Текст книги "Змеи города роз"

Глава 8
Одержимая

Амаль

Нечистый лес принял меня в обманчиво ласковые объятия. Он обволакивал завораживающим шелестом листвы и уговаривал пройти дальше – в самую чащу, чтобы остаться там на веки вечные. Сегодня лес не молчал, как обычно это бывало в полнолуние. Кроны деревьев перешептывались тихим шуршанием, а под ногами трещали ветки и сухие листья. Насыщенную мглу безжалостно разрывал сгусток огня, плывущий впереди. Он освещал мощные стволы и пышные кустарники, изредка выхватывая то там, то тут неясные тени. Попадая в границу света, они стремились скрыться во тьме, нырнуть в укромную нору, раствориться в дыхании ветра. Огонь нес им страх, мой же он отгонял дальше и дальше.

Как перебежчик не сошел с ума в Нечистом лесу за две ночи, проведенные среди вековых деревьев и морока нечисти? Уверена, если бы не верный Реф, мирейца утащила бы под воду первая попавшаяся русалка. Уж не знаю, как бы он отбивался от нагой девицы с чарующим голосом, манящей к озеру и обещающей неземное блаженство. А уж если бы бедолага столкнулся с Су Анасы – матерью вод и хозяйкой мелких духов, забавы ради утаскивающих случайных путников за ноги в воду, на его жизнь никто не поставил бы и медной легеры.

Я тряхнула головой, отгоняя дурацкие мысли. Со вчерашнего дня образ мирейца, обожженная кожа которого сочилась сукровицей, и без того слишком часто возникал перед внутренним взором. Сегодняшняя ночь принесла с собой новый кошмар, в котором я беспощадно пытала перебежчика, погребая его в зверски голодном пламени. Мой нечеловеческий смех отдавался в ушах даже после пробуждения от удара об пол. Я так металась по кровати, что кулем свалилась с нее на холодный мрамор. И вот мои мысли вновь и вновь возвращались к мирейцу. Будто собственной ошибкой я навеки ему задолжала.

Нечистый лес вел меня одной из множества тайных дорожек (правда, из всего множества мне разрешалось ходить только этой). Неприметная тропка бежала к самому его сердцу, загадочному и изменчивому. Я не была в этих местах больше года и не возвращалась бы еще с десяток лет. Темная сторона Нечистого леса была слишком чужда мне, как и ее обитатели. Они жили в безвременье, были везде и одновременно нигде. Они не принадлежали нашему миру, а я не принадлежала этому месту. Мой мир остался за границей леса.

Запах множества трав наполнил ноздри, стоило мне ступить на утопающую в зелени поляну. Ни единого порыва ветра не просачивалось сквозь массивные кроны. Листву не тронула осенняя желтизна и не тронет даже зимой, когда видимая человеческому глазу сторона Нечистого леса потеряет свое убранство.

– С возвращением, Амаль, – раздался за спиной бархатный женский голос. Он тек хмельным медом, окутывал и грозил неминуемой смертью. – Я боялась больше не увидеть тебя.

– Здравствуй, Маура, – не оборачиваясь, отозвалась я. К горлу подступил ком. Слишком ярко помнилась ночь, отрезавшая нас друг от друга.

– Больше ты не называешь меня мамой? – в ее голосе послышалось явственное разочарование.

– Не называю.

– Что ж, твое право, дочь. Уверена, однажды ты меня поймешь.

Усилием воли погасив зарождающееся раздражение, я повернулась к матери.

Все такая же величественная, как и год назад. Жизнь в лесу, среди благоволившей к ней стихии, подарила Мауре цветущий вид и блеск в медовых глазах. Глазах, цвет которых я не унаследовала, в отличие от высокого роста, гордой осанки, копны волос цвета ночи и железной воли. Уж в чем мы непрестанно соревновались, так это во внутренней силе. И в последние годы я не проигрывала – мы бодались друг с другом на равных.

