Текст книги "Замуж с осложнениями"

– Да уж… – Эцаган мрачнеет. – Я в детстве один раз зачем-то побрился налысо, так мне от отца тогда не так досталось, как сейчас от Азамата. Он меня так отчитывал, что сам чуть не заплакал. Мне даже неловко как-то, я-то думал, он завидовать будет, что у меня все прошло…

– А чего тут завидовать, держал бы врача на борту постоянно.

– Так с ним это еще на Муданге случилось. Без целителя он бы вообще не выжил.

Ага, то есть это все-таки чьи-то кривые руки. Ох попадись ты мне…

За обедом Азамат и правда несколько не в своей тарелке, рассеянный, опять зависает над каждым куском. Сегодня у нас бараньи ребрышки (во всяком случае, на вкус похоже на баранину), которые едят руками, а в качестве гарнира нечто… сушеные желтовато-белые шарики, которые предлагается размачивать в воде и так есть. Соленые они как сволочи, но поскольку мясо несоленое вообще, то как раз достигается баланс. Слово, которым Тирбиш эти шарики обозвал, мне неизвестно, но он объяснил, что их делают из молока. Страшно подумать, как.

Хранцицик зыркает на меня исподлобья, как незаслуженно побитая собака. Остальные – которые еще не успели ни разу попасть под горячую руку – взирают с некоторым благоговением. Видимо, весть о чудесном исцелении Эцагана вознесла мой и без того немаленький авторитет в этом племени и вовсе на невообразимые высоты. Не могу сказать, что мне это как-то особенно приятно. Только-только хоть какой-то контакт наладился, а если они меня теперь еще сильнее зауважают, то начинай сначала. Хотя прикольно, конечно, ничего не скажешь.

После обеда подкатываю к Азамату поинтересоваться, чем он так обеспокоен, но он явно не склонен к общению. В глаза не смотрит, к буку не приглашает.

– Слушай, ну ты же не думаешь, что я на тебя со шприцем охотиться буду, – не выдерживаю я. – Вообще, мог бы догадаться, что среди моих средств есть и опасные.

– Да нет, что вы, Лиза, я прекрасно понимаю, что вы как целитель имеете в своем распоряжении разные яды и умеете ими пользоваться.

– Ну а что, за Алтонгирела переживаешь? Он скоро проснется здоровый и бодрый.

– Ничуть не сомневаюсь.

– А чего ты тогда весь день как в воду опущенный?

– Мне жаль, что придется расстаться с хорошими работниками.

А-а, ну это да. И все, конечно, из-за меня. Я их поссорила, и у Эцагана появились идеи. Хотя на самом деле все из-за Алтонгирела, который почему-то на меня взъелся до такой степени, что перестал уделять внимание своему парню. Вот придурок.

Пока судила да рядила, Азамат от меня улизнул, зато я услышала, как кто-то кому-то сказал, что Алтонгирел проснулся. Все-все, ухожу. У меня в каюте еще куча работы.

* * *

Ну, что, рубашка получилась. Не то чтобы прям атас, но правдоподобно. Во всяком случае, симметрично. И на вид все на своих местах, а то с меня станется длину с шириной перепутать. По идее пора идти дарить.

Но что-то как-то не по себе. А вдруг он решит, что я издеваюсь? Или, может, ему не понравится, но из уважения ко мне все равно будет носить и тихо меня ненавидеть? Да ладно, мне уж тут осталось три дня прожить. Потерпит в крайнем случае, а потом я исчезну и можно будет расслабиться. Алтонгирел вон не больно-то носит свою коллекцию подарков.

На нервной почве тяну время, раскладываю и складываю свое произведение то так, то эдак. В итоге решаю все-таки вышить воротник и манжеты, благо совсем недавно тренировалась это делать машинкой.

Как ни странно, выходит вполне прилично: черным по темно-зеленому, почти не видно, а так, в отраженном свете отблескивает. Изящненько. Ну ладно, хватит теребить шов, прими уже валерьянки, сложи изделие аккуратно – и вперед.

* * *

На подходе к каюте слышу раздраженные голоса. Ну конечно, вот именно сейчас у него кто-то есть! Надолго, интересно?

