Текст книги "@живой журнал"

– Ты перезвонишь мне? – потом всегда спрашивает она. – Мне записать тебе номер?

– Диктуй, я запомню, – всегда отвечаю я, и она старательно, по нескольку раз, произносит все цифры. Мы одеваемся, чтобы вместе уйти. Или же одевается одна она, чтобы покинуть мой номер. Или же одеваюсь один я, чтобы свалить от неё.

– Всё, давай, увидимся, – на прощание говорю я, сажая её в такси или захлопывая двери. Надо ли говорить, что я никому ни разу не перезвонил? И дело тут не в Терентьевой. Все мы играем: в привязанность, в чувства, любовь. Но что такое любовь – я, если честно, не знаю. У Энн Перри я как-то прочитал, что это – увлечение определённым типом лица, голосом, телосложением. Цветом волос – как у той, что была для тебя идеальной. Но идеальной для меня была только Ира Самойлова. Я знал красивей, безгрешней и добрей её – таких, какими бывают лишь ангелы. Проблема в том, что все они были лучше неё. Я видел и таких отъявленных сук, и стерв, которым в аду впору ставить прогулы. Беда только в том, что все они были хуже неё. Проще говоря, все женщины были либо лучше, либо хуже неё, но такой, как она, не было. Только её я боялся потерять до смертной тоски, до боли, до головокружения. Но даже от неё я отказался сам. Отсюда вопрос: а любил ли я её по—настоящему? Встречный вопрос: а можно ли по-настоящему любить ту, кого ты не знал по—настоящему? На мой взгляд, вечная проблема полов – в разной эмоциональности восприятия. Женщина смотрит на мужчину как на закрытый сейф (надо вскрыть), либо как на лук (надо ныть), но чаще как на китайскую шкатулку. Женщины вечно ищут нюансы и второе дно, потому что их интересуют тонкости. Мой личный хит-парад таких вот женских причуд возглавляет вопрос, однажды заданный мне Терентьевой: «Андрей, а как ты думаешь, как Фёдор относится к Элке, если при виде Элки он плюется и переходит на другую сторону улицы?».

Девушки, у мужчин есть только одна тайна. Именно эту тайну и не открыл проклятым буржуинкам Мальчиш-Кибальчиш. Это очень простая тайна: что у мужчины на уме, то и на языке. Как говорит, так и думает. И если мужчине действительно нужна его женщина, то он поедет за ней за тридевять земель, хоть на край света. И возьмёт он эту женщину не словами, не мечтами о ней, а конкретным поступком. Что касается этой забавной дурочки-Феи, то салфетку с её телефонным номером я вполне мог бы оставить прямо там, в кафе «Четыре времени года». Но я никогда так не сделаю. И причина не в том, что мне очень жаль эту Надю. Просто я часто бываю там, потому что там хорошая кухня. Ну и зачем, мне, спрашивается, швыряться салфетками, хамить и нарываться на коллективную женскую месть обслуживающего персонала? Правильно, незачем. Докурив, швыряю бычок в урну, надеваю шлем, жму на газ. Мне пора в «Альфу».

10:55. Пристраиваюсь на парковке у «Альфы». Наша стоянка – это со всех сторон хорошо просматриваемое асфальтовое полотно площадью в шестьдесят квадратов. Пристроив «большого гуся» на своём личном месте, киваю нашему администратору, Коле Лобову. Коле тридцать пять лет и на мой взгляд, он похож на утёс, скрещенный с терминатором.

Здесь надо сделать небольшое отступление. Дело в том, что до «Альфы» Коля Лобов работал в оперативном составе у наших конкурентов, но был, что называется, списан в запас. В моей группе (то есть у меня) места ему не нашлось (ага, моя работа), и Колю пока пристроили охранять подступы к «Альфе». Сам о себе Коля говорит так: «Если бы я участвовал в кастинге на роль Кхала Дрого в „Игре престолов“, то я бы уделал самого Джеймса Момоа». Не знаю, как насчёт Царя варваров, но лично мне темноглазый и смуглый Коля очень напоминает орка из «Властелина колец», который успел побывать в руках стилистов «Модного приговора». То есть вид ещё довольно жуткий, но рассматривать детали уже чрезвычайно увлекательно. Однажды в порыве вдохновения я удачно совместил начало имени и фамилии Коли Лобова и дал ему прозвище «колобок». После чего несколько раз с удовольствием ловил рафинированного Фадеева на том, что он, упоминая Колю в разговоре, изо всех сил старается не съехать на Колино прозвище. Но самым интересным для меня в Колобке является то, что этот «орк» на стрельбище всегда вышибает «десятку». Это из Колиных плюсов. Теперь о Колиных минусах. Во-первых, Колобок из той породы людей, кто заслан отравить мои дни своими девственно-чистыми мозгами. Во-вторых, Колобок страдает несчастной страстью к блондинкам и татуировкам, и постоянно доканывает меня беседами на эти две темы. Вот и сейчас при виде меня Коля спешит ко мне.