Густые волосы Мауры были заплетены в длинную косу, а шелковое платье изумрудного цвета струилось по хрупкой фигуре, словно звенящая горная река. Его подарила я. Как и всю остальную одежду, которая у нее была. С тех пор, как Маура стала добровольной отшельницей, я превратилась для нее в единственную связь с внешним миром. И внезапно вышла из-под контроля. Я сорвалась с удочки и нырнула в мутную воду Вароссы, ища способ самостоятельно прожить эту жизнь, не превратившись в зверя, которым была моя мать.

– Пойдем в дом. Угощу тебя травяным сбором. Душечка недавно принесла. Подлизывается ко мне, плутовка. Учиться хочет.

Стоило мне моргнуть, как за нашими спинами вырос сруб, стены которого жизнерадостно овивал плющ. Шурале скрывал дом Мауры по ее просьбе, и найти его мог лишь тот, кого она сама желала видеть. Лес хоть и защищал магией свое сердце, где обитал его хозяин с верной свитой, все же не был непреступным. Тот, кто знал, что ищет, мог отыскать поляну вечного лета.

Раньше я видела жилище матери, стоило переступить границу зачарованной колыбели леса. Теперь же Маура скрыла сруб, тем самым подчеркнув, насколько чужими друг другу мы стали. И почему меня это разочаровало?

Я проследовала следом за матерью к распахнутой дощатой двери. В маленьких сенях пахло деревом и сушеными травами. Стену справа занимали грубо вытесанные полки, забитые до отказа разнообразными мешочками и баночками с порошками, листьями, семенами и ягодами, а под потолком висели десятки пучков сушеных трав. Любовь Мауры к земле расцвела в Нечистом лесу буйным цветом.

Мы вошли в просторную комнату с небольшим окошком, на подоконнике которого теснился строй глиняных горшков с разнообразной зеленью. На деревянном столе горела свеча, узкую кровать устилало лоскутное покрывало, а на глиняной печи стоял казан с чем-то съестным. Посуда на полочке была укрыта пестрым вышитым полотенцем. Маура обожала рукоделие, сколько себя помню.

Неподалеку от дома она разбила большой огород, с которого и кормилась. Животных в этом лесу не трогали из уважения к Шурале, поэтому мяса Маура не ела уже шесть лет. Кстати, милосердие хозяина Нечистого леса не относилось к незадачливым путникам. Особенно, если при себе у них находились интересные вещички. Слуги Шурале искренне радовались телегам с товарами, которые некоторые купцы по неосторожности везли через лес, поленившись давать долгий крюк по безопасному тракту.

Я нагло уселась на лавку, приставленную к столу. Маура грациозно села напротив и окинула меня взглядом, подобным манящему омуту. На мне ее уловки уже давно не работали.

– Я пришла к тебе за помощью, – выпалить несколько простых слов оказалось не так-то просто. Гордость вопила и стенала внутри, истошным визгом напоминая, с какими словами я уходила отсюда год назад.

– Что за помощь понадобилась тебе от меня, гордая наместница? – с обидой в голосе поинтересовалась Маура. Уверена, она знала, зачем я пожаловала. И вела меня не тоска по матери. Отнюдь не она.

– В Вароссе убивают девушек. На счету душегуба уже четверо жертв, и лишь одному Творцу известно, сколько смертей ему нужно.

Во взгляде Мауры не изменилось ровным счетом ничего. Все то же выражение вежливого равнодушия, приправленного снисхождением взрослого к детским шалостям. Так она смотрела на меня, сколько себя помню. Я никогда не была достаточно хороша, чтобы в глазах матери появилась искренняя гордость. Чаще там скользило раздражение, когда она в очередной раз ломала зубы о мой характер, по твердости подобный Даирской гряде.

– Я знаю об этих убийствах. Знаю и о том, что ты расспрашивала Душечку о злодее.

Я скрипнула зубами от нарастающего раздражения. Вот уж не думала, что дочь Шурале, получая от меня подарки, бежала докладывать о наших встречах Мауре. Предательница!

– Но ты знаешь не все. Убийца – горный кадар. Он околдовывал девушек, и они добровольно шли за ним. Зачем он убивает? Я ума не приложу.

Лицо Мауры приобрело задумчивое выражение. Ее взгляд блуждал по столешнице, сосредоточенный и напряженный.

