Текст книги "Штурманок прокладывает курс"

Глава пятая
ХАУПТШТУРМФЮРЕР ВОЛЬФГАНГ ФОН ГЕНКЕЛЬ

1

Солдат проводил меня в зальце с колоннами. Из-за стола в углу вскочила фройляйн в форме вспомогательных войск. У нее были круглые очки, унылый нос и роскошная светло-каштановая коса. Докладывая, что майор Лемп в городе, а лейтенант Кляйнер сейчас освободится, девица покраснела. Ее оттопыренные уши были густо розовыми на просвет. Занятно! Неужели это она выручила Аркадия Семенца?

Девица предложила сесть и сама уселась так, что были слишком хорошо видны ее ноги в изящных туфельках, вопреки форме.

Я тут же взял дружески-игривый тон. Ее звали Эрна.

– А почему не Эри? Так называется озеро в Канаде. Вы там не бывали, Эри? Ваши глаза напоминают это озеро. Снимите-ка очки!

Мы уже были почти приятелями, когда ее позвал Кляйнер. Не дожидаясь приглашения, я тоже вошел в кабинет.

Слева небольшая дверь, столик с креслами. Справа – сейф, яркая лампа на обширном письменном столе, за котором терялся в этой полупустой комнате маленький лейтенантик. Он узнал меня мгновенно и не слишком удивился:

– Прошу вас, герр хауптштурмфюрер!

Мы поздоровались как знакомые, без официального «хайль».

Кляйнер извинился за вчерашний обыск и тут же попросил документы. Я сказал, что предъявлю их Лемпу. Тут Кляйнер обратил внимание на мои сапоги, залепленные грязью:

– Вы пришли пешком?

– Да нет! Преследовал одного типа, залез по горло в болото. Ну, а потом у ваших ворот отправил машину. Срочный пакет в Ровно. Лейтенант, вам не приходит в голову, что я голоден? Ужин – сюда, в кабинет, а я пойду приведу себя в порядок.

– Слушаюсь, герр хауптштурмфюрер. Если разрешите, я пока допрошу некую личность. Возможно, знаете его – Гуменюк.

Когда я вернулся в кабинет выбритым, в начищенных сапогах, Гуменюк все еще был там. Кляйнер, как водится, посадил его под свет лампы. Эрна переводила, делая заметки в блокноте.

Кивнув Кляйнеру, чтобы он продолжал, я сел за спиной Гуменюка к столику, где уже стоял ужин с бутылкой вина.

Гуменюк говорил без умолку; пыхтя, доказывал, что сызмальства ненавидит все русское. Ему противен русский язык. Само слово «Москва» доводит его до бешенства. Как он может быть связан с подпольем, если большевики лишили его имущества?

Время от времени Кляйнер прерывал это словоизвержение:

– Откуда у вас радиодетали? Где русская радиостанция?

Гуменюк разводил короткими руками, затылок его багровел.

– Придется допросить его в подвале, – сказал мне Кляйнер.

Гуменюк обернулся. Узнал или не узнал?

– А вы не церемоньтесь с ним, лейтенант. Сейчас я научу вас.

Гуменюк смотрел на меня с ужасом и удивлением.

– Вы, вы. – Он даже встал. Сейчас скажет, кто я.

– Сесть! – Я так стукнул по столу, что выплеснулось вино. – А ну рассказывай, предатель, как ты дал немецкую форму партизанскому связному. Говори, шкура, куда увезли рацию!

Я расстегивал кобуру пистолета, когда в комнату вошел мрачный Лемп в шинели и фуражке. Он увидел меня и остолбенел.

– Чему вы удивляетесь, Ферри? Хайль Гитлер!

Он ответил «хайль» таким тоном, будто хотел сказать: «Ну и денек сегодня!»

– Уберите, пожалуйста, этого кретина, – попросил я Кляйнера. – У нас с майором есть дела поважнее.

– Да, да, – сказал Лемп, – займитесь им там...

Эрна взяла его шинель и фуражку. Когда все вышли, я показал Лемпу жетон и документы фон Генкеля:

– Вы молодец, Ферри, не ошиблись тогда.

– Только идиот мог считать вас русским, – буркнул он. – Но зачем все это?

И тут я рассказал ему, что по заданию генерала Томаса провожу секретную проверку местной службы безопасности.

