Текст книги "Замуж за царя"

Глава 9

Сначала проснулась от жуткой боли в голове. Затем яркий солнечный свет резанул по глазам, словно меня долбанули кувалдой. Боль усилилась. Я даже не подозревала, что могу стерпеть такую боль. Очередное утро в этом мире сопровождалось жуткими физическими страданиями, это уже становилось традицией.

– Господи, как мне плохо! Что-то я перебрала. Или малиновка оказалась крепче, чем я чувствовала, или бутылка больше, чем выглядела. Да, вчера мне не было настолько хорошо, насколько плохо сегодня, хотя результат, в принципе, достигнут. Ни одной мысли в голове нет – им там больно.

Я даже, грешным делом, подумала, вдруг Яга меня побила в отместку за выходку? Ну не может с похмелья болеть все тело. Наверное, это синяки. Оглядеть себя у меня не получилось. Голова налилась свинцом, и поднять ее, пользуясь лебедкой, не смогли бы даже три профессиональных грузчика.

В ногах что-то чавкало, вяло шевелилось и поскуливало. Догадка пришла не сразу.

– Тимоша? – еле выговорила я, сомневаясь, что кот расслышит мой невнятный стон.

– Му, – раздалось страдальческое в ответ. Видимо, на нормальное «мяу» кот сейчас не способен. Неужели от валерьянки тоже бывает похмелье? Или наказание от Яги настигло нас обоих? А потом она, видимо, складировала нас вместе на моей кровати для дальнейшего истязания.

Сзади раздалось шебуршение. Поглядеть, кто там возится, я была не в состоянии, хотя слышала отлично. Малейший шорох отдавался в голове канонадой звуков и необыкновенным разнообразием болевых ощущений. Оставалось надеяться, что это наша бабуля, а не наемный убийца, посланный царской невестой. Вот будет глупо – помереть молодой, красивой и с головной болью. Впрочем, тогда хотя бы мучения эти закончатся. Перед глазами появилась счастливая бабкина физиономия.

– Ну как, ребятки? Вчерась налакались али еще будете? – Яга сияла как самовар. – А то я вам еще настоечки принесла, а тебе, Тимошенька ненаглядный, валерьяночки могу накапать.

– Му, – выдал несчастный Тимофей, примерно то же самое промявкала и я.

Яга поднесла мне крынку, из которой жутко пахло. И чего это все лекарства такие мерзкие на вид и на запах, каких поганок она добавляет туда для ароматизации? Дабы со мной не случилось страшного, я зажала нос.

– Пей давай, – прикрикнула бабуля. – Полегчает.

Я сделала над собой усилие, на вкус зелье тоже оказалось так себе. Я едва сдержала рвотные позывы.

– Мухоморно-смородиновое зельице, – хитро прищурившись, добавила Яга. – Полегчает, навсегда полегчает.

Теперь я по крайней мере точно буду знать, от чего помру.

– К завтраку спускайтесь, выпивохи-неумехи, – приказала она и, напоив этой же гадостью Тимофея, удалилась.

Для справедливости замечу, оклемались мы довольно быстро. Фармацевтика Бабы-яги творила чудеса. Тимофей спрыгнул с кровати и, задрав хвост, убежал. Я же довольно долго приводила себя в порядок. Зеркало ни в какую не желало приукрашивать действительность, и мое отражение не радовало ничем: ни цветом лица, ни блеском глаз. Пару-тройку синяков на своем бренном теле я все же обнаружила. Но они расположились в столь затейливых местах, что их происхождение осталось загадкой. С благородно-болезненной бледностью на лице, задумчивой стыдливостью в глазах и легкой головной болью я пошла завтракать.

Тимофей уже уплетал за обе щеки сметану, сопровождая трапезу довольным урчанием и фырканьем. К нему вернулись все характерные для котов слова и звуки, про неподобающее «Му!», несколько обогатившее его лексикон, мы вежливо забудем.

Кроме суетящейся около стола Яги присутствовала Кикимора, зареванная, с красными глазами, но очень любопытная.

Под укоризненным и насмешливым взглядом Бабы-яги я принялась за оладушки.

– Чего ж это вы вчера с Тимофеем? Запоздало знакомство отмечали, что ли? – Кикимора аж егозила от нетерпения.

