Текст книги "Лучшие байки от Юлия Буркина"
Автор книги: Юлий Буркин
Жанр: Юмор: прочее, Юмор
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)
– Чипсы «Lays» у вас есть?
Продавщица:
– Нет, нету.
На что я хмыкнув отвечаю:
– Ну тогда 4 бутылки водки.
Она, как я заметил очень удивилась такой замене.
* * *
Дети лейтенанта Шмидта» приехали в город под названием Канск. Три дня концертов. Площадку готовят работники сцены, все, как на подбор, алкаши конченные.
В первый день ко мне подходит один и говорит:
– Подпиишите мне тут открытку. Для наших работников.
– А что писать-то, – спрашиваю?
– Ну-у… Может я продиктую?
– Диктуйте, – говорю.
Он диктует:
– От команды «Дети лейтенанта Шмидта» самой лучшей, какую мы только встречали, бригаде работники сцены.
Я слегка обалдеваю от такой надписи, но мне что, жалко что ли. Написал. Он прошелся по команде, и все свои автографы поставили.
На следующий день он опять подошел ко мне и говорит:
– Друг, можно я от твоего имени троих человек на концерт проведу?
– А зачем от моего имени? – удивляюсь я. – Ты же тут работаешь, кого хочешь проведешь.
– Так я уже восьмерых провел, – говорит он, – теперь бы еще троих – от твоего имени…
– Ладно, – пожимаю я плечами. – Веди… – А сам думаю при этом: «Вот же „зашкаливает“ у человека».
А на третий день он ко мне подходит, приобнимает меня эдак и спрашивает:
– Слушай, зёма, а чего это вы в этот раз Масляка с собой не взяли?… Чё, не нужен уже?…
* * *
Сейчас в самолетах перед полетами стюардессы, как на Западе, проводят курс обучения пассажиров, как и что делать в экстренных случаях. Показывают, рассказывают… Видно, им это дело иногда надоедает, и тогда они шутить начинают. Не положено, конечно, наказать могут, но люди-то русские, однообразия не выдерживают.
Сел недавно в самолет, и во время такого показа стюардесса сказала:
– Если самолет вдруг разгерметизируется, схватите маску и наденьте ее сначала на себя, а затем на своего ребенка. Если у вас двое детей, выберите заранее, кого из них вы любите больше…
Такие вот шуточки…
* * *
А мне один москвич рассказывал, как он однажды из Куйбышева (ныне Самара) в Москву летел. Спросил у какого-то мужика, далеко ли здесь аэропорт. «Рядом», – отвечает тот. Он спокойно погулял по городу, а когда остался час до отлета, поймал такси.
Едут. Через полчаса он стал догадываться, что аэропорт не так уж и близко. Таксист развеял его сомнения, сказав, что «еще всего часок».
Он в ужасе. На самолет он, выходит, опоздал и билет придется сдавать. При этом он потеряет 30 %, и купить новый не сможет, потому что сейчас все оставшиеся деньги придется отдать за тачку. И еще сутки до следующего рейса на что-то жить надо.
Но он молчит пока. Подъезжают к пустынному аэропорту. И тут к машине подбегает взволнованная женщина и спрашивает:
– Вы на Москву?
– Да, – отвечает мой знакомый.
Где вы пропадаете?! – восклицает она, – мы из-за вас уже полчаса самолет задерживаем! Быстрее на посадку!
И успешно сел в самолет.
Это я к тому рассказал, что люди иногда поражают. Для одного – два часа на машине от города – «рядом», а другие ради одного пассажира самолет на час задерживают. Вот ведь как…
* * *
Бредем мы как-то с моим товарищем с его дачи. Добрались до шоссе, двинулись к остановке. А жарко, в автобусе, небось, давка, духота… Тут из-за поворота Запорожец выныривает. Друг мой руку поднимает, голосует… Хотя я точно знаю, что денег у него нет.
Но не успеваю я спросить у него, что к чему, как «запор» тормозит.
– Садись, – толкает меня мой дружок, и мы влазим в машину.
Едем. Молчим. Долго молчим. Тут дружок мой, негромко так, меня спрашивает:
– Ну и зачем ты убил эту кассиршу?
