Текст книги "Целительный воздух. Остаться самим собой"

Целительный воздух
Остаться самим собой
Юлия Цхведиани

Редактор В. Павлов

Корректор О. Лисичкина

Дизайнер обложки И. Коршунова

Титульный лист М. Верхоланцев

Благодарности:

Автор сердечно благодарит

всех читателей книги!

Иллюстрация на обложке – Pixabay.com

Шрифт Sans Serif 11 Centered

Возрастной ценз 18+

Книга издаётся по технологии

печать по требованию

© Юлия Цхведиани, 2023

© И. Коршунова, дизайн обложки, 2023

ISBN 978-5-0059-9078-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ПОВЕСТИ и НОВЕЛЛЫ

ПОВЕСТЬ

ФОРМАТ ЛЮБВИ

Старость не может быть счастьем. Старость может быть лишь покоем или бедой. Покоем она становится тогда, когда ее уважают. Бедой ее делают забвение и одиночество.

В. А. Сухомлинский

1988 год

Мама Лили, Ида, болела очень тяжело. После семидесяти случился один микроинсульт по ишемическому типу, потом через пару лет – второй. Восстанавливалась она мужественно и практически самостоятельно. Здоровым людям этого не понять.

Сначала пожилая женщина постепенно приходила в себя после инсульта в больнице и понимала, что все в ее теле плохо работает: правая рука, левая нога, да еще что-то с речью и памятью, ранее такой блестящей.

Ида продолжила борьбу в санатории – и вышла оттуда хоть и с палкой, но на своих ногах. Дальше – писала, писала мемуары, тренировала память, разрабатывала мелкую моторику справа.

Эпизодически играла на пианино. Но днем долго играть было нельзя, дома был маленький ребенок, и он в это время спал, а вечерами играть было нельзя, так как у нее не было уже настроения и сил.

И вот, наконец, Ида стала уверенно держать вертикаль, бросила курить, все казалось относительно благополучным, можно было даже ходить без палки…

Как вдруг на ровном месте происходит второй микроинсульт, все опять плохо, но с другой стороны… И снова надо было учиться ходить, одеваться, мыться, писать. Наконец, можно было и покурить. Врачи говорили, что это уже точно ни на чем не скажется.

Иде раньше, лет под пятьдесят, после тяжелого первого инфаркта, казалось, что второй она не переживет. Она говорила детям, что сердце ее висит на тонком волоске. Достаточно одной стрессовой ситуации – и ее не станет.

Но на второй день после свадьбы Лили, младшей дочери, в шестьдесят три года Ида перенесла еще один обширный инфаркт, после которого еле выкарабкалась. А потом наступил черед микроинсультов. Врач, который ее курировал, предупреждал Лилю о возможности и третьего инсульта в скором времени.

В последние годы Ида часто болела, много курила, работала с утра до ночи, много читала и грустила. Три взрослые дочери были погружены в собственные семейные драмы, победы и поражения. Их мужья и дети требовали особого внимания.

Ида не нуждалась ни в их опеке, ни в материальной поддержке, ей необходимо было только внимание, обычное человеческое участие и родственная дочерняя жалость, разумеется, деликатная и завуалированная.

Больные старики и старухи… Бывшие профессора, великие ученые и артисты, учителя, космонавты, спортсмены, врачи, писатели и поэты, художники, музыканты, политические деятели, простые служащие, рабочие и крестьяне – все они раньше или позже становятся старыми, больными и немощными.

Есть, конечно, счастливые люди, которые живут очень долго, никогда не болеют и тихо безболезненно умирают во сне. Но их единицы, а остальным старикам приходится бороться с недугами, одиночеством и часто страдать.

Одиночество и непонимание может сопровождать людей всю их жизнь, даже в кругу большой семьи. Но в старости это ощущается особенно остро. Старики становятся слишком хрупкими и ранимыми. Любые обидные слова и действия, исходящие от чужих людей, для стариков уже не имеют существенного значения, а мелкая незначительная обида от самых близких становится настоящей драмой. Пока старики живы, они не перестают трогательно любить своих детей и внуков.

Младшая дочь, Лиля, жила с родителями. Старшие дочери навещали папу и маму, рассказывали им о своих проблемах. Те внимательно их выслушивали и помогали советами, иногда деньгами.

Вечерами Ида оставалась одна наедине со своими мыслями.

В Бога она не верила и потому совсем не стремилась в «лучший из миров», о котором никто толком ничего не знает и который никто не видел.

