Текст книги "Целительный воздух. Остаться самим собой"

Тем не менее Лиле поручили выполнять массу общественных нагрузок, чтоб жизнь медом не казалась. Работа в приемной комиссии, трудовая полумесячная осенняя закалка со студентами «на картошке», поездка со студентами летом на практику, исполнение функций заместителя председателя научно-технического общества института, кураторство группы и так, еще всякая мелочь.

А главное, что пожилые преподаватели с удовольствием «жертвовали» Лиле свои утренние и вечерние часы лекций для студентов и производственников. Дурацкие командировки по сбору информации для научно-аналитических тем лаборатории тоже были ее. Она была самой молодой и полна амбиций.

В приемной комиссии работать было легко, просто и предсказуемо. Однако лишний внимательный пригляд Лили никому в институте не был интересен.

В студенческие годы у Лили была подруга Катя, за которой ухаживал молодой врач-гинеколог. Подружки все пять лет были обеспечены справками о беременности на ранних сроках. Остальные девчонки завидовали и интересовались, когда же они, наконец, родят.

Избалованные комфортом, девочки-москвички были счастливы. Конечно, это было не очень по-комсомольски, но поездка на две недели работы в поле в спартанских условиях была для них большим испытанием. Лиля даже не говорила Иде про эти «хитрости», мама бы ее осудила. Но это было в студенческие годы.

Теперь никто из руководства не спрашивал, хочет или не хочет Лиля ехать, справки не принимались. На сбор картошки в должности комиссара отряда она поехала со студентами осенью, сразу же после своей второй формальной свадьбы. Ида согласилась посидеть с внуком.

Погода была отвратительная, среди студентов было много ребят после прохождения службы в армии, некоторые имели стаж работы значительно больший, чем был у Лили. Лагерь стоял на берегу довольно широкой реки с большим количеством зеленых островков с рощицами, на которых самостоятельно паслись коровы, завезенные из прибрежных колхозов.

Поля с картошкой тоже были довольно близко, колхозный грузовик забирал студентов каждое утро и вез их работать на поле. Лиля никогда не занималась сельскохозяйственными работами, она никогда не была «на картошке» во времена студенчества. Она не умела собирать её, не могла этим похвастаться перед студентами. Они над ней посмеивались.

На утренний призыв идти на линейку и построение уже совсем взрослые ребята отвечали:

– Вам надо, вот вы и идите, вы же комиссар, а мы себя неважно чувствуем. У нас сильная головная боль.

В итоге на утренней линейке стояли семнадцатилетние подростки, замерзшие, голодные и без всякой студенческой романтики. С ними Лиля и выполняла план.

А еще она с первокурсниками плавала на лодке во второй половине дня собирать грибы на островках. Там их было видимо-невидимо.

Повара замучились чистить грибы и жарить картошку, жаловались, что подсолнечного масла на жарку не напасешься, а студенты совсем не хотели возиться с чисткой грибов в холодной воде.

«На картошке» Лиля, будучи в молодом возрасте «революционеркой», случайно вскрыла акты вопиющего воровства заведующего продовольственного склада лагеря. Она обратила внимание на то, чем кормили студентов, и ужаснулась.

Заведующий склада и еще парочка «комиссаров», традиционно курировавших сбор картошки, ежегодно воровали продукты у студентов. Студенты это знали, так как сами разгружали продукты, но не связывались с ними.

Они просто саботировали процесс сбора картошки, пили водку, играли в карты. Со студентами-«производственниками» руководство предпочитало не связываться. Только группа студентов-новобранцев копалась в мокрой холодной земле, собирая урожай.

Эпопея закончилась мирно. Лиля вошла в историю. Все спрятанные и заготовленные на зиму ворами продукты были распакованы, розданы, сварены и скормлены совершенно обалдевшим студентам.

На всякий случай по окончании работ каждому студенту был выдан пакет с сухим пайком и с консервами, которые не успели и не смогли съесть уже к тому моменту абсолютно сытые студенты.

Заведующий складом не разобрался, кто мог стоять за новым комиссаром. Если бы знал, что никто не стоит, выгнал бы Лилю сразу. Традиции в институте не менялись. После этого случая поездки Лили на картошку тоже закончились, она лишила иллюзий закоренелых жуликов.

Такой комиссар заведующему складом и «передовым» молодым ученым не нужен был. В приемную комиссию тоже больше не звали: зачем отвечать на лишние вопросы наивных молодых преподавателей.

У Иды складывалось впечатление со слов Лили, что в институте творится что-то невообразимое. Раньше в советских ВУЗах ничего подобного не происходило.

Лиле нравилось кураторство, она чувствовала себя ответственной за своих подопечных. Ей досталась группа производственников, строителей, молодых людей её возраста. Они приходили на занятия в восемь вечера, уставшие после работы. Некоторые, может быть, и пытались вникнуть в экономику, но большинство студентов-вечерников на ее семинарах и лекциях дремали.

Лиля старалась их заинтересовать всякими интересными фактами, событиями, но экономика, которая должна быть «экономной», их не интересовала. Они вставали в семь утра, работали восемь часов на своих производствах, их интересовала механика, технология, строительство, транспорт, они хотели быть инженерами, но никак не экономистами.

Все они, как один, знали изнутри свои производства, а экономические правила везде работали плохо. К сессии кто-то из ребят достал курсовой проект у друзей из параллельной группы, они размножили его, поменяли названия объектов и сдали в срок преподавателю. Название было у всех одинаковое: «Курсовой проЭкт».

Лиле, конечно, досталось как куратору и преподавателю. После проработки и призывов к сознательности «проЭкты» были переписаны и стали проектами.

На экзаменах провести Лилю было невозможно. Она сама много раз выдумывала «сказки» для преподавателей, выкручивалась, поэтому приемчики студентов на нее не действовали. Нового они ничего не могли сочинить. Жаль было только студенток-матерей грудных детей. Остальные «влюбленные» или «одинокие» студенты были до боли знакомы.

Она никогда никому не ставила двоек, ей не хотелось приходить и еще раз принимать экзамены. Она любила спрашивать не по билетам, а узнавать, понял ли студент самое главное из ее курса. Если да, то знание билета было не столь важным, но, если студент не понимал ничего из курса, она начинала злиться на себя.

Сама не смогла ничему научить! Значит, она слабый преподаватель, и все! Она просила студента задержаться и спрашивала его, в чем его проблема, почему он не желает учиться. Ответы в тот период были почти всегда одинаковые.

– Я – строитель или технолог, геолог, механик. И сосредоточен исключительно на своей специальности, ваша «экономная экономика» привела всех нас к коллапсу, к кризису, к дефициту всего и вся. Не идет она мне в голову. Все я понимаю, хотите расскажу вам, в каком наша страна состоянии?

Тогда Лиля задавала последний вопрос:

– Но вы же хотите перемен?

– Конечно, хочу, вот и учусь, но главное для меня – это моя специальность.

Это уже была твердая тройка. Выпускать и плодить посредственность совсем не хотелось.

Ида интересовалась успехами дочери на ниве преподавания. Лиля все чаще отвечала, что преподавать «ложь и методы ее оптимизации» ей становится совершенно невыносимо.

И командировки продолжались, научная работа в большей степени превращалась в формальную, никому не нужную деятельность…

Перестройка шла полным ходом. На майские праздники Лиля, совершенно выдохнувшись, мечтала отдохнуть дома с сыном. Но не получилось, ее направили в Новокуйбышевск на завод собирать данные о катализаторах.

Она никогда не была в Самаре, бывшем Куйбышеве, не видела разливов Волги по весне. Но она была когда-то давно во время студенческой практики на заводе в Новокуйбышевске.

По случайному совпадению свой первый визит в должности нового лидера страны Михаил Горбачев осуществил именно в Поволжье перед майскими праздниками, так как там была самая ужасная экономическая обстановка, настоящий голод.

Лиля прибыла на свой объект одновременно с приездом Горбачева в Самару. Мест в Новокуйбышевске, в единственной гостинице города-спутника не было, все было занято болгарской делегацией, единственное кафе там же тоже было закрыто на «спецобслуживание».

Пришлось поселиться в общежитии рабочих цементного завода. Окна в комнате на втором этаже, где жили еще две девушки, не закрывались, на деревьях напротив висели ребята с цементного завода, ругались матом и звали всех подряд девчонок с ними на прогулки.

В номере было грязно: застиранное белье серого цвета, вонючие полотенца, электрический чайник, видавший виды, с копотью с палец внутри, бесконечно бегающая и прыгающая со стола на стул полуголодная мышь, которую Лиля страшно боялась и пыталась выгнать каждый вечер. Удобства, если их можно было так назвать, находились в дальнем углу коридора. Лиля, слава богу, успела купить майские выпуски газет в киоске, аж целых три экземпляра, мечтать о туалетной бумаге не приходилось, да ее и в Москве-то тогда не было.

Последние апрельские деньки выдались жаркими, Лиля посещала заводоуправление, собирала данные, ела в заводской столовой.

Вечером в городке она нашла единственный магазин, где купила последнюю банку с кабачковой икрой, конфетки-подушечки с каким-то вареньем внутри, приторные и старые. Хлеба не было, все закрыто, на проходной в общежитии ей открыли консервным ножом банку с кабачковой икрой, но есть икру оказалось нечем, да и сама икра сильно попахивала солодом, которым была смазана металлическая крышка банки. Пришлось ее оставить на столе.

Всю ночь при включенном свете мышь вылизывала икру из банки, посматривая на Лилю, пока не наелась и не убежала в противоположный угол комнаты.

Лиля довольно быстро собрала материалы для лабораторной темы, но поменять билеты в Москву на первое или второе мая не смогла. Оставалось три дня, и Лиля поехала в битком набитом автобусе в Самару, чтобы купить что-нибудь поесть.

Перед визитом Горбачева в магазинах Самары в канун праздников не продавали водку три дня, они все были закрыты. Власти боялись, как бы не было пьяных на встрече с лидером. Как только тот улетел, в магазинах началась давка в первую очередь из-за водки, трех человек затоптали насмерть. Милиция разгуливала по городу, собирая пьяных граждан. В единичные кафе и булочные стояли очереди.

Проголодавшаяся Лиля прорвалась через час в кафе, где ей достались прохладные макаронные изделия под названием «рожки» с тефтелями, сделанными из непонятно какого мяса. Был и салат из квашеной капусты, ну и, разумеется, компот из сухофруктов с местным кексом. Лиля была счастлива. Она хотела прикупить булочек на следующие два дня, но, когда вышла из кафе, поняла, что опаздывает на последний автобус в Новокуйбышевск.

На следующий день Лиля решила посетить городской рынок. Весной на рынке, кроме мелкой картошки, лука, волжской полуживой рыбы, только что выловленной местными рыбаками, и старой капусты, ничего не было.

У какой-то бабушки ей все-таки удалось купить трехлитровую банку с компотом из облепихи, правда, дотащить ее до общежития не получилось. Банка случайно выскользнула из рук и разбилась, испачкав юбку и туфли в неприличный желтый цвет. Идти куда-то уже было не в чем.

Лиля просидела с книгой во дворах рядом с общежитием, где все юное население «оттягивалось» в праздник, пьяные оргии под песни Высоцкого не прекращались сорок восемь часов. Она успокаивала себя тем, что худеть ей просто необходимо, и, вообще, в войну было еще хуже.

Так прошли теплые майские праздники, на следующий день Лиля по дороге на автобусную станцию увидела, что, о чудо, открылась кулинария при кафе в городской гостинице. Она побежала и купила в дорогу в поезд единственный съедобный товар, который там в тот час продавался – бисквитный торт, весом один килограмм, жирный, только что привезенный с фабрики, с розовыми, салатовыми и голубыми цветами из крема. Торт был упакован, как положено, в картонную коробку и надежно перевязан бумажной бечевкой.

Счастливая молодая женщина села в автобус, водрузив на колени торт и поставив рядом с собой дорожную сумку. В автобус, который отправлялся на железнодорожный вокзал, набилось огромное количество людей. Лиля предвкушала удовольствие от чая в поезде с тортом. Ей, проголодавшейся за эти три дня, казалось, что она съест торт целиком.

На конечной остановке она не поняла, куда это все люди без исключения ломанулись. Лиля всех пропустила и выходила последней. А навстречу ей с таким же напором и скоростью, с которой выходили люди, вваливались в автобус граждане, только что сошедшие с поезда, с вещами и тюками.

Лиле все-таки удалось выйти, не потеряв своей сумки с документами, но вот торт являл собой жалкое зрелище. Высота коробки уменьшилась на десять сантиметров, из-под крышки выползали жирные струи крема розового, голубого и салатового цвета. Вся перепачканная, она зашла в купе.

Трое взрослых армян вежливо поздоровались и пригласили Лилю к импровизированному перекусу. Стол в купе был, что называется, накрыт еще до отхода поезда. Лиля увидела три стакана с красноватой жидкостью, голубую курицу с несколькими торчащими перьями, резко пахнувшие соленые огурцы, явно свежую буханку черного хлеба и любовно нарезанный на салфетке печеный баклажан.

– Вот это я понимаю, восточные люди, приветствую вас!

Она обрадовалась, достала из-за спины то, что когда-то было тортом, и, улыбаясь, сказала, что сейчас они открывать его не будут, это сюрприз к чаю.

Поезд тронулся, проводница проверила билеты и принесла четыре стакана чаю. Лиля вымыла в туалете жирные разноцветные руки вонючим казенным мылом. Пассажиры купе прикрыли дверь, один из них начал любовно делить курицу волосатыми руками.

Какой-то лишний запах навязчиво присутствовал в купе. Лиля посмотрела вниз. «Ну да, это же мужчины сняли обувь и благостно шевелят пальцами ног в несвежих носках. Как я буду здесь спать?»

Лиля, однако, была сосредоточена на баклажане, лежащем рядом с солеными огурцами, исчезающими на ее глазах. Баклажан, в отличие от курицы, почему-то не пользовался у мужчин успехом.

– Куда путь держите, уважаемая? Угощайтесь, пожалуйста. Роберт, налей красавице портвейна!

Роберт потянулся за стоящей за спиной бутылкой дешевого молдавского портвейна «Гратиешты».

– Нет, что вы, я не пью. Я, вообще-то, возвращаюсь домой, в Москву. Была здесь в командировке по работе. Если можно, я съем кусочек курочки, огурчик и вот это.

Лиля показала на баклажан.

– Пожалуйста. Все нарезано. Как же такую красавицу муж отпускает одну в командировку?

Лиля уже не могла отвечать, она, голодная, набила рот баклажаном и огурцом. Но… что-то странное было во рту с совершенно мерзким вкусом. Оно не жевалось и не глоталось. Лиля с набитым едой ртом выскочила из купе и быстро выплюнула все угощения в унитаз, слава богу, никем не занятого туалета.

– Что это у вас лежит на салфетке? Баклажан?

Все трое мужчин, с характерными для армян иностранными именами, – Роберт, Альберт и Гамлет, хором ответили:

– Ну что ты, милая, какой баклажан весной, это почки свиные мы в буфете на вокзале купили, ну не очень, видимо, вкусные. Чуть-чуть зеленые, может, не сегодняшние. Ешьте курицу, она вроде посвежее, вот, пожалуйста…

Когда Лиля открыла попутчикам торт, все трое тактично отвели глаза. Смесь остатков весенних цветов плохо смотрелась на рваных и мятых бисквитных коржах.

Это были обычные приключения Лили в командировках.

Работа в институте шла своим чередом.

Но читать из года в год одно и то же студентам даже за большие деньги было очень скучно. Лиля предпочитала сама больше учиться, ходила то на курсы риторики, то на занятия по педагогическому мастерству, то на лекции любимых преподавателей, работала в научно-техническом обществе института, учила на городских курсах английский и французский языки.

Она пыталась вносить в курс то, что считала новым и прогрессивным, студенты ее любили, ценили это, но проверяющие комиссии били тревогу и эти ее новаторства не поддерживали.

Нет, эта работа была тоже не для нее. Лиля не соответствовала требованиям советского института. Ведущие специалисты покидали кафедры, уходили в частные бизнесы, цены росли, «большая зарплата» превращалась в «копейки».

Время было очень тревожное. Везде, тогда еще в СССР, творился настоящий экономический и политический хаос. Гиперинфляция, дефицит всего и вся, митинги, волнения, рокировка властей предержащих, выдвижение новых политических лидеров, Кашпировские и Чумаки, Джуны, набирающие мощь финансовые пирамиды, разграбление государства, заказные убийства и прочее, прочее…

Ида беспрестанно курила и нервничала. Она, слушая новостные и информационные программы по телевизору, приходила в ужас:

– Как можно было угробить лучшие идеи? Как мы докатились до такого нижайшего уровня экономики? Произошла явная деформация нашего общества, давно… И мы все – участники этой деформации.

И все-таки в учебном институте Лиля не ужилась. Она мечтала о втором ребенке и родила его. После декретного отпуска в институт она не вернулась, о чем никогда не пожалела.

В связи с предстоящим появлением в семье маленького ребенка Лиля начала просить свою маму уйти с работы, так как очень нуждалась в ее помощи. А у Иды в это время были свои планы.

Ее шеф, который много лет, несмотря на все ее регалии, не давал ей стать руководителем экономического отдела в любимом академическом институте, ушел с работы на пенсию. Сначала ушел курировавший и прикрывавший его директор, сразу же пост покинул и шеф.

Не могло быть никаких сомнений, что Ида, наконец, сможет возглавить выпестованный ею коллектив. Но не тут-то было. Пришел новый директор, известный и заслуженный академик, пожелавший окружить себя молодыми учеными. Это было прекрасным решением, если не считать того, что некоторые молодые ученые не могли составить конкуренцию такому опытному специалисту, каким была Ида.

И началась внутренняя возня. Ее любимая красавица-ученица пришла на прием к академику и заявила о своих планах на руководство отделом. Представить, что ее аспирантка способна на такую подлость, Ида не могла и сразу же написала заявление об уходе.

Академик, руководитель института, мгновенно осознав свою в данном случае недальновидность, предложил Иде стать его личным консультантом и главным помощником, предоставив при этом ей все возможные льготы, рабочее место в отдельном кабинете и свободный график посещения.

Ида пришла домой, сообщила об этом Лиле. Дочь все сразу поняла. Ее маме пережить такую обиду от своей бывшей аспирантки, с которой они проработали больше пятнадцати лет в одной комнате, было крайне сложно.

Новые условия работы и должность – все это было прекрасно, но как встречаться со своей ученицей в коридорах института? Представить себе это для Иды было невозможно.

Лиля успокаивала маму, говоря ей о том, что они классно смогут гулять с детьми в Нескучном саду, что уходить с работы надо вовремя, что важно успеть пожить для себя, почитать любимые книги, сходить на концерты классической музыки, в театры, в музеи или просто полежать дома вволю. Она всячески пыталась поддержать маму и предложила ей поехать в санаторий или в какой-нибудь дом отдыха, чтобы набраться сил.

Уже на следующий день академик загрузил своего нового консультанта подготовкой большого доклада на международной конференции. Он был просто сражен, когда Ида представила ему через пару дней всеобъемлющий прекрасно написанный доклад, в который академик не внес ни одного замечания. Он поблагодарил ее за помощь и сказал, что очень счастлив и горд, что она осталась с ним работать.

Ида была довольна похвалой. Академик даже и не мог представить, какие колоссальные объемы работ везла на себе эта женщина всю жизнь. Он еще только знакомился с ней.

В институте немедленно отреагировали на вызов аспирантки Иды. Все сотрудники как один устроили ей полную обструкцию. Ида проработала в институте более сорока лет, со всеми была дружна, заслужила огромный авторитет и всеобщее уважение, начиная от простых лаборантов до знаменитых академиков. Она была воистину гордостью института.

Академик добавил:

– Кстати, ваш бывший отдел, Ида Михайловна, я решил расформировать, он без вас никому не нужен, женщины пойдут работать, кто-то в другие отделы, кто-то в библиотеку, а кто-то и вовсе решил уволиться.

Ида поняла, на кого он намекнул, и молча понимающе кивнула. Ей было очень жаль, что так быстро «сгорел» отдел, где прошла большая часть ее научной жизни. Но потом сама призналась Лиле, что, кроме нее и еще двух самых способных ребят и аспирантов, в лаборатории никто давно самозабвенно не работал.

Бывший шеф сумел развратить своим бездельем остальных, сделав способных ученых послушными подхалимами и доносчиками.

На следующий день у мамы Лили случился первый микроинсульт. А вскоре и второй.