Текст книги "Cave/Пещера"

Азарт

Часовой отдых после легкого перекуса был крайне необходим измученным путешественникам. До какой степени они израсходовали свои силы, стало понятно только сейчас, когда можно было лежать в относительной безопасности, не шевелиться и прислушиваться к собственным телам. У туристов каждая клеточка тела ныла так нестерпимо, что на время даже разговоры в гроте стихли.

Влада задремала, свернувшись калачиком на туристической «пенке», на которую сверху был накинут еще свитер и куртка для хотя бы видимого увеличения мягкости. Сейчас она была даже красива – молчаливость ей вообще шла куда больше заносчивости. Жаль только, что никто ей об этом так и не сказал. Сейчас ею даже можно было бы залюбоваться, если не знать, на что она способна, когда открывает рот. Удивительно, как поступки, поведение и характер может испортить весьма привлекательную внешность. Удивительно, как последствия скандальной жизни в режиме ежедневной шоковой терапии с параноиком мужем и собственными неуемными амбициями могут приправить лицо глубокими морщинами в возрасте, когда морщинам на лице еще не место.

Олег долго лежал, вперив взгляд в потолок. Он следил за причудливыми тенями на каменных сводах, которые отбрасывали огни лагеря. Его лицо было словно выточено из камня – такое же жесткое и серое. Он источал напряжение и сильное сожаление. Но сожалел он далеко не о тех поступках, которые требовали наличия совести, а о том, что оказался в этом месте, в это время и в этой компании. А напрягся он от того, что впервые за десятилетия он не мог управлять ситуацией, а межличностные манипуляции не спасут положение, как бы виртуозно они ни были исполнены. В конце концов, Олег демонстративно вынул из кармана бесполезный телефон и включил в нем музыку, затыкая уши белыми наушниками. Минуту спустя он уже закрыл глаза и погрузился в себя.

Оказавшись в относительном уединении, Саша и Патрик какое-то время молчали, каждая из них будто переводила дух и собиралась с мыслями. У Александры крепло странное чувство внутри – казалось, что ее непреодолимо засасывает в загадочную, манящую и опасную бездну. И от нее ничегошеньки не зависит. А возможно, и зависит очень многое. Этого она не знала.

– Что там произошло, Алекс? – Патрик сидела напротив девушки и, заговорив, смотрела ей прямо в лицо. Саша устало, но в то же время беспечно и расслабленно откинулась назад к каменному своду, расправляя гудящие плечи.

– Я могла бы сказать, что не уверена, только для того, чтобы в это не верить. Но сейчас я далека от сантиментов такого плана, – улыбнулась она ровно и немного грустно. – Поэтому я скажу, что уверена. Уверена, что он разжал свою руку, а не выпустил от бессилия. А это значит, что он со мной попрощался.

– Он намеренно отпустил тебя, чтобы ты разбилась? – голос Патрик звучал бескровно.

– Возможно, эта случайность сыграла ему на руку, и он реализовал в ней свои особенные чувства ко мне… Знаешь, в какой-то мере я даже рада.

– Чему?

– Я впервые за столько лет увидела, что он действительно что-то испытывает ко мне. Не важно, что на краю пропасти. Не важно, что убивая меня. Сам факт.

– Пещера начала давать вам свои уроки и свои шансы, – Патрик задумчиво провела рукой по волосам. – Ты испугалась?

– Нет, Патрик, ни один нерв не напрягся.

– А что ты чувствовала?

– Азарт, – Саша удивилась как быстро и точно определила свое состояние одним словом.

– А любовь? Любовь была в тот момент?

– Нет. Не было, – четко и без особых эмоциональных стенаний ответила Саша и подумала, что, оказывается, очень легко отвечать на правильно поставленные вопросы. Хотя стоп. – Патрик, ты знаешь про любовь? Откуда?

Патрик подавила желание расхохотаться в голос и лишь широко и откровенно заулыбалась, затуманивая на миг влажным блеском своих глаз разум собеседницы:

– Мне пятый год подряд исполняется тридцать пять. Я живу в Нью-Йорке – городе искусства и порока. Скажи, у меня есть шанс не знать про любовь?