Ей очень нравилась жизнь, и не та, что была в прошлом, а та, которая могла бы быть в будущем. Ей хотелось еще быть востребованной на работе и в семье.

А дома было не так все спокойно: старший внук болел, младший годовалый пока еще не ходил, дети требовали большого индивидуального присмотра.

У младшей дочери до персонального внимания к матери дело так и не доходило. Лиля готовила на большую семью, бегала по магазинам, доставала продукты.

Хорошо, что в ближайших мясном и рыбном магазинах работали знакомые продавцы, они снабжали ее по блату заветренным мясом на костях, колбасой, сыром и рыбой под названием «ледяная». За простыми овощами и фруктами была вечная очередь. На рыночные продукты денег не хватало.

Лиля с победным видом после посещения магазинов вываливала пакеты и свертки на кухонный стол.

Ей казалось, что она победила советскую власть, добыв пропитание. И она совсем не чувствовала никакого унижения. Так жили многие, почти все.

Потом днем надо было убирать квартиру, гулять с детьми, стирать и гладить. Обычная ежедневная рутина.

Михаил, отец Лили и муж Иды, в то время лечился в ведомственной больнице «Ветераны партии», или, как он ее называл, в больнице «Старые большевики». Дочери навещали отца по очереди раз в неделю. Больница находилась в противоположной от их дома стороне большой Москвы.

Последний раз при разговоре с лечащим врачом Лиля узнала об отсутствии в этом «раю» методов «эффективного» лечения папы.

– Доктор, папа жалуется на ноги, говорит, что ему очень трудно ходить. Вы сможете ему помочь?

– Садитесь, дорогая. Сколько лет вашему отцу? Правильно, восемьдесят девять лет. Диагноз такой: НОВЫЕ ноги к СТАРОЙ жопе не пришьешь. Вы меня хорошо понимаете? Я на полном серьезе с вами разговариваю, и я – НЕ волшебник, не умею реанимировать этих «большевиков». Дай бог, мне самому дожить до таких лет.

Все было яснее ясного: старость никак не лечится.

Ида была моложе Михаила на четырнадцать лет. Она, несмотря на свое болезненное состояние, пыталась всячески помочь дочери. С утра она еще была в силах сделать сырники и сварить кашу к завтраку для всех домочадцев, потом ложилась в кровать и начинала читать новые книги, которые, как пирожки, издавали в тот период.

Лиля покупала все новинки и тоже пыталась читать их вечерами или на прогулке с младшим сыном.

«Самый читающий в мире» народ постепенно открывал глаза на социалистическую действительность. Каждая книга была откровением, информационным взрывом в период кардинальных перемен. Все родные, друзья и знакомые обсуждали опубликованные искренние воспоминания талантливых людей, с трудом переживших ужасы войны, сталинизм и застой.

Сил у Иды совсем не было, но она читала, вечерами смотрела телепередачи, трансляции отчетов секретарей компартий союзных республик об ужасном состоянии экономики в регионах, иногда выходила покурить на лестничную площадку.

Время от времени она просила Лилю присесть рядом с ней и прослушать написанные ею мемуары. Она хотела прокомментировать их дочери, та присаживалась, мама начинала читать, но времени на то, чтобы погрузиться в ее воспоминания, у дочери было совсем мало. Уже через полчаса старший сын должен был возвращаться из школы, и потом надо было кормить их с младшим сыном, дальше одному – помогать делать уроки, другого – укладывать спать и в перерыве еще гулять с ними.

Главным в жизни мамы Иды всегда была работа. Это было устойчивое мнение всех членов семьи. Чего же выслушивать мамины воспоминания о сотрудниках, которых Лиля видела у себя дома по многу раз в течение всей жизни?

Ида была профессором, известным ученым. А это значит – работа, работа, работа, аспиранты, докторанты, пленумы, совещания, ученые советы, доклады, выступления, рецензии и отзывы. С этим Лиля жила всю свою жизнь. У Иды действительно всегда не хватало времени на семью. Дочь возмущалась:

– Вот, мама, из-за этой чертовой работы тебе надо было хватать инфаркты и инсульты! Это уже какая-то совсем неимоверная глупость!

Как-то выйдя на прогулку вместе с Идой, Лиля ее спросила:

– Мама, я так давно хотела тебя спросить, а что с тобой случилось, когда мне было пять лет? Отчего был твой первый инфаркт?

