Текст книги "неПАЦАНКА. Трансформация бой-бабы в леди"

Работа блендера спонтанного боя мгновенно прекратилась, и мы все посмотрели на спасшего ситуацию дядю.

– Живо прекратили, иначе на хрен пойдете отсюда все! – крикнул он и захлопнул за собой дверь так, что от нее отлетела часть наружной щепы.

– Телки, вставайте, – подала голос Одичалая, и мы с ней остались лежать, пока с нас не слезут около 350 килограмм боеспособного мяса. Пол был в отпечатках следов на смеси из крови и коньяка, а белая футболка Одичалой – в красных отпечатках лица говорливой сестры, которой и рассекли бровь. Картина маслом «У пацанок – кастинг!». Хищница же все так же спокойно стояла в тени шкафа и не просто не поспешила принять какое-либо участие, но и не выразила ни малейшей эмоции, достав даже откуда-то зубочистку и пожевывая ее, будто все нормально. Отличная стратегия – пусть конкуренты истребят друг друга, а я пережду. Я не одобряла такого поведения, по себе судя, что бросилась бы разнимать. Таким образом, нормальное отношение у меня установилось только к Одичалой, отмеченной шальным отпечатком крови с поля кастинговой брани.

Из-за двери выглянула блонди и сказала: «В следующий раз позову охрану и зачинщики вылетят пулей отсюда». О какой охране говорила эта трясущаяся от страха дамочка, если во всем здании, кроме нас, нее, тех, кто был в недрах аудитории, анорексичного охранника на входе в здания и Ника на ступеньках у входа, не было? «Фантазер! Ты меня называла!» – всплыла в голове песня, и я невольно улыбнулась. Однако месиво помогло получить мне весомый заряд адреналина, и я больше не испытывала озноба и скованного напряжения мышц. Ранее стиснутая челюсть разомкнулась, и ко мне вернулась способность говорить свободно, а не сквозь зубы.

Дверь аудитории вновь открылась, и мы всей окровавленной толпой устремили взгляд на советскую щепу в ожидании.

– Ну все, спасибо, ждите тогда, приеду! – сказала и активно, как это делают гопники, махнула вверх рукой, наполовину отдавая честь, наполовину поправляя кепку, высокая, около 1 м 85 см «девочка», у которой на груди были приклеены синие цифры на белом фоне. Она была одета в спортивный костюм «Адидас», свойственный обитателям подворотен, лузгающим семечки. Все это великолепие подчеркивала трактористская кепи, из-под которой сосульками свисали сальные волосы русого окраса.

– Аня, подойди к Алене (блонди), она выдаст тебе билет на поезд, до встречи! – сказал и пожал ей руку только что разнимавший нас мужик.

– Все, телки, можете не сидеть, меня взяли! Аста ла вистаа, вива ла вида! – швырнула она нам в лицо ошарашивающую весть, звонко хлопнув в ладоши, удаляясь под какой-то напев из шансона.

И действительно, при выходе из дверей блонди выдала ей билет, мы с Одичалой переглянулись, и я почувствовала, как земля уходит у меня из-под ног. В смысле УЖЕ ВЗЯЛИ?! КАК?! А как же «всех посмотреть»?! И что в ней такого, чего нет в нас?! Рой деструктивных мыслей-пчел сразу омрачил мое текущее существование, и я в бессилии упала назад в объятия вмятины кожаного дивана, уставившись взглядом в отпечаток ноги на холсте линолеума, коньяка и крови.

Из аудитории вышло несколько человек совершенно разного калибра – мужчины, женщины, худые, полные и направились на улицу, чтобы «перекурить кадра», как сказала одна из них.

– Пойдем и мы, что ль, покурим, – сказала мне Одичалая, и эта мысль, а также пронзившая нас молнией новость о том, что одну из нас уже взяли, объединили всех в этом предбаннике ожидания, и в полном составе мы направились за кастингующими.

Мы шли с Одичалой параллельно по коридору и задумчиво молчали, погруженная каждая в свои мысли по поводу взятой персоны, пока четверо только что бившихся в кровь громко спорили о том, является ли самбо эффективным методом борьбы против гопников.

