Текст книги "Магия Нью-Йорка"

– «Крутой» и «стремный» – это совершенно разные вещи, – возразила Ханна, обхватив чашку обеими руками. Ногти она стригла очень коротко и красила в темно-синий, лак уже немного облупился, и от этого руки смотрелись немного по-детски. – О, ты серьезно? Ресторан чудесный. Все такое… идеальное. Скатерть так накрахмалена, что может пролежать года два, и на ней не появится ни единой складочки. В любом случае, тут намного лучше, чем в нашей столовой или на кухне в общежитии, – хихикнула она.

Сам не зная почему, Кайл был вне себя от радости, услышав, что ей тут нравилось. Как хорошо, что они сюда пошли! В Форест-Лейк он тоже часто ел в студенческой столовой и только иногда заказывал еду домой. Он жил со своим псом Кексом и парой приятелей в викторианском доме прямо напротив кампуса: так они с друзьями могли насладиться всеми прелестями студенческой жизни, не испытывая ограничений, которые налагала жизнь в общежитии. Кроме того, в общежитии нельзя было держать собак, да и тамошний завхоз, по слухам, считал необходимым вмешиваться, если студенты напивались, укуривались, шумели или еще что-нибудь вытворяли. Правда, Кайл позволял себе только выпивку. В конце концов, он должен был поддерживать себя в форме для состязаний по гребле. Алкоголь он переносил хорошо, поэтому нужно было воздерживаться от спиртного только накануне соревнований. В колледже ему не нужна была нянька. Всю жизнь его и так окружала целая армия нянечек и гувернанток. Приложения для заказа еды на дом он установил еще до того, как отправился в колледж, и сумма заказа автоматически списывалась с его счета. Три клика – и можно завалиться с приятелями на диван перед телевизором, смотреть игру и наслаждаться любимым блюдом тайской кухни.

– Так, Персик. Приятельница Серены уже явно разболтала моей мачехе о тебе больше сведений, чем есть у меня, так что предлагаю познакомиться друг с другом получше. Вот ты что учишь в колледже? Стой, дай угадаю, это будет нетрудно. «Гендерные исследования», верно?

– Ты меня провоцируешь, да? Это довольно глупо. Да, я записалась на курс «Гендерные исследования», но не отказалась бы и профилироваться по этой специальности. Серьезно, что ты имеешь против теорий гендера? Вернее, что у тебя за предубеждения? Ты гомосексуалистов боишься? Они ничего плохого не делают. Но на самом деле в Германии я учусь на биохимическом факультете, а тут выбрала в основном курсы по литературоведению. – Ханна вздохнула, хмурясь, словно Кайл напомнил ей о давно наболевшей проблеме.

– Биохимия и литературоведение? Далекие друг от друга дисциплины. А я думал, ты из тех людей, которые обожают составлять списки дел, выделяя все самое важное цветными маркерами, и с трехлетнего возраста знают, кем хотят стать. Ты куда непредсказуемее, чем я ожидал. – Кайл ухмыльнулся.

– Вначале я хотела изучать литературоведение. Но потом… Не хочу в будущем оказаться зависимой от того, что меня кто-то должен обеспечивать. Каждый сам несет ответственность за свою жизнь. Нельзя полагаться на то, что кто-то о тебе позаботится. – Ханна осеклась. – А ты? – Ей явно больше не хотелось распространяться на эту тему.

– Я на факультете инженерных наук. – Он пожал плечами.

– Разве это не очень сложная специальность? Я от тебя такого не ожидала. – От неожиданности Ханна даже забыла придать голосу саркастичные нотки.

– Спасибо. Ты словно ничего обидного и не сказала – да тут, в общем, и возразить нечего, – но ты каким-то непостижимым образом умудряешься говорить что-то милое и при этом меня поддеваешь.

