Текст книги "Пропавшая шпага"

Глава седьмая

Собрание древностей и чудесностей

Собрание Древностей и Чудесностей Акватики занимало двухэтажное здание, выходящее одним своим торцом на Круглую Площадь.

Со всех сторон его окружала небольшая полоска уютного тенистого сада, разросшегося на промежутке между стеной и оградой. Вход в Собрание был не на Круглой Площади, а с другого конца здания, с Улицы Улитки.

В Собрании Древностей и Чудесностей можно было увидеть презанятные вещицы: и меч Великого Хромиса вместе с его шлемом и плащом, и чучело Безумного Волка, которого Великий Хромис зарубил в Непролазных Чащобах этим самым мечом, и самое разнообразное старинное оружие, и красивые и необычные вещи, которые выходили из рук мастеров Города, и, конечно, подарки Акватике от заморских гостей (только королевский птеригоплихт Малыш, хоть и был подарком от посольства Места, Где Всегда Тепло, жил не здесь, а в обыкновенней, хоть и королевской конюшне, как и полагается скакуну).

В самом большом зале нижнего этажа на специальных деревянных, обтянутых красным бархатом подставках положили шпагу Северного Ветра и Игрунью Забияки. Рядом повесили их турнирные костюмы и шляпы.

Забияка выбрал алый цвет, чистый и яркий.

Северный Ветер остановился на темно-сером костюме с белыми манжетами и воротником.

Посередине, словно разделяя их, на черном мраморном постаменте лежала толстая золотая цепь. Ее плоские звенья перемежались драгоценными камнями: рубинами, изумрудами, сапфирами. К цепи был подвешен тяжелый овальный медальон, на котором цветной эмалью был выложен Герб Акватики.

Пока все это устанавливали (а в это время Королевский Герольд еще только рассказывал биографию третьего по счету победителя Турнира от начала его проведения), двери Собрания были закрыты и перед ними собралась небольшая очередь.

Данюшки успели как раз к тому моменту, когда ее количество достигло каких-то пятидесяти с небольшим человек.

– Вовремя успели! – обрадовались они.

Пятидесятым с небольшим был никто иной, как их закадычный друг, внук Мастера Халиба, Пробой.

– Привет, Молоточек! – обрадовались данюшки. – Ты куда пропал? Мы уже подумали, что ты тайком в Харацинские Степи сбежал! Ведь ни в школе, ни на турнире тебя не было?

– Ага, – подтвердил внук Мастера Халиба. – Я, значит, сбежал, а цепь победителя сама собой сковалась!

– Так ты цепь ковал?

– Деду помогал, – просто объяснил Пробой. – Это ведь ремесло такое – нельзя даже ненадолго отлучится, когда вещь делаешь. Вот и пришлось все это время в кузнице быть. Я четвертьфинала и не видел, только на полуфинал успел.

– А занятия как же? – с легкой завистью спросил Затычка. – Ведь столько пропустил?

– Придется каждый пропущенный урок сдавать. Так мы с господином Директором договорились.

– Ну-у, это не интересно, – разочарованно протянул Затычка. – Вот если бы пропускать и не сдавать, это да! Это, я понимаю, жизнь! Так бы я всю школу цепи ковал!

Дверь открыли.

Первые посетители плотным потоком перевалили за порог Собрания Древностей и Чудесностей и потекли по длинному залу к выставленным в его глубине оружию, цепи победителя и костюмам.

– Ничего получилась! – тоном знатока сказал Затычка, придирчиво осмотрев цепь.

– Сам ты ничего, здорово получилась! – заметил Полосатик.

Пробой молчал.

Он долго рассматривал цепь, а потом вдруг сказал:

– У меня в голове чудно как-то. Еще вчера мы с дедушкой ее собирали, чистили, полировали, она была нашим творением, я знаю каждое ее звено на ощупь, с закрытыми глазами определю, но теперь она какая-то чужая, словно я и не имею к ней отношения. Странно…

Данюшки даже не нашлись, что сказать в ответ.

