Текст книги "Наличники"

Глава десятая

Руслан проснулся ближе к двум часам дня. Новогодняя ночь прошла как-то слишком спокойно, почти в домашнем кругу.

Это были родственники бабушки – дети и внуки ее двоюродной сестры, с которой она дружила до самой смерти. В детстве он часто проводил время в их доме, играя с братьями и сестрами и слушая разговоры бабушек. Сначала его как сироту жалели, но чем больше проходило времени, тем меньше поблажек доставалось Руслану.

Фируза Талгатовна же никогда не давала пощады. Если натворил дел – расхлебывай сам и неси ответственность. Она считала, что только так можно вырастить настоящего мужчину. Дедушка – Марат Марсович, как он называл его при бабушке, – с ней не спорил, видимо, по-своему поддерживая эту идею. Тяжелые у супругов были отношения, как ни крути. И оставались вместе только потому, что так было принято в те времена.

Вольт, услышав, что хозяин на кровати зашевелился, тут же вскочил и сунул любопытную морду в складки одеяла. Доберман всегда спал рядом с Русланом, но в постель Света пускать его запретила – она ужасно боялась собак. Правило так и осталось, хотя иногда Вольт и нарушал его, особенно в холодные зимние ночи.

Руслан потянулся и потрепал пса по морде. Тот, играя, огрызнулся и глухо зарычал, осторожно хватая хозяина за пальцы.

– Проголодался? Или сначала в туалет хочешь? – спросил он у пса и сам себе же ответил: – Наверняка первое.

Вернувшись от родственников, Руслан уже выгулял Вольта, чуть не уснув при этом прямо на ходу. Даже совы не всегда выдерживают ночные праздники, особенно если до этого мучились бессонницей несколько ночей.

Бабушка слишком часто стала сниться, но вот беда – Руслан не мог понять, что она от него хочет. Вместо того чтобы сказать прямо, она водила его по дому и останавливалась то у зеркала, в котором отражалась совсем молодой, с двумя толстыми косами по плечам, то у книжного шкафа, дедушкиного сокровища. Иногда он видел ее у окна, смотрящей вдаль и словно кого-то ждущей. После таких снов Руслан просыпался разбитым и до утра не мог уснуть.

Сегодня бабушка тоже успела его навестить. Даже новогоднюю ночь не смогла пропустить. И она что-то ему говорила, но, проснувшись, Руслан не мог вспомнить ни слова. Вздохнув от разочарования, он выбрался из теплой постели и направился в ванную. Вольт, цокая когтями о старый паркет, потащился за ним, жалобно поскуливая.

– Только не надо делать вид, что ты умираешь с голоду! – шутя погрозил ему Руслан и закрыл дверь прямо перед носом.

В этот раз пришлось взять пса с собой, потому что все отдыхали и уезжали из Города, даже его собачья нянька. Но Руслан был рад этому, потому что так тихий дом наполнялся хоть какими-то звуками, да и было с кем поговорить.

Вольт ездил с ним на раскопки летом, однажды даже в Стамбул, где Руслан в поисках архивных документов прожил почти месяц. Привыкший к кочевой жизни еще щенком, пес особо и не возникал.

Вольта подарил дед, а сам через год умер. Так что пес стал для Руслана не только другом, но и живым напоминанием о родном человеке.

За привычной после пробуждения суетой с завтраком и выгулом Вольта Руслан не заметил, как пролетело время. Они с Аней договорились встретиться в четыре, так что, пока пес делал свои собачьи дела, мысли Руслан крутились вокруг одного и того же: что же заставило позвать ее гулять – не было новостей о новых находках, как и формального повода увидеться.

Но он уже однажды отказался от такого импульса, пойдя на поводу у бабушки. И Света вышла замуж за другого. Может, все-таки бабушка не всегда оказывалась права?..

Аня ждала у елки в парке, где они договорились встретиться. Светлые кудри торчали из-под синей шапки, а нос покраснел от мороза.

– Теперь я опоздал, – усмехнулся Руслан и добавил: – Можем просто где-нибудь посидеть, если ты замерзла.

– В Джукетау не так много мест, где вкусно кормят, поэтому давай погуляем. А там решим.

В черной шубе и варежках в тон шапке она была похожа на готическую Снегурочку, но льдистость словно дала трещину, потому что улыбалась Аня уже более открыто и искренне, а говорила сразу, не обдумывая фразу перед этим. Будто разрешила себе что-то.

Руслан заметил, что периодически она смотрела не на него, а куда-то в сторону, словно ловила взгляд стоящего рядом с ним. В такие моменты между ее бровей появлялась морщинка, придавая все тот же вид обиженного ребенка. Но стоило им выйти из парка, как и морщинка, и взгляд в сторону пропали, и Аня спросила:

– Ты каждый Новый год тут отмечаешь?

– Да, раньше забирал бабушку и отвозил к родственникам. В этом году странно быть там без нее.

– Вы были очень дружны?

– Она меня воспитала, не дедушка. Я так ее боялся и уважал, что называл только по имени-отчеству, сколько себя помню.

– Кем она работала? – Аня заинтересованно слушала. Было заметно, как ей любопытно, но она сдерживается, чтобы не начать расспрашивать еще больше.

– Воспитательницей в детском саду. Строгая была женщина, но справедливая, – в горле запершило, и он сменил тему. – А ты где встречала Новый год? С друзьями?

Аня покачала головой.

– У меня тут нет друзей. С родными. Братья приехали с семьями, было очень шумно.

И она поморщилась, видимо, вспомнив что-то не совсем приятное. Ну просто открытая книга!

Дорога шла вдоль забора, окружавшего парк. По нему были рассыпаны горящие огоньками снежинки. А по противоположной стороне улицы теснились двухэтажные особнячки и доходные дома, сейчас превратившиеся в жилые бараки и офисные помещения. Часть расселили за ветхостью и опасностью для жителей, и теперь они стояли закрытые, с заколоченными окнами, чтобы не подожгли всякие хулиганы. С лип напротив домов сыпался снег, сдуваемый северным пронзительным ветром.

Аня остановилась и достала телефон.

– Классный кадр получится, жалко, что не догадалась фотоаппарат взять, – посетовала она.

– Все ради соцсетей? – подколол Руслан.

– Не совсем. Фотоблог требует свежего контента, а то все подписчики разбегутся.

– Давно ведешь?

– Как домой вернулась. Надо же чем-то себя занимать.

– Тогда, наверно, уже весь город успела показать? Тут не особо много красивых мест.

– Ты ошибаешься! – с жаром возразила она и, снова остановившись посреди дороги, принялась указывать на дома. – Эта улица, например, застроена в конце девятнадцатого – начале двадцатого века, тут каждый дом как история. Вот этот, например. Как думаешь, кто тут жил?

– Это просто. Нас сюда водили на экскурсию в школе. Музей Бориса Пастернака.

– Я, конечно, не краевед, чтобы понимать их настоящую ценность, но чисто эстетически обожаю.

Солнце уже давно село, но морозное небо еще было светлым. Загорались звезды, падала температура, и даже дышать становилось тяжелее.

– Просто мне не так интересны близкие к нам века, – пожал плечами Руслан. – Им не хватает загадочности.

– Мне не понять, – согласилась Аня. Они как раз проходили мимо школы, поэтому она спросила: – А где ты учился?

– Напротив, – он указал на татарскую гимназию. – Она не такая красивая, как твоя школа, но зато учили тут хорошо.

– А ты бывал в моей школе? – удивилась Аня, потом, видимо, вспомнила, кто забирал ее после вечера встречи выпускников, и, смутившись, покраснела.

– Не только тогда. У вас ведь и олимпиады проходили.

Ее смущение показалось настоящим, так что Руслан мысленно поставил ей плюсик. Значит, просто перебрала тогда, чему и сама теперь не рада.

Аня снова достала телефон, чтобы сделать кадр, и тут Руслан вспомнил, что говорил ему бабушка в сегодняшнем сне.

«Не повторяй наших ошибок».

И почему это вспомнилось только рядом с Аней?

– Что может быть интересного в девятнадцатом веке? – осматриваясь по сторонам, задал он риторический вопрос. Особняки, торговые лавки, доходные дома – весь город словно застрял в тех временах. – Все однообразно, как под копирку. Начало двадцатого века еще куда ни шло. Правда, не здесь.

– Почему? – убирая телефон и скорее натягивая варежки на озябшие руки, спросила Аня.

– В Джукетау всего два здания в стиле модерн. И хорошо хоть одно отдали под музей, а второе, – Руслан указал на торговую лавку, мимо которой они как раз проходили, – уже почти рассыпалось от времени.

Лавке, крашенной в уродливый оттенок розового, и правда не повезло. Перенимая эстафету у бакалейной торговли, здесь теперь располагался магазин одежды. На обшарпанных карнизах сохранились барельефы с узорчатыми надписями «Чай», «Сахар», «Магазинъ» и с маскароном в виде головы оскалившегося льва. Ее бы отреставрировать – и туристов не оторвать будет.

– Мне больше нравится строгий классицизм. Но в этих домах и правда что-то есть.

В ее задумчивости было что-то печальное. Как будто она прониклась сочувствием к ветхому зданию настолько, что теперь разделяла его упадок и тоску.

– Тебе, наверно, нравилось фотографировать в Городе. Там больше простора для творчества, – предположил Руслан.

– Нет! – помотала головой она. – В Городе слишком много камня, а я больше люблю дерево.

– Потому что оно напоминало тебе там о Джукетау? – догадался Руслан.

– Да, и поэтому тоже! Только так можно показать людям, что у нас есть что беречь. Что самое ценное – всегда самое хрупкое.

– И что тебе нравится в этих домах?

– Наличники, – без колебаний ответила она. – В них душа, в них смысл. Вот смотри.

Они как раз остановились перед простым деревянным домом на углу. Окантовка окон оказалась ему под стать – гладкие наличники, без лишних декоративных элементов, только с ромбиками по четырем сторонам.

– Это самый действенный оберег, – речь Ани стала немного театральной, будто отрепетированной. Руслан догадался, что она рассказывала эту историю не раз. – Верх – это небеса, поэтому здесь по центру ромбик. Он изображает солнышко. По краям спускаются лучики. А внизу – это, скорее всего, зерно в земле.

– И от чего же защищает этот оберег? – Руслану хотелось посмеяться над такой детской верой в чудо, но от ее серьезного вида и вопрос получился серьезным.

– От смерти, от злых людей, от болезней. Да ото всего, что живет не в доме, а вне его.

Судя по виду дома, обереги не сработали и хозяева его уже давно оставили, переселившись в более современное жилье или покинув этот мир.

– Пустое место наводит какой-то ужас, правда? – поделилась Аня.

– Ты напомнила мне кое о чем, – Руслан даже остановился посреди дороги. – Я давно запрашивал в московском архиве документы на землю, которую получил наш предок-стрелец в Билярске. Перед праздниками прислали копию записи из отказной книги.

– Это что такое?

– Вроде дарственной от государства. Суть-то не в этом! А в том, как звали моего предка. Пустомест!

– Странное имя для татарина, – пожала плечами Аня.

– Да и не имя это, скорее прозвище.

– Пусть и так, но зачем так некрасиво называть ребенка?

Руслан улыбнулся.

– Ты же говорила про обереги? Имя тоже им могло быть.

– Я думала, что историки в магию не верят. – Руслан мог поклясться, что она специально его поддевает – такой озорной у нее стал вид.

– Конечно. Мы изучаем ее как этап развития общества. Пошли греться, что-то не лучшую погоду мы выбрали для прогулки.

Руслан открыл перед ней дверь в то же кафе, где они сидели в прошлый раз. Столик у окна был свободен – что, впрочем, неудивительно, ведь первого января все нормальные люди отсыпаются или ходят в гости. Они тоже были в некотором роде в гостях – у родного города.

Помогая Ане снять шубу, он случайно коснулся ее руки. Она была теплой, несмотря на мороз за окнами.

– Вот кто, похоже, замерз на самом деле, так это ты! – воскликнула Аня.

– У меня всегда руки холодные, мороз ни при чем, – садясь за столик и беря у официанта меню, усмехнулся Руслан.

– Наверное, замучили поговоркой про горячее сердце?

– Не то слово.

Они взяли чайник фруктового чая и целую губадию. Пока ее подогревали – или пекли, потому что прошло не меньше часа, – Руслан успел понять, что же его так удивляло в Ане. Она оставляла впечатление поставившей на будущем большой жирный крест и загнавшей себя в какую-то яму, из которой робко выглядывала на мир вокруг.

– Ты говоришь, что в Джукетау у тебя нет друзей, – как бы между прочим сказал Руслан, разливая чай. Вокруг сразу запахло летом – липой, облепихой и апельсинами. Казалось, посмотришь в окно, а там солнце и всё пышет зеленью.

– С кем дружила в школе, давно уже пути разошлись. А ты как, общаешься с одноклассниками?

– С лучшим другом детства. Он остался здесь, открыл бизнес – сеть пекарен.

– Подожди, на Нариманова его пекарня? – оживилась Аня. Руслан кивнул, и она расплылась в улыбке: – Обожаю их пироги! Около дома тоже есть магазинчик, всегда беру там яблочный, когда еду к тетушкам.

– Не собираешься к ним перебраться? Они ведь наверняка уже немолоды.

Аня покачала головой.

– У них своя жизнь, у меня – своя.

– А твои родители?

Плечи ее тут же опустились, и взгляд потух.

– Мама умерла, когда мне было пятнадцать. Отца не знаю.

Руслан поперхнулся чаем.

– Прости, я не думал… так ты поэтому уехала в Город?

– Отчасти. Всегда мечтала там жить, тем более родня есть – двоюродная сестра мамы с семьей, мы у них часто бывали раньше.

– Большая семья у вас, – заметил Руслан.

– Крестьянское наследие, – улыбнулась Аня. За окном резко стемнело, и теперь морозные звезды заглядывали в окна. – У тетушек по сыну, у братьев по двое детей… одна я выбиваюсь.

– Успеешь, какие твои годы, – неловко пошутил Руслан, но она даже не улыбнулась.

– А ты?

– Не сложилось.

Сказал и сам понял, что врет. Хорошо, что редко кто замечает его настоящие чувства – бабушкина наука скрывать движения души усвоена на отлично.

– Не пришлась ко двору? – вдруг сказала Аня, ухватив самую суть. Руслан даже не нашелся с ответом и просто кивнул.

Тут как раз принесли пышущую жаром губадию. Все-таки пекли свежую, как здорово!

– Мама тоже такую умела делать, – поделилась Аня, нарезая на ровные кусочки высокий пирог. – У нее и кырт[13]13
  Кырт – национальное татарское блюдо, уваренный до карамельного цвета творог, используется и как отдельное блюдо, и в выпечке, например для приготовления губадии.


[Закрыть] получался такой, как надо, и пирог высокий был. Я делаю все по ее рецепту, но так же не выходит.

– Наверно, был какой-то секрет.

– Все проще. Ей было для кого печь, – и снова горечь в голосе.

Пока они наслаждались пирогом, Руслан колебался, стоит ли любопытствовать, но все-таки решил задать один вопрос.

– Ты тогда в машине упомянула про…

Аня даже не дала ему договорить.

– Не хочу этой темы касаться. Был жених, и нет его. Прямо как у бабушки.

– Ты все-таки веришь, что это моя бабушка его увела? – попытался сменить тему Руслан. Ему было очень неприятно говорить так про Фирузу Талгатовну, будто с того пьедестала, на который вознес с детства, он опускал ее до обычной девчонки в подворотне.

– Послушать бы самого Тахира, да вот вряд ли он жив, – вздохнула Аня и взяла еще кусочек губадии.

– Да, тут бы взгляд со стороны не помешал.

Вдвоем они съели почти весь пирог, хотя он был очень сытным.

– Это все прогулка по морозу, – разливая еще по чашке чая, прокомментировал Руслан. – А где ты жила в Городе? В Азино же?

– Откуда знаешь? – удивилась Аня.

– Ты не тот адрес назвала, когда я тебя забирал из школы.

Сначала она зарделась от стыда, но что-то явно переборола в себе и засмеялась, почти искренне. Он поддержал ее смех, чтобы не было так неловко.

– Сначала в общежитиях – лицейском, институтском. А на третьем курсе перебрались с подругой в съемную квартиру. Мне там нравилось все, кроме одного: надо было платить каждый месяц. – В этой улыбке было еще больше искренности. – А ты где живешь?

– Сталинка на Пушкина, желтая такая, на углу с Островского.

Аня округлила глаза.

– Всегда мечтала там побывать! Наверно, шумно, если открывать окна?

– Окна во двор. Если и шумят, то только свои – двор закрытый.

– В самом центре города живешь, – мечтательно произнесла Аня. – Как же там красиво!

– Не скучаешь по Городу?

– Нечасто.

Чай закончился, и Аня позвала официантку.

– Там никогда не было для меня места. Холодный город, хотя люди там хорошие.

Руслан кивнул.

– Да и тысячелетняя история местами очень давит.

– Я не историк, мне этого не понять, – снова поддела его Аня. Вот такая улыбка у нее явно была настоящая, искренняя. Она ее красила гораздо больше, чем старомодная блузка с пышными рукавами и кружевным воротничком. На нем, кстати, крепилась очень необычная брошь. Вся усыпанная камнями – похоже, драгоценными, она повторяла формой бабочку. Где-то он ее уже видел…

– Красивая вещь, – указал на украшение Руслан.

– Бабушкина. Если я не ошибаюсь, дед подарил ее на рождение моей мамы.

– Ты часто о них говоришь. Не тяжело вспоминать?

Аня покачала головой, отчего кудряшки рассыпались по плечам. Когда она так делала, от нее шла волна легкого лимонного запаха.

– Если не вспоминать, то они уйдут, забудутся. Так не должно быть. Да и вообще, люди слишком серьезно относятся к смерти, даже заменяют это слово. Но почему бы не называть вещи своими именами? Когда меня спрашивают, как я могу так говорить, ведь в моей жизни были серьезные потери, я повторяю одно. Смерть – это не то, чего стоит так неистово бояться.

К ней вернулся театральный тон, которым она рассказывала про наличники. И огонек в глазах, будто Аня знала что-то особенное, но не хотела ни с кем делиться.

– С тебя сейчас можно писать Персефону[14]14
  Персефона – древнегреческая богиня плодородия и царства мертвых.


[Закрыть], – отметил Руслан.

– А я из мифов больше всего любила про нее! – улыбнулась Аня. – Мне кажется, она самая счастливая из богинь.

– Это как же? Ее похитили, закрыли в подземном царстве на долгие полгода, с матерью разлучили…

– Но ведь Аид так сильно ее полюбил, что наверняка не отдавал отчета, что творит.

– Неправильно идти против воли другого человека. Да и как-то нездорово удерживать того, кого любишь, далеко от его близких.

Теперь хотя бы было понятно, чем она вдохновлялась, когда писала свою первую книгу. Как-то вечером Руслан купил электронную версию и прочел за один вечер. Писала Аня и правда здорово, но все-таки это был не его любимый жанр. А герои, гоняющиеся друг за другом в течение всей книги, откровенно раздражали.

– Тебе, наверно, еще и собаки не нравятся, – рассмеялась Аня, видимо, намекая на трехголового пса Аида.

– Ошибаешься, у меня живет доберман.

– Покажи!

Пока он искал его фото в телефоне, успел зайти так далеко в галерее, что нашел старые фотографии со Светой. Пора уже удалить, мелькнуло в голове.

– А какой был твой любимый миф? – полюбовавшись на Вольта, спросила Аня.

– Про Прометея. Он вернул людям огонь, хотя и пострадал за это. Даже мучаясь от когтей орла, Прометей не жалел о том, что помог другим. Поэтому и был освобожден.

– Люди никогда не ценят добра.

– Но это не значит, что они его не заслуживают.

Они помолчали, допивая чай. Потом Руслан, пресекая ее возражения, оплатил счет и предложил прогуляться до места, где он оставил машину. Она отказалась от предложения подвезти ее, хотя автобусы в это время уже плохо ходили.

– Возьму такси, не переживай, – отрезала Аня, надевая шубу и заматываясь в шарф. Кудри скрылись под шапкой, тоже пахнувшей лимонами.

Они пошли по другой стороне центральной улицы, мимо садика, школы-интерната и пансионата – таких же старинных зданий, как и по другую сторону дороги. По центру улицы шла широкая аллея, и прямо напротив Аниной школы сверкала новенькими куполами небольшая церковь из кирпича. Новодел удачно вписался в застройку.

Разговор стих, и только почти у самого места расставания Аня вдруг сказала:

– Мне жаль, что я тогда напугала твою бабушку. Не хочется думать, что я ее довела.

– Ты с ума сошла такое думать? – воскликнул Руслан, удивляясь, как это вообще могло прийти ей в голову. – Она болела, я же говорил, что оставался вопрос времени. Даже хорошо, что ты ей встретилась. Упала бы и расшиблась или вообще замерзла в снегу. Я в тот день не уследил за ней, только приехал и отпустил сиделку. А бабушке почему-то вздумалось выскочить на улицу.

Аня кивнула.

– Дедушка тоже чудил перед смертью. Мог уйти на соседнюю улицу и забыть, где живет. Дом, в котором он жил с родителями, давно снесли, а ноги привычно несли его к пустырю на том месте. Вот «что старый, что малый».

– Жаль, что ты не успела с ней поговорить, когда Фируза Талгатовна была здорова, – добавил Руслан. – Может быть, узнала бы что-то еще о своей бабушке.

– Вряд ли она бы сказала о ней хорошее, если они так и не помирились при жизни, – горько усмехнулась Аня.

И то верно. Уж бабушка умела затаить злость и пестовать ее не хуже, чем любимого внука.

На том они в тот день и разошлись.

Возвращаясь домой в тепле такси, Аня все думала о том, что не зря его бабушка привиделась ей, когда подошел Руслан. Она не покидала его, пока они не вышли из парка, а на Аню смотрела то ли грозно, то ли даже с обидой. Но от слов Руслана Ане полегчало. Если он не считал ее виноватой, то и ей не стоило.

В почтовом ящике ждало письмо. Московский штемпель и адрес Российского государственного архива древних актов, отправлено перед Новым годом. Аня вскрыла конверт, даже не поднимаясь в квартиру. Мимо пробежали радостные соседи, и, на автомате поздравив их с Новым годом, она вчиталась наконец в текст.

Много цифр, много имен, но среди них одно. Пустомест из Билярска.

«Да быть такого не может!» – подумала Аня и, крепче сжав конверт, направилась к лифту. Утром надо будет написать Руслану и узнать, точно ли это тот же человек или просто совпадение.

А ночью Ане приснилась мама. Впервые за долгое время – одна.

Все такая же тоненькая и печальная, как и при жизни, она крепко обняла дочь и заплакала.

– Не гневи ты ее, не гневи! – причитала Вероника.

Но сколько Аня ни пыталась выведать у нее, о ком речь, мама только плакала и просила не идти против воли той, о ком говорила.

Чувство, что от этого случится непоправимое, не покинуло Аню, даже когда она с криком проснулась посреди ночи.