Текст книги "Под кроной памяти"

Велибор отвернулся от окна, свойственная ему сутулость исчезла, он размотал свой шарф, швырнул на пол и наступил на него.

– Комната вдохновения! – со значимостью сказал он.

– Вот это номер! – Берт, улыбаясь, взглянул на шарф. – Наконец-то!

* * *

Берт покрутил в руках зажигалку и удивленно вскинул брови.

– Это, конечно, всё замечательно, только где ее взять, эту твою комнату вдохновения?

Зрачки Велибора беспокойно бегали, он не мог выбрать предмет, на котором можно было бы задержать взгляд, всё казалось до неприличия обычным.

– Нигде… Ее нужно создать!

– Так, так, так… – Берт молитвенно сложил руки.

* * *

На следующий день было солнечно и ветрено. Велибор, Берт и Милан спешили к королевскому театру «Зетский дом», где недавно закончилось какое-то представление. В руках у каждого было по большой стопке недавно сделанных объявлений, в которых значилось, что Велибор готов принять в дар любые вещи, какие, по мнению их владельцев, пришли в негодность.

– Я очень признателен тебе, Милан, что ты согласился посодействовать претворению в жизнь моей затеи, – сказал Велибор.

– Да не за что, – смутился Милан, – это же нужно для творчества, я знаю, что это важно!

– Конечно, – кивнул Велибор.

– Ты же подправил рамку любимой картины Йованы и взял мою тетрадь… – добавил Милан. – Кстати, что скажешь про мои стихотворения?!

– Картину подправить было нетрудно, всего пара штрихов, а вот насчет тетради твоей поговорим позже…

– Поговорим позже… – повторил Милан.

– Ты же у нас такой специалист, постоянно только и делаешь, что рамки латаешь! – иронично заметил Берт.

– Это тонкая работа, картина больно уж древняя, я бы не справился, – пояснил Милан.

Когда троица проходила мимо стадиона, Берт хлопнул ребят по плечам, остановился, кивнул на дорогу и зашел за стену дома.

– Я видел Генти, лучше будет подождать пока он пройдет.

– Почему он Велибора так невзлюбил? – спросил Милан, провожая взглядом Генти. – Он же ничего ему не сделал!

– Думаю, что это взаимно, – Берт выглянул из-за стены и, убедившись, что Генти нет, перешел дорогу. – Такое часто случается у людей, а причина мне до конца непонятна. Вообще мой отец общается с его дедом, да и я с Генти не ссорился никогда.

– Такова человеческая сущность, необязательно что-то делать или говорить, чтобы возникло противостояние, – сверкнул глазами Велибор. – Можно даже молчать и не двигаться, достаточно одного взгляда. Так было, есть и будет!

Ветер усиливался, срывал с деревьев вялые листья и кружил их в воздухе. Издали было видно, как пестрая толпа вышедших из театра в вихре разноцветных листьев колеблется, и слышно было, как она тихонечко гудит.

«Сейчас самое время подумать о том, что я чувствую, делая всё это, – суетливо пронеслось в голове Велибора. – Мне нужно удостовериться, что я на правильном пути. Похоже, ничего не чувствую, кроме легкого восторга. Меня всё отвлекает, столько движения вокруг, столько шума, и эти порхающие листья…»

Велибор замедлил шаг и повернулся вокруг своей оси: солнечные лучи ослепляли, потоки ветра трепали волосы, проникали за воротник, наполняя пьянящей прохладой… и листья, разноцветные, резные и угловатые! Один из них влетел Велибору в лицо, а потом запутался в волосах. Велибор остановился, поднял глаза, кончиками пальцев взял лист и подбросил его ветру.

Далеко впереди он услышал звонкий голос Берта, рассказывающего что-то Милану, который поддакивал и усмехался в ответ.

Велибор посмотрел сквозь прутья ограды на сквер возле театра: там, на озаренной солнцем дорожке, стояла семья с двумя маленькими детьми. Дети радостно прыгали, в руках у каждого было по воздушному шарику на тонкой веревочке. Велибор засмотрелся на один из шариков, пытаясь вспомнить времена, когда его тоже могли обрадовать подобные вещи.

– Эй, Велибор, ты уснул?! – громко позвал Берт.

– Иду…

Через мгновенье Велибор почувствовал легкий толчок в спину. «В некоторых местах нужно ставить специальные знаки ограничения задумчивости… это как знаки на дорогах», – прозвучал женский голос. Велибор обернулся и увидел силуэт, который замер ненадолго, а затем начал быстро отдаляться. На девушке было ярко-голубое пальто.

Он удивился столь яркому цвету, и в его сознании вмиг вспыхнула картина из детства, когда у него было большое махровое полотенце такого же ярко-голубого цвета. Он очень любил накрываться им с головой, когда выходил из ванной.

Ему показалось, что где-то он уже мог слышать голос девушки.

«Но, скорее всего, нет, не мог, – тут же опроверг он свои предположения, – просто показалось. Вообще, много чего так может показаться. И очень тяжело понять сразу, показалось или нет, вот в этом и заключается главная трагедия… Трагизм во всех драмах из-за того, что кто-то ошибается, кому-то кажется, что он прав».

Велибор осмотрелся, неподалеку он заметил знакомого старика, который чертил палкой на земле круг, и поспешно отвернулся, передернувшись.

Посмотрел на стопку объявлений, что держал в руках, и заметил, что один из листов нарушает общую структуру. Листок торчал между десятками объявлений и на первый взгляд отличался от них по цвету и формату. Велибор осторожно, придерживая объявления, вытянул его и развернул.

«Я знаю, вам может показаться, что в мыслях моих много пафоса, что фразы мои напыщенные и пустые и что я говорю только ради того, чтобы выглядеть загадочным и непостижимым, но это не так», – было написано там.

– Это же мой почерк! – Велибор быстро заморгал. – И когда это я успел написать?

– Велибор! – снова позвал Берт.

Берт с Миланом остановились и уставились на него во все глаза, но он лишь улыбнулся натянуто.

– Иду… Я иду…

«Ладно, наверное, снова мое творчество», – решил Велибор. Он положил стопку объявлений на дорогу, порвал листок и развеял обрывки по ветру.

– Ну, и что ты там завис? – Берт встал в позу.

– Я просто немного задумался.

– Ты разорвал одно объявление? – восхищенно удивился Милан.

– Нет-нет, это не объявление… – Велибор обернулся и прошелся рассеянным взглядом по людям.

– Как всегда! – вздохнул Берт.

– Там такие листья красивые, он на них, наверное, отвлекся и потом… потом порвал одно объявление, ну, на счастье, – предположил Милан.

– Нет, дело не в листьях, – возразил Велибор. – И это не объявление…

– Хватит! – Берт хлопнул в ладоши. – Милан, это было его творчество! Понятно? Он всегда так с ним обращается. Творчество, да?

Велибор задумался, приложив руку ко лбу.

– Да… то есть, нет. Я как будто…

– Творчество! Это же что-то великое! – Милан широко раскрыл глаза. – А зачем его рвать?

– Это было неподходящее творчество, – пояснил Берт, он вздохнул с тоской и пощелкал пальцами перед лицом брата. – Эй, очнись! Мы достигли пункта назначения!

Велибора не покидала тревожная задумчивость.

– Ну, приплыли! – Берт хлопнул стопкой объявлений по коленям.

– Как ты сказал? – быстро отозвался Велибор, на что Берт устало махнул рукой.

Велибору представились воды, неумолимо быстрые воды Тары.

– Точно, Берт! – воскликнул он. – Это же были строки из моего письма, из того, что я пустил по воде. Это вовсе не творчество! Там был мой почерк! Но письмо было в одном экземпляре, Берт! Но это точно фрагмент моего письма!

Милан отошел немного в сторону. Он чувствовал себя так, как, должно быть, чувствует зритель, купивший билет на «Гамлета», но обнаруживший, что на сцене не что иное, как «Синяя птица».

– Что такое? – тихо спросил он скорее себя, чем кого-то из ребят.

– Значит, так, Велибор, я не понимаю ни слова из того, что ты сейчас сказал! – взволновался Берт. – То есть слова-то я, конечно, понимаю, только вот не понимаю, к чему ты их сейчас произносишь!

– Послушай, я тоже не понимаю… я только…

– Нет, это ты меня послушай, – перебил Берт, – ты раздаешь объявления у самого входа, – он указал пальцем, – Милан раздает вон той кучке граждан, что уже вышли за ворота, а я разберусь с дамами. Таков расклад! Мы пришли сюда, чтобы раздавать твои чертовы бумажки!

Велибор протер глаза, встряхнулся и быстро взял себя в руки. На лице его на миг возникла привычная гримаса, и в глазах блеснул огонек лукавства и обреченности.

– Прости, Берт, я прослушал немного… Я куда?

– Милан – к входу, ты – вон к тем, которые уже сейчас уйдут, а я – к дамам…

– А может, лучше отправим к дамам Милана? – предложил Велибор. – Время нещадно: предоставляет одни возможности, но тут же отнимает другие. Еще немного, Милан, и ты не сможешь пообщаться с дамами вот так запросто, как сегодня!

Милан сжимал пальцами стопку объявлений, косясь то на толпу, то на Велибора.

– Хорошо, я могу раздать… я просто не совсем понял про возможности…

– Да он шутит, Милан, брата моего, что ли, не знаешь? Просто его шутки немного странные, – пояснил Берт.

– Не знает… – Велибор улыбнулся и подмигнул Милану. – А я ведь правда порвал одно… И знаешь почему, Милан?

Милан отрицательно покачал головой.

– Да потому, что оно было лишним! – Велибор запрокинул голову и засмеялся. – Всё лишнее нужно рвать! Запомни!

Милан раскрыл веером объявления и присмотрелся к их оформлению.

– Они же все одинаковые… – в светлых глазах его застыл восторженный испуг. – Нет, наверное, они всё-таки разные. Вот если посмотреть…

– Велибор пошутил, – оборвал его Берт и с ужасом покосился на брата, который вмиг сделал невинные глаза. – Черт подери…

Он покачал головой и направился в сторону стайки девушек, которые мило щебетали.

«Не теряем времени!» – бросил он, повернувшись на секунду.

– Девушки, уделите мне минутку внимания? – спросил Берт, подходя к девушкам.

– Конечно, конечно… – волна веселого удивления прокатилась среди них.

Велибор заметил за оградой знакомого старика с необычной тростью и повернулся к Милану.

– А ты не против, если я пойду к входу, а ты за ограду?

– Хорошо, – Милан продолжал сравнивать объявления. – Загадка… Настоящая загадка с ними. Нужно рассказать Йоване! – сказал он, смотря вслед отдаляющейся фигуре Велибора.

* * *

На объявление многие откликнулись, несмотря на то, что Велибор ничего взамен не предложил. Время шло, вскоре двор его был переполнен необычными дарами его щедрых соседей.

– Что? – удивлялся Берт, каждый раз смотря на новые вещи. – Ты уверен, что это нужно?

– Да, Берт, нужно…

Раз за разом на стене вдоль лестницы возникали силуэты людей, несущих в руках различные предметы: большие и маленькие, округлые и угловатые, целые и разобранные на части. Силуэты таяли, достигая двери комнаты на втором этаже, в комнате что-то шуршало и постукивало.

– Спасибо, ваш самовар пришелся как нельзя кстати! – благодарил Велибор старика с засаленной тюбетейкой на го лове.

– Самовар, тоже мне… – усмехался Берт, – это еще ладно. А вот что ты будешь делать с мешком бараньей шерсти? От него какое вдохновение?

– Не знаю, в конце концов, если он мне наскучит, я отдам кому-нибудь.

В один из дней к изгороди приблизилась Лиен. Она остановилась, и долгим взглядом посмотрела на Велибора, сидевшего на крыльце. Темные раскосые глаза ее заискрились.

– Я тоже кое-что принесла, Велибор! – девушка перегнулась через калитку, привлекая к себе внимание.

Встрепенулся. Поднялся с крыльца и направился к Лиен.

– Добрый день! – сказал он, подойдя непреднамеренно близко, пребывая в глубокой задумчивости. В нос ему тут же бросился пронзительный терпкий запах аптечных снадобий, и задумчивость отступила. Велибор сделал шаг назад, виновато улыбнувшись.

– Это беда всех аптекарей! – засмеялась Лиен.

– Вы не подумайте, у меня просто аллергия, – попытался оправдаться Велибор.

– Аллергия на аптеку, надо же! – сказала Лиен, запустив руку в свою огромную сумку. Она извлекла оттуда маленькие весы, которые ранее использовались для того, чтобы взвешивать порошковые лекарства. Весы были сломаны, одна чашечка предательски оторвана. – Ладно… Это вот тебе!

Велибор с величайшей осторожностью принял дар.

– Спасибо, – растерянно поблагодарил он. – Они просто чудесны…

– Они сломаны, к жалости, – отозвалась Лиен.

– К сожалению, а не к жалости… Но это второстепенно, а первостепенно то, что они чудесны…

– Ну, может, и так.

Велибор пожал протянутую руку Лиен и вернулся к дому.

Милан с Йованой, проходя мимо, справлялись, как обстоят дела.

– Ох, как, должно быть, здорово в этой комнате! – вздыхал Милан. – Йована, она нужна для вдохновения, понимаешь?

– Столько там хлама, – качала головой девушка, – ох, чудной же ты, Велибор!

Как-то раз Милан проходил мимо дома Велибора в одиночестве. Должно быть, он направлялся починить кому-то из жителей что-то ставшее неисправным.

– Милан! – окликнул его Велибор.

– Привет! – в светлых глазах парня замерцала радость. – Я не заметил тебя, иду подлатать лодку одному человеку. Продырявилась…

Велибор кивнул, запустил руку в карман своего пальто и извлек оттуда два смятых листка бумаги.

– Вот… – Велибор вложил их в протянутую ладонь Милана и загнул его пальцы. – Ты просил меня произвести оценку твоего творчества…

Радость ушла с лица парня, светлые глаза его померкли. Он неуверенно раскрыл ладонь и, узнав знакомые страницы, растерянно захлопал золотистыми ресницами.

– Вот эти два стихотворения были весьма неплохими… – Велибор развел руки в стороны. – Они мне почти понравились, думаю, что кому-нибудь они могут понравиться совсем.

– Но, Велибор… – жалобно произнес Милан.

– Еще кое-что, – молодой человек извлек из кармана обложку от тетради. – Помнится, ты говорил, что это работа твоего прадеда. Могу сказать, что это действительно ценная вещь, приятель.

– А остальное? А моя тетрадь? – Милан не знал, как ему вести себя. – Она очень старая… Там памятные моменты…

– Она больше не понадобится, – Велибор положил руки в карманы и собрался уходить. – Я говорил, что не стоит меня просить оценивать твою поэзию, поскольку я не поэт. Но тебе повезло, думаю, что поэт бы избавился от всей тетради и даже про обложку бы не вспомнил.

Он пошел к дому медленно и чинно.

* * *

Спустя пару дней, пятничным вечером, когда свет утомившегося солнца окутывал Цетинье, соседский мальчик принес Велибору маленькую деревянную лошадку, которая стала последней подаренной вещью.

– Я уже вырос и больше не играю в игрушки, у меня теперь настоящая лошадь!

– Очень красивая, – Велибор повертел ее в руках, – она, наверное, тебе дорога?

– Нет, теперь совсем нет, у меня же есть настоящая, – посмеялся мальчик.

– Спасибо. А знаешь, у меня в детстве тоже была игрушка – маленькое пианино, я его очень любил, но настоящего у меня теперь нет, я и играть-то не научился.

– Понятно, – мальчик ударил носком сандалии маленький камешек, – мне пора, завтра в школу утром.

– А где здесь школа?

– На бульваре, рядом с библиотекой, – мальчик махнул рукой на прощанье и направился к калитке.

– Удачи! – бросил ему Велибор.

Калитка скрипнула, и мальчик скрылся за густой листвой кустов, росших возле дороги.

– Ну ты и чудак! – сказал Берт, который всё это время сидел на крыльце, курил и наблюдал за происходящим. – Столько тут жить и не знать, где здесь школа?

– Откуда мне знать, Берт, я не учусь уже.

Велибор опустился на траву, поставил лошадку около себя и качнул ее.

– Ты что, мимо гимназии не проходил никогда? – Берт указал рукой куда-то в сторону запада.

– Я и не замечал, – удивился Велибор.

– Да ты многое почему-то не замечаешь.

– Чего, например?

– А я вот заметил одну странную штуку, Велибор, – Берт поднялся и отряхнул штаны.

– Какую же?

– Знаешь, – Берт тщательно подбирал слова, – такое ощущение, что ты обращаешься с Миланом так, словно он умственно отсталый. Понимаешь? Разве что не жестикулируешь перед его лицом, будто он не понимает человеческой речи. Велибор, я думаю, что он всё это видит и обижается.

Велибор выжидающе молчал.

– Милан – мой хороший друг, почему ты так с ним?

Велибор глубоко вздохнул и отвернулся, всем своим видом показывая неприязнь к разговору.

– Скажи, почему?! – продолжал Берт. – Это всё потому, что он хочет помочь, думая, что тоже может что-то творческое исполнить? Поэтому, да?

Велибор покачал головой.

– А ты его за идиота держишь, – не унимался Берт, – думаешь: «Ох, несчастный Милан, так хотел приобщиться к творчеству, но не тут-то было! Ничего у тебя не выйдет! И даже думать не смей!»

– Берт, перестань! Чего ты драматизируешь? – Велибор поднял руки, призывая брата успокоиться.

– Хорошо, вот ты мне и объясни! – Берт вытащил портсигар, чиркнул спичкой и снова прикурил.

– Это тяжело объяснить…

Велибор отпрянул от дыма.

– Они непонятны мне. Я бы не стал с ними иметь никаких дел, если бы они не были твоими друзьями. Понимаешь?

– Нет, не понимаю.

– Они так подходят другу: эти их блестящие вьющиеся волосы, эти их светлые голубые глаза, да они как из сказки, как будто созданы друг для друга! И я смотрю на них и вижу идеал, за которым гонятся миллионы людей: собственный дом с садом, собственное ремесло, небольшая машина, чтобы можно было везде успеть, горячий чай с пирогом по вечерам, интересное кино на ночь. Семейный очаг! Бесценное сокровище! А потом еще дети… Ты заметил, что Йована стала носить платье, которое ей великовато?

Велибор замолчал, собираясь с мыслями.

– Но чего-то там не хватает, – продолжил он, – не хватает смысла…

– Что это значит?! – воскликнул Берт. – А какой тебе смысл нужен?

– Это всё слишком обычно! – Велибор удрученно покачал головой.

– Обычно? – Берт недовольно хмыкнул. – А чего ты хочешь? Чтобы они оба сменили пол и улетели на Марс? Или подарили свой дом кому-нибудь и стали жить в норе вместе с кротами? Да, пожалуй, это было бы очень необычно!

– Я не против семьи, – тихо сказал Велибор, – просто всё сводится только к одному, что большинство хочет размножаться, жить в комфорте и ощущать себя умницей. Неужели это предел всех стремлений? А что они оставят после себя? После них останется еще одно такое же существо, получившее инструкцию на жизнь!

– Да, ну и что? – голос Берта дрожал от раздражения. – Ты мыслишь как ребенок, Велибор!

– Разве это великая цель? Это то, ради чего мы живем? Ради того, чтобы в один прекрасный миг надеть костюм с галстуком, причесаться на другой манер и заявить во всеуслышание: я уже взрослый! А потом лечь в гроб!

– Велибор, если бы всё было так печально, как ты сейчас расписал, то мир бы не менялся, ничего бы не развивалось, всё стояло бы на месте. Понимаешь?! Но мир-то меняется, и наряду с такими, как ты, есть совсем другие люди, с другими ценностями и идеалами. И их удивляют такие, как ты… У этих твоих стремлений всех приобщить к искусству и к бесконечным размышлениям две стороны медали.

– Ты не понимаешь меня, Берт, – расстроился Велибор.

– Я понимаю, что ты другой, не такой, как я! И, знаешь, не будь ты моим братом, я бы тоже, наверное, не имел с тобой никаких дел. Я не понимаю только одного, раз ты считаешь себя таким необычным…

– Я тоже обычный, Берт, пока я ничего не сделал!

Берт сложил руки вместе и терпеливо продолжил.

– Раз ты считаешь себя необычным, умным и прочее, тогда почему ты не примешь как факт, что есть люди, которых вполне устраивает простое семейное счастье, хорошая работа, материальные блага? Они не хотят ничего облагораживать, они просто живут. Они такие! И они… они счастливы, Велибор, эти люди, которых ты боишься, которых ты не понимаешь, они счастливы… а ты нет!

Берт прикурил и, подпалив ненароком рукав, чертыхнулся и отшвырнул сигарету в сторону.

– Прости, Берт, может быть, ты прав, но я не могу… Эта жизнь кажется мне такой неправдоподобной!

Берт тяжело вздохнул и горько усмехнулся. «Опять ты за свое… неправдоподобное», – пробурчал он.

– Этот разговор никогда не закончится, – сказал Велибор.

– Никогда не кончится, – Берт смиренно согласился и успокоился. – Ладно, пойду я тогда, оставляю тебя с твоим вдохновением, гений, – сказал он, хлопнув брата плечу, – мне еще с Флиртом гулять.

– Спасибо, Берт…

Прошуршали шаги в траве, скрипнула дверь, и фигура Берта скрылась в доме. Велибор остался один, и чувствовал он, будто сделал очень важное открытие, но еще до конца не осознавал, какое именно.

* * *

Уже совсем стемнело. Сквозь вечернюю синеву с неба просочился острый звездный свет, со стороны леса донесся заливистый собачий лай. Велибор, обнаружив себя на лужайке перед домом, поднялся и прошел в дом.

Глянул на отражение в мутном зеркальном стекле трельяжа, и на лице его мелькнула неуверенная улыбка. Он увидел в волосах несколько перьев, видимо, от растрепанной подушки, что принесла ему продавщица хлеба.

Одно за другим он вынул перья и бросил их в топку камина. Он стал подниматься на второй этаж, и лестница заскрипела под его быстрыми шагами.

Велибор нащупал на стене кнопку выключателя, щелкнул ее и замер в дверном проеме комнаты вдохновения.

Случайно вошедшему подумается, что комната наполнена хламом. Здесь столько всего: маленький шахматный столик с хаотично расположившимися на нем камешками, служащими заменой утерянным фигуркам, громоздкое черное пианино, практически без клавиш, расписная гитара… В одном из углов – гора каких-то предметов, напоминающих не то музыкальные инструменты, не то сломанные детские погремушки, в другом – несколько часов в исправном состоянии, но показывающих разное время, и изогнутые канделябры. Картинные рамы, обрамляющие пустые полотна, на стенах с облезшими, рассохшимися обоями. Местами сквозь толщу вещей пробиваются угловатые очертания предметов мебели: стулья без ножек, столы с прогнившими столешницами, маленькие тумбы. Кое-где можно увидеть разметавшиеся кружевные платья, элегантные пыльные фраки, поношенную, протопавшую множество дорог обувь. А с потолка свисает огромная хрустальная люстра. В комнате было много всего, чему явно не место в арсенале вещей привычного обихода.

– Ничего нет нужнее ненужного, – заявил Велибор тишине.

Он зашел в комнату, осмотрелся. Увидев единственную свободную от вещей гладкую поверхность маленькой столешницы, он поставил на нее деревянную лошадку и качнул ее – в комнате возникли тихие звуки.

Велибор медленно прохаживался среди неровных пирамид из сложенных друг на друга предметов и время от времени замирал, рассматривая что-то и задумываясь.

– Комната вдохновения! – он достал из кармана блокнот с ручкой.

Окно было открыто, через него пробирался ветерок и покачивал занавески.

В блокноте уже ранее появились наброски текста, и Велибору с большим трудом удавалось их разобрать, поскольку они были написаны в спешке.

«Нужно быть откровенным с собой, – решил Велибор. – Вот если бы меня спросили сейчас, насколько ценны эти строки, я бы сказал: „В них нет никакой ценности!“ Я бы вырвал эту страницу и протянул ее тому, кто спрашивал: „Вот, можете сами в этом убедиться!“»

Велибор прошелся взглядом по предметам. Всё яснее он ощущал близкое к разочарованию чувство и, стараясь отмести его, закрыл глаза.

– Я должен быть рад, – сказал он себе, – потому что получил то, что хотел, хотя это было непросто! Я помню этот миг, когда, кажется… нет, не кажется… когда ясно ощутил, что она мне нужна. Комната вдохновения!

Открыл глаза и обратил внимание на полочку, где было расставлено множество флакончиков из-под духов. Один из них был совсем маленький: матовое ребристое стекло, красный колпачок с тоненькой цепочкой.

Велибор осторожно взял его с полки и повесил за цепочку на палец – флакончик мерно покачивался из стороны в сторону.

– Если бы мне подарили такой флакон, когда мне было лет пять, я бы решил, что в нем запечатано волшебное зелье, – сказал Велибор, – выпив глоток которого можно загадать желание, которое обязательно сбудется. И я бы пожелал попасть в Волшебную страну, где всё так, как мне хочется. Тогда у меня бы и не мелькнуло мысли, что Волшебная страна мне может наскучить. Потому что не бывает так, что всё вокруг точь-в-точь, как тебе представляется, а ты при этом совершенно счастлив!

Велибор осторожно открутил крышку, но, вопреки ожиданиям, не почувствовал терпкий, настоянный временем аромат духов. Он заметил, что крышечка не совсем обычная: от нее тянулась палочка, оканчивающаяся маленьким колечком, в котором была растянута, как ситец на пяльцах, тонкая радужная пленка.

– Мыльные пузыри! – воскликнул Велибор.

Он плавно встряхнул колпачком, и в воздухе заблестело множество хрупких сияющих сфер, в каждой из которых отражались его восторженные глаза.

Пузыри медленно опускались на пол и вещи, они умирали, оставляя после себя бледную пенку.

Велибор закрыл колпачок и поставил флакончик на место. Вновь осмотревшись, он направился к выходу.

* * *

Время прошло. Всё вернулось на круги своя, и водоворот обыденности захлестнул город. Небольшой переполох, связанный с созданием комнаты вдохновения, ненадолго оживил умы жителей Цетинье. Немного посплетничав, многие из них вновь лениво потянулись и сели, подперев голову рукой.

Изо дня в день Берт выбегал из дома, перелетая через крыльцо. Он запрыгивал в свой престарелый автомобиль, всякий раз заводившийся с трудом, и уезжал то к отцу на работу, то на футбол, то в институт, а то просто бесцельно провести время где-то за пределами Цетинье.

Катарина много времени проводила возле камина в гостиной. Она листала журналы с красивыми фотографиями, поглощала представленные там истории из жизни знаменитых людей. К ней часто приходили подруги, вместе они растягивали сплетни и хитро смеялись, грациозно прикрывая лица ладонями.

Милан с Йованой блуждали по городу. Они заглядывали в уютные светящиеся окна домов, обсуждали свой быт и быт других.

А Велибор почувствовал, как что-то начало снедать его. «Чего-то не хватает!» – заявил он себе однажды, находясь в комнате вдохновения. С тех пор, и возвращаясь розовыми расцветающими вечерами домой, и стоя в очереди на рынке, и сидя тихими осенними днями на берегу Тары или на горных полянах, он не мог избавиться от угнетающих мыслей.

Восприятие действительности его исказилось. Всё, что касалось его глаз, казалось чужим и бесполезным, и разум ни на миг не оставляла мысль о невыносимой нехватке. «Нехватка или утрата?» – спрашивал он себя. Всё, о чем бы он ни принимался думать, чтобы отогнать неведомое ему чувство, вмиг становилось безотрадным, пока однажды, возвращаясь откуда-то, он не увидел играющих во дворике детей.

Все дети были в возрасте от пяти до восьми лет: кто качался на качелях, кто выстраивал в песочнице замысловатые сооружения, кто ходил по двору, грозно размахивая прутиком, кто просто валял дурака, смеялся и корчил рожицы.

Среди общего детского шума и гама Велибор разобрал обрывки разговора нескольких детей, которые сидели за маленьким круглым столиком – они загадывали друг другу загадки про героев из сказок и легенд. Суть игры была несложной: назвать пару черт героя из сказки или кино. На ответ давалась минута. Посреди столика стояли песочные часы, отмерявшие время.

– Зонтик, сказки, сны, – перечислила девочка с огромным белым бантом на голове и перевернула часы.

– Карлсон? – картаво спросила девочка, которая всё время ковыряла в носу.

– Нет! Ты что? У него даже не было зонтика!

– Я знаю! – крикнул мальчик с рыжими волосами, подняв обе руки. – Это Оле Лукойе!

– Правильно, – девочка с бантом похлопала в ладошки и передала часы рыжему мальчику.

– Снег, вьюга, королевство, – громко сказал он и перевернул часы.

– Дед Мороз, – ответила картавая девочка.

– А еще?

– Это простой вопрос, – отозвался другой мальчик. Откинув со лба непослушную прядь волос, он уверенно потянул руку к часам, – Снежная Королева!

– Яблоко, яд, семь, – перечислил он и выжидающе посмотрел на остальных. Все молчали, а на дне часов стремительно вырастала горка песка.

– Это из комиксов про пони, правда? – прокартавила девочка, продолжая с усердием ковырять в носу.

– Да какие еще пони? – крикнул рыжий мальчик над самым ее ухом, отчего остальные дети весело засмеялись.

– Дурак! – гордо сказала девочка.

«Это Белоснежка», – подумал про себя Велибор. Послушав еще несколько загадок, он плотнее завернулся в свое клетчатое пальто и продолжил путь домой. Напоследок он бросил взгляд на играющих детей и горько улыбнулся.

Позади остался островок детского смеха, а впереди уже слышались воркующие голоса жителей Цетинье.

Мысль о распространенной среди детей невинной привычке ковырять в носу у всех на виду вызвала в нем какую-то тоску по утраченной свободе разума, который когда-то был не скован выдуманными правилами.

«С каждым прожитым тобой годом этих правил становится все больше и больше! – сказал Велибор про себя. – Безусловно, все они запоминаются без труда, входят в привычку, как само собой разумеющееся! Но их так много! Это нужно остановить!»

Велибор посмотрел на темнеющее небо: день уже заканчивался, и вечер решительно вступал в свои права.

Проходя мимо аптеки, Велибор услышал звон колокольчиков и увидел знакомую фигуру, повернутую к нему спиной. Молодой человек отметил про себя, что платье на Лиен слишком короткое для такой прохладной погоды.

Девушка вытащила позвякивающую связку ключей. Подперев плечом дверь, она старалась закрыть ее, но проржавевший замок не поддавался, и она бранилась на каком-то диковинном языке.

Велибор прошел несколько метров, но всё еще отчетливо слышал вздохи, бряцанье ключей и глухие удары. Остановился, мышцы лица его свело нервным спазмом. Тряхнул головой. «Дьявол», – процедил он сквозь зубы и, развернувшись, быстрым шагом направился к аптеке.

Приблизившись, он молча подпер дверь плечом и навалился на нее что было силы. Лиен обрадовалась внезапной помощи, она что-то проворковала, улыбаясь и краснея. Девушка вставила ключ в замочную скважину и несколько раз провернула его.

– Ох, большое тебе спасибо, Велибор, – она отбросила с лица прядь черных прямых волос, доходивших ей до плеч.

– Что это за наречие, на котором ты изъяснялась?

Лиен хитро улыбнулась и сказала что-то громко и растянуто.

– Казахский, корейский?

– Не угадаешь… Вот ты представить себе можешь, что каждый раз один и также. Никогда она с первого раза не закрывается и не открывается. Я собираюсь сказать хозяину аптеки, чтобы он сделал мне дополнение к зарплате за то, что каждый раз использую по несколько минут, чтобы открыть и закрыть эту дверь.

– Кажется, понимаю, о чем ты… – Велибор потирал плечо и вымученно улыбался. – Да, трагизм быта, и нигде от него не скрыться.

Лиен расплылась в ответной улыбке, обнажив свои большие зубы, отчего лицо ее сделалось еще более круглым.

Девушка стояла посреди дороги, еле заметно покачиваясь из стороны в сторону. В руках она держала большую сумку и нервно скручивала ее ручки.

– Эй, – Лиен всплеснула руками. – Ты задумался о чем? А мне с тобой в одну сторону.

– Да так, ни о чем существенном, – Велибор тряхнул головой, возвращаясь к реальности, и взглянул на Лиен. Он увидел, что в темных раскосых глазах ее мерцает какая-то надежда.