Когда же они, вдоволь налюбовавшись шпагами, костюмами и цепью вышли на улицу, перед Собранием уже стояло примерно раз в десять больше народу, чем было, когда они вошли.

Королевский Герольд на Ристалищном Поле продолжал свой рассказ…

* * *

А мысль у Затычки была простая, но гениальная: чтобы донести поэму до народа, раз состязание вагантов уже прошло, надо написать ее крупными буквами на больших, как афиши, листах и развесить в людном месте.

Листы у Затычки были!

Друзья специально ходили в Печатный Двор, где делали книги, учебники, афиши выступлений и все такое прочее, в обмен на чистку помещения им разрешалось забирать бракованные афиши, на оборотной стороне которых было так удобно чертить поля сражений для игрушечных меченосцев и копейщиков.

Теперь же Затычка без колебаний решил пожертвовать свой многолетний запас на поэму.

Вооружившись кистью, которой мама недавно красила окна и красной краской, оставшейся еще с того дня, когда Затычка решил перекрасить крыльцо учительнице географии госпоже Колизе, чтобы она не смогла выйти из дома и не провела бы контрольную, как грозилась. (Именно к р а с н о й краской Затычка решил воспользоваться для того, чтобы даже рассеянная госпожа Колиза заметила, что с ее крыльцом произошли изменения.)

План был дерзок и великолепен, но его сгубила одна глупая мелочь. Накануне контрольной госпожа Колиза забыла свои очки в сумочке. Это была еще не беда, бедой было то, что сумочку она забыла в школе.

Поэтому утром она вышла из дома без очков. Ничего не заметив, прошлась прямо по середине щедро измазанного краской крыльца. И даже не прилипла!

Оставляя за собой жуткие красные следы, ничего не подозревающая госпожа Колиза благополучно пришла в школу. И контрольная работа, как это ни печально, увы, состоялась.

Сейчас остатки краски пришлись очень кстати и Затычка надеялся, что их будет ждать совсем другая судьба.

Разложив афиши на полу чистой стороной вверх, он окунул кисть в краску и решительно вывел первое слово.

Работа закипела.

Буквы ложились на бумагу не совсем ровно – проводить лишние строчки Затычка не стал. У левого края листа они располагались широко и привольно, к правому начинали тесниться и дышать друг другу в затылок.

Но Затычка на это не обращал внимания. Склонив голову набок, он упоенно выписывал слова. Красные буквы просто горели на бумаге.

“Красота!” – довольно думал Затычка, размашисто водя кистью по листам.

Коварный враг

Вцепился в стяг,

А Хромис раз

Ему – и в глаз!

Презренный тать

Решил удрать,

Прикрывши враз,

Заплывший глаз -

За шагом шаг

Залез в овраг!

Продекламировал он гордо вслух самый, на его взгляд, удачный эпизод.

Пачка чистых афиш уменьшалась на глазах.

Поэма приобрела наглядный размах и толщину.

Одно его смущало: где лучше столкнуть горожан Акватики и свое бессмертное творение?

И тут его в очередной раз осенило, – Затычка даже поразился собственной сообразительности.

“Лучшее место сейчас в Городе – это Круглая Площадь, – думал он. – Народ валит валом в Собрание Древностей и Чудесностей. И тут уж мимо моей поэмы они никак не пройдут!”

Затычка поставил заключительный жирный восклицательный знак и стал одеваться.

“Прочтут, – неслись бурным потоком мысли у него в голове, – поразятся, восхитятся, станут спрашивать друг у друга, кто же такое смог написать, будут плечами пожимать в полном недоумении и вообще будут поражены и растеряны. И тут выйду я и скромно скажу: “Это моя поэма!” Вот лица у всех будут!”

Затычка чуть не подпрыгивал от нетерпения на месте, так ему хотелось поскорее попасть на Круглую Площадь, но даже полностью одевшись, идти он пока еще не мог: не все листы успели высохнуть, на некоторых краска еще пачкалась.