Состав кастингующих был весьма странный: разнокалиберные женщины и мужики с условной талией, раздавшейся в разных границах своей морали и нравственности. Проще говоря, все, даже те, кто казался худым, явно любили поесть, выпить, покурить, ну, в общем, все 33 удовольствия нашей «пацанской» братии. Всей гурьбой из 10–12 человек они высыпали на задний двор этой советской телевизионной неотесанности и рассредоточились по кучкам интересов в виде секты Мальборо, секты Парламента и отщепенцев «что Бог послал».

Мы с Одичалой встали неподалеку так, чтобы обзор на кучки был в нашем фокусе, и, как только мои похлопывания себя в поисках дымной палки стали походить на банную сессию, она обреченно выдохнула и дала мне прикурить ненавистный «Винстон» с явным корнем «стон».

– Ну, и что ты вообще думаешь насчет всего этого? – подала голос Одичалая на столь низких частотах, по которым можно было судить о стаже курения. Например, если моя глубина баса была на 4 по 10-балльной шкале, то ее бас был вне баллов, он был шкалой.

– Попытка не пытка, рискнем – выпьем шампанского, уж гораздо лучше, чем сжаться в углу и раз в жизни не попробовать, – отвесила я дымному воздуху оплеуху из микса фраз о необходимости использовать в жизни каждый шанс.

– Слушай, ты откуда взялась такая вообще? Выглядишь как Саша Белый из «Бригады», а говоришь как академик. Ты под кого косишь, а? – недоуменно вскинув мясистую надбровную дугу, воскликнула Одичалая.

«И правда. Кто я и как меня сюда судьба привела? Ладно хоть половую принадлежность под сомнение не ставят, как многие. Хотя на фоне пришедших на кастинг, я – так, небольшой кактус в кактусовой пустыне разбитых алкоголем мощей. Из кого и делать текилу – так это из таких, как мы. Слегка надавить, чтоб слезы полились, немного соли, лайма – и шоу состоится», – подумала я, однако промолчала, лишь пожав плечами и глубоко затянувшись «стоном».

– Ладно, погнали, кто следующий? – сказал полный парень, некогда ранее пригрозивший всем выгоном с кастинга, безжалостно вдавив бычок в пыльную былинку мусора.

Мы с Одичалой переглянулись и развернулись в направлении нашей боевой каморки, стремительно выбросив недокуренные палки. По спине пробежал холодок, и капли ледяного пота сквозь поры вонзились в рабочую рубашку.

Поднявшись на место Х, мы обнаружили блонди, явно искавшую кого-то из нас двоих, судя по бегающему взгляду и нервному подергиванию наманикюренным пальчиком над поверхностью смартфона.

– Юлек, ну ты где? Давай, ты следующая! – подбежала она ко мне, параллельно освобождая клейкую сторону наклейки с номером для кастинга.

– Э, Ален, мы тут ваще-то дольше ждем, чем она! Ты ничего не попутала? – отвесили самбисты, поднимая свои громоздкие ляжки со стульев в намерении еще раз продемонстрировать чудеса пластики самбо.

– Поговори мне тут, подождешь! Иди смой лучше ботинки с лица и вернись нормальная, а не как потасканный пудель! – громыхнула блонди, и я вмиг зауважала буквально стальные фаберже ее характера. – Так, ноль-девять-четыре-три, давай, удачи, и будь собой! – хлопнула меня по плечу Алена и открыла дверь в аудиторию.

Комната для кастинга была в четыре раза больше нашего «предбанника» и была залита тонной света дневного и различных прожекторов, осветителей, установленных по периметру небольшого куска пространства со стулом в центре. На стул также были направлены две камеры, сзади которых было столько народа, что я удивилась, как раньше их не заметила. Абсолютно разные, около 35–40 человек, сидели, молча уставившись на меня, в растерянности стоявшую на пороге аудитории.

– Ну, проходи, не стой, в ногах правды нет, – сказал мясистый, ранее предотвративший битву титанов.