– Вы в курсе сегодняшних ужасных событий, герр майор? За это крепко достанется всем.

– Еще бы! Весь город в панике, будто русские танки уже на мосту. А этот флаг на башне? Почему-то морской?

Я налил по бокалу себе и ему. Он выпил, но остался мрачным. Тут я «пошел на откровенность», сказал, что в четвертое управление СД в Берлине еще несколько дней назад поступили сведения о подготовке покушения на Берга и Хокка. Именно поэтому вместо них прибыли менее значительные лица. А местная СД показала свою полную бездарность, если не хуже.

– Они умеют только мешать вам, Ферри. Впрочем, и вы не брезгаете вмешательством в их дела.

Тихо, как мышка, в дверь проскользнул Кляйнер и вызвал Лемпа. Понятно! Гуменюк сказал Кляйнеру, что я партизан.

Оставшись один, я убедился, что ящики стола не заперты. Ничего важного там нет. Сейф обычный. Я видел такие в советских учреждениях. Маленькая дверка ведет в комнатку с архивными шкафами и умывальником. Выход из комнатки – только сюда.

Лемп отсутствовал долго. Очевидно, он сам допрашивал Гуменюка в подвале. Сейчас он сделает свой ход.

Ход оказался несложным. Лемп вернулся в сопровождении автоматчиков и с порога потребовал, чтобы я сдал оружие.

– Этот пистолет – подарок моего начальника, – сказал я, протягивая ему рукояткой вперед вальтер, полученный от Веденеева. – Пожалуйста, не повредите его как-нибудь.

– А сами вы не боитесь получить повреждения, герр Генкель, пан Пацько или как вас там по-настоящему?

Один из солдат с профессиональной сноровкой обшарил мои карманы, вынул из кобуры запасную обойму:

– Больше оружия нет, герр майор.

– А теперь убирайтесь вон, – спокойно сказал я солдату. – Надеюсь, вы не боитесь, Ферри, остаться с безоружным человеком, которого, как вы выразились, только идиот мог принять за русского.

– But I don't say you are a Russian![86]86
  Я и не говорю, что вы русский! (англ.).


[Закрыть] – произнес он на плохом английском языке.

Вот это оборот! Он принимает меня за англичанина!

– Your english is wery poor, Ferry![87]87
  Вы отвратительно говорите по-английски, Ферри! (англ.).


[Закрыть] Продолжим на родном языке. Отошлите охрану. Вы помните Рюхина?

Он махнул рукой автоматчикам и уселся, как прежде, за столик с незаконченным ужином. Постепенно его лицо из надменно-официального снова стало настороженным и фальшиво-любезным.

– Так вот, мой дорогой Ферри, ваш русский агент Рюхин выдал советской контрразведке всю заброшенную вами группу.

– Это ложь! – сказал он. – Откуда вы знаете о Рюхине?

– Вы получали от Рюхина шифровки, по его требованию направили в район Котельниково еще одну группу, а потом наступило молчание. Так?

– Дальше. Что вы еще знаете?

– То, чего не знаете вы. Вы стали объектом радиоигры русской контрразведки. Это они посылали вам шифровки, пользуясь позывными и кодом Рюхина. Данные, полученные вами, – липа. Вы сообщили о сосредоточении русских войск в том месте, где их не было, и неплохо помогли русским при окружении шестой армии. А люфтваффе вместо военного объекта разбомбила склад железного лома.

– Если даже это так, откуда вам это известно?

– Не догадываетесь? Английская разведка обменивается информацией с русскими.

– Вы подтверждаете, что вы английский агент. Какая служба? «Сикрет сервис» лорда Ванситтерта или МИ-15 полковника Кука?

– О моих контактах с англичанами вам знать не обязательно. Кстати, вы весьма смутно представляете себе организацию британских секретных служб. Это простительно. Но если адмирал Канарис узнает, как вы его подвели, пойдете рядовым на Восточный фронт. Это – в лучшем случае!

Я объяснил ему, что провал диверсионной группы под Сталинградом привлек внимание СД к южнобугской абвергруппе.

– Кальтенбруннер ищет промахи Канариса, чтобы при случае предъявить их фюреру, а вы, Лемп, пешка в этой игре великих людей. И действуете вы как самый настоящий идиот. Ну, на кой черт вам понадобился мой пистолет?