Нетерпение его чуть не сгубило: от шума проснулась в соседней комнате бабушка, которой стало очень даже интересно, что за грохот стоит в комнате внука.

Пришлось Затычке срочно прыгать, как есть, одетым, в постель, закрыться одеялом с головой и притвориться спящим.

Бабушка вошла, постояла у его кровати, поправила одеяло и, ничего не заподозрив, вышла.

Затычка вскочил, собрал листы, открыл окно и давно натоптанной дорогой покинул дом.

* * *

Луна светила ярко и было почти светло.

Затычка недовольно морщился – ему хотелось, чтобы было потемнее. Но луна не считалась с его мнением и упорно светила во всю свою лунную мощь.

На карусель посреди Круглой Площади был натянут серый парусиновый тент. Холодно поблескивала в свете луны ограждающая ее металлическая решетка.

На решетку Затычка и принялся лепить свои листы.

Дело шло бойко, стопа листов уменьшалась и свободного места на ограде становилось все меньше и меньше.

“Странное чувство, – думал Затычка, – быть в пяти минутах от славы…”

* * *

Полосатику в ту ночь тоже не спалось: отец не вернулся домой из Ньямагола.

Конечно, особого повода для беспокойства еще не было. Ему могли наполнить сумку грамотами больше обычного и он, рассчитывая свои силы на изменившийся вес, мог разбить путь на два дня, заночевать на станции для Гонцов и прибежать в Акватику завтра. А может быть в Ньямаголе просто не успели подготовить какую-нибудь важную грамоту и отец ждет ее.

Да мало ли какие причины могли задержать! Один день задержки Гонца еще не основание для паники…

Но Полосатик все равно не спал.

Он снял с куска простыни на стене фигурку Стального Мотылька и оставил там только Забияку и Северного Ветра. Подумав, он укрепил фигурки друг напротив друга так, чтобы шпаги их скрестились.

Ему вспомнился полуфинал, та радость, которую он испытал после победы Забияки и то сожаление, когда вернувшись домой узнал, что отца еще нет в Городе и, следовательно, боя он не видел.

Даже самого себя убеждая, что просто припозднился, занимаясь домашними делами, Полосатик на самом деле чутко вслушивался в ночь за окном, надеясь услышать легкие шаги отца.

И когда кто-нибудь подходил к дому, он выглядывал в окно, но все это было не то.

Шел Улицей Гонцов к себе усталый булочник, весь вечер заводивший тесто для утренних булочек с маком, изюмом и корицей. Возвращались из Цитадели Гонцы. Прошел школьный сторож.

В очередной раз выглянув в окно на звук шагов, Полосатик с изумлением увидел, как мимо его дома быстро идет Затычка, зажимая под мышкой стопу каких-то больших листов.

Даже не остановившись у дома Полосатика, Затычка прошел мимо, куда-то по направлению к Цитадели.

Через минуту Полосатик, тоже выбравшись из дома с помощью окна, уж спешил к Шустрику, чтобы поднять его и вместе отправиться по следу Затычки.

Глава восьмая. Стечение обстоятельств

Прошло совсем немного времени, и друзья вслед за Затычкой очутились на Круглой Площади.

Сказать, что они удивились, увидев во что превратилась ограда вокруг карусели – значит ничего не сказать.

Шустрик с Полосатиком медленно двинулись вдоль нее, читая при ярком свете луны то, что было написано крупными буквами на больших листах и изумлению их не было границ.

Изучая плакат за плакатом, они медленно обошли карусель и застали на месте преступления Затычку, который вешал на ограду последний лист.

Увидев друзей, Затычка сначала страшно смутился, но потом с жадным любопытством спросил:

– Ну и как вам?

– А-а-а… Э-э-э… – что-то невнятно промямлил Полосатик.

– Все равно продолжай писать… – твердо сказал Шустрик.

– Значит, не понравилось! – все понял и страшно расстроился Затычка.

Плечи у него опустились и весь он сник.

Жажда славы, было прочно поселившаяся у него в душе, собрала пожитки и тихонько, без шума удалилась в неизвестном направлении.