– Привет, Сергеич, – скалится Колобок. – Как оно всё? Нормально?

– Привет, скала с бейджиком. От нас никто не выходил? – У меня-то, собственно, к Колобку только один вопрос: свалил ли Кейд от Фадеева?

– Смешно, – Колобок морщит узкий выпуклый лоб, пытаясь понять, похвалил ли я его или обидел. Гляжу на это чудовище. Какое же счастье, думаю, что ты не в моём отделе. А будь моя воля, то я бы и стоянку тебе не доверил.

– Коля, – повторяю я, – заказчик где? Всё ещё в агентстве?

– Ах, заказчик… заказчик… А, заказчик уже уехал! Машины же нет на стоянке? Сергеич, а я себе новую татуху сделал…

«Господибожемой, нет. Прошу тебя, нет! Нет, только не это!»

– Во какая, смотри. – Я не успеваю ничего предпринять, как Коля сует мне под нос свою волосатую ручищу. Смуглое запястье толщиной в плотно пообедавшего удава украшена корявой молнией (привет Гарри Поттеру), веткой сакуры (похожа на неопрятную верблюжью колючку) и парой японских иероглифов.

– Что пишут? – киваю я в сторону японской вязи. Коля тушуется:

– Да фиг его знает. Но татушница говорит, что это – на счастье.

– Да—а? – тяну я скептически, хотя в каком-то смысле татушница-пэтэушница очень даже права. Ибо на руке у этого светоча мертворождённой мысли наколото лаконичное японское напутствие в один конец. На русский оно, правда, переводится более прозаично…

– Сергеич, а хочешь, я тебе по блату телефон мастерицы по тату дам? Правда, она еще в ПТУ учится. – «О, да я прямо Нострадамус!». – Она правда хорошо татухи делает. Она вообще всё хорошо делает. – Коля красноречиво двигает бровями и важно поправляет ремень портупеи. Рассеянно киваю, не заметив на парковке ни одного чужого автомобиля. Значит, Кейд всё—таки уехал (не на такси же он сюда приезжал с этим его автопарком?). Делаю шаг к двери в «Альфу».

– Сергеич, так что c тату-то? – окликает меня Колобок.

– С тату? – Я поворачиваюсь. – Ах да, тату из ПТУ… Слушай, Коля, а ты когда-нибудь «бентли» с наклейками видел?

– Нет, – Колобок таращится на меня, – а что?

– А «жигули»?

– А «жигуль» с наклейками видел. А в чём подвох-то? – Глаза у Колобка жадно горят от предвкушения шутки, которую можно рассказывать.

– Ну, так вот, Коля. Ты – «жигули». А я – «бентли» … Давай, жги, Колобок. – Поворачиваюсь спиной к ошалевшему Коле и открываю дверь в «Альфу».

Игнорируя лифт (представьте себе аристократичный шедевр начала двадцатого века, сияющий медью и хрустальными стёклами зеркал), устремляюсь вверх по ступеням широкой мраморной лестницы. У лестницы длинные пролёты и настоящие дубовые перила. И лифт, и лестница сохранились с тех самых времен, когда «понаехавшие» ещё не сушили свои трусы на балконах, а дебилоидные Букины из телевизора не жили со мной по соседству… Да, вот такой я коренной москвич, которого все ненавидят. А я, в свою очередь, ненавижу говнюков, гадящих в городе, где я родился.

Офис Фадеева на третьем этаже. Я почти миновал второй пролёт, когда наверху хлопнула дверь, и низкий голос Фадеева громко сказал: «Всего вам хорошего, господин Кейд». А тот в ответ ответил: «Спасибо, Александр Иванович, до встречи».