Лемп, однако, не сдавался. Он спросил, зачем мне, офицеру СД, нужно было наводить абвер на Митрофанова и Гуменюка:

– Согласитесь, это странно, Тедди! Что вы скажете на это, сэр? Как вас там – Джонсон или Смит?

– Если я Смит, почему вы зовете меня Тедди? Тедди – это Федор Карпович Пацько, которого больше не существует. Меня зовут Вольфганг фон Генкель. Вы можете называть меня по-приятельски Вольф.

Он наконец соизволил пошутить:

– Вам больше подходит Фукс[88]88
  Игра слов. Вольф по-немецки – волк, а фукс – лиса.


[Закрыть].

– Благодарю вас. Так вот, Ферри, вы хотели завербовать мелкого осведомителя СД, а я предлагаю вам работать непосредственно на четвертое управление службы безопасности и помочь мне следить за местными органами СД. Со своей стороны обещаю вам, что позорная история с Рюхиным не дойдет до вашего начальства.

Мы говорили до часу ночи, и я доказал Лемпу, что самый опасный для него человек – этот подонок Гуменюк, большевистский подпольщик, который сумел стать агентом службы безопасности. Если СД удастся заполучить Гуменюка, его потихоньку расстреляют, а потом заявят, что улики против него сфабрикованы Лемпом для дискредитации южнобугского СД. Лемп наживет врагов в лице начальника СД и его помощника Шоммера. Они доведут до сведения самого Гиммлера, что абвер вмешивается не в свое дело. Поэтому из Гуменюка нужно выжать все и тут же расстрелять его.

– Мы ни черта не добились у него, – мрачно сказал Лемп. – Попробуем еще завтра.

– А учителишко Митрофанов?

– Оказался очень хлипким. Подох на допросе у Кляйнера.

Наконец Лемп согласился, что лучше всего расстрелять Гуменюка немедленно. Ну, а нелепая выдумка, будто я бежал из его квартиры в костюме немецкого офицера? Кляйнер слышал, как я рассказал подобный эпизод Гуменюку. Он сейчас готов на любую уловку, чтобы добиться встречи со своими хозяевами в СД.

Лемп нажал ногой незаметную кнопку у левой тумбы письменного стола. Тут же появился тихоня Кляйнер.

Лемп спросил:

– Гуменюк дал сведения?

– Нет. И теперь уже вряд ли даст.

– Ликвидируйте его, и чтобы не было никаких следов. Верните хауптштурмфюреру пистолет.

Я небрежно опустил пистолет в кобуру. Мы допили вино.

– С меня на сегодня довольно. Что за день! – сказал Лемп. – Пошли спать?

– Да. Русские говорят: утро вечера мудреней.

С меня тоже было довольно на сегодня. Только крайнее нервное напряжение помогало преодолевать усталость. Но игра еще не была окончена.

Проходя по коридору, я увидел щелочку света в неплотно притворенной двери. В этой щелке блестело круглое стеклышко очков. Малышка Эри интересуется, куда мы пошли!

Моя комната оказалась через одну дверь. Я пожелал Лемпу спокойной ночи и лег не раздеваясь.

Есть ли у них радиосвязь с Берлином? Пистолет, как и следовало ожидать, был разряжен. Хитрюга Лемп! Но нервы у меня все-таки покрепче, чем у вас, герр майор. Следующий ход делаю я!

2

Дверь была не заперта. Эрна сидела на постели без очков, в кружевном пеньюаре. Я уселся рядом и начал говорить о том, как мне недостает женской ласки и тепла. Она попыталась погасить лампу, но я не позволил:

– Твои волосы так эффектны при электрическом свете...

Она тут же распустила их решительным жестом.

– Наверно, они очень нравятся Лемпу?

– С этой точки зрения он меня не интересует. Пытался ухаживать, но я была неприступна.

Я понял – все наоборот. Не может простить Лемпу равнодушия.

– Лемп нашел себе в городе старую жирную подружку, – захихикала Эрна.

– А у жирной подружки есть сын, Аркадий, и вот ему-то очень нравятся эти восхитительные волосы.

Она отодвинулась от меня и спряталась под скорлупу очков.

– Крошка, – сказал я, – ты нарушила расовые законы? Славянин – какой позор! А если в гестапо станет известно, как Аркадий вернулся в лоно семьи?