– Я про стихи ничего не говорю! – решительно сказал Шустрик. – Стихи, может быть, и не плохие, но ведь ты все здесь напутал! Тебя на смех поднимут, когда прочтут. Для чужестранца, может, и сойдет, но наши точно смеяться будут. Это надо же так собственную историю переврать!

– Мне кажется, это лучше снять, – заговорил, наконец, нормальными словами, а не непонятными звуками Полосатик. – Пока кто-нибудь не увидел. Ты над ней еще поработай, может лучше будет…

Тяжело вздохнув, Затычка посмотрел на друзей, на свою горемычную поэму и с убитым видом принялся снимать листы с ограды.

Шустрику и Полосатику было очень его жалко, но ведь даже то, что они сказали Затычке, было самым мягким из их мнения о поэме.

Затычка собрал все листы, сложил их снова стопочкой, прижал к груди и мрачно сказал:

– Ну, пойдемте домой. Спать пора.

В этот момент раздались крики и тяжелый топот. Крики доносились с Улицы Улитки, примыкающей к Круглой Площади.

Данюшки бросились туда, где кричали, причем Затычка бежал впереди всех, в обнимку со стопой своих листов.

Дверь в Собрание Древностей и Чудесностей была взломана, а на пороге лежал раненый сторож Собрания, видимо прибежавший к двери на шум.

Сторожа, чтобы не мешал, грабители стукнули чем-то тяжелым, у него была рассечена голова и струилась кровь.

– Затычка, быстро беги за тетушкой Гирошимой, а мы пока тут будем! – распорядился Полосатик, приподнимая сторожа и кладя его голову себе на колени.

Шустрик пытался своим носовым платком зажать его рану, чтобы кровь текла не так сильно.

Продолжая прижимать к себе листы, Затычка, на которого свалилось слишком много несчастий зараз, в отстраненном от мира состоянии послушно побежал на Спокойную Улицу.

Только взбежав по ступенькам на второй этаж, он немного пришел в себя, сообразил, что продолжает держать в руках раскритикованную друзьями поэму, с раздражением швырнул стопку листов под чердачную лестницу и стал стучать поочередно то в дверь тетушки Гирошимы, то в дверь Учителя Лабео.

– Госпожа Гирошима, откройте! Учитель Лабео, проснитесь!

Почти одновременно двери с двух сторон лестничной площадки раскрылись и из них выглянули тетушка Гирошима в ночном чепчике и рубашке, и встрепанный господин Лабео.

– Затычка? – торопливо надевая очки, воскликнул Учитель. – Что случилось?

– Там кто-то на Собрание Древностей напал, сторож ранен! Шустрик и Полосатик около сторожа, у него кровь из головы хлещет!

Услышав все это, тетушка Гирошима скрылась за дверью и через мгновение опять стояла на лестнице, по-прежнему в ночной рубашке, халате и чепчике, но уже с пузатым лекарским саквояжем в руках.

– Идем!

Набросив на пижаму широкий плащ, господин Лабео тоже выбежал из квартиры и они втроем побежали по пустой улице.

– Вы бегом к сторожу, а я в Цитадель, вызову Меченосцев! – сказал Учитель Лабео и заспешил, прямо в тапочках, к Королевскому Замку.

Затычка думал, что он, Затычка, бегает быстро, а толстая тетушка Гирошима бегать совсем не умеет.

Оказалось, он всю жизнь заблуждался.

Тетушка Гирошима в своей ночной рубашке развила такую скорость, что вполне заняла бы призовое место на состязании Гонцов. Затычка ее и не сразу догнал.

– Так, мои хорошие, дайте-ка я гляну! – еле переводя дыхание, сказала она, склоняясь над сторожем.

Щелкнул замочек саквояжа, госпожа Гирошима достала оттуда какие-то баночки и скляночки, и принялась останавливать кровь.

Данюшки, как могли, помогали ей.

Обработав рану, тетушка Гирошима наложила на нее повязку и забинтовала сторожу голову.

