Текст книги "Азбука спасения. Том 16"

Апостол Иоанн Богослов

Горе, живущим на земле

Четвертый Ангел вострубил, и поражена была третья часть солнца и третья часть луны, и третья часть звезд, так что затмилась третья часть их, и третья часть дня не светла была – так, как и ночи. И видел я и слышал одного Ангела, летящего посреди неба и говорящего громким голосом: горе, горе, горе живущим на земле от остальных трубных голосов трех Ангелов, которые будут трубить! (Откр.8:12,13).

И в тот же час произошло великое землетрясение, и десятая часть города пала, и погибло при землетрясении семь тысяч имен человеческих; и прочие объяты были страхом и воздали славу Богу небесному. Второе горе прошло, вот, идет скоро третье горе (Откр.11:13,14).

Горе, горе тебе, великий город

И восплачут и возрыдают о ней цари земные, блудодействовавшие и роскошествовавшие с нею, когда увидят дым от пожара ее, стоя издали от страха мучений ее и говоря: горе, горе тебе, великий город Вавилон, город крепкий! ибо в один час пришел суд твой.

И купцы земные восплачут и возрыдают о ней, потому что товаров их никто уже не покупает, товаров золотых и серебряных, и камней драгоценных и жемчуга, и виссона и порфиры, и шелка и багряницы, и всякого благовонного дерева, и всяких изделий из слоновой кости, и всяких изделий из дорогих дерев, из меди и железа и мрамора, корицы и фимиама, и мира и ладана, и вина и елея, и муки и пшеницы, и скота и овец, и коней и колесниц, и тел и душ человеческих. И плодов, угодных для души твоей, не стало у тебя, и все тучное и блистательное удалилось от тебя; ты уже не найдешь его. Торговавшие всем сим, обогатившиеся от нее, станут вдали от страха мучений ее, плача и рыдая, и говоря: горе, горе тебе, великий город, одетый в виссон и порфиру и багряницу, украшенный золотом и камнями драгоценными и жемчугом, ибо в один час погибло такое богатство!

И все кормчие, и все плывущие на кораблях, и все корабельщики, и все торгующие на море стали вдали и, видя дым от пожара ее, возопили, говоря: какой город подобен городу великому! И посыпали пеплом головы свои, и вопили, плача и рыдая: горе, горе тебе, город великий, драгоценностями которого обогатились все, имеющие корабли на море! Ибо опустел в один час (Откр.18:13—19).

Святой Макарий Великий

Горе душе

Горе душе, когда не имеет в себе истинного кормчего – Христа, потому что, находясь среди горького моря тьмы, волнуемая бурею страстей и обуреваемая лукавыми духами, доходит, наконец, до погибели.

Горе душе, когда не имеет в себе рачительно возделывающего ее Христа, чтобы могла она принести благие духовные плоды…

Горе душе, когда не обитает в ней Владыка ее Христос, потому что, опустев и исполнившись зловонием страстей, делается она убежищем порока.

Горе душе, если останавливается на своей природе и уповает на свои только дела, не имея общения с Божественным Духом, потому что умирает, не сподобившись вечной Божественной жизни. Душа же, которая сподобилась с великим вожделением и чаянием, с верою и любовию принять в себя оную силу свыше, небесную любовь Духа, и имеет уже в себе небесный огнь бессмертной жизни, действительно отрешается от всякой мирской любви, освобождается от всяких уз порока.

Авва Исайя

Горе нам…

Горе нам, предавшимся сластолюбию в сем кратком поприще жизни. Чтобы удовлетворить законопреступной и кратковременной похоти плотской, соделываем себя недостойными сладостнейшего созерцания славы Божьей! Горе нам, яко тление нетления не наследствует (1Кор.15:50). И мы, презрев нетление, с безумным неистовством стремимся за тлением. Горе нам, что мы плоть свою, имеющую обратиться в прах и пищу червей, питаем в грехах, не боясь ни огня, в коем будем вечно мучиться, ни червя, никогда не усыпающего. Горе нам, что люди благочестивые почитают и лобызают тело наше, оскверненное нечистотами, между тем, как мы «гробы повапленные», и смердим грехом смертоносным! Горе нам, что мы неумеренностью и приятными яствами умножаем в себе семя похоти, и посему возбуждаемся к преступному смешению телесному.

