Текст книги "Авернское озеро"

Юлия Александровна Лавряшина
Авернское озеро

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.

© Лавряшина Ю., 2018

© Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2018

Часть первая

Глава 1

Когда она только начала спускаться к пляжу по нескончаемой перекрестной лестнице, налетел встречный ветер. Как бы Соня ни поворачивалась, он яростно дул ей в лицо, словно пытался отогнать от того места, куда ей необходимо было попасть. Но Соня была не из тех, кто, покоряясь стихии, ломает собственные планы. Собрав разметавшиеся волосы, она подумала, что выглядит сейчас как молодая ведьма, и в то же мгновение поймала внимательный ясный взгляд снизу. От волнения она не успела разглядеть лица, знакомого лишь по фотографии, но, хотя человек на пляже тотчас отвернулся, у Сони даже не возникло сомнений, что это именно он. Тот, кто ей нужен.

Как и предполагалось, он был в компании, состав которой оказался идеален: три девушки и три парня. Соня мимолетно затосковала – ей никогда не нравилось протискиваться сквозь толпу. Плетеная корзина с большим ярким полотенцем и бутылкой минеральной воды шершаво терлась о ногу, будто ласковая корова без устали гладила ее языком. Соня спохватилась, что кожа может покраснеть, и взяла корзину другой рукой. В ее задачу входило выглядеть сегодня безупречно.

Уже на берегу, неслышно ступая по разбитым бетонным плитам, она все не могла решиться: подобраться к этой компании поближе или, напротив, занять позицию стороннего наблюдателя. Но рассудив, что каждый наблюдатель рискует остаться в этой роли на всю жизнь, широким взмахом расстелила полотенце на сухих, отвратительно скребущих ноги камнях. Когда Соня скинула юбку, один из компании оглянулся, и хотя глаза его прятались за темными очками, ее кожа невольно съежилась под этим взглядом. Это рассердило Соню. Она-то была уверена, что давно научилась высушивать мужские взгляды, как холодные капли после купания. Снимая майку, Соня отвернулась, но все время, пока собирала на затылке непослушные волосы, чужое тепло скользило между лопатками, заставляя поводить плечами. Но, повернувшись так резко, что нога больно провалилась между камнями, она едва не ахнула от разочарования. Никто и не смотрел на нее. Тот, кого она только что собиралась как следует отбрить, словно мальчишка скакал по пляжу, боксируя с приятелем, и, казалось, никого больше не замечал на свете. Обмякнув, Соня вдруг почувствовала себя старой, уже неспособной так дурачиться и хохотать во весь голос. Но, вспомнив, что и в пятнадцать лет не умела этого, успокоилась.

Соня улеглась на живот и, уткнувшись в согнутый локоть, стала сквозь полуопущенные ресницы наблюдать за теми двумя. Остальные ее не интересовали: фон редко привлекает внимание. Лишь на миг Соня перевела взгляд на них и задумалась, что может заставить человека смириться с такой ролью? В голове возникла песенка, с утра звучавшая на «Русском радио»: «Это любовь. Это точно! Это любовь. Ну да, конечно!» Соня сердито мотнула головой. При чем здесь любовь?! У этого парня есть деньги, вот все и крутятся возле него. Ей предстояло сделать шаг и влиться в этот плотный хоровод…

Что-то ударило сзади, мгновенно разогнав Сонину дремоту. Не вставая, она оттолкнула прижавшийся к боку шершавый мяч и снова закрыла глаза, пытаясь усмирить предательское дрожание век. Это была единственная вещь, с которой ей никак не удавалось справиться. Остальное было натренировано и отлажено, как хороший механизм. Но это нервное трепетание ресниц всегда выдавало Соню, когда ей хотелось притвориться спящей. С самого детства, когда они с родителями спали в одной комнате.

На лицо легла тень, и Соня снисходительно хмыкнула про себя: прибежали извиняться. Но могло выйти и по-другому… Она незаметно нащупала сухой, неприятный на ощупь камень и зажала в руке – совершенно бессмысленный жест, и Соня это понимала, ведь камешек был слишком мелким, чтобы справиться с теми, кто попал в нее волейбольным мячом. Она стиснула кулак и, открыв глаза, перевернулась на спину.