– Он вам, ребятки, теперь должен билет на финал, на самое лучшее место, – сказала она. – Вы ему жизнь спасли, тем что рядом оказались и меня сразу вызвали. А так бы он до утра мог и не дотянуть.

По улице уже бежали Черные Меченосцы вместе с господином Лабео.

Они быстро унесли раненого сторожа к госпоже Гирошиме.

Данюшки вместе с Учителем Лабео и Начальником Караула вошли в Собрание Древностей и Чудесностей.

Грабители не тронули ни древностей, ни чудесностей. Костюмы бойцов Бета Спленденс их тоже не заинтересовали.

Исчезли золотая цепь с гербом Акватики и обе шпаги.

Данюшки стояли перед пустыми подставками и внутри у них было тоже пусто и как-то очень нехорошо.

– Да, ребята, – сказал Учитель Лабео. – Придется нам идти будить Забияку и говорить ему, что Игрунью украли. Пойдемте, один я не хочу нести такую тяжелую весть.

* * *

Даже разделенная на четверых, грустная новость не стала легче.

Услышав ее, Забияка сразу постарел лет на десять.

– Я с ней провел все свои турниры… – только и сказал Забияка, но столько боли было в этих словах!

– Знаю… – горько отозвался Учитель Лабео.

Забияка быстро и молча оделся, и пошел к Собранию Древностей.

Данюшки хотели бежать за ним, но Учитель их остановил.

– Не надо, – сказал он. – Забияке лучше сейчас побыть одному, а вам пора спать. Так и быть, учитывая события сегодняшней ночи, в которой вы деятельно принимали участие, можете в школу не идти, толку там от вас все равно не будет. Пойдемте ко мне, я вас уложу, а сам по пути в школу зайду к вашим родителям и предупрежу, чтобы не волновались.

Данюшки согласились и пошли к нему домой.

Все равно теперь не удастся скрыть ночного похода, так пусть уж лучше первая волна родительского гнева падет на голову Учителя Лабео, а они немного поспят в тишине и спокойствии.

Учитель Лабео постелил им на полу в большей из двух своих комнат, а сам принялся собираться, как делает это каждый человек, проснувшись поутру.

Данюшки охотно позавтракали с ним за компанию и отправились на боковую.

Учитель Лабео умылся, побрился, оделся и пошел в школу.

Начиналось утро.

Глава девятая. После кражи

Полосатик проснулся раньше всех, где-то к обеду.

Идти домой одному ему не хотелось, спать еще – как ни странно – тоже.

Он тихонько поднялся и оделся, взял наугад с полки Учителя Лабео первую же книгу, приглянувшуюся ему красочным переплетом, и вместе с ней вышел на кухню. Там он примостился у кухонного стола и раскрыл ее.

Это был «Свод сражений бойцов Бета Спленденс с обзором положения не только в Союзе Королевств, но и в иных, самых дальних землях», выпущенный в Аквилоне.

В толстом “Своде…” перечислялись мало-мальски крупные турниры за прошедшее десятилетие, яркие картинки сопровождали каждое описание.

Первым делом Полосатик нашел турниры с участием Забияки. Их было много, – много было и иллюстраций.

“Забияка атакует, Забияка парирует, Забияка салютует противнику”.

“Да, точно, Игрунья везде была с ним!” – вздохнул, просматривая картинки, Полосатик.

Потом он решил найти Северного Ветра.

Это оказалось куда труднее: в много страничном томе его турниры занимали от силы пять страниц.

На картинках Северный Ветер был как живой, такой же замкнутый и непроницаемый.

Имена его противников ничего Полосатику не сказали – он их не знал.

Тогда он прошел в комнату, позаимствовал со стола Учителя Лабео лист бумаги и огрызок карандаша, наточил карандаш в кухне у печки, замел и закинул в печь стружки, и снова сел за кухонный стол.

На листе бумаги он аккуратно столбиком выписал всех противников Северного Ветра, отметив, кто побеждал его в турнирах, а кто проигрывал.