Горе нам, что мы не умеем предпочитать тленное нетленному, и презираем Божественную и страшную правду. Горе нам, что мы ленивы и медленны к добру, готовы же и скоры ко злу. Горе нам, что тело наше, назначенное для вечного света, мы привели к вечной тьме. Горе нам, что Сын человеческий, соделавшийся ради нас человеком, Который есть одной и той же сущности с Богом Отцем, не имеет у нас где главы подклонить (Мф.8:20), между тем, как лисицы, т. е. лукавые и нечистые духи, устроили в нас свои обиталища. Горе нам: ибо люди правые сердцем представят пред Судью и души чистые и тела святые, без всякого порока, а мы, имея порочный души и нечистые тела, услышим изречение, подвергающее нас вечной казни.

Горе нам, что мы, будучи исполнены бесчестных и срамных дел, просим чести и славы святых. Горе нам, что, будучи повинны и подвержены многим грехам, мы обращаемся посреди святых и непорочных, как чистые и свободные от греха. Горе нам! будучи исполнены согрешений, мы учим и наставляем тех, кои гораздо лучше нас и превосходят нас. Горе нам, что имея бревно в своем глазе, мы проницательно усматриваем малейшие сучки согрешений братьев наших, и с гневом стремимся исторгнуть оные, как будто в нас нет ничего, требующего поправления. Горе нам! ибо мы возлагаем на братьев наших бремена тяжкие и неудобоносимые, тогда как сами, как бы немощнейшие телом не хотим прикоснуться к оным ниже «перстом». Горе нам, что мы, будучи чужды делания Божественного и монашеского, не стыдимся учить других совершению обязанностей и добродетели. Горе нам, что мы не только забываем прежние грехи, но даже не заботимся истребить настоящие, вновь соделываемые, и не омываем оных слезами. Горе нам! положив помощью Божьею и благодатью основание благого жительства, ныне на сем основании воздвигаем жительство плотское.

Горе нам! мы столько уклоняемся в скверные помыслы, что те грехи, кои мы оставили, опять возобновляем их в памяти своей. Горе нам, что мы, употребляя пищу и питье, не предусматриваем, что от излишества их воздвигается в нас брань. Горе нам! ибо дьявол, всевая в нас помыслы блуда, находить нас готовыми принимать такие мысли, и сим нас уязвляет. Горе нам, что мы вознерадели о Божественных молитвах и о поучении в святых Писаниях, и проводим дни наши в прааднословии и пустых занятиях. Горе нам! ибо столько ослеплены сердца наши, что мы предаемся лености и праздности, тогда как должны бы были прилежать оплакиванию грехов своих. Горе нам! Бог говорит: душа, яже согрешит, та умрет (Иезек.18:4), а мы не имеем никакого попечения о душе, беспрестанно согрешающей.

Горе нам, что мы тело свое, склонное ко грехам, к нечистым вожделеньям возбуждаем множеством пищи и наслаждениями, допускаем в сердце стрелы нечистого врага посредством очей и скверных помыслов, соделываемся конями неистовыми от прикосновения к чужим телам, и не обращаем никакого внимания на достоинство разумной души нашей, не помним и не страшимся вечной муки. Горе нам, что мы к болезням и недугам телесным довольно внимательны, к болезням и язвам душевным, самым тягчайшим, бесчувственны. Горе нам: ибо главнейшая часть человека, душа, покоряется плоти, которая есть оной раба; часть худшая повелевает лучшею, вместо того чтобы обоим им согласно служить Творцу своему Богу. Горе нам, что грехи умножаются в нас от злых и нечистых помыслов, а мы не внимаем, что это удаляет нас от Бога и подвергает нападению злобных духов. Горе нам, что мы так несмысленны и неразумны, что домогаемся почестей святых мужей, между тем не хотим подражать делам их.