«Ну, Колобок…» Выдаю про себя то самое короткое послание, которое наколото на его руке. Коля Лобов, лентяй, упырь и тупица, безыдейная зараза, прекрасно знал, почему я не хотел пересекаться с заказчиком. Фадеев всегда запрещал все контакты между клиентами агентства и оперативным составом. И дело не в том, что кто—то из «оперов» получал шанс выйти на контракт напрямую. Беда была в том, что заказчик мог узнать «сыскаря» и подставить его – умышленно или по глупости.

«Хоть бы Кейд лифт вызвал…» Но я слышу быстрые, лёгкие шаги: мужчина явно в хорошей форме и стремительно сбегает по ступеням вниз. Поняв, что встречи с Кейдом мне избежать не придётся, жалею, что оставил болтаться свой шлем у седла мотоцикла. Пришлось действовать подручными средствами. Накидал волосы на лицо. Прищурился, как слепой крот. Вытащил криптофон и сделал вид, что читаю важнейшие эсэмэски в своей жизни. Встал спиной к ступеням. Недовольно покосился на звук шагов, как человек, которому помешали. Встречаюсь взглядом с Кейдом. Мда… Ну что мне сказать вам про Магадан? Знаете, есть такая редкая, эталонная порода мужчин, которые появляются на свет с безупречной внешностью, в сиянии собственной непогрешимости и вызывают у женщин только одно чувство – непереносимое томление? Вот это и есть Даниэль Кейд – человек, «заказавший» Самойлову.

«Все, Красная Шапочка, тебе конец, если Кейд до тебя доберётся.» И мне тоже конец, потому что меня охватывает нереальная ревность. Не подозревая о том, какие недобрые мысли крутятся в моей бедовой голове, Кейд одаривает меня насмешливым взглядом. В ответ я улыбаюсь ему, и Кейд буквально подпрыгивает. «Что, получил? Да, я и сам бог!». Жду, когда Кейд придёт в себя и продолжит спускаться по лестнице вниз. Прикидываю расстояние от него до парковки, делю километраж на скорость его шагов, отсчитываю положенное время и набиваю в телефоне:

«Аллё, Лобов, а это кто, по-твоему, выходит сейчас из агентства? Олень ты, а не Колобок!».

Я фыркнул, представив себе выражение лица Лобова, до которого моё сообщение дойдет одновременно с клиентом. Убрав в карман телефон, поднимаюсь на ещё один лестничный пролёт. Закрыл глаза, сделал короткий вздох—выдох. Надел на лицо маску насмешливой невозмутимости. Стучу в двери офиса и, не дождавшись знакомого «да—да, войдите», сам распахнул двери.

11:01. Вот я и в кабинете Фадеева. До боли знакомый офис с еле уловимым ароматом лимона и карельской березы. Из—за жалюзей, неплотно прилегающих к подоконнику, в кабинете бегает солнце. Напротив широкого стола Фадеева неизменный монитор с очередной умной цитатой. Что там сегодня? Картинка чёрного самума, убивающего разноцветный мираж, и надпись жёлтым: «Самая страшная сказка – это сказка о песочных часах, потому что время никого не щадит. Надея Ясминска». Ага, значит, сегодня гроссмейстерский интеллект Дядьсаши навестили тени из прошлого. Смотрю на него: всегда чутко реагирующий на любой мало—мальски различимый звук или движение, Фадеев меня не замечает.

Стою, пользуясь передышкой, и внимательно рассматриваю его. Бледно—голубая рубашка с оксфордским воротником, тёмно-синий кардиган, тёмно-синие слаксы. Чёрные замшевые мокасины «Canali», часы на чёрном браслете, ненавязчивый запах «Lacoste». По моей шкале, восемь из десяти («Canali» надо носить дома). Вообще, Фадеев насчёт шмоток особо не заморачивается, но всегда ухитряется выглядеть как—то правильно, и это мне нравится. Дядьсаша сидит за столом, полностью уйдя в кресло и в свои мысли. Локти на столе, сухие ладони сжаты в замок, в который он упёрся острым, гладко выбритым подбородком. Изредка касается кончика носа большими пальцами. Умные, острые светло—зелёные глаза прикрыты синеватыми веками. Между бровей залегла знакомая мне вертикальная морщина. Она – как трещина на его моложавом лице. «Что-то гложет Дядьсашу. А что – это мы сейчас выясним.»