Затем методично принялся искать другие турниры с участием этих бойцов и тоже выписывал их отдельной строкой. Постепенно замелькали знакомые имена.

Подсчитав, сколько проигрывали и сколько выигрывали знакомые Полосатику бойцы Бета Спленденс незнакомым ему противникам Северного Ветра, Полосатик начертил таблицу, куда занес все расчеты. Затем он принялся искать бои этих же знакомых бойцов с бойцами, которые сражались с Забиякой.

Расчеты все усложнялись и усложнялись, но зато Полосатик смог оценить силы Северного Ветра.

Когда друзья проснулись, на листочке Полосатика не было чистого пятнышка.

– Ты что? – подозрительно спросил его Затычка, решивший, что болезнь славы перекинулась с него на друга и теперь он тоже строчит стихи. – Творческий зуд одолел?

– Северного Ветра вычисляю, не мешай, – отмахнулся Полосатик, который похитил со стола Учителя Лабео еще один лист и теперь на нем начисто выписывал сводную таблицу. – По этой книженции выходит, что боец он сильный, хотя я бы ему алого пера не дал.

– Хм, – заинтересовался Затычка, глядя в таблицу. – Значит, вот какие встречи у него были… Интересно… А ты заметил, на костюме, который висит в Собрании Древностей, у него вообще нет пера!

– Может карты раскрывать не хочет? – предположил Полосатик. – Ждет поединка?

– О чем спорите? – спросил, войдя в кухню, Шустрик.

Он только что умылся и теперь вытирался полотенцем Учителя Лабео.

– О Северном Ветре. Как ты думаешь, какое у него перо?

– Ну уж не меньше желтого! – уверенно сказал Шустрик. – А вообще-то мне кажется, что алое. Это же надо самоубийцей быть, чтобы с желтым пером бросить вызов лучшему бойцу Акватики.

– У него на шляпе, которая в Собрании Древностей, вообще нет пера! – сообщил Затычка. – Словно он и не боец вовсе, а ученик.

– Пойдемте к Забияке, – предложил Шустрик. – Узнаем новости. Может они будут не такими и плохими.

****

Забияка был дома, но было видно, что он не ложился с того момента, как они его разбудили ночью.

– Нет, – сразу хмуро сказал он, взглянув на вопросительные лица данюшек. – Ее не нашли.

– А грабителей?

– Они тоже, как сквозь землю, провалились. Караулы по тревоге подняли сразу же, только Учитель Лабео добрался до Цитадели, и патрули тут же стали прочесывать улочки, но никого не обнаружили. Вокруг Собрания Древностей все спало и храпело.

– Главное, что похищенное еще в Акватике, – сказал Шустрик. – Значит шансов найти его больше, чем если бы оно было уже за пределами Города. Но ведь покинуть Акватику до утра они никак не могли?

– Никак, – подтвердил Забияка. – При закрытых на ночь Воротах это исключено. А сейчас всех входящих и выходящих проверяют. Приятного мало, но Начальник Караула говорит, что только так можно воспрепятствовать тому, чтобы украденное вынесли или вывезли из Акватики. Это радует.

Вопреки смыслу слов, тон его был очень мрачным.

На стене, покрытой роскошным харацинским ковром, висели золотые цепи с медальонами, которые Забияка выигрывал в турнирах. Тут же было выигранное в боях или подаренное друзьями оружие.

– У меня уже состоялся разговор с Северным Ветром в присутствии Королевского Герольда, – сказал Забияка, не отрывая глаз от стены.

– Какой? – заинтересовались данюшки.

– Королевский Герольд выразил нам соболезнование и предложил отложить финал турнира до тех пор, пока шпаги не найдут. Я согласился, но Северный Ветер отказался. Он сказал, что шпаги могут искать до падения на землю Оси Мира. А ему не так уж нравится Акватика, чтобы жить в ней все это время в ожидании обещанного боя. Он сказал, что если финал в объявленный день не состоится, он будет считать себя победившим, а меня проигравшим, и по праву потребует себе золотую цепь победителя. Герольд еле-еле убедил его отложить финальную схватку на неделю, объясняя, что сковать новую цепь раньше никак не получится.

Забияка оторвал взгляд от ковра, тряхнул головой и, взглянув на друзей, горько сказал:

– А у меня, ребята, такое чувство, что не только Игрунью украли, словно руку мою по плечо отрубили! Мне выть от боли хочется во весь голос, а он стоял там такой же невозмутимый, как кусок мороженого мяса. Неужели ему все равно, какой шпагой сражаться? Я так не могу! Наверное, я плохой боец, такого самообладания у меня нет и не будет… Когда домой пришел, я все свои клики перепробовал. И то, да не то! Отлично сделаны, но нет среди них Игруньи, равнодушно они в руке лежат, тычу ими, как ручкой от швабры, хуже ученика-первогодка!

Он сердито махнул в сторону выстроившихся на подставках шпаг.

– Вот, сижу и собираюсь с духом. Надо выбирать одну и начинать с ней тренироваться. Неделя – это очень мало.

Данюшки уходили от Забияки совсем расстроенные.

– Похоже, теперь не важно, какого цвета перо у Северного Ветра, – тоскливо сказал Затычка. – Те сволочи, что Игрунью сперли, срезали алое перо Забияке напрочь.

* * *

От Забияки они пошли к Собранию Древностей в надежде найти около него хоть какие-нибудь следы грабителей, которые показали бы, куда те скрылись.

Но брусчатка мостовой не лучшая поверхность для оставления следов…

Данюшки прошли немного в том направления, куда ночью убежали воры, внимательно глядя под ноги, но ни подозрительных пуговиц, ни клочков одежды, ни наводящих на след предметов им не попалось.

Спрятаться тоже вроде бы было негде – ни заброшенных зданий вокруг, ни пустырей. Улочки были застроены плотно – центр Города, как ни как, вокруг на первых этажах размещались в основном лавочки и мастерские, которые на ночь крепко закрывались.

– Ничего нет, – разочарованно сказал Полосатик. – Где они могли укрыться – ума не приложу!

Они вернулись к зданию Собрания. Там дежурили меченосцы из Черной Роты, данюшек они узнали и пропустили.

В зале было все как обычно, только пустовали подставки под шпаги и мраморный постамент, на котором совсем недавно так важно лежала подарочная цепь.

– И ведь ничего больше не тронули! – возмутился Шустрик. – Только это!

– Может быть просто не успели? – заметил подошедший Меченосец. – Крики сторожа их спугнули, да и вы подоспели. А что вы делали на площади в такую рань?

– Гуляли, – буркнул, покраснев, как помидор, Затычка.

– А чем здесь пахнет? – перебил его Шустрик.

Друзья подумали, что он так отвлекает от неприятного вопроса Меченосца, но оказалось, что Шустрик и правда что-то унюхал.

Видимо, грабители задержались в этом месте, срывая с подставок шпаги и цепь, а потом быстро растворились в ночи, но тяжелый неприятный запах после них остался.

Меченосец тоже принюхался и поморщился.

– Ну надо же, правда пахнет! Притоном воняет. Такой запах оставляют долго не мывшиеся люди, много курящие и пьющие дешевое крепкое вино в больших количествах, – важно сообщил он.

Тут его позвали и он ушел.

– Понятно, – весьма ехидно сказал Затычка. – Теперь одна ниточка отпала и мы точно знаем, что шпаги попер не Учитель Танцев из женской воскресной школы. Пошли, со сторожем поговорим, – он, наверное, очнулся. Ты, Шустрый, еще раз понюхай, может, унюхаешь чего необычного.

Шустрик добросовестно понюхал.

Пахло мерзко. Наверное, более приятный запах и не сохранился бы так долго, давно бы улетучился. Кроме того, что перечислил Меченосец довольно резко пахло еще чем-то, но чем – он не понял.

– Вонь, она и есть вонь, – сказал он. – Сколько же не мыться надо, что бы так благоухать? Пошли.