Она потянулась к тумбочке, но я раньше ее сунул руку в ящик, взял оттуда пистолет и высыпал патроны себе в карман.

– Не делай глупостей, Эри! Версия с самозащитой не пройдет. За убийство офицера гестапо повесят. Ну, а за то, что агент Гусаков вместо советского тыла разгуливает по немецкому, только отправят в Бухенвальд или Заксенхаузен.

Эрна мелко дрожала в своем пеньюаре. Я накинул на нее одеяло, выглянул в коридор и снова сел рядом с ней:

– Мне жаль тебя, а Лемп мне нужен. Я спасу вас обоих, если ты мне поможешь.

Она попыталась успокоиться, закурила сигарету.

– Что я должна сделать?

– Только ответить на мои вопросы. Но если соврешь, это непременно выяснится. Тогда – концлагерь.

Оказалось, что Лемп не знает о ее делишках с Аркадием. Он служит здесь несколько месяцев, раньше служил в Ростоке, но проворовался и едва не угодил на

фронт. Об этом рассказал Эрне предшественник Лемпа. Сейчас Лемп мечтает о возвращении на запад. Именно для этого ему потребовалось золото пана Семенца. Зимой Лемп примет абвергруппу в Нормандии. Эрна ежедневно дает ему уроки французского языка.

Она устала и отвечала на мои вопросы послушно и вяло.

Я узнал, что Кляйнер уже пристрелил Гуменюка в подвале. Радиосвязь со штабом абвера можно установить в любое время.

– Где находится ключ от сейфа в кабинете Лемпа?

Эрна снова насторожилась:

– При чем тут сейф?

– Я тебе объяснял, что проверяю работу вашей абвергруппы. Мне надо знать, соблюдаются ли правила секретности.

– Лемп всегда носит ключ с собой.

– Тоже непорядок! – сказал я. – Сейчас мы расстанемся. Ты никогда никому не скажешь о нашем разговоре. И Лемпу тоже. Если заметили, что я был у тебя, можешь покраснеть и смутиться. Ясно?

– Ясно, герр хауптштурмфюрер.

– Ну, зачем так официально? Ложись спать – скоро утро. И помни даже во сне: если проболтаешься или наврала – концлагерь.

В своей комнате я первым делом зарядил пистолет, разделся и лег отдыхать. Мне нужно было выключиться хотя бы на два-три часа, чтобы набраться сил для очередной схватки. Но лежать я не мог. Подошел к окну, распахнул его. По двору ходил часовой. Светало. Луна ушла, и пруд за кирпичным забором стал из серебряного свинцовым. В этот пруд они, вероятно, сбросили труп Гуменюка. А может быть, и я последую за ним? Нет! Я сильнее Лемпа, хотя нахожусь у него в руках. Для него нет ничего святого. Только деньги! За них продаст отца и мать и даже своего проклятого фюрера. Вот это надо помнить всегда, имея с ним дело. Взятка – его оружие в борьбе с такими, как он. Семенец дает взятку Лемпу, Лемп – какому-то своему начальству, чтобы перевестись во Францию. Даже человеческая жизнь расценивается у них на золото. Посмотрим, во что вы цените собственную жизнь, герр майор!

3

Утром мне принесли чашку натурального кофе и булочку. Пить кофе я не стал. Не ожидая приглашения, я сам пошел к Лемпу. В кабинете, кроме него, находился чистенький, выбритый Кляйнер. Лемп выглядел усталым. Веки припухли, небритые щеки приняли пепельно-серый оттенок. Очевидно, он так и не ложился сегодня.

– Вы плохо спали, Ферри? – спросил я.

Он отослал Кляйнера. Снова мы уселись за стол в углу. Это напоминало продолжение шахматной партии с невидимыми фигурами. Я не знал, есть ли у Лемпа ферзь, не знал, какие поля под ударом.

Лемп сразу пошел ферзем:

– Ночью я получил справку по радио из нашей берлинской картотеки. В штабе генерала Томаса никакого Генкеля нет. – Он сделал паузу, чтобы насладиться произведенным впечатлением. – Я могу вас арестовать или просто ликвидировать, как вы советовали поступить с Гуменюком. Кстати, я пока воздержался от этого.