– Тук-тук. Доброе утро. Дома есть кто? – говорю я. Дядьсаша выходит из ступора и моментально вскидывает на меня лучистые глаза. Мускулы его лица расслабляются. Ещё бы: перед ним – его лучший ученик, доверенное лицо, заместитель и крестник. Его мальчик. Впрочем, для Дядьсаши я вполне сошёл бы и за небесного ангела, если б не одно «но»: мои глаза. В них год назад поселилась лютая ненависть зверя. Я не смог пережить эту ненависть, и она убила меня. А потом в пепел сожгла мою душу…

– Хорошо, что приехал, Андрей. Хвалю за оперативность. А теперь перестань резвиться и иди сюда, – Фадеев указывает глазами на стул напротив своего стола. Киваю и иду к стулу: «Господи, прошу тебя, дай мне сил не сорваться…». В итоге, плюхнулся на стул и приготовился внимать разумному, доброму, вечному.

– Заказчика уже видел? – В глазах у Фадеева вопрос и интерес.

– Видел, – киваю я, – но недолго. И только со спины.

– А – почему встретились? – У Фадеева нюх, как у собаки. Невозмутимо пожимаю плечами:

– А я не рассчитал времени и приехал чуть раньше. Приношу свои извинения.

Да, я не хочу сливать Колобка. А чего его подставлять, если я с ним уже разобрался? Фадеев с усмешкой смотрит на меня.

– Колобок… фу ты, вот привязалось—то, – Дядьсаша кривится и бросает на меня едкий взгляд, – то есть Коле Лобову там не сильно досталось? Жить будет?

Вот такой у нас шеф: сэнсэй, интеллектуал и постоянно настороже. На мой взгляд, Фадеев вообще очень похож на хищника, что всегда с добычей в зубах. Но хищник, что живет в нём, ничто по сравнению с зверем, который год назад поселился во мне.

В воздухе повисает едва ощутимое напряжение…

– Что? – вскидывает светлые брови Дядьсаша.

– Да ничего, так. Плечо немного ноет. Наверное, перед дождём.

– Ладно, не напрягайся, – вздыхает Фадеев. – Заменю я Колоб… фу, да что ж такое-то? – Фадеев снова досадливо морщится. – В общем, заменю я Колю, заменю… Просто сейчас в стране кризис и мне жаль выкидывать парня на улицу. А ты расскажи-ка мне лучше, что ты сумел выяснить про Маркетолога. – Сейчас Александр Иванович смотрит на меня, но не в глаза, а в линию моей переносицы. Я знаю, как этот приём называется и как именно он работает. Но я знаю и противоядие. Перевожу взгляд влево. Глядя то в окно, то на Фадеева, рассказываю ему всю правду о том, как нашёл Маркетолога в социальных сетях – и утаиваю всё о Красной Шапочке. Это – только моё, и в душу я к себе никого не пущу. Мне и Симбада хватает. Чтобы отвлечься, углубляюсь в подробности слежки за Ирой:

– Значит так: «объект» хорошо водит машину. Не знаю, кто её этому обучал, но классическая подстава на дороге полностью исключена. Кстати, ваш Маркетолог живёт недалеко от моего дома. И я уверен, у неё постоянный сожитель есть.

– Да? Ну и кто это? – В голосе Фадеева обывательское любопытство старика, но… почему я ему не верю?

– Маркетолог тесно общается с Зайк… в смысле, с вице-президентом «НОРДСТРЭМ». Его зовут Дмитрий Кузнецов. Это… – и тут я вываливаю подробнейшее досье на Кузнецова, причем упоминаю даже про его поход в Краснопресненский суд вместе с адвокатессой. У Фадеева леденеет взгляд.

– Ну, теперь всё понятно, – тянет он. – Что ж, это многое объясняет…

Я тут же делаю стойку:

– Что именно объясняет?

– Многое… Да не важно, забудь… а кстати, с чего ты решил, что они до сих пор вместе?

– А «объект» зовёт Кузнецова «Митей». Этот самый Митя к Маркетологу утром приезжал. Она его ещё на порог не пустила. А теперь – мой сюрприз!

– Что, уже? – пугается Дядьсаша.

«Стоп, не понял. Это он о чём?». И тут до меня доходит…

– Да нет, Дядьсаша, я с ней ещё не спал, – я смеюсь. – Мне вообще блондинки не нравятся. Штука в другом: ваш «объект» – это некая Ира Самойлова. В далёкие времена носила девичью фамилию матери и была внучкой милейшей Марины Витальевны, к которой вы много лет назад отправили меня на английский.