Я обалдел, начинаю что-то мямлить… Я, честно говоря, подумал, что он заболел и начал бредить… А он опять:
– Ну зачем тебе столько денег?!
До меня наконец доходит его хитрый замысел. Я смотрю на водителя – машина стала вилять, у водилы руки трясутся. А дружок мой продолжает, так тихо-тихо:
– Ты думаешь, этим все закончилось? Как бы не так. Нам еще придется и всех свидетелей убрать…
Тут мы как раз до Южной добрались. Водила – по тормозам, из машины выскакивает, перед нами двери открывает и тараторит:
– Все ребята, вам направо, мне налево! Я ничего не видел, ничего не слышал! Разошлись по-хорошему!
Прыг обратно в машину и – с места. Только мы его и видели.
Вот так мы нахаляву до города добрались.
* * *
Парень один знакомый после школы решил вдруг в летное училище поступать. Мы его отговариваем, а он – ни в какую. Поехал в Питер. А когда вернулся, вот что нам рассказал.
Наступили, значит, экзамены. Первый – математика (письменно).
С горем пополам чего-то нарешал и сдал. Через некоторое время узнал результат: «три».
Ну, если еще и сочинение на тройку напишет, не видать ему училища, как собственных ушей. «А может, так оно и лучше? – начинает он рефлексировать. – Зачем мне это нужно? К чему? Говорили же друзья…»
Но на сочинение все-таки отправился. Сел, темы посмотрел… Ничего не знает. Ну и ладно, не судьба значит. Ну, и так, для прикола, накарябал на листочке: Рожденный ползать-летать не может!». Да и сдал этот листочек.
Назавтра пришел в приемную комиссию за документами, а ему говорят: «Вы зачислены».
«Как так? – поражается он, – покажите мне сочинение…»
Дают ему его листочек, а там под его приведенной выше цитатой из Горького написано красными чернилами проверяющего: «Умеешь ползать-летать научим». И стоит пятерка.
* * *
Это реальная история, я ее в книжке вычитал.
В 60-е годы один из студентов Оксфордского колледжа, порывшись в архивах, обнаружил, что, согласно предписанию, действующему во времена Генриха VIII, и официально не отмененного, во время подготовки к ответу экзаменуемый для «поднятия тонуса» вправе потребовать от экзаменаторов бокал французского красного вина «клере».
Чтобы приколоться и заодно проверить знание преподами традиций собственного заведения, студент на экзамене принялся настаивать на этом праве.
Оказалось, что никто из принимавших экзамен о подобном не слыхал.
О странной ситуации немедленно доложили «наверх».
Убедившись в том, что молодой человек прав, начальство колледжа сиюминутно отправило «гонца», и студент, в конце концов, получил свой «клере».
Но сразу после того, как «всезнайка» ответил на все вопросы, ему сообщили, что его ответы признаны недействительными, поскольку он, вопреки всё тому же предписанию времен Генриха VIII, явился на экзамен, нарушив «форму одежды» – не надев… жёлтых чулок.
* * *
Кстати, о машинах. Как-то еду я по Иркутскому, и вижу дяденька какой-то ителлигентного вида голосует. Ну, я остановился, и он просит подвезти его в центр. Я его взял. Пока ехали, разговорились, и он мне объясняет, что, вообще-то у него у самого машина есть, но он оставил ее на стоянке, потому что она с утра не заводилась. И вот он целый день на попутках мотается.
Едем. Встали на светофоре, и вдруг меня в багажник «клюет» какая-то иномарка.
Я, конечно, выхожу, чтобы разобраться, а водитель этой иномарки вдруг выскочил и рванул в ближайшую подворотню. Я стою, ничего не понимаю, но еще удивительнее была реакция моего пассажира: он тоже выскочил из машины и рванул за тем «иномарочником».
Я тоже не выдержал, побежал за ними и кричу пассажиру:
– Черт с ним, машина-то осталась, найдем с ГАИ!
А пассажир оборачивается кричит на ходу:
– Это моя машина!
Оказывается, пока он на попутках катался, ее со стоянки угнали. А он еще и не знал ничего.