Ида посмотрела внимательно на Лилю, как бы для себя определяя, что конкретно хочет услышать ее младшая дочь, и спокойно ответила:

– Он был связан с защитой докторской диссертации. Мой шеф, боясь, что я займу его место, десять лет читал мою диссертацию, каждый год просил переписывать вступление и первую вводную часть, вставлять в нее решения новых партийных съездов. Вносить ежегодно дополнительные расчеты, обновления. Как ты думаешь, кто может это выдержать в течение десяти лет, какую надо иметь нервную систему? Сколько за эти годы мне пришлось написать научных докладов, статей, где мой шеф всегда был на первом месте в списке авторов? А тот брал ручку в руки только, чтобы ставить подписи под документами и приказами. Это был бывший кадровик Академии наук, «вершитель судеб».

– И из-за этого ты чуть не рассталась с жизнью? Да пропади все это пропадом! Ну ладно, а второй инфаркт из-за чего? Такая была у меня шикарная свадьба! Столько народу было и столько положительных эмоций! Мы же тебя тогда еле спасли. Ты что, так сильно переживала из-за меня?

– О господи! О чем ты? Это точно не из-за твоей свадьбы, это тоже из-за работы, у меня был доклад в Госплане, сложное выступление, оно требовало особого внимания, труда и смелости. Кстати, с первым мужем ты развелась, а значит, и свадьба та была большой суетой и тратой сил и денег. Была ты счастлива? Судя по всему – не очень-то. Теперь тебе надо растить старшего сына вдали от отца. Я это предчувствовала и много раз тебя предупреждала.

– Мама! Значит, я все-таки всегда была на втором месте у тебя после работы.

– Нет, это не так, ты доживешь до моих лет и многое поймешь. Правильно расставишь все приоритеты. Работа – это не только для меня, но и для вас всех, для тебя в частности.

– А инсульты? Тоже из-за работы, из-за твоего вынужденного ухода с работы? Верно?

Ида молчала. Потом продолжила:

– Я хотела бы тебе прочитать то, что я написала, кое-что прокомментировать, но тебе всегда некогда. Вот и сейчас ты прибежишь домой и будешь готовить, стирать, убирать, кормить всех и мыть посуду. Вот это пока вся твоя жизнь, а моя жизнь быстро уходит… Все потом, потом… Бог даст, все узнаешь, оценишь и поймешь.

– Мама! Ты же не веришь в Бога?

– Не знаю, верю только в реальные истории, иногда упоминаю его всуе. Я воспитана по-другому. В нашей вере никто не молит о спасении, о бессмертии. Нет посмертного наказания, и нет посмертного спасения. Нельзя купить индульгенцию. Все наказания осуществляются при нашей жизни, и будущее создается только нами, нашей свободной волей и только сейчас. Но ты, увы, пока, как и все в твоем возрасте, очень далека от этих мыслей.

В коляске завертелся ребенок, сын Стасик открыл глазки…

– Смотри, Лиля, ребенок, кажется, просыпается, надо идти домой. Вот и все, кажется, поговорили…

С Идой всегда было очень непросто откровенно разговаривать.

Дочь мучилась угрызениями совести и страдала. Она очень мало уделяла внимания своей маме.

1983 год

Еще к семидесятилетию Иды, до всех ее инсультов и до рождения младшего сына Стасика, Лиля затеяла ремонт в квартире. Родители оба тогда одновременно лежали в больницах. Ремонт она делала вроде бы для всех, но на самом деле, что уж греха таить, больше для себя, для своей молодой семьи и под себя.

И мать, и отец, выписавшись из своих больниц, увидев, как изменилась квартира, готовы были немедленно отправиться в лечебные заведения обратно. Лиля, сломав стены, объединила ванную комнату и туалет. Устроила там голубого цвета арку, а к ванне теперь вели гладкие черные ступени.

Все было очень красиво и по-западному, весьма авангардно, но не для пожилых людей. Отец сказал, что здесь, на этих чертовых скользких ступенях, он и умрет. И Лиле теперь приходилось ежедневно сопровождать родителей, желавших принять душ или ванну.

В комнатах после перепланировки и ремонта появились модные светлые обои, в гостиной – новый велюровый югославский диван с креслами, чешская хрустальная люстра, торшер из той же коллекции. От всего этого Ида пришла в полный ужас и назвала Лилю глубокой мещанкой. Маме было стыдно за эту люстру и плюш в своем доме.