Хоть Кайл и улыбался, у него действительно в последнее время возникло немало проблем с тем, чтобы получать хорошие оценки, но об этом он предпочел не упоминать. Учеба давалась ему нелегко из-за того, что он слишком часто путешествовал, слишком много времени уделял спорту, а главное, слишком усердно ходил на вечеринки. Но еще с яслей для одаренных детей, куда с неоправданным оптимизмом его отправил отец, Кайла учили во всем стремиться быть лучшим. Его учебу в школе тщательно планировали эксперты по профориентации, спортивные секции и участие в общественных мероприятиях подбирались так, чтобы создать образ идеального абитуриента для любого колледжа. Да, он поступил не в Гарвард – на что до сих пор сетовал его отец, – но хотя бы в один из лучших колледжей Новой Англии. Эй, хотя бы в колледже он мог позволить себе поразвлечься! Все равно его дальнейшая карьера уже предопределена.

– А почему ты вообще решил изучать инженерные науки?

– Это всегда было понятно. – Кайл вновь пожал плечами.

– Почему?

– Из-за нашей фирмы, – привычно ответил он.

Обычно все знали, о чем речь. Но на этот раз Кайл не был уверен.

– Потому что ты хочешь там работать? – не унималась Ханна.

– Видишь ли, когда-нибудь я унаследую эту фирму, – пояснил Кайл. – А инженерные науки в нашем деле пригодятся. – По крайней мере, так считал его отец.

– А что это за фирма?

Ханна на самом деле не знала. Такого с Кайлом давно уже не случалось.

– Мы делаем сдвижные панели для крыш автомобилей. Фирма «Клаас: солнечные деньки».

– А-а… – Ханна явно никогда раньше не слышала об этой фирме.

Обычно Кайла раздражало (или он думал, что раздражало), что каждый новый знакомый, стоило Кайлу представиться, воспринимал его исключительно как сына владельца этой фирмы. Теперь же он не понимал, приятно ли ему, что кто-то еще никогда не слышал о «Клаасе», фирме, прославившейся своим экономическим успехом в последние десятилетия.

– А разве панели для крыш делают не производители автомобилей? – удивленно спросила Ханна.

Кайл достаточно подробно объяснил Ханне, как делаются сдвижные панели для крыш, в особенности сосредоточившись на том, как эти панели потом устанавливать. Было видно, что он уже не раз произносил эту речь или, по крайней мере, не раз ее слышал. Ханна заметила, что Кайл, говоря о фирме своего отца, очень естественно произносит «мы». Как Ханна, когда она говорила о семейном отпуске или покупке нового дивана в гостиную. То, как парень использовал местоимение «мы» в отношении семейного предприятия, да еще и с таким апломбом, показалось Ханне несколько самоуверенным, но она была впечатлена. Еще до этого Кайл говорил о «нашем доме на Барбадосе», словно это его дом. Но Кайл явно не участвовал в покупке дома. Впрочем, наверное, так говорит каждый, кто понимает, что все имущество родителей когда-нибудь достанется ему одному.

– Мы производим все запчасти панелей и продаем их крупным производителям автомобилей. Наши сдвижные панели запатентованы.

– И… ты рад тому, что когда-нибудь возглавишь фирму? Или это твой долг?

Кайл пожал плечами.

– Я рад. И это мой долг. Не знаю. Просто всегда было ясно, что фирма станет моей. – Кайл постучал ногтем по столу и обвел взглядом ресторан.

Ханна тоже оглянулась, но Кайл просто волновался и ни на кого в особенности не смотрел.

– А тебя не тревожит, что ты не сам решаешь, чем займешься в будущем?

Кайл снова поднял взгляд на свою собеседницу.

– Нет, – отрезал он. То ли действительно он нисколько не сомневался в этом, то ли пытался сам себя убедить. – Мои родители живут за счет этой фирмы. Вся семья живет. Мы создаем много рабочих мест. И мы гордимся нашей фирмой. – Голос его звучал несколько монотонно, словно Кайл читал реплики в пьесе, которая ставилась уже много-много раз.

Глядя на него, Ханна попыталась представить, каково это, когда тебе предуготовлен столь четко проложенный путь. Если ты знаешь, что тебе суждено, разве ты не лишаешься радостного предвкушения, которое испытывала она сама, думая о будущем? Что, если бы и ей нужно было заполнить лишь пару белых пятен на карте будущего: выбор подходящего мужа, квартиры, места для отпуска? Что, если бы и в ее жизни все было предрешено? С другой стороны, такая предопределенность исключает страх. Каким бы волнительным Ханне ни казалось ее будущее, грядущее иногда пугало.