Я знал, что он лжет, но не стал его уличать.

– С Гуменюком вы можете поступить как угодно, со мной – не можете. Я слишком много о вас знаю.

– Тем более! – резонно ответил он. – Интересно, что же вы знаете обо мне, кроме провала группы Рюхина?

– Это немало, А в какую сумму обошлось улаживание воровской истории в Ростоке?

– Да, – сказал он убежденно, – камень на шею – и в озеро.

– Не that has a house of glass must not throw stones![114]114
  Тот, у кого дом из стекла, не должен швыряться камнями! (Английская поговорка.)


[Закрыть]

Он тоже знал эту поговорку, и она привела его в ярость:

– Бросьте дурачиться! Говорите начистоту!

– Хорошо, будем откровенны. Вы собираетесь во Францию? Не удивляйтесь – служба безопасности обязана знать всё. Я помогу вам, если окажете мне маленькую услугу.

– Отпустить вас? А на кой черт мне теперь ваши услуги?

– Вы хотите сказать, что уже купили себе перевод во Францию за пятьсот золотых пятерок, которые получили от Семенца?

Это был залп на поражение. Лемп встал и сделал шаг к столу, вернее, к кнопке у левой его тумбы.

– Вы действительно много знаете. Вас надо уничтожить до того, как явятся офицеры СД.

– Я сам офицер СД и поэтому знаю, что вы отпустили Аркадия Гусакова – он же Семенец, – которого готовили для засылки в тыл русских. Кажется, это называется разоблачением тайн абвера.

Лемп тяжело вздохнул:

– Я давно почувствовал, что вы опасный человек...

– Наоборот. Я – ваш спаситель. У меня очень высокие связи. Пистолет, который вы у меня отобрали, подарен самим шефом гестапо Мюллером. Вот смотрите...

Я вытащил пистолет. Лемп устало усмехнулся:

– Кем бы ни был подарен этот вальтер, он разряжен.

Тут я нажал на защелку, и мне в ладонь выпала заряженная обойма. Лемп с неожиданным проворством кинулся к столу.

– Назад! Сядьте в кресло! Молчите! – Обойма была уже в рукоятке пистолета. – Я предвидел, герр майор, что вы будете нервничать, – сказал я, вытаскивая из его кармана пистолет.

– Послушайте, сейчас сюда войдет Кляйнер.

– Не войдет! – Я запер дверь. – И вы не выйдете.

– Английская разведка всегда была лучше нашей, – сказал он, – но и вы тоже отсюда не выйдете.

– Посмотрим. Считайте меня, если хотите, англичанином, но я действительно хауптштурмфюрер.

– Врете, – прошипел Лемп. – Вы не Генкель. Он служил в войсках СС в рейхе. Уехал месяц назад на Украину.

– Вы чудак, Ферри! Мы же действительно на Украине, а не в Нормандии. Я – Генкель, родом из Дрездена. Вы давно заметили мое произношение. Знаете Магдебургштрассе, за стадионом? Дом семь – заходите после войны.

Лемп уже не говорил, а хрипел. Как загнанный в угол зверь, он вжался в кресло, сжимая подлокотники.

– Все равно вы – английский разведчик!

– Это мое хобби – вторая специальность. Почему Гуменюк мог служить рейху и русским? Я поступаю благороднее.

– Вас повесят.

– Поймите, Ферри, после окружения Паулюса фортуна может изменить Германии. И тогда связь с англичанами очень пригодится вам. Поэтому сейчас вы откроете сейф.

Он тут же согласился, и я понял: в сейфе есть оружие.

– Отоприте дверку, но не открывайте ее. Стреляю без предупреждения.

Он подчинился. В сейфе действительно лежал парабеллум. Стоя боком к Лемпу, с наведенным на него пистолетом, я быстро перебирал бумаги: отчет о формировании диверсионных групп, списки завербованных шпионов, инструкция с грифом «Особо секретно», за подписью самого Канариса, в связи с наступлением группы Манштейна на Восточном фронте.

В дверь постучали. Из коридора донесся голос Кляйнера:

– Вы здесь, герр майор?

Я шепнул Лемпу:

– Скажите, что заняты, пусть зайдет через полчаса.

Он послушно повторил мои слова. Инструкцию, касающуюся наступления Манштейна, я спрятал во внутренний карман.