Подхожу поближе. Раз замок сломан, то и звукоизоляции никакой, вот и слышно так хорошо. Но кто же мог оказаться у Азамата в самый неподходящий момент, как не Алтонгирел?! Спать ему, видите ли, необязательно, а вот с капитаном скандалить – просто как воздух необходимо! Я так злюсь, что забываю обо всяких приличиях: встаю у двери, прижимаю рубашку к груди угрожающе сложенными руками – и жду, пока Азамат освободится. Очередь так очередь!

Орут они по-муданжски, конечно, и я поначалу даже не прислушиваюсь, и так знаю, что ничего не пойму толком, только расстроюсь. Но потом кое-что привлекает мое внимание.

– Ты хочешь знать, чего я боюсь?! – кипятится Алтонгирел, и я прямо вижу, как он плюется, когда это говорит. – Тебе прямым текстом сказать? Намеков уже не понимаешь?

Азамат что-то невнятно бурчит в ответ, и духовник прямо-таки взрывается:

– Я боюсь, что она украдет у тебя душу! И мы оба знаем, что на этом тебе придет конец! Она улетит на свою Землю через три дня и забудет твое имя, а ты уже никогда – никогда! – не будешь счастлив!

Я слегка прирастаю к стене, изо всех сил вслушиваясь в ответ Азамата.

– А тебе не приходит в голову, что это могло уже случиться? – говорит он довольно тихо. Дальше различаю только сбивчивое дыхание, видимо, Алтонгирела.

– Я надеялся, – произносит он медленно, – это предотвратить. Если бы ты был благоразумнее…

– Куда уж благоразумнее! – громыхает Азамат, у которого, похоже, кончилось всякое терпение. – Я был благоразумен всю жизнь, и за это теперь ты хочешь испоганить последние три дня, которые у меня есть с ней? Я был несчастлив пятнадцать лет! Когда она уйдет, больше ничего не будет, но я имею право быть несчастным на своих собственных условиях!

Наступает та самая звенящая тишина, когда внезапное отсутствие звука вызывает болезненное ощущение нехватки. Больше всего я боюсь, что сейчас Алтонгирел выскочит оттуда, хлопнув дверью, как это за ним водится, а я тут стою, и на лице у меня крупными муданжскими буквами написано, что все слышала. Надо взять себя в руки и что-то сделать. Но если убегу и запрусь у себя, они тоже все поймут. И Азамат расстроится… Да господи, что я ни сделай теперь, он все равно расстроится! Разве только… надо подарить ему рубашку.

Внезапно я просто чувствую, как что-то вроде судьбы берет меня за плечи стальными пальцами и приказывает: подари ему рубашку. Лучше прямо сейчас. Еще лучше – на глазах у Алтонгирела, если не всей команды. Иди.

Дальше, видимо, кто-то думает за меня, потому что я бы ни за что не догадалась отойти до угла, а потом подойти обратно, громко топая, чтобы они меня слышали. И вот я стучу в дверь. Не знаю, что отражается у меня на лице, но надеюсь, что это ни к чему не обязывающая улыбка. Рубашку я пока прячу за спиной.

Азамат открывает дверь, его собственное лицо ничего особенного не выражает. Не примерещился ли мне их разговор?

– Лиза… – произносит он несколько растерянно. – Вы же знаете, что дверь не заперта.

– Ну неудобно как-то без стука входить, – говорю слегка сдавленным голосом, который стараюсь обратить в этакую кокетливую детскость. Тут я как бы впервые замечаю Алтонгирела, который стоит у иллюминатора спиной ко мне и делает вид, что меня нет. – Ой, привет, – говорю его спине, а потом снова поворачиваюсь к Азамату: – Не помешала?

– Нет-нет, заходите. – Он отстраняется, и я вхожу. Впрочем, далеко от двери не отхожу, потому что боюсь, что Алтонгирел выскочит, а руководящей мной сверхъестественной силе он зачем-то нужен здесь.

– Азамат, – начинаю я, чувствуя, как улыбка на моем лице становится шире не совсем согласно моим желаниям, – у меня для тебя небольшой подарок.

– Подарок? – озадаченно повторяет он, кидая быстрый взгляд в сторону Алтонгирела.

– Да, – киваю для пущей убедительности. – Это, конечно, пустяк, но мне хотелось как-то тебя поблагодарить за то, что ты все время ко мне так добр.