– Алкоголь – это хороший способ снять стресс, – нравоучительно начала я, загоняя совесть подальше, чтобы не мешалась. – Событий вчера много разных было, ответственных, волнительных. Вот я и перенервничала. Тимофей мне любезно компанию составил.

– Ты посмотри, друг за друга горой. У-у, собутыльники! – ругнулась Яга.

– Ага, – довольно подтвердила Кикимора. – Тимофей тебя вчера защищал, аки воин.

Честно говоря, я слабо себе представляла воинские подвиги Тимофея во вчерашнем его состоянии, но благодарно кивнула коту. Тот чинно и гордо вскинул голову.

– Яга вчера больно бесновалась, все кричала, что ты ее кровиночку, котика ненаглядного, споила, бражница беспутная, хотела в лягушку превратить или в паука, – шептала мне Кикимора. – Но Тимоша тебя отстоял, вины твоей не подтвердил, даже спать к тебе пошел. Во! Какой защитник!

Вот жизнь пошла, опасность на каждом шагу! Хлебнешь вечером настойки малиновой, утром проснешься лягушкой и будешь всю жизнь гадать, как это тебя угораздило.

– Правда, мы когда тебя наверх тащили, два раза уронили, – смущенно опустила глазки Кики. – Так что, ежели где красоту твою повредили, ты уж не обессудь.

По крайней мере возникновение синяков прояснилось.

– А я вас вчера не заметила, – запоздало извинилась я. – Вы, видимо, здесь ночевали?

– Ой, да ты бы вчера и слона не заметила, – отмахнулась Кикимора, хихикая. – Все больше в беспамятстве пребывала. Про любовь неземную твердила. Что, дескать, напала она на тебя, аж замуж невтерпеж. Буйствовала немного, ну да Яга тебя быстро успокоила.

– Она мне две крынки расколотила и горшок, – потрясая ухватом, аргументировала бабуля.

Похоже, этот ухват и был орудием моего успокоения. Ощупывать голову в поисках шишки я не стала. Не чеши, как говорится, там, где не чешется. Найду, так заболит еще.

– Как-то раньше пьяных дебошей за мной замечено не было. Или малиновка так действует, или это нервное, – задумчиво рассудила я. – Подруги и ухажеры обычно даже жаловались, что нормальных людей по пьяной лавочке на подвиги тянет, а меня на бочок и спать.

– Это она от любви к нашему царю взбеленилась, – со знанием дела предположила Кикимора. – Вот она с людьми-то что делает, любовь-то.

Яга заулыбалась, довольная и согласная.

– Да ты, девка, не беснуйся, обожди маленько, свадьбу сыграем, никуда она от нас не денется. – Бабуля гладила меня по голове и даже чмокнула в затылок от умиления. – Это хорошо, что тебе наш царь глянулся, стало быть, по доброй воле замуж пойдешь. А то я уже зельице приворотное варить начала. А у него больно состав мудреный, свойства неустойчивые, и я стара да беспамятна стала, могла напутать чего. Не люблю людей зазря травить.

Отлично! Не прибьют невесты, так Яга отравит. Развенчивать миф о беззаветной любви к государю стало опасно для жизни. Я притихла и, стараясь слиться со стенкой, жевала оладушки.

– Вот, тебе тут пригласительных с утра принесли. – Яга выложила передо мной штук пять конвертов и свиток. – От невест царских. В гости, наверное, приглашают, познакомиться хотят!

– Ага! – возмутилась я – Держи карман шире. Сходи к ним познакомиться, обратно не вернешься. Отравят и не поперхнутся.

– Могут, конечно. Но чтобы в открытую, это вряд ли, – рассудила Яга, заглядывая через плечо в развернутые конверты. – Ходить не обязательно. Это так, вежливость.

В письмах действительно обнаружились желания познакомиться поближе, заверения в дружбе и приглашения на чай от Василисы, Забавы и Матрены на одинаковых светло-розовых листочках с красным бантиком в уголке. Приглашение от Шахерезады было написано на сильно надушенном голубом листе с позолотой по краям, от Золушки – на простом листе бумаги, а от Хозяйки Медной горы – на свитке, скрепленном золотой ниткой и малахитовым камушком.