– И ты решила просить помощи у той, кого клялась не вспоминать до самой смерти? – наконец выдавила мать. Она смотрела мне в глаза, не мигая. Как сова.

– Чтобы защитить своих людей, я готова молить о помощи демонов преисподней, не говоря уж о собственной матери.

– Лестно, что ты ставишь меня на одну ступень с этими существами, – фыркнула Маура. – Несмотря ни на что, я рада, что ты пришла. Меня посещали дурные мысли, что упрямый отцовский характер не позволит тебе сделать шаг к примирению. Я скучала, дочь.

– Ты знаешь, где я живу. Могла бы и в гости заглянуть, если уж так жаждала меня увидеть, – настал мой черед ехидничать.

– Кто сказал, что я не заглядывала? Время от времени я бываю в Вароссе и изредка вижу тебя на ее улицах в сопровождении Беркута.

Я мысленно фыркнула. Многовато мертвая для всего мира женщина бывала за пределами своего схрона, в котором последние шесть лет копила силы и вынашивала план мести.

– Ты поможешь мне? – спросила я, добавив в голос стали. – Расскажи, что знаешь о горных кадарах. Не поверю, чтобы учитель не рассказывал тебе байки о них.

Колдун по имени Мансур обучал мою мать премудростям волшбы с тех пор, как та юной девчонкой набрела на его жилище. Маура, как единственная ведьма в семье, сочла за счастье, что столь могущественный человек взялся обучать невежду с огромным потенциалом и абсолютным непониманием, куда его девать. Он помог ей обуздать силу земли, он же надоумил приворожить воеводу.

Сколько себя помню, мать непрестанно восхищалась своим учителем. Наверное, ни об одном человеке в этом мире она не отзывалась с таким благоговением. Меня же от вида завернутой в черную мантию высокой фигуры мужчины с проседью в черных, будто смоль, волосах неизменно передергивало. Я откровенно боялась Мансура и предпочитала не попадаться ему на глаза, как бы он ни старался найти ко мне подход.

Помню, однажды Маура решила, что мне пора занять место ученицы у ее драгоценного наставника. Я сбежала от нее по дороге к дому Мансура, чудом не заблудившись в незнакомом квартале бедняков. Мать предприняла еще три попытки отвести меня к учителю, но каждая из них закончилась моим побегом. Во время последнего из них я оказалась невероятно близка к тому, чтобы послужить злющему псу Мансура плотным ужином. С тех пор обучала меня только Маура, но я оказалась бесталанной ученицей.

– Мне известно только то, что уцелевшие кадары прячутся лучше демонов преисподней, чтобы не попасться на глаза навирам. Они одиноки и никогда не живут группами после той резни. В одиночку им проще скрываться от мира. Кадары соседствуют лишь со своими учениками, да и то недолго.

Маура сделала театральную паузу, заставив меня нетерпеливо податься вперед.

– Незадолго до смерти они находят себе ученика и обучают всему, что знают сами, а после проводят обряд инициации. Ученик убивает своего учителя и забирает себе его мощь, тем самым доказывая силу и власть над чужой жизнью.

– Это же… бесчеловечно, – процедила я, не в силах подобрать слова, которым оказалось бы под силу отразить отвращение, разлившееся зловонной гнилью по венам и отозвавшееся горечью на языке.

– Когда якшаешься только с низшими демонами, граница человечности стирается, – пожала плечами Маура. – Твари слушаются кадаров, будто верные псы. Уверена, именно они вселялись в девушек, не давая тем ни малейшего шанса спастись.

– Они могут проникнуть куда угодно и опутать любого?

Маура покачала головой:

– Демонам под силу подчинить только людей, да и то всего на пару-тройку дней. Колдуны и ведьмы им не по зубам. Нас защищают высшие силы, а в теле живет магия, которая и служит надежным щитом.

– Значит, кадар может подобраться и к моему поместью, – пробормотала я, содрогнувшись.

Эта предательская мысль вспорола сознание так же болезненно, как кинжал вспарывает кожу.

– Я могу научить тебя, как защитить поместье, но кое-что потребую взамен.

Наконец-то взгляд Мауры отразил что-то, кроме равнодушия. Теперь там скользило лукавство.

– Я хочу, чтобы ты возобновила занятия магией и развивала в себе оставшиеся стихии.

– Мне достаточно огня, – отрезала я.

– Недостаточно. Он прожигает кожу, и твои руки однажды попросту обуглятся в бою. Чем тогда ты будешь бороться с врагами? Силой своего устрашающего взгляда? Он у тебя воистину впечатляющий, но до оружия несколько недотягивает. Все легендарные умения ведьм заключены в стихиях воды и земли. Ты можешь знать сотню обрядов, но без этих граней ведьмовства они бесполезны, как санки летом.

– Ты же сама прекрасно знаешь, что я пыталась, – напомнила я, явственно услышав в своем голосе капризные нотки. Маура была абсолютно права, как бы ни было горько это признавать.

– Знаю, потому прошу продолжить. Ты – ведьма, значит, имеешь власть и над остальными стихиями природы. То, что в твоей крови бурлит мощное пламя, напрямую связано с даром, спящим в роду твоего отца. Об этом мне однажды рассказал учитель. Магия рода Кахира наслоилась на мою ведьмину природу и подарила тебе несомненную власть над огнем, но сделала уязвимой к нему.

– И ты, как обычно, скрывала, – в моем бормотании проступила давняя обида. – Впрочем, много лет я не догадывалась и о вещах поважнее. Например, о том, что ты всей душой надеялась на рождение сына.

– Ты вынудила меня рассказать. Я была слишком зла, – покачала головой Маура.

– И впервые в жизни сказала правду, – отрезала я и, помолчав, сдалась: – Хорошо, я обещаю, что займусь своим даром. Расскажи, как защитить поместье от колдовства кадара.

На лице Мауры расплылась торжествующая улыбка, а в уголках карих глаз собрались морщинки. Почему я никогда не задумывалась, что мать выглядит моложе своих лет? Ее лицо почти не тронули морщины, руки казались нежными и молодыми, даже на шее я не сумела разглядеть ни одного залома. В Нечистом лесу Маура расцвела, будто роза в саду. Родная стихия земли питала ее, наполняла силами и самой жизнью. Разве мог отец устоять перед этой величественной красотой и женской хитростью? Неужели он так сильно любил свою жену, что сдался лишь под действием приворотного отвара?

– Чтобы уберечь поместье от низших демонов, закопай с четырех сторон света за забором по пучку из полыни, зверобоя и крапивы. Не забудь окропить травы своей кровью, как и места, где закопаешь их. Ведьмина кровь усилит ритуал. Ах да, и делать это нужно в первый час после полуночи, пока новый день не вошел в полную силу. Пока эти травы закопаны в землю, ни одна тварь из недр не преодолеет их защиту. Если же кадар возомнит себя всесильным и попытается выкопать их, то познает всю мощь кровавых ведьминых обрядов. Он нераздельно связан магией с демонами-прислужниками и не сможет прикоснуться к травам, как бы ни пытался.

– Откуда тебе известно об этой защите? – изумилась я, мысленно прикидывая, как нарвать нужных трав, не привлекая к себе внимания.

– Я придумала ее сама. Она помогает не только от низших демонов, но и от другой нечисти, тесно связанной с землей. Наш дом в Даире защищали такие же пучки. Все годы после твоего рождения я боялась, что от Малики в наш дом придет беда.

Маура оказалась права. Беда пришла в лице навиров, пополнивших мою вместительную копилку страхов.

– Теперь беда идет в мой дом, – ляпнула я, прежде чем успела захлопнуть непослушный рот. Зачем матери знать о моих горестях?!

– Что произошло? – бровь Мауры красноречиво изогнулась, будто бы ехидно говоря мне: «Что там у тебя – соплячки – могут быть за проблемы?»

– Отец с Айданом прибудут в Вароссу через неделю, как раз к моему двадцатилетию.

– Что сподвигло Кахира на это? Обычно он не стремится встречаться с тобой. Еще и наследничка своего решил притащить, – в голосе матери кипело искреннее негодование. – Как бы Кахир не решил выдать тебя замуж за одного из друзей старшего сынка. Тебе нужен надежный муж, но уж никак не избалованный прихвостень этого негодяя.

Я невольно вздрогнула. Мать лезвием прошлась по едва зарубцевавшемуся страху. С наступлением двадцатилетия я получу возможность выйти замуж, и отец обязательно предпримет все, на что способно его влияние, чтобы сплавить меня в чьи-то надежные руки. Он не раз говорил, что мой необузданный нрав давно нуждается в перевоспитании, и этим обязательно займется будущий супруг.

Слабым огоньком в глубине души тлела надежда, что ни один жених не сунется свататься, опасаясь моей дурной славы. Арест Надира Леяна подогрел ее, добавив хвороста в костер людского осуждения и страха. Поскорей бы эта новость добралась до знатных женихов Даира.

Незадолго до нашей ссоры Маура тоже намекнула мне на скорое замужество, которое здорово пригодится в случае, если наследники отца вдруг скоропостижно отправятся к Творцу. Тогда я капризно заявила, что пойду замуж только за Беркута, чем повергла мать в ярость. Она пригрозила, что сгноит подлеца, если он хоть пальцем коснется моего тела. Михель, по ее мнению, рылом не вышел, чтобы жениться на дочери воеводы, и годился лишь на роль цепного пса. Я, ляпнувшая это из глупой детской вредности, не на шутку испугалась за Беркута и больше так с матерью не шутила.

– Неспокойно мне, что старший сынок Кахира будет гостить в твоем поместье, – продолжила Маура. От избытка чувств она металась по комнате, будто посаженный в клетку дикий зверь. – Однажды Айдан чуть не угробил тебя. Что мешает мерзавцу предпринять новую попытку? Не будь он твоим гостем, я бы убила его в первую же ночь, но боюсь навлечь на тебя подозрения.

– Спасибо за искреннюю заботу, – процедила я.

– Кахир уже не молод. Никто не знает, сколько он проживет. Если Айдан получит власть над провинцией, он сотрет тебя в порошок вместе со всем твоим отрядом! – взвилась Маура.

– Я знаю! – мой рык заставил мать замереть. – Нет смысла подогревать мою ненависть. Она пылает уже шесть лет и не стухнет, пока Айдан не окажется на погребальном костре. Я бы с удовольствием убила ублюдка, но не на своей территории.

– Наконец-то я слышу слова, достойные наследницы воеводы, рожденной для правления, а не сопливой трусихи, – победоносно улыбнулась Маура. – Однажды мы сделаем тебя правительницей Нарама.

– Мы снова возвращаемся к тому же разговору! – рявкнула я и вскочила с лавки. – Я могу уйти снова и больше не вернуться!

– Пока вновь не будешь нуждаться в моей помощи, – Маура закатила глаза, будто моля Творца о терпении. – Хватит глупого ребячества, Амаль. Подумай над моими словами и в красках представь, что за жизнь ждет тебя после кончины Кахира. Год назад ты была еще слишком глупа, чтобы всерьез размышлять об этом.

– Зато оказалась достаточно умна, чтобы понять, как ты жаждешь власти. И получить ее все двадцать лет планируешь моими руками.

– Не вижу ничего плохого, чтобы желать своему ребенку стать воеводой, – фыркнула Маура.

– С этой целью ты и забеременела мной! Все эти годы я была, в первую очередь, средством для достижения власти, а уж потом – твоим ребенком!

Я не планировала говорить этого. Не желала вываливать на Мауру горечь своих обид. Она не поймет и сочтет их за слабость. Мать всегда считала меня размазней.

– Что за детские упреки, Амаль? Я подарила тебе жизнь. За это ты должна быть мне благодарна. Остальное не так уж и важно, – абсолютно хладнокровно отчитала меня Маура.

Не в силах продолжать тягостный разговор, я выскочила в сени и распахнула дверь. Запах трав, витавший в застывшем воздухе, ворвался в дом. Я выбежала в ночь и крепко зажмурилась. Эта встреча должна была закончиться иначе. Сколько раз за прошедший год я прокручивала в голове слова, которые брошу в лицо матери! Сколько язвительных фраз было придумано! И вот эта встреча настала, но ни одна не пригодилась.

Я оказалась лицом к лицу с женщиной, мечтавшей родить воеводе сына и посадить его на место отца, устранив детей от законной жены. Родилась дочь и сломала все ее грандиозные планы. Впрочем, мое рождение спасло Айдана и Арлана от скорой смерти.

Нарамом не могла править незамужняя девушка, да и после замужества место воеводы занимала не она сама, а супруг. Он перенимал от жены право, данное ей кровью. Наша патриархальная провинция хоть и ступила на путь развития с приходом Белоярской империи, все равно осталась слишком предана давним традициям.

Если у воеводы не было сыновей, а дочь еще не достигла двадцатилетнего возраста и не могла выйти замуж, теплое местечко занимал его следующий по старшинству брат. Их у моего отца было целых три. Не провались план матери и родись у нее сын, он мог бы получить звание воеводы даже в малом возрасте. Будучи советником при своем ребенке, Маура прибрала бы Нарам к рукам. Для этого и затевался ее приворот.

С моим рождением матери пришлось отложить план захвата власти на целых двадцать лет. Нападение Айдана подстегнуло огненную ненависть Мауры к семье отца. Она планировала отправить к Творцу обоих моих братьев, расчистив для меня путь к правлению Нарамом. Но я, в отличие от матери, не желала смерти Арлану, как не желала и становиться разменной монетой в борьбе Мауры за власть над провинцией. Если она всерьез полагала, что сможет править моими руками, то наивно обманывалась.

– Амаль, подожди! – оклик матери заставил меня вздрогнуть. Он эхом разнесся по поляне, отозвавшись от каждого дерева.

Она положила руку мне на плечо, вынуждая обернуться. Этот мягкий взгляд не был способен обмануть меня. Я уже год не верила в ее нежные материнские чувства.

– Я нарву тебе трав в этом лесу. Они сильнее, чем те, что растут за его пределами.

С этими словами Маура устремилась к чаще, больше не сказав мне ни слова. Я уселась прямо на сочную траву и подперла подбородок кулаком. Кому как не создательнице обряда лучше знать, какую травинку и с какого кустика сорвать? Этой науке Мауру никто не учил. Владение стихией земли нашептывало ей, для чего пригодится то или иное растение, как и другим, кому покорилась эта грань магии. Каждая ведьма действовала по наитию, следовала путем одиночки, плела свою нить волшбы.

С детских лет я завистливо наблюдала за матерью. Огонь – воинственная стихия, он не дает тайных знаний. Только грубая сила, только жар, только разрушение. Разве можно счесть меня настоящей ведьмой – продолжением природы? Я – не более, чем пушечное ядро, взрывающее крепость, в то время как Маура – ядовитая дымка, поражающая ее обитателей.

Остаться в одиночестве у меня не вышло. Через пару минут на поляну несмело проковыляла бичура. Мое пламя осветило ее нагое зеленоватое тело, лохматые седые волосы и старушечье лицо с крючковатым носом. Нечисть глядела на меня во все глаза с выражением крайнего любопытства и настороженно принюхивалась.

– Дочь Мауры, – скрипучим голосом прошипела старуха, и настороженность пропала из ее взгляда. – Не обижу тебя.

– Это я тебя не обижу. Мой огонь может сжечь тебя дотла, но не сжигает, – фыркнула я.

Бичура попятилась, опасливо поглядывая на сгусток пламени, зависший над поляной.

– Злая девка, – буркнула она и сплюнула. – Твоя мать добрая. Никогда нас не обижает.

Я расхохоталась не в силах сдержаться. Лучшая шутка за последние годы!

– Ты как здесь оказалась? Вы же в домах живете, – буркнула я, отсмеявшись.

– А чего мне там делать? Здесь со своими сподручней. Люди сейчас злые, – проскрипела нечисть.

– Амаль! Ты пришла! – вдруг раздался в голове голос Душечки.

Дочь Шурале тенью появилась из-за деревьев и бросилась ко мне с объятиями. Я равнодушно приняла их, похлопав ее по спине и задержав дыхание от привычного запаха прелой листвы. На ветхом платье у Душечки болталась подаренная брошь. Похоже, в прошлую нашу встречу я угадала с подарком.

– Когда папенька сказал, что ты пришла к матери, я ушам своим не поверила! – голос дочери Шурале звучал восхищенно.

– Ты меня очень обидела, Душечка, – пробурчала я, отчего глаза нечисти расширились от удивления. – Зачем ты рассказывала Мауре наши с тобой секреты? Я-то думала, что мы – подруги.

– Конечно, подруги, Малечка! Прости меня! Маура места себе не находила, она так скучала по тебе. Мне хотелось ее немного подбодрить. Она так радовалась, когда я говорила о тебе.

Коварству матери не было предела! Обвела вокруг пальца наивную Душечку! Так же легко она окрутила и ее отца. Шурале души не чаял в своей зазнобе, принял ее с распростертыми объятиями и защищал всеми своими воистину огромными силами. Он помогал Мауре во всем и искренне радовался, получая ее благодарную улыбку. Как моя мать сумела очаровать самого повелителя Нечистого леса, осталось для меня загадкой.

– Не рассказывай ей больше о наших встречах, иначе я обижусь и больше не приду к тебе, – предупредила я.

В глазах Душечки заблестели слезы. Она сложила руки на груди и всхлипнула, понурив голову. Я мысленно ухмыльнулась простодушию дочери Шурале. Как у жестокого повелителя леса могла родиться такая блаженная дочь?

– Не плачь. Лучше расскажи, чему ты хочешь научиться у моей матери? – смягчилась я.

Голос Душечки затараторил у меня в голове о невероятных отварах, которые варит Маура, о ритуальных кострах и о ее связи с землей. Она восхищалась моей матерью даже больше, чем собственным отцом. И это казалось мне забавным.

Маура вернулась на поляну, с интересом скользнув взглядом по притихшей неподалеку бичуре, по Душечке, машущей длинными руками, будто мельница, и остановилась на мне. Мать искренне улыбнулась дочери Шурале, отчего та скромно потупила взгляд. Маура вручила мне четыре пучка травы, перевязанные тоненькими ивовыми прутиками.

Такое искреннее стремление помочь можно было бы принять за заботу о любимом ребенке, если бы речь шла не о моей матери. Я должна остаться в живых, чтобы занять место воеводы. Должна развить все свои магические способности, чтобы занять место воеводы. Должна выйти замуж, чтобы занять место воеводы. Все, что касалось меня, сводилось к этой цели. Мое счастье в план Мауры не входило.

– Не тяни. Закопай уже завтра. Береги себя и больше никогда не ходи в одиночку. Особенно берегись Айдана. Неспроста он едет вместе с отцом, – назидательно велела мать.

– Не бойся, Маура. Я сохраню себя в целости, но не для твоих великих целей.

* * *

Городские часы на центральной площади пробили полночь пару минут назад. Я выскользнула за ворота, скрыв лицо капюшоном длинной мантии. Караульные с подозрением покосились на мой странный наряд, но почтительно склонили головы. Беркут следовал по пятам молчаливой тенью. Несмотря на раздражение, он нацепил походный плащ, покрыв голову капюшоном. А еще Михель не сказал мне ни слова с того самого мгновенья, когда я вышла из Нечистого леса и с удивлением наткнулась на отряд собственных солдат.

Конечно же, в присутствии солдат я гордо вздернула подбородок и проследовала к городским воротам с абсолютно независимым видом, будто даже не замечаю конвоя. Ни один из моих чародеев не проронил ни слова, они следовали позади безмолвными призраками. Только Беркут неизменно держался рядом, сверля меня красноречиво-разочарованным взглядом. Стоило нам остаться наедине, я попыталась объясниться, но он упрямо отвернулся, не желая слушать оправданий. Отчаявшись достучаться до друга, я фыркнула и исчезла за дверью своей спальни.

Сегодня меня не оставили одну ни на минуту. Утром Беркута у дверей не оказалось, но на его месте дежурил Ансар. Он и поведал мне, что командир на тренировочном поле проверяет подготовку мирейца.