Не знаю, как я все это выговорила, не запнувшись. Но дальше тянуть нечего. Вынимаю из-за спины заветную вещицу и вручаю по назначению.

Вот теперь мне очень хочется убежать. Потому что он ведь станет восхищаться и благодарить, а мне будет стыдно – не знаю точно, почему, но обязательно будет. Теперь я тоже кошусь на Алтонгирела, который оторвался от созерцания заснеженных муданжских просторов и с выражением легкого ужаса на лице смотрит, как Азамат разворачивает мой подарок. Вместо того, чтобы убежать, протягиваю руку к выключателю и прибавляю свет посильнее – то ли чтобы Азамату был лучше виден продукт моих усилий, то ли чтобы мне самой было лучше видно Азамата.

Мне кажется, руки его плохо слушаются – или он просто никак не может поверить, что это такое я ему дала. Некстати вспоминаются английские сказки про домовых. Вот сейчас поймет, что это одежда, и исчезнет, отпущенный на свободу. И останусь я тут с Алтонгирелом у разбитого корыта.

Наконец он убеждается, что это рубашка, и воззряется на нее так, как, наверное, Моисей зрил на скрижали. А потом переводит этот кошмарный, исполненный священного трепета взгляд на меня, и мне кажется, что от этого расстояние между нами внезапно растягивается на несколько миллионов световых лет, как будто мы смотрим друг на друга через пространственный туннель.

– Н-нравится? – выдавливаю с таким чувством, будто этот писк выдернет меня из-под стремительно мчащегося товарняка.

– Да, – говорит он, почти не выдыхая. – Да, конечно, Лиза, спасибо…

Плотину прорвало, и экзистенциальный момент утонул. Я вздыхаю с облегчением. Азамат все продолжает меня благодарить, я почти не слушаю, но дружелюбно улыбаюсь. Украдкой кошусь на духовника: он напоминает не особенно наделенную интеллектом крупную рыбу. Покажи крючок – проглотит.

– Я рада, что тебе нравится, – говорю медовым голосом.

Подхожу поближе и обнимаю его чуть повыше пояса – а выше не достаю. Я бы его поцеловала, но не прыгать же… Он в ответ ко мне не прикасается, только смотрит ошарашенно. М-да, у них, наверное, не принято по любому поводу обниматься, как у нас. Ну да ладно, черт с ними, с приличиями, лишь бы ему было приятно.

Но мое некорректное поведение воскрешает Алтонгирела.

– И что вы теперь собираетесь делать? – спрашивает он негромко.

Я оборачиваюсь, неохотно отпуская теплого Азамата. Не то чтобы мне было холодно, хотя взгляд Алтонгирела может заставлять скоропортящиеся продукты храниться неделями.

– В смысле? – переспрашиваю, хлопая глазками.

– Останетесь друзьями и будете переписываться по Сети? – ядовито интересуется он.

Если бы я не слышала их разговор под дверью, я бы просто сказала: «А почему нет?» – и растерялась. Но теперь… если все, что я разобрала, было не романтическим бредом, вызванным повышенной концентрацией тестостерона в атмосфере корабля, то нужно дать совсем другой ответ. Я не слишком альтруистичный человек и не могу сказать, что Азамат вызывает во мне какие-нибудь подкожные нежные чувства. Но если для него «больше ничего не будет», когда я сойду с корабля… Я слишком падка на эмоциональный шантаж. Пусть потом выяснится, что все это было подстроено и на самом деле он тонкий махинатор и торгует людьми. Может, и пропаду, пойдя на поводу у человеколюбия. Но я предпочитаю чувствовать себя дурой, а не сволочью.

Поэтому пожимаю плечами и оборачиваюсь к капитану:

– Собственно, я как раз хотела об этом поговорить. Я ведь специально получала образование, чтобы работать в космосе. Если сейчас вернусь на Землю – то только затем, чтобы найти там другой звездолет, наняться в штат и снова улететь. Ну вот и подумала: а чего столько времени тратить? Тебе ведь явно нужен врач на борту. Может, ты просто меня наймешь?