– Хотя, говорят, невесты между собой дружат, – сказала бабка и задумчиво добавила: – Некоторые из них – точно.

– А так сразу и не скажешь, – с сомнением заметила я, вспоминая вчерашний прием. Большинство из потенциальных цариц кидало друг на друга весьма нелюбезные взгляды.

– Во дворце-то? Так там и посторонних много, и этикет обязывает, – пояснила Яга. – Те, кто из нашего царства-то, так они девки простые.

– Хочу заметить, что кто-то из этих простых девок или простых, но не совсем, вчера отравил тоже не очень сложную Аленушку.

– От любви беснуются, – философски отмахнулась бабуля.

Я бы поправила – скорее от жажды власти, чем от любви.

– Вот и у Лешего моего любовь случилась под старость лет, – вздохнула Кикимора. – Кто ж знал, что из этой безобидной золотой рыбки такая горгона вырастет. Я же, дура, сама ему на именины ее подарила. В болоте у нас, кроме лягушек, приличной живности нет. Думаю, пускай рыбок разводит, золотых. И дело полезное, и глазу приятно.

Из глаз Кикиморы хлынули слезы. На столе махом образовалась лужа. Яга терпеливо ее вытерла.

– Это тебе заколдованную рыбку подсунули, – покачала головой бабуля. – Ни разу не слышала, чтобы рыбы в русалок обращались.

– А вот обратилась же, вертихвостка. И Лешего моего охмурила. Он у меня наивный, глупый, как кутенок, жизни не видел, только лес да болото. Вот она его и окрутила. Теперь про дальние страны рассказывает, про теплые моря и золотые пески. Мой олух уши развесил, путешествовать хочет. Развода и раздела имущества требует. А этой русалке, ей бы только до моря добраться, а там ее и след простынет. Бросит она его. А у него душа нежная, он не переживе-о-от. – Кикимора вновь разразилась рыданиями, заливая стол.

– Не реви! – Яга поставила пред подругой тазик, видимо, вытирать лужи надоело. – Придумаем что-нибудь.

– Зелье мне отворотное надо! – твердо сказала Кикимора. – Опоила она его, не иначе. Не мог он сам в эту стерву чешуйчатую влюбиться. Свари, а?

– Не могу! – раздраженно сказала Яга. – Объясняла же – любовная магия – материя тонкая, сложная. Результата гарантировать нельзя. Да и не поможет тебе это. Русалка пением своим околдовывает. Зелье в уши не зальешь. И варить его недели две, не меньше. Пока зелье сварим, они болото твое оттяпают, а тебя совсем выживут.

– А зачем русалке половина болота, если она в море хочет? – Меня поразил накал любовных страстей в местной топи.

– Так она и не собирается там жить, она его Водяному продаст, – рассеянно объяснила Кикимора. – Он уж лет сто как на мое болотце зарится, а в обмен Водяной им путь-дорогу обеспечит до реки, а там и до моря рукой подать. Сама Сюзанна – это русалку так зовут… – Кикимора манерно закатила глаза. – До моря не доберется, от болота до реки по суше надо идти, ей помощники нужны. Вот Леший ей и пригодится, а потом она его бросит, как пить дать бросит. А меня он и не слушает, глядит на змеюку свою водоплавающую, в гляделки ее водяные, а на меня ноль внимания. Вот я ночь дома не ночевала, а он, поди, и не почесался. Ягуша, давай одним глазочком на постылого моего и блудницу его черноморскую взглянем!

– Только не рыдай потом в два ручья, – предупредила Яга, выливая тазик слез в окно. – А то у меня от сырости мокрицы заведутся, а их Тимошенька боится.

– Не буду, обещаю!

Я бы, честно говоря, не поверила. Но Яга лишь покачала головой и принесла расписную тарелочку с полметра в диаметре и повесила на стенку напротив нас. Похоже, предстоял сеанс местного телевидения. Бабуля пустила по краешку золотое яблочко и сделала заказ: «Дом Кикиморы, на лесном болоте».