Дядьсаша глядит на меня, а я вдруг понимаю: ещё до того, как я начал рассказывать ему про Иру, он уже знал всё. Знал, чьё имя я назову, как знал про неё и про Митю… И тут мне становится совсем интересно, потому что я жо… в смысле, сердцем чую: Дядьсаша скрывает от меня нужную мне информацию.

– Андрей, а как ты нашёл адрес Иры? – спрашивает он.

– А по своим каналам.

Но Фадееву этого явно недостаточно. В своей зубодробительной манере (глаза зелёными иглами колют меня) Дядьсаша ищет ответ в моём взгляде. «Да пошёл ты…», – и я снова отвожу глаза в сторону.

– Ишь ты, как насобачился… ладно, – в конце концов сдаётся он. – А может, всё же расскажешь?

– Извините, не могу: мои источники – мои правила.

А что, надо Дядьсаше про Интерпол рассказывать? Ещё чего. Достаточно и того, что Интерпол знает про то, что я здесь работаю.

– Ну, Андрей, – Фадеев качает головой, – вот смотрю на тебя и прямо диву даюсь, как ловко ты раскапываешь информацию…

«Ага, я такой».

– … и как хорошо ты умеешь держать язык за зубами.

«Да, и такой я тоже».

– …и про Иру.

– Не понял: что «про Иру»? – увлёкшись примеркой лавров, я не расслышал его.

– Я говорю, мне жаль, что ты ничего не знаешь про Иру.

– Александр Иванович, я что-то не понял. Что такое я должен знать про вашу Иру? – Я поднимаю бровь: разговоры про Иру меня в принципе не интересуют. – Да, мы были знакомы с Самойловой тысячу лет назад и аж одно лето. Потом мы еще дважды или трижды пересекались с ней. Хорошая, умная девочка, которая, я надеюсь, выросла в красивую и умную женщину. Но на этом и остановимся.

– Понятно, ты поставил на Ире крест. А знаешь, Андрей, о чём я размышлял перед твоим приходом?

Я откинулся на спинку стула и положил ногу на ногу:

– Нет. Даже не представляю.

– А думал я о том, что я был плохим крёстным отцом тебе и Ире. Видит Бог, как я хотел, чтобы вы подружились. Но твой отец запретил мне давить на тебя, а я его послушал. А теперь ты и Ира – абсолютно чужие друг другу. И я тоже хорош, старый дурак, – Фадеев сокрушённо вздыхает, – вместо того, чтобы самому всё про Маркетолога выяснять, навесил на тебя это.

– Минуточку, Александр Иванович, – цепляю глазами его взгляд. – Ну, выяснил я всё про Самойлову – и выяснил. И вообще, ну что в этом такого? Самойлова же не узнает об этом? Кто ей расскажет? Вы? – Я смеюсь. – Или я? Или этот её, Митя?.. А что я за её машиной гонялся – так я, можно сказать, получил удовольствие. Правда, хотел бы я увидеть того, кто научил Самойлову так водить машину.

– А я, кстати, могу ответить тебе на этот вопрос, – Фадеев даже развеселился. Я рассеянно киваю. Про себя я думаю, что если я сейчас снова услышу «Митя», то я точно найду этого Зайку и вырву ему руки, которыми он научил эту безумную крутить руль на скорости в сто тридцать километров… Вру: никого я не найду, потому что искать не буду… – Ну и кто этот учитель? – спрашиваю я, чтобы хоть что—то сказать.

Я широко раскрыл глаза, услышав гордое «я!», сказанное Фадеевым.

– Супер, нет слов, – я даже разозлился. – А вы видели, что Красн… то есть ваша Самойлова вытворяет на трассе? Хорошо ещё, что у неё не гоночный спорткар, а «туарег», и.. – и я осёкся. – И эту машину Самойловой тоже купили вы, да? – Кажется, я мрачнею.

– Да, и эту машину тоже купил я. «Туарег» – это компенсация Ире за её работу. Ирочка категорически отказывалась брать у меня деньги, и я решил проблему вот так… а почему ты, Андрей, зовешь Иру по фамилии?

– А, детские привычки, – отмахиваюсь я, и тут в мою голову приходит еще одна мысль: – А можно личный вопрос, Дядьсаша? – Тот кивает. – А что, простите, такого особенного сделала для вас ваша Ира, что вы ей машиной удружили?.. Хотя, стоп. Я, кажется, и сам знаю… Она же Маркетолог… маркетинг – это развитие бизнеса… Она что, бизнес «Альфы» для вас развивает? – окончательно «прозреваю» я.

– «Она бизнес „Альфы“ развивает», – передразнивает меня Дядьсаша. – Андрей, да она, можно сказать, этот бизнес со мной и создавала. Придумала и бренд, и логотип, и товарный знак. И сайт для нас сделала. Потом соединила наш сайт с платёжной системой и внутренним порталом, вместе с Митей перевела наши расчёты на бету-версию кода «НОРДСТРЭМ» и вот уже лет как десять подкидывает мне то идеи для бизнеса, а то и клиентов подбрасывает.

«Охренеть… а я-то думал, и кто на нас убивается?»

Раздражённо убираю волосы с лица, ввинчиваюсь в стул, кладу локти на стол Дядьсаши.

– Здорово-то как, – с нескрываемым отвращением говорю я. – А почему я, ваш заместитель, об этом ничего не знаю?

– Ну, видимо, потому что ты этим никогда не интересовался, – смеётся он. – К тому же Ира сюда приезжает, только когда в офисе никого нет: не хочет ни с кем встречаться.

– Понятно… А Кейд к нам в «Альфу» как попал? На её сайт «клюнул»? – Пауза. Фадеев в ахтунге, и это меня радует. Впрочем, сейчас я ему ещё добавлю, до кучи: – Если это так, Александр Иванович, то вам с Самойловой удался потрясающий трюк: «объект» создала для вас сайт, через который вам её и «заказали». Поздравляю: верх маркетинговой мысли. – Смотрю на Дядьсашу. И мне сейчас хочется не столько поржать над ним, сколько убить его. Какого лешего он подписал контракт с Кейдом? Дядьсаша ловит мой взгляд.

– Ну и формулировки у тебя, Андрей, – морщится он, – но, в целом, всё точно. Хотя и мерзко.

– Да—а? Ну, тогда у меня еще один вопрос: не подскажите, Александр Иванович, а когда именно вы узнали, что Самойлова и Маркетолог – это одно и то же лицо? Полагаю, что этим утром вы ещё об этом не ведали. В ваш кабинет я вошёл сразу же после Кейда. Следуя логике, получается, что это Кейд вам сказал, кто ваша Самойлова… Так почему же вы, при всей любви к «вашей Ирочке», подписали с Кейдом контракт на слежку за ней? Дело же не в деньгах, это же очевидно. Так что такого произошло, из-за чего вы не послали Кейда в.… короче, куда подальше?

Фадеев жалобно смотрит на меня. Пожимаю плечами (раз такой умный, то сам пускай и выкручивается). Дядьсаша жует губы, мнётся, явно хочет что-то рассказать, но всё никак не решится.

– Дядя Саша, – вздыхаю я, наблюдая за его страданиями, – ну что ж вы так себя мучаете-то? Ну не хотите вы мне ничего говорить, ну и не говорите. Давайте так: я домой поеду, а вы мне потом наберёте. Просто скажите мне, что дальше делать с «объектом». – Начинаю подниматься со стула.

– Сядь, Андрей. Влип я, понимаешь? И сильно влип. Конфузия у меня с Ирой вышла.

Плюхаюсь на стул, смотрю на него. Бог мой, а Дядьсаша и правда смущён.

– Какая ещё конфузия?

Фадеев встаёт и начинает мерить шагами свой кабинет. Пять шагов туда – пять шагов обратно. Потом поворачивается.

– Ну, ладно, расскажу, – всё-таки решается он. – Строго не суди, и вообще – только между нами… В общем, в ноябре позапрошлого года, на дне рождения Иры, вышел у нас с ней один спор… Надо сказать, что Ира тогда еще занималась рекламной и развитием бизнеса на фрилансе, но уже подумывала ограничить круг заказчиков и перейти на проекты в области информационной безопасности. И вот, сидя за столом в ресторане, они с Митей затеяли бесконечный и ужасно нудный разговор о каких—то методах защиты, кодирования, вирусах, троянах1313
  Специальный термин, обозначающий вредоносную программу, которая может произвольно удалять, изменять, копировать, скрывать и красть данные на компьютере пользователя.


[Закрыть]. Бог его знает, о чем ещё, но тоже очень уж специфическом… Мне это надоело, я взял фужер и предложил тост. Пожелал Ире поменьше увлекаться новомодной чепухой и сосредоточиться на достойных проектах. В общем, на всём том, что действительно подходит такой красивой и умной женщине. И вот тут Ира разозлилась. Закусила губы… Есть у Иры такая привычка.

– Да, есть, – тихо говорю я, вспомнив лицо Самойловой, когда я обидел её в первый раз – и тогда, в четверг, на Ламбетском мосту. – Она действительно нижнюю губу прикусывает.

– Ну да. Так вот… Покусав губы, Ира предложила мне пари. Заявила, что докажет, что я, профессиональный сыщик, никогда не найду её в социальных сетях, даже если она будет крутиться под самым моим носом. Это было настолько неожиданно и, в общем, довольно нахально, что я согласился. Мы заключили с Ирой джентельменское соглашение на один интерес, и я стал ждать результата… В жизни Иры с точки зрения нашего спора ничего не происходило. Она сменила работу, подписала контракт с какой—то английской фирмой и начала жить между Лондоном и Москвой. А я спокойно читал себе новости о Маркетологе. И при каждом удобном случае тыкал Иру носом в эти проекты: вот, мол, на кого тебе надо равняться, детка.

– А она?

– А она молчала. Даже не улыбнулась ни разу… И ничего не предвещало беды, пока сегодня утром ко мне не заявился Кейд. Вот тут—то он и сразил меня, заявив, что Ира Самойлова – это и есть Маркетолог. И что они вместе с Митей работают над кодом «НОРДСТРЭМ». Я онемел даже… Так я и понял, что моя девочка не только выиграла пари, но и, фигурально выражаясь, отвесила мне интеллектуальную оплеуху.

– Да ладно. Это как? – «порадовался» я за Иру. Фадеев прищурился:

– Ну, это ты у нас красивых и умных любишь. Вот сам и догадайся.

Ладно, играть – так играть. Отвожу взгляд. Перебираю в голове факты о Красной Шапочке. Посмотрел на часы: ай да я, всего десять секунд прошло, а у меня уже ответ готов. Поднимаю глаза на Дядьсашу.

– Пари – это игра «на вылет», – говорю я. – Но игру вам предложила Самойлова. Её игра – значит, её и правила… Самойлова хорошо относится к вам. Значит, она должна была оставить вам какую-нибудь подсказку. Это могло быть что—то, известное вам двоим: слово, намёк… Картинка исключается, потому что вы не визуал, как я. Но про то, что её буду искать я, Самойлова не знала, а вот то, каким образом вы её можете разыскать – она себе представляла. На это у неё мозгов хватает… Значит, в качестве подсказки Самойлова должна была выбрать слово. Слово – это девиз, или слоган, или никнейм. Маркетолога зовут Ирина Александрова… Александрова – это что, «фамилия» в вашу честь?

Фадеев с энтузиазмом кивает. В его взгляде – гордость учителя за ученика и отца за сына. Так когда-то смотрел на меня мой отец. Так пока ещё смотрит на меня моя мама…

– Да, ты правильно догадался, Андрей. Это никнейм в мою честь – или, лучше сказать, в честь моего бесчестия, – пошутил Фадеев. – В общем, Ира играла со мной в прятки почти год. И почти год морочила голову Кейду. Он, кстати, злой на неё, как чёрт.

– А ему—то Самойлова что сделала? Проект на реконструкцию Мэрии отжала?

– Ха. Смешно, – оценил шутку Дядьсаша. – Но, если серьезно, то господин Кейд сам напросился… Видишь ли, пока я с блеском продувал Ире своё пари, господин Кейд долбился к ней в социальные сети, как дятел. Он, видишь ли, хотел предложить себя Ире в качестве работодателя. Но Ирочке сейчас не до Кейда. Мало того, что она с Митей вкалывает двадцать четыре часа в сутки, она ещё ведёт один серьёзный проект в Лондоне… что-то с диверсификацией бизнеса связано. Есть у Иры такая заказчица – гекая Эль Фокси Мессье. Кстати, я эту Эль видел. Она была у Иры на дне рождения – хорошенькая такая англичанка лет тридцати-пяти – сорока. Рыженькая. Очень дружит с Ирой.

«Ну, Красная Шапочка, ты вообще молодец.» Теперь понятно, с кем Самойлова в прошлый четверг замышляла свои пакости. И тут я тоже кое-что припоминаю:

– Слушайте, Александр Иванович, а что было у вас на кону? – Я имею в виду спор Фадеева и Самойловой.