Глава 10

Самое неожиданное – это реакция Алтонгирела. Он подскакивает к Азамату – ей-богу, я думала, схватит за грудки и потрясет – и, обильно жестикулируя, шипит сквозь зубы по-муданжски:

– Ты не можешь решать! Ты не можешь оценить ее качества как работника! Она украла у тебя душу и так и будет тобой манипулировать! Неужели ты не понимаешь, что это все продумано?..

У меня глаза на лоб лезут. Он считает, что я нарочно соблазнила Азамата? С какой целью, простите? Мне что-то не кажется, что он у них тут почитается завидным женихом.

Азамат некоторое время терпит излияния своего духовника, потом тихо отвечает:

– Ты, Алтонгирел, из всех нас последним можешь сомневаться в ее способностях как целителя.

После этого капитан прокашливается и оборачивается ко мне, включая деловой тон. Видимо, несколько оправился от подарка, хотя рубашечку мою прижимает к себе обеими руками.

– Лиза… такие вопросы не решаются мгновенно. Я думаю, нам стоит присесть и все обсудить.

Пожимаю плечами, дескать, легко, давайте. Алтонгирел мучительно вздыхает и наконец-то избавляет нас от своего общества.

– Первую трудность я уже вижу, – хихикаю. – Твой духовник меня ненавидит.

Лицо Азамата на мгновение вновь приобретает такое же отстраненно-растерянное выражение, как за обедом, но он быстро справляется с собой:

– Я не думаю, что это останется проблемой надолго. Меня больше волнуют другие вопросы.

Он садится на край кровати, раскладывает мое творение рядом и поводит рукой в сторону компьютерного стула, приглашая его занять. Но сам он мне его не выдвигает. Чует мое сердце, и тут какая-то культурная собака зарыта. Я сажусь, а Азамат меж тем продолжает:

– Во-первых, вам стоит понять, что у нас целительство считается исключительно мужской профессией.

Хмыкаю. Ну у нас, положим, так тоже довольно долго было.

– Что, и роды мужики принимают? – осведомляюсь насмешливо.

– Н-нет, – хмурится он. – А зачем для этого целитель?

Все с вами ясно. Отмахиваюсь.

– Неважно. Ты хочешь сказать, что команда будет не в восторге от моего назначения?

– Не то чтобы не в восторге, но это может быть воспринято неадекватно. Ребята вас несколько стесняются и вряд ли захотят именно вам сознаваться, что их подвела ловкость и они заработали травмы. Или наоборот, некоторые могут нарочно придумывать заболевания, чтобы получить возможность пообщаться с вами поближе.

– Ну скажем прямо, ни то, ни другое не будет новинкой в моей практике, – чешу в затылке, припоминая некоторых особо выдающихся пациентов с описанными симптомами. – Это, конечно, не очень приятно и мешает процессу, но терпимо. Тем более что они, я думаю, быстро привыкнут.

Азамат кивает, как бы подводя черту под обсуждением проблемы.

– Второй вопрос – финансовый. Я не знаю, как на Земле оцениваются целительские услуги, но на Муданге они довольно дороги. Не уверен, что смогу предоставить вам жалованье такого размера, какое вы привыкли получать.

Я слегка кривлюсь. Что-то мне подсказывает, что на мою зарплату в районной больнице никто из Азаматовых ребят не прожил бы. Ну да ладно, не стоит сбивать себе цену. В конце концов, у Дюпонихи я получала почти прилично, хоть и не совсем за медицинские услуги, да будет ей… э-э, вакуум пухом.

– Ну насчет этого… – говорю осторожно. – У вас ведь тут такая система, что все получают одинаково как члены команды, а те, кто делают какую-то дополнительную работу, соответственно, получают еще надбавку?

Капитан кивает.

– Ну и ты же понимаешь, что я не могу в самом деле считаться членом команды, – улыбаюсь, представляя себя в форменной псевдокоже с муданжским значком и лазерным ружьем наперевес.

– Безусловно, – заверяет Азамат, – ни к каким опасным заданиям вас не допустят.

– Ну вот, поэтому по вашей системе я должна получать только надбавку. Но это все-таки маловато, так что, я думаю, будет вполне логично, если буду получать столько же, сколько обычный член команды.