Ха! С такими технологиями и пульт не нужен. Сиди себе командуй. В тарелочке что-то сначала порябило, а потом показались высокие деревья, болотистая местность, аккуратненький теремок, крытый камышом. На мостках, ведущих к воде, на пузе лежал круглый, как шарик, мужичок в зелено-коричневых лохмотьях, с нечесаной копной черных волос и патлатой бородой. Да, не Нарцисс, конечно, но, как говорится, любовь зла, одарит счастьем каждого козла. В воде рядом плескалась полуголая девица, хвоста не было видно, его скрывала тина, но стало очевидно, перед нами не кто иная, как Сюзанна. Внешностью, надо заметить, барышня обладала специфической, на любителя. В облике присутствовали явные рыбьи черты – вытянутая мордочка, глазки-пуговки, бледно-зеленый цвет лица, безобразно пухлые губы бантиком. На такое не каждый хирург сподобится, а гиалуронке и вовсе не под силу. Грудь, конечно, внушительная. Зазывно приподнята над водой. Но на одном бюсте далеко не уедешь. Копна вполне приличных рыжих волос – это все из намеков на то, что рыбка была золотая. Так что, если учесть, что дама хвостата, Леший явно погорячился.

Лично у меня сомнений не осталось – на такую нормальный мужик, хоть и Леший, не позарится, здесь без колдовства не обошлось.

– Нет, ну ты посмотри на нее, – возмущалась Кикимора. – Хоть бы прикрылась чем! Тьфу, нелюдь беспутная!

Тем временем лохматый мужик принялся нежно и заботливо кормить свою хладнокровную чешуйчатохвостую зазнобу малинкой из тарелки. Сюзанна строила кокетливые гримасы и активно лопала ягоды. Ну прямо два голубочка-мутанта. Едва Леший отворачивался, на лице русалки отражались брезгливость и раздражение, она нервно шлепала хвостом по мутной воде и плевала в сторону. Впрочем, неверный супруг Кикиморы смотрел на ненаглядную с таким обожанием, что даже если бы она плюнула ему в глаза, Леший утерся бы и завизжал от восторга.

У Кики же был вид побитой собаки. Яга уже чего-то капала в стакан, видимо, успокоительное. Я бы на ее месте еще тазик побольше подставила. Хотя… Мне в голову пришла одна мысль:

– Говорите, пением соблазняет? – Я глянула на Ягу, как на знатока, та утвердительно кивнула. – Наверное, если объект соблазнения, в нашем случае Леший, долго голоса не услышит, то и чары спадут?

– Ну спадут, – согласилась Яга. – Но их же водой не разольешь, она к нему, как колючка к меху Тимошенькиному, прилипла.

– Он даже спит возле нее, на мостках, ей якобы одной ночью страшно. А у него радикулит, между прочим.

– Снотворного им обоим, лошадиную дозу, чтобы вообще ничего не чуяли, – предложила я, намазывая очередную оладушку вареньем. – Русалку на тележку – и к реке. Если в дороге проснется, так у нее выбор богатый – хочешь жди, не вякай, пока до речки довезут, хочешь сиди и сохни посреди леса, пока не встретится другой доброволец, готовый на подвиги ради любви. Если она не дура, шум поднимать не станет – не все ли ей равно, как в реку попасть, до моря сама доплывет. А Леший проспится, вы ему другую рыбку в аквариум посадите, золотую. Так, мол, и так, превратилась обратно. А как чары спадут, так он и не вспомнит про эту Сюзанну.

Я не сразу заметила, что в комнате повисло молчание, даже Тимофей чавкать прекратил. Яга смотрела на меня, не отрываясь, даже не мигала. Кикимора резко остановила поток слез и замерла с открытым ртом.

– А что? – поинтересовалась я. – И просто, и надежно, и безопасно. Снотворное – не любовное зелье, в любой аптеке купить можно. У вас тут аптеки есть?

Может, я не заметила, как что-то не то сказала? Чего они на меня уставились?

– А до ближайшей речки далеко?

К Яге первой вернулся дар речи.

– Ну, голова! – Она всплеснула руками.

Ну, слава богу, не онемели – выдохнула я.

– Ну и хитра! – закивала следом Кикимора.

– До чего умно и складно придумала! – восхищалась бабуля. – Настоящая царица. Мудрая и рассудительная. Даже замуж отдавать жалко!