А, была не была! Чтобы снять напряжение, я шумно выдохнула и направилась к стулу, ощущая, как 35–40 пар глаз жалами пчел, не нашедших мед, впились в левую половину моего изрядно вспотевшего тела.

«Помни, лучшая защита – это нападение», – всплыли в голове слова отца после случая в детстве с первым избиением меня, и с тех пор я выработала шикарную стратегию – широко улыбаться, когда волнуюсь. Не знаю, откуда это всплыло на подсознательном уровне, однако позже в школе на уроке биологии я узнала, что таким образом хищники демонстрируют свои клыки, предупреждая о последствиях нападения на них. Не зря наколола львов на предплечьях – поведенческие черты этого кошачьего прайда, похоже, плотно вошли в структуру моей ДНК. Я села на обычный офисный металлический стул и сжала все мышцы, готовясь к защите – нападению, удерживая оскал и больше не пытаясь остановить ледяную струю пота, бегущую от основания подбритого черепа по позвоночнику в трусы.

Облокотившись на спинку стула и широко расставив ноги, то есть, как всегда, по-мужски рассредоточив чресла, я медленно окинула взглядом всех присутствующих и решила посчитать их точное количество. Пауза явно затянулась, потому что они начали переглядываться, кто-то покашлял в кулак, что было сигналом к началу разговора, и наконец одна из женщин, самая худая и наиболее энергичная разрезала накаленную флюидами и прожекторами атмосферу своим звучным сопрано.

– Итак, представьтесь и расскажите нам о себе, – произнесла она и, улыбнувшись, вернула свою филейную часть на место.

И тут внутри я рассмеялась, потому что это был стандартный вопрос типичных собеседований, которые я проходила сотнями при трудоустройстве. Так вот, оказывается, к чему меня жизнь готовила все это время! И все в аудитории лицезрели, как оскал сменился искренним хохотом – таким образом стандартный вопрос разрядил всеобщее напряжение и заставил всех разжать свои хлебобулочные изделия на стуле.

– Вы хотите знать все? С момента, как мне пуповину неправильно перерезали, до момента, что я ела вчера на ужин? – спросила я, буквально выплевывая слова от смеха.

– Нет, давайте покороче. Вот как бы вы, а лучше давай на ты, охарактеризовала себя одним предложением так, чтобы нас это зацепило? – спросила женщина в возрасте с бардовым каре и вкрадчивым голосом, подобный которому я слышала в сериале «Ганнибал» у главного героя – психолога.

– Что ж, давайте на ты. Одним предложением, говорите? Я стрелец, холерик, экстраверт, блондинка, в общем, горючая смесь с тремя ножевыми и двумя высшими образованиями.

Возможно, в данный момент можно было услышать, как спутник телекомпании именно сейчас пролетал над нашими головами высоко над слоями стратосферы. Все замолчали, да будто все здание придалось тишине недоверчивого переваривания поступившей информации. Я прямо видела этот процесс обдумывания, когда все мускулы их лиц замерли и объявился негласный конкурс на того человека, который с уверенностью объявит – шутка сейчас была мною сказана, или нет.

– Ты серьезно? – раздался вопрос из угла от брюнетки с внешностью цыганки, любящей пирожные.

– Пф, вполне, а что, по мне не видно? – рассмеялась я, польщенная таким смачным выстрелом в их лобовое стекло стереотипов о пацанках.

И тут – будто цепная реакция всеобщего расслабления пробежала по аудитории – сам источник подтвердил им, что это не шутка и такое бывает, а посему оставалось только посмеяться над тем, как все напряглись.