Я думаю, это не так уж мало. Вот Эцаган вроде бы ничем дополнительно не занимается, но у него были деньги на ту швейную машинку. Да и комодик у него в каюте не дешевенький. В общем, мне должно хватить. С другой стороны, Азамат недавно потерял двух работников, а теперь еще вынужден двоих уволить, так что, я думаю, одна стандартная зарплата его не напряжет.

Ему, однако, мое предложение не нравится.

– Ну что вы, Лиза, стандартное жалованье – это ведь очень мало! Тем более для женщины.

– А какая разница? – вскидываюсь я.

– Женщины больше тратят, – убежденно отвечает он и продолжает как ни в чем не бывало: – Я бы предложил сумму хотя бы вдвое больше стандарта.

Может, Алтонгирел прав и капитан действительно не в силах принимать трезвые решения на мой счет? Нет, ну ладно…

– Что ж, – говорю, – отказываться не буду. А сколько, собственно, составляет стандартное жалованье?

Он называет сумму, и у меня все кудряшки распрямляются от шока: это в три раза больше, чем моя ставка у Дюпонихи. Так он мне хочет платить в шесть раз больше?! Ребят, да я золотой корочкой порасту.

– Это даже несколько больше, чем я привыкла получать, – говорю осторожно.

– Да? – Азамат светлеет лицом. – Так вы согласны на двойную ставку?

Я вообще-то говорила про одинарную, но не упускать же такой случай! Не-эт, Алтонгирел, ты можешь меня ненавидеть сколько влезет, хоть всю каюту увешать куклами вуду в виде меня и поджечь. Я отсюда никуда не уйду.

– Да, – говорю, – вполне. Давай это, может, сразу оформим?..

Дальше очень довольная бегу к себе за ID-карточкой, а очень довольный Азамат вбивает в электронную договорную форму данные по контракту. Меня почему-то совершенно не удивляет, что он использует всемирную систему «Честный наниматель», хотя для этого вообще-то надо платить подоходный налог. Ну что ж, вот и прекрасно, значит, когда вернусь, с налоговой у меня проблем не будет.

– Азамат, а скажи, пожалуйста, – произношу, прежде чем расписаться стилусом прямо по сенсорной клавиатуре, которая для этой цели отобразилась как листочек в линейку, – все, чем ты занимаешься, законно?

– Естественно. – Он, кажется, слегка обиделся. – Еще после первой джингошской кампании было подписано соглашение между Землей и Планетами расселения, устанавливающее четкие юридические рамки работы космических наемников.

– А захват заложников – это разве не терроризм? – интересуюсь наивно.

– Терроризм, конечно, – ухмыляется Азамат. – Но нас много, а Земля одна. Поэтому Земной совет предпочел считать правонарушителем только заказчика, а исполнители – честные люди. Если, конечно, мы действуем в соответствии с соглашением.

Мне остается только поднимать брови и поджимать губы. Впрочем, я не удивлена. Эти самые Планеты расселения – и правда могучая сила, а пиратство у них – основной промысел. Если мы хотим, чтобы планеты соблюдали хоть какие-то наши правила, не стоит лишать их основного источника дохода.

Азамат замечает мой скептицизм насчет его честности и несколько напрягается.

– Лиза, я понимаю, что для вас это важно, но могу уверить, что я и моя команда действительно не делаем ничего безнравственного. Вы можете почитать мой профиль в базе, там есть отзывы ваших же земных чинов…

Мне, конечно, безумно интересно почитать про Азамата, но я не хочу демонстрировать недоверие. Потом как-нибудь поинтересуюсь.

– Все нормально, – говорю с ободряющей улыбкой и подписываю контракт. – Это я по поводу наших рожи строю, не обращай внимания.

Он все еще выглядит встревоженным, и мне это не дает покоя. Украла душу, надо же. Это вам не наши писаки, провозглашающие, что «любить есть высшее наслаждение». Как страшно, что мой неосторожный жест может причинить ему столько тревоги.

Ладно, будем делать исключительно осторожные, позитивные жесты. Беру его за руку, сжимаю легонько и говорю с проникновенной улыбкой и придыханием:

– Я тебе верю.

Эта зараза ржет. Блин, а я тут пафос развожу…

– Извините, со мной это бывает, – кается он с широченной улыбкой. – Просто я очень хочу, чтобы вы остались у нас.