Было жутко приятно! Последнее замечание очень хотелось претворить в жизнь. У Кикиморы вмиг высохли слезы, она улыбалась и грозила пальцем сопернице, глядя на тарелку. Яга притащила из своей комнатушки бутылку и торжественно вручила подруге.

– Вот, на всех хватит, пои!

Кикимора сгребла бутылку. К мероприятию решено было привлечь Емелю с печкой.

– Лишь бы он ее поймать успел, – разрешив свои любовные проблемы, Кикимора вновь захотела посплетничать. – А то шастает его печка неизвестно где. Весь город ее ловит, поймать не может. Чего взбеленилась?

– Да, что-то непонятное творится, – пожала плечами Яга. – Разбираться придется.

– Ой, не говори, – махнула рукой Кикимора. – Во всем государстве черт-те что происходит. Народу понаехало, нечисти разной понабежало. Невесты с ума сходят! Мало того что убивают друг друга, так еще и в городские дела вмешиваются. На Дворцовой площади что творится! Жуть! Рапун-пун-цель! Тьфу! Рапунцель башню свою посередке поставила, из-за нее фонтан снесли и две клумбы разорили. Чего ей в нормальном доме не живется? Везде со своей башней таскается. Рядом с Аленушкой бубенчик нашли, кругленький, в пупырышках, так всех кузнецов и конюхов арестовали, теперь допрашивают, кто такой бубенчик изготовил и у кого на лошади одного не хватает. Преступника ищут. А чего его в городе искать? Его во дворце искать надо, среди невест.

Кикимора шумно отхлебнула чай. Время шло к обеду, а мы еще из-за стола не вставали. От такого времяпрепровождения я, пожалуй, скоро растолстею, как самоварная кукла.

– Пойду я, Ягуша. – Кикимора встала, прихватила с собой бутылку со снотворным. – Мне еще с Емелей договариваться.

– А тарелочка может Емелину печку показать? – спросила я у Яги. Волшебный предмет, на который давно никто не обращал внимания, показывал расписанное под хохлому дно.

– А чего ж нет? – Яга крутанула яблочко по тарелочке.

Изобретение волшебного разума пару раз мигнуло и выдало изображение городских улиц, домов, площади, шастающих по ним людей. В сторонке на скамеечке под раскидистым деревом сидели Емеля и пухлая девица.

– Несмеяна! – признала Баба-яга. – Ба! Ты посмотри, при свете дня любезничают!

Емеля что-то нежно шептал девушке на ушко, а та, раскрасневшись, как ягодка, с обожанием смотрела на парня.

– Эх, уведет он у царя невесту! – гоготнула Кикимора.

Славная у бабули тарелочка! Я бы тоже взглянула кое-куда, кое на кого, ну хоть одним глазочком. Если бы не было здесь Яги и Кикиморы.

– Хорошая пара получится! – восхищалась Яга. У них с Кикиморой лица были заинтересованные и сентиментальные, будто они сериал бразильский смотрели, того гляди слезу пустят от умиления.

– Барахлит твое телевидение, бабуля! – разрушила я идиллию. – Тарелка, говорю, показывает не то, что заказывали.

Бабка уставилась на меня в полном недоумении.

– Мы печку просили показать, а не брачные игры Емели и Несмеяны.

– А ведь и то верно, – согласилась Яга, вглядываясь в экран. – Но тарелка ошибаться не может.

– А, вон она, – закричала Кикимора. – Позади Емели, меж домами прячется, а он и не видит.

То, что я заподозрила, глядя на обогревающий самоходный транспорт, прячущийся от хозяина, можно счесть бредом сумасшедшей. Я не обижусь. Тоже так о себе сразу подумала. Но у печки был очень расстроенный и обиженный вид. Как недавно у Кикиморы, когда она на воркование Лешего и Сюзанны смотрела. К счастью, этот бред не мне одной пришел в голову, значит, я в своем уме, все-таки массово крыша не съезжает, это не заразно. Массово только ковидом болеют.

– Она ревнует! – ахнули мы с Ягой хором.

– Ах, как же я сразу не догадалась, – запричитала бабуля. – Она ж от ревности бесится. И началось-то у нее все, как только Емеля на Несмеяну глаз положил.

