луна освещала жуткую безлюдную пустыню. Снова тихо. Когда кто-нибудь спускается в каюту с палубы, все невольно вглядываются в него, стараясь узнать по выражению лица, что делается там, наверху. Всегда ждут с беспокойством известия, что лед приходит в движение. В 9 ч вечера снова движение во льду. Клотц потерял свое стоическое спокойствие. Пропала философическая важность его замечаний, когда соседи его, как и прежде, соскакивали при малейшем шорохе с коек, чтобы захватить свой скарб и убежать на палубу. Ежедневно замерзают помпы, их оттаивают кипятком. Но сегодня от перенапряжения лопнула ось от помпы.

, Ночью в 11 ч 30 мин появилась большая расщелина возле корабля… Мы набили в нее лед и снег, чтобы она быстрее смерзлась и таким образом укрепила лед вокруг корабля … Днем мы были заняты тем, что снимали переднюю мачту. Среднюю перекладину удалили, чтобы мачта смогла встать на новую позицию. Стоял ужасный холод. У нескольких человек были обморожения ушей и частично ног.

Эллин Карлсен

22 октября (−26,5°). Ночью движение льда. В 9 ч 30 мин восход солнца; меридианная высота – 1°41,5'. Вечером щель открылась снова. Вокруг нас образовались трещины и маленькие полыньи. Морозный туман наполняет воздух. Сегодня выбросили на лед череп медведя, потому что люди утверждали, что он приносит несчастье.

23 октября. Ночью дикое движение льда. Высота солнца была сегодня немного больше одного градуса. Форма его была искажена рефракцией: оно было яйцевидное с быстро вибрирующими краями.

24 октября. Дневной свет настолько слаб, что лампы горят во внутренних помещениях почти в течение всего дня. У многих от мороза повреждены руки; это следствие тяжелой работы по уборке части такелажа и приготовлению запаса провизии на палубе.

25 октября. После обеда – попытка езды на собаках. Снег лежит между торосами на небольших ровных площадках в таком огромном количестве, что погружаешься в него выше колен. Снег затвердел бы только после бури, а у нас все время штиль и легкие бризы. Вечером опять было движение во льду за кормой судна, причем сопровождалось это звуками самых высоких, сопранных тонов. Часто шум наступающего льда напоминает свист и рев бури среди скал или среди такелажа судна. В 8 ч 30 мин вечера лед стал нажимать с левого борта и отделился от него так, что судно сначала заметно приподнялось, а потом опять опустилось приблизительно на фут. Опять возникает опасение, что лед не успокоится в течение всей зимы.

26 октября (−24°). Сжатие в течение всей ночи. Захватив с собой оружие и фонарь, мы доставили на лед с помощью нарт две лодки, сто пятьдесят поленьев, пятьдесят досок и уголь. Мы выбрали наиболее устойчивую льдину, на которой, как нам казалось, безопаснее всего построить домик. Усталость взяла верх, и, несмотря на треск судна, я заснул.

27 октября. В полдень солнце только немного поднялось над горизонтом. Начавшийся ночью сильный юго-восточный ветер расширил трещину, расположенную в пятистах шагах от правого борта, до размеров большой полыньи.

28 октября. Сегодня солнце распрощалось с нами. Только верхней частью диска выглянуло оно над горизонтом и послало нам свои мягкие лучи, похожие на утешающий взгляд уходящего друга. Угольный дом готов. Нигде в мире нет менее надежного жилища. Буря может снести дощатую крышу, возвратившееся солнце растопит законопаченные снегом щели, случайный огонь может охватить и уничтожить стены домика, он может утонуть при сжатии льда. 2 ч дня. Вокруг нас скрипит разломанный и громоздящийся лед, наша льдина немного поворачивается, скоро наступит сжатие.

Начало полярной ночи. Октябрь 1872 г.

29 октября. Ночью был шорох во льду, который нас, правда, не встревожил. Солнца уже нет, остался только розоватый свет на полуденном небе.

30 октября (−24°). В 3 ч 30 мин утра раздался страшный треск. Мы соскочили с коек и скоро стояли, как всегда, одетые, на палубе с имуществом в руках. Образовались новые трещины, и лед быстро раздвигался. Две шлюпки и угольный домик отделились от нас валом наторошенного льда. В небольшую полынью сел чистик и был нами подстрелен. Это первая птица за долгое время[50]50
  По-видимому, это был запоздалый путник из числа тех, что отправились на юг, потому что известно, что на Новой Земле зимуют только совы, белые куропатки и вороны. – Примеч. авт.


[Закрыть]. Потом опять тишина. Но она уже не дает успокоения. Самый незначительный звук на палубе, каждое падение предмета пугает нас. В полдень, когда мы сидели за едой, послышался снова треск, перешедший в дикое уханье в самом корпусе корабля. Шипенье во льду было настолько сильное, что было слышно даже в каюте, и казалось, что все Ледовитое море через минуту превратится в сплошной кипящий котел. Все трещины выделяют густые пары. Почти каждая ночь проходит без сна. Ко всему привыкает человек, но к этим ежедневным ужасам и бесконечному повторению вопроса о том, когда же все кончится, мы не могли привыкнуть.

Один из нас очень справедливо заметил сегодня: «Я прекрасно понимаю, что при продолжительном повторении неожиданных угроз жизни можно сойти с ума». Опасности нас не страшат: «расставаться не трудно, когда не знаешь, с чем расстаешься». Но наше положение гораздо хуже, потому что мы находимся под постоянной угрозой гибели и не знаем, когда это случится: сегодня, завтра или через год. Еще больше, чем опасность, нас угнетает плен, потому что в опасности даже слабые оказываются сильными при том условии, что они могут дать хотя бы пассивный отпор. Подняться с койки, схватить ружье и мешок и выбежать на палубу стало механическим действием. Наклонившись над бортом, мы разглядываем с дрожащего, трепещущего судна, как переваливаются льдины. Ночью, неподвижно лежа, мы вслушиваемся во все возрастающий рев льда, в грохот напирающей стихии.