Текст книги "Не говори мужчинам «НЕТ!»"

Глава 22. Пьянству – бой! (Иногда)

Продолжая повествования о закулисной жизни «пельменей», хочу ответить на еще один вопрос, которые мне часто задавали поклонники: а вы много пьете? Не знаю, видимо, это такой стереотип, что все артисты обязательно должны искать вдохновение на дне бутылки.

Во-первых, у нас всегда было хорошо с закуской. Даже во время репетиций в Екатеринбурге нам привозили касалетки с салатами, мясом, овощами – можно было наедаться, пока не лопнешь. Рядом всегда стояли сиротские бутылочки коньяка и виски: не выпить, а так, для запаха. У каждого были свои гастрономические предпочтения. Тот же Сокол признавал только три блюда, которые заказывал всегда и везде: яичница, жареная картошка и салат оливье. И если во время гастролей в каком-то ресторане не оказывалось «картофана», то тем хуже для ресторана: приходилось готовить, потому что крайне трудно было отказать голодному человеку с вилкой в руке и внешностью Димы.

Во-вторых, отношение коллектива к алкоголю всегда было неровным, потому что мы постоянно делали выбор между практикой веселых застолий и здоровым образом жизни. Главным агитатором ЗОЖ всегда оказывался Сергей Исаев: он – «на спорте», всегда подтянут, бодрячком. Когда он появлялся рядом, то невольно хотелось начать делать зарядку.

Тем не менее еще несколько лет назад (как сейчас – не знаю) едва ли не каждый второй гастрольный концерт завершался застольем с представителями местной элиты. Главы городов, бизнесмены, авторитетные граждане – у них считалось нормой, частью этикета гостя накормить и особенно – напоить. А если гость дорогой, то напоить так, чтобы потом в самолет просто на руках занести и ручкой помахать.

Мы всегда с пониманием относились к этой традиции, приглашение принимали. В конце концов, иногда нам просто очень хотелось есть – все мы люди!

Мои отношения с Исаевым, наверное, самые неоднозначные. В первые годы нашего знакомства мы близко дружили, постоянно вместе гоняли на корпоративы. Именно он познакомил меня со многими известными в Екатеринбурге людьми. Трещина в отношениях появилась в тот момент, когда я начала активную политическую деятельность, что по времени совпало со скандалами вокруг Сергея Нетиевского (об этом я расскажу позже). Пропало какое-то взаимное доверие, с каждым месяцем он меня все больше бесил. Как я его только не называла… Насколько я знаю, Сергей в долгу не оставался и за глаза давал мне весьма неоднозначные оценки. В общем, все было взаимно, но уже со знаком «минус». Мне казалось, что он категорически не смешной, что он тянет одеяло на себя, хапает и хапает, и настраивает против меня коллектив.

Когда я уходила из «Пельменей», то во время последней встречи меньше всего хотела видеть именно его. Как он меня злил, я просто физически ощущала эту злость! Это был абсолютно иррациональный конфликт на ровном месте, необъяснимый по своей принципиальности и жесткости.

Сегодня, спустя полгода, я размышляю об этом и прихожу к выводу, что с моей стороны это все было неоправданно. Мне кажется, что нам просто было слишком тесно вдвоем. Сергей любит быть лидером, «альфой» – этого у него не отнять. Это совершенно нормальное желание для мужчины. Возможно, я его в чем-то затмевала или наши общие влиятельные знакомые были более благосклонны ко мне, а не к нему. Как и он, я внимательно слежу за своим имиджем, веду активную общественную деятельность за пределами сцены. Наверное, такой «кипиш» он воспринимал как покушение на его пространство.

Где-то тут кроется психологическая закавыка конфликта. Исаев многому меня научил, помог завести знакомства, пробиться. Конечно, у него свои «тараканы», свои переживания и заскоки, но, несмотря на это, он в целом адекватный, здравомыслящий человек, которому я могу сказать лишь «спасибо». Не знаю, как он сегодня ко мне относится, но я вспоминаю только хорошее.

Глава 23. Зачем фоткаюсь со свечкой в храме?

Хочу поднять еще одну важную тему. Мое отношение к религии и к церкви. Время от времени у меня в «Инстаграме» появляются фотографии из храмов, они неизменно вызывают спор – что значат эти фото: позерство, хайп или нечто действительно важное?