– И чего теперь делать? – Кикиморе поскорее хотелось решить вопрос с печкой.

– Думать надобно, – медленно проговорила Яга, присаживаясь на скамейку. Видимо, уже впала в глубокие размышления.

– Ну, ты думай, думай… – Кикимора перешла на шепот. – А я пойду.

– И я пойду, погуляю, – добавила я, пользуясь бабулиной рассеянностью.

– Со двора ни ногой, – предупредила меня бабка, на мгновение выйдя из «комы». – А то неприятности на тебя так и сыплются.

Глава 10

Во дворе тихо и скучно. Я чувствовала себя затворницей. Сидеть на скамейке и разглядывать проплывающие мимо облака или общаться с молчаливым чучелом – других развлечений не предвиделось.

Чуть поразмыслив, я нашла официальный повод слинять из-под защиты бабкиной избы. Меня пригласили на чай царские невесты. Чем не причина благополучно позабыть про торжественное обещание гулять в пределах огорода?

Голова все еще немного побаливала, а на улице припекало солнце. Меня слегка мутило и клонило в сон, так что я уже жалела, что пошла в гости. Конечно, устроила я прогулку по царевым невестам не из вежливости или праздного любопытства. У меня была тайная цель – найти преступницу. У кого из девушек окажется ларец с рисунком, который у меня на лбу отпечатался, та на меня и покушалась, и на Аленушку, видимо, тоже. Конечно, не на все ларцы удастся взглянуть, приглашений только шесть, но сузится круг подозреваемых и, может быть, получится узнать что-нибудь интересное.

До Торговой площади я дошла быстро. До той самой, что волшебное блюдечко показывало. Пространство пестрело разномастными одежками людей – бояре, купцы, простой люд и нищие. Царила атмосфера какой-то разудалой деловитости и праздника. Запахи специй, выпечки и новых вещей смешивались в одуряющий коктейль. Торговались тоже по-разному. Жестко и цинично:

– У меня одного сапоги на такой подошве. Носить в два раза дольше будешь, а цена только в полтора раза выше. Ты не купишь, за тобой очередь стоит, они заберут.

Залихватски и витиевато:

– Мимо такого товара просто так пройти нельзя! Преступление! Он тебе сниться станет! Всю жизнь жалеть будешь, что не купил!

А еще сплетничали, советовались, ругались.

Емеля и Несмеяна все любезничали на той же скамейке, будто приросли. Истинно говорят: «Влюбленные часов не наблюдают». Печка подползла к ним уже совсем близко и томно вздыхала, пуская в небо сизые колечки. Но Емеля ее по-прежнему не замечал. Я хотела подойти поздороваться, но решила не мешать влюбленным, а печку поманить к себе издалека. Интересно, она на звук реагирует или на движение? Если жесты понимает, отлично. А если голос? Как ее окликнуть? Куть-куть-куть? Кис-кис-кис? Гыть-гыть-гыть? Бе-бе-бе? Тьфу!

Вот тоже вопрос, за каким лешим мне понадобилась печка? Я с ней разговаривать по душам собралась? Объяснять, что ее и Несмеяну Емеля любит разной любовью, но одинаково сильно? Откуда я вообще знаю, какие отношения связывают Емелю с его самоходным отопительным агрегатом? Было бы, конечно, неплохо привести ее к Яге, но осилю ли я эту транспортировку? Едва я направилась к беленой страдалице, та сиганула от меня, снеся на своем пути двух здоровенных мужиков. Они, как щепки, разлетелись в разные стороны. А Емелина собственность попыхтела прочь. За ней тянулась ярко-голубая нитка. Одеяло, лежавшее на печи, зацепилось краем за куст и теперь распускалось. Я схватила конец нитки и, сматывая его в клубочек, пошла по следу. Одеяла у Емели теперь не будет, если он вообще с печью помирится, так хоть клубок шерсти верну. К моему удивлению, народ на меня внимания не обращал. Действительно, ничего такого, мало ли какая чумная девка по улицам мечется, сматывая нитки? Чего тут особенного? А печка петляла причудливыми лабиринтами, она хорошо знала город. Иногда я сворачивала на такие узкие улочки, что удивлялась, как она тут пролезла. Странно, но никто из прохожих шума из-за печки не поднимал. В погоню не кинулись даже те сбитые с ног мужики. Отряхнулись и пошли дальше. Видимо, за последние пару дней погоня порядком поднадоела, надежда на поимку пропала и награда уже не так прельщала. Вот, в очередной раз повернув за угол, я увидела, как из небольшого дома, крашенного коричневой краской, выходит Забава, невеста царя и дочь отца Лазаря по совместительству. Вчера мне ее Яга показала во дворце. Забава сидела в плотном кольце монахинь, и разглядеть ее как следует у меня не получилось, но я была уверена, это она. Девушка помогала спуститься со ступеней старушке в черном замызганном плаще и остроконечной шляпе, почти полностью скрывающей под широкими полями лицо землистого цвета с длинным носом, загнутым крючком, и узкими дрожащими губами. Забава передала старушке увесистый мешочек, который тут же исчез в складках одежды, и получила взамен небольшой сверток. Хищные глазки зыркнули по сторонам, и старушка удалилась, не попрощавшись. Только сейчас Забава заметила меня.