Что, если все ее планы провалятся? Ханна выбрала биохимический факультет, потому что у биохимика больше перспектив карьерного роста, чем у литературоведа. И все же иногда ей становилось грустно. А когда девушка видела, как усердно трудится ее мама и как мало денег она при этом получает, Ханну и вовсе охватывало отчаяние. Бедность не так уж плоха только в теории. Нет, конечно, ее семья не была по-настоящему бедной. Были люди, получавшие куда меньше. Ханне не на что было жаловаться. Но ее мама всегда выглядела такой уставшей. Да она и была уставшей, но что можно было сделать, если папа стал полностью зависим от нее? Если бы мама знала, что когда-нибудь ей придется зарабатывать на всю семью, она, вероятно, выбрала бы себе другую профессию. Ханну пугала мысль о том, что иногда судьба может перечеркнуть все твои планы.

– А ты, наверное, хочешь добиться чего-то невероятного, да? Написать книгу или совершить важное открытие? Улучшить экологию? Может, ты изобретешь устройство, которое собирает пластик в океане, точно гигантский пылесос…

– Мне кажется, с иронией ты тут перестарался, – оборвала его Ханна. – Было бы действительно здорово, изобрети я такое устройство. Или если бы нашла лекарство от какой-то смертельной болезни. Но я о другом. Моя мама – медсестра. Папа давно уже не работает. У моей семьи нет фирмы, которую я могла бы унаследовать. Поэтому мне придется найти что-то свое.

Ханна рассердилась еще и потому, что Кайл так быстро разгадал ее тайную мечту. Но разве не каждый мечтает о таком? Добиться чего-то важного, войти в историю? Изменить жизнь людей, сделать мир чуточку лучше и при этом прославиться и даже хорошо зарабатывать? Ханна не видела, что в этом, собственно говоря, плохого.

Зимние ботинки снова показались слишком жаркими. Украдкой оглянувшись, она незаметно сняла их под столом. К ее удовлетворению, Кайл действительно задумался над ее словами.

– А как ты вообще попала в Форест-Лейк?

– Выиграла стипендию на стажировку на год. На самом деле я изучаю биохимию в Бонне.

Она не собиралась позволять этому избалованному наследнику богатой семьи поучать ее, пусть даже Кайл и счел ее планы глупыми. Ханна приложила много усилий, чтобы получить эту стипендию. Она жила дома и экономила буквально на всем, чтобы позволить себе учиться год в Америке.

Ловко балансируя подносами на вытянутых руках, словно ожившая этажерка, к их столику подошел официант и поставил перед ними тарелки с двумя огромными бургерами, супом и салатом.

– Вы уверены, что ничего не хотите? – повернувшись к Ханне, он подмигнул и поставил перед ней чистую тарелку. – На случай, если вы передумаете.

Придвинув тарелки ближе к Кайлу, Дилан с поклоном удалился.

– Мм… – Кайл задумчиво обвел взглядом три полные тарелки. – Боюсь, я заказал себе слишком много. Не хочешь помочь все это съесть? – Он указал на тарелки, с подчеркнутой беспомощностью глядя на Ханну.

– Ну ладно, если ты действительно считаешь, что сам все это не съешь… – Ханна неуверенно пожала плечами.

Улыбнувшись, Кайл взял ее тарелку и ножом и вилкой отложил на нее бургер, салат и хрустящую оранжевую картошку-фри.

– Говядина – из коров, которые питались исключительно травой на открытых пастбищах. По-моему, такое могут есть даже вегетарианцы. Я подумал, стоит сказать тебе об этом. Так, просто показалось.

– Очевидно, ты понятия не имеешь, кто такие вегетарианцы. И я не вегетарианка.

– Нет? Не жалеешь бедных курочек, которых содержат в немыслимых условиях?