Эх, капитан, говорил бы уж начистоту, «у меня». Интересно, скоро ли дозреешь до признания?

Правда, тут мне приходит в голову неприглядная мысль: с его-то самооценкой и отношением ко мне, может, и никогда. Вот черт. С другой стороны, ну признался бы он сейчас и что бы я стала делать? Предложила повстречаться полгодика, пока определюсь со своими чувствами? Нет, он, конечно, чудовищно милый и предупредительный, но все-таки мужик, который стесняется меня лишний раз потрогать, довольно неудобен в эксплуатации. Да и на вид он действительно страшен. Нет, лишать социальных привилегий за внешность – нонсенс и просто отвратительно. Но то, что я так думаю, вовсе не значит, что мне приятно на него смотреть. Я, знаете ли, не слишком принципиальная и фанатею по тем же актерам, что и все. Хотя, конечно, если вдруг захочу почувствовать себя хрустальной вазой…

А как он на меня смотрит! Боже, чтоб на меня Кирилл хоть раз так посмотрел. И вот ведь странно – обычно, когда ненужный ухажер настолько открыто проявляет заинтересованность, хочется держаться от него подальше, да и вообще как-то не по себе становится. А я только смущаюсь. Может, мне просто мужика надо… Два года уже вдовею, однако. Подумать только, какая верная оказалась.

Однако я и правда смущаюсь и опускаю глаза в поисках какого-нибудь отвлекающего маневра.

– Надеюсь, я не нарушила каких-нибудь норм поведения этим подарком?

Азамат тоже кидает взгляд на мое произведение.

– Нет. Хотя последний раз мне что-то самошитое дарила мать, и то еще до травмы, – произносит он задумчиво и вдруг одергивает себя: – Надеюсь, это не звучит как жалоба.

– Да нет, – пожимаю плечами. – У меня у самой тоже только от мамы самодельные вещи, – говорю задумчиво, и тут до меня начинает потихоньку доходить, какая это степень близости. Ох ты ж елы-палы! Надеюсь, капитан не очень быстро привыкает к хорошему обращению, а то как бы не возомнил чего-нибудь. Впрочем, чтобы успокоиться, мне хватило одного взгляда на то, как он осторожно тыльной стороной пальцев разглаживает складочку на моем подарке. Не возомнит. Я ему пару вагонов барахла успею сшить прежде, чем он начнет видеть за этим нечто большее.

Я с Азаматом все время как на канате: в одну сторону шагну – обижу, в другую – слишком обнадежу. А может, это просто мнительность и на самом деле он гораздо легче переносит мои шатания? Он ведь понимает, когда я слишком нарочито его подбадриваю.

Мое само– и Азаматокопание прерывает Тирбиш, зовущий к ужину.

* * *

Солнечное утро на фотографии в иллюминаторе настраивает на невероятно позитивный лад и совершенно не предвещает никаких ужасов. Можно было бы и догадаться, что как раз сегодня случится нечто из ряда на фиг выходящее. Оно, конечно, каждый день, что я здесь, случается: то придушили, то домой не пустили, то отравили, то работать пришлось неурочно, а вчера так вообще поступила на работу на пиратский корабль, да еще и выяснилось, что капитан в меня влюблен. Что-то у меня веселая жизнь становится. Прямо хоть утром не вставай.

Однако расположение духа у меня прекрасное, хотя я и вскочила в невероятную по своим меркам рань – восемь утра! Дома раньше десяти под страхом смерти ни за что не встаю. Зато я уже оделась и почистила зубы, когда в дверь застучали. Высовываю нос – там один из младших членов экипажа, тот, что с крашеными красными перьями в волосах.

– Общий сбор в холле, – говорит он мне и двигает дальше по коридору.

Ага, видимо, обо мне объявляют. Можно было бы и до после завтрака подождать, а то в животе урчит, ну да ладно, потерплю. Я теперь тоже в команде, надо соблюдать правила. Топаю в холл.

Первое, что я там обнаруживаю, – это тихо переругивающиеся Азамат и Алтонгирел. Лейтмотив моей жизни, блин! На всякий случай напрягаю уши – вдруг еще что-нибудь новое про себя узнаю.

Азамат сидит за буком и что-то ожесточенно печатает, огрызаясь через плечо:

– Я не собираюсь в этом участвовать!

– А тебя никто и не спрашивает, – самодовольно парирует духовник.

– Это противоестественно. – Капитан даже отрывается от экрана, чтобы выговорить свое возражение, которое на муданжском еще более непроизносимо. – У меня на корабле твоя идиотская традиция никогда не поддерживалась!

– Можно подумать, ты из-за традиции злишься, – усмехается Алтонгирел.

– Я злюсь, потому что ты опять портишь мне жизнь, и не скрываю этого.

– Я просто хочу тебе доказать, что она…

– Доказывай!

Азамат хлопает крышкой бука и порывается встать. Кроме этих двоих в холле еще только два человека, и они мне не очень знакомы, так что я кидаюсь капитану наперерез.

– Доброе утро! – говорю солнечно. – Надеюсь, ты меня не бросишь ему на съедение? – киваю на Алтонгирела, который мрачнеет с каждым моим словом.

Азамат усмехается и садится обратно.

– Доброе утро, Лиза. Если вы просите, то я останусь. – Он кидает многозначительный взгляд на духовника.

Тот демонстративно отходит в сторону.

– А… по какому поводу сбор? – спрашиваю осторожно. Что-то уже одолевают сомнения, что это насчет меня.

– Сейчас Алтонгирел объяснит, – мрачно говорит Азамат. – Я только хотел бы, чтобы вы понимали, что я категорически против его затеи, но ничего не могу сделать: это дела духовные и тут он главный.

Мне становится немного нехорошо. Надеюсь, Алтонгирел не собирается меня пытать, чтобы выведать истинные намерения… или что-нибудь в таком духе. Может, он обойдется каким-нибудь гаданием…

Народ довольно быстро стекается, и вот уже все в сборе, кроме Эцагана и Гонда, которые по-прежнему заперты. Рассаживаются все по диванам и креслам. Азамат снова открывает свой бук и возобновляет ожесточенную дробь по клавишам, всем своим видом показывая, что его тут нет. Я присаживаюсь на краешек кресла рядом и жду экзекуции.

Алтонгирел выходит на середину комнаты и откашливается.

– Вчера вечером, – начинает он по-муданжски, – вот эта девушка вступила в должность целителя на нашем корабле. Как все мы знаем, незамужняя женщина на борту – это дурная примета и к тому же источник постоянных неприятностей.

Я изо всех сил сохраняю бессмысленное выражение лица.

– Поэтому, – продолжает этот приятный человек, – полагаю, что нам совершенно необходимо вспомнить одну забытую традицию, возникшую еще в те времена, когда наши корабли умели только плавать, а не летать.

Вокруг начинают шептаться, я слышу смешки, а один юноша напротив демонстративно потирает руки. Кошусь на Азамата, но он с каменным лицом смотрит в экран. Что-то мне уже совсем нехорошо.

– Итак, Ли-иза, – с нажимом произносит Алтонгирел, обращаясь ко мне на всеобщем. – У нас существует такая традиция: в команде не должно быть незамужних женщин. Обычно их просто не берут в штат, но, поскольку дорогой капитан, – тут он выразительно смотрит на Азамата, который злобно сопит в ответ, – не смог устоять перед вашими чарами, мы вынуждены решить эту проблему по-другому. А именно, немедленно выдать вас замуж.

Меня хватает на то, чтобы открыть рот, но я так и не придумываю, какой звук из себя извлечь. Действительно, а что тут скажешь-то?

– Я, – невозмутимо продолжает Алтонгирел, – олицетворяю на этом корабле духовную власть и, таким образом, имею право засвидетельствовать брачный союз. Итак, сегодня, через несколько минут один из членов команды получит вас в жены!

С этими словами он обводит окружающих торжествующим взглядом. Пожалуй, я еще не видела духовника таким довольным. Удивительно, как это совпадает с тем, что мне еще никогда не было так страшно на этом корабле. То есть он сейчас ткнет пальцем в кого-то, и я этому кому-то стану подстилкой? Пожалуй, есть вещи поважнее денег, ты уж извини, Азамат…

– А если я не хочу замуж?.. – робко блею срывающимся голосом.

– Поздно, драгоценная, – со змеиной улыбкой сообщает Алтонгирел. – Вчера надо было думать, прежде чем контракт подписывать!

Я отчаянно гляжу на Азамата, который грохает кулаком по столику, кажется, оставляя вмятину.

– Если б я знал, что ты устроишь этот фарс, никогда бы даже не подумал ее взять! – рявкает он на Алтонгирела и снова утыкается в экран невидящим взглядом.

Духовник невозмутимо продолжает улыбаться.

– Ну что же, приступим… Во-первых, скажите, вас действительно зовут Лиза? – осведомляется он.

Интересно, что вызвало подозрения? На международном ID я записана как Лиза, да.

– Елизавета Гринберг, – бормочу. Лучше уж сейчас с этим разобраться, чем потом мне «муж» вломит за вранье.

– Как-как? – недослышивает Алтонгирел.

– Элизабет! – огрызаюсь. Может, на всеобщем лучше усвоится. – Элисавифа! Как хочешь, много вариантов!

Повисает какое-то странное молчание, народ переглядывается.

– Вот оно как. – Алтонгирел задумчиво поглаживает подбородок. – На «э», значит…

Снова кошусь на Азамата, тот смотрит на меня, как будто узнал обо мне что-то неожиданное.

– Ну ладно, – вздыхает Алтонгирел. – Тогда небольшие коррективы. Вы можете выбрать себе мужа сами.

Хотите сказать, что люди с именем на букву «э» привилегированные?.. Ладно, я не внакладе!

– Из всех?.. – уточняю на всякий случай. А то вдруг капитана нельзя. Потому что Азамат – это, конечно, самый очевидный мой выбор, кого ж еще? Но если его нельзя, то придется Тирбиша… бедный парень, он настолько меня младше… Но остальных я просто боюсь.

– Из всех присутствующих в этой комнате. Кроме меня, естественно, – раздельно произносит Алтонгирел.

– Это мне и в страшном сне не приснится, – бормочу, вызывая пару смешков среди парней поблизости.

– Подойдите ко мне, – велит Алтонгирел.

Я встаю и на нетвердых ногах пробираюсь в центр холла, едва не спотыкаясь о чужие коленки. Хоть бы одна сволочь убрала ноги из прохода. Наконец стою перед ненавистным духовником.

– Протяните правую руку ладонью вверх, – командует он.

Я послушно протягиваю. Он берет со столика рядом один из своих ларцов, открывает его и извлекает нечто наподобие круглой печати. Я не успеваю даже задуматься о возможном назначении этого предмета, когда он стремительно хватает мою руку и прижимает печать к моей ладони. Когда он наконец меня отпускает, вижу у себя на руке отчетливый круг с каким-то знаком внутри, и либо я снова ловлю глюки, либо он и правда светится. Я лихорадочно тру пальцем по краю круга, но он не размазывается. Почему-то именно это окончательно выносит мне мозг.

– Ты не предупредил, что будут татуировки! – ору не своим голосом.

– Это не татуировка, идиотка, это Круг Верности, – шипит он.

– Это ты идиот! – продолжаю надрываться я. – Мог бы объяснить заранее!

– Да как ты смеешь…

– Что мне с этим теперь делать?! – потрясаю заклейменной конечностью.

– Хлопнуть по ладони того мужчины, которого ты выберешь!

– А потом?

– Ничего, дура!

– Заткнись, урод! – Я, кажется, перешла на ультразвук.

– Как ты меня назвала?!

– Урод ты! Потому что понятия не имеешь, как обращаться с девушками!

На этом бессмысленном заявлении я разворачиваюсь к нему спиной и топаю обратно к Азамату, бережно прикрывая светящуюся руку другой. Вместо того чтобы расступаться, муданжцы, наоборот, заслоняют мне дорогу, подставляют руки, просто-таки тянут свои грабли навстречу. Я их почти не вижу, но старательно огибаю и очень боюсь, что кто-нибудь женится на мне силком. Вот я уже почти у цели – Азамат мрачно гипнотизирует экран, все еще непонятно зачем притворяясь, что его это не касается. Коршуны окружили меня со всех сторон и ловят мой взгляд. Тут я понимаю, что у меня еще есть шанс все запороть дурацкой ошибкой. Приходится окликнуть Алтонгирела.