И дальше все пошло как по маслу. В любом случае, лично мне так казалось, потому что все, что было нужно, – это рассказать о своей жизни. Благо, конкурсы чтецов и знание бесчисленного количества анекдотов не прошли мимо, и я достаточно бодро и энергично рассказывала о всех перипетиях судьбы со смехом. Как меня избивали, пыряли ножом, допытывались до половой принадлежности. Надо же, тогда мне все это казалось настолько смешным, потому что передо мной сидело 40 неизвестных разнокалиберных людей, которым должно было быть абсолютно до лампочки кто я, что хочу, зачем это все, но 80 глаз просто уставились на мою активную жестикуляцию и артистичную подачу, иногда подергивая мускулами лица в улыбке в ответ на удачную шутку. Это выглядело эпично, а я чувствовала себя как в контактном зоопарке: вот посетители, отдавшие пару сотен за билет, вот вольер из прожекторов и стула, вот я – объект эволюции и изучения, можно подойти, потрогать, спросить: «Как дела?» И все, серьезность восприятия реальности отпадает сама собой. Все происходящее кажется не более чем абсурдом, сюрреализмом, шуткой кого-то свыше, хоть я и была атеистом. Почему? Потому что я человек, который по всем параметрам социального статуса был вполне себе успешен (работа, карьера, образование – есть). Но это только верхушка злосчастного айсберга из истории о Титанике, а глубоко в душе уже ушел на дно Джек в исполнении Ди Каприо и, неистово вцепившись в дверь, свистела Роуз в исполнении Кейт Уинслет. И все это дало полнейший диссонанс, о котором я сейчас рассказываю, как о бородатом анекдоте из 1980-х, и вроде и смеяться хочется, и плакать с упованием и мимикой «facepalm» и криком: «Это же моя жизнь!»

Кто-то из смотрящих обратил внимание на мои массивные мужские часы и костяшки пальцев, заклеенные пластырем. Ну, если часы – это вполне объяснимый атрибут делового человека, а их мужской стиль – логичный для моего внешнего вида довесок, то сбитые костяшки пальцев… Что ж, пришлось объяснять кастингующим, что немотивированные приступы агрессии в мире пацанок – абсолютно нормальное явление, противостоять которому не в силах никто из людей и ничто из предметов быта и домашней утвари. Я всегда справлялась со своими приступами однообразно в формате «вижу цель – не вижу препятствий», даже если препятствие – несущая стена кирпичного дома. И пока мать однажды воочию не узрела мой спарринг с бетоном, она все удивлялась, что за загадочные строительные работы ведутся и где, если на полу всегда крошки штукатурки и бетонная пыль. Списывала сначала на безумных соседей, потом на домового, задабривая его медом и хлебом, а потом и выпытывая у отца, не делает ли он ремонт втихаря.

И вот кто-то из них сказал: «Раздевайся!»

Мне показалось, что я не расслышала, но решила убедиться, правильно ли я поняла?

– Ну да, ты же в анкете указала, что ты «бухающий качок»! Вот первый раз о таком слышим, хочется воочию посмотреть на данное явление!

И правда, я вспомнила, что думала, как бы одной фразой совместить свое текущее пристрастие к алкоголю как лекарству от депрессии и жизнь с малых лет в качалке? «Бухающий качок» – выстрелило мне в голову пробкой от забродившего шампанского название с пометкой #Эврика!

Что ж, сказано – сделано! Я энергично встала со стула и ловким движением руки превратила брюки… А, нет, кажется это из другого фильма! Ловким движением руки скинула пиджак, а за ним и «ментовскую» голубую рубашку, увидев которую мой отец одобрил словами: «Я всегда знал, что ты дочь мента». Комплимент это или нет, но она считалась у меня праздничной, поскольку кардинально не содержала черного цвета.

На мне был топик весьма известной спортивной компании, купленный для той же цели комфортного тренинга. Проще говоря, чтобы штанга о грудь помягче билась, а молокосодержащие бидоны не распластывались по скамье для жима. Так вот, его я снимать не стала и встала в культовую позу всех культуристов-бодибилдеров, введенную в «Золотой век бодибилдинга» моим любимым Шварценеггером – «двойной бицепс». Набрав побольше воздуха в грудь, втянув формирующийся пивной животик поглубже в себя, я напрягла руки что есть сил, дабы все увидели вершины моих бицепсов, над которыми я работала не покладая рук всю жизнь.