– Ты не поверишь, но жалею. – Ханна поерзала на стуле.

Кайл наступил на больную мозоль. Она уже не раз думала, что ей стоит отказаться от мяса, а может, и вовсе стать веганкой, как сейчас было модно. Но с одной стороны, девушка возмущалась чудовищным обращением с животными, а с другой, жадно пожирала куриные крылышки в столовой именно тогда, когда старалась отказаться от них. Сейчас стало так много поступков, из-за которых Ханну мучила совесть, а ведь раньше ей было стыдно только тогда, когда она обманывала маму, до глубокой ночи читая под одеялом.

То же неловкое ощущение возникло у нее и сегодня, когда она увидела, что в состав ее шампуня входит пальмовое масло. Для производства этого масла вырубались дикие тропические леса. Угрызения совести терзали Ханну и тогда, когда она бросала пластиковый стаканчик или бутылку из-под воды в урну, и да, конечно, она пыталась меньше использовать пластик, но иногда у нее просто не получалось. По идее, нельзя использовать пластик в любом виде, ведь он неизбежно оказывается в океане, верно? Но откуда берется молоко в ее обожаемом латте в «Старбаксе»? Собственно говоря, только эспрессо там соответствовал критериям защитников окружающей среды, о молоке и речи быть не могло.

– Я ем мясо очень редко, и в меню указано, что это экопродукт. Но мне действительно становится стыдно за многие мои поступки, и мне все равно, что ты надо мной смеешься по этому поводу, – огорченно сказала Ханна.

– Я не смеюсь. Я просто неплохо разбираюсь в людях, – самодовольно откликнулся Кайл.

– Не хочу разрушать твои иллюзии, но мне кажется, девяносто процентов всех студентов пытаются есть меньше мяса и покупать только экопродукты. Поэтому не так уж и странно предположить такое и обо мне. Может, тебе и самому стоит задуматься над моральной стороной такого выбора, вместо того чтобы посмеиваться надо мной. – Ханна с аппетитом сунула в рот ломтик хрустящей картошки. Острый и в то же время сладковатый вкус показался ей восхитительным вдвойне, ведь она действительно очень проголодалась.

– Знаешь, а мне вот кажется безумием, что почти не осталось людей, которые бы не придерживались никаких ограничений в еде. Ладно, неважно. Главное, что у тебя нет кулинарного блога. – Кайл откусил сразу чуть ли не половину бургера.

– Кулинарного блога? – Ханна чуть не подавилась от смеха. – Нет, кулинарного блога у меня нет. Как тебе вообще в голову пришла такая мысль?

– Ну вот и отлично, – с серьезным видом заявил Кайл.

– Что ты имеешь против кулинарных блогов?

– Девушки, которые их ведут, вообще ничего не едят. Зато они постоянно готовят, говорят о еде и сводят окружающих с ума. Когда ты отказалась от обеда, я подумал, может, и ты такая.

– Нет-нет. – Ханна покачала головой.

Она задумалась, не рассказать ли Кайлу о своем литературном блоге. Сейчас она его совсем забросила и уже давным-давно ничего там не постила. В какой-то момент она заметила, что ее блог читали только другие блогеры. В комментариях они писали что-то вроде: «Отличный блог, загляни в мой», словно все сообщество состояло из бесконечной вереницы литературных блогеров, которые читали и комментировали друг друга. Ханна не знала, читал ли ее посты хоть кто-нибудь, кто не вел собственный блог или не собирался вести. Иначе как объяснить вопрос, который ей всегда задавали в первую очередь: «Ты не знаешь, что нужно сделать, чтобы получать книги бесплатно?»

Она оглянулась, посмотрела на Кайла, удостоверяясь, что бургер действительно едят, не пользуясь столовыми приборами, взяла его в руки и попыталась откусить, как Кайл. С противоположной стороны бургера на тарелку вывалились кусочки мяса и помидоров.

– Твой первый бургер, немецкое дитя? – восхитился Кайл.

– Я не какая-нибудь там змея, способная открыть рот на такую ширину. Это самый огромный бургер из всех, что я видела в жизни. Проглотить такое можно, только если у тебя рот, как у жабы.

