Текст книги "Хроника смертельной весны"

– Нет, нет… Я все сделаю… Приказывайте…

– Молите бога, чтобы мы больше никогда не усомнились в вас…

Июнь 2013 года. Лондонский королевский госпиталь

– Поздравляю вас, доктор, – Грейс восторженно улыбалась, когда заросший и невыспавшийся начальник ввалился в кабинет. Всю ночь он провел в родильном отделении клиники, оттуда же позвонил ей с просьбой отменить утренние лекции и вот, счастливый, гордый, Булгаков принимал поздравления – Катрин родила сына. Роды продолжались десять часов и силы ее были уже почти на исходе, когда наконец малыш изволил появиться на свет. Булгакову не верилось, что кошмар позади, но он помнил каждое мгновение – или почти каждое…

… – Ничего удивительного, – акушер пытался успокоить издерганного Сергея, пока родильный зал сотрясался от страдальческих стонов миссис Булгакоф. – Возраст сказывается, все же тридцать пять лет и первые роды… Не волнуйтесь, все будет хорошо.

– Родная, я с тобой, постарайся сосредоточиться, – Булгаков сжимал руку Катрин. – Все будет хорошо, просто слушайся врача.

– Ох, Серж, уйди, только тебя не хватало, – всхлипнула измученная Катрин, но только он поднялся, чтобы избавить ее от своего раздражающего присутствия, очередная схватка выгнула ее и она закричала: – А-а-а! Куда ты пошел, мать твою, иди сюда! – и вновь вцепилась в его руку, сжав с силой, которую трудно было заподозрить в тонких пальцах. – А-а-а!!!

– Уилл, да когда уже все это закончится?! – не выдержал Булгаков на исходе десятого часа. – Может, щипцы наложить?

– Это крайняя мера, – нахмурился акушер. – Пока все идет…

– Щипцы?!! – Катрин услышала их разговор вполголоса – она всегда отличалась острым слухом. – Щипцы? Вы собираетесь доставать ребенка щипцами?

– Родная моя, не волнуйся, – Булгаков вернулся к креслу и положил руку на ее мокрый от пота лоб. – Мы просто обсуждаем варианты.

– Булгаков, если ты это допустишь, я тебя кастрирую, – рявкнула она и вновь завизжала: – А-а-а!..

– Потуги, – сообщила сестра. – Кэтрин, тужься!!! Головка уже видна.

Жена теперь кричала, не замолкая, и от ее воплей у Сергея сдавило виски свинцовым обручем.

– Взгляните, Серж, – Уилл сделал приглашающий жест: – Ваш сын выходит.

Сергей машинально устремил взгляд на раскинутые ноги жены. Н-да… За двадцатилетнюю медицинскую карьеру он видел многое – раздробленные черепа, их содержимое, перемешанное, словно рагу, кровавое месиво вместо лиц – но от того, что теперь явилось его взгляду, у него потемнело в глазах и он пошатнулся. – Ух! – сквозь навалившийся мрак услышал он насмешливый приказ Уилла: – Нашатыря великому нейрохирургу!

Пронзительный аммиачный запах ударил, казалось, в самый мозг и чуть прояснившимся сознанием Булгаков уловил посторонний звук – басовитый крик своего сына.

– Мальчик, – донесся голос сестры. – Прекрасный здоровый мальчик.

– Серж, ты здесь? – слабый голос Катрин вернул его к реальности окончательно. – С тобой все в порядке?

– Он упал в обморок, – злорадно прокомментировал Уилл. – Слабак!..

Сентябрь 2013 года, Женская тюрьма «Холуэй» Лондон

– Мисс О’Коннел, как поживаете?..

Молодая женщина в джинсах и зеленой футболке не ответила на приветствие, лишь насмешливо приложила руку к бейсболке, из-под которой выбивались пушистые темно-рыжие кудри. Ее руки, тонкие, совсем девичьи, были усыпаны веснушками, пухлый рот чуть тронут бледной помадой, единственный макияж, дозволенный строгим режимом. Она смерила посетительницу чуть пренебрежительным взглядом.

– Ты почти не изменилась, – гостья села напротив. Ее глаза прятались под солнечными очками, а волосы покрывало шелковое каре. Тон ее голоса был властным и спокойным – даже монотонным.

– Ну и как тебе здесь живется? – Бриджит не отвечала, едва изломив припухшие губы в легкой усмешке.

– Здешний режим достаточно строг?..

– А то вы не знаете? – рыжая наконец заговорила. – Вы сами меня сюда упекли.

– Верно. Но ты это заслужила.

– Вы бы никогда меня не поймали, если б не пошли на подлость, – сцепив зубы, прошипела ирландка, – на подлость, которую ни одна высокая цель оправдать не может.

Женщина рассмеялась: – Это ты говоришь о подлости?! Забавно, ах, как забавно. Подлость – убивать безоружных, ни в чем не повинных людей, а то, как взяли тебя – просто тщательно разработанная операция.

Бриджит О’Коннел, действующему боевику Ирландской Республиканской Армии, как-то поручили создать бомбу – в чем она была виртуоз. После того, как она ее изготовила, в лабораторию вошли несколько молчаливых людей, и надели на нее наручники. А потом прикрепили к спине девушки взрывное устройство, которое она сама так старательно смастерила.

– Итак, ты бы предпочла, чтоб тебя разорвало на части? Ведь именно таким было желание родственников тех, кого ты убила в лондонском торговом центре.

– А ваши исполнители с удовольствием воплощали их желание в жизнь, – раздраженно отозвалась Бриджит. – Я заглянула в их пустые глаза, когда они крепили на мне взрывчатку – в них не было ни гнева, ни жалости.

– Конечно, не было, – кивнула ее собеседница. – Зато жалость проснулась в десятилетней девочке, которая пожелала сохранить тебе жизнь. Она билась в такой истерике, что остальные тоже сжалились над тобой и остановили казнь.

– И обрекли меня гнить в этой дыре до конца моих дней, – мрачно произнесла заключенная.

– Тебе не приходилось выбирать, – отозвалась дама. – Тебе сохранили жизнь – будь благодарна. Сколько ты уже здесь? Десять лет?

– Девять.

– Тебе сейчас тридцать. Лучшие годы ты провела здесь – обидно, да? Ты могла бы выйти замуж, родить детей, получить образование.

– Я закончила заочно университет. Теперь я квалифицированный специалист по англосаксонским рунам.

– Волшебно, – с долей сарказма заметила дама. – Как изысканно.

– Зачем вы пришли? Что вы хотите? Может, вам несколько рун перевести?

– В другой раз.

– Так ваш визит – не разовая акция? – рассмеялась девушка. – Вы будете меня регулярно навещать? Как член семьи?

– Не наглей, – дама даже не улыбнулась. – Я пришла предложить тебе выбор.

– Выбор? Серьезно? Он все же есть?

– Выбор есть всегда. Даже когда кажется, что его нет. Иногда это просто весьма неприятный выбор.

– Звучит так, будто именно такой неприятный выбор мне и предстоит. Не думаю, что вы предложите мне что-то достойное.

Дама помолчала, но потом проронила: – Я могу вытащить тебя отсюда. Хочешь?

– Боюсь, мне это слишком дорого обойдется. Лучше сохранить status quo[56]56
  Текущее или существующее положение дел (лат).


[Закрыть].

– Хорошо, – дама не стала спорить. Она легко поднялась и взялась за свою дорогую сумочку. – Прощай, – она подошла к двери и уже занесла руку, чтобы постучать, но услышала позади себя глухой голос:

– Подождите, мэм.

– Передумала?

– Я готова вас выслушать Вы же не из христианского милосердия сюда приехали?

– А почему нет? – дама повернулась к ней. – Тебя жалко.

– Неужели? Десять лет назад вам не было меня жалко.

– Если мне не изменяет память, в 2004 году ты собственными руками убила двадцать шесть человек. Их разметало на части, которые потом собирали по фрагментам в черные мешки. Шестилетний ребенок остался без ног, а беременной женщине оторвало голову. Что они тебе, тебе лично, сделали?

Бриджит подняла на нее зеленые глаза, полные страдания и боли: – А что сделал ирландский подросток Шон Грегуар, которого полицейский убил в Белфасте? Ничего! Это была акция возмездия!

– Это было массовое убийство. А Грегуара застрелили при попытке ограбления пенсионера. Это доказано неопровержимо.

– Ложь! – закричала Бриджит.

Дама недовольно пожала плечами: – Я здесь не для того, чтобы с тобой спорить, – она вернулась и опустилась на стул, прикрученный намертво к полу. – Мне жаль тебя – молодая, красивая. Сколько ты еще здесь выдержишь?

– Сколько суждено, – ответила Бриджит. – Сколько отмеряно.

– Кем отмеряно? – спросила дама холодно. – Может, мной?

– О чем вы, мадам?

– Я о том, что все можно изменить. Я помогу тебе выйти по УДО, а ты…

– Мой срок пожизненный, какое УДО? – пробормотала девушка.

– Я помогу тебе выйти по УДО, – настойчиво повторила ее собеседница – а ты отдашь мне свою жизнь.

– Что? Прямо-таки жизнь? Не жирно?

– Хорошо, – легко уступила дама. – Десять лет. Согласна?

– Что я должна делать?

– Ты будешь следить за одним человеком.

– Десять лет?

– Как получится. Ты будешь жить с ним, и следовать за ним по пятам. И докладывать мне обо всем, что с ним связано.

– Шпионить? – белая кожа ирландки пошла багровыми пятнами. – Я не шпионка!

– Не шпионка, нет, – покладисто согласилась дама. – Ты убийца, виновная в смерти почти тридцати человек. Пора платить по счетам, О’Коннел.

– Он кто? – мрачно спросила Бриджит.

– Убийца, как и ты, – услышала она в ответ. – Вы друг друга стоите. Правда, ты убивала, с позволения сказать, из идейных соображений, а он – потому, что жестокий садист.

– И зачем он вам? На чем вы его поймали?

– Он сам тебе расскажет – если захочет. Он тебе понравится. Этот человек нравится всем. И не только женщинам. Море обаяния, правда, весьма своеобразного. Если захочешь, разрешаю с ним спать. Но учти, влюбишься – уничтожу обоих.

– У меня завышенные требования к мужчинам, – скривилась девушка.

– Я знаю, – не без иронии усмехнулась дама. – Твоим любовником был Гюстав Корбо. Его вздернули на виселице, если не ошибаюсь? Да уж, высокий уровень. Уверяю тебя, этот круче. Итак, спать можешь, любить – нет.

– Вы его что, для себя приберегли? Так может вам самой с ним жить и шпионить за ним? – вспылила Бриджит. – Или статус не позволяет?

Дама подняла голову и сняла темные очки. В ее светлых глазах ирландка увидела такой морозный холод, что едва не подавилась своей дерзостью.

Несколько мгновений дама молчала, а потом медленно, разделяя слова, произнесла: – Услышу от тебя нечто подобное еще раз – проклянешь день, когда родилась.

Бриджит отлично знала, что это не пустая угроза, но гордость не позволяла ей согласиться на унизительные условия этой высокомерной женщины. Она упрямо сжала губы. Дама несколько мгновений ждала ответа, а потом просто поднялась с места и, не говоря ни слова, вновь направилась к двери.

– Подождите! – услышала она. – Подождите. Я поняла. Извините.

Дама вернулась на место.

– В следующий раз я выйду за дверь и больше не вернусь. Так что следи за языком. И обращайся ко мне, как полагается – мадам де Бофор.

– Да, мадам де Бофор.

– Так-то лучше. Теперь продолжим. Как я понимаю, ты оценила мое предложение по достоинству?

– Чем он будет заниматься? Этот ваш монстр?

– Как чем? – удивилась дама. – Убивать, разумеется.

– И я должна буду следить за ним? И все? Вы не заставите меня убивать? Для этого вашего ордена?

– Для того, чтобы заслужить подобную честь, надо пройти семь кругов ада и ощущать чужое страдание как собственное. Полагаешь, ты готова?

– А он, получается, готов? Он прошел этот ваш ад?

– Возможно, – кивнула дама. – Но я сказала – если он захочет, то сам тебе расскажет. Итак?..

Девушка молчала, пристально рассматривая свои руки, давно не знавшие маникюра. – И я выйду на свободу? – наконец спросила она. – Не боитесь, что сбегу?

– Нет, – дама покачала головой. – Тебя быстро поймают, и ты вернешься сюда – уже до конца дней. Кстати, если надумаешь обмануть меня или скрыть какую-либо информацию – результат будет тот же. Никакой двойной игры.

– И когда я смогу выйти? – нетерпеливо спросила Бриджит.

– Скоро. Я могу считать, что ты согласна?

– Да, мадам де Бофор…

– Что-то я плохо слышу…

– Да! – заорала ирландка и дама поморщилась.

– Тихо. Возвращайся в камеру и собирай вещи. В среду заседание комиссии.

– Так быстро? – испугалась девушка.

– Машина давно запущена. Я не сомневалась, что ты согласишься.

Париж, 12 округ, примерно два месяца спустя (ноябрь 2013)

И вот Бриджит О’Коннел, экс-боевик ИРА, оказалась на тихой улочке Шароле в Берси. Стены домов размалеваны граффити, в нише полуподвала спит клошар, прикрывшись «Пари суар». У него в ногах дремлет большой черный пес с белым ухом. Чутко уловив легкие шаги, он поднимает лобастую голову и придирчиво просвечивает рыжую девушку своим собачьим сканером – уж не претендует ли она на имущество хозяина?.. Убедившись, что опасности девушка не представляет, вновь опускает морду на лапы и закрывает глаза. Когда Бриджит покидала «Холуэй», у ворот ее встретил безликий человек, вручивший ей адрес, по которому надлежало прибыть в течение недели, и ключ. Узнав, что ей предстоит отправиться в Париж, Бриджит заволновалась – а как же еженедельные посещения инспектора по УДО? Человек пожал плечами, заявил, что это не ее забота и выдал ей новые документы. Теперь она – Бриджит О’Нил. Спасибо, хоть имя оставили.

И вот – шестой день на исходе и она стоит перед серым восьмиэтажным домом. «Ну и дыра», – Бриджит поднимается пешком на последний этаж – лифт в доме присутствует, но не работает. Сама она выросла в загородном доме в графстве Дерри, а когда ей исполнилось семнадцать – ушла за Гюставом Корбо, зачарованная его страстными идеями и огнем, горевшим в темных глазах. Ей приходилось жить в разных местах, скрываясь от полиции и MI5[57]57
  Military Intelligence, официально Служба безопасности (англ. Security Service) – государственное ведомство британской контрразведки, в обязанности которой входит борьба с терроризмом (англ).


[Закрыть], но когда рядом был Гюстав, командир одной из бригад Real IRA[58]58
  Подлинная Ирландская Республиканская Армия – радикально настроенная террористическая организация, преемница ИРА, цель которой – объединение Республики Ирландия и Северной Ирландии (провинции Великобритании) (англ).


[Закрыть], Бриджит казалось, она вынесет все – и голод, и нужду. Известие о его казни пришло, когда она уже отбывала срок в Холуэй. Сделать из простыни петлю и оставить мир, в котором она никогда с ним не встретится – первое, что пришло ей в голову, и она с облегчением последовала спасительной мысли. Из петли ее вынули и отправили в карцер. После ей стало все равно – дни шли. Шли месяцы и годы – ей было все равно. Пока не пришла эта, Изабель, которую она видела лишь однажды, мельком, посреди огромного двора на заброшенном заводе в лондонском Ист-Энде, где Бриджит, с прикрепленной к ее спине бомбой, ждала своей последней минуты. Та самая дама, девять лет спустя навестившая ее в Холуэй, подошла к одному из тех, кого называли «les chevaliers»[59]59
  Рыцари (фр).


[Закрыть], что-то показала ему в папке, и тот, почтительно склонив голову, остановил казнь. Перед тем ирландка слышала истошный детский плач где-то вдалеке, но не могла знать, что это билась в истерике десятилетняя дочка женщины, погибшей от взрыва, умоляя не убивать приговоренную к смерти, и родственники остальных погибших, один за другим, с растерянностью отказались от приговора…

Бриджит повернула ключ в двери, замок щелкнул, и она вошла в квартиру. В одну из тех парижских квартир, которые больше напоминают шкаф, чем жилье. Из двухметровой прихожей она сделала шаг и оказалась в комнате – метров двенадцать – не более, перегороженной диваном, из-за спинки которого послышалось:

– Ça va?[60]60
  Как дела, привет (фр).


[Закрыть]

Бриджит по-французски не говорила. И поэтому не ответила, а обошла диван, протиснувшись у стены. Мужчина, на вид – лет за тридцать, даже не приподнял головы при ее появлении, лишь закинул длинные ноги на обитую потертым плюшем спинку.

– Значит, это тебя прислали шпионить за мной, – криво усмехаясь, произнес он по-английски.

Бриджит исподволь рассматривала его – высокий лоб, прекрасно вылепленный нос – вероятно, мужчину можно было бы назвать интересным, если б не безобразный шрам, пропахавший правую сторону лица от виска к подбородку через угол рта с тонкими губами. Словно лиловый арахнид вцепился в его лицо хищными конечностями, стянув щеку так, что, казалось, угол рта немного вздернут в постоянной сардонической ухмылке.

– Кто это тебя так? – спросила она, даже не поздоровавшись.

– Худший из врагов – я сам, – серьезно ответил он.

– Как тебя зовут?

– Десмонд, – произнес мужчина. Он поднял один из журналов, валявшихся на полу, и лениво принялся его листать.

– Десмонд?.. А дальше?

– Гарретт, если это что-то меняет.

– Ты откуда?

– Слишком много вопросов, – пробормотал он. – Ты сама-то кто? Судя по рыжим волосам и непомерному любопытству – ирландка? – он ткнул в ее сторону журналом: – Дай-ка угадаю? О’Коннор? O’Брайен? О’Хара?

– О’Нил, – с вызовом ответила она и, подумав, добавила. – Солдат ИРА.

– Ничего себе, – присвистнул он. – Веселая у меня компания.

– Ты не англичанин, – заметила она.

Он презрительно фыркнул.

– Американец?

– Угадала, – отозвался он лениво.

– И что ты натворил?

– Как-нибудь расскажу, – процедил он. – Если захочешь.

– Я сейчас хочу, – смело заявила она.

– А мне плевать, чего ты хочешь, – отрезал он. Рыжая девка уже изрядно его достала. Но Бриджит его демонстративное равнодушие уязвило. Ей захотелось задеть его побольнее и понаблюдать за реакцией.

– Правда, что ты убийца?.. – начала она, но даже не успела заметить, как оказалась пригвожденной к стене – так, что не могла ни пошевелиться, ни вздохнуть. Его локоть уперся ей в горло, перекрыв воздух. Бриджит захрипела.

– Еще один вопрос и тебя уже ничего не будет интересовать в этом бренном мире, – тихо произнес он, и от звука его голоса она оцепенела, как от шипения кобры.

– Пусти, – еле слышно потребовала она, но он не торопился.

– Ты меня поняла? – спросил он.

Бриджит сама не понимала почему, ее, отважную и нахальную, охватила мелкая дрожь, хотя она смутно осознавала, что вряд ли он прикончит ее прямо сейчас.

– Между прочим, – сипела она полузадушено, – я убила больше тридцати человек.

– Впечатляет, – его ледяную гримасу с трудом можно было назвать улыбкой. – А вот я не считаю тех, кого убиваю, я… просто их убиваю – долго и со вкусом. Я тебя на ремешки порежу.

Он чуть напряг мышцы руки, которой прижимал ее к стене и у Бриджит потемнело в глазах. – Пусти… Прости…

– Я редко прощаю, – тем не менее, он отпустил ее, и она схватилась за горло. Легкие разрывались от хлынувшего в них воздуха: – Anchuinse[61]61
  Урод (гэльский).


[Закрыть]…

– Хорошо, что я не знаю ирландского… или гэльского… и могу игнорировать твои ругательства.

– Scum[62]62
  Сволочь (гэльский).


[Закрыть], – прохрипела она.

– Fuck ъyou[63]63
  Да пошла ты! (англ, вульг).


[Закрыть], – он вновь плюхнулся на диван и уткнулся в журнал. Бриджит, тем временем, судорожно копалась в сумке, в поисках телефона. Наконец, нашла и набрала номер: – Это я, – задыхаясь, произнесла в трубку. – Он чуть не убил меня минуту назад.

Американец услышал звонкий голос. Но не разобрал слов. Судя по тону, ирландке не выразили никакого сочувствия.

– Я поняла, мэм, – девушка поджала пухлые губы. Нажав на кнопку, она с ненавистью посмотрела на мужчину. Выдохнула:

– Feicfidh me tu a mharu.[64]64
  Я тебя убью (гэльский).


[Закрыть]

– Смотри, не лопни от злости, – отозвался он.

Некоторое время они молчали. Бриджит сверлила его злобным взглядом, а он делал вид, что читает журнал. Прошло минут пятнадцать, прежде чем Десмонд соизволил обратить на нее внимание:

– Уверен, тебе нужен секс. И сразу полегчает. После стольких лет-то в тюряге…

– Что? – она была так ошарашена, что сразу не поняла, о чем он говорит, а когда поняла, залилась краской. – Ты себя предлагаешь?

– Еще чего, – его слова звучали серьезно. – Но ты можешь пойти на улицу Сен-Дени.

– Зачем? – растерялась она. – Что это за улица?

– Там снимают шлюх, – пояснил он. – Заодно подзаработаешь. Выглядишь, как «white trash»[65]65
  «Белая рвань» – (амер. англ, презр).


[Закрыть] – не мешало б привести себя в порядок. Наше начальство не очень щедро.

Она смотрела на него распахнутыми глазами, которые наливались обидой и непониманием, за что он так оскорбил ее. Он истолковал ее молчание превратно.

– Но если ты стала лесби в тюрьме, то тогда тебе к кортам Роллан Гарос, – продолжал он с издевкой. – Там платят лучше. Это в Булонском лесу. Спустишься в метро и на Насьон пересядешь на девятую ветку в сторону… Ты меня слушаешь?..

Бриджит словно вернулась в детство, когда учитель математики в католической школе, где она училась, перед всем классом обозвал ее шлюхой за то, что она чуть подкрасила тушью светлые ресницы. У нее, в прошлом безжалостного боевика ИРА, предательски задрожали губы.

– Эй! – он впервые внимательно ее оглядел – с головы до ног. – Ты что – плачешь?..

– Еще чего! – Бриджит сцепила зубы.

– Плачешь, – он потер лицо холеной ладонью. – Нервы у тебя – ни к черту. Что тебе делать с такими расшатанными нервами в этой помойной яме?

– Видала я места и похуже, – выдавила Бриджит. – Здесь просто тесно… и неубрано.

– Да я не про эту дыру, – он снова легко вскочил с дивана и оказался рядом с ней – лицом к лицу. – Я про свору убийц, которые называют себя Палладой.

– Сам-то ты кто, – проворчала она, отворачиваясь, чтобы все ж скрыть навернувшиеся слезы обиды.

– Я – убийца, ты же сама сказала. И ты, как я понял, тоже. Но те, которые нас свели вместе – хуже нас. Они прикрываются идеей.

– Что плохого в идее? – Бриджит попыталась отодвинуться. От мужчины пахло приятно, но он внушал ей страх – не потому, что несколько минут назад чуть не убил ее, а потому, что глаза его при этом не выражали ничего – даже злости. Такой взгляд она видела однажды – у Мэри Кармайкл, вернувшейся в камеру после очередного свидания. Только вместо любимого мужа в тюрьму явился адвокат с бумагами о разводе и лишении ее родительских прав.

– Ничего плохого нет в идее, пока ею не начинают прикрывать преступления. И убийства в том числе.

– Во имя идеи стоит умереть! – воскликнула Бриджит. – Мои соратники…

– К дьяволу твоих соратников и тебя туда же. Умри сама за идею, но не убивай других, – буркнул он. – Какого черта, в самом деле! Если надо убить – убей, но не прикрывайся красивыми словами. Это лицемерие. Впрочем, кому я это говорю…

Ничего себе! И вот с этим жутким типом, который заявляет: «Надо убить – убей!», ей предстоит жить! Он же прикончит ее без колебаний, если ему будет… «надо».

Американец с улыбкой наблюдал, как она меняется в лице. Ему удалось напугать рыжую нахалку – отлично! Пусть знает свое место.

– Держись от меня подальше, – посоветовал он резко. – А теперь закрой рот и не мешай мне.

И он вновь плюхнулся на диван и уткнулся в свое непритязательное чтение.

Конец марта 2014 года, Париж, Репетиционный зал Опера Бастий

– Et encore un coup dès le début, répétez![66]66
  Еще раз с начала, повторите! (фр).


[Закрыть] Анна, да соберитесь наконец, чем у вас голова забита?

Анна устало перевела дыхание. Вот уже второй день они бьются над этой поддержкой, а Этьен, балетмейстер, все недоволен. Борис Левицкий, ее партнер, делает страшные глаза, после того, как тот в очередной раз орет «Halte-là!» и картинным жестом вцепляется себе в волосы.

Впрочем, Этьен прав – голова у нее, Анны, действительно забита не тем, чем нужно. Мелочь какая-то, но, как всякая мелочь, объяснения которой нет, она выводит Анну из состояния равновесия. Пару дней назад ее пригласил к себе директор Жоэль.

По обыкновению, он говорил уклончиво, в результате чего запутался сам и внушил Анне безотчетное чувство тревоги.

– Дорогая Анна, – начал он. – Как у вас дела? Вас все устраивает?

Получив от Анны традиционно положительный ответ – даже если б ее что-то не устраивало, она бы не стала жаловаться – директор все равно не угомонился. Видимо, он был обеспокоен до такой степени, что словно ее не слышал: – Вы ничего не хотите мне сказать?

Анна заверила его, что у нее все в порядке. Жоэль продолжал коситься на нее с недоверием. – Вы не собираетесь прервать контракт с Парижской Оперой? – наконец выпалил он.

– Ради бога, мсье директор! – взмолилась Анна. – Да с чего вы взяли?

– В связи с предложением, которое вы недавно получили, – промямлил он. – Или получите в ближайшее время. Логично предположить, что вы нас скоро покинете.

– Но я не получала никакого предложения! – возмущено воскликнула Анна. – И даже если б получила – я всегда выполняю взятые на себя обязательства и не подвожу людей, которые были ко мне добры.

– Отрадно слышать, – закивал директор. – Но, насколько я понимаю, от подобных предложений не отказываются.

– Не понимаю, о чем вы говорите, – Анна начала раздражаться.

– Да? – в голосе директора все еще слышалась подозрительность. – Анна, я умоляю вас! Если вы соберетесь расторгнуть контракт… сообщите мне максимально быстро!

– Вы первый узнаете, – пообещала Анна. – Но, клянусь, не понимаю, о чем вы!..

…Вымотанный танцовщик, в насквозь промокшим от пота трико тяжело дышал, упершись ладонями в колени. Анна, переступая passe-pied[67]67
  Перевод стопы из V в V позицию сзади вперёд (dessus) или спереди назад (dessous).


[Закрыть], посматривала на стенные часы – время близилось к пяти, а у нее с утра маковой росинки во рту не было. Но положение примы не позволяло ей жаловаться – так, во всяком случае, она считала. Зато Борис решил, что вполне может пренебречь условностями. – C’est tout! – заявил он. – Je suis fatigué et tiens! J’ai les crocs.[68]68
  Все! Я устал, и, кстати, хочу жрать. (фр).


[Закрыть]

Этьен с досадой поморщился, но, не тратя время и нервы на споры, безнадежно махнул рукой: – Bien, на сегодня все. Завтра к десяти, – отдав короткое указание аккомпаниаторше, он скрылся за дверью танцкласса, бормоча вполголоса что-то нелицеприятное в адрес les célébrités russes ambitieaux[69]69
  Зарвавшиеся русские знаменитости (фр).


[Закрыть].

– Как же он меня достал, мудак, – пробормотал Борис, срывая со станка полотенце.

– Ш-ш-ш, – Анна покосилась на аккомпаниаторшу, которая невозмутимо собирала с пюпитра ноты. Борис говорил по-русски, но Анна не сомневалась, что эпитет, которым Левицкий припечатал Этьена Горо, уже прочно входил в лексикон труппы и персонала Опера Гарнье, ввиду частоты употребления емкого слова российским танцовщиком.

– Да ладно, – отмахнулся Борис. В этот момент в класс заглянула одна из служительниц. – Мадам Королева! Вас спрашивают внизу.

– Кто? – удивилась Анна. За ней собиралась заехать Жики, чтобы вместе поужинать в Ledoyen[70]70
  Ресторан на Елисейских полях.


[Закрыть]. Но для той еще рано.

– Какая-то женщина, и с ней девочка лет десяти.

– Я сейчас спущусь. Только переоденусь.

Спустя четверть часа Анна появилась у служебного входа. Около охранника, задумчиво ковырявшего одноразовой вилкой китайскую лапшу в коробке, стояла женщина лет тридцати пяти – высокая, спортивная, с гривой пепельных волос, небрежно скрученных в нечто наподобие «бабетты». Несколько тонких прядей упруго волнились у висков. Девочка рядом – по всей видимости – дочь, была причесана точно как мать – видимо, страстно желая подражать той, которой восхищалась. «Быстро у них это проходит», – мелькнуло у Анны в голове: «Через несколько лет, скорее всего, она побреется наголо и сделает татуировку с именем бойфренда». Но отметила про себя, что обе держались как парижанки, уверенно и расслабленно, правда, женщина грызла дужку солнечных очков, словно в нетерпении.

– Bonjour. C’est vous qui m’avez demandé?[71]71
  Это вы меня спрашивали?(фр).


[Закрыть]

Однако женщина неожиданно заговорила по-русски: – Анна? Вы же Анна Королева?

Анна кивнула, озадаченная – женщина была ей незнакома. Та улыбнулась ей, но девочка оставалась серьезной, даже чуть надутой.

– Вы меня не знаете, – сказала женщина. – Не пытайтесь меня вспомнить.

– Так может, вы представитесь? – Анна чуть нахмурилась. Она устала, проголодалась, а тут, похоже, назревал долгий разговор. Что надо этой даме?

– Меня зовут Лиза, – спокойно произнесла женщина. – Лиза Гладкова. А это моя дочь Тони. Антуанетт.

– Лиза Гладкова? – пробормотала Анна, в замешательстве рассматривая девочку. – Я должна вас знать?

– Скорее всего, нет, – покачала головой женщина. – Если только Антон не рассказывал вам про меня.

Если б та вытащила пистолет и выстрелила в нее, Анна, вероятно, не была бы настолько ошеломлена. – Антон? Вы говорите про Антона Ланского? Вы его знали?

– Мы можем поговорить где-нибудь в другом месте? Не думаю, что нам следует вспоминать Антона – здесь. – Женщина огляделась вокруг.

– Пойдемте в кафе! – Анна выскочила из служебного подъезда. Она почти бежала – вот кафе, в котором она всегда обедает, официанты ее прекрасно знают. Она упала на стул подле одного из столиков. Лиза вместе с дочерью неторопливо следовала за ней.

– Говорите! – умоляюще произнесла Анна. – Вы знали Антона?

– Мы учились с ним в одной группе в МГУ, на юрфаке, – произнесла Лиза и обратилась к дочери по-французски: – Cherié, пойди купи себе мороженое, – она вручила девочке бумажку в 10 евро. Девочка пожала плечами и ответила:

– Я лучше книжку куплю! – и побежала через дорогу к Галери Лафайет.

– Итак?

– Антуанетт – дочь Антона, – без предисловий заявила Лиза.

– То есть как? – ахнула Анна. – Не может быть!

– Почему? – удивилась Лиза. – У нас был долгий роман. Но правду сказать, мы расстались на последнем курсе.

Анна растерялась. Она не знала, как ей реагировать на признание этой женщины. Было, однако, совершенно очевидно, что та говорит правду. Спокойное лицо, искренний голос и сквозившая в нем печаль.

– А почему вы расстались? – неуверенно спросила Анна. – Простите, если…

– Все нормально, – Лиза грустно улыбнулась. – Он считал, что я его бросила. Но на самом деле, я оставила его, когда поняла, что он меня не любит. Не любит так, как люблю его я. Я не хотела, чтобы он маялся подле меня. Поскорее вышла замуж – только чтобы он не страдал от чувства вины.

– Но зачем? – поразилась Анна. – Если вы его продолжали любить…

Лиза достала из сумочки сигареты. Они сидели на улице, и поэтому официант мгновенно поставил перед ней пепельницу. – Вы не против? – спросила Лиза и, когда Анна покачала головой, закурила. – Именно потому, что любила и хотела, чтобы он был счастлив… И позже он нашел свое счастье – с вами.

Анне стало вдруг невыносимо стыдно – словно она обманывает эту женщину. – Он нашел со мной не только счастье, – прошептала она, стараясь не смотреть на Лизу. Но та все же поймала ее взгляд и не отпускала его – без малейшего намека на осуждение. – Все это уже не важно. Главное, без меня он был счастливее, чем со мной.

Она замолчала.

– Но вашей дочери… – сколько ей? – спросила Анна не без трепета.

– Недавно исполнилось двенадцать, – улыбнулась уголками губ Лиза. – Не волнуйтесь, Анна, и не подумайте ничего плохого – это произошло еще до того, как Антон встретил вас. Однажды… я тогда только развелась, мой первый брак оказался катастрофой и продлился недолго… Так вот, однажды мы случайно встретились на какой-то корпоративной вечеринке. Казалось, он искренне обрадовался. Пожалуй, мы чуть перебрали, я осмелела и затащила его к себе. И вот – результат… Вы плачете? – растерялась Лиза. – Простите, что огорчила вас.

– О нет! – улыбка озарила лицо Анны. – Господи, какое счастье, что после Антона осталась дочь!

– Правда? – спросила Лиза несмело. – Вы не сердитесь?

– Сержусь? – воскликнула Анна. – Что вы… Надо сообщить родителям Антона, это станет для них спасением! И вот еще что! Антон оставил мне деньги и акции – это все надо отдать вашей дочери!

– Нет, Анна, не выдумывайте! – Лиза остановила ее движением руки. – Я достаточно состоятельная женщина, мой муж банкир, и моя дочь ни в чем не нуждается. Я просто решила рассказать Тони о ее настоящем отце – и, когда она услышала про вас, пришла в восторг – она обожает балет.

– Мне показалось, она сердится.

– Что вы, она просто стесняется. Она очень застенчивая.

– Вся в отца, – улыбнулась Анна грустно. Тут она почувствовала вибрацию телефона в кармашке шелкового жакета. Номер определился незнакомый, но явно парижский. – Извините, Лиза! Алло!