Угонщика мы не догнали. Иномарку пришлось тащить на стоянку. Взять за побитый багажник деньги с ее хозяина мне совести не хватило…
Вот ведь как бывает…
* * *
Один мой знакомый работает в конторе, которая занимается устроением свадеб, торжеств и тому подобное. Вот обратился в агентство клиент. «Ребята, – говорит, – придумайте что-нибудь интересное на свадьбу дочери и скажите, сколько стоит».
Напридумывали тостов, песен, конкурсов и пр. Стали придумывать нетривиальный свадебный торт В конце концов придумали «торт-кроссворд» на свадебную тему. Рисуется на торте кроссворд и рядом же на торте прикладывается комплект букв из шоколада, чтобы отгадки ими выкладывать.
Вот поехал мой знакомый в ресторан, который тортами славится. Начинает объяснять, что да как. А ему говорят:
– Мальчик, мы столько всяких тортов делали, что уж как-нибудь разберемся. Ты, главное, все на бумажке напиши.
Он им две бумажки оставил: на одной кроссворд, на другой – буквы: «А-8 шт., Б-3 шт., В-5 шт…» И т. п.
Потом выяснилось, что первую бумажку они потеряли.
Идет свадьба, все по сценарию, все в восторге, все веселятся…
Открывают торт. Выглядит он шикарно, с лебедями… А по белому полю надпись: «А-8 шт., Б-3 шт., В-5 шт…» И т. п.
* * *
Когда я служил в армии, у нас случай произошел. Шел строевой смотр. Вся дивизия стоит на на плацу, а перед строем прохаживается комдив. Сзади него стоит майор – дежурный по полку. Комдив, пользуясь микрофоном, самозабвенно толкает речь по поводу нашего недостойного поведения, самоволок, пьянок и прочего.
И вдруг краем глаза он замечает, что из-за обрамляющих плац щитов выглядывает опоздавший на построение солдатик.
Комдив свирепеет.
– Товарищ майор!!! – кричит он дежурному, – приведите-ка сюда этого воина!
Солдат, увидав, что дело принимает скверный оборот, пускается бегом прочь. Майор – за ним. И тут на бегу у него расстегивается кобура, и чтобы не потерять пистолет, он хватается за нее и бежит, придерживая ее рукой и пытаясь застегнуть. Со стороны это выглядит так, будто он пытается как раз вытащить на бегу пистолет.
Комдив испуганно орет в микрофон:
– Товарищ майор!!! Приказываю взять живым!!!
Опоздавший парень, услышав это, резко останавливается и, побледнев, как полотно, поднимает руки вверх. Потом он рассказывал, что эта фраза командира дивизии поразила его намного больше, чем последовавшие трое суток гауптвахты.
* * *
Двое парней ехали на мотоцикле с коляской на пьянку. Останавливает их гаишник. Толстый такой, с усами, и начинает их лечить:
– Что же вы, ребята, без касок ездите? А ежели авария какая? Каска, она ведь удар в четыреста килограмм выдерживает…
Короче, пришлось им штраф заплатить, и поехали они дальше.
В гостях неплохо погудели и стали собираться домой. Тут один из ребят замечает обычный детский мячик: резиновый, темно-зеленого цвета и с красной полосой посередине.
– Слушай, – говорит он товарищу, – вдруг снова менты докопаются. Давай мы этот мяч пополам разрежем и вместо касок наденем. Если не присматриваться, точь-в-точь, каска получится…
– Сказано, сделано. Едут они. Вместо касок половинки мячиков на голове надеты. Встречный ветер у того, кто за рулем, мячик с головы сдул. Останавливаться не стали. Тут, как нарочно, тот же самый гаишник. Останавливает.
– Ага, – говорит, – опять вы! – Одобрительно смотрит на сидящего «в каске» на голове пассажира в люльке и обращается к водителю: «Что ж ты, хлопец? Вот товарищ твой – молодец: одел каску. А ты почему не одеваешь? А каска, она, завсегда нужна, она удар в четыреста килограмм выдерживает!
После этих слов он для их подтверждения со всей силы ударяет жезлом по голове сидящего в люльке…
Нокаут.
* * *
Моему сыну было три годика, мне нужно было в библиотеку, а оставить его было не с кем. Взял я его с собой. Пришли, я его в читальном зале на стул посадил, говорю шепотом:
– Видишь, как все смирно сидят? Вот и ты так же сиди. Бегать тут нельзя и громко разговаривать тоже нельзя.