До ремонта в квартире все было очень скромно: ни дорогой мебели, ни ковров, ни хрусталя, зато чудесное пианино и множество книг. Но потом родители успокоились. Квартира действительно нуждалась в капитальном ремонте, и он был сделан силами Лили и на средства, которые она взяла в долг у подруги. Главное, что любимые книги оставались стоять на своих полках, а пианино – в гостиной.

Ида все-таки согласилась под напором дочерей отпраздновать свой юбилей, пригласила своих знакомых с кафедры и из лаборатории, в которой она еще тогда продолжала работать. Она поставила перед дочерьми одно условие – родных людей на этом домашнем юбилее не должно быть много. Только дочери и младшая сестра из Одессы.

Отец вообще-то не любил оказываться в кругу ученых и друзей матери. И Михаил, и Ида были совершенно разными людьми: разное воспитание, разное образование, разные вкусы. Отцу было неинтересно слушать профессиональные разговоры, он любил компанию своих друзей, родных, младшего брата и старшей сестры.

Юбилей прошел на славу, дочери старались как могли, достали разными способами дефицитные деликатесы, купили вино и шампанское, приготовили салаты и праздничную индейку. Лиля испекла юбилейный пирог. Девочки свою маму не только безумно любили, они ее очень уважали, гордились ею и старались во всем ей угождать.

Ида была счастлива, пришли гости, охали и ахали по поводу обновленной квартиры, было много приятных искренних речей, цветов и подарков. В середине празднования Ида села за пианино и по памяти сыграла ноктюрн Шопена до-диез минор.

Как она исполняла трели и сложнейшие аккорды! Ее короткие пальчики как молоточки стучали по клавишам, она перевоплощалась в момент игры. Все ее настрадавшееся нежное трогательное существо, вся ее тонкая душа, переполненная музыкой, просыпались с игрой на пианино. Она как будто бы молодела на глазах. Чувствовалось, что вот-вот произойдет чудо.

Никто из трех сестер не мог так исполнять произведения Шопена, так легко и непринужденно, одновременно с такой безумной страстью, любовью и нежностью.

Ида показала гостям фотографию своего старшего внука, Юрика, которая стояла в красивой рамке на пианино, она очень гордилась им. На ней Юрик, сын ее старшей дочери Евы, в свои семь лет солирует на рояле в Большом зале Консерватории, а симфонический оркестр замер на мгновение и вот-вот вступит…

Потом все гости, ученики, коллеги и последователи, пели хором романсы, популярные песни под ее аккомпанемент. А потом был чай.

Утром сестра из Одессы еще раз ее обняла, поцеловала, присела на дорожку и сказала:

– Все у тебя, родная Идочка, было отлично, такие чудесные гости и друзья, прекрасный ремонт, стол, полный яств, дочери-помощницы, жаль только, что не было мужа и зятьев. Ну что же делать…

Мать промолчала, она смотрела с удивлением на младшую сестру, которую очень любила, уважала и, к сожалению, очень редко в последние годы видела. Они обнялись и попрощались, смахнув слезы.

Ида поздно вечером грустно обратилась к Лиле:

– Лиля! Давай завтра утром соберемся и поедем на кладбище к бабушке и дедушке, я хочу с ними поговорить, попросить их помолиться за всех вас, поклониться им за сестру, она сама не успела поехать к ним, но очень меня просила. Надо еще договориться с работниками кладбища спилить дерево за могилой и памятником, оно так выросло, памятник из-за его мощных корней накренился.

Лиля мечтала учиться в аспирантуре, и, как ни покажется многим это странным, учиться ей было легче, чем растить маленького сына.

Ей помогали все родные. На выходные дни сына забирал к своим родителям бывший муж Лили. Тогда Ида могла передохнуть и помочь дочери.

Они с Михаилом возились с мальчиком в будни. Внука устроили в ведомственный детский садик Академии наук, куда он с большим неудовольствием отправлялся каждое утро.

В отсутствие Лили происходило следующее. Родители по очереди отводили и забирали внука из детского садика.

Вечерами он играл с ними в почтальона, перевозя на велосипеде черновики статей Иды из кухни, где она любила работать, в спальню, где восьмидесятидвухлетний Миша каждые пять минут просматривал их и ставил подпись о получении депеши.

Потом Ида давала внуку поручения нарисовать и раскрасить домик и машину, сочинить к возвращению мамы стихи, которые, слегка подкорректировав, она обязательно записывала для Лили, затем кормила внука.

Вдвоем с Михаилом с большим трудом они его купали и укладывали спать. Ида читала на ночь внуку книжки, показывая картинки, или рассказывала сказки и истории.

Лиля же носилась по городам и весям – в Омск, в Новополоцк, Новокуйбышевск, в Уфу и Казань, – собирая технические материалы для своей диссертации.

Она старалась выполнять работу так быстро, как только возможно, понимая, что родители с большим трудом справляются с внуком, который с самого раннего возраста отличался очень своенравным характером. С ним никому не приходилось скучать.

Играя в прятки со стариками, он забирался в такие потаенные места квартиры, что бедные родители вызывали соседей на его поиски.

На улице мальчик умудрялся троекратно встретить одиноких больших собак, с которыми он хотел подружиться, а они нет, и после их укусов приходилось делать ему по сорок уколов в живот. Благо травмпункт был в соседнем доме.

Его грузинскую непроизносимую фамилию знали наизусть все врачи в приемном отделении травмпункта. То бесконечные переломы пальцев рук, то ссадины, то ожоги случались с ним на каждом шагу в садике и дома.

Создавалось такое впечатление, что он притягивал к себе проблемы, реально занимался членовредительством, залезая на чердаки, прячась под кузовами автомобилей во дворе, застревая в лифтах.

У чужих людей формировалась уверенность, что ребенок находится без присмотра, но это было неправдой. Его порог страха и опасности был от рождения очень низким.

Плюс он ревновал Лилю ко всем ее друзьям, к работе и к учебе, делал все возможное, чтобы привлечь к себе внимание, создавая экстраординарные ситуации. А потом его необходимо было спасать. И старики, и Лиля его очень любили и всегда спасали.

Зная такой необычный характер своего ревнивого сына, Лиля старалась как можно быстрее защититься.

Наконец Лиля успешно окончила обучение в аспирантуре. У нее появилось свободное время.

Медленно стала складываться новая личная жизнь. Спустя восемь лет после окончания школы Лиля случайно встретила одноклассника, у них закрутился роман. Ребятам хотелось быть наедине, но маленького сына оставлять на старых родителей было сложно.

Лиля выдумывала поводы, оправдывалась разными конференциями, докладами и прочим, думая, что мама не понимает ее «хитростей».

В какой-то момент Иде надоело это вранье, она попросила ее показать написанный доклад, с которым ее дочь, взрослая женщина и мать, собиралась якобы выступать. Никакого доклада, конечно, не было. Лиля показала Иде какую-то старую свою статью. Стыдно было ужасно, но молодость…

Ида посмотрела на эти листки, спросила Лилю, когда она вернется. Перед ее отъездом, заметив, что листки статьи так и остались лежать на тумбочке, напомнила ей:

– Смотри, моя дорогая, не забудь свой доклад, веди себя, пожалуйста, достойно на вашей «конференции»!

Ида выдохнула и успокоилась, только когда Лиля успешно защитилась. Мать свято верила, что звание кандидата экономических наук поможет дочери в продвижении по работе, когда она останется одна без родителей.

Лиля после окончания учебы в аспирантуре вернулась в свой НИИ информации самой низкой категории, в своего рода отраслевое болото, где ей за научную степень прибавили к девяноста пяти рублям еще десять.

Дряхлеющие лидеры компартии продолжали невнятно бубнить по радио и телевизору о новых советских достижениях, уровень жизни при этом продолжал падать, дефицит всех товаров резко увеличивался, казалось, что никогда никакие экономические и политические перемены не наступят.

Сезон похорон партийных лидеров стал каким-то обычным явлением. И никто в стране сильно не скорбел. Полный тупик!!!

Ида, несмотря на это, говорила Лиле:

– Ты ничего не понимаешь, не ценишь, какое сейчас время, не можешь знать, что такое почти сорок лет без войны. Это уже само по себе большое счастье. Плюс нет этого кровавого террора. Все скоро будет хорошо. Страна наша богата природными ресурсами, при умелом планировании экономики и организации труда, при вовлечении передовых ученых в процесс развития производства мы сможем добиться прекрасных результатов. В стране огромный потенциал высокообразованных людей.

– Мама! О чем ты говоришь? Все твои выдающиеся ученые, самые способные твои же аспиранты валят со скоростью звука из этой богатой страны! А студенты с факультета автоматики и вычислительной техники, едва получив дипломы, забывают об альма-матер и уезжают целыми группами.

Но перемены все-таки зрели, и не только в умах законопослушных граждан.