– Ну вот, собственно, перед вами эталон бухающего качка, как я считаю, и поэтому люди в моем городе идут ко мне тренироваться, чтоб и подкачаться, и выпить культурно после подхода.

– Юль, а что привело тебя именно к такому образу жизни? Ведь это нелогично, ты же знаешь. Как организм может выдержать алкоголь и тяжелый тренинг? – спросила дама с цветным каре, наиболее активная в нашем неравностороннем разговоре.

– Ну, я как бы месяц активно пью, после которого думаю: так, все, пора на зож, пора переходить в активную фазу кача… С понедельника начну! И наступает понедельник, а я с мыслью: «Блин, я же вчера напилась, как сегодня начать? Ладно, со вторника начну». Наступает вторник, вот уже «новая жизнь» непосредственно, месяц я, попивая пиво вместо водки, усиленно занимаюсь и давлюсь гречей с куриной грудкой, а потом… А потом случается какая-нибудь «печалька» на работе или в личной жизни, вставшие уже буквально на конвейер, и все, как в той песне «Привет, Андрей», только вместо Андрея – запой.

– То есть ты на месяц уходила в запой? А как же работа?

– Ну а кто сказал, что нельзя работать и пить одновременно? Все нормально, работаешь себе, выполняешь какие-то банальные функции на автомате, наступает вечер, магазин, вино-водочный отдел – и понеслась! Утром, правда, просыпаешься и ненавидишь все и вся, потому что вчера явно были слезы, сопли и обои опять в крови, а ты и не помнишь, после какой стопки активировалась стадия «за что мне все это».

– А тебе не кажется, что ты сдавалась таким образом? – умничала психолог.

– Не сдавалась, а спасалась. Это разные вещи! Проще, конечно же, стать бомжом, уйти в лес, залезть в горы и искать просветления. Но я не могу себе такого позволить, потому что у меня семья, которую требуется содержать, работа, на которой на меня рассчитывают и которую никто не сделает за меня. Я не могу подвести людей, – смачно сплюнув из раскрасневшегося рта на пол, агрессивно отвесила я психологине.

– Сколько лет твоим родителям? Ты же с ними живешь? Почему они не работают? Почему ты даешь им деньги? – прилетали одиночными выстрелам вопросы из аудитории.

– Ну, потому что у мамы кредиты, она сейчас ищет постоянную работу и долго не может ее найти, ибо периодически болеет. Сестра постоянно болеет, с ней нужно сидеть, а отец пенсионер, на такую военную пенсию даже воробьям крупы не купишь, что уж говорить об обеспечении семьи, – ответила я, не принимая осознания того, что «да, какого вообще черта». – Да и, знаете ли, они меня родили, растили, кормили, я живу и потребляю коммунальные услуги, еду – все это что, бесплатно? На манне небесной замешано? – Я слышала себя будто со стороны, и что-то в моей голове на этот момент сместилось в плане «минуточку, что-то тут не так, откуда такое гиперболизированное чувство долга, кому я должна?»

– Юль, ты и правда так считаешь? То есть это твое устоявшееся мировоззрение? – спросила психолог.

– Да, – обезоруженно ответила я и глубоко выдохнула, вывалив тем самым пару складок над линией штанов, наеденных явно не в рамках зож. А поскольку я все еще сидела в одном спортивном топике, то выглядело это достаточно комично, а-ля «качок сдулся».

– Все понятно. Но судя по твоим глазам, ты сейчас уловила кое-что. Ты же умная девочка, неужели ты не врубаешься в тупик данного отношения? Ладно, проехали, давай дальше. Как у тебя взаимоотношения с мужчинами?

– Ну как… Никак. Если вы про отношения, то таковых серьезных никогда и не было. Месяц-два терлись друг о друга и отталкивались, как только заряды становились одинаковыми. Я, видите ли, в плане мужественности и наращивания мышц сильно прогрессирую, а какой мужик обрадуется тому, что телка жмет штангу больше него? Все просто, встречались глазами, он подкатывал по банальному сценарию «давай подстрахую», и понеслось банальное удовлетворение физиологических потребностей, минуя конфетно-букетный период. Представляю, как им было удобно: дал протеиновый батончик, ни на цветы тратиться не надо, ни на кино. Сели, выпили после качалки вместе по пол-литра пенного и разошлись. Красота, а не отношения.