Сын испуганно оглядывается и послушно сидит смирно. Я говорю:
– Я сейчас приду.
Взял я какие мне были нужны книги, вернулся, забрал сынишку, идем по коридору. На выходе он у меня спрашивает шепотом:
– Папа, это что, тюрьма?
* * *
А эта история, напротив, подлинная правда. Мой знакомый по распределению из мединститута поехал в деревню. Дали ему там комнату рядом с сельской больницей. Причем даже не комнату, а полкомнаты: за тоненькой перегородкой жил единственный в деревне милиционер, который, по местному обычаю денно и нощно пил горькую.
Ну, доктор, будучи человеком интеллигентным, первое, что сделал – на второй день после приезда занялся обустройством жилища. И решил он повесить полку для книг. И решил он ее повесить именно на той стенке, которая разделяла его с мирно спавшим после очередной попойки ментом.
Вбил он, значит, гвоздь в стену, повесил полку и только после этого просек, что гвоздь мог пройти через стену и торчит теперь у соседа.
Пошел к соседу, чтобы извиниться и гвоздь этот загнуть, но достучаться до него не смог.
Утром наш доктор ушел на работу, а вечером, когда вернулся, встречает соседа и давай извиняться. А тот обрадовался страшно, даже хохотать стал. Потом говорит:
А я из-за тебя сегодня даже на работу не пошел. Я уже давно хотел гвоздь над кроватью вбить, чтоб кобуру на него вешать, да все никак собраться не мог. А вчера так напился, что ничего не помню, что вечером делал. Просыпаюсь, смотрю: гвоздь торчит. Вбил, значит, все-таки! Потом присмотрелся – вижу что гвоздь-то шляпкой вниз вбит. Вот целый день хожу и думаю: как же это я его так вбить умудрился?…
* * *
Мне один парень рассказывал, что, когда он в армии служил, у них был в полку прапорщик, который внаглую воровал из столовой хлеб. И даже было известно, зачем. Было у того прапора хобби – аквариумные рыбки. У него был огромного размера, в полкомнаты, аквариум в котором было большое количество разнообразных рыб. Им-то он хлеб и скармливал.
И вот дружок мой получил отпуск домой – на десять дней. Погулял, повеселился и даже на рыбалку с друзьями сходил. И там поймал щуренка. Его осенила идея, и щуренка он не выбросил, а привез в часть и запустил прапору в аквариум.
Тому хватило одной единственной ночи, чтобы стать толстым-претолстым.
Он лежал на дне с глазами навыкате, а по поверхности плавало множество покусанных рыбок, съесть которых у него уже сил не было.
А на стене, напротив двери комнаты висел плакатик: «Хлеба к обеду в меру бери, хлеб – драгоценность, им не сори!»
Но самое удивительное в этой истории то, что не только прапор перестал воровать хлеб, но и так к этому щуренку привязался, что оставил его единственным жителем аквариума и вырастил из него здоровенную рыбину…
* * *
Знаете, что такое «хеппенинг»? Это такое театральное действие, которое проходит не в стенах театра, а где угодно – на улице, в кафе, в трамвае… Это хиппи еще в 60-х придумали. Так вот, когда я в театральном учился, наши ребята хеппенинги практиковали. Очень веселая штука. Вот один из примеров.
Представьте себе обыкновенный городской троллейбус. Вечер, часов десять. В троллейбус заходит обыкновенный парень. Всё с ним в порядке, только в руках у него телефон. Не мобильный, а совершенно обычный: с трубкой, с диском и оборванным проводом от телефонной розетки.
На парня, конечно же, обращают внимание, но не слишком – сейчас эксцентричных людей хватает. Он же поднимает трубку, набирает номер и говорит будничным голосом:
– Гостиница «Астория»? Мне, пожалуйста, чашку кофе и пачку сигарет.
Кладёт трубку и сидит, как ни в чём не бывало. Интерес к этому парню, понятное дело, начинает расти в процессе «телефонного разговора», и мнение окружающих сразу же становится понятно при одном взгляде на их лица. То, что у парня «не все дома», всем уже ясно.