Заслонивший солнце парень, тот самый, что обернулся, когда она раздевалась, присел, расставив крепкие загорелые колени, и его смеющийся взгляд быстро метнулся от ее лица к груди и обратно.

– Ух ты! – вырвалось у Сони, и совсем как в сказке Каверина, у нее с размаху куда-то ухнуло сердце. Даже в детстве она не верила в сказки, но эти читала, потому что в них все было почти как в жизни, и все же случались чудеса.

– Что-что? – переспросил он и чуть склонил голову, отчего Соне опять захотелось вскрикнуть: «Ух ты!», потому что сердце снова бешено забилось. Пока на нем были темные очки, она ничего не разглядела. Но теперь он сидел так близко, что Соня узнала бы его и на ощупь. Человек из ее забытых фантазий…

– Извини, я нечаянно в тебя попал, честное слово. – Голос у него был таким, что у любой женщины похолодели бы пальцы.

Собрав все мужество, Соня сухо ответила:

– Ничего. Не такой уж и сильный у вас удар.

– Почему ты говоришь мне «вы»? – удивился он.

– Разве мы знакомы?

– А что мешает нам познакомиться?

Его тонкие губы, в уголках которых таилась усмешка, вынуждавшая каждого улыбнуться в ответ, медленно растянулись, и между ровными зубами проглянула щербинка. «Диастема, – хладнокровно отметила Соня. – Говорят, это примета лгунов». Устремленные на нее узкие, сложенные лукавыми треугольниками глаза вспыхнули серым искристым светом. Прямые брови нависали над ними так низко, что издали сливались в одно темное, живое, затягивающее пятно, от которого невозможно было оторваться. Соня попробовала – и не смогла. Нос у него был узкий, прямой и чуть вздернутый, по нему хотелось провести кончиком пальца. Широкое в верхней части лицо стремительно суживалось к одновременно упрямому и нежному подбородку, выбритому так гладко, словно и щетина-то на нем еще не росла. Темно-русые волосы, не слишком густые, были зачесаны назад в лучших традициях американских гангстеров и русских бизнесменов. На пляже он собрал их в хвостик, придав своему облику оттенок богемности, но несколько коротких прядей выбились и смешно топорщились за ушами. В широком разлете его плеч чувствовалась безудержная вольная сила. На левом кожа покраснела от солнца, и оно стало похоже на спелое эдемское яблоко.

– Ваша компания скучает без вас, – сказала Соня, стараясь глядеть на реку, в мутном течении которой то и дело поблескивало солнце.

Словно подтверждая Сонины слова, черноволосая девушка пронзительно крикнула:

– Дэник, мы уходим. Ты с нами?

– Нет, – отозвался он, не обернувшись. – Я остаюсь.

Соня с сомнением повторила:

– Дэник. Что это за имя?

– Это она меня так зовет, – пояснил он с видимой неохотой. – Вообще-то, мое имя – Денис. Денис Зимин.

Соне ничего не оставалось, как назвать себя. Ей всегда был неприятен этот момент, потому что собственное имя казалось невероятно глупым. В самом деле, как человек может зваться соней?

– Жену Толстого тоже так звали, – зачем-то добавила она.

– Правда? Я не знал…

– Вы не учились в школе?

– Ты. Пожалуйста, говори мне: ты. Так привычнее.

– Кому как. Наверное, у меня слишком хорошее воспитание.

Порыв ветра взлохматил выбившиеся пряди. Зимин откинул их, и Соня уловила запах жаркого пота. Ей захотелось втянуть его изо всех сил, но она была не из тех, кто охотно идет навстречу собственным желаниям. Но от этого парня исходила какая-то «бесшабашная сексуальность», которой было сложно сопротивляться.

– Да уж, – невесело усмехнулся Денис и отер влажное лицо, – с воспитанием у меня не очень… В общем-то, с определенного момента у меня и не было никакого воспитания. Но я ведь уже не маленький, теперь я сам себя воспитываю.

В груди возникло нечто похожее на жалость, но Соня сразу спохватилась: стоит один раз кого-нибудь пожалеть… Все, чего можно добиться в жизни, зиждется на отрицании жалости к любому человеку. Кроме родителей, конечно… Она не забывала делать такую оговорку, чтобы однажды не упустить это из виду.