Новость о согласии перебежчика присоединиться к отряду вызвала двойственные чувства. С одной стороны, его умение скрываться в тени сослужит мне добрую службу. С другой же – постоянное присутствие мирейца станет новым и новым напоминанием об ошибке, чуть было не стоившей ему жизни. Мало мне двух прошедших ночей, наполненных красочными кошмарами с его участием.

Я ненадолго заглянула на тренировочное поле и успела насладиться ожидаемым зрелищем. Беркут то и дело ронял мирейца на песок. Тот ругался сквозь зубы, но вставал и продолжал нападать. Он был хорошо подготовлен, как для сына городского стражника, но недостаточно, чтобы выстоять против Михеля, хоть и имел преимущество в росте. Впрочем, от перебежчика мне требовались лишь его магия и Реф.

Вечером за дверью спальни дежурил уже Беркут. Он снисходительно повел бровью, окинув взглядом мою черную мантию, и молчаливо направился следом. Я вкратце объяснила, что собираюсь сделать, и попросила надеть плащ с капюшоном. Несмотря на комендантский час, мог найтись бунтарь, который плевать хотел на мои приказы. Не хватало еще лишних пересудов!

Первой целью стала северная граница поместья. Мы пробрались сквозь заросли кустарника и остановились у каменного забора. Я развязала поясной мешочек и вынула оттуда небольшую садовую лопатку. Беркут тихонько фыркнул и отошел на несколько шагов, оставив меня копать в одиночестве. Я вырыла небольшую ямку и, чиркнув карманным ножом по ладони, позволила крови стекать туда. Следом окропила ею и один из пучков, сорванных вчера Маурой. Прижав белоснежный платок к ране, я разровняла землю, будто ничего и не было.

То же самое мы проделали в восточной, южной и западной границах поместья. Стоило мне опустить в яму четвертый пучок, как глотку сдавила незримая сила. Будто кто-то бесплотный, но необычайно цепкий сжал шею в огромном кулаке, норовя раскрошить позвонки. Я хватала ртом воздух, чувствуя, что тот не проходит дальше горла. Беркут позабыл обиду и подскочил ко мне. Взгляд друга метался в отчаянии, как и он сам. Михель был бессилен против древней магии земли, как и я сама.

Хватка магии ослабла внезапно. Воздух вновь ворвался в грудь, наполнив ее, как ветер наполняет паруса. Я откашлялась, каким-то чудом удержав в себе ужин, и обессиленно опустилась прямо на землю.

– Думаю, работает, – мой голос проскрипел, будто заржавевший засов.

– В следующий раз предупреждай, что начнешь задыхаться, – проворчал Беркут, помогая мне подняться. На его лице все еще читалась настороженность.

– Обязательно предупрежу, если сама буду знать об этом, – отозвалась я.

Мы вернулись к воротам в абсолютной тишине. Ноги дрожали, но я, ведомая упрямством, держалась гордо и независимо. Беркут решил, что сказанных слов достаточно, и снова вжился в роль оскорбленного родителя. На посту царило необычайное воодушевление. Караульные о чем-то спорили, в волнении поглядывая в сторону дома прислуги.

– Что стряслось? – грозный голос Беркута заставил их обратить внимание на ворота, куда мы только что беспрепятственно вошли.

Солдаты мгновенно выстроились в маленький строй из троих человек, вытянувшись в стойку, и один отрапортовал:

– В доме прислуги бешеный переполох, командир. Несколько минут назад какая-то девушка визжала так, будто ее пытают. Солдаты уже побежали выяснять, что произошло.

Мы с Беркутом обменялись одинаково взволнованными взглядами и бросились к дому прислуги. В окнах мелькали огни свечей. Его обитатели просыпались один за одним. Стряслось что-то ужасное. Неужели убийца добрался до поместья раньше, чем я сумела защитить его?!

Больше двух десятков солдат рассредоточились по усадьбе, оставшись настороже. Из распахнутого окна на втором этаже дома прислуги доносился надрывный женский плач, перемежавшийся с визгом и хрипом. Будто душа покидала еще живое человеческое тело. Вопли, полные глубинной боли, вспарывали сознание, гнали прочь любые другие мысли. Я видела лишь распахнутую входную дверь.