– Ну а почему ты им позволяла так с собой обходиться?

– Ну а что я еще могла сделать? Ко мне на улице и в библиотЭке не подходили пикаперы стрелять номерок. А тут хоть какие-никакие самцы. Все-таки гормоны и базовые стремления человеческих особей к размножению и самосохранению никто не отменял. Да и потом, даже несмотря на объемы их сталелитейных мышц, внутри они все были щеночками спаниеля. Я была явно доминирующей стороной в отношениях всегда и по умственному, и зачастую по физическому развитию. Дуся-агрегат, баба-Халк, кажется, так они с ржачем описывали меня свои друганам после мифического «расставания», постигавшего нашу пару, стоило только мне взять вес больше, чем он.

– Что-то совсем невесело. Ну а в детстве? Какое значение мужчины имели для тебя в детстве?

– Ой, ну мы что и впрямь сейчас будем это обмусоливать?

– Ну, мы здесь для этого и собрались.

– В детстве у меня было два главных мужчины: отец и Шварценеггер, причем оба похожи друг на друга внешне. Хотя здесь наверняка заслуга Шварца в том, что отец смотрел на его плакат и качался, становясь все больше и мясистее. А больше, какое значение? На меня столько раз нападали мужики, начиная с детского сада, что я даже удивляюсь, как я могла вообще сохранить к ним нормальное отношение на уровне панибратства и дружбы.

– В смысле нападали? Избивали, насиловали? – загорелись глаза психолога, и она даже всем телом подалась вперед, чувствуя большой улов.

– Нет, не насиловали, но избивали часто. Причем зачастую беспричинно, я даже устала считать все эти мелкие и крупные нападения зачастую с применением сторонних предметов под рукой. Например, один товарищ в детском саду взял с земли льдину нехилого размера с половину меня и с улыбкой, подойдя ко мне, опустил эту махину мне на голову. Помню, как в голове тогда зазвенело, а по виску побежала теплая струя красного цвета. Я посмотрела вниз и красные капельки начали падать и просачиваться в снег так красиво, что я была заворожена этим слиянием цветов и не понимала, почему все носятся вокруг, а воспитательница шлепает парня по заднице. Да, в голове шумело и начала образовываться боль, но мне было не до этого – красный цвет рассеивался на белоснежном покрывале снежинок, а привкус железа во рту ничем не отличался на вкус от того, что я испытала, первый раз лизнув отцовские гантели.

Кастингующие смотрели на меня так, будто я рассказывала им о захватывающем порнографическом фильме и остановилась прямо перед озвучиванием финала.

– Ты серьезно? А еще что такого? Откуда ножевые ранения?

– Я вам больше скажу, меня еще ранил медведь, перфоратором чуть не отрезало руку, меня толкали с высоты, и одному богу известно: быть может, мой хороший интеллект – это заслуга льдины на голову и биты о затылок в стычке с футбольными болельщиками.

Они смотрели на меня так, будто в студию внесли пышущий горячий пирог с лучшим мясом, и, кажется, у кого-то даже потекла слюна.

– Подробнее можно?

– Вы хотите остаться здесь до ночи?

– Ничего страшного, у нас есть время, – сказала за всех психолог как лицо, принимающее решение, но все послушались, несмотря на явное нежелание подобного развития событий в их глазах.