Пытаясь рассеять случайную слабость, Соня огляделась и с удивлением заметила:

– Смотрите-ка, а один из ваших друзей все еще здесь.

Денис присел на край ее полотенца и тихо сказал:

– А он и не уйдет. Он на работе.

– Как это? Он что – спасатель?

– Вроде того. Это мой телохранитель.

– Кто?!

– Телохранитель. Ну человек, который меня охраняет, – запинаясь, пояснил он.

– Да я знаю, кто такие телохранители! А… вы? Кто вы? А! – у нее расширились глаза. – Зимин… Вы – банкир?

Он испуганно вздрогнул:

– Нет. Упаси бог… Я всего лишь его сын.

– Сын… Что же вы здесь делаете?

Он удивленно заморгал, сдвинув темные брови. Потом осторожно произнес:

– А вы считаете, что я веду себя… неприлично?

– Нет, что вы! А почему вдруг на «вы»?

– Сам не знаю. Вы так странно отреагировали. Мне стало как-то не по себе. Почему я не могу здесь находиться?

«О господи, почему мне так жаль его?!»

– Ты можешь находиться где угодно, – как можно мягче произнесла Соня. – Действительно глупо, что я так перепугалась.

Денис осторожно стянул с волос резинку и откинулся на полотенце.

– Ты не кажешься трусихой…

– Когда-то я даже прыгала с парашютом.

– Нет, правда? – он закинул руку и прикрылся от солнца. На пушистых волосках под мышкой вспыхнули быстрые искры. Соню потянуло поймать их ладонью, но она даже не шелохнулась.

– Правда. Это было давно, еще в школе. Я воспитывала характер.

– И как?

– Удалось.

– Почему я не додумался до такого? – с сожалением сказал Денис. – Высоты я не боюсь, но воспитать характер мне бы не помешало.

«С такими деньгами можно обойтись и без характера», – хотелось ей съязвить, но обижать его раньше времени было нельзя. Соня решила, что это всегда успеется.

– Я еще не встречал девушек, умеющих летать… А теперь ты чем занимаешься? Укрощаешь тигров? – спросил он, выглядывая из-под руки.

– Все гораздо прозаичнее. Я – врач. Работаю в частной клинике.

Денис негромко присвистнул:

– Ничего себе! Тогда действительно надо обращаться на «вы». И по имени-отчеству.

– Нет уж, теперь не надо. Я уже освоилась. А ты, конечно, не заканчивал института?

– Почему – конечно? Я выгляжу идиотом?

«Вот дура!» – наспех обругала себя Соня и как можно убедительнее произнесла:

– Нет, ты выглядишь слишком юно.

– И совсем я не выгляжу юно, – уголки его губ превратились в две грустные ямки. – А как раз на свой двадцать один год.

– Я думала, ты моложе, – продолжала настаивать Соня.

– Совсем не то ты думала…

Денис сел рядом с ней и опустил голову так, что волосы рассыпались, полуприкрыв лицо. Соня крепко зажала ладони между колен, потому что ее тянуло заправить своенравные пряди за уши.

– Ты думала: везет же этому болвану! Ни учиться не надо, ни работать. Ведь по всему видно, что папочка его любит. Телохранителя приставил… Такому здоровяку еще и телохранителя!

Соня жалобно возразила:

– Я не думала этого.

– Конечно, думала. И ты во многом права. Я хотел поступить в институт, стать зоологом.

– Почему же не поступил?

– Отец сказал, что зоолог – это не профессия. Смешно тратить на это нервы и время. Он хотел, чтобы я выучился на экономиста. В результате я не стал ни тем, ни другим. Потом он открыл для меня магазин автомобильных запчастей. Но меня это нисколько не интересует. Вообще-то, всем там заправляет мой дядя, а я так… Сбоку припеку. Мне даже не обязательно появляться там каждый день.

– Ты – откровенный человек, – с недоверием заметила Соня и подумала, что ей самой и в голову бы не пришло исповедоваться перед первым встречным. Наверное, родители не зря забили тревогу, с этим мальчиком определенно что-то не так.