Саша оценила тонкость юмора и исправилась:

– Ну, конечно, ты вообще не имеешь права не знать про любовь. Но я спрашивала про нас с Олегом. Что ты знаешь?

– Я могла бы напугать тебя до полусмерти своим ответом в других обстоятельствах, – залихватски прищурившись, экстремальный гид стала похожа на дерзкого, самоуверенного пацаненка. – Но теперь ты скорее порадуешься.

Патрик наклонилась чуть ближе к Саше. В этом движении было немного флирта, приправленного граненым соблазном, но оно имело абсолютно практичное значение – с этого момента их не должны были слышать:

– Я знаю про вас с Олегом все, что ты мне рассказала во время своих прошлых приездов.

– Я бывала здесь даже не один раз? Боже милостивый, я вспоминаю всякую болезненную ерунду, а о чем-то хорошем вспомнить не могу! – Саша выдохнула и с облегчением, и с удивлением одновременно.

– Не думай, что это особенно хорошее. Ты сюда сбегала. Пока не нашла меня, – глаза Патрик казались уже то ли знакомыми, то ли изученными.

– И ты меня спасла? – Саше и правда становилось все легче и легче.

– Скорее обанкротила, – на этот раз Патрик расхохоталась в голос, но туристы в другом конце зала не отреагировали на громкий звук. Уже спокойней и с удивительной глубиной она продолжила: – Ты была всегда подавлена и раздавлена. Все время оборачивалась, думала обо всех, кто плевал на тебя. Ты близорукая, добровольная жертва – проживала десятки чужих жизней и наивно ждала каких-то глупых чувств. Но таких, как ты, не любят. За счет таких, как ты, живут, поправляют здоровье. Таких, как ты, сначала используют, а потом выбрасывают. Ты не могла вызвать никакие чувства, кроме жалости.

– Очень похоже на то, что я сейчас вспоминаю, – протянула Саша, внутри у нее все сжалось в ледяной комок. Она почти ощетинилась, но не отрывала прямого взгляда от собеседницы.

– Ты всегда опускала глаза в пол, все терпела, сдерживалась, извинялась. И была уверена, то это и есть высшая добродетель, – Патрик уже улыбалась, вспоминая что-то только ей одной теперь известное. Несмотря на то, что она говорила не самые приятные вещи на свете, она делала это достаточно мягко, чтобы не задевать чувства Саши. – Я отлично понимаю, почему твои друзья сейчас так осторожны с тобой.

– Почему?

– Ты потеряла память, а значит, потеряла львиную долю информации о них, которая, по сути, тебе никогда не была нужна. И они стали тебе безразличны. Ты их видишь такими, какие они есть – без своих идеалистических проекций.

Саша попыталась что-то сказать, но лишь поперхнулась воздухом. В ее глазах метнулась почти беспомощность. Она почувствовала себя совершенно голой – нервами наружу – перед женщиной, которая знала о ней больше, чем она сама сейчас о себе знала. Такая вот злая ирония судьбы.

– Так что же мы тут делаем в такой компании? – Саша взяла себя в руки, хотя впервые она ощутила, что такое слезы злости, которые подошли близко к горлу.

– Пытаемся спасти наши задницы… – усмехнулась Патрик. Она быстро выключила зазвучавший таймер на правой руке и провела ладонью по щеке немного растерянной Саши. – Причем теперь в прямом смысле.

Саша рассмеялась – удивительно, как Патрик удавалось эмоциональные тупики превращать в ажурные кружева дорогих шелков одним легким жестом.

– Мне пора выдвигаться – прошло полчаса, – ободряюще улыбаясь, Патрик поднялась и накинула на плечи рюкзак, следом за тем она экипировалась аварийными инструментами и проверила работу фонаря. – Надо идти вперед, проверить путь к реке, иначе мы тут застрянем.

Она уже отошла к левому проходу, когда обернулась к Саше и тепло распорядилась:

– Не ругайся тут с ними, я скоро приду.