Хмыкнув, Кайл смерил девушку насмешливым взглядом и, распахнув рот так, что стало видно горло, впился в бургер.

– Ничего невозможного, – заявил он, прожевав.

– Жаба. – Ханна пожала плечами.

Несколько минут они оба с аппетитом ели. Ханна рассказывала, как у них дома празднуют Рождество. Утром в день сочельника мама всегда варила глинтвейн – безалкогольный для детей, к которым она до сих пор причисляла Ханну, и на вине для взрослых. О том, что ее папа тоже больше не употребляет спиртное из-за лекарств, она говорить не стала. И мама приготовит утку. Утку ставили в духовку еще накануне сочельника, и она томилась там много часов. Мама время от времени поливала ее пивом, и весь дом наполнялся сладковатым ароматом.

Ханна наконец-то расслабилась. Она уже смирилась с мыслью, что застряла в этом городе, – ведь ее участь оказалась не так уж плоха, учитывая, что сейчас девушка ела изумительный бургер в нью-йоркском ресторане, а за окном плясали пушистые снежинки.

Ханна умела слушать. И Кайлу нравилось ее смешить. Смех у нее был звонкий, но не пронзительный. Услышав его, и самому хотелось рассмеяться. К тому же, когда девушка смеялась, на щеках у нее проступали очаровательные ямочки, и лицо сияло, словно на него падали лучи солнца.

– Вот, попробуй еще омаровый суп. – Он и сам взял ложку. – Вкус просто потрясающий.

Кайл зачерпнул суп и протянул Ханне ложку, но в эту секунду его телефон завибрировал. На экране пульсировало слово «мама». Кайл нажал на кнопку сброса и перевернул телефон.

– Ты не берешь трубку, когда тебе звонит мама? – удивилась Ханна.

Кайл нетерпеливо покачал головой, придвигая ложку еще ближе к Ханне.

– Может, она волнуется за тебя? – Девушка не обращала на суп никакого внимания.

– Она не волнуется. Она думает, что я на Барбадосе.

– Разве ты не хочешь сказать ей, что ты тут? – Удивление Ханны нарастало.

Кайл покачал головой. Этого он определенно не хотел. Телефон наконец перестал вибрировать: звонок переключился на автоответчик.

– Вот и все. Я попозже ей перезвоню, – сказал он, прекрасно зная, что перезванивать не собирается.

Ханна вопросительно посмотрела на парня, затем неуверенно покосилась на ложку.

– Э-э-э, да, прости. – Взяв другую, еще не использованную ложку, Кайл набрал суп, подался к Ханне и поднес ложку к ее губам.

Открыв рот, девушка вытянула губы вперед, и Кайл не мог отвести от них взгляда – как осторожно они сомкнулись на ложке, чуть изогнувшись. Они казались такими мягкими. О господи, это еще что такое? Только таких мыслей ему еще и не хватало. Только потому, что он застрял с этой девчонкой в Нью-Йорке, он вовсе не должен вляпываться в какие-то отношения. Она даже не в его вкусе! «…Лучшее развлечение – это книги…» Эй, разве подобное не должно было его остановить? Ханна, казалось, не заметила его взгляда и подхватила вилкой несколько ломтиков картошки.

– Восхитительно! – Она закатила глаза. Щеки разрумянились. Затем Ханна повернула голову влево и посмотрела наверх, точно задумавшись о чем-то. – А вообще, логично. Эта мысль никогда не приходила мне в голову. Девушки с нарушениями пищевого поведения постоянно думают о еде, мечтают о ней. Но ничего не едят. Я даже не задумывалась, что некоторые девушки, которые ведут кулинарные блоги, просто страдают от анорексии! Одна моя школьная приятельница страдала от этого расстройства, и проявлялось оно в первую очередь в том, что она постоянно готовила то огромные кремовые торты, то печенье, а затем пыталась отдать мне всю эту выпечку. Такое объяснение кулинарных блогов – это что-то новенькое… – Она с интересом посмотрела на Кайла.

У него впервые сложилось впечатление, что Ханна смотрит на него открыто, а не с предубеждением, сформированным всеми этими сплетнями.

– Персик, неужели я только что сумел сформулировать умную мысль, которая тебе никогда в голову не приходила, и это притом, что я качок?!

Ханна поджала свои изумительные губки, но не смогла сдержать улыбку. Она резко подалась вперед и подмигнула.

– Комплимент, качок.

Девушка радостно откусила от бургера, из которого вытащила средний ломтик булки, и вид у нее при этом был довольно счастливый. Конечно, Кайл оказался прав. Цены в ресторане «У Шинагена» были достаточно высокими, и поэтому-то она ничего не заказала. Парень даже немножко гордился проявленным тактом, хотя Ханна, наверное, и полагала, что на тактичные поступки он не способен. Но какая же она все-таки хорошенькая, когда радуется!

Кроме очков. Очки у нее просто отвратительные.

А вот бургер оказался фантастическим. Кайл, наверное, и сам бы не отказался от второй порции, но Персик жевала с таким наслаждением, что он невольно рассмеялся.

– Что смешного? – недоверчиво осведомилась девушка, слизывая крошки картофеля с пальцев.

– Ничего. Тебе явно удалось развеять все мои подозрения в том, что ты ничего не ешь. Да ты поглощаешь бургер куда быстрее меня!

Ханна перевела взгляд со своего почти доеденного бургера на тарелку Кайла и действительно немного смутилась. Она снизила темп и после этого ела подчеркнуто медленно. Гул голосов, рождественский джаз, снегопад за окном и тепло камина – как же хорошо было очутиться в Нью-Йорке! Кайл даже представить себе не мог, как бы он жил в каком-то другом городе. Ханна намазала еще одну булочку маслом.

– Боже, Персик, еще масла? Ты ешь, как мои напарники по команде. А ведь они постоянно занимаются греблей. Не боишься растолстеть?

Ханна уставилась на него с открытым ртом, а затем решительно покачала головой.

– Не-а, не боюсь. – Плотно сжав губы, Ханна шлепнула огромный кусок масла на булочку. – Именно из-за таких высказываний у девушек и развиваются комплексы. Мужчине бы никто ничего подобного не сказал. – Она с аппетитом откусила от бутерброда. – Ты себе такие комментарии и в кулинарных блогах позволял? Наше общество с нездоровой настойчивостью пытается создать у девушек такие идеалы красоты, которые бы предполагали худобу.

– Я же состою в команде по гребле, ты что, забыла?

– И? По-моему, гребцы особой худобой не отличаются. Там же одни шкафы, – насмешливо откликнулась девушка.

– Я имею в виду, в команде гребцов парни одержимы едой не меньше. Правда, они хотят быть не худыми, а мускулистыми. Они даже соревнуются, у кого меньше жировой ткани в теле. Парни стремятся к однозначным числам.

– Однозначным?

– Из одной цифры. Чтобы процент жира был меньше десяти процентов. Это можно измерить. Знаешь моего друга Джоша? Он несколько месяцев питался только курятиной, брокколи и протеиновым порошком, а потом, во время периода наращивания мышц, ел только чистые углеводы. А это не очень-то вкусно. Некоторые даже между сезонами игр проводят все свои дни в тренажерном зале и накачивают мышцы. Если посмотреть на это с такой стороны, они не менее сумасшедшие.

Кайл не стал упоминать о том, что и сам когда-то был таким. Давно, в старших классах школы. Тренер очень им гордился. Папа тоже. Но он плохо себя чувствовал – обессиленным, несмотря на прирост мышечной массы. Теперь он тренировался меньше и стал не так строг к себе. Помогало и то, что теперь он жил не дома, где папа каждое утро ходил с ним на тренировку. С папой все всегда превращалось в состязание. Отказался Кайл и от своей мечты когда-нибудь превзойти старшего брата Росса, который всегда оказывался чуточку лучше младшего. Он входил в общенациональную команду по гребле, учился в Гарварде… Всегда на шаг впереди Кайла.

Впрочем, Кайл пытался не думать о прошлом. Зачем? Мыслями о том, что случилось, делу не поможешь. Только огорчишься.

– Да, действительно, сумасшествие какое-то. Но я все-таки считаю, что общество скорее склонно выбирать на роль жертвы женщину, а не мужчину. Анорексия – это все же не болезненное стремление нарастить мышцы. Но уже то, как ты говоришь о еде и размышляешь, где углеводы, а где протеины, кажется мне странным. Разве все не сводится к тому, чтобы съесть что-нибудь вкусное?

– Почему странным? Еда – горючее для организма. Естественно, стоит задумываться над тем, чтобы заправляться не только каким-то мусором, если хочешь добиться оптимального результата. И в такой ситуации ты рано или поздно узнаешь о том, в каких продуктах содержатся углеводы, в каких – протеины, в каких – жиры, а в каких – витамины. Во всем остальном ты же веришь в науку, должна бы понимать такой подход.

– Ну, когда речь идет о еде… не-а, не знаю. Еда должна приносить удовольствие. И вообще, главное тут – с кем ты ешь! Когда мама готовит что-то вкусненькое, и за несколько часов до обеда по дому разносятся восхитительные ароматы, то момент, когда мы всей семьей садимся за стол, становится особенным. Такие мгновения и создают атмосферу праздника. Да, я не хочу, чтобы ради приготовления моего обеда кто-то разрушал полмира и мучил животных. Но я и не собираюсь проводить анализ состава пищевых продуктов. Главное, что это вкусно. Например, вот эта булочка! Я, наверное, даже съем еще одну. И масла не пожалею.

Ханна решительно потянулась к серебряному блюду. Кайлу такая непоследовательность девушки в вопросах еды казалась умильной. По крайней мере, он считал непоследовательным то, что Ханна такая рациональная и при этом поглощает столько булочек с маслом, нисколько не терзаясь угрызениями совести.

Он вынужден был признать: сам он сразу задумывался о том, что такая булочка содержит слишком много пустых углеводов и жира. По сравнению с Ханной он, наверное, сам слишком много думал о еде! Но она пробуждала в нем воспоминания о прошлом, когда готовкой занималась его мама. Она очень любила готовить, и у нее получались изумительно вкусные блюда, пусть в них и использовалось слишком много масла и сливок, как было заведено в маминой польской семье. Папа обвинил ее в том, что она перекармливает мальчиков, мол, Кайл уже совсем растолстел. Иногда Кайл думал, что с этого все, по сути, и началось. Маме больше ничего не разрешали делать, ни убирать, ни готовить, папе все казалось, что мама что-то делает не так, и даже мальчики пусть лучше занимаются с гувернантками и репетиторами, чем ходят с матерью на детскую площадку.

– Тебе повезло, что я не люблю худышек, – заявил Кайл, прекрасно зная, что Ханна не спустит ему с рук подобное высказывание. Но ему нужно было срочно отвлечься от таких мыслей. Грустные воспоминания его пугали.

– Знаешь, мог бы и помолчать насчет этого, – как и ожидалось, отрезала она.

– Вообще-то это был комплимент. Я хотел тебя подбодрить, пока ты устраиваешь тут праздник обжорства, – с невинным видом откликнулся парень.

Ханна с наигранным возмущением уставилась на него. Сейчас она уже не казалась такой неприступной, как вначале, видимо, его обаяние приносило свои плоды. Вот девушка невольно улыбнулась, и на ее щеках опять проступили ямочки, точно капелька упала на зеркальную поверхность озера.

– Ладно, Персик. А тебе уже говорили, что ты слишком строга к окружающим? Когда я говорю, что от еды можно располнеть, ты считаешь это дискриминацией, поскольку я якобы требую от тебя оставаться худой. Когда я говорю, что не люблю худышек, ты и это считаешь наглостью. Тебе не угодишь. Может, ты просто сама вкладываешь в мои слова какой-то скрытый смысл? Они куда безобиднее, чем ты думаешь. По-моему, все дело в том, что ты анализировала слишком много стихов на своих семинарах по литературоведению. Помню я, как это бывает. У автора написано: «Цветы фиолетовые». А учитель говорит, что в реальности цветы выглядели иначе, и лирическому герою они кажутся фиолетовыми просто потому, что он в этот момент впал в депрессию. Ох, как меня это злило! Такие интерпретаторы напоминают мне приятельниц моей мачехи, сначала они уверяют друг друга: «Ах, как я рада тебя видеть!», но стоит кому-то отойти, как на нее уже выливают ушат грязи.