Теперь все гадают, именно из какого дурдома этот парень сбежал, и почему его не ловят. В общем, все оживились: кто хихикает, кто пальцем показывает, кто смотрит с жалостью. А парню наплевать, сидит по-прежнему.
И тут через пару остановок открывается дверь, и в троллейбус заходит… Правильно, другой парень. В костюме, через руку перекинута салфетка, в руках поднос, на подносе – дымящаяся чашка кофе и пачка сигарет.
– Ваш заказ, сэр, – произносит он и удаляется.
Без комментариев.
* * *
А вот еще один прикол из театрального института.
Сценическую речь у нас преподавала очень пожилая уже госпожа С., бывшая звезда Воронежского драмтеатра. С. создала свою методику преподавания, которой доводила нас до полного изнеможения. А на экзамен по сценической речи каждый из нас должен был подготовить небольшой монолог. В основном он готовился вместе с педагогом, но и самостоятельно подготовленные отрывки приветствовались.
Один из студентов, наиболее страдавший от педагогических изысканий С., проинформировал кафедру, что желает сам подготовить отрывок из «Преступления и наказания» Ф. М. Достоевского, на что получил милостивое согласие.
Он подшил себе к внутренней стороне пиджака петельку, в которой перед экзаменом закрепил туристический топорик, позаимствованный у кого-то из общаги.
В аудитории он вышел к столу комиссии, представился, назвал подготовленный отрывок и, входя в образ, уставился остекленевшими глазами прямо в глаза С.
– В голове Раскольникова, – начал он, не сводя глаз с преподавательницы, – созрела мысль, – тут он расстегнул пиджак и посмотрел на топор. Потом на С… Потом снова на топор, и, снова впившись безумными глазами в бедного педагога, глухим голосом продолжил: – Прикончить старуху – и дело с концом…
И, выдернув топор, замахнулся.
Бедная С. с визгом выскочила из аудитории.
* * *
После грандиозной пьяной драки один мой знакомый сказал:
– Знаешь, как это тяжело – сломанными пальцами собирать выбитые зубы…
* * *
– Как это ты все запомнил? Сразу видно, профессионал… А я, вот, коротенькую историю расскажу. Мне ее один журналист поведал. Он работал в Стрежевом, и тогда в этом городе был дифицит на куриные яйца. И вот, наконец, партию яиц впервые привезли на вертолете.
И на первой полосе газеты вышел материал с огромным заголовком: «Первый вертолет с яйцами!»
* * *
– Это журналист из газеты «Все для Вас», Коля Данцов рассказал. Он служил сверхсрочником в Чехословакии, а потому присутствовал на всех офицерских собраниях.
Однажды некий сержант Нечаев в чем-то провинился, и командир части приказом разжаловал его в рядовые. Вот, стоит строй, провинившийся стоит перед строем, и нужно теперь демонстративно сорвать с его погон лычки.
– Сержант такой-то, – командует командир, – выйдете из строя и сорвите с сержанта Нечаева лычки!
– Я не могу, товарищ полковник.
– Это почему? – изумляется тот.
– Потому что сержант Нечаев – мой друг.
Полковник, конечно, зол, но мужскую дружбу уважает.
– Ладно, – говорит и обращается к другому:
– Сержант такой-то, сорвите с сержанта Нечаева лычки!
– Я не могу, товарищ полковник, – точно так же заявляет и этот. – Нечаев и мой друг тоже…
Полковник в бешенстве. Он поворачивается к прапорщику Попову:
– Прапорщик Попов, сорвите с сержанта Нечаева лычки!
Но по Уставу прапорщик не имеет права этого делать. Тут бы прапорщику надо было про Устав забыть, раз командир психует, а он точно так же, как и сержанты, рапортует:
– Товарищ полковник, я не могу этого сделать…
Полковник зеленеет от ярости, срывает с бедного Нечаева лычки самолично и объявляет:
– Сержантам такому-то и такому-то за невыполнение приказа командира – по трое суток ареста не гауптвахте, а ваш поступок, прапорщик Попов, сегодня вечером мы будем разбирать на собрании офицеров…
Наступает вечер. Полковник остыл, уже понял, что прапорщик действовал по Уставу и винить его не в чем, но пойти на попятный ему не позволяет гордость. И вот начинается собрание. Все всё понимают, но прямо сказать: «Товарищ полковник, вы не правы», – никто не решается…
И он начинает:
– Товарищи офицеры. Все вы знаете, какой проступок совершил сегодня перед строем прапорщик Попов, какой он подал пример солдатам. Какие будут предложения?