– Ой, да что тут особо рассказывать, – растянула данную фразу я, закидывая ногу на колено и отваливаясь на спинку стула. – Самым убийственным было, когда меня избили на глазах у беременной матери, когда мне было десять лет. Мы вышли из школы с двумя пацанами-одноклассниками, мимо шли двое взрослых парней. Они что-то крикнули, я крикнула что-то в ответ. А дальше – как в замедленной съемке. Они бегут к нам, хватают меня за грудки, валят в снег. Берут за голову и ударяют ею несколько раз об асфальт. Мои одноклассники стоят и смотрят на все это, ими завладел страх, они боятся пошевелиться и побежать за взрослыми. Конечно, им всего-то десять лет, маленькие щеночки. Я что-то говорю между моментами соприкосновения с землей, и в рот залетают комья окровавленного снега. Они смеются и оглядываются на моих пацанов-одногодок, за шкирку показывая им мое лицо и окуная обратно в растаявший клок асфальта. Мое тело перестает сопротивляться, и я покорно жду, когда экзекуция закончится и я смогу снова встать, как всегда это и делала.

«Посмотрите на него», – кричат эти двое гиен в теле парней, хотя, впрочем, гиены здесь ни при чем и люди ошибочно приравнивают их к людям, совершающим мерзкие поступки. Они ошибочно приняли меня за пацана, но это меня совсем не удивило. «Вот что происходит, когда дерзишь старшим», – рявкнули они моим бывшим друзьям и снова прижали меня к земле, навалившись коленом на шею так, что я почувствовала онемение в горле.

– Эй! Что здесь происходит?! – как гром средь пустыни раздался голос, показавшийся мне знакомым. Я почувствовала знакомство с ним не за счет придавленных коленом ушей, забитых снегом, а на интуитивном уровне. МАМА?!

Двое шакалов оглянулись, в десяти метрах от нас стояла моя мама, беременная сестрой, и держалась за живот. Знаю, что не будь она беременна, то подбежала бы и наваляла им, как белая медведица, защищающая детеныша от нападения китов-убийц. Однако в ее положении она не могла и оттого лишь кричала дрожащими губами навзрыд, бессильно выталкивая из себя холодный февральский воздух. Они вскочили и бросились бежать, скрылись за углом школы, из которой, как это ни странно, во время избиения никто не вышел, хотя после уроков в этом месте всегда было достаточно оживленно. Мои пацаны даже не подумали помочь мне встать. Это сделала мама, отряхивая мою одежду от снега с трясущимися руками в поисках носового платка, которым она хотела вытереть мое лицо. Вытерев, она прижала меня к себе, и мы пошли домой, причем я заметно похрамывала на правую ногу, видимо, пострадавшую от сильного толчка одного из нападавших в колено. Мои пацаны пошли за нами, и мы не заметили, на каком моменте они исчезли, свернув на свой путь домой и не проронив ни слова прощания. Когда я вернулась домой, мама приготовила мне кусок мяса, которое я, как хищник, любила всю жизнь. Однако не ожидала я, что после той трапезы меня будет воротить от данной еды целый год. Мозг, знаете ли, шустрый парень. Быстро связал стресс с едой и запомнил негативный опыт еще и на уровне вкусовых рецепторов. Такие дела.

– Юль, а что потом? – вынырнув из всеобщего оцепенения, сказала ранее молчавшая худенькая блондинка из правого угла контактного зоопарка.

– Ну а потом суп с котом! – расхохоталась я. – Посмотрите на меня, думаете, этим мои похождения закончились? О нет. Драка за друга, ввязавшегося в долги и призванного отвечать за свое поведение, – первое ножевое; драка с болельщиками ЦСКА, приехавшими в наш маленький город из Нижнего и попотчивовашими меня тогда смачным лоу-киком и битой по затылку; два ножевых – от неудачных переговоров на так называемой «стрелке» при обсуждении районных сфер влияния, за одну из которых был ответственен мой школьный товарищ.

– Зачем ты впрягалась за всех них? Ты же девочка! – воскликнули хором двое.

– О, вот и прозвучала эта коронная фраза, заглавие песни моей жизни! Ну а как было не впрячься, когда это были мои люди и они просили меня о помощи. Я, знаете ли, была самым крупным представителем из всех них, о котором по половой принадлежности не судят, а обращаются, чтобы вытолкнуть газель из сугроба зимой. Так, кстати, несколько раз и было – с газелью, я имею в виду.

– А медведь? – спросил бородатый парень, похожий на солиста группы «Эстрадарада», авторов хита «Остановите, Вите надо выйти».

– Ну а с медведем тоже все до банальности просто. И встретила я его не лесу, как вы могли подумать, а в вольере. Просто отец, будучи уже на пенсии, устроился в одну строительную компанию, которая завела себе живой талисман – медведицу. Отцу как завхозу вменялось в обязанности ее кормить и иногда развлекать, для целей чего он повесил ей машинную покрышку на цепь. Ну, так вот однажды он не смог поехать ее покормить и попросил об этом меня. Я, естественно, не отказала, однако не учла одного важного обстоятельства – всегда смотреть на медведя в лицо и не поворачиваться спиной. Забыв об этом важном правиле, я вошла в вольер, а Марта (медведица) стояла рядом со своим «домиком-берлогой», в котором пряталась во время нелетных погодных условий. Я занесла еду, полагая, что при таком расстоянии нахожусь в безопасности, и повернулась к лесу и пустым мискам передом, к Марте – задом. И тут почувствовала, что очень потеплело сзади. Обернулась, а Марта стояла во весь рост позади меня, и только я сообразила, что надо бежать, как она вскинула свою когтистую лапу мне на левое плечо. Возможно, она просто хотела меня обнять или поприветствовать, а я, видите ли, сбежала в разодранной куртке с сочащейся из рассеченного плеча кровью. Впрочем, еду я занесла, так что Марта вскоре переключилась на яства, а я же пошла к рабочим за перекисью.

– Мда, такого я, конечно, еще не слышала. Нет, Юль, а в целом можешь сказать, зачем ты вообще сюда приперлась? Что надо-то тебе? Ты смеешься сидишь, тебе это нравится? Тебе, видимо, нравится так жить, что ты это как анекдот воспринимаешь? – спросила психологиня.

– Послушайте, если бы я не воспринимала это все с юмором, то одному богу известно, под какими я сейчас транквилизаторами лежала и в какой психиатрической больнице не просто без работы, образования, социального статуса, а даже без трусов! Вы это ожидали услышать или нет? Если бы мне все это нравилось, пришла бы я сюда? Гнала бы за сотни километров, как клюнутая в зад петухом? О нет! Это нелогично и нерационально. У меня бы нашлись дела и цели, ради которых я бы могла потратить это время и эти средства на проезд до вас!

– Окей, допустим. У меня осталось два вопроса, вернее, нет. Вопрос и задание. Ты готова? – дирижировала оркестром зоопарка психологиня.

– Я всегда готова, – традиционно оскалилась я в хищной улыбке на оставшиеся в процессе жизненной эволюции 28 зубов.

– Отлично! У тебя в анкете было сказано про две попытки самоубийства. Давай по делу: как и зачем?

– Ну, первая, впрочем, я это все вроде бы описывала в анкете, заключалась в банальной самоликвидации посредством сочетания алкоголя и транквилизаторов с известным в психиатрии названием.

– А откуда у вас эти таблетки? Их же вроде только по рецепту продают!

– Кто ищет, тот всегда найдет! И я нашла, прочитав на форуме суицидников, что это лучшее средство для прямого рейса на тот свет в сочетании с сорокаградусной прозрачной поддержкой. Но то ли поставщик неудачный попался, то ли лекарство – подделка, весь ритуал с почестями самопрощания привел лишь к жуткой головной боли наутро и дичайшему раздражению кишечника в виде фамилии испанского футбольного нападающего Поносе. Да, нелегко тогда пришлось в поисках туалетной бумаги и выполнения рабочих обязанностей. Ну а вторая попытка – драматичный прыжок с моста, соединяющего мой город и столицу региона – Нижний Новгород. Один фактор я не учла тогда. Когда хочешь откинуться на тот свет, не нужно перед этим заливать в себя тонну алкоголя. Даже с хорошим вестибулярным аппаратом малейшее дуновение ветра на перила приведет к тому, что водруженное на них тело свалится под силой потоков воздуха. Только в какую сторону – к реке или назад на мост, – не ему решать. За меня решили, что назад, от чего вновь пострадала голова при падении с высоты моего роста напрямую.