– Нет-нет, твоя аналогия хромает. Все дело в том, что ты не осознаешь весь смысл своих слов. Понимаешь, когда ты подчеркиваешь, что тебе не нравятся худые девушки, это означает, что в нашем обществе обычно каждому именно худые девушки и нравятся. Безумие какое-то! Худоба считается каноном красоты только потому, что в нашем обществе, где еды в достатке, стало сложно оставаться стройным. Представления о «красоте» все время меняются, к тому же они не должны предопределять ценность человека. Наш мир устроен так, что нам хотят продать тьму разных продуктов, и потому нам навязывают маркетинг и убеждают нас, мол, нам нужны определенные товары для счастья. Никто не говорит, что для счастья нужно иметь как можно меньше всего. На таком послании денег не заработаешь! А вот на таблетках для похудения и косметике можно сколотить неплохой капитал.

– Скажи честно, тебе это все рассказывали на курсе «Гендерных исследований», да? – Кайл прищурился.

– Ты просто невыносим. Какая разница, откуда я это знаю? Достаточно оглянуться – и это становится очевидным…

И все же, если Кайлу не померещилось, Ханна покраснела и отвела взгляд.

– Персик, – Кайл наклонился вперед, приподнявшись со стула, – можешь чуть придвинуться?

Ханна с подозрением посмотрела на него, но подалась навстречу. Она внимательно всматривалась в лицо парня, и ее широко распахнутые карие глаза напомнили Кайлу милого пони, которого ему так нравилось гладить в летнем лагере. Странно, что сейчас он вспомнил о той лошадке, но эта мысль его почему-то успокоила. Ханна говорила так умно и самоуверенно, и при этом ее так легко было сбить с толку. Это пробуждало азарт. Пусть и направлен этот азарт был только на то, чтобы еще больше вывести девушку из себя. Кожа у Ханны была белой и безупречно чистой. Вблизи было видно, что она не пользовалась косметикой, даже естественным макияжем. Этот так называемый «естественный макияж» оставался для Кайла загадкой. Девчонки тратили часы на то, чтобы накраситься и нанести много слоев бежевой и коричневатой пудры, чтобы в итоге выглядеть так, будто они и не красились вовсе! Им казалось, что так они выглядят лучше, хотя обычно это не соответствовало истине. Ну ладно, иногда, может, и соответствовало. Однажды у него были серьезные – как оказалось впоследствии, даже слишком серьезные – отношения с одной девушкой, и как-то он в шутку вломился к ней в ванную, поскольку она забыла закрыть дверь. Девушка громко завопила и захлопнула дверь у него перед носом, но Кайл с удивлением успел заметить, что на лице у нее целая россыпь багровых прыщей. А когда она полчаса спустя вышла из ванной, прыщей уже не было. Естественный макияж вызывал у Кайла отвращение еще и из-за поцелуев – может, такую косметику и не видно, но на губах оставался горький привкус. Кожа Ханны светилась белизной, как снег за окном, и от этого цвет губ казался ярче. И – это он сейчас видел очень отчетливо – на лице у нее не было ни грамма косметики. Прикоснись к такой коже губами – и никакого мерзкого привкуса не останется.

– Да что такое? – Ханна явно старалась держаться гордо, но и она наверняка чувствовала эти легкие разряды, словно пробегавшие между ними в воздухе, когда их лица были так близко.

Напряжение охватило Кайла от макушки до пят. Пора взять себя в руки.

– Могу я взглянуть на твои ноги?

– Что?! – опешила Ханна.

– Ну, просто поддерни немного штанину. – Он указал на ее ноги в носках, не обращая внимания на стоявшие рядом ботинки.