И ждет, что предложения будут самые мягкие, типа: «объявить выговор».
Но какой-то службист тянет руку.
– Да? – спрашивает полковник.
– Я предлагаю прапорщику Попову назначить десять суток ареста на гауптвахте.
«За что?! – молча поражаются все, в том числе и полковник, – за то, что он не нарушил Устав?»
– Ясно, – говорит полковник. – Какие еще будут предложения?
Тут кто-то слишком умный заявляет:
– Я предлагаю прапорщику Попову назначить десять суток ДОМАШНЕГО ареста.
Народ поражается еще больше: что это за наказание – десять выходных, сиди себе дома…
Прапорщик вскакивает и обрадованно сообщает:
– Товарищи офицеры, я готов понести это суровое наказание…
– А в чем его суть? – спрашивает полковник озадаченно.
– В том, – начинает выкручиваться тот, кто предложил, – что главное для нас – дисциплина среди солдат. Солдаты заметят, что Попова десять суток нет в части и подумают, что он на гауптвахте…
И тут поднимается некий сверхсрочник по прозвищу «Шерстяной»:
– А у меня есть другое предложение, – говорит он. – Я думаю, прапорщика Попова надо расстрелять.
У полковника отваливается челюсть.
– Зачем? – спрашивает он.
– А солдаты заметят, что Попова вообще нет в части, – отвечает Шерстяной, – и подумают, что его расстреляли…
* * *
– Мне один парень рассказал, как он участвовал в отчетном спектакле театрального института. Там, в качестве декорации, на заднем плане должно было стоять огромное деревянное распятие с Иисусом. А где его взять? Придумали вот что. Укрепили под потолком крест, внизу прибили такую маленькую ступенечку, на нее встал вызвавшийся первокурсник. Его за ноги и за руки привязали и загримировали под дерево.
Начался спектакль, прошел отлично, первокурсник стоял, не шевелясь, как деревянный… А потом все ушли и конечно же его забыли. Вот он стоит в пустом зале привязанный к кресту и не знает что делать… Вдруг появляется какой-то рабочий сцены или, может, осветитель. Студент давай кричать: «Помогите! Отвяжите меня!»
Рабочий, надо отдать ему должное, не испугался, посмотрел, сразу все понял, подтащил стремянку, приставил сбоку и стал отвязывать парню руки, приговаривая: «Вот же что делают! Человека забыли!..»
И вот, наконец, руки он отвязал… И бедный первокурсник с криком: «А ноги?!!» повис вниз головой.
* * *
– Выходит, не всегда на воре и шапка горит. А со мной раз случай был, который показал, что бывает и наоборот – шапка горит и не на воре.
Пришел я как-то домой. Дело зимой было, ночью. В подъезде света нет. Ключ я в кармане нашел, а в замочную скважину попасть не могу. Зажег зажигалку, наклонился, посветил, скважину нашел, ключ вставил… Захожу в квартиру. Как-то странно в коридоре светло. Глаза, что ли, привыкли? Прохожу дальше, а в комноте большое зеркало на стене стоит. И в этом зеркале я вижу, что на мне горит шапка. Чернобурка. Прямо-таки полыхает…
Ну что тут делать, шапку-то уже не спасти было. Так я и стоял посреди комнаты, ждал, пока вся догорит. В конце концов, не каждый день такое увидишь…
* * *
– Вот мы тут сидим, пивко попиваем, кушаем… А я вдруг вспомнил, как мы один раз на гастролях зашли в столовую, спрашиваем: «Что у вас поесть можно?» «Манты», – говорят. «Ну, давайте».
Взяли мы эти манты, а они какие-то серые страшные на вид, не очень какие-то аппетитные… Мы стали в них ковыряться, и вдруг я слышу, как женщины, работницы этой столовой, на кухне переговариваются. «Люся! Сколько времени?» «Два часа!» «О! Уже обед! Пойду сбегаю в магазин, поесть нам что-нибудь куплю!..»
