Текст книги "Наличники"

Глава третья

Мучаясь чувством вины, несколько дней Аня съедала себя за неприличную, как ей казалось, выходку. У человека горе, а она пристала со своей просьбой! Что он о ней подумал? Еще и номер свой всучила, как будто навязывалась. Бабушка бы не одобрила.

С другой стороны, единичные походы к психологу на третьем курсе все же давали свои плоды. Ловя себя на этих мыслях в который раз, Аня обрывала внутренний монолог и повторяла, что все в порядке – если бы Руслан рассердился на ее неуместные вопросы, то сказал бы об этом. А потом все повторялось по кругу.

Страдая над очень косноязычной статьей одного из авторов агентства, она варила уже третью чашку кофе за день. Проще полностью переписать это творение, чем пытаться исправить. Но ее перфекционизм тут был совсем не нужен, так что, причесав до уровня «хотя бы не кровь из глаз», Аня отправила статью автору и со вздохом закрыла ноутбук.

Тут же пиликнул телефон. В это время писали заказчики, могла снова объявиться редактор со своим вечным вопросом, когда будет сдан синопсис, а еще тетушки – поинтересоваться, что готовить к ужину в воскресенье.

Но это оказался Руслан, приславший сообщение в телеграм и предложивший встретиться вечером в кафе в центре, чтобы просмотреть архив бабушки.

От сердца отлегло, зато теперь Аня забеспокоилась, что ценного они могут обнаружить в бумагах и что делать, если не найдется совершенно ничего. Желание больше узнать о прошлом бабушки проснулось совсем недавно и теперь не давало ей покоя. Написав в ответ, что сможет в пять, она пошла переодеваться. Карамелька от такой перемены в распорядке жизни хозяйки даже проснулась и срочно потребовала свежей порции корма.

В итоге Аня опоздала минут на десять. В этот будний день в кафе со звучным названием «Мираж» почти не было посетителей: парочка студентов с дамами сердца и небольшая компания девушек-подростков, что-то отмечавших молочными коктейлями.

У высокого полукруглого окна с видом на дореволюционное двухэтажное здание, где теперь располагался суд, сидел за столиком Руслан. Снова строгий темный костюм и не менее строгий вид. Если бы Аня не страдала до сих пор по Денису, то с удовольствием представила бы, что пришла на свидание.

– Извините, мне пришлось задержаться, – вспыхнув, выпалила Аня и села напротив.

– Я заказал чай, хотите что-нибудь перекусить?

Аня кивнула – все равно не успела пообедать. Пока она выбирала блюда для заказа, Руслан достал из сумки тяжелую на вид папку. У бабушки была похожая – тяжелая, кожаная, с полотняным плотным корешком. В ней она хранила документы на дом, инструкции и паспорта всех членов семьи.

Стоило официанту отойти, как Аня в нетерпении спросила:

– Вы что-нибудь уже нашли?

Ее любопытство то ли раздражало, то ли забавляло Руслана. Она так и не поняла это по чуть появившейся и тут же пропавшей полуулыбке на его лице.

– Я, если честно, особо не вчитывался, но нашел фотографии с подписями. Там несколько раз встречается имя Ульяна. Может, это ваша бабушка?

Он раскрыл папку, вытащил небольшой по формату альбом и передал ей. Аня с трепетом погладила потертую обложку и открыла его. На первых страницах были карточки с молодой татарской девушкой: две толстых темных косы с лентами, модное платье с подкладными плечиками, белым воротничком с треугольными краями и непременной брошкой у горла. Она чуть улыбалась на камеру, но глаза оставались серьезными.

– Какая красивая! – воскликнула Аня.

– Да, бабушка в молодости была удивительно хороша. У девушек сейчас не принято так скромно одеваться и краситься, – с той же полуулыбкой сказал Руслан и отпил чай из высокой белой чашки.

Аня вспыхнула, решив, что это скрытая издевка над ее безыскусным нарядом прямо из прошлого века: светлый трикотажный джемпер, юбка-карандаш до колен и полное отсутствие макияжа. Она уже и забыла, когда в последний раз красилась – наверно, еще во время жизни в Городе. Да вот только перед кем в Джукетау красоваться?

Чтобы скрыть покрасневшие щеки, Аня опустила глаза и снова занялась альбомом. Пошли групповые фотографии: парни и девушки на скамейке у чьего-то дома, все смеются и неловко позируют на камеру. Рядом с Фирузой Аня наконец заметила знакомое лицо. Фото было достаточно мелкое, но разлет бровей, не тронутых ни разу в жизни пинцетом (вот еще, терпеть такую боль!), и выразительный взгляд чуть исподлобья она узнала сразу. Подпись под фото перечисляла имена изображенных на нем, и среди всех бросилось в глаза с нажимом вычеркнутое «Ульяна».

– Бабушка… – расплываясь в улыбке, проговорила Аня и погладила фотокарточку.

Руслан протянул руку к альбому, и она повернула его так, чтобы было виднее, и указала пальцем.

– А вы похожи, – заметил он. Аня кивнула.

– Все так говорят. У нас глаза одинаковые, даже по цвету.

– Ваша бабушка уже умерла, да? Иначе б вы не искали о ней информацию у чужих людей.

– Три года уже прошло. Бабушка молодая еще была, всего семьдесят шесть.

– Болела?

Он спрашивал с искренним интересом, так что Аня оживилась и охотнее заговорила.

– У нас в семье всегда кому-то одному передаются болезни сердца – наследственность. Вот бабушке и достался врожденный порок сердца. Но она все равно смогла родить троих детей и всю жизнь отработать на часовом заводе сборщицей.

– Том самом, знаменитом, который уже давно обанкротился?

Аня кивнула и продолжила:

– А тут сначала моя мама умерла, потом дед долго болел. Вот бабушка и сдала быстро. Похоронили его, а через год и она за ним ушла.

Чужому человеку, с кем она видится, возможно, первый и последний раз в жизни, рассказывать о семье было легко, без привычной скованности и тревоги за то, что́ про нее могут подумать. Болезненная мнительность мешала жить Ане – она и сама это прекрасно понимала, но идти снова к психологу и всерьез браться за работу она не хотела просто потому, что боялась погрузиться во что-то более глубокое и страшное.

Осознав, что надолго замолчала, Аня натянуто улыбнулась и продолжила:

– При жизни бабушка мало рассказывала о своей молодости, так что мне очень интересно узнать, какой она тогда была.

– Боюсь, я мало чем смогу вам помочь. Моя бабушка проводила больше времени за наставлениями, как жить по шариату, чем за рассказами о себе.

Аня напряглась, видя, как ему сложно сдерживать эмоции при воспоминаниях о бабушке. Глаза его подозрительно заблестели, но она могла только позавидовать самообладанию – через минуту Руслан уже снова чуть улыбался.

– Вы тоже жили здесь? – поинтересовалась Аня, листая альбом дальше.

– Я оказался здесь после гибели родителей в аварии. Похоже, что у нас с вами много общего.

Она покачала головой.

– Я жила в Джукетау только до пятнадцати лет, потом уехала учиться в Город.

– Я не об этом.

Аня не стала ничего отвечать, потому что увидела следующую фотокарточку. Но тут как раз принесли ее ризотто, так что пришлось отложить альбом.

– Смотрите-ка, тут снова ваша бабушка, – заметил Руслан, указывая на фото. Аня кивнула, разглядывая троих молодых людей, запечатленных на ней. Фируза, Ульяна – и стоящий рядом с ними юноша, очень симпатичный, вихрастый и широко улыбающийся. Карточка была подписана «Фируза, Ульяна и Тахир, 1957 год». Имя Ульяна снова зачеркнули.

– Ей тут восемнадцать, – прокомментировала Аня.

– Моей бабушке тоже. А этот молодой человек – Тахир – был ее безответной любовью.

– Значит, она все-таки что-то вам рассказывала?

– Это ей дедушка припоминал в ссоре, я всего лишь услышал. Кажется, из-за него они с Ульяной и перестали дружить. Видимо, она его увела у бабушки.

– А я слышала, что это Фируза отбила парня.

Неловкость между ними можно было резать ножом. Аня от стыда готова была провалиться прямо через подвал этого дореволюционного здания ко всем чертям, что ляпнула такое про человека, который только что умер. А по виду Руслана сложно было сказать, что он думал про нее сейчас. Но явно ничего хорошего.

– Простите, я не хотела так отзываться о вашей бабушке, – опустив глаза на остывающее ризотто, выпалила Аня. Руслан же снова скрылся за чашкой чая.

– Проехали, – сказал он и добавил: – Можете сфотографировать, если хотите. Или сделаете копии?

– Да, мне бы пригодилось.

– Тоже собираете семейное древо?

– Только начала, надо разобрать бабушкин архив, а мне всё не до того, – снова ложь на ходу, но эта идея ее правда заинтересовала.

– Хорошо, тогда я закажу копии и напишу вам, когда будут готовы.

– Спасибо! Пара фотографий лучше, чем совсем ничего, – улыбнулась Аня и, отставив в сторону недоеденный ужин, налила себе чая.

– Это вам кажется, что от них мало толку. По фотографиям можно понять, в какое время жил человек, что ему нравилось, кто его окружал. По именам найти этих людей и расспросить про того, чью жизнь изучаете. Это я как историк говорю.

– На чем специализируетесь? – поинтересовалась Аня. С историками она еще ни разу не общалась.

– История Татарстана и Ногайской Орды. Бабушка рассказывала, что наш род происходит от них – то ли самих ногайцев, то ли живших на тех же землях калмыков и башкир.

Аня смутно помнила по урокам истории Татарстана, что в их краях от кочевников, которые постоянно устраивали набеги на земли живших тут людей, строили засечные черты[2]2
  Засечная черта – система оборонительных сооружений на границах Российского государства в XVI–XVII веках. Про Билярск и засечные черты в Татарстане можно почитать, например, здесь: Кузнецов В. А. Новая Закамская линия и образование ландмилиции; Дубман Э. Л. Новая Закамская линия: эволюция названия и статус.


[Закрыть]. Только какой это был век, она в упор не могла припомнить.

– Это же очень древние времена, да? – пытаясь не выглядеть дурой, спросила она.

– Шестнадцатый-семнадцатый века, до завоевания Казанского ханства и позже.

Про предков Руслан говорил почти что гордо.

– Здорово! Я таким знанием истории семьи похвастаться не могу.

– Архивы в помощь, там много интересного можно найти, – приободрил ее он и позвал официанта, попросив счет. – Я угощаю.

Последний раз Аня ужинала за счет мужчины в день, когда они расстались с Денисом. Неприятные воспоминания снова кольнули в груди, и она тяжело сглотнула, ощущая подступившую дурноту.

– Приятно было пообщаться, Аня. Если я что-то еще найду, дам знать. И про фотографии тоже помню, – сказал Руслан, надевая тяжелую с виду дубленку.

– Спасибо! И за ужин тоже.

Когда за ним закрылась дверь кафе, Аня глубоко вздохнула и ощутила, как напряжение покидает ее тело. Она не очень любила говорить с незнакомыми людьми, но все прошло вполне неплохо.

Руслан прошел мимо окна, и Аня отметила про себя, что есть в его манере продуманно-стильно одеваться и идеальной осанке что-то аристократическое, будто он настоящий татарский мурза. Только рыжие волосы и светлые глаза сбивали с толку, но в чертах лица внешность была вполне восточная.

Если бы она правда работала над книгой, а не филонила, то можно было бы дать персонажу его облик. Очень уж запоминающийся он был.

Ночью Аню снова посетили женщины из прошлого сна.

Теперь они не просто стояли напротив нее вереницей, а подходили по одной и обнимали Аню, что-то говоря. Она понимала, что просят рассказать о них, вспомнить и сохранить эту память для потомков.

Та женщина, что дала ей в руки рыбку, подошла последней. Аня отметила ее карие глаза, монгольское веко и прямые ресницы, отбрасывающие тени на высокие смуглые скулы. Будто похожа на кого-то недавно увиденного. Но во сне мысль мелькнула и тут же пропала. Она что-то сказала, и Аня поняла: женщина назвала свое имя. Правда, как это бывает во сне, она его не расслышала и переспросила, но уже проснулась.

Лежа в свете декабрьского хмурого утра с кошкой в ногах и ощущая приятную тяжесть ватного одеяла, Аня силилась вспомнить то имя, но оно уже ускользнуло от нее.

Следя за кофе на плите, она набрала номер Евгении и, дождавшись ответа, сказала:

– Привет! Я вечером заеду за бабушкиными бумагами, вы дома будете?

И пусть Аня так мало знала о жизни Ульяны, все можно еще исправить. Да и идея написать книгу, основываясь на фактах из реальности, показалась ей заманчивой.

Глава четвертая

За ночь выпало много снега, так что бело-коричневый дом тетушек теперь напоминал пряничную избушку из сказки. В сумерках зажглись фонари, окутавшие его теплым золотым сиянием, но окна были темны. Зато уже у соседнего дома доносились запахи мясного пирога – значит, тетушки готовили на кухне.

Ключ привычно застревал в замке, и Ане пришлось приложить усилие, чтобы все-таки открыть калитку. А в сенях уже горел фонарь, чтобы ей легче было пройти к двери.

Из дома пахнуло теплом и вкусной едой. Евгения как раз доставала пирог, а Лидия направилась к Ане, чтобы обнять и помочь снять шубку.

– Как добралась? – поинтересовалась она, подавая тапочки. Мисти тут же ткнулась мордой под ноги, и Аня наклонилась ее погладить.

– Нормально, автобус почти пустой.

– Все еще на работе, конечно, – отозвалась Евгения, накрывая пирог полотенцем, чтобы остывал постепенно.

Они налили ей чаю, поставили вазочку с конфетами, усадили за стол, отогнав кошку, и вопрошающе воззрились. Аня смешалась и спросила:

– Что такое?

– Зачем тебе бабушкины бумаги? – начала Евгения.

– Я подумала, что было бы неплохо составить семейное древо. Я помню, что у нее были все документы ее родителей и вроде даже какие-то записи, она мне в детстве показывала.

Тетушки синхронно вздохнули.

– Зачем копаться в прошлом? Лучше строить будущее, – покачала головой Лидия. – Мы, конечно, не против, но зачем оно тебе надо?

– Еще найдешь какую-нибудь гадость.

– Это что, например? Свидетельство инцеста? Что кто-то из предков попал в тюрьму за убийство? Или что?

Аня почувствовала раздражение и постаралась успокоиться. Не хватало еще с тетушками поругаться. Они так для нее стараются, переживают, а она их тревожит.

– Простите, – вздохнула Аня, опустив глаза к чашке с чаем.

– Анечка, мы не против, но не ожидай чего-то особенного от этих бумаг. Прошлому лучше оставаться в прошлом. А ты еще молодая, вся жизнь впереди!

– Нет у меня никакого «впереди», – устало отмахнулась Аня и добавила: – Давайте не начинать снова этот разговор, хорошо?

Лидия не сразу кивнула, а затем встала из-за стола, чтобы удалиться в соседнюю комнату. Евгения тем временем принялась нарезать пирог и накрывать на стол.

– Как работа? – поинтересовалась она, ставя перед Аней тарелку.

– Бесит, как и всегда, но это лучше, чем идти преподавать в школу.

– Держи, – положила перед ней на стол массивную кожаную папку Лидия и села рядом. Свою тарелку она придвинула поближе и принялась за пирог.

Аня развязала тесемки и, отставив тарелку и чашку, раскрыла папку. Внутри лежали два альбома с фотографиями – по размеру папки, длинные и переплетенные в такой же кожзам. Под ними обнаружились машинописные бумаги, скрепленные железным зажимом, тетрадка в сорок восемь листов в плотной обложке и большой групповой снимок, обернутый в целлофановый пакет. Аня достала его и принялась рассматривать запечатленных на нем людей.

– Это мамка и папка на свадьбе, – пояснила Лидия. – По левую сторону родственники невесты, по правую – жениха. Узнаешь бабушку Авдотью и деда Федора?

Родители Ульяны. В пятьдесят девятом году им было тридцать восемь прадедушке и сорок прабабушке, но выглядели они гораздо старше. Тогда жилось тяжелее.

– А это кто? – указала на полную светловолосую даму справа Аня.

– Сестра папки, Анна. Тебя назвали в ее честь. Это его вторая сестра – Дарья, – Лидия указала на грузную женщину с тяжелыми чертами лица и темной косой, обернутой вокруг головы. Потом перевела палец на других людей на фотографии. – А вот старшая сестра Мария и их родители, Агафья и Василий. Тут им лет пятьдесят или даже больше, он был у них последышем.

Со стороны невесты, одетой в платье простого покроя без излишеств и с такой же простой фатой на голове, выделялись две улыбчивых девушки – Аня видела их на одном из групповых фото в альбоме Руслана. Но Фирузы на этом снимке не было.

– Получается, бабушка тогда уже поругалась с Фирузой?

Лидия кивнула. Евгения добавила:

– Она и за папку согласилась пойти назло. Мне так кажется.

– Может, просто не хотела остаться в старых девах, если уж увели того парня? – предположила Лидия.

– Ее бывшая подруга говорила, что это бабушка его увела, – встряла Аня.

– А ты откуда знаешь? – заинтересовались тетушки, придвинувшись ближе.

– Я случайно познакомилась с ее внуком и видела их общие фото. Точнее, Фируза такого не говорила, но все так считали.

– Внук? Молодой? Красивый? Сколько ему лет? – наперебой забросали ее вопросами тетушки, и Аня выставила ладонь, призывая к молчанию.

– Неважно, я же не замуж за него собираюсь. Он обещал мне копии тех фотографий, как получу, покажу вам обязательно.

– Аня, в Джукетау нормальных парней уже давно разобрали, – возразила Евгения. – Если ты хочешь выйти замуж, то уже не кривой и не косой сгодится.

Аня почувствовала, как в ней закипает гнев. С трудом подавив его, она решила объяснить, что думает по поводу замужества.

– Я вовсе не…

– Если он внук Фирузы, то, получается, татарин? – перебила ее Лидия.

Она кивнула. Тетушки обреченно вздохнули.

– Нет, пропащий вариант. Ничего хорошего не выйдет. У нас в семье всегда выходили только за русских.

– Я и не собиралась за него замуж! – уже не выдержала Аня. – Мне просто нужны фотографии и немного информации о бабушке, раз уж он внук ее подруги юности. Прекратите выдавать меня замуж за каждого встречного!

Тяжело дыша от такой гневной тирады, она залпом выпила остатки чая и в сердцах грохнула чашкой об блюдце.

– Посуду не бей, – машинально сделала замечание Лидия и, забрав у нее чашку, встала, чтобы налить гостье добавки.

– Простите, – выпалила Аня, стремительно краснея, и опустила глаза к папке. Альбомы ждали ее, но она взяла в руки тетрадку, все еще чувствуя колотящееся от гнева сердце прямо в горле.

Евгения хмыкнула и сказала:

– Это записи твоей мамы. Она в молодости собирала такую же информацию, только без особого толка. Надо искать в архивах до начала двадцатого века, а тогда такой возможности не было.

Они старательно делали вид, что ничего не произошло. Раньше Аня взрывалась по поводу и без гораздо чаще. Но после возвращения из Города, осознав, что во многом тетушки были правы, она все чаще соглашалась с их суждениями и подавляла вспышки гнева.

Под обложкой скрывались исписанные до боли знакомым круглым почерком листы в клетку. Огромные схемы, записи на несколько страниц – явно истории, записанные со слов родителей и бабушек с дедушками. Аня представила, сколько ей предстоит узнать нового о семье, и дыхание захватило от радости. И почему она раньше об этом не подумала?

Ведь тут так много материала, что хватит не на одну книгу!

– Можно я их заберу с собой? Хочу изучить получше, – попросила она, принимая из рук Лидии еще одну горячую чашку чая.

– Бери, можешь даже у себя оставить, – пожала плечами Евгения. – Только вот много нового не узнаешь.

– Если девочка захочет, то всегда может съездить в архив, – предложила Лидия, снова садясь рядом. От нее пахло выпечкой.

Архив находился в Городе. Аня сглотнула и похолодела от мысли, что ей придется туда ехать. Снова.

– Вроде бы можно сделать запрос, – дрогнувшим голосом сказала она.

– Это же Россия, у нас на все запросы отвечают не меньше пары месяцев! – воскликнула Евгения.

Аня кивнула и отпила чай, обжигая себе язык и небо.

– В общем, если тебе так захочется что-то узнать еще помимо этих записей, флаг в руки.

– Но я все равно считаю, что это не лучшая затея, – покачала головой Евгения. – Нечего тревожить мертвых.