– Да, мэм, – отсалютовала Саша.

И уже вполоборота, на ходу, Партик добавила:

– И еще… никогда больше не стесняйся своей красоты.

Она уже исчезла в проходе, когда послышался хриплый и ехидный голос Влады:

– Мамочки, какие сюси-пуси. Девка-то огонь, разведет, и не заметишь, как американским шпионом станешь.

– Ты сама-то себя слышишь? – вскинулась Саша. – Каким шпионом?

– Ну, это что вам там ближе – я не знаю, – Влада пыталась подняться с неудобного ложа, все тело ломило, что вызывало еще большую волну негатива в голосе. – Ты, главное, не стесняйся своей красоты, остальное эта бравая солдатка все сама сделает.

– Только не делай из себя знатока бравых солдаток и женской красоты. Тут-то ты ну никак не отличилась, а значит, блеснуть уже не выйдет, – Саша говорила ей в тон, ничуть не уступая. В голове все еще звучали характеристики, которая давала ей Патрик чуть раньше, звучали все отчетливее и отчетливее, напоминая звук набата.

– Я, по крайней мере, знаю, что такое качественный уход за собой и опрятность, – не уступала Влада.

– Никакие сакральные знания, поверь, не сделают тебя ухоженнее или красивее, если ты несчастная, злая и недовольная своей жизнью. Можешь сутками сидеть в салонах, закалываться у косметологов ботоксом, но все твои беды все равно будут у тебя на лице.

– Ах, прости, я забыла, что ты у нас самая счастливая и успешная – идешь по жизни с нимбом в зубах.

Саша не выдержала и рассмеялась:

– Нимб в зубах всего лишь мешает зубоскалить, а эмоции дают нашим лицам жизнь. Мимические морщинки от улыбок – самые правильные, это естественная красота.

Влада пришла в настоящую ярость от того, что Саша, вопреки всем привычным формам общения с ней, не сникла, а с еще большим мастерством поддерживает скандальный и бесцеремонный тон.

– Ты, мать, борзеешь прямо на глазах, – заявила она, прикуривая нервно сигарету. – Раньше рта не открывала без разрешения, а теперь смотри-ка, как тебя колбасит. Только надолго ли? Все равно ведь начнешь выздоравливать. Мозги-то на место встанут, память-то вернется. И вот я поржу тогда, как тебе совестно за свое поведение станет. Глядишь, обходительнее, чем раньше, будешь в счет чувства вины – а это уже запредельный драйв. Считай, я тебе сейчас карт-бланш даю из сострадания к глупой твоей голове.

Саша промолчала. Она с интересом слушала Владу, ничего похожего на обиду или страх перед таким напором она не испытывала. Ей было интересно, как далеко может зайти эта девушка в своей запойной истерике. И совершенно удивительно ей было то, что Влада ни на долю секунды не сомневалась не только в своей правоте, но и в своем праве высказывать эту сомнительную точку зрения в таком заносчивом и площадном тоне. Откровенно говоря, Саша наблюдала за подругой со смесью любопытства и брезгливого ужаса – так смотрят, пожалуй, на умалишенных в стадии аффекта.

– Ты красиво рассуждать умеешь, а пожить вообще не пробовала? – продолжала набирать обороты Влада. – Ты затравленная, скучная, закомплексованная девка. Тебе красок только я давала в твоей жизни. Если бы не я, ты бы вообще никогда из своего дома не вылезла. Что ты из себя представляешь? Только мегамозг, а как его применить, опять же я тебе подсказывала. Кто тебе так еще в лицо всю правду скажет? Никто! Потому что всем плевать на тебя. А мне не все равно. Я тебя, ненормальная, всегда больше всех любила. Добрая ты – блаженная дурочка.

– Что я из себя представляю… – задумчиво повторила Саша, проваливаясь в свои мысли и уже не слушая звучащий комментарий, только в глазах у нее поблескивал нехороший огонек.