* * *
– По поводу хладнокровия и выдержки, мне северский телевизионщик Ринат Мифтахов рассказывал историю. Армейскую. Я перескажу ее так, как он сам мне ее поведал.
«Мы поехали на боевые учения в Бурятию. Развернулись. На природе, кайф. Офицеры сидят в тенечке в нарды играют, солдаты – загорают… А командующим учений был полковник Роминский – сволочь необыкновенная. Я его до сих пор ненавижу. Он просто болел, если за день никого не посадит на губу, никого не заставит какое-нибудь говно таскать… Ему доставляло удовольствие унижать людей – из любви к искусству. Ненавидели и боялись его все…
Так вот. Развернулись, отдыхаем, тащимся и вдруг – крик дневального: «Смирно!» Смотрим – газик Роминского катит. Все быстро рассосались по своим кунгам и палаткам, никому не охота с ним связываться… Мы с другом тоже спрятались в штабном кунге. И потому стали единственными свидетелями удивительной сцены.
Полковник Роминский прошелся по лагерю, в поисках кого-нибудь, кого можно было бы немедленно за что-нибудь трахнуть: за незастегнутый подворотничок, за нечищенные сапоги… Да, мало ли!.. Но все попрятались. И вот заглядывает он за наш кунг, а там, на травке, подставив лицо солнцу, стоит человек в офицерских штанах и в тельняшке. Босой. Во рту – травинка. Глаза закрыты.
Полковник Роминский сразу стал очень счастливым. Это тебе не подворотничок… Роста полковник был два метра с гаком. И вот мы видим, как он навис над несчастным, набрал в легкие воздуха и дико заорал:
– Кто такой?!! Звание?!! Должность?!!
Пауза. Человек лениво приоткрывает один глаз. Затем – второй. Спокойно говорит:
– Капитан Минаев…
Роминский становится еще счастливей: какой-то капитанишка! Наглец! Раздавить!!! Он снова набирает в легкие воздух…
Но после паузы капитан Минаев так же лениво, с расстановкой произносит:
– … Оперуполномоченный Комитета Государственной Безопасности Союза Советских Социалистических Республик.
И Роминский застыл. Гебешник… Да если он до чего-нибудь докопается, он напрочь может ему все службу испортить.
А капитан Минаев, вновь выдержав паузу, тихо говорит:
– Пшел на х…, дурак.
И полковник Роминский тихо исчезает.
Мы были единственными свидетелями этой сцены и стали с удовольствием пересказывать ее товарищам, даже разыгрывать в лицах. Пошел слух. А Роминского, как я уже говорил, ненавидели все. И нас стали приглашать показать эту сценку сначала прапорщики, потом офицеры, и так – вплоть до командира полка…
«Говорят, вы, воины, были свидетелями некоего события… – издалека начал он, вызвав нас в кабинет. – А я всё-таки командир полка, я должен знать всё, что у меня происходит…
«Вы по поводу Роминского?» – «догадываюсь» я.
«Да-да!» – подтверждает командир полка.
«Дело было так…» – начинаю я, но он меня перебивает:
«Хотелось бы более точно, в лицах…» – смущается командир.
Что делать? Исполнили. Потом еще два раза «на бис».
Таким счастливым я нашего командира полка не видел никогда. А когда Минаев моими устами произносил заветное «Пшел на х…, дурак», полковник синхронно со мной шевелил губами, и взгляд его становился мечтательным…
* * *
– Говорят, это довольно известная история… Случилась она в университете.
Один преподаватель очень любил выпить. И студенты прекрасно об этом знали. И вот, как-то, придя на зачет, они, чтобы умаслить принимающего, в графин на преподавательском столе налили вместо воды – водки.
Сидят, ждут.
Преподаватель пришел, раздал билеты с заданием, сел, налил стакан «воды», глотнул… Студенты затаили дыхание.
Преподаватель оглядел аудиторию странным взглядом, молча поднялся и вышел.
«Ну всё! – решили студенты. – Пошел жаловаться в деканат…» Они быстренько выливают водку в какой-то подвернувшийся фикус, из под крана наполняют графин водой и замирают, затаив дыхание…
Преподаватель возвращается… с целой охапкой пирожков. Садится, наполняет стакан, залпом выпивает его… Затем поднимается и заявляет:
– Все – вон! Этот зачет вы у меня никогда не сдадите!..
* * *
Это не байка, а чистая правда. Один мой знакомый встречался с этим человеком, писал про него в газету…
Жил до войны в Одессе молодой парень – еврей, а соседка по площадке у него работала паспортисткой. Они с ней дружили, но часто ссорились, и почему-то она прозвала его «ЫврЭем». И когда он паспорт получал, она из озорства именно такую национальность ему и вывела: «ыврэй».
И тут – война. Он ушел на фронт. Попал в плен. Немцы смотрят в документ… не знают такой национальности. А он не растерялся (кому в крематорий охота?) и объяснил, что ыврэи – это малая, просто-таки вымирающая национальность, проживавшая раньше на территории Украины. Причина вымирания – изуверская национальная политика коммунистов…
И отправили его в специальный концлагерь, где содержали представителей малых национальностей. Там с ним работали немецкие ученые-антропологи, и он три года учил их «ыврэйскому» языку, который на ходу придумывал сам. При чем объяснил, что из-за притеснений русских, ыврэи свой язык почти забыли… Придумывал ыврэйский фольклор – почти все греческие мифы переложил…
А в сорок пятом его освободили советские войска. Он вернулся в Одессу и соседку на руках носил. А потом даже и женился на ней.
* * *
Раньше артистов местной филармонии нередко возили куда-нибудь в деревню концерты играть. Название программы – что-нибудь типа «Мастера культуры труженикам села». При чем, ни музыкантам, «ни труженикам села» это было не надо. Один музыкант знакомый рассказал мне историю, которая в такой ситуации приключилась.
Поехала однажды в село «бригада» – скрипка, альт, виолончель, арфистка. Приехали в поселковый клуб, расположились начали концерт. В зале сидят вялые молодые колхозники и ждут, в основном, когда начнется дискотека. Тем, кто на сцене, тоже хочется поскорее отсюда отвалить. Бодренько отыграли, уже готовы было собираться, как вдруг организаторша из совхозного партбюро говорит:
– А теперь, товарищи, задавайте гостям вопросы. Это ж ведь не просто концерт, а «встреча с мастерами». Задавайте, задавайте!..
В зале шум, даже матерки легкие прошелестели, но парткомша реакцию зала мимо ушей пропускает и настаивает на открытии дискуссии о музыке. Все молчат. Тогда ведущая начинает нудную лекцию о том, что, мол, без музыкального воспитания человек не будет полноценным, и что «мы сами себя задерживаем»… И становится ясно, что плетью обуха не перешибешь, и надо дискуссию открывать, а то эта бодяга никогда не кончится.
И вот тогда поднимается один хлопец, который весь концерт промучился от острой алкогольной недостаточности, и говорит, что у него есть вопрос. Все в восторге. А хлопец рукой на арфу показывает и спрашивает:
– Зачем у этой… ну…
– У арфы? – уточняет арфистка.
– Да. У арфы. Зачем у ней педали?
Все слегка охренели от такой дотошности. Тут неожиданно приходит в себя сосед хлопца, который до этого сидел, уронив голову между колен. Поднимает мутные глаза на своего друга-меломана и заявлет:
– Зачем педали, зачем педали… Ты, козел, водила или кто? Че ты глупые вопросы задаешь?!
* * *
Невзлюбили как-то за что-то студенты ГИТИСа одного своего преподавателя и решили его проучить. Преподаватель был действующим актером и участвовал в серьезной пьесе какого-то русского классика с большим количеством глубоко философских монологов.
В пьесе этой был эпизод, когда препод-актер должен был говорить весьма серьезный текст и, говоря, он подходил к шкафу, открывал дверь, что-то там смотрел и вновь закрывал. А зрителям внутренность шкафа была не видна. Студенты всем этим и решили воспользоваться.
И вот, во время спектакля читает актер свой монолог, подходит к шкафу, открывает, а там – голая задница!
Препод даже бровью не повел! Все также спокойно льется умный монолог о судьбах отечества… И старания добровольца, сидящего в шкафу, пропали даром.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.