В апреле 2014 года я впервые опубликовала фото, на котором я в платочке и со свечкой стояла в православном храме. Написала пару строк. Это был порыв души, какая-то иррациональная духовная потребность – зайти в храм именно сейчас и поделиться переживанием с другими. Мне сложно было объяснить словами, зачем именно я туда зашла, поэтому «высказалась» с помощью фото.

В ответ я получила тонны едких, строгих и даже откровенно враждебных комментариев: «Эта, из «Максима», пришла каяться», «Ишь модничает, платок, поди, от Луи Виттона», «Актриса рисуется» и так далее. Для меня стало откровенным шоком, что достаточное количество людей отказали мне в праве на искренние поступки, которые, по их мнению, шли вразрез с моим сценическим образом. Вроде как шутить – шути, но большее не позволим. Эта ситуация меня не отпускала целую неделю, пока я не поговорила с моим знакомым по раннему кавээновскому периоду Гришей.

– Во мне кипит буря негодования, – начала я. – Почему я с чистой совестью открываюсь людям, а в ответ летят камни? Что им надо?

– Это потому, Юля, что ты стала «слишком красотулей». Это обратная сторона популярности, ты настолько убедительна на сцене, так непосредственна, что зрителям кажется, будто в жизни ты точно такая же, как на сцене.

– Ну, Гриииииша! Глупости!

– И самое опасное, что этот образ постепенно овладевает и тобой. Вот сейчас ты ответила, как та самая «красотуля» на сцене. Твоя одежда, твои интонации, походка – образ выпирает отовсюду.

– Да ничего не выпирает!

– Слушай, мы с тобой давние друзья, поэтому я тебе все-таки скажу. У тебя же второй размер?

– Ну.

– А зачем ты в одежде делаешь так, словно он третий-четвертый? Ты подсознательно в жизни подстраиваешься под свой образ той девицы со сцены.

– Мне так нравится!

– Да это не тебе «так нравится» – это зрителям твоим так нравится. Ты – заложница чужих иллюзий.

В «Уральских Пельменях», да и во время всех остальных своих выступлений на сцене я всегда выкладывалась на сто процентов, досуха себя выжимала. Я глубоко убеждена, что если ты позволяешь себе играть вполсилы, если ты не «умираешь» на сцене, то просто обманываешь и себя, и зрителя. Фальшь на сцене – это саморазрушение и самообман.

Играя навзрыд, сливаясь с героем, на секунды, минуты, часы отказываясь от собственного «я» в пользу чужой и даже придуманной судьбы, вдыхая реплики сценария, становится все труднее «воскресать», возвращаться обратно к себе, несмотря на аплодисменты зрителей и требования выйти на бис.

А эти аплодисменты – как они пьянят, как быстро ты начинаешь зависеть от них! Появляется великий соблазн оставаться в жизни в том образе, который так любит зритель.

Еще, еще, еще! Любите меня, искупайте в овациях. Сама того не замечая, я – всамделишная постепенно вытеснялась в реальной жизни образом красивой, шумной и не очень далекой девицы. «Юля-красотуля» крыла все. С одной стороны – это же прекрасно! Такой образ сделал меня популярной, он всегда будет востребован, потому что – что бы ни происходило – война, голод, падение метеорита – не важно, но мужчина всегда будет тянуться к красивой женщине. Энергия этого межгендерного процесса еще тысячелетия будет согревать человечество.

Казалось бы, ну на что мне жаловаться? Пусть все идет, как идет, отдайся в руки происходящих событий. Но однажды ты перестаешь понимать, где ты, а где образ. Масочка прирастает. Чтобы этого не произошло, нужен выход за пределы сцены, за пределы зрительского внимания. Куда бежать?

Такую внутреннюю империю я нашла в общении с представителями Екатеринбургской епархии. Митрополитом, настоятелями храмов. Стремительная жизнь в творчестве – это безуспешная попытка перебежать на цыпочках бурлящую реку жизни. Вера – это мощный фундамент, усиливающий внутреннюю прочность и позволяющий сделать несколько спокойных шагов по воде.

То, что я соблюдаю пост, участвую в мероприятиях церкви, поздравляю с праздниками – это не показуха и не игра. Это ровно обратное – антиигра. Это – часть моей жизни, максимально удаленная от сцены. Иногда я прихожу в храм, чтобы послушать тишину. Или поговорить в уголке с настоятелем. Не о вере и не о Христе. Я советуюсь по простым жизненным вопросам. Мне важны его ответы, потому что он говорит со мной не как с «Юлей-красотулей», а как с молодой девушкой, которая иногда запутывается в простых вещах – это дистиллированное мнение, очищенное от примеси иллюзий.

Я люблю обедать в дорогих ресторанах, привередлива к качеству устриц и вина. При этом для меня большое счастье – после воскресной службы подняться вместе с настоятелем в трапезную, тесную каморку и поесть из простой, с небольшим сколом, тарелочки обычный капустный салатик, картошечку с легкой котлеткой и выпить сладкого травяного чая. Вся ценность этого места в том, что оно вне сцены. Вот где я могу понять, надета на мне масочка или нет. Понять где я, а где не я.

В Екатеринбурге я познакомилась с семьей одного молодого иерея, Сергия. Вначале мы с ним общались исключительно в стенах храма, иногда в уголке беседовали на различные темы, я просила его дать оценку тем или иным моим решениям в отношениях с людьми, поступкам. Несмотря на свой достаточно молодой возраст, он всегда демонстрировал невероятную глубину мысли. Всегда спокойно, вдумчиво, без тени осуждения высказывал свое мнение.

И как-то так получилось, что однажды мы с подружками пришли в храм, а после службы накопилось так много вопросов, что Сергий просто и невозмутимо сказал: «Юля, все вместе приходите ко мне в гости, я вас познакомлю с семьей».

Конечно, я приняла приглашение. И спустя неделю, всей нашей веселой гурьбой, человек шесть, мы уже стояли под дверями его квартиры в простой типичной панельной многоэтажке.

Дверь открылась, и мы увидели совершенно светского человека, но все с той же пронзающей добротой улыбкой. Рядом с ним – красавица жена, дети. До позднего вечера мы сидели за невероятно вкусным столом, по чуть-чуть пили кагор, и я пытала Сергия простыми, непротокольными вопросами: почему в христианстве поступают так, а не иначе, почему церковь именно так комментирует те или иные события, о смысле традиций и так далее. Это была невероятная встреча, я все время чувствовала бесконечное спокойствие, умиротворение. Никто не пытался меня агитировать, склонять в свою веру – мне простым, понятным языком пытались объяснить сложные вещи. А какой вкуснейший был постный торт!

В том числе, благодаря этой встрече вера стала занимать в моей жизни значительное место. При этом я не превратилась в набожную богомолицу и остаюсь чрезвычайно светским человеком. Но я получила важную зацепку, якорь, который не позволял и не позволяет по сей день окончательно улететь в чужие вселенные.

С той встречи у меня осталась общая фотография, мы стоим все вместе, а на руках у меня – младший ребеночек Сергия. До сих пор хорошо помню и его, и наши разговоры – это для меня одна из таких зацепок.

Сегодня, живя в Москве, я каждое воскресенье утром хожу в храм по соседству. Чтобы побыть в тишине, поговорить с настоятелем, услышать короткие, но мудрые ответы на обычные житейские вопросы. Хорошая получается встряска, когда ты вот так выходишь за пределы сцены.

Глава 24. Первый миллион. Наличкой. Прямо в руки

Осенью 2015 года в «Уральских Пельменях» случился гранд скандал – уход Сергея Нетиевского, одного из основателей еще кавээновского коллектива «Пельменей».

В сентябре 2015 года я пришла на репетицию и впервые услышала разговоры о том, что Сергей, оказывается, очень нехороший человек. Якобы он себе присваивал большие суммы, ущемлял финансовые интересы остальных членов команды. Эти шокирующие слова слетали с уст нескольких человек. Но у меня есть мнение, что это не их мысли, а людей, скажем так, не из творческой части коллектива.

Не буду скрывать, после того, как наше шоу начало рвать в клочья все рейтинги на телеканале СТС, мы все стали прилично зарабатывать. Появились квартиры, машины, мы ни в чем себе не отказывали. И чем больше становилось денег, тем сильнее росли аппетиты.

Ни с чем не сравнимое чувство – держать в руках миллион рублей наличными. Честно заработанных, которые ты сейчас можешь потратить на что угодно. Да хоть сжечь. Они твои. Помню, когда я только пришла в КВН, для меня сто рублей были серьезные деньги. Можно было проехать на трамвае туда и обратно, пообедать и еще останется на жвачку или новый ободок. Тогда мне казалось, что миллион – это какая-то космическая сумма, на нее можно жить лет пять – не меньше!

Когда этот миллион оказался у меня в руках – шесть пачек мятых неновых купюр, завязанных резинкой, моей первой мыслью было: «Какие тяжелые, они же не войдут в мою сумочку…» Потом начала прикидывать: машина, которую я хочу, стоит в пять раз дороже. Квартира – в пятнадцать. Теперь я видела в этой куче денег только возможность отдохнуть на море и неделю покутить в ресторане. Какие пять лет жизни? Мне хотелось десять миллионов. Казалось, что только такая сумма еще как-то поможет мне выжить.

Я понимаю, что сейчас пишу жестокие вещи, потому что далеко не каждый житель России может ежемесячно видеть в своих руках и пятьдесят тысяч. Но мне кажется важным, основываясь на личном опыте, показать, что денег много не бывает. Если поставить перед собой цель – много заработать, то вы всю жизнь посвятите только этим бумажкам. А саму жизнь не увидите, не почувствуете. Потому что «много» в отношении денег – никогда не достижимая величина.

Конечно, деньги имеют большое значение, но не главное. Потому что не их количество является решающим для твоего развития. И твое развитие, настойчивость и талант определяют, сколько ты заработаешь. Я это поняла очень быстро.

Поэтому я растерянно смотрела на эту грызню вокруг того, что кто-то кого-то «объел» и увел из-под носа очередной миллион. Это настолько расходилось с моими взглядами на жизнь, на творчество, что я самоустранилась от процесса.

Но постепенно накапливалось тянущее чувству неуютности. Знаете, когда ругаются мама и папа, ребенок просто закрывает лицо руками в надежде спрятаться в «домике», ведь он не может решить, кто прав и кто виноват – это родители, они оба непогрешимы.

Примерно такое же чувство у меня возникало во время споров о Нетиевском. Я закрывала лицо руками и каждый раз вспоминала сцену, как мы почти всей командой стояли около роддома, где только что на свет появился ребенок Сергея, и, весело обнявшись, во все горло орали: «Поздраааавляем!». А как иначе? Он был почти родной человек. Его счастье – наше счастье. Это пьянящее чувство единения. Помню каждую улыбку, каждый взгляд…

Нетиевского исключили из коллектива. Как это случилось? Когда это все началось? Я не расскажу вам, где правда. Не потому что не хочу – я не знаю. Это настолько запутанная история, что даже в судах который год не поставлена точка.

Возможно, именно это событие стало причиной моего внезапного увлечения политикой – как брошенный камень, оно взбаламутило воду, нарушив безмятежный и устоявшийся ритм жизни в коллективе. Например, я психологически стала допускать для себя, что за пределами «Уральских Пельменей» можно позволить себе нечто большее, чем скромная общественная деятельность. Хотелось чего-то грандиозного, но тогда я еще не понимала, чего именно.

Знаете, это как в детском саду. Детишки гуляют только у себя в закутке, на верандочке, а за пределами дворика – неведомая и опасная территория, где обитают бабайки, и воспитатели категорически запрещают туда ходить. Но стоит одному ребенку пробраться сквозь кусты в соседний двор, как остальных детей – тех, что посмелее – начинает манить неведомый новый мир, где-то там, за горизонтом. Любопытство начинает перевешивать страх.

Со мной, видимо, произошло нечто такое же. Нет, линейной зависимости ухода Нетиевского не было. То был скрытый, тонкий психологический процесс, неявные размышления, которые в итоге привели к появлению конкретной мысли: «Надо попробовать!».

Забегая немного вперед, скажу, что увлечение политикой утвердило меня в мысли, что самая главная опасность для творческого человека – стабильность. Во что бы то ни стало надо ее избегать. Убегать от нее, сверкая пятками.

И этот надвигающийся – крайне увлекательный и непростой период нестабильности – полностью изменил мою жизнь.

Глава 25. Как я пошла в политику

Политика стала принципиально новым этапом в моей жизни. Хотя вроде бы, почему? Я продолжала жить в том же городе. Однако для понимания причин радикальных изменений, надо иметь в виду, что у меня сильно изменился круг мужского общения. Театралы и кавээнщики сменились политиками. Это мужчины совсем из другого теста. Иногда я ловила себя на мысли, что они настолько иные, словно прилетели с другой планеты.

Не сказать, что мне в этой сфере все было в диковинку. С миром политики я пересекалась на уровне знакомств с чиновниками и депутатами. Екатеринбург, хоть и миллионный город, но здесь все друг друга знают. Тем более это касается политиков, которые ходят в одни и те же бары, курсируют между одними и теми же кабинетами и резиденциями. Учитывая, что политическая жизнь в Екатеринбурге по накалу страстей и бескомпромиссности конкурентной борьбы едва ли не самая бурная после Москвы и Питера, курсировали чиновники часто, интриг было много.

Внедрение в этот круг общения шло постепенно. Точкой входа стали «Пельмени» и корпоративы – и здесь я вновь хочу сказать спасибо Сергею Исаеву, – а также работа на телевидении. В общем, к 2016 году политики в целом меня узнавали и принимали в компаниях, где завязывались неформальные знакомства.

Несмотря на это, в тонкостях непосредственно самих политических процессов я разбиралась плохо. Я знала фамилии – Путин, Медведев, лично была знакома с нашим губернатором, группой местных депутатов, силовиков. Но для меня они были просто интересными людьми, которые где-то там в очень важных кабинетах работают, а в обычной жизни – прекрасные собеседники, с увлечением рассказывающие мне, чем дышит Россия и какое будущее нам всем уготовано.

Особенно глубоко я во все это не вникала. Для меня рассказы про политику были, как школьный урок химии: опыты классные, дым, шипение, изменение цвета. А почему так происходит – непонятно. Я получала интеллектуальное удовольствие от описания последствий, не разбираясь в причинах.

Депутат Ш. оскандалился в присутственном месте. Ха-ха. Министр П. купил себе новую иномарку. Вау! А вот Москва решила дать нам денег на дороги. Прекрасно! Хотя я думала, что это выглядело так: какой-то чиновник в столице взял из кладовки сто килограммов денег, упаковал их в чемодан и отправил на Урал. Где сказали «ура» и все потратили тут же – безусловно, только на полезные дела.

Однако для меня оставалось загадкой, чем министр отличается от депутата, кто назначает пенсию, кому положена служебная машина…

Постепенно у моих знакомых начали проскакивать фразы о том, не пора ли мне присмотреться к своему месту в политической машине. Первый раз случился еще в году примерно 2013-м, во время очередных посиделок в кругу высокопоставленных чиновников. Мне в шутку предложили:

– Юлька, а хочешь Министерство культуры возглавить? Сделаешь культуру красивой и веселой! А что? Кайф!

– Да она, культура эта ваша, и так вроде ничего, – отметила я, мысленно уже соглашаясь на предложение.

– Да не очень, – качали головой чиновники. – Свежего дыхания нет, все пропахло нафталином. Плохо получается продавать массам «генеральную линию партии» средствами искусства. У нас сейчас столько развелось художников разных, современных, акционистов. Подходы новые! А ты – молодая, ум у тебя подвижный – вообще идеальная фигура.

Диспут о современном искусстве изрядно затянулся. Но в конце мы все обнялись и порешили: быть Михалковой министром культуры. Быть!

На удивление, утром я вспомнила о предложении и, понимая, что это была шутка, все-таки направила смс самому высокопоставленному человеку из вчерашней компании: «Привет! Согласна. Хочу в Минкульт. Когда на работу выходить?» И специально поставила в конце пять смайликов. Чтобы наверняка.

С той стороны тягостное молчание растянулось до следующего утра. В 9 часов 37 минут я получила ответную смс: «Ну, ты понимаешь, тут, в общем…» А главное, смайликов не было в ответе. Как серьезно!

С другой стороны – мы договорились, что я пойду в Минкульт. А вот когда я туда пойду – об этом все технично умолчали. С мужчинами всегда так: если договариваешься – то надо сразу обо всем. А так… Кто знает, может, лет через десять стану и я министром.