– Копию вашего донесения я тоже захвачу. Напишите на ней, пожалуйста: «Хауптштурмфюреру Генкелю, лично» – и распишитесь вот здесь.

– Для чего вам это нужно?

– Для того чтобы покрепче пришвартовать вас к Британским островам. Вот так. Благодарю вас.

Снова в дверь постучал Кляйнер:

– Герр майор, к вам приехал оберштурмфюрер Шоммер.

– Пусть подождет, – сказал я очень тихо.

– Пусть подождет, – громко повторил Лемп.

Через окно я видел машину у ворот. Теперь меня может спасти только Лемп. Я наклонился к нему:

– Слушайте внимательно. Если сегодня к вечеру я не буду там, где меня ждут, то завтра на Принц Альбрехтштрассе[89]89
  Принц Альбрехтштрассе – улица в Берлине, где помещалось имперское управление безопасности, штаб-квартира Гиммлера.


[Закрыть] получат сообщение об освобождении Гусакова. А адмирал Канарис узнает о провале Рюхина.

Несколько секунд он рассматривал свои ботинки.

– Ложь. Еще одна ваша уловка.

И тут я рассмеялся:

– Ферри, я похож на кретина? Неужели же я полез бы к вам сюда, не обеспечив отход? Не говоря о вашем автографе.

Лемп поднял на меня красные от бессонницы глаза:

– Так уходите ко всем чертям! Сейчас позвоню, чтобы вас выпустили.

– Вот телефон нам ни к чему! – Я вырвал провод из стены вместе с розеткой. – С Бальдуром Шоммером у меня свои счеты. Для него я – русский агент СД, вышедший из повиновения, и он постарается арестовать меня, но тогда пакеты в Берлине попадут по назначению. Я буду за дверью, в этой комнатушке, а вы постарайтесь спровадить Шоммера. Никаких Гуменюков и Митрофановых вы в глаза не видели, а хауптштурмфюрер Генкель уже уехал. Не забудьте запереть сейф. Шоммера впускайте одного, без его головорезов, а то он и вам свернет шею. Держите ваш пистолет.

Через минуту из-за двери архивной комнатушки я услышал голос Бальдура. Он заявил, что служба безопасности возмущена вмешательством в ее дела. Митрофанов и Гуменюк должны быть немедленно переданы ему лично. В ответ на это Лемп утверждал, что слышит такие фамилии впервые. Бальдур настаивал:

– Их увез офицер абвера. Это точно установлено.

Нахальный басок Бальдура сменялся осипшим баритоном Лемпа. Когда Бальдур пригрозил, что перероет все помещение, Лемп вышел из себя:

– Мальчишка! Как вы смеете так говорить со старшими?!

– Видно, вы не имели еще дела со службой безопасности, – сказал Бальдур, – впрочем, один человек, носящий нашу форму, тоже находится у вас. Больше никуда он не мог скрыться на этом отрезке шоссе вчера около десяти вечера.

Было ясно, что Бальдур не собирается уходить. Того и гляди, явится его шеф с телеграфным вызовом Лемпа в Ровно или в житомирскую ставку Гиммлера. Единственная защита – атака.

Я вошел в кабинет и, не замечая Бальдура, спросил Лемпа:

– Почему здесь такой шум, герр майор? Я ведь просил не мешать мне просматривать ваши архивы.

Лемп моментально вошел в роль:

– Извините, герр хауптштурмфюрер. Тут приехал ваш офицер...

Бальдур перебил его:

– Подождите...

Он пошел на меня неслышным шагом через весь кабинет. Его широко расставленные серые глаза не мигая всматривались в меня, как окуляры стереотрубы:

– Какая приятная встреча! – Он сказал это по-русски, остановился, расставив ноги, засунул руки в карманы.

Я обратился к Лемпу:

– Герр майор, у нас свои внутренние дела. Тысячу раз извините, но нельзя ли нам остаться вдвоем?

Лемп медлил, не решаясь оставить нас наедине. Он боялся предательства, которое было обычным делом среди офицеров немецких секретных служб.

– Я – хозяин своему слову, герр майор.

Он вышел, а я тут же уселся за его стол.

– Ты смелый и нахальный парень, – сказал Бальдур, – но все-таки я тебя арестую.

– Ты забыл, что прошло уже много лет.