– Ну да, коренная Москва – давай блесни своим сумасшедшим ремонтом в элитной хатке, крутой тачкой… что там у тебя еще есть… Больше и перечислить-то нечего. Откуда только что берется. А ты попробуй все заработай жопой с нуля, поживи полжизни в говне, замуж за москвича сходи – сразу поймешь, что почем.

– А, вот что ты имеешь в виду под «пожить попробовать», а то я что-то нить разговора потеряла, – снова рассмеялась Саша.

В проходе показался свет и послышались шаги. Достаточно быстро вернулась Патрик. Можно сказать, что в самый разгар бушующей ссоры. Влада была вне себя. При виде Патрик ее буквально начало трясти.

– Я нашла ручей – он правда совсем рядом. Надо собираться и идти, – скомандовала Патрик. – Путь по руслу должен быть не такой узкий, но там много высот и скользко. Буди Олега.

Саша повернулась к Олегу и с удивлением обнаружила, что он не спит, а, повернув лицо в сторону подруг, вынул наушники и спокойно слушает излияния Влады. Теперь Сашу уже тряхануло – быть рядом, слышать такие наезды и хладнокровно не вмешиваться – на это способен только настоящий подонок.

Девушка оглянулась на Патрик – та была собрана и сурова. И снова мимолетная встреча взглядами зарядила ее силой. В свою очередь Влада в присутствии Патрик перестала испытывать Сашино терпение. В нехорошем молчании все трое стали собирать лагерь и очень быстро снялись с места.

Боль в мышцах поутихла, но по прохождении первых десяти метров стала вновь ощутимой и мучительно тягучей. Первой традиционно шла Патрик со снаряжением, за ней Олег, так и не проронивший ни слова, потом – Влада, периодически отпускающая еле слышные матерные комментарии, замыкала колонну Саша, внутри которой глухо клокотали мысли и закипали нешуточные страсти.

Проход, через который они двигались в сторону ручья, начинал сужаться в потолке, но лишь на небольшом отрезке им пришлось ползти, весь дальнейший путь они шли в полный рост, что значительно облегчало задачу. Они свернули два раза в боковые тоннели и спустя совсем немного времени вышли на берег небольшой речушки, если это описание уместно для подземелья. Освещенный фонарями, а затем и фальшфейером берег представлял из себя большой каменный свод, стены которого образовывали отвесные берега, с потолка здесь таинственными тенями бликовала вода. Вода же была просто невероятно чистой, прозрачной, обжигающей гортань прохладой и удивительным свежим вкусом. Такую воду, наверное, называют кристальной – живой водой.

– Здесь уже могут водиться слепые рыбы, – прокомментировала Патрик, когда путешественники спустились к воде и жадно к ней припали.

Они оторвались от воды и после непродолжительного созерцания на открывшиеся им пещерные красоты отправились дальше следом за гидом. Особенность передвижения по скалистому берегу сразу замедлила их передвижение вдвое. Скользкие камни – травмоопасны, преодолевать склизкие валуны с глубокими расщелинами для новичков было невероятно трудно при полной невозможности перепрыгивать с камня на камень. Приходилось буквально перебираться на карачках по валунам, контролируя каждое движение, – переломать ноги ни на земле, ни под ней не улыбалось никому. Порой приходилось почти ложиться на стены и держаться за их каменистую поверхность. Сейчас именно стены становились самой надежной опорой. Надо было только вжаться в стену всем телом и заставить свое сознание представить, что ты с ней слился, – тогда твои ноги будут ровно перешагивать по скользким камням на самых узких участках.

– А, вспомнила, – вдруг затормозила перед Сашей Влада, разворачиваясь к ней лицом. Девушка никак не успокаивалась, а, видимо, только накручивала себя, и чем труднее был путь, тем сильнее накручивала. – Твои достижения! Квартира, машина и, ясный перец, идеальные родители – святая мама тебе хомут на шее еще не ослабила, а?

Саша не стала ждать продолжения. Все произошло очень быстро. Молча, без лишних прелюдий, она сделала шаг вперед в сторону Влады левой ногой и быстро перенесла на нее центр тяжести. Молниеносно, не дав сориентироваться девушке, она чуть развернула корпус и выкинула вперед правую руку. Влада получила четкий правый прямой удар. Александра была спокойна и вложила в него все силы, она била наверняка. Хотя это и был первый удар в ее жизни. Она не могла даже представить себе, что способна не то чтобы ударить, но даже замахнуться на живое существо. Чаще всего именно Александра становилась жертвой агонизирующих в собственных припадках неуравновешенных личностей. И она панически боялась любого физического насилия, даже на уровне банального взмаха рукой, который мог стать размахом для пощечины или удара. Удара, какой она сейчас бесстрастно и невозмутимо нанесла в лицо Владе.

Голова Влады откинулась назад, она закричала и рефлекторно отступила назад, теряя равновесие. Ее не сильно, но откинуло на стену свода. Падая, она ударилась об нее затылком.

В считаные секунды рядом с ней оказался Олег, так как был ближе всех и видел все, что произошло. Патрик появилась так же стремительно, но чуть позже.

– Ты совсем рехнулась? – заорал Олег на Сашу, рефлекторно надвигаясь на нее всем телом. Но тут же был остановлен сильными руками Патрик, которые вжали его спиной в стену:

– Никто никого не трогает, – в голосе звучала угроза, похожая на приглушенный звериный рык.

Влада стонала, сидя на корточках. Она завела руку на затылок и с недоумением уставилась на окровавленную ладонь. Потом перевела взгляд с нее на Сашу, которая все еще абсолютно невозмутимо стояла рядом.

– Что это было? – в каком-то почти детском замешательстве спросила Влада, обращаясь к Саше.

– Выздоровление, – коротко бросила ей та, философски наблюдая, как Патрик осматривает лицо подруги и рану на ее затылке.

Пистолет

– Надо пройти этот участок и найти место для лагеря. Чтобы я смогла осмотреть рану, – Патрик обернула вокруг головы Влады платок, похожий на потертую бандану, и закрепила ее шапкой-подшлемником. – Голова сильно кружится? Можешь сама двигаться?

– А куда я денусь, – удрученно проговорила Влада, – вы же меня на себе не попрете.

– Я пойду с тобой – замыкающей, буду тебя страховать. Алекс, ты иди первая. Наша цель – любая сухая и надежная площадка. Олег за тобой. Старайтесь двигаться скорее, но очень осторожно. И я запрещаю вам любые разговоры.

Патрик оценивающе взглянула на Олега, затем перевела взгляд на Сашу и кивнула вперед, давая понять, что никаких обсуждений ее распоряжений сейчас не будет.

– Ок, – бросила Саша и отправилась вперед, цепляясь руками за каменный свод. Она не оборачивалась, но слышала, что Олег и вся процессия двинулись вслед за ней мгновение спустя.

Никто не разговаривал. Всем было трудно идти, не говоря уже о том, что туристы получили травмы. Подземную тишину нарушали шумные выдохи и сдавленные стоны. Было бы даже очень похоже на акустическое сопровождение тренировок в силовых залах фитнес-центров, если бы не шум текущей воды и угрожающий срежет камней, которые точило и двигало ее течение.

– Не волнуйся, – донеслось из-за спины, совсем близко и не громко раздалось от Олега, – там, скорее всего, как у Дари была травма, помнишь, в школе – рассечение, поэтому и кровь. Все с ней хорошо будет.

Саша не ответила и не обернулась. Она ускорила шаг, насколько это было возможно. Ей не хотелось сейчас вступать в этот диалог. Не хотелось видеть союзника в его лице, а тем более его участия. Более того, она не собиралась даже сама с собой обсуждать и анализировать свой поступок. Все ее мысли и чаяния были сосредоточены сейчас на собственном теле – физические усилия, которые она прилагала для движения вперед, становились для нее серьезнейшим испытанием.

Но сознание начало само защищаться от этой нагрузки. Напоминание Олега предстало перед внутренним взором Саши, и она лишь сильнее начала цепляться за стены, понимая, что сил нет, и она не сможет отмахнуться от волн так избирательно оживающей памяти.

Сейчас на нее уже смотрели огромные, полные детскими идеями глаза Дари. Нил нарезал круги по периметру кухни и нудно что-то клянчил. Марка не было дома. Традиционный семейный вечер. Олег готовит. Кухня здесь была сосредоточением всех событий, она была сердцем и энергетическим центром дома. Всегда открытая форточка, запах сигарет и домашней еды. Один из неоспоримых талантов Олега – способность организовать вокруг себя пространство, настолько универсальное по комфорту и уюту, что человек любого статуса и пола будет чувствовать здесь себя гармонично, буквально «залипая» в это пространство. У него обязательно сложится впечатление, что здесь ждали именно его. Этот эффект на собственной шкуре и в полной мере ощутила и Саша.

В обычные вечера они выгоняли спать мальчишек и оставались за столом, обсуждая бесконечные вопросы по работе и по жизни. Тем для обсуждения было всегда много. Эти вечерние сеансы ментальной близости сопровождались возлияниями холодной водки. Бутылка стояла за жалюзи на подоконнике, чтобы не попадать в поле зрения снующих в кухню даже после «отбоя» детей (попить, съесть котлетку, попросить печеньку). Рюмки убирались туда же сразу после их опустошения. Этот метод выпивки надолго врезался в сердце Саши.

В первый раз она обратила внимание на эту разящую остротой и горечью картину на кухне предыдущего жилища этого семейства. Она была у них в гостях, сидела за кухонным столом, что-то весело вещала, мальчики забегали попить и перехватить что-нибудь до ужина, Олег колдовал у плиты. Он все время громко требовал закрывать за собой двери, мотивируя это тем, что в помещении открывают окна и курят. Однако причина была не только в этом. Как только за детьми закрывалась дверь, хозяин хорошо отлаженным жестом на полном автомате, не прекращая разговора, открывал навесной кухонный шкаф, где на самом виду стояла бутылка водки и рюмка, прицельно плескал сто грамм в рюмку и залпом вливал жидкость себе прямо в горло, резко закидывая голову назад. На долю секунды замирал, переводя дух, возвращал рюмку на место и аккуратно прикрывал дверцу шкафчика. Это почти ритуальное действо называлось «пить в нычку» и занимало от силы четверть минуты. Саша сначала испугалась, понимая, что наблюдает банальный бытовой алкоголизм. Но затем увидела в этом поведении столько красоты, сочного надрыва и даже брутальной стати, что начала изнывать от наслаждения, наблюдая за выверенными жестами Олега и его упоением своими внутренними грозовыми метаниями в духоте и осознании собственной роли. Не выпивать, будучи с самим собой, он просто не мог. В свою очередь, не любить в Олеге каждое проявление его души не могла Саша. И все чаще и чаще бросала машину, оставалась ночевать, чтобы принять участие в этом разрушительном ритуале, который и сама уже называла «ритуальное разрушение собственного тела».

Но у Саши была врожденная устойчивость к любому алкоголю. Она могла пить наравне со многими (единственное, что напитки она все-таки выбирала всегда очень тщательно и капризно), но не терять контроль над собой и ситуацией. Она попросту не могла расслабиться мозгами так, чтобы «упасть под стол». А следовательно, не достигая того состояния, которое и вызывает психологическое привыкание, она не боялась никаких форм алкогольной зависимости.

Они могли сидеть на кухне до утра. Оба любили пить водку в лучших русских традициях под жареную картошку и селедку. Курить и тихо разговаривать в уютном полумраке. Фоном к их беседам был звук включенного телевизора. Их разговоры часто становились болезненными, фатальными. Обычно немногословный Олег в такие вечера говорил много, и часто между строк в нем было много горячности и непроницаемости одновременно. Словно говорил с непривычки, разминаясь, так глубоко изнутри, что на поверхность доходила сплошная искаженность. Иногда были пьяные слезы. Переносить такие ночи для Саши было труднее всего. Она балансировала на грани жизни и смерти, когда видела, как истошно мучается Олег. Но причины его измывательств над самим собой были Саше непонятны, и она не видела смысла влезать с ногами в чужую душу и вынимать из нее наготу, которая впоследствии может оказаться сплошной сажей. Скорее всего, Саша интуитивно чувствовала, что причина этих мужских слез разорвет ее на части. Она предпочитала упиваться сильнейшими эмоциями в своей жизни, обращать даже самые неприглядные и нездоровые из них в блистательную красоту и столь же энергично транслировать их в окружающую реальность.

Но не проваливаться следом за Олегом в его тягучую, сложную, гулкую атмосферу было просто невозможно. Это напоминало очень страшный сон. Навязчивый сон, значение которого ты не можешь разгадать, а он повторяется снова и снова, стирая грани между подсознанием и реальностью. В одной из таких реальностей, которая показалась сначала безумным сном, Олег на глазах у Саши вспорол себе левую руку острым лезвием кухонного ножа. Молчание, в глотке привкус спирта, слез и сигарет, он, красивый и страшный, – смотрит на собственную кровь – опустошенно.

На следующий день Олег зашил глубокую рану швейной нитью. Через неделю пришел к Саше с просьбой снять швы. Протягивая руку под электрический свет лампы, он обнажил перед трясущейся всем телом Сашей уродливый шов с всохшей в плоть нитью на венах. Тогда, преодолевая собственную оторопь, Александра поняла, что никогда его не разлюбит.

Эти по-настоящему сюрреалистические, жутковатые картины сменялись буднями, полными забот, волнений и событий. То они устраивали чуткие приемы для родителей, приглашая их на веселые обеды. То устаивали семейные советы с обязательным разносом провинившихся. То придумывали собственные праздники – на полном серьезе в этой семье отметили 21 декабря 2012 года, когда весь мир ждал конца света. То сбегали ото всех и летали на прогулочном самолете. Всем окружающим – друзьям, знакомым, клиентам, соседям – они казались неугомонной и шумной семьей, «как в американских фильмах». Ассоциации усиливались благодаря тому, что ездило это семейство исключительно на классическом американском внедорожнике.

Однажды они даже чуть не купили дом на берегу Черного моря…

Саша не могла больше вспоминать. Она болезненно застонала и согнулась пополам, переводя дух. Вернувшись в каменную реальность в обессиленное тело, она уже и не знала, где хуже – в собственной памяти, которая по наказу врача возвращается кусками, и все эти воспоминания она вынуждена переживать заново, или в этом подземном лабиринте, бесконечном, пугающим зевом провалов и пустот, холода и темноты. Давление на психику становилось просто колоссальным. Почти беспомощно Саша обернулась назад и увидела такое же измученное лицо Олега. Тот еле передвигал ноги и не отрывал взгляда от дороги, боясь поскользнуться от бессилия. Саша в тот момент почти увидела в нем того своего Олега, с которым и в машине, и на кухне, везде она чувствовала себя в безопасности, потому что на уровне энергетики и каких-то неведомых простому человеку тонких материй Саша чувствовала себя с ним одним целым. Это когда находишься рядом с человеком, знаешь, что он здесь, рядом, но тебе также свободно и легко, как будто ты один, сам с собой в комнате.

– Что? – Олег почувствовал, что Саша остановилась. И поднял на нее глаза. Его взгляд был совершенно пустой, холодный и чужой. Ничего общего с родным домом.

– Ничего, просто отдышаться надо, – выдавила Саша и отвернулась, продолжив движение вперед. Она помнила, что надо искать ровную и сухую площадку. Ей показалось, что впереди она заметила что-то в свете фонаря, и собрала последние силы для рывка.

Метров через пятнадцать она действительно обнаружила провал, который открывал спуск к ровной площадке ниже у реки. Она подала сигнал Олегу и очень медленно спустилась. Затем помогла спуститься ему, подстраховывая снизу. Патрик с Владой показались буквально двумя минутами позже. Влада тяжело дышала и периодически закатывала глаза. По Патрик было вообще не заметно ни малейшей усталости – она двигалась жестко, уверенно, и чувствовалось, что внутри у нее еще довольно большой запас сил. Такая выносливость не могла быть натренирована в спортивном зале – это было похоже на специальную подготовку. И, по правде говоря, подготовку далеко не спелеологов-любителей, а уровнем не меньше армейского. Патрик помогла Владе опуститься и сесть на землю. Саша приняла девушку снизу и буквально на руках спустила ее на площадку.

– Достаньте бутылку и наберите воды, – скомандовала Патрик.

Когда Олег принес воды, Патрик распорядилась:

– Алекс, ты свети мне двумя фонарями. Олег, смочи это водой и подай, когда скажу.

Затылок Влады не представлял из себя ничего особенно страшного – судя по всему, была рассечена кожа, собственно, поэтому кровила. Можно сказать, что это была глубокая царапина, а болело именно место ушиба. Патрик при помощи Олега промыла рану и снова перевязала голову, аккуратно закрепляя поверх повязки подшлемник.

– Может быть легкое сотрясение, – прокомментировала Патрик. – Кровь уже почти не идет. Кружится?

– Да, – кивнула и сразу скривилась Влада, – но сейчас уже меньше.

– Тогда, похоже, точно сотрясение. Но это не смертельно, – Патрик заулыбалась.

– Тут же есть вода, – как-то непонятно попыталась выразить свою мысль Влада.

– Ну? – поддакнула Саша.

– Вы меня очень извините, но дайте мне глоток виски, – почти умоляюще вырвалось у девушки. – Если нельзя было пить из-за того, что жажда, то тут ведь есть вода…

Просьба пострадавшей была такой жалобной, что Патрик сама достала бутылку и протянула ей:

– Есть тебе сейчас нельзя, а остальные могут перекусить.

– Нет, – твердо отказалась Саша. Даже мысль о еде вызывала у нее отвращение.

– Согласен, – отозвался Олег из темноты, потому что выключил свой фонарь. – Надо экономить.

– Хорошо. Тогда отдыхаем пятнадцать минут и идем дальше. Еще немного, как мне кажется, и мы выходим к озеру. Там уже можно будет и сориентироваться, и поесть, и поспать.

– Ты стала понимать, где мы? – поинтересовался Олег без враждебности, на которую ни у кого не осталось сил.

– Ну, до этого момента я оказывалась права, – не переставала открыто улыбаться Патрик. – На всякий случай экономьте батарейки. Я оставляю свой. Гасите фонари. Ставлю таймер на пятнадцать минут.

– Как в пионерском лагере, – брякнула Влада. Но все послушались гида.

Стало совсем темно и тихо. Журчание воды почти укачивало, но мышечная боль не давала расслабиться.

…Однажды они даже чуть не купили дом на берегу Черного моря.

Саша с маниакальным упорством, сама того не замечая, вернула себя к этому воспоминанию. Это был канун Нового года. Саша одновременно и любила, и боялась этого праздника. В силу того, что большую часть жизни она была лишена семейного очага и настоящего дома, она очень болезненно относилась к семейным праздникам. Олег это знал. И старался устраивать как можно больше подобных мероприятий, чтобы отогреть застывшую в детских кольцах обид подругу. Тот Новый год не был исключением. Они наметили обычный ужин и запланировали поездку в гипермаркет. Назначили сами себе итоговый рабочий день в старом году. Саша жаловалась несколько месяцев подряд на то, что очень устала и хочет движения (она любила путешествовать, но не могла себе это позволить), хочет просто «куда-нибудь уехать». Ее стенания были услышаны. И Олег превратил желание подруги в один из лучших сюрпризов в ее жизни. Какими усилиями ему с детьми удалось сохранить в секрете от Саши этот сюрприз до последнего дня – известно только ему. Но 30 декабря Олег неожиданно нарушил все заготовленные с Сашей планы. Он, деловой и распаленный, явился с зубной щеткой и пижамными штанами с вопросом: