Текст книги "Шесть имен кота-демона"

– Если заткнуть уши, чтобы не слышать его проклятий, и убежать от него настолько быстро, насколько это возможно, то все обойдется. А желание, которое он пообещал выполнить, сбудется.

– А вы, согдийцы, не промах! – усмехнулся Чжан Чжо.

На лице Кан Ваньняня мелькнула безысходность.

– Будучи рабом, я влачил жалкое существование. Меня не кормили, не одевали, били кнутом каждый день. Хозяин мог убить меня в любой момент. Услышав легенду об этом демоне, я начал ломать голову над тем, как заключить с ним сделку. Этому виду колдовства я точно не смог бы научиться, и мой хозяин совершенно точно не стал бы меня посвящать в тайны темной магии. Вот я и придумал способ обхитрить Га-жаня – схватить его, проклясть, заставить исполнить мое желание, а затем заткнуть уши и сбежать. Я знал, что моя жизнь изменится. Итак, в течение нескольких месяцев после окончания работы я бродил по горам и лесам, надеясь наткнуться на этого демона, но не смог найти даже его тени. Тогда мне пришла в голову другая идея.

– Ты решил украсть флейту своего хозяина? – догадался Чжан Чжо.

Кан Ваньнянь звонко рассмеялся:

– Однажды ночью, когда луна светила ярко, а звезд было так мало, что их можно было пересчитать по пальцам одной руки, я украл флейту хозяина, пока тот спал, и ушел в горный лес. Мне было страшно до смерти, но мной двигал инстинкт выживания. Я углубился в самые дебри, нашел пустую поляну и подул во Флейту призыва.

С каждым словом Кан Ваньняня сердца слушателей начинали биться все быстрее и быстрее.

– Я не знал, получится ли у меня вызвать демона, поэтому просто дул и дул. Кажется, мои попытки заняли около часа. Спустя какое-то время я совсем выдохся и решил, что мои старания не увенчались успехом, все было зря. И совсем не заметил приближающегося Га-жаня! Понурив голову, я поднялся с колен и подумал, что перед рассветом вернусь обратно и продолжу влачить свое жалкое рабское существование. Но буквально через мгновение, повернувшись, я заметил ребенка, стоящего рядом!

Голос Кан Ваньняня невольно дрогнул:

– Я увидел раздетого ребенка с растрепанными волосами, закрывающими лицо. Выделялись только два зеленых глаза, горевших в темноте. А еще он издавал сиплый звук, когда открывал рот. Ужасный звук, похожий одновременно и на смех, и на плач! Я был напуган до смерти, сердце мое ушло в пятки. Не знаю, откуда во мне взялась смелость осторожно подойти к нему, потом резко подпрыгнуть, схватить его за волосы и встряхнуть. Он боролся, кусал и царапал мою руку так сильно, что в моих глазах сверкали вспышки боли. Но я не мог отпустить его… Тогда я проклял его самыми злыми словами, которые знал…

От воспоминаний о прошлом по телу Кан Ваньнянь пробежала дрожь. После минутного молчания он немного пришел в себя и продолжил:

– Я не знаю, сколько времени прошло, но эта тварь перестала отчаянно сопротивляться и начала пронзительно рыдать, пытаясь меня разжалобить, умоляя о пощаде. В этот момент я обратился к нему с просьбой.

– С какой просьбой? – спросил японский посол.

– Я сказал ему, что хочу иметь высокое положение, чтобы моя семья не знала бедности, чтобы слуг у меня было как облаков в небе, чтобы деньги рекой текли в мои руки, чтобы я никогда не знал ни голода, ни холода!

– И он согласился? – подала голос Шангуань Ваньэр.

Кан Ваньнянь кивнул:

– Да, согласился! А потом… Я бросил его на землю и так быстро, как только позволяли мне ноги, сиганул в лес, затыкая уши руками! Демон следовал за мной, протягивая ко мне загребущие лапы, его окровавленный рот открывался и закрывался от ярости, и я знал, что он проклинает меня. Но я этого не слышал, ведь мои уши были заткнуты. Я бежал изо всех сил, поскольку понимал, что от этого зависит моя жизнь. Не знаю, как долго я бежал, не знаю, сколько холмов преодолел, сколько рек переплыл, пока не увидел, что на небе начинает восходить солнце. Я так устал, что упал на землю, как дохлая собака, и, когда оглянулся, демона уже не было. Я решил, что смог сбежать, и громко смеялся, чувствуя, как начинает кружиться голова от радости. Ведь мне удалось его перехитрить!

В этот момент на лице Кан Ваньняня появилось странное выражение.

– Но в самый разгар моего веселья в уши проник голос. В голове прогремело: «Ты будешь богат, у тебя будут слуги, ты будешь сыт и тепло одет, но потом ты разоришься. Ты окажешься бесполезен, будешь хуже мертвого, и твою душу и тело будут грызть невыразимые страдания!»

– Это был он? – испуганно прошептала Шангуань Ваньэр. Лицо ее было белее снега.

Кан Ваньнянь с горечью кивнул:

– Да. В итоге я был проклят.

– А потом?

– Потом… Я вскочил и помчался прочь как полоумный. Я бежал и бежал до тех пор, пока не упал без сознания. Когда я очнулся, то оказался в караване согдийцев, глава которого спас меня и взял к себе. Я честно и много работал, и во многом караван стал опираться на меня. Глава каравана состарился и выдал за меня замуж свою дочь. Мне посчастливилось за несколько лет стать одним из самых богатых купцов. У меня было все: богатая семья, слуги, еда, питье, слава, шикарная одежда, но затем наступил кошмар – жена умерла при родах. Потом я женился еще несколько раз, но… Все мои жены скончались. Я знал, что проклятие Га-жаня начинает исполняться и что однажды несчастье настигнет меня, и то будет день моей смерти.

Наступила мертвая тишина. Спустя долгое время Чжан Чжо осмелился спросить:

– Так ты хочешь взять эту флейту, вернуться в то место и призвать его снова?

– Да. Я хочу призвать его и заставить снять свое проклятие. Флейта призыва – единственный артефакт, с помощью которого это можно сделать. – Кан Ваньнянь тяжело вздохнул. – Все эти годы я всюду ее искал. Такую флейту очень трудно найти. Для ее изготовления используется материал, мягко говоря, специфичный. Кроме того, инструмент должен быть сделан с помощью уникальных тантр и заклинаний. Только так обычная флейта становится Флейтой призыва.

– Вот оно что! – Авата-но Махито, оцепенев, смотрел на Чжан Чжо. – Это… уму непостижимо!

Шангуань Ваньэр нахмурилась и пробормотала:

– Если ты говоришь правду, значит, Флейта призыва, как и колдовство, в котором она используется, родом из далеких земель. Как же она появилась в Чанъани, да еще и оказалась в руках обычного кукловода?

– Это как раз неудивительно. – Чжан Чжо покрутил флейту в руках. – Как в лесу обитают разные виды птиц, так и в Чанъани живут сотни и тысячи разных людей. Нет ничего необычного в том, что здесь оказался колдун из Ганьчжоу. Кроме того, Вэй Лин упоминал, что Верблюд однажды исчез на много лет. Кто знает, где он все это время был. Может, как раз в Ганьчжоу.

Шангуань Ваньэр и Авата-но Махито задумчиво кивнули – в словах Чжан Чжо была доля истины. Все погрузились в свои мысли. Кан Ваньнянь был единственным, кто переводил взгляд с флейты на причудливый труп Верблюда и обратно. Казалось, он хотел что-то сказать.

– В чем дело? – спросил Чжан Чжо.

– Вообще, – Кан Ваньнянь на мгновение замешкался, – придворный историограф, вам нужно знать, что Га-жанем его зовут жители глубоких гор Ганьчжоу. А если использовать слова Чанъани, то «га» означает «кот», а «жань» – «демон». Значит, Га-жань – это… кот-демон.

– Кот-демон?! Га-жань – это кот-демон?! – Авата-но Махито подпрыгнул от неожиданности. Даже глаза Чжан Чжо округлились от удивления.

Кан Ваньнянь кивнул:

– Клянусь, так и есть.

– Занятно… Занятно! – усмехнулся Чжан Чжо. – Ваньнянь, ты оказал мне своего рода услугу, поэтому не беспокойся. Если расследование будет завершено и флейта окажется бесполезной, я непременно отдам ее тебе, чтобы ты призвал этого… как его… Га-жаня.

– Благодарю, придворный историограф. Я пойду.

С этими словами радостный Кан Ваньнянь поднялся и поклонился Чжан Чжо, повернулся и пошел прочь, но, сделав несколько шагов, остановился и повернулся к историографу. В его глазах мелькнула печаль. Он сказал:

– Придворный историограф, Га-жань… он же кот-демон… это истинное зло! Вы должны быть осторожны… Смерть Верблюда… Боюсь, все не так просто.

– Как бы ни был страшен кот-демон, не забывайте, что я страшнее всех, – отшутился в ответ Чжан Чжо.

Кан Ваньнянь усмехнулся и ушел.

– Ты веришь ему? – задумчиво спросила Шангуань Ваньэр, смотря на удаляющуюся спину торговца.

– Я знаю его почти десять лет. Он не лжет.

– Значит, ты веришь в некоего Га-жаня?

– Ты меня об этом спрашиваешь? – рассмеялся Чжан Чжо и поднялся с колен. – Кот-демон… Га-жань… Какая разница! Все эти демоны… Чудовища… Чушь несусветная!

– Но… Если внимательно изучить это место… Верблюд, очевидно, связан с котом-демоном! Кроме того, его смерть… Очень странная! Тут явно замешаны темные силы! – заметил Авата-но Махито, убежденный в своей правоте.

Чжан Чжо прищурился, и на его белом лице появилась загадочная улыбка.

– Даже японский посол думает, что смерть Верблюда – дело рук… точнее, лап… кота-демона. Тогда что же думать обычным людям?

– На что вы намекаете?

– В это мире нет того, что нельзя было бы объяснить. Верблюда убил человек, а не какой-то выдуманный монстр.

– Почему вы так думаете?

– Я внимательно осмотрел тело Верблюда. Судя по кровоподтекам на шее, где была затянута веревка, его сначала задушили, затем отрезали конечности и потом уже подвесили к балке.

– Зачем ему отрезали конечности и пришили кошачьи? Да еще и в такой странной позе, словно он танцует? – непонимающе спросил Авата-но Махито.

Чжан Чжо нахмурился:

– Этого я пока не знаю. Кажется, убийца хочет этим что-то сказать. Похоже на таинственный ритуал. Шангуань Ваньэр, а ты что думаешь?

– Не спрашивай. Мне-то откуда знать? – покачала та головой в ответ.

Пока они разговаривали, Ди Цяньли вихрем ворвался во двор.

– Ну что? – вопросительно поднял брови Чжан Чжо.

– Все так, как вы сказали!

Губы Чжан Чжо растянулись в довольной улыбке. В его глазах вспыхнули два ярких огонька.

IV. Кот, что украл серебро

Шангуань Ваньэр и Авата-но Махито озадаченно переглянулись. Диалог Ди Цяньли и Чжан Чжо совершенно сбил их с толку.

– О чем вы говорите? – озадаченно поинтересовалась Шангуань Ваньэр.

Ди Цяньли восхищенно протянул:

– Когда все разошлись со двора Верблюда, придворный историограф наказал мне внимательно смотреть, нет ли кого подозрительного в толпе на улице около дома. И я заметил кое-кого! Была одна чрезвычайно странная личность.

Шангуань Ваньэр пристально посмотрела на Чжан Чжо:

– Как ты до этого додумался?

– Легко. Давай представим, что ты убила человека. Как думаешь, что случается потом? Правильно. Ползут слухи, дело доходит до вышестоящих инстанций, затем прибывает человек, чтобы провести расследование. Ты бы не хотела знать, как развиваются события?

– Конечно, хотела бы.

– То-то и оно! – усмехнулся Чжан Чжо. – Обычно большинство убийц возвращаются на место преступления. Я предположил, что этот случай не исключение, и попросил Ди Цяньли проверить мою догадку.

– О ком идет речь? – поинтересовался Авата-но Махито.

– О женщине.

– О женщине? – воодушевился японский посол. – Не так давно Вэй Лин упоминал, что часто слышал женский голос, доносящийся со двора, где проживал Верблюд, так может…

– Что это была за женщина? – спросил Чжан Чжо.

– Хм… Одета она была скромно, как простолюдинка, но меня не обманешь. Обычно девушки из бедных семей даже в молодости выглядят так, будто познали все сложности жизни, тяжкий труд оставляет следы. А этой женщине было около двадцати, и выглядела она слишком элегантно и утонченно для простолюдинки. Она смешалась с толпой и принялась расспрашивать людей о том, что же случилось с Верблюдом. Я послал двух своих лучших людей проследить за ней, выяснить, где она живет, и привести ее!

Чжан Чжо покачал головой:

– Зря. Раз, как ты говоришь, она не из простолюдинок, значит, семья у нее знатная. И мы не знаем, кто стоит за ее спиной. Следует лично ее навестить.

– Хорошо! – кивнул Ди Цяньли и тут же умчался.

После ухода Ди Цяньли Чжан Чжо приказал солдатам забрать тело Верблюда и охранять дом, в котором произошло убийство, а затем вместе с Шангуань Ваньэр и Авата-но Махито направился в закусочную, расположенную неподалеку. Незаметно за всеми делами и хлопотами время перевалило за полдень. Чжан Чжо попросил принести кувшин хорошего вина. Трое людей молча наслаждались трапезой, потягивая вино и ожидая Ди Цяньли, который не появился даже спустя пару часов.

Шангуань Ваньэр нетерпеливо цыкнула и спросила:

– Придворный историограф, тебя так заинтересовала история какого-то жалкого кукловода. Я не виню тебя, но… Думаю, произошедшее во дворце гораздо важнее. Мы должны поторопиться и поскорее прибыть к императорскому двору.

– А в чем разница? – равнодушно спросил Чжан Чжо.

– Ты еще осмеливаешься спросить, в чем разница? Дела Ее Императорского Величества превыше всего, – воскликнула Шангуань Ваньэр, краснея от гнева.

Авата-но Махито согласно кивнул:

– Господин, она права. Ди Цяньли уже долго нет. Давайте поторопимся во дворец.

Чжан Чжо перевел взгляд с Шангуань Ваньэр на японского посла, и улыбка внезапно испарилась с его лица.

– Да. Не могу не согласиться. Раз уж самой императрице нужна помощь, то я, ничтожнейшее создание, не могу тому противиться.

Авата-но Махито просиял и выскочил на улицу, чтобы приказать сопровождающим запрячь лошадей.

Чжан Чжо, Шангуань Ваньэр и Авата-но Махито погрузились в повозку. Процессия покинула квартал Кайминфан. Повозка, покачиваясь на камнях, коими были вымощены улицы города, направилась в сторону императорского дворца. А на улицах Чанъани кипела жизнь: отовсюду доносился гул человеческих голосов. Самые разные люди – бедняки и богачи, старики и молодые – спешили по своим делам. Торговцы непрерывным потоком заполоняли улицы, ловко лавируя между остановившихся телег и повозок. Чжан Чжо закатил глаза: их повозка то останавливалась, то вновь начинала двигаться вперед. Сумерки окрасили небо в темный цвет, когда процессия наконец-то добралась до императорского дворца. Строительство дворца было начато на восьмом году правления императора Тай-цзуна, что властвовал под девизом[12]12
  Девиз правления – принятое в Китае символическое выражение, обозначающее период правления определенного императора. При избрании на престол император принимает девиз, означающий некий благой принцип.


[Закрыть] Чжэньгуань. Дворец этот должен был стать летней резиденцией первого императора династии Тан, Гао-цзу. В мае девятого года правления императора Тай-цзуна его отец, император Гао-цзу, носивший личное имя Ли Юань, скончался от болезни, и строительство летнего дворца было остановлено. После его смерти дворец был переименован в Дамингун, также известный как Дуннэй.

На втором году правления под девизом Луншо императора Гао-цзуна поразила затяжная болезнь. Императору не по душе была низменная местность дворца Тайцзигун, и он приказал восстановить дворец Дамингун. Тогда со всех уголков Китая, со всех пятнадцати областей: Юн, Тун, Ци, Ю, Цзин, Го, Цзян, Цзинь, Бо, Цин и так далее – собрали дань в размере ста миллионов цяней[13]13
  Цянь – круглая бронзовая монета с отверстием в центре.


[Закрыть]. В феврале третьего года правления под девизом Луншо пекинским чиновникам сократили месячное жалованье, чтобы ускорить строительство. После масштабного процесса работа завершилась успехом. Дворец был переименован во дворец Пэнлай, где и остановился император. В первый год правления под девизом Сяньхэн дворец вновь переименовали, на этот раз в Ханьюаньгун. Императорский дворец занимал огромную площадь и выглядел настолько величественно и грандиозно, что, казалось, строки из стихотворения Ван Вэя, гласящие, что «императорский дворец, затмевающий небеса, распахнул свои злато-красные врата, и послы разных стран склонились в поклоне перед правителем», были написаны именно про этот дворец, равных которому не было в мире.

Императрица взошла на престол и перенесла столицу в Лоян. Несмотря на то что она не посещала Чанъань в течение многих лет, дворец Ханьюаньгун по-прежнему имел особое значение.

В прошлом году императрица вернулась в Чанъань и в соответствии с правилами должна была остановиться во дворце Тайцзигун. Ее Императорскому Величеству никогда не нравилось это место, поэтому она заставила наследного принца остановиться в восточных залах дворца Тайцзигун, а сама осталась во дворце Ханьюаньгун, чтобы заниматься повседневными делами.

Наконец Чжан Чжо и его спутники подъехали к воротам Даньфэнмэнь дворца Ханьюаньгун. Они покинули повозку и с Шангуань Ваньэр во главе вошли в дворцовые ворота. Путь их лежал на север через залы Ханьюаньдянь, Сюаньчжэндянь и Цзычэндянь. Миновав несколько тщательно охраняемых дворцовых ворот, они очутились во внутреннем дворе. По дороге за ними неотрывно следили зоркие очи солдат придворной армии Юйлинь. Солдаты, что сторожили покой императрицы, носили почетное наименование Юйлинь, что означало «лес перьев», поскольку они были смертоносны, словно оперенные стрелы, и многочисленны, словно деревья в лесу. Весь дворец трепетал перед ними.

Минуло полчаса, когда Шангуань Ваньэр привела Чжан Чжо в главный зал – величественный, украшенный глазурованной кирпичной плиткой и широкими карнизами, слегка приподнятыми и блестящими в тени пасмурного неба. Здесь располагались внутренние покои императрицы – зал Пэнлайдянь, и вид он имел довольно мрачный.

– Следуйте за мной. – Шангуань Ваньэр, будучи приближенной к императорскому двору дамой, прекрасно ориентировалась во дворце и уверенно шла вперед, показывая дорогу.

– Мы разве не должны доложить Ее Императорскому Величеству о прибытии? – спросил Чжан Чжо.

– После тех пугающих событий Ее Императорское Величество предпочитает находиться в зале Ханьлян, а не здесь, – обернувшись, покачала головой Шангуань Ваньэр.

– Ну и хорошо! – облегченно вздохнул Чжан Чжо.

– Почему же?

– Я человек, которому нет дела ни до кого из государственных служащих, но почему-то всякий раз, когда я вижу Ее Императорское Величество, то чувствую себя как мышь, что вот-вот попадется в острые кошачьи когти. Ее Императорское Величество бывает весьма свирепа, – криво усмехнулся в ответ Чжан Чжо.

– Так проявляется сила императорского влияния! – закатила глаза Шангуань Ваньэр. Втроем они прошли через ворота, пересекли широкую площадь и поднялись по ступеням, прежде чем оказались у дверей, ведущих в зал Ханьлян.

– Солдаты стерегут это место с той самой ночи. Внутри все осталось нетронутым. Зайдите и внимательно все осмотрите! – Шангуань Ваньэр жестом приказала солдату открыть двери и повела за собой внутрь Чжан Чжо и японского посла.

Чжан Чжо, естественно, уже много раз бывал во дворце Ханьюаньгун, но в зале Пэнлайдянь, что располагался на территории внутреннего дворца, он оказался впервые. Чжан Чжо не смог сдержать вздох удивления, когда зашел. Зал был разделен на три комнаты. В центре стоял императорский трон из чистого золота, на его спинке возвышался с распростертыми крыльями золотой феникс высотой с человека и взирал вниз с царским величием. Специальный стол, за которым императрица вела дела, был сделан из сандалового дерева. На поверхности громоздились многочисленные таблички с наставлениями, доклады и экзотические сокровища, например кораллы малинового цвета, преподнесенные в дар императрице, или же Будда Майтрея, вырезанный из цельного нефрита белого цвета. Два высоких слона из голубого агата, инкрустированные золотом, располагались по обе стороны от зерцала, по краю которого в сандаловом дереве фиолетового цвета были вырезаны иероглифы, означающие «долголетие», а из рядом стоящей фиолетово-золотой курильницы тонкими струйками поднимался ароматный дым. Картину дополняли и другие диковинные предметы: рог носорога, слоновая кость, черепаховый панцирь, игла для иглоукалывания, лазурит и прочие драгоценные камни, ослепительно блестевшие в лучах света. Именно сюда императрица У Цзэтянь созывала важных чиновников для разговоров. После тщательного осмотра Чжан Чжо причмокнул губами и вошел в кабинет по левую руку. Он был огромный, но, несмотря на размеры, изысканно обставленный. Всюду высились многочисленные аккуратно разложенные свитки, в футляре, покоившемся на столе, лежали так называемые четыре драгоценности рабочего кабинета, а именно кисть, тушь, бумага и тушечница, которые наверняка стоили как несколько городов сразу. На шелковой ткани виднелись иероглифы, складывающиеся в незаконченное творение, – изящный почерк императрицы, что писала в стиле фэйбай[14]14
  Фэйбай (с кит. «летящий белый») – стиль каллиграфии с белыми просветами, как будто в кисти не хватило туши; возник во II веке н. э.


[Закрыть], который был известен на весь мир. Больше всего внимание привлекали картины и каллиграфические работы, висящие на стенах, – шедевры известных художников и каллиграфов. Один из свитков заставил Чжан Чжо затаить дыхание.

– Это что, предисловие к антологии «Стихотворения, сочиненные в Павильоне орхидей» каллиграфа Ван Сичжи? Я слышал, когда Тай-цзун скончался, он приказал похоронить свиток вместе с собой. Почему же он здесь? – удивленно спросил Чжан Чжо.

– Это копия. – В словах Шангуань Ваньэр было столько яда, словно она была готова обвинить Чжан Чжо во всех преступлениях.

– Сомневаюсь… – усмехнулся тот в ответ. – Предисловие к антологии висит в таком заметном месте… Кажется, Ее Императорское Величество никак не может забыть Тай-цзуна.

– Следи за языком и не пори ерунды! – Лицо Шангуань Ваньэр потемнело.

– Что я сказал не так? Мне довелось слышать, будто именно Тай-цзун был тем, кем Ее Императорское Величество восхищалась и превозносила больше всего в жизни.

– Чжан Чжо, если ты еще раз откроешь свой грязный рот, я не буду с тобой церемониться, – сквозь зубы прошипела Шангуань Ваньэр.

– Хорошо-хорошо, прекращаю говорить правду. Пойдемте. Мне нужно осмотреть внутренние покои, – сказал Чжан Чжо, подняв руки.

По правую руку находилась спальня императрицы, самая маленькая комнатка. Войдя, Чжан Чжо обнаружил, что она была разделена на две части. Там стояла большая кровать с инкрустацией из слоновой кости, на которой красовалась постель из темно-красной золотой парчи, увенчанная подушками цвета зеленого нефрита. Неподалеку виднелось зерцало из слоновой кости, чан из металла цвета красной меди, различные шкатулки, обитые шелком и наполненные диковинными лекарствами, из них струился густой аромат. Кровать была такой большой, что при одном взгляде на нее хотелось тут же упасть в подушки и забыться сладким сном.

Во внешней части спальни были расставлены стол, стулья и книжные шкафы, которые скрывались за нитями золотого шатра, окружавшего комнату. Под большой резной балкой красовались два горшка с пышно цветущими пионами.

– Покажите, где именно в ту ночь появилась надпись?

– Здесь! – Шангуань Ваньэр указала на стену перед собой, по диагонали от кровати императрицы, она виднелась через нити шатра. Около стены находился письменный стол, а рядом с ним – плотно закрытое окно. Напротив стола располагался туалетный столик императрицы, на котором виднелись румяна и пудра, гребень для волос и складной веер, а посередине – большое бронзовое зерцало. Чжан Чжо подошел и поднял золотую ткань, покрывавшую его, и свет, отразившийся от нее, упал бликом на его волосы и бороду. Обычным людям такая роскошь недоступна, в отличие от императорской власти.

– Господин, здесь нет ничего примечательного. – Авата-но Махито подошел к стене и вперился в нее взглядом, тщательно осматривая сантиметр за сантиметром. Она была выложена из крепкого зеленого кирпича, зашпаклевана слоем белой глины и аккуратно обклеена парчой. На стене, разумеется, не было никакой надписи – не было ни царапины, что уж говорить о проклятиях.

– Эти слова появились из ниоткуда. Я видела их так ясно, как вижу вас, и надпись занимала всю стену! – С этими словами Шангуань Ваньэр махнула рукой туда, где когда-то было проклятие.

– Но я не вижу никаких следов! Кроме того, к этой стене никто не прикасался, – задумчиво ответил Чжан Чжо, рассматривая гладкую поверхность. Спустя какое-то время он отвернулся и покачал головой.

– Как странно! – сказала Шангуань Ваньэр.

– Откуда появился тот кот?

– Мы увидели его сидящим там, – Шангуань Ваньэр указала на высокую скамью рядом с письменным столом, которая хоть и была скамьей, но чаще служила подставкой под цветочные композиции, поскольку стояла близко к окну и на нее падали лучи солнца.

– И окно тогда было закрыто? – спросил Чжан Чжо, указывая на наглухо закрытое окно.

– Да. Никто к нему не притрагивался. Оно закрыто крепко-крепко, как и все остальные окна.

– И потом кот исчез?

– Да. Мы осмотрели каждый уголок, но и следа не обнаружили.

– В тот вечер здесь были Ее Императорское Величество, ты и принцесса Тайпин. Кто-нибудь еще?

– Только служанка, она была перепугана до смерти.

– Все и правда странно! – на лице Чжан Чжо появилась тень разочарования.

В спальне не было ничего необычного, никаких ценных улик найти не удалось. Чжан Чжо обратился с просьбой о встрече с императрицей, на что Шангуань Ваньэр ответила отказом.

– Ее Императорское Величество невероятно встревожена. Придворный врач предписал отдых и покой, так что лучше ее не беспокоить, – отрезала Шангуань Ваньэр.

– В таком случае давайте вернемся домой. – Чжан Чжо зевнул и поднялся на ноги, намереваясь выйти.

– И всё? – недоверчиво спросила Шангуань Ваньэр.

– В таком деле не следует торопиться. Я должен посидеть в тишине и тщательно все обдумать. – Чжан Чжо выглядел измотанным. У его спутников не было иного выбора, кроме как согласиться. Втроем они прошли через многочисленные залы, вышли из ворот Даньфэнмэнь, покинули дворец Ханьюаньгун, проследовали на юг, к улице Дунси, и направились на запад.

Бледное солнце то скрывалось за пасмурными облаками, то выныривало из серой пучины. Смеркалось. Повозка, дребезжа, двинулась по широкой улице. Фонари по обеим сторонам зажигались один за другим в шумной суете города, на который опускался вечер. Чжан Чжо, опираясь на подлокотник, задумчиво смотрел куда-то вдаль и, казалось, о чем-то размышлял, причем с таким видом, что ни Авата-но Махито, ни Шангуань Ваньэр не решались его потревожить.

Но стоило повозке достичь ворот Чжуцюэмэнь, как вдруг они увидели отряд солдат, выбегающих из Императорского города. Впереди на величественном огромном коне восседал высокий темнокожий мужчина лет сорока, облаченный в блестящие доспехи внушительных размеров. В глаза бросались его роскошные завивающиеся усы. Мужчина был чрезвычайно встревожен и приказал солдатам следовать за ним. Отряд направился прямо через толпу. Улица кишела людьми, которые, в надежде увернуться от солдат, бросились в разные стороны. В мгновение ока воцарился хаос.

– Презренный раб, не знающий своего места! Прикажи отогнать свою повозку в сторону или я велю отрубить тебе голову! – гневно закричал тот самый мужчина, оказавшись поблизости. Голос его звучал как раскаты грома.

Чжан Чжо вытянул шею, посмотрел на него и рассмеялся:

– А я-то думал, кто это! А это, оказывается, военачальник Ли! Не много ли ты себе позволяешь? Не боишься порицания со стороны придворного историографа в одном из исторических трактатов?

Военачальник Ли, у которого глаза были навыкате от гнева и ярости, остолбенел, когда увидