Текст книги "Под кроной памяти"

Смотря на окружающее, Велибор улыбался и чувствовал, что он не один. Постепенно это ощущение стало ближе, острее, он осознал, что в его спину целится чей-то упорный взгляд. Велибор долго не мог поверить в его реальность, потому как только что подумал о возможном собеседнике. Неуверенно обернулся, и зрачки глаз его расширились.

На расстоянии нескольких метров от него стоял я – человек в длинном темно-зеленом плаще. Руки мои покоились в карманах, волосы шевелились от легкого ветра. Я был повернут спиной к Велибору и смотрел на далекую гору в сторону разгорающегося заката.

Велибору не давало покоя удивительное ощущение: ведь он так отчетливо чувствовал на себе взгляд, но перед ним сейчас была моя широкая спина.

– Люблю закат! – заговорил я низким бархатным голосом. – Когда смотрю на него, то ощущаю себя свидетелем великого свершения. Чувствую, как сама Вселенная обращается ко мне с напоминанием о неумолимости времени. И на фоне этой угасающей красоты во мне просыпается сострадание к себе, и жажда жизни перебивает желание смерти, и верю я, что в грядущем дне опять найду якорь, который поможет мне удержаться, вот так…

– А я… а я не знаю, люблю ли я его, – неуверенно проговорил Велибор, – я его никогда не ощущал до конца. В Пржно, где я родился, его было так много, что я к нему привык. Я жду особенного заката, моего…

– Можешь не сомневаться, что любишь, – я взмахнул рукой, – эта любовь была заложена в тебе в самую первую секунду, как возник ты сам, вот так…

– Может быть, и так.

Гора казалась огромным, крепко спящим чудовищем, сон которого невозможно потревожить. Чудовищем, что охраняет солнечный свет от людского равнодушия.

На небе было ярко и безоблачно; временами то там, то здесь проносились дружные шумные стайки вечерних птиц. В какой-то момент Велибору показалось, что он теряет самоидентичность, сливаясь со всеми людьми мира, живущими сейчас, почившими много веков назад и еще не родившимися.

Велибор неотрывно смотрел на мой силуэт, он пребывал в ожидании.

– Всю свою жизнь я стараюсь избегать пустых помыслов, не подкрепленных ничем, кроме веры, – замысловато сказал я. – Но сегодня я решил поступиться этой идеей и, толкаемый своею верой, пришел сюда, вот так…

Велибор потер затекшую шею и понял, что уже давно сидит вполоборота ко мне. Тогда он поднялся и повернулся в сторону заката.

– А во что вы верили?

– Верил я, что встречу человека, который поспособствует скорейшему решению одного вопроса, который уже давно мучает меня.

– И вы его встретили?

– И я имею честь говорить с ним в данную минуту, вот так, – бодро сказал я.

– Вот как, – удивленно повторил Велибор. – А что за вопрос вас так мучает?

Я развел руки в стороны и некоторое время стоял так.

– Ты, конечно, проходил мимо летней сцены?

– Еще бы, и не раз. Я не только проходил, но и останавливался возле нее, чтобы посмотреть на лес в ее монументальном присутствии.

– Монументальном присутствии… Эта сцена давно молчит, и я хотел бы немного оживить ее!

Велибор не знал, что ему ответить, поэтому терпеливо ждал, когда я продолжу свое повествование.

– Ты только представь, – маслено сказал я, – софиты, прожекторы, занавес, кулисы, декорации! Вот так… И так много людей собралось, что перед сценой на траве в качестве дополнительных сидений пришлось расставить всевозможные стулья, кресла, лавочки, табуреты. В кронах деревьев прячутся колонки, из которых льется прекрасная музыка! А может быть, даже не из колонок льется музыка, а творит ее целый оркестр: скрипачи, трубачи, пианисты!

Велибор слушал с восхищением, он посмотрел вдаль, пытался угадать там очертания летней сцены, чтобы глубже погрузиться в мою фантазию.

– Я нашел нескольких прекрасных актеров, – продолжал я, – но у меня нет пьесы! Я не хочу ставить то, что уже было поставлено. Мне нужна новая, никем не тронутая суть! Мне нужны новые герои, новые слова, новые истины!

– Вы хотите, чтобы я написал вам пьесу? – неуверенно спросил Велибор.

– Еще я бы очень хотел, чтобы ты успел до того, как она уедет, – ответил я с проскользнувшей робостью.

– Кто она?

– У нее уже есть билет в один конец, – я стал говорить тише, словно посвящая его в свою тайну, – очень далеко, в те края, где стройные пальмы мерно покачиваются на ветру, где безбрежный океан шепчет свои молитвы, где всё кажется таким сказочным и волшебным, что у попавшего туда память тут же засыпает крепким сном… Но я так хочу, чтобы, засыпая, она пожелала бы вновь проснуться! Вот так!

Велибор неожиданно для себя понял, что тронут моими откровениями.

– Вам нужна пьеса? – вновь спросил он. – И как мне ее вам передать?

– Через два месяца я должен буду стоять на этой сцене и возвещать о новом витке своей карьеры, которым станет эта постановка!

– Хорошо, но вы, должно быть, захотите ознакомиться с предварительным вариантом пьесы?

– Пожалуй, – спокойно согласился я. – Буду на берегу Скадарского озера, в километре к западу от форта Лесендро, через три недели, в это же время. Форт будет виден вот с этого ракурса.

Я извлек из кармана фото.

– Я не знаю, сколько сейчас времени, – заметил Велибор, внимательно изучая снимок, – и какой сейчас день…

– Я тоже не знаю, – мне стало смешно, – но я думаю, что это не помешает нам встретиться.

Я, так и не обернувшись, в знак прощания поднял вверх руку в черной перчатке и начал отдаляться. Велибор тоже поднял руку, но спешно опустил ее, подумав, что я не увижу этого жеста.

– До встречи, добрый волшебник, – тихо сказал он.

С этого момента ни одна мысль больше не тревожила Велибора. Осознание того, что в нем кто-то нуждается, заглушило все. Он шел, не чувствуя ног, ничего не видя и не слыша вокруг.

Уже совсем повечерело. Силуэты людей, спешащих по домам, размыто мерцали на потемневших стенах домов; длинные, искаженные светом фонарей тени расползались в разные стороны.

* * *

Придя домой, Велибор трясущимися руками вытащил из ящика стола свой блокнот.

Стул был придвинут к шкафу, где он еще утром проводил поиски чего-то необходимого, что, по его предположению, таилось на верхних полках. Велибор решил не тратить время на то, чтобы возвращать стул на его привычно место, он согнулся над столом, упершись в него локтями.

Руки ломило от непривычного положения, ноги подкашивались, но он, не обращая внимания на претензии собственного тела, продолжал быстро писать.

Зашифрованные пазлы его безумной фантазии чернильными разводами оставались на желтоватых, подкопченных временем листках.

* * *

Утром Велибор лежал в постели и смотрел в потолок. Веки его были припухшими, на лбу обозначилась тонкая морщина. Должно быть, он полночи истратил на то, чтобы набросать хотя бы план.

Прогнав остатки сна, Велибор обнаружил, что неистовый душевный подъем остался в минувшем дне, и не мог понять, почему не удалось удержать его.

«Три недели – это не так много», – стало первой мыслью, посетившей Велибора. Медленно поднялся с кровати и первым делом подошел к письменному столу, где, подобно пасьянсу, были разложены несколько листков, выдранных из блокнота. Они были с неровными краями, исписанные, смятые, разорванные, видимо, оттого, что Велибор прилагал чрезмерно много усилий, нажимая на ручку. Поверхность стола была повреждена, на ней виднелись вмятины и синие размытые пятна чернил.

Велибор взял один из листков и, пробежав глазами по нескольким строкам, покачал головой. Вздохнув, он положил его на место и взял следующий. Так он изучил несколько листков, после чего вернулся к кровати и тяжело опустился на нее, вперив взгляд в пол.

– Вот оно, мое творчество… Сюрприз, Велибор…

Немного погодя он с подозрением покосился на письменный стол: с этого ракурса казалось, что он завален незавершенными фигурками оригами.

– Лучше бы я и правда учился искусству оригами…

Велибор был очень расстроен, обнаружив, что весь разорванный блокнот исписан фразами, объединив которые едва ли можно было получить цельный текст.

«Впрочем, можно… – подумал он, – там много чего не хватает… нужно придумать еще несколько деталей…»

– Я же не бездарность! – крикнул Велибор.

На улице послышался лай Флирта. Велибор поднялся с кровати и быстро подошел к окну. Выглянув во двор, он увидел пса, который весело прыгал возле калитки, ожидая, когда же Берт откроет ее и выпустит его на свободу. За забором стояли Милан и какой-то незнакомый парень в грязной одежде, он беспокойно о чем-то рассказывал, склабился и постоянно сплевывал на землю.

Лицо Велибора сковало привычной маской, он почувствовал, как его подбородок дрогнул, и постарался остановить спазм, приложив руку к лицу.

«Наверняка кто-то из компании Генти, – предположил он. – Чего ему, интересно, здесь потребовалось?»

Свистнул. Флирт тревожно гавкнул, Милан поднял голову, приветливо улыбнувшись, парень в грязной форме замолчал и сплюнул, а Берт, сложив руки козырьком, взглянул в окно.

– Доброе всем… – бросил Велибор.

– Привет, Велибор, – отозвался Милан.

Незнакомый парень, не поднимая глаз, помахал рукой в знак приветствия.

– Мне нужно с тобой поговорить, – обратился Велибор к брату.

– Что-то настолько важное, что я должен отложить прогулку с Флиртом?

– Для меня важное.

– Ну, хорошо, – пожав плечами, согласился Берт.

– Как твои дела, Велибор? – спросил Милан.

– Все хорошо, спасибо. А твои дела? Как они?

– А у меня такая история! Менял вчера колесо на одном фордике, что-то не так пошло, домкрат будто сломался, ну и меня чуть не расплющило! Йована говорит, что после этого я как заново родился!

«Заново родился, – подумал Велибор, и в глазах его мелькнула ухмылка, – а так и не скажешь… даже рубашка на тебе всё та же с аккуратной заплаточкой».

– И как ощущения от мира? – вслух поинтересовался он.

– Что? – растерялся Милан.

– Ты же заново родился, – пояснил Велибор.

– Ах, это! – Милан хлопнул по забору. – Да всё так же, в мире всё так же!

– Да, понимаю, мир, конечно, неизменен, – хитро улыбнулся Велибор, – только вот…

– Я принес их, – перебил его Милан, помахав старой тетрадью в сиреневой кожаной обложке.

– Стихотворения?

– Да, – обрадовался Милан, – я их перечитал сегодня в очередной раз.

– Я посмотрю, Милан, если тебе так важно мое мнение.

– Ты же, как это говорится, – Милан задумался на миг, – мастер слова!

– Неприкрытая лесть.

Милан передал Берту тетрадь, и тот запустил ее.

– Есть, – улыбнулся Велибор, потрясая пойманной тетрадью.

– Этой вот обложке очень много лет, ее прадед мой сам сделал!

– Недурно, – Велибор нахмурил брови.

Берт подошел ближе к окну и сказал громким шепотом так, чтобы никто кроме брата его не услышал.

– Что-то вы рано поднялись сегодня, ваше величество, да еще и в своих покоях, а не в какой-нибудь подворотне, как вам это свойственно…

Велибор сделал удивленное лицо.

– Уже забыл о словах местного мудреца, который видел тебя спящего на городских улицах?

– Ах, да… со мной всё в порядке, – Велибор заломил руки и кивнул на незнакомого парня. – А это кто?

– Человек… – Берт пожал плечами.

Велибор вопросительно молчал.

– Да не знаю я его, – протараторил Берт в обычной своей манере, – он на недельку, проездом… знакомый Милана, вроде пастухом трудится.

– А в Албании сейчас, значит, пастбищ нет… Ясно.

– Да что ты заладил про свою Албанию?! Может, нам с отцом тоже уехать? Всё, я ухожу, скоро вернусь… Кстати, – Берт замер на миг и расплылся в улыбке, – Лиен из аптеки передавала тебе привет! Ой, всё, молчу, – Берт притворно хлопнул себя по губам, – я совсем забыл, у тебя же идеал!

– Звучит как диагноз.

Берт ухмыльнулся, смешно сморщив нос, поманил пса и двинулся к забору. Открыв калитку, он посмотрел по сторонам и быстро пересек проезжую часть. Милан и незнакомый парень разошлись в противоположные стороны. Фигура Велибора осталась стоять возле окна безмолвно и недвижимо.

– Привет из аптеки… – пробубнил он. – Я должен придумать пьесу! Нет необходимости слать мне приветы Лиен…

Закрылись створки, заскрипели старые половицы, тяжело вздохнула кровать.

– Как странно устроен мир, всеобщее благо держится исключительно на эгоизме…

* * *

Ночью, когда многоголосый гомон Цетинье сошел на шепот, Велибор обнаружил себя сидящим на ступенях своего маленького домика. Он с трудом помнил, когда и как очутился здесь, поэтому вид имел совершенно растерянный. Кто знает, может быть, он бродил по улицам городка и черногорским лесам, а может быть, так и провел весь день дома.

Открылась калитка, и черные высокие сапоги заскользили по ворсистой лужайке.

– Велибор, – зашептала Катарина, – я уходила, было восемь, а сейчас уже почти десять, а ты всё сидишь!

Велибор поднял глаза и посмотрел на нее.

– Я, видимо, заснул, – ответил он, пожав плечами. – А тебе разве можно выходить на променад, когда так поздно?

– Не знаю, я ни у кого не спрашиваю разрешения, – хмыкнула Катарина, – я же не третьеклассница!

– Когда я учился в третьем классе, тебя еще на свете не было, – задумчиво произнес Велибор.

– Я догадываюсь, – иронично заметила девушка. Она извлекла из маленькой сумочки тонкую сигарету и розовую лаковую зажигалку.

– Ты что, тоже куришь? – удивился Велибор.

– Я изредка, – отозвалась Катарина. Она стояла, опершись на забор, курила и смотрела на небо. Струйки дыма, выходившие из ее пухлых губ, покрытых блеском, казались ему розовыми на фоне звездного черного неба.

– Ты странный, – Катарина выпустила струйку дыма и улыбнулась.

– Чего во мне странного…

– Да взять хотя бы твою манеру одеваться, – хмыкнула Катарина, – и кто такое носит? Шарф твой еще прапрадедушка надевал, наверное. Это же старьё! А еще ты бумажными обрывками разбрасываешься и болтаешься по городу в одиночестве. И в школе про тебя спрашивают, всё ли с тобой в порядке. Но я говорю, что очень даже в порядке, что ты писатель… и что тебя не понять.

Велибор искренне рассмеялся.

– Еще в детстве у человека появляется желание подсмотреть за кулисы для того, чтобы обнаружить чужие слабость или силу, – протирая глаза, заговорил Велибор. – Наверное, я твоим одноклассникам в утешение. Такой одичалый душевнобольной… растерявший остатки своего потенциала.

– Я же знаю, что тебя не понять, но это не плохо…

Катарина кокетливо намотала локон на палец и прикусила губу. Она еще немного постояла безмолвно, отмахиваясь от гудящих комаров, а потом направилась к дому, напевая что-то себе под нос.

– Тебя комары почему-то не кусают. Наверное, дурная кровь, а меня и Берта кусают, и папу тоже, – бросила Катарина через плечо. – Спокойной ночи, Велибор, пусть тебе приснится, что ты великий писатель!

– Спокойной ночи, Катарина!

Велибор остался в тишине наедине с ночью. «Дурная кровь», – усмехнулся он спустя несколько минут, а затем, вспомнив о тетради Милана, потер затекшие колени и прошел в дом, закрыв за собой дверь.

Исчезли все звуки в округе, только лесенка тихонечко скрипнула, выпрямляя дощечки ступеней, словно позвоночник.

В тусклом облачке света, идущего от лампы над крыльцом, клубилась вечерняя мошкара, металась пара теней от ночных суетливых мотыльков.

На листьях крапивы и цветов зарождались полные капли росы, стебли растений еле заметно пошатывались от шустрого сквозняка.

В домике что-то застучало и успокоилось, послышались шаги, дверь отворилась, и показался Велибор.

Он устроился на ступенях, открыл перед собой тетрадь Милана и принялся читать вслух:

 
Солнце светит ярко!
Под дубок я сел,
Жду, когда придешь ты,
Я сказать хотел,
 
 
Что весна проснулась,
И кричат стрижи…
И…
 

Велибор так резко захлопнул тетрадь, что ладони его загудели. Он настороженно осмотрелся, и в глазах его промелькнул страх.

– Я сожгу ее! – процедил он сквозь зубы. – Сожгу и скажу Милану, что она пропала… Что ее унесли стрижи!

Велибор сделал глубокий вдох, успокоился и через пару минут, пересилив себя, вновь открыл тетрадь на следующей странице:

Твои глаза – аквамарины,

И алый рот…

Велибор тряхнул головой и перелистнул пару страниц. Пробежал глазами по нескольким строфам и с возмущенным видом перевернул еще страницу. На каждом из представленных в тетради стихотворений он не задерживался взглядом более пары секунд. На каждое очередное творение Милана он смотрел с жалостью и злобой, даже не дочитав его до конца.

Таким образом он пролистал большую часть тетради. Глаза его устали от сумрака и мелкого почерка, и он зажмурил их, оставив ненадолго чтение. Но вскоре возобновил его:

 
Мне плакался дождь, он стучался в окно,
И я пригласил его в дом к камельку,
Но он удивился и дальше пошел,
Сказав, что случайно задел мои ставни.
 
 
Не верьте дождю, он стучится в окно,
Когда вы его к камельку пригласите,
Он дальше пройдет как ни в чем не бывало
И скажет, что здесь задержался случайно.
 

Велибор почесал подбородок и посмотрел на дату – стихотворение было написано спустя год после всех предыдущих.

– Я правда избавлюсь от этой тетради, – посмеялся он. – И, может быть, вырву единственную страницу, вот эту!

Он распрямил тетрадь и потянул лист на себя. Он тянул его с таким же усердием и прилежанием, с каким, должно быть, дантист удаляет больной зуб. Но когда лист был вырван, он оказался очень измятым и порядочно разорванным. Велибор рассмотрел его, зажав между двумя пальцами, аккуратно сложил несколько раз и убрал в карман джинсов.

Просмотрев оставшиеся несколько стихотворений, он обратил внимание на еще одно:

 
Я вечером выйду и к Таре спущусь,
…
Взгляну я на гору, покажется мне,
Что там, на вершине, конечно, светлей.
Вперед устремлюсь…
 

Велибор вырвал и эту страницу.

– Ах, это же ценная вещь, – сказал Велибор, с усердием снимая с тетради кожаную обложку. Захлопнул тетрадь и швырнул в далекие кусты позади дома. Поднялся и посмотрел в ту сторону, где ранним вечером на закате можно было видеть гору. Сейчас там сгустилась темнота.

– Вперед устремлюсь, – произнес он с печалью в голосе.

Протер глаза, повернулся и устало поплелся в дом.

* * *

Ночью в окне его маленькой комнатки горел светильник с зеленым абажуром, комната утопала в мягком изумрудном сиянии.

Велибор лежал на кровати и держал перед собой неизменный блокнот. Изучая написанное, он чуть заметно шевелил губами.

Подчас он с досадой опускал руку с блокнотом, закрывал глаза и жалобно стонал: «Что за бессмыслица?», но вскоре вновь принимался искать среди множества слов подходящие.

В один момент он даже решил, что нужно написать трагедию, ведь многие любят трагедии, потому что им нравится ощущать себя непонятыми романтиками.

* * *

Проползли два дня, в которых не было ничего нового, кроме еле ощутимого тумана, расстилавшегося над крышами Цетинье, отчего горожане выглядели одурманенными и задумчивыми.

Такое же небо расстилалось над городом, такое же солнце освещало его окрестности, те же черные горы стояли на страже города, те же люди бродили по улицам, и, несмотря на дурман, их мучили те же будничные мысли, и в разговорах друг с другом они поднимали одни и те же темы: погода, семья, работа, досуг…

Велибор подолгу сидел на диване в прихожей, ожидая стука в дверь. Неизвестно, кого он там ждал, может, кого-то определенного, а может, просто хоть кого-нибудь. Время от времени он прислушивался к звукам, доносившимся с улицы, но потом вновь погружался в свои мысли.

«Поиск – вот оно, то, на чем зиждется всё! – гремел его внутренний голос. – Вот он – двигатель, позволяющий идти вперед и не чувствовать бега времени! Ища значимое, отвлекаешься от мысли о необратимом конце. Сегодняшний мир – это результат всеобщих поисков!»

Входная дверь тихонечко отворилась, и показался силуэт Берта.

– Я как ни зайду к тебе, ты всё сидишь на этом диване!

– Не волнуйся, Берт, мне так просто лучше думается.

Берт каждое утро приносил поднос с едой и ставил его на маленький столик возле окна в гостиной.

– Сегодня выходной, отец приготовил, – кивнул он на поднос.

– Ага…

– От этих вечных сообщений от Марьяны телефон стал быстро разряжаться! – посмеялся Берт. – Отец сказал, что мама звонила, до меня не дозвонилась, вот позвонила ему.

– Что говорит? – задумчиво поинтересовался Велибор.

– Да, ничего, спрашивала, как тебе здесь нравится. Отец сказал ей, что всё хорошо, что у тебя немного едет крыша, но она у тебя всегда едет, так что всё в порядке.

– Понятно, передавай ей привет…

– Может, ты тоже приобретешь себе телефон? Полезная вещь, знаешь ли! Про компьютер я молчу…

– Да нет, спасибо, мне и так нормально.

– Браво, Велибор! – Берт хлопал в ладоши. – Двадцать первый век, а ему и так нормально!

– Ага…

– Этот шарф, наверное, прирос к тебе? На улице плюс двадцать, солнце печет!

– Ага…

Возникло долгое молчание.

– Как самочувствие у дяди? – поинтересовался Велибор.

– Хорошо… неплохо, неплохо для человека его лет, страдающего ревматизмом!

– Как Катарина? Что с ней происходит?

– Да ладно тебе, вы же не родственники! Она тебя не видела много лет, а ты за это время похорошел, возмужал!

Берт надул губы, насупился и сжал кулак, изображая борца. Велибор, хмыкнув, отвернулся.

– Шучу я, конечно, – поспешно заметил Берт. – Мне это тоже не нравится. Пройдет у нее, не переживай! Слушай, а если серьезно, то о чем столько можно думать? Так и спятить недолго…

– Я уже спятил, – грустно вздохнул Велибор. – Вот думаю над тем, как из этого выбираться или как это применить можно.

– Перестань!

– Берт, ты же помнишь про ту мою встречу в парке? Ты должен понимать, что мне нужно быстрее что-то придумать.

– Я понимаю, но в любом случае сейчас у тебя обычная депрессия, которая скоро пройдет. Не нужно делать из мухи слона! Ты не спятил! Я в это не верю! – Берт покачал головой. – Поеду с ребятами в бар смотреть, как играют «Ловчен» и «Зета».

– Поезжай, Альберт, посмотри, – вздохнул Велибор. – Футбол – всему голова.

Берт ушел, осторожно прикрыв за собой дверь. Велибор смотрел вслед брату.

– Конечно, не веришь, – сказал он в тишину, – в это тяжело поверить, тебе же не хочется, чтобы это оказалось правдой.

Через несколько секунд из-за двери раздалось глухое тарахтение старой машины Берта, которое вскоре стихло вдали.

«А может, написать о неверии, – подумал Велибор, – это еще хуже, чем непонимание. Я не о таком неверии, когда кто-то не верит в фей, домового или лешего. Я о том, когда ты чувствуешь в себе силы что-то создать, а кому-то это кажется мимолетной вспышкой».

Туман не отступал от города. Было тепло и сыро. Особенно густым туман был на поляне, кому-то даже показалось, что там порхают маленькие белые мотыльки, но как только подходишь к ним ближе, они тут же улетают.

Постоянно кому-то что-то кажется.

* * *

Спустя пару суток туман начал таять. По небу понеслись облака, быстрые, стремящиеся поскорее покинуть город. Жители Цетинье поднимали головы, смотрели на небо, и воздух наполнялся отдельными фразами.

– Какой же сильный ветер!

– Дождь скоро пойдет!

– Нужно где-то укрыться!

На Дворскую площадь напротив музея короля Николы приземлились несколько тощих ворон, они беспокойно ворчали и размахивали крыльями. Где-то громко хлопнули ставни, в одном из двориков женщина беспокойно и быстро снимала белье, складывая его в большой таз.

Старик с тростью в сером плаще без единой пуговицы, который уже долго непринужденно ходил по площади, вдруг оглянулся по сторонам и направился в парк Негоша.

– Почему на вас плащ, когда такой теплый день? – спросил я из-за куста.

– Ах, вот ты где! – он хитро щурил мне светлые глаза. – И давно ты здесь прячешься?

– Несколько минут, не переживайте!

– Хорошо бы никто тебя не заметил, а то здесь каждую собаку знают.

– Я, извольте, отнюдь не собака! – недовольно хмыкнул я. – А вы думаете, что никто не удивится, если увидит, как вы беседуете с кустом?

– Ох, – старик вздохнул и оперся на трость, – тут все думают, что я слетел с катушек, поэтому не удивятся. Так чего ты хотел?

Куст шиповника пошевелился.

– Вот, держите, – я протянул ему стопку листков, – когда придет время, я скажу вам, что с этим сделать. Вот так…

Старик принял стопку и аккуратно положил ее в тряпичную сумку, висевшую через плечо.

– И еще кое-что… – я протянул ему небольшую черную коробочку. – Осторожнее! Это очень хрупкий механизм!

Старик взял ее и осторожно приложил к уху: услышал, как там вздрогнула пружина.

– Вот фокусник! – усмехнулся и отправил коробочку в тряпичную сумку.

– А вы не жалеете, что взялись мне помогать?

– Да скучно мне, – он закашлялся, – в старости часто становится очень скучно, так что, скорее, это ты мне помог.

В воздухе мелькнула моя шляпа, снятая в знак прощания.

– Уже уходишь?

– Я оставил авто на парковке неподалеку. Пойду, пока людей нет. Сейчас ветер поднялся…

Я вышел из-за куста, в воздухе зависла на миг моя неестественно приветливая улыбка. Моя тень начала быстро удаляться. Старик остался один. Заметив вдали парочку прохожих, он тотчас же принялся чертить тростью по земле ровный замкнутый круг, но на это никто не обратил внимания.

* * *

Велибор распахнул дверь и выбежал на улицу. Как ни пытался он избегать встреч с Генти и его собратьями, Цетинье – маленький город, и это удавалось далеко не всегда.

– Ты чего ходишь без дела? – с ухмылкой спросил Генти.

– Нет у меня дела!

Велибор постарался быстрее пройти мимо, но Генти с собратьями ускорил шаг.

– Он же деревенщик, вот и набирается тут всяких раздумий, – объяснил парень в соломенной шляпке.

– Что это еще за «деревенщик»? – удивился Генти.

– Да это мне вчерась дед подсказал словечко, – усмехнулся парень, – деревенщик – это тот, кто про деревню пишет.

Велибор еще прибавил шагу, но собратья старались держаться от него на таком расстоянии, чтобы он мог слышать, о чем они толкуют.

– А здесь деревня, что ли?! – рявкнул Генти.

– Да ты город-то видал вообще? – спросил один из собратьев. – Вспомни Тирану или Белград! Дома там большие, магазинов много, чего только там не пьют, а тут всё пиво да вино. Так что чего ни говори, а Цетинье – деревня еще та! А этот умник поди и не знает, что такое город!

Велибор сжал кулаки и перешел на бег. Достигнув парке Негоша, он постарался укрыться среди стройных сербских елей, что было бесполезной затеей. Генти с друзьями сначала было припустили за ним, но остановились, потеряв из виду.

– Трус! – крикнул Генти, присев на корточки отдышаться.

– От дураков спасенья нет, – прошептал Велибор, прижавшись спиной к широкому стволу старого вяза. – Почему вообще такое пристальное внимание именно ко мне?

Через четверть часа он, озираясь по сторонам, спешил домой. Дома он подлетел к трельяжу и, близко придвинувшись к зеркальному стеклу, глянул на свое отражение.

– Может, стоит научиться никак себя не воспринимать? – Велибор закрыл глаза, стараясь отделаться от самоощущения.

* * *

Кто знает, может, у него получилось, потому что на какое-то время Велибор словно исчез, и мыслей его стало не слышно.

Берт ругался в кухне дома. Он переворачивал ящики, пытаясь найти нужные таблетки. Флирт вертелся у него под ногами и громко лаял, отчего получил свернутой газетой по спине.

– Да уйди ты! – грозно приказал Берт.

– Ну, быстрее, Альберт! – донесся со второго этажа хриплый голос отца Берта. – И куда они могли деться?!

– Вот дерьмо! – Берт со злостью схватил телефон, услышав знакомую музыку «Road to Hell». – Чего тебе, Марьяна, я же сказал, что… Это ты, мам, я думал, что Марьяна. Всё хорошо, я просто ищу таблетки, не могу найти…

Катарина спешила к подруге из школы. Она переходила дорогу, оглядываясь по сторонам и закрываясь одной рукой от ветра. «Я, конечно, скажу Берту, чтобы он нас довез, но он нас не повезет! Ты брата моего не знаешь?» – говорила она тому, чей скрипучий смех раздавался из динамика ее мобильного.

Милан высовывался из-за двери своего маленького ухоженного домика и протягивал руки, чтобы понять, идет ли дождь.

– Йована! – сказал он. – Вроде нет еще! Можно пока не закрывать эту теплицу!

– Ну, ты подожди, – отозвалась Йована, – сейчас пойдет! Лучше сходи да закрой!

Велибор, тревожно озираясь, выбежал на улицу. «Да не может такого быть, чтобы я их снова встретил, – подумал он себе в утешение, – прошло часа два, наверное, они уже сидят в своих землянках».

Посмотрел на небо: ему показалось, что облака уносят от него что-то очень важное. Он протянул к ним руки и сжал кулаки, представляя, что хватает их мягкую плоть.

Быстро убрал руки в карманы пальто и посмотрел на проходящую мимо женщину с маленьким ребенком, та покосилась на него и поторопила ребенка.

– Добрый день! – весело проговорил Велибор. – Я тут зарядку делаю…

Женщина покачала головой и молча прошла мимо.

– И что здесь такого? Подумаешь… – зашептал Велибор, – подумаешь, я всего лишь поднял руки! Вот я…

Он остановил взгляд на часовенке, примыкающей к зданию бывшего дипломатического представительства Австро-Венгрии в Черногории. Арка над входом, небольшое круглое окно, а под фронтоном три ниши, в которых расположились скульптуры ангелов, покрытые позолотой. От них веяло умиротворением и свободой.

«Люблю красивые вещи, – сказал про себя Велибор, – но не за их красоту, а за идею… Подумать только, этот вот золотой ангел – чей-то воплощенный в жизнь идеал, чье-то неопровержимое совершенство! Кто-то потратил на него часть своей жизни. День за днем вынашивал идею идеальной скульптуры, чтобы показать другим, как можно сделать себя практически бессмертным».

Велибор снова поднял руку, сжав ее в кулак. Он попытался выпрямить указательный палец.

Острая боль стрелой пронзила руку, опустилась по ногам и растворилась в земле. Велибор отпрянул, схватился за кисть и посмотрел вниз – ему показалось, что прошло много времени, на самом деле несколько секунд. В глазах его зажегся огонек.

– Берт! – крикнул он, сорвавшись с места и побежав к дому брата. – Берт!

Он громко забарабанил в дверь.

– Иду, Велибор! – послышался приглушенный голос. – Что такое?

Дверь отворилась, и Велибор вихрем ворвался внутрь. Берт выглянул на улицу, окинул взглядом окрестности и прикрыл дверь.

– Я придумал! – с горячностью заявил Велибор. – Я знаю, что нужно!

– Потише, Велибор, отец сегодня что-то разболелся, – Берт не спеша направился к креслу и, устроившись в нем, закурил. – Я уж было подумал, что за тобой кто гонится.

Велибор остановился возле окна и положил руки в карманы. Он заметил, что на кухне царит полный хаос: ящики открыты, дверцы распахнуты, половина содержимого кухонного шкафа горами разложена на полу и столе, – но тут же про это забыл.

– Ты прав, за мной гналось прошлое минутной давности, – сказал он.

– Неужели очередной раз проснулся под чьим-то забором? – Берт пошел на кухню поставить чайник. – «Ловчен» сегодня проиграл, так что я не в настроении.

– Нет, сегодня я встал со своей кровати, как положено!

– Ты кого угодно сведешь с ума! – Берт закрыл лицо руками. – Чего ты еще придумал?