Текст книги "Многоточие сборки"

И еще о Ромке

Ромка был братом одного моего знакомого по массовке на Ленфильме, куда я нет-нет, да захаживала. Ромка и его мотоцикл были посланы ко мне на время траура для поднятия настроения.

Скромный такой, тихий мальчик в очках. Все время что-то мастерил в своей комнатке или ездил за город. Ромка изучал историю Великой Отечественной. И вообще он был черным копателем. О чем и признался мне в первый же день знакомства.

В доме у него все было военное. Из гильз он делал авторучки и раздаривал их знакомым девушкам. Была ли у Ромки девушка? Понятия не имею, но вряд ли, уж слишком он был занят своими любимыми гранатами, найденными котелками, пуговицами и осколками снарядов.

– А под кроватью у тебя небось мина заложена? – пошутила я как-то, потягивая чаек из большой купеческой чашки. Эти чашки по случаю гостей поставила на стол Ромкина мама.

– Ага, а откуда ты знаешь?! – вороватый взгляд в сторону стоящей к нам спиной мамы.

Ромка погиб, подорвавшись на бомбе времен войны. Говорили, что ему оторвало ноги и одну руку, что все тело было обожжено, но он еще какое-то время жил.

Я не была на похоронах и узнала о случившемся много позже, возможно, поэтому Ромка до сих пор подсознательно остается для меня живым.

Максик-баксик

Приятель Макс, мальчик из золотой молодежи, не особо подходил к нашей компании. К тому времени я уже активно хаживала в «Сайгон», от которого Максика воротило. Тем не менее, ему было приятно показываться со мной, я же откровенно тащилась от нечесаных, странно одетых людей, собирающихся там. Как ни странно, но буквально с первого дня пребывания в «Сайгоне» я поняла, что собирающиеся там люди на самом деле милые и добрые.

Разительный же контраст их несколько отталкивающего внешнего вида делал внутреннюю сущность этих людей еще нежнее и очаровательнее.

Однажды, договорившись с Максом с понедельника походить на ретроспективу фильмов Херцога, я беззаботно отправилась кататься по ночному городу с байкерами.

Ночь была теплой, с неба за нами наблюдали здоровенные звездищи, и мы незаметно выехали за пределы Питера, летя в темную неизвестность. Машины рычали, захватывало дух, и было необыкновенно приятно прижиматься к кожаной битой куртке, невольно обнимая уносящего меня в дальние дали всадника.

Лямки моего рюкзачка сползли с плеча, и я больше думала о том, как бы не потерять его в этой гонке. Должно быть, моя голова была занята чем-то вроде этого, когда вдруг произошел толчок и мы взлетели в воздух, теряя мотоцикл.

Все завертелось. Я завизжала и тут же получила удар по плечам, спине и покатилась куда-то по земле.

Как выяснилось потом, удар был от падения, да и отделалась я, можно сказать, вполне нормально. Только вот ободралась немного, но без переломов, и слава богу.

На следующий день, правда, возникшая в зеркале картинка всерьез испугала меня: вся правая половина лица оказалась отечной и перекосившейся, под глазом налился синяк, который из синего начал уже превращаться в черный. Губы были разбиты и тоже сильно опухли.

Я решила не выходить из своей комнаты, сообщив домашним, чтобы ко мне никого не пускали.

И буквально на следующий день в мою «келью» прорвался Макс с огромным букетом цветов.

Увидав мое обезобразившееся отеком лицо, он презрительно швырнул мне букет, процедив что-то типа «бог шельму метит», после чего ушел, хлопнув дверью.

Я разревелась, проклиная Макса и выдумывая, как когда-нибудь отомщу ему.

Впрочем, долго ждать не пришлось, через неделю синяки пожелтели, а через месяц все прошло самым замечательным образом, не оставив ни следа.

К тому же за время болезни я похудела, но каждый день занималась шейпингом и успела пошить себе очаровательный белоснежный костюмчик.

Уложив волосы и подкрасившись (способ краситься, которому научила меня визажист с Ленфильма и которым я редко пользовалась из-за вечной спешки), я отправилась на презентацию какого-то фильма в Дом кино.

Разумеется, Макс со своим папочкой-продюсером был там. И, конечно же, оба сразу разглядели в толпе меня, что было немудрено.

Желая показаться во всей красе, я подошла к ним первой и, лучезарно улыбнувшись, протянула отцу Макса руку для поцелуя. Мы некоторое время мило беседовали о чем-то, потягивая шампанское, потом я засобиралась домой.

В дверях меня догнал Макс. Заикаясь и краснея, он высказал свою радость по поводу моего выздоровления, извинился за то, что вспылил тогда, и предложил мне пообедать как-нибудь в ресторане.

Дудки!!!

Мастер спорта по кунг-фу

Новую работу я выбрала по принципу, чтобы она не отнимала слишком много времени от театра. Подошла работа уборщицы. Причем, мне по блату достался Меншиковский дворец с его необыкновенно красивыми княжескими апартаментами, лепниной и высокими потолками.

А надо сказать, что у меня феноменальная тактильная память, ну просто как у слепого, так что я с упоением облазивала там все что можно, облапливая и ощупывая самое интересное.

Каждый день, приходя на работу, я попадала в особое тихое и гулкое пространство ночного дворца.

Обычно я являлась туда после репетиции, когда работников уже не было, другие же уборщицы не заглядывали на мой участок.

Там же я могла танцевать, представляя себя на балу, или ставила кипятильник и потягивала хозяйский кофе с коньячком. Хорошие были времена.

Но дворцовая жизнь на то и дворцовая, чтобы отличаться от настоящей. А в реальности в России было весьма голодное время. Талонная система, бабульки у входов метро с водочными и папиросными талонами на обмен или на продажу.

Тем не менее, каждый раз, идя по набережной, я видела массу пустых бутылок. Идея собирать бутылки пришла не сразу. Было стыдно делать это в присутствии других людей, а когда на питерских набережных мало народа?

С другой стороны, ходить и мысленно пересчитывать встречные бутылки на деньги, которые можно с них получить, было невыносимо.

И однажды я сдалась. Правда, действовала я, как старая интеллигентка – улучила момент, когда никого рядом не было и никто не видит, украдкой сунула парочку в сумку и пошла своей дорогой. На сегодня, считай, с уловом.

Иногда приходилось ждать, когда желающая фотографироваться у воды парочка уйдет восвояси, дав мне возможность завладеть желанной бутылкой, иногда буквально в последний момент бутылку перехватывала какая-нибудь потрепанная личность, на участке которой, по всей видимости, я пыталась хотя бы чуть-чуть заработать.

Однажды я присмотрела сразу две стоящие рядом, точно влюбленная парочка, бутылочки из-под пива, но недалеко от них маячил какой-то парень.

Две бутылки – это все же лучше, чем одна, и я решила подождать, тоже встав в сторонке и любуясь водой.

Когда мне показалось, что парень занят своими мыслями и не будет смотреть на меня, я сделала прыжок в сторону добычи, и мы тут же столкнулись лбами, в последний момент успев отдернуть руки от предательски звякнувших бутылок.

– Вы не подумайте, я не собираю бутылки, это случайность! – взвизгнула я, заливаясь краской.

– Я тоже мастер по кунг-фу! – ответствовали мне.

После такого милого приветствия мы проболтали еще более часа. Мой новый знакомый оказался весьма симпатичным молодым человеком, преподававшим боевые искусства в Москве. Сюда он приехал на выходные, получил по голове и потерял все свои деньги.

В доказательство сказанного он показал мне здоровенную шишку на затылке, свой уцелевший паспорт и пропуск в спортивный центр, где работал.

Он собирал бутылки на набережной, чтобы оплатить билет до Москвы.

История одного ограбления

Меншиковский дворец, прекрасная лепнина, широкая лестница главного флигеля, длинный подвал. Все это завораживало, захватывало, заставляя ощущать себя в необыкновенном замке, где я была то принцессой, то призраком.

Я должна была убираться либо утром, до прихода сотрудников, либо вечером, время никто не ограничивал, и я старалась заявиться ближе к ночи, когда в здании практически никого нет и слышишь свои гулкие шаги по полутемному коридору.

В такие минуты хотелось мечтать, воображать себе бог весть что. Но душа требовала чего-то большего – например, провести ночь в заколдованном замке.

Вскоре такая возможность представилась: одна наша вахтерша попросила меня подежурить за нее всего-то одни сутки. Причем ночью разрешалось спать.

С собой, чтобы не скучать, я взяла книгу, набранный на машинке текст, который нуждался в правке, а также космограммы, которые были мне заказаны буквально накануне.

Кроме того, я рассчитывала потанцевать ночью и как следует побродить по лестницам, где, возможно, кроме меня будут разгуливать самые настоящие призраки.

Ночь действительно выдалась более чем приятная. За окном ревела снежная буря, а я в тепле, придвинув к ногам электрокамин, рисовала космограммы незнакомых мне людей.

Устав, сварила себе кофе, сделала громче радио.

Меня сразу же захватила какая-то мелодия, так что я какое-то время кружилась под мотивы французского шансона.

Вдруг в стройный музыкальный ряд Шарля Азнавура врезались совершенно негармоничные звуки. Я остановилась, выключила радио. Где-то наверху, на втором или третьем этаже, кто-то со всей дури колотил чем-то тяжелым по двери.

«Ну вот, приплыли».

Плохо представляя, что делать, я подошла к лестнице, ведущей наверх, удары сделались еще ощутимее.

Спросила:

– Кто здесь?

Ответом мне были быстрые шаги над головой в одну, а потом сразу же в другую сторону. Я прижалась к косяку.

Все плохо. Человек или люди наверху могли быть вооружены, впрочем, в решительный момент, как говорится, и палка стреляет, а эти явно не авторучкой двери ломали.

Я вжалась в стену, боясь пройти мимо лестничного пролета, меж тем на лестнице что-то зашуршало. Возможно, кто-то спускался вниз, стараясь не наделать шума.

Тихие шажки остановились в двух шагах от меня. Вот еще шаг, кто-то гулко выдохнул, прижавшись к той же самой стене, за которой стояла я.

С его места прекрасно просматриваются коридор и часть стола вахтера, догадалась я.

Какое-то время мы оба стояли молча, стараясь не дышать. Тем не менее, я почти физически ощущала, как за каменной стеной бьется живое сердце.

Грабитель постоял несколько минут, после чего так же осторожно поднялся наверх.

Я отважилась отойти от стены, только когда наверху отшелестели его шаги. Так же тихо я добралась до своего поста и хотела уже набрать номер милиции, как вдруг осознала, что стоит мне поднять хотя бы минимальный шум – меня просто убьют.

В пустом здании любое движение слышалось с пугающей отчетливостью. Я взяла свою белую шубку и хотела уже выйти на улицу, как вдруг поняла, что буду слишком приметной там. Пришлось воспользоваться валяющимся тут же ватником. Возможно, вахтеры накрывались им, когда спали. Я кое-как влезла в непривычную одежку и тихо добралась до входной двери, вставив дрожащими руками ключ в замочную скважину.

Пока все было спокойно. Я вышла из здания и, подбежав к ближайшей телефонной будке, набрала номер милиции. И принялась ждать.

Наверное, если бы я придумала эту сцену, а не испытала все на своей шкуре, у меня все вышло бы гладко. Я спокойно дождалась бы милиции и вместе с ними вошла в здание.

На самом деле все было не так. На улице настоящая зима, выл ветер, танцевала снежная буря. В считанные минуты я замерзла так, что вопрос, оставаться околевать на морозе или возвращаться в здание, за дверями которого, возможно, меня уже поджидают бандиты, встал с неожиданной серьезностью и остротой.

Поразмыслив над этими двумя вариантами, я выбрала смерть в тепле и вернулась во дворец.

Впрочем, и как я возвращалась туда – история, достойная отдельного рассказа. Во-первых, перетрусив и замерзнув, я не просто вломилась к себе на пост, а сначала чуть приоткрыла дверь и, поглядев в находящееся напротив зеркало, определила, что за этой самой дверью никого нет. Затем, уже войдя в предбанник, какое-то время вглядывалась в коридор, пытаясь углядеть или почувствовать какое-либо движение.

Наконец, вполне убедившись, что ничего страшного не происходит, я вернулась на свое место, сняла со стены ключи от кабинетов, запоздало соображая, что преступники могут за ними явиться, и спрятала все это в сейф, ключ от которого схоронила на кухоньке, в крошечном отсеке, где вахтеры подогревали себе еду.

А милиции все не было. Наверное, самое правильное было бы уйти в один из кабинетов, запереться там изнутри, но я всегда боялась именно оказаться запертой в четырех стенах. На посту вахтера хотя бы были простор и возможность выскочить на улицу.

Я собрала разбросанные на столе космограммы – еще не хватало, чтобы их разглядывала милиция! и тут поняла, что упустила главное – на кухоньке остались немытыми тарелка и чашка. Вообще-то я никогда не была аккуратисткой, но тут вдруг меня это испугало по-настоящему. В кризисных ситуациях с психикой происходит что-то странное, заставляющее поступать не так, как обычно, или видеть вещи в преувеличенно смешном виде.

В тот момент мне показался необыкновенно стыдным сам факт, что милиция увидит это безобразие!

В общем, я взяла проклятую посуду и, чтобы меньше бояться, громко стуча по ней ложкой, отправилась в туалет, где все тщательно перемыла. Проходя мимо лестничного пролета, я пошумела там подольше, после чего вернулась на место.

Милиция не возвестила о себе сиреной, что было разумно. Я услышала, как грохочут сапоги по лестнице, и выскочила навстречу.

Они быстро обследовали второй этаж, нашли попорченную топором дверь и где-то на чердаке разбитое стекло. Был составлен акт, после чего милиция убралась, а я уже хотела укладываться на остаток ночи в уютном директорском кабинете, как вдруг удары на втором этаже возобновились.

Вероятно, имевшие ключ от одного из кабинетов грабители просто заперлись где-то по соседству от комнаты, в которую стремились попасть, и теперь, поняв, что милиция убралась, продолжили начатое.

Что делать? Опять вызывать ментов? А грабители снова спрячутся куда-нибудь, а то и спустятся отомстить мне. Я была в отчаянье.

Оставалось последнее: либо запереться самой, либо смываться пока не поздно. Я быстро оделась, в сумке были деньги на машину. Последнее, что я могла сделать, – воспользоваться древней сигнализацией, которая была в допотопные времена установлена в здании, о ней мне рассказывала одна из уборщиц. Невероятной мощности звонок был прикреплен в нашей кухоньке, и им пользовались для учебной тревоги, которая во времена моего детства считалась одним из популярных способов издеваться над занятыми своими прямыми обязанностями трудящимися. Помните, как это бывало? Все идет своим порядком, и вдруг вой и свист, после которых серьезные люди срываются со своих мест и организованно отправляются в заранее назначенное помещение, где получают противогазы и сумки с аптечкой.

Сигнализацией давно никто не пользовался, и я вспомнила о ней буквально в последний момент, сходя с ума от равномерных ударов топора наверху.

Пустое здание задрожало от отвратительного резкого звука, от которого в животе сделалось холодно, я быстро убрала руку от кнопки и тут же надавила еще раз. Ведь если мерзкий звонок так действует на меня, каково же должно быть грабителям, у которых после милиции и так нервы на взводе?

Поиграв с сигнализацией минуты три, я вышла из здания, закрыв на ключ дверь.

Машину я поймала недалеко от дворца, в изнеможении чуть было не упав на заворачивающую с Дворцовой набережной машину.

Водитель попытался было покрыть меня матом, но, сообразив, в каком я состоянии, взялся отвезти домой. Где я и просидела до открытия метро, а утром вернулась на работу задолго до прихода смены и первых уборщиц.

– Ну и гады же вломились сюда ночью, ну и козлы вонючие! – сообщила тетя Зина уборщица после того, как они с пришедшим на смену вахтером вернулись со второго этажа, куда я их отправила поглядеть на результаты ночного происшествия.

– Да уж, хорошими людьми не назовешь, – вторила я ей, попивая заваренный специально для меня чай с мятой.

– Да какими хорошими, срань мерзкая! – разорялась Зина. – Ты не видела, они же всю лестницу обпоносили, дристуны проклятые! Как хотите, а я дерьмо убирать не собираюсь!

Хорошо, что ночью я не отправилась лично проверять второй этаж. С моей везучестью непременно вляпалась бы.

Ночной бал во дворце Анастасии

О нашем поколении говорят – поколение дворников и сторожей. Художница Настя Нелюбина[16]16
  Анастасия Нелюбина – род. в 1960 в Ленинграде, училась у Т.В. Савинской. Закончила Академию художеств СПб (Институт живописи, скульптуры и архитектуры им. И.Е. Репина), ф-т графики, мастерская проф. В.А. Ветрогонского. Член Союза художников России. С 1994 г. основатель и лидер группы «Новые символисты» (совместно с Лёлей Гостинцевой), 1995-1996 (совместно с Лёлей Гостинцевой) возглавляла галерею «77» на Пушкинской, 10, участница более 50 групповых выставок в России и за рубежом, 25 персональных выставок в России и Западной Европе. Работы в частных и музейных коллекциях России, Германии и Франции, а также Австрии, Швейцарии, Швеции, Финляндии, Канады, Австралии и Японии.


[Закрыть] рассказывала, как, поступая в Академию художеств, была вынуждена устроиться на работу, поскольку по закону все должны были трудиться и начинающие художники не исключение.

Это мне несказанно повезло: два года практики отработала, а дальше началась перестройка, когда каждый сам за себя. А у них тогда это было строго.

Посоветовавшись со знакомыми, Настя выяснила, что очень многие из поступающих в академию и студентов работали во вневедомственной охране.

Работенка непыльная, особенно если дежурить выпадало по ночам, а не сутки через трое. Сутки – скукотища. Сидишь и смотришь за входящими и выходящими сотрудниками. Ни выскочить, ни отлучиться, ни в гости кого пригласить.

– Другое дело ночное дежурство! Приходишь вечером, выпроваживаешь весь народ, закрываешься, и спи спокойно в кабинете главного на удобном диванчике, – с благодушной улыбкой рассказывает Настя. – Не любишь спать без удобств – не поленись приносить с собой подушку и одеяло.

Кабинет шефа – это вам не грязная клетушка охранника, кабинет начальника во все времена – это чистота и набитый продуктами холодильник, откуда всегда можно отрезать тонкие ломтики вкуснятинки, это банка растворимого кофе и иногда сгущенка. Это телефон, по которому можно всласть потрепаться с подругами.

Насте же еще больше повезло – ей досталось охранять Дворец бракосочетания! Высокие расписные потолки, карельская береза, ковры, красивая дворцовая мебель. Невольно представляешь себя хозяйкой всего этого великолепия. А разве хозяйка может без свиты?! А разве можно представить себе дворец без праздничных балов?!

Чуть ли не с самого первого дня «трудовой вахты» художница начала приглашать в «свои» новые апартаменты друзей. Собственно, находился дворец аккурат напротив Академии художеств. Что называется, сам бог велел.

Когда же были с успехом сданы все экзамены и Настя окончательно выяснила, что действительно принята, ее душа потребовала простора и безумств. И в ночь после сдачи экзаменов дворец Нелюбиной принимал дорогих гостей.

Притащившие с собой пиво и вино студенты весело отплясывали рок-н-рол на дорогущих коврах, время от времени целуясь в роскошных креслах и манерно стряхивая на пол пепел с папирос.

В разгар веселья прозвонил телефон, и уже слегка пьяная и счастливая Настя услышала голос начальника ВОХР.

– Ты что, Нелюбина, с ума сошла?! Что там у тебя происходит? К тебе сейчас едет проверяющая комиссия. А у тебя все окна горят, как на празднике, музыка на всю ивановскую и в окнах танцующие тени. Быстро убирай всех своих гостей и туши свет!

Точно так же как, согласно народной мудрости, «быстро поднятое приравнивается к неупавшему», спешно упакованные в шкафы и кладовки студенты за присутствующих на охраняемом объекте не считаются.

За несколько минут могущие стоять на ногах гости покинули здание, те же, кто на момент приезда проверки уже достаточно «устал», были рассованы кто куда.

Точно по волшебству во всем дворце вырубился свет, и одинокие прохожие, наблюдавшие странные пляски призраков, могли только креститься, думая, что им померещился ночной бал пьяных рок-н-рольщиков.

Первая публикация

Так получилось, что я всю жизнь пишу стихи. Странно слышать, но что поделаешь, это так. Мама говорит, что я практически начала говорить стихами и до сих пор не могу и не хочу останавливаться.

Это было в 1993 году. В то время появилось множество различных изданий, и я решилась наконец-то отнести мои творения в одно из них. На самом деле ломилась я одновременно в несколько бульварных газетенок, но газета «Алло», состоящая почти из одних стихов с портретами авторов, вызывала наибольшее расположение.

Я созвонилась с редактриссой и уже вскоре отнесла ей подборку, получив в подарок парочку свежих номеров. Поначалу я думала, что ждать придется долго, но редактрисса перезвонила буквально через три дня.

– Я прочитала всю вашу подборку, – начала она с неоправданным напором. – И я в ужасе! Я в шоке! Это же… это же полное говно!

И, переведя дыхание:

– Это верлибр!

Я ошеломленно молчала.

– Не знаю, что и делать с вашими стихами, – продолжила уже спокойнее редактрисса. – У меня все авторы классики, они пишут правильные, традиционные, классические стихи! А вы?! Я не могу поставить вас рядом ни с одним из них!

– Ну и дайте тогда мне разворот, – нашлась я и собралась уже было, обидевшись, грохнуть трубку, как вдруг моя собеседница заговорила с неожиданной мягкостью.

– Разворот? А ведь вы совершенно правы, разворот – это идея! Разворот мы вам и дадим, всем по одной странице, а вам целых две, и мучиться, с кем вас поставить, не придется.

Забавное получилось сочетание с одной стороны, стихи полное говно, то бишь – верлибр, с другой – разворот в литературной газете, даже больше, чем у иных «классиков».