– Туше, Андрей. Ну, если бы выиграл я, то Ира распрощалась бы с кедами. Не люблю, когда она одевается как оторва.

«Как „оторва“? Это как, простите? Дядьсаша, ау: кеды на босу ногу – это нынче модно… А вообще-то забавно, что весь сыр-разгорелся из-за любви Красной Шапочки к её белым „конверсам“.» Повисает пауза, а потом я начинаю хохотать. Еще бы: весь мир Рунета уже год, как стоит на ушах из-за хитроумной девчонки, отстаивающей своё право ходить в удобных кедах. Один – ноль: Иркины кеды ведут… Кеды, такие же белые, как те, что когда-то носил я у Марины Витальевны. Вот они – первые истоки нашего Маркетолога! Или… или вот же фак, вот же гадство-то, а? Да неужели Самойлова меня помнит? И эта мысль меня обжигает, потому что если Самойлова узнала меня в прошлый четверг, в Лондоне, то какого дьявола она отколола мне тот номер?

– А что получает в случае выигрыша Крас… то есть Самойлова? – задаю я Фадееву новый вопрос, одновременно ломая голову над новой загадкой.

– Ну, – Дядьсаша разводит руками, – ну, по условиям спора я должен исполнить одно её желание.

– А какое? – «Ага, я всё хочу знать».

– А вот этого мы с ней не обсуждали.

– Чего?.. Ну, вы даёте, Дядьсаша, – хмыкнул я. – Я бы так не рискнул.

– Это почему? – Фадеев прищуривается.

– Да потому, что Самойлова, как любая женщина, обязательно придумает такую гадость, какая никакому нормальному чуваку и в голову не придёт, – переиначиваю я любимую цитату, приписываемую Островскому. – Разве можно заключать с женщиной пари на желание, о котором вы ничего не знаете?

– С какой-нибудь женщиной нельзя. А с Ирой – можно. Она знает, что такое честная игра, и в этом они с Митей похожи.

Прислушиваюсь к себе и немедленно диагностирую у себя острый приступ идиосинкразии на связку «Ира-Митя».

– Так. Предлагаю перейти к Кейду, – говорю я. – Вы зачем с ним всё-таки контракт подписали? Вы же явно не собираетесь ему Самойлову сдавать. Или – собираетесь?

– Понимаешь, Андрей, – Дядьсаша придвигается ко мне, – Кейд – уж не знаю, как – но он раскопал информацию на Митю… Дело в том, что Митя Кузнецов действительно отвечает за промышленную разведку в «НОРДСТРЭМ». Более того, со слов своей дочери Кейд знает о.. гм, об особых отношениях Ирочки и Мити. И у Кейда есть какая-то личная и очень конкретная причина желать Ире зла. Кейд говорит, что увлёкся ей, но на самом деле Ира внушает ему острую антипатию и настроен он к ней враждебно.

– С чего вы это взяли?

– Прочитал по глазам, – без тени улыбки отвечает Фадеев.

Я киваю. Да, такое можно прочитать по глазам. Есть такая методика: если правильно формулировать вопросы и задавать их, глядя в глаза своему собеседнику, то у тебя будет ровно три секунды на то, чтобы найти в его зрачках нужные тебе ответы. Даже если твой собеседник прирождённый лгун, он все равно себя выдаст. Просто лжец всегда меняет свою легенду, а человек, который говорит правду, нет. Единственное, он может внести в свой рассказ некоторые коррективы, детали или уточнения. Так меня Симбад учил, а он был превосходным учителем…

– Тогда почему вы не хотите ввести Самойлову в курс авантюры Кейда? Это будет честно по отношению к ней, – говорю я.

– Я не могу. Видишь ли, если я скажу Ире, что Кейд подозревает её, то она может на свой лад взяться за Кейда.

– А зачем ей это? У Самойловой что, напрочь отсутствует чувство самосохранения?

– Да нет, присутствует, конечно. Но когда Ира ищет ответ, она может пойти на любые крайности. Это её ахиллесова пята, если так можно выразиться. Просто Ира так устроена: быстро анализирует ситуацию и калькулирует два-три решения. Секунд за десять выбирает беспроигрышный вариант и немедленно действует. И если самым выигрышным вариантом будет опередить соперника и нанести ему упреждающий удар – она это сделает.

– Что, девочка выросла и превратилась в терминатора? – смеюсь я.