Я немного растерялась – никак не ожидала увидеть дочь священника в столь странном обществе. Старушка сильно смахивала на ведьму. Забава смутилась, растерялась, потом неловко улыбнулась и вежливо поздоровалась. Мы остались на пустынной улице вдвоем, и нам пришлось заговорить. Сначала робко и неуверенно. Я объяснила суть своего занятия, и Забава предложила составить мне компанию. Очень любезно с ее стороны, поскольку только сейчас я поняла, что печь завела меня неизвестно куда, а я города совсем не знаю. Не встреть Забаву, заблудилась бы.

– Если ты плохо город знаешь, тебе не стоило так опрометчиво сворачивать в незнакомые переулки, – покачала головой девушка. – Это чудесная случайность, что мы с тобой тут встретились. Я по просьбе отца к бабушке Пелагее заходила. Ты видела ее. – Девушка кивнула в сторону коричневого дома. – Церковь заботится о своих чадах. Эта старушка раньше вела греховную жизнь: колдовством занималась, приворотами. На ее совести не одна загубленная жизнь. Отец взялся ее перевоспитывать и пытается вернуть в лоно церкви. Я ему всячески помогаю, как того требует христианский долг.

Представляю, куда послала бы Забаву Яга, приди та к нам с такими благочестивыми намерениями.

– Книги ей ношу про житие святых и дела их благородные, – продолжила Забава. – Ну, деньгами помогаем, конечно. У бедняжки никого, кроме Бога, нет.

Девушка терпеливо шла рядом со мной, пока не кончилась нитка. Печки нигде не было. А мы почти вышли к Торговой площади.

– За печку не надо беспокоиться, – посоветовала Забава. – Она Емелю сама найдет.

Вроде как пришло время попрощаться, но Забава не торопилась.

– Мы с Лукерьей и Матреной хотели встретиться, поговорить, про иноземных невест посплетничать. – Забава задорно подмигнула. Такая разительная перемена показалась мне удивительной, но веселой и приземленной она нравилась мне больше, чем набожной и фанатичной. – Здесь недалеко трактир есть, очень приличный. Еще рано, девушки не подошли, но если ты хочешь, мы можем пока с тобой зайти и их подождать. У нас веселая компания, все будут рады поближе познакомиться.

Такая возможность показалась мне удачей – побеседовать и завести дружбу сразу с тремя царскими невестами! Отказаться я не могла. К тому же очень хотелось уйти в тень с палящего солнца.

Трактир «Летний день» действительно оказался очень приличным заведением. Большая светлая комната с бревенчатыми стенами и развешанными по ним картинами, на которых активно выпивал и закусывал разный люд. Почти добела скобленые полы, аккуратные столики с чистыми накрахмаленными скатертями в красную клеточку и вышитыми салфетками. За высокой стойкой – широко улыбающийся усатый мужчина. Эдакий джигит в фартуке. Могу поспорить, что в меню есть шашлык. К нам сразу подошли и провели к столику возле окна.

– Барышни обедать желают или чаевничать будут? А может, чего покрепче? – Официант расплылся в улыбке, ну просто реклама зубной пасты! – Визит царских невест делает честь моему скромному заведению, – мурлыкал любезный мужчина. – Подумать только, сама будущая царица озарила своим присутствием. Рады, рады… – Поклоны в пояс грозили столкновением лба со столом, пора было прекращать эти заискивания.

– Пока самовар, – начала Забава. – Пирожков с грибами и сладких. Мы подруг ждем, а там посмотрим…

– У нас есть дивная настойка из черной смородины, – вкрадчиво начал мужчина. – Нежнейшая, медовая, как раз для дам.

– По чуть-чуть можно? – осторожно предложила моя благочестивая подруга.

Не могла же я признаться, что вчера вылакала целую бутыль нежнейшей медовой малиновой настойки и сегодня меня тошнит от упоминания об алкоголе! Хотя, может, голова наконец перестанет болеть. А то как-то несподручно выведывать секреты в таком состоянии.

– А коктейли у вас для дам подают? – поинтересовалась я, лучезарно улыбнувшись.

Официант не растерялся и не моргнув глазом выдал:

– Если барышня соизволит подробнее описать рецептуру, мы с радостью удовлетворим любой ее каприз.

– Отлично! – Я улыбнулась еще лучезарнее. – Одну часть смородиновой настойки, одну часть смородинового компота и одну часть клюквенного морса, все тщательно перемешать и подать охлажденным.

– О-о-о! – только и выдохнул трактирщик. – Всенепременнейше, сейчас исполним! – Он с поклонами удалился.

– Никогда о таком питье не слышала. – Забава округлила глаза.

– Очень вкусно, тебе понравится! – заверила я, радуясь, что по крайней мере втрое сократила крепость напитка.

– Между нами говоря… – Забава заговорщицки перешла на шепот. – Я очень люблю вкусно поесть и сладко поспать. Батюшка-то мой излишеств нам не позволяет, говорит, не богоугодное это дело. Ну да, а матушка всегда балует, то пряничек принесет, то петушка на палочке. Батюшка у нас строгий, трое нас у него. Я старшая – и двое братьев.

Тем временем на наш стол водрузили пузатый блестящий самовар, блюдо с пирожками и тарелку с сушками, конфетами и баранками. Нас обслуживал мальчик, расторопно передвигавшийся между постепенно заполняющимися столиками. Время обеденное, народ подходил трапезничать. Мальчишка успевал и заказы принимать, и с девушкой за стойкой любезничать. Та колдовала над нашим коктейлем, сосредоточенно, с важным видом смешивала напитки. Паренька явно интересовал и процесс, и результат, но, по-видимому, попробовать ему не удастся – алкоголь все-таки, на работе не положено. Девушка сердито фыркнула, мальчишка надулся и отошел. Новоявленная барменша нежно повесила гроздочку смородины на край каждого стакана. Ага, процесс пошел, чует мое сердце, коктейли в Трисемнадцатом царстве приживутся.

– А ты замуж за царя хочешь, потому что он тебе как мужчина сильно нравится, – или корона прельщает? – Я вкрадчиво перешла в наступление. – Говорят, ваш царь пользуется успехом у женского пола.

– Что есть, то есть, говорят, ни одна еще не устояла, – наклонившись ко мне, Забава добавила: – Но и в обиде ни одна не осталась. Это я тебе по секрету. Хотя все, конечно, знают, все говорят.

– И все под страхом смертной казни, – неловко пошутила я.

– Ой, да разве ж народ казнишь? Он на голову больной, на язык длинный, чего с него взять? А царь у нас хороший, справедливый, мудрый, при нем государство процветать стало. Я с ним не больно-то знакома, – пожала плечами Забава. – Месяц назад я вообще собиралась покинуть мир и удалиться в монастырь. В служении Богу смысл моей жизни. – Девушка смиренно сложила руки с зажатым в них пирожком и закатила глаза к потолку.

Я понимающе кивнула. Только у меня большие сомнения возникли, что в каком-то монастыре у нее будет возможность уплетать пироги и конфеты с такой активностью и смаком, как здесь.

Забава продолжила:

– Но потом царь жену выбирать начал, и я подумала: вот оно, мое высшее предназначение. Вот как я смогу послужить Господу нашему. Целое царство избавить от безбожия и геенны огненной!