– Что из этого следует?

– То, что я уже давно служу фюреру и рейху. То, что мне по заслугам присвоили звание. Сейчас мы – не враги.

– Ошибаешься, – сказал Бальдур. – Даже если бы ты действительно был немецким офицером, мы все равно враги. Вспомни мои слова на водной станции.

– Ты промахнулся и тогда и сейчас.

– Неужели? – Он торжествовал, он позволил себе поиграть мною как кошка мышью. – Ну, а где теперь Анни?

– Анни – в Москве. Кажется, вышла замуж. Давай не отвлекаться. Вот мой жетон! – Я говорил громко, чтобы Лемп за дверью слышал наш разговор. – За попустительство вчерашней диверсии ответишь перед имперским трибуналом. Я убежден, что ты – комсомолец, антифашист – продался русским так же, как твой отец.

Он схватился за кобуру:

– Не смей упоминать имя моего отца! Ты арестован!

Я нажал ногой кнопку у левой тумбы стола. Вошли трое автоматчиков и следом за ними Лемп.

– Теперь понятно! – Бальдур взялся за телефонную трубку.

– Телефон испорчен, – сказал Лемп. – Вы кончили разговор о внутренних делах СД?

Бальдур презрительно посмотрел на него:

– Я арестовал вашего гостя, герр майор. В лучшем случае вы заблуждаетесь в том, кто этот человек.

– В моем учреждении вы никого не арестуете, – сказал Лемп. – Тем более офицера.

Бальдур расхохотался:

– Он – офицер? Пошли! А с вами, герр майор, мы поговорим!

Я поднялся из-за стола:

– Шоммер, вы ведете себя недостойно и ответите за эта. Доложите вашему начальнику, что завтра я буду у него с полномочиями от генерала Томаса. Майор Лемп, этот мальчишка зарвался. Проводите его, пожалуйста. У меня мало времени.

И Бальдур ушел. Он обернулся на пороге:

– Не позже чем через два часа тебе будут загонять иголки под ногти! – и захлопнул за собой тяжелую дверь.

Мои силы были на исходе. Больше суток – непрерывный бой. Но надо сделать еще одно усилие.

– Ферри...

Стоя у окна, он смотрел сквозь потоки, бегущие по стеклу, как Бальдур идет к машине. Когда она тронулась, Лемп сказал:

– Я погиб. Теперь мне ничто не мешал пристрелить вас.

– Нет, Ферри, мешает. Ваш пистолет разряжен. А главное то, что теперь только я могу вас спасти. Сейчас вы лично отвезете меня в закрытой машине туда, куда я укажу.

– А дальше? Что будет дальше?

– Дальше? Обличающие вас донесения будут задержаны. Я выеду в Житомир и вернусь сюда с генералом Томасом, чтобы навести порядок в местном СД. Ну, а затем, возможно уже в Нормандии, вы получите задание от моих других хозяев. Понятно? Что вы предпочитаете – доллары или фунты?

Спустя несколько минут из ворот усадьбы выехал закрытый вездеход. У бровки шоссе мок под дождем оставленный Бальдуром солдат-эсэсовец, но ему не было видно, кто сидит в машине. Да и что мог бы он сделать? Миновав пруд, машина свернула на проселок, ведущий к лесу, в котором вчера вечером скрылся мой тезка Чижик. Вездеход абвера шел на север, в сторону Киевского шоссе.

Всю дорогу мы молчали. Когда до корчмы Кощея оставалось не больше двух-трех километров, я попросил остановиться. Мокрые, ржавые дубы нависали над проселочной дорогой, а над дубами низко стелились осенние тучи. Шофер, тот самый солдат, который обшаривал мои карманы, злорадно наблюдал, как хаушгштурмфюрер в сверкающих сапогах выходит из машины прямо в грязь. В полузакрытых глазах Лемпа промелькнула яростная искра.

– Поздно, Ферри! Не поддавайтесь соблазну. Этот выстрел равносилен самоубийству. Сегодня между одиннадцатью и двенадцатью ночи на этом самом месте вы получите от меня известие. До полуночи не рекомендую возвращаться в абвер.

– Я понял, – сказал он, захлопывая дверку.

Хронометр показывал одиннадцать пятнадцать утра. Я стоял на обочине под дубами, и шум мотора уже затихал вдали.