Горе нам, что мы в исполнении Божественных заповедей не оказываем ни страха рабов, ни тщания наемников, ни любви сынов. Горе нам, что мы стараемся и словом, и делом снискать благосклонность людей, а нерадим о правде и справедливости. Горе нам, что мы, когда грешим, то стыдимся упрека людей, а о вечном стыде, имеющем постигнуть нас, нисколько нерадим. Горе нам, что мы происшедши от бедных и незнатных родителей, не познаем самих себя, и давши Бога ради обет любить нищету и бесчестье, усиливаемся войти в число людей знатных и богатых. Горе нам, что в мирской жизни, будучи угнетаемы бедностью, хранили умеренность, а ныне, быв позваны к воздержанью, с величайшим усилием ищем насыщения чрева и покоя телу. Горе нам, что боящихся Бога охраняют Ангелы, а тех, кои удаляются от Бога и нерадят о Его заповедях, окружают демоны. Зная это (к сожалению нашему) мы присоединяем себя к обществу демонскому. Горе нам, что мы стараемся угождать богатым и сильным, а бедных и с покорностью приходящих к нам отвращаемся, как толпы докучливой.

Горе нам, что мы судим о людях не по добродетели, но по своему пристрастному мнению. Горе нам, что мы определяем праведное и благое, рассуждаем об оном, и учим; но весьма далеко отстоим от дел праведных и благих. Горе нам, что мы очищаем землю от репейников, терния и прочего зловредного для плодов, а пренебрегаем очищать душу свою страхом Божиим от лукавых и нечистых помыслов, кои губят и истребляют в нас святые плоды добродетелей. Горе нам, что мы предаемся такой и столь долговременной заботе для приобретения чего-либо тленного на земли, на которой мы пришельцы и странники, а не прилагаем (ни малейшего) старания о том, что необходимо для нас при переходе в вечность. Горе нам, что мы, долженствующие дать отчет пред грозным Судьею о всяком деле, о всяком слове праздном, наконец, о всех помыслах лукавых и нечистых, проводим все время жизни своей без всякого попечения о сем, как будто ни в чем неповинные, и не подлежащие никакому ответу. Горе нам, что мы не только совершили много нечистого и непотребного, но даже по своему неверию отвергли и презрели обетования Божия.

Горе нам, что мы, будучи объяты безрассудным пристрастием к тленному, хотя бы и могли наследовать нетление, живя по учению Евангелия, однако, недугуя привязанностью к земным предметам, лишаемся благ вечных и нетленных. Горе нам, что мы, имея возможность победить всякое сластолюбие, но по самоугодию побеждаемся страстями нашими. Горе нам, что мы стыдимся грешить в присутствии людей, но не трепещем, поступая нечестиво и согрешая пред очами Бога, который зрит сокровенное. Горе нам, что мы не растворяем слов наших солью Божественною, но безрассудно произносим слова неполезные чуждые всякого благоговения. Горе нам, что с людьми беседуем с ласкательством, лестно и лицемерием, и не боимся за сие осуждения. Горе нам, что сонливость и беспечность лишают нас сокрушенья сердечного. Горе нам, что мы хотя и оставили мир, но страстями нашими превосходим людей, живущих в мире. Горе нам, что сами, имея нужду в великом исправлении, весьма жестоко нападаем на тех, кои побеждаются самыми маловажными погрешностями.

Горе нам, если Господь потребует нас на суд, прежде нежели мы покаемся. Горе нам, что мы не обращаем вниманья на смрад, исходящий из чрева нашего, и потому побеждаемся сластолюбием и гордостью. Горе нам, что мы беспрестанно оскверняем души наши нечистыми помыслами, а между тем желаем, чтобы почитали нас и называли святыми. Горе нам, что мы, предавшись суетным вещам, забыли о борьбе со страстями. Горе нам, что мы здесь без страха предаемся грехам, забывая, что нас ожидает огнь вечный, тьма кромешная, червь неусыпающий, плач и скрежет зубов, вечный позор пред Ангелами и всеми тварями. Горе нам, что в сей юдоли изгнания и странничества гоняемся за забавами, достойными ненависти, забываем о наслаждениях райских, презирая царство небесное.

Горе нам, что, по причине жестокосердия, мы уподобляемся юродивым девам тем, что не заботимся купить елея, коим бы освящались светильники наши, т. е. не оказываем благотворения ближнему. Горе нам, что днем и ночью возносим молитвы ко Христу, говоря: Господи, Господи (Мф.7:21), и не соблюдаем того, что Он заповедал нам. Горе мне, написавшему сии рыдания и не показывающему никакого признака истинного покаяния. Горе тем, кои трудятся для пользы других, а для себя самих не употребляют трудов. Горе нам, что мы чувствуем непрестанные упреки совести нас обличающей, но не стыдимся и не страшимся суда Божия, на коем должны будем отдать отчет во всех своих поступках. Горе нам, что мы исполнены гнусных дел, при всем том услаждаемся похвалами человеческими.

Горе нам, что, предавшись суетным заботам и тщеславию, мы забыли страх Божий. Горе нам, что сердце наше от попечения о суетном, грубеет и расслабевает. Горе нам, что долготерпение Божье ожидает нашего обращения, однако мы не приходим в раскаяние и не исправляемся в своих лукавых делах. Горе нам, что в настоящее время не помним грехов наших, ибо, спустя немного времени, когда душа совлечется тела, с великою горестью будем читать напечатленное в памяти нашей все то, что мы соделали или мыслями, или словами, или делами. Горе нам, коим и Апостол угрожает сими словами: Ядый хлеб, и пияй чашу Господню недостойне, суд себе яст и пиет, не рассуждая тела Господня (1Кор.11:28,29), а мы, оскверненные нашими нечистотами, приступаем к великим и страшным Божиим Тайнам, прощая себе то, что производит в нас ночные мечтания и скверные помыслы.

Ибо кто соединяется с Богом, имея нечистый помысл, нечистые очи, тело растленное, душу оскверненную, тот подвергает себя многим как телесным болезням, так и душевным недугам, и потом впадет в вечные муки и бесконечный стыд. Горе мне! пишу сие, рыдая горько, но самою вещью не приношу покаяния. Увы мне! говорю истинное, но дел добрых не делаю. Увы мне! учу доброму, а делаю худое. Горе тем, кои грешат, будучи обольщены сладостью вожделения: ибо подвергнутся неизреченной скорби и вечному позору. Горе тем, которые плачут, но не престают грешить, и потому лишают себя пользы, происходящей от плача.

Горе людям, кои наносят ближнему оскорбление и бесчестие: ибо они чужды блаженства любви. Горе завистникам, ибо они соделывают себя чуждыми благости Божьей. Горе человекоугодникам: ибо они не могут угодить Богу. Горе лицеприемникам: ибо они отпали от истины Божьей. Горе гордым: ибо часть их с диаволом отступником. Горе небоящимся Бога: ибо они впадут во многие грехи, и в сей, и в будущей жизни будут наказаны. Горе нам, что не можем претерпеть укушения и ужаления блох, мух, комаров и пчел, между тем не стараемся убежать от великого дракона, разверзающего ужасные челюсти свои с намерением поглотить нас или уязвить своим смертоносным жалом, не удаляемся от него, и даже не просим (от Бога) против него помощи. Горе нам, что диавол уловляет нас сластолюбием, болезнями, нуждами и всеми кознями своими: однако, мы не хотим оставить своих пороков. Горе нам, когда многие уже столько времени отпали от церкви, и стараются ниспровергнуть Православную веру, а мы о сем не проливаем слез, не обнаруживаем никакой сердечной печали, не исправляем ни нравов, ни жизни, но, прибавляя грехи к грехам и неверие к злым делам, чрез что и приготовляем сами себе жесточайшие бесконечные мучения в геенне.

Горе нам, написавшим сии рыданья! Хотя и приближается конец миру, но мы не раскаиваемся, не плачем о том, что мы соделали в юности, но во дни горестной старости умножаем бремена грехов большие и тягчайшие. Горе нам, что, несмотря на тяжкие и различные телесные болезни, мы не стыдимся грешить и питать грешные тела наши: а о том и нерадим, что несчастные наши души и тела недугуют смраднейшими грехами и преступлениями. Горе нам, долженствующим пройти сквозь огнь, клокочущий паче волн бушующего моря, прежде, нежели каждый из нас «да приимет, яже с телом содела, или блага или зла» (2Кор.5:10). Горе нам, что мы не помышляем об оном мрачном и невещественном огне, о вечном горьком плаче и о скрежете зубов: ибо тогда Бог, отъяв светлость у пламени, оставит в оном огне только жгущую силу и мрак, для большего наказания нечестивых и грешных.

Ах! бедная душа моя! Непрерывная печаль и скорбь стесняет мое сердце, ибо зло помрачило разум, тление побеждено нетлением, ложь заступила место истины, смерть предпочитается жизни, небесное, постоянное и вечное заменено земным, тленным и скоропреходящим, гнусное и достойное ненависти сочтено более сладостным и приятным, нежели истинная любовь и благость Христа. Заблуждение изгнало из души моей истину, вместо радости заступила печаль. Я избрал позорное и бесчестное вместо истинной похвалы и славы. Я предпочел горькое сладкому, возлюбил земное, вместо царства небесного. Враг, ненавидящий всякое добро, излил мрак в сердце мое, и омрачил в уме моем свет ведения. Увы мне бедному и несчастному! ибо диавол, запутав меня в свои сети, низверг с толикой высоты. Я на пути добродетели трудился до изнеможения, но суетными оказались труды мои. Кто не восплачет о моем жребии? Кто не возрыдает о мне, иждившем время в суетных трудах?

Кто не исполнится жалости о мне, потерпевшем кораблекрушение в пристанище? Помилуйте мя, помилуйте мя, о друзи! (Иов.19:21) и с сокрушенным сердцем молите благопотребного и никаким злом непобеждаемого Господа моего Иисуса Христа: может быть, подвигнутый милосердием Своим, Он очистит ум мой от непроницаемого мрака, произведенного диаволом, ненавистником всякого добра. Лишь только взгляну на то, в каком болоте пресмыкаюсь, из коего не забочусь восстать, отъемлется у меня всякая надежда, ибо время жизни моей явно сокращается. Нет болезни больше моей болезни! Нет раны подобной моей ране! Нет печали, равной печали моего сердца: яко беззакония моя превзыдоша главу Мою (Пс.37:5). Язвы мои не суть язвы от меча, и умершие мои не от брани умерли, но стрелы врага вонзились в меня и уязвили моего внутреннего человека. Углебох в тимении глубины, и несть постояния (Пс.68:2). Страх, его же ужасахся, прииде ми (Иов.3:25); покры мя сень смертная (Пс.43:20).

Увы мне! Рассмотри душа моя и зри, что значит все настоящее, как оно скоротечно, как быстро проходит и с какою горестью и болезнью, и сколь, напротив, горестнее оных то, что уже приближается и настоит. Душа! помысли, скольких благ и какой надежды ты лишаешься, и каким вскоре подвергнешься мучениям и наказаниям навсегда. Итак, прежде нежели помрачится свет над главою твоею, приступи со смирением к милосердию Божию, проси, умоляй Подателя вечного света, чтобы избавил тебя от всепожирающего пламени и непроницаемой тьмы. Ибо свойственно Его благоутробию отпущать грехи человекам и даровать нам прощение, хотя мы и недостойны Его милосердия, Коему слава, держава во веки веков. Аминь.

Преподобный Ефрем Сирин

На слова Иеремии: Горе нам, яко согрешихом

Два горьких воспоминания, приводящих в страх и ужас, непрестанно наполняют все мои мысли и содержат меня в трепете. Две ужасные вещи потрясают и мучают меня, в содрогание приводят члены мои и очи мои принуждают проливать слезы. При одном воспоминании о них трепещет душа и, как ни горько воспоминать о них, непрестанно о том только помышляет. От них-то всякий при конце или возвеселится, или восскорбит. Едва только приходят они мне на мысль, как объемлют меня ужас и трепет.

Слушайте же, братия, какие это две вещи, приводящие меня в трепет, и сами вострепещите и содрогнитесь, потому что весьма они страшны для всякого. Это – бремя грехов, какое собрал я, и то правосудие, которое наказывает за них. Вот те две вещи, о которых сказал я, что они непрестанно и занимают, и приводят меня в ужас. Великое рукописание долгов моих и Страшный Суд правды – вот две вещи, которые постоянно в уме моем, потрясают и ужасают меня. Вспоминаю о беззакониях, какие совершил по беспечности своей, и о наказаниях, какие ожидают меня, – и содрогаются члены мои, страх и ужас нападают на меня. Припоминаю в уме своем, как велико бремя грехов моих и как грозно отмщение за них, – и ужас поселяется в членах моих. Привожу себе на мысль те вины, какие лежат на мне, и то наказание, которое уготовано мне, – и сотрясаются внутренности мои, трепещу от скорби и страха.

Вот два горьких воспоминания, как сказал я, они занимают меня, приводят в трепет, вселяют ужас в члены мои. Эти-то воспоминания возникают во мне, исполняют ужасом и всюду смущают меня, действительно глубокую скорбь причиняют сердцу моему. Совесть во мне приводит их на память, рядом выставляет передо мной злые дела мои, и трепетом объемлются члены мои. Припоминаю о грехах юности моей, о сокровенных во мне гнойных струпах порока, – и очи мои проливают слезы, внутренность моя наполняется скорбью, страхом и ужасом. Ежедневно у меня в памяти преступления дней юности моей, потому что не скрыто от очей моих то, что делал я в этом мире.

Помню грехи, совершенные мной в молодости, а вместе вспоминаю о правосудии и называю себя злосчастным. В памяти у меня – все скверны мои и ожидающий меня Страшный Суд, и воздыхание стесняет дух мой, ибо, куда уйти мне? Не выходит у меня из мыслей, что посеяно мной, и что будет пожато. Приводя на память день воздаяния, объемлюсь ужасом и трепетом. Привожу на память то время, когда предстанет каждый на Суд, и болезненно мучаюсь, трепещут колена мои, куда мне бежать тогда? Привожу на память тот час, когда Жених придет на брачный пир видеть званых, – и слезы льются из очей моих. Привожу на память то время, когда изведены будут во тьму все облеченные в нечистые ризы, – и сугубо называю себя злосчастным.

Привожу себе на память, что в тот день обнаружатся дела мои, и посрамленный буду стоять перед мирами, – и воздыхания стесняют дух мой. Рассматриваю все тайные дела свои, вижу, насколько они гнусны, знаю, что все будут обнаружены, – и болезнь мучит члены мои. Взираю на ту ризу славы, какой облечен я в Крещении, вижу, как очернил ее грехами, – и трепет наполняет внутренность мою. Взираю на ту величественную красоту, какой украсил меня Благий при создании, вижу, как обезобразил ее грехами, – и скрежещут зубы мои, содрогаются челюсти мои. Взираю на ту славу, какую при конце наследуют праведники, привожу себе на память страшный огонь, – и сердце мое трепетно бьется от страха. Вижу тот ужас, который нападет там на грешников, – и члены мои объемлет страх, оковывает трепет, цепенеют от ужаса составы мои, и потрясается внутренность моя.

Обо всем этом, братия, непрестанно напоминает мне совесть моя во мне, в порядке представляет мне преступления мои, и горькой делает ежедневно жизнь мою. Когда рассматриваю все тайные грехи свои, – при всяком грехе восклицаю: «Горе мне!» И ублажаю тех, которые преждевременно извержены утробой матери и не видели света в мире сем. Лучше – гроб без греха, нежели дневной свет во грехах. Кто здесь совершал беззакония, того при конце постигнет тьма.

Что же мне делать, возлюбленные мои? И здесь, и там я злосчастен: здесь по беззакониям своим страдаю от страха, там буду страдать от наказания. Когда грешил я в юности, говорил в уме своем: «Буду стар, – перестану грешить». Так представлял я в мыслях своих: когда охладеет от старости тело, тогда утихнет буря грехов. А теперь вижу, что воля моя и в старости не оставляет грехов. Хотя изменилась плоть моя, но не изменилась воля. И в юности жил я беспечно, и в старости живу так же, поэтому одно ожидает меня при конце – Суд. Грехами обремененные протекли дни юности моей, и вот настали дни старости – и так же обременены беззакониями. Время молодости провел я в служении греху, настигла меня старость, и в тех же хожу грехах.

Странно это, возлюбленные мои, плоть утратила жар свой, а воля моя не оставляет своих навыков. Дряхла от старости стала плоть, изнемогла она, а воля – нет. Убелилась голова, но не сердце; обветшала плоть, а злые помыслы обновляются непрестанно. Чем белее волосы на голове, тем сердце чернее от грехов. Чем немощнее плоть, тем крепче воля на дела беззаконные. Какой в юности была воля моя, такой же осталась и в старости. И юность, и старость проведены мной в беспечности. За старостью следует теперь время смерти, за смертью – воскресение и карающий Страшный Суд.

И если на такой конец приходил я в этот исполненный зол мир, то лучше мне было бы не вступать в него, потому что от него – мое злополучие. Какая была нужда вступить мне в мир, увидеть в нем все худое и вынести из него бремя? Иов, испытав злополучие мира, позавидовал погребенным извергам, желал подобно им быть сокрытым в земле, чтобы не видеть лукавого мира (Иов.3:16). Какая мне польза, что вошел я в этот лукавый мир, где так много противников, так много непрерывных искушений! Но есть Священное Писание, которое возвещает мне Суд и воздаяние. Плотские вожделения понуждают меня ко греху, а Писания устрашают меня. Что же делать мне, возлюбленные, находясь между страхом и вожделениями? Избежать Страшного Суда нет возможности; знаю также, что воздаянием мне будет бедствие. Где же укрыться мне от этого?

Привожу это на память себе, братия мои, и объемлют меня ужас и трепет, томят меня страдания и болезни, скорбь делает мучительной жизнь мою. Каждый час привожу себе это на память, рассматривая сокровенные нечистоты свои, – и тысячи горьких стенаний разрывают мне сердце. Взираю на день своей кончины, когда прекратятся злые дела мои, но вижу исполненный мрака гроб, – и трепещу смерти. Молюсь, чтобы отойти мне отсюда и смертью избавиться от грехов, но, как скоро воспоминаю о дне кончины, – сотрясаются от страха колени мои. И то и другое тревожит меня, а третье мучает. Все навлекает на меня осуждение, скорбь, бедствие. Останусь ли здесь? Грехи манят меня к себе, и умножаю только вины свои. Умру ли? Они лягут со мной во гроб. Восстану ли в последний день? Мне прямой путь в геенну. Когда рассматриваю все это, – всему предпочитаю гроб, потому что в нем спокойнее быть, нежели здесь, в мире, и там, в геенне. Велика скорбь моя, братия мои, и в этом, и в будущем мире; здесь – грехи и искушения, там – геенское мучение. Здесь подавляют меня искушения, а лукавый покрывает нечистотами, там будет мучить меня сокрушение о том, что сделал я в мире сем.

В день Суда всякого обымет ужас, потому что в день этот будут сокрушаться все, кроме только единого великого сонма совершенных. Всякого, кто ниже их и не достиг меры совершенных, упрекать будет совесть, – почему и он не таков же, как те. Всякого чина люди, не достигшие степени совершенных, будут скорбеть о том, почему не сравнились они с достигшими высоты.

А я и подобные мне будем не только сокрушаться об утрате Царства, но болезненно, с громкими стенаниями вопиять об избавлении от огня. Ибо инакова (разная) скорбь у того, кто лишился благ Царства, и инакова – у того, кто терпит наказание и вопиет от ударов. Если будут там сокрушаться и те, которые не пришли в меру совершенных, что станем делать в этот день мы, которым должно мучиться в огне?

Как жесток будет тот огонь, о котором говорит Писание, сужу по здешнему огню, по мучительности его пламени. А тамошний огонь вверженным в него, без сомнения, причинит боль несравненно большую, нежели огонь здешнего мира. Твердо знаю, что огонь оного мира гораздо мучительнее огня здешнего; это всякому, без сомнения, признать должно за истину и принять с верой. Здешний огонь как ни силен, вместе с пламенем издает и свет, а тамошний огонь поедает, и вместе с тем он – страшная тьма и ночь. Здешний огонь поедает, пока есть у него пища, а как скоро не стало, что пожирать ему, сам истребляется, тухнет и исчезает. А тамошний неугасимый огонь не истребляет пищу свою, ему заповедано – не истреблять, а только наказывать и мучить. Огонь мира сего, пока горит, распространяет от себя и сияние, а тот горит – и от него только глубокая тьма и скрежет зубов. Он поедает, опустошает, попаляет в чуждой всякого света тьме и мучает, не угасая, потому что, как написано, он вечен.

Это-то, братия мои, привожу себе на память и горько воздыхаю, ибо известно мне, что за тайные мои беззакония один огонь ожидает меня. Это страшное определение Суда непрестанно у меня в памяти и злосчастной называю жизнь свою, потому что ужасное страдание готовится мне! Представляю себе вместе и то посрамление, какое ждет меня там, потому что перед всеми мирами и тварями обнаружатся тайны мои. И кто ни увидит меня, с удивлением будет смотреть, что в таком я унижении. Там не таким увидят меня, каким представляли здесь. Здесь они думают, что и внутренне я такой же, каким кажусь по наружности, а не такой, каков я на самом деле.

А там увидят мою черноту, которая в этом мире сокрыта была внутри меня, и изумятся в недоумении и удивлении при виде таившихся во мне гнойных струпов. Как терния, явятся там им худые мои дела, какие посеял я здесь; обнаружатся тайны мои, и подивится мне всякий. Как при солнечном свете, увидят там те скверны, какие тщательно таил я в себе. Как при дневном свете, сделаются ясно видными все злодеяния мои. Все вины, которые скрывал я в себе, предстанут там перед очами всех, и в день Суда увидят их все народы, как при ясном солнце. Всякий узнает там все грехи мои, ни одно мое худое дело – ни большое, ни малое – не будет забыто. Там будут прочтены и припамятованы мне все вины и грехи мои, потому что все дела мои замечены и записаны в книге.

Соделанные мной худые дела приводят меня в ужас и трепет, и непрестанно я плачу, братия мои. Ибо, что ожидает меня в оном веке? Собственная совесть моя уверяет меня, что ничего не сделал я доброго. А таково будет мне и воздаяние в день Суда, потому что собирал я себе худое сокровище. Увы, мне, когда в последний день встретит меня там все это – и огонь, и тьма, и мучение, и великое посрамление перед всеми! Горе мне там, когда Жених с гневом воззрит на возлежащих! Куда бежать в то время? Где укрыться? Горе мне, когда повелит Он служителям Своим связать меня по рукам и по ногам и удалить с вечери, когда увидят, что одежды мои нечисты!

Горе мне, когда отлучат меня от овец одесную, и поставят с козлищами ошуюю, и извергнут вон! Горе мне, когда увижу, что святые в наследие приемлют блаженство, а мне во пламени в удел горе! Куда мне бежать в это время? Горе мне, когда в стыде и трепете буду стоять вдали, не смея возвести очей и воззреть на Судию! Горе мне, когда Жених отречется там от меня, скажет, что не знает Он меня, затворит предо мной двери и ввергнет меня в геенну! Горе мне, когда в глазах моих та и другая сторона получат свой удел и затворена будет дверь Царства, и каждый примет наследие свое! Горе мне, когда произнесено будет непременное определение обо мне, затворятся предо мной двери, и я должен буду остаться вне, со скорбью проливать слезы и скрежетать зубами.

Это-то, возлюбленные мои, непрестанно и приводит меня в ужас и трепет, как скоро обращаю взор на тайные грехи свои и начинаю рассматривать дела свои. Это-то страшное воспоминание о грехах своих и о дне Суда в трепет приводит члены мои и ужасом наполняет внутренность мою. И вот что непонятно, возлюбленные мои: хотя знаю я все это, не сокрыто от очей моих, что приобретаю себе, однако же, делаю всякое худое дело. Знаю, как горько будет воздаяние мое, и делаю дела нечестивые; знаю, в чем состоят добрые дела, а делаю то, что худо. Читаю духовные книги, Писания Самого Духа Святаго. Они возвещают мне о Суде и наказании, о чертоге света и о Царстве; читаю, – и не исполняю, учусь, – и не могу научиться, сведущ я в книгах и Писаниях, – и весьма далек от исполнения своих обязанностей. Читаю Писания для других, и ни одно изречение не входит в мой слух. Наставляю и вразумляю несведущих, себе же самому никакой не приобретаю пользы. Раскрываю книгу и, пока читаю, воздыхает мое сердце, а едва закрою – забыл, что написано в книге. Как скоро книга скрылась с глаз, так скоро и заключающееся в ней учение исчезло из памяти.