Денис резко повернул к ней встревоженное лицо:

– По-твоему, откровенный значит ненормальный?

– Думаешь, я устанавливаю диагноз? Я не психиатр, успокойся. Я – кардиолог. Вот если б у тебя было что-нибудь с сердцем…

– С сердцем у меня все в порядке, – безразлично отозвался он.

– Откуда ты знаешь? Иногда человек и не подозревает…

– До сих пор я его не чувствовал, значит, все в порядке. Разве не так?

– Это слишком упрощенно.

– Вот-вот, – подхватил он с тревогой, – отец тоже всегда говорит, что я вижу мир простым, как детский кубик. Но это не так. Я все понимаю, честное слово!

«Не хватало, чтоб он сейчас еще заплакал! – испугалась Соня. – Совсем ребенок…» И добавила, подражая Денису:

– Честное слово! Он так и будет там сидеть? – Она взглянула на телохранителя, который не спускал с них глаз.

– А что? Пусть сидит. Он тебя раздражает?

– Я не привыкла находиться под наблюдением.

– Он все равно не уйдет, – вздохнул Денис. – Его нанял отец, а не я. Если он меня чересчур утомляет, я просто от него сбегаю. Но, в общем, я привык к нему, он хороший парень. Мы друзья. Хочешь, я тебя с ним познакомлю?

И, не дожидаясь согласия, окликнул:

– Андрей, я хочу тебя представить.

Когда телохранитель поднялся, Соня непроизвольно отшатнулась – так дохнуло от него неприязнью. А в ней самой тут же всколыхнулось отвращение к его рыжеватым крупным кудрям, ровному чуткому носу, бледным широким губам и отчужденному взгляду профессионального соглядатая. Потому что Соня с детства была приучена давать сдачи. Даже когда на нее только собирались напасть.

– Думаешь, мне было скучно одному? – спросил телохранитель, усаживаясь напротив Дениса.

– Ему не бывает скучно, – кивнул Зимин. – Он – счастливый человек.

Соня могла бы поспорить, что временами Денис ненавидит своего вынужденного друга, но, поскольку спорить было не с кем, она ограничилась замечанием, что каждый счастлив по-своему. Денис взглянул на нее с интересом и спросил, что делает счастливой такую девушку, как она. То, как он это произнес, уважительно выделив слово «такую», было несколько старомодно и так наивно, что Сонино сердце опять предательски дрогнуло.

– Сейчас уже ничего, – откровенно сказала она. – А раньше те самые прыжки… Но я уже давно не занимаюсь этим.

По реке с треском промчалась моторка, разгоняя волны.

– Что? – переспросила Соня, оторвав взгляд от реки. – Я не расслышала, что ты сказал?

– Нет, ничего. – Денис мотнул головой, и непослушные волосы опять упали на лицо.

Но ей не послышалось, он что-то сказал. И оттого, что эти слова были перекрыты шумом мотора, они наполнились тем особым смыслом, который всегда чудится в том, что нам не суждено узнать.

Она взглянула на Андрея, но тот, как Медный Всадник, был исполнен невозмутимости.

– Вас подвезти? – обратился он к Соне, поймав ее взгляд. – Мы на машине.

Она хотела было ответить, что пока не собиралась уходить, что у нее отпуск и можно валяться на пляже хоть до заката, что с завтрашнего дня синоптики обещают дождь, но вместо всего этого сказала:

– Да, подвезите меня, если не трудно.

Денис озабоченно огляделся:

– Я где-то разулся… Ты не видел?

– Там, на траве. Принести?

– Издеваешься? Я еще могу передвигаться.

Когда он отошел, Андрей пробормотал:

– Все прошло как по маслу. Уверен, что он ничего не заподозрил.

– Значит, вы меня узнали? Как?

– Нина Викторовна хорошо вас описала.

– Могу себе представить… Но как вы подстроили, чтобы Денис меня заметил?

– А это уж не моя заслуга. Вас нельзя не заметить. Денис бы уж точно не прошел мимо.

– Он – бабник?

Андрей холодно переспросил:

– Как вы сказали?

Соне пришлось сменить тон:

– Он много времени тратит на женщин?

– Не без этого…

– Конечно, с таким-то телом!

– Красавчик, правда? – Он вдруг по-свойски подмигнул. – Но вы на работе, не забывайте.

– Вы бы лучше за него побеспокоились. – Его слова задели Соню.

– А за него беспокоиться нечего, – спокойно возразил Андрей. – Вы – психиатр, все в ваших руках. Даже если он увлечется… А он, уж конечно, увлечется! То все равно это у него ненадолго. Он никого дольше недели не выдерживает.

– Меня это устраивает, я не хочу никаких осложнений.

– В каком смысле – осложнений?

Но не успела Соня и рта раскрыть, как светлые глаза охранника вспыхнули сигнальным огнем: стоп! Она оглянулась и с трудом перевела дыхание. Смотреть на Дениса, не замирая, ей еще только предстояло научиться. «Красавчик, – повторила она про себя. – Глупое слово, но он и вправду – красавчик!»

– Еле нашел, – смущенно признался Денис. – Начисто забыл, где их оставил, никакой памяти… Ну что? А ты еще не готова?

– Готова. – Соня поспешно запахнула желтую юбку и подхватила корзину. – Вот и все.

Андрей настороженно огляделся, но никому на пляже не было до них дела. Случайные облака уже тяжелели, подтверждая прогноз синоптиков, и Соня с досадой подумала, как это некстати. Дождь способен остудить и более пылкий интерес, чем виделся ей в глазах Дениса.

– В этом наряде ты похожа на солнечного зайчика. – Он придержал ее за руку. – Я не говорил тебе? Ты очень красивая.

Глава 2

Когда Соне было шестнадцать, отчим привел ее в свой центр пластической хирургии и целое утро демонстрировал коллегам лицо приемной дочери.

«Смотрите, – грозно говорил Валерий Ильич, приподнимая согнутым пальцем ее подбородок. – Вот как должна выглядеть женщина! Видите, какая идеальная форма носа? А разрез глаз? А подбородок? Я уже не говорю об ушах…»

Медсестры разглядывали Соню с завистью, а она ежилась, будто ее разделывали хирургическим скальпелем на глазах у кровожадных зрителей.

«Не понимаю! – рассердился отчим, когда, вернувшись домой, Соня разразилась слезами. – Ты должна гордиться своей внешностью, а не шарахаться от зеркала, как черт от ладана».

Он не понимал, а Соня не умела толком объяснить, почему собственная красота внушает ей суеверный страх. Все прочитанные Соней в школе великие романы в один голос убеждали, что красивая женщина обречена на самые гнусные несчастья, какие только существуют в природе. И это ощущение обреченности давило на плечи, заставляя сутулиться и волочить ноги, чтобы перестать быть красавицей и таким образом обмануть судьбу.

Признаться в этом отчиму Соня боялась, заранее зная, что он в ответ разразится смехом и потом до скончания века будет подтрунивать над ней. Любые, с его точки зрения, отклонения в развитии дочери Валерий Ильич был склонен рассматривать как зарождающуюся болезнь. «Да она же потенциальная шизофреничка!» – однажды воскликнул он с отцовской тревогой и тайным злорадством врача в голосе. В тот же вечер Соня твердо решила стать психиатром и навсегда отмести столь страшные подозрения. На месяц она добровольно заточила себя в комнате, чтобы подготовиться к вступительным экзаменам, и вырвала у преподавателей пятерки буквально зубами, уже окрепшими для долгой и жестокой битвы. Разговора о тайной поддержке в семье не затевалось, но Соня была уверена, что ее подстрахуют, и это ничуть не оскорбляло. Потому что это был как раз тот случай, когда цель оправдывала средства.

Как и в истории с Зимиными. В той частной клинике, куда Соню после института пристроил отчим, среди больных не встречались тети Маши с улицы, а сплошь одни Зимины. Ее пациенты были в основном женами состоятельных людей. До работы в клинике Соне и в голову не приходило, что в их маленьком городе столько богатых. Соня выполняла функции психоаналитика, но в случае необходимости применяла и медикаментозное лечение. Кабинет ее больше походил на сад, но Соня не помнила и половины названий тех растений, что разводила тихая угловатая медсестра. Когда-то она, конечно, знала их (это было в те далекие времена, когда она зубрила биологию, готовясь в институт). Но поскольку Соня придерживалась правила не засорять мозг лишней информацией, то без сожаления вычеркнула из памяти ненужные слова. Однако против самих цветов Соня ничего не имела, полагая, что, попадая в обстановку бурного цветения жизни, пациент легче перестраивается на более радостное мироощущение. Особенно это помогало, когда встречались по-настоящему трудные случаи.

Нина Викторовна Зимина насторожила ее сразу. Многие больные поначалу относились к молодому врачу с недоверием, однако Зимина следила за Соней уж как-то особенно подозрительно, будто вербовала на работу в ФСБ. Что в конце концов оказалось недалеко от истины. Все разговоры о ночных кошмарах были блефом, приманкой, тестом на профпригодность. Но это стало ясно, лишь когда Зимина решительно выложила все карты на стол. Соня даже внутренне не возмутилась – у каждого своя игра. Пока Зимина, постукивая алыми ногтями, рассказывала о своем великовозрастном пасынке, Соня пристально наблюдала за ее мимикой. Ни разу высокомерные губы не изогнулись уголками вверх, а едва заметная бороздка между бровями не разгладилась. Но Соня не торопилась делать выводы. Отношения мачехи со взрослым приемным сыном никогда не бывают однозначными. Уж она-то знала это… История болезни Дениса Зимина заинтересовала ее сразу.

– Поет? – удивленно перебила Соня. – И хорошо поет?

Яркие ногти блеснули в воздухе кровавыми брызгами.

– При чем тут хорошо поет или нет? – раздраженно отозвалась Нина Викторовна. – Он же во сне поет, понимаете? Забирается на крышу нашего коттеджа и поет. Как настоящий лунатик!

С трудом сдержав смех, Соня пробормотала:

– Впервые слышу, чтобы лунатик пел.

– Вам это кажется забавным?

– Случай неординарный. А днем он тоже поет? Чем он вообще занимается?

– Ничем, – отрезала Зимина. – Баклуши бьет, а муж его только поощряет. Он очень боится, чтобы мальчик не сорвался, как его мать когда-то. Психически, я имею в виду. Я вам не говорила? Она ведь отравилась. Выпила целую кучу таблеток…

– Из-за чего? – осторожно поинтересовалась Соня, почуяв неладное.

– Из-за меня, – с вызовом ответила Зимина. – Но Денис этого не знает. Какое-то время после похорон мы с Павлом еще скрывали наши отношения. Я появилась гораздо позднее.

– Сколько ему тогда было?

– Денису? Не помню. Кажется, тринадцать.

– До смерти матери он пел, вы не знаете?

– Может быть. – Она нахмурилась. – Он ведь учился в музыкальной школе. На скрипочке играл.

– Вы не любите музыку?

– Это не мужское занятие.

– Понятно. После смерти матери он прервал обучение?

– Да. Мы как-то не сразу вспомнили про эти уроки. Павел решил не настаивать.

– Значит, потом он стал петь во сне? Когда это случилось впервые?

– Уже после окончания школы. Это-то и странно. Обычно всякие фокусы мальчишки выкидывают в переходном возрасте. Но в Денисе вообще осталось много детского.

– Вы считаете, он инфантилен для своего возраста?

– О да. – Она быстро закивала. – Знаете, какую он хотел выбрать себе специальность? Зоолог! Можете представить? Ему, видите ли, хотелось возиться со всякими зверюшками! Ну разве это занятие для мужчины? Тем более из нашей семьи…

Соня ненадолго задумалась.

– А что он поет? Это песни? Я имею в виду, со словами? Или просто мелодии?

– Песни, – подтвердила Зимина и замялась. – Но я ни одной из них не слышала раньше. Может, он их выдумывает? Он поет только на английском. Денис ведь окончил лингвистическую гимназию. Надо признать, у него неплохо получается. Может, ему стоит продолжить обучение музыке? Это все же лучше, чем зоология. И музыка ведь не перегрузит его мозг?

– А что сам Денис думает по этому поводу? – спросила Соня.

– Ничего не думает. Он вообще не подозревает об этих ночных концертах.

– Почему вы так считаете?

Она коротко засмеялась:

– А мы устроили ему проверку. Когда у мужа был день рождения, я попросила Дениса пропеть поздравительную песенку, когда я внесу торт со свечами. Так он ответил, что после того, как в тринадцать лет у него началась ломка голоса, ни разу не пробовал петь и боится, что это выйдет слишком смешно.

Соня с сомнением забарабанила пальцами.

– Все это довольно странно. Обычно при сомнамбулизме люди совершают обычные для них действия – перекладывают вещи, ходят знакомым путем. Это явление потому и относится к разряду автоматизмов. Значит, говорите, во время бодрствования он никогда не поет?

– Нет. Но он ведь и на крышу днем ни разу не лазил.

– А у вас есть общие дети? – вспомнила Соня.

– Что? А, нет. Я пыталась забеременеть, но из этого ничего не вышло.

«Значит, вопрос о дележе имущества между будущими наследниками отпадает», – отметила Соня и мягко произнесла:

– Сочувствую. Вы пробовали лечиться?

Зимина махнула рукой:

– Уже поздно. Я боюсь рожать в таком возрасте.

– Ну что вы! Какой там возраст! Вам непременно нужно попробовать. В нашей клинике…

– Так что вы думаете насчет Дениса? – нетерпеливо перебила Зимина.

– Заочно трудно сказать. Приводите, я побеседую с ним, понаблюдаю.

– Нет, нет! – испугалась Нина Викторовна. – Вы не поняли! Если он только заподозрит, что мы считаем его больным… Я даже представить боюсь, что он может выкинуть.

– Как же вы хотите его лечить, не приводя в клинику?

На секунду Зимина замялась, переведя взгляд на мелкие листья лимонного деревца, потом несколько агрессивно произнесла:

– Вы знаете, что мой муж располагает определенными средствами. Он заплатит, сколько вы скажете. В разумных пределах, разумеется. Но мы хотели просить вас проделать все так, чтобы Денис ни в коем случае не догадался, что вы – психиатр. Случайное знакомство… Если он увидит вас, то обязательно увлечется, вы в его вкусе. Правда, ненадолго. Неделя-другая, но вам ведь этого хватит, чтобы все выяснить для себя? Как вы на это смотрите?

Соня сдержанно ответила:

– Это неожиданно. Мне еще никогда не делали таких предложений. Но это… даже заманчиво. Мне нужно продумать условия нашего контракта.

Красивое лицо Зиминой обмякло и неожиданно постарело. Соне уже не раз приходилось замечать, что некоторые женщины хорошеют от злости.

– Слава богу! – с облегчением выдохнула Нина Викторовна. – Я знала, что вы – нормальный, современный человек.

– Стараюсь, – скромно ответила Соня.

– Только, – опять замялась Зимина, – я хотела вас предупредить. Вы ведь не замужем? Понимаете, мой пасынок – очень привлекательный юноша. Классической красотой он не обладает, но в нем есть нечто такое, что буквально сводит женщин с ума.

Соня посмотрела на нее с интересом, но перебить не решилась.

– От него просто веет сексуальностью, вы меня понимаете? Если б вы знали, сколько девочек рыдало у меня на плече! Он бывает с ними очень ласков. Даже чересчур. Каждую боготворит, как принцессу, а через неделю разочаровывается и теряет к ней всякий интерес. Это ведь тоже ненормально, правда?

– О, если начать лечить всех мужчин, страдающих этим недугом!..

Зимина согласно закивала:

– Верно, верно, это все ерунда. В конце концов, молодость должна перебеситься, разве не так? Я всего лишь хотела предупредить об этой его особенности, чтобы вы были готовы и не потеряли голову.

Соня усмехнулась:

– Как раз насчет этого можете быть спокойны. Среди моих пациентов бывали весьма интересные мужчины. Но на свете не может быть человека, ради которого я стала бы рисковать своей работой. К тому же, честно говоря, я не люблю юнцов.

Не скрывая радости, Зимина оживленно воскликнула:

– Ну и прекрасно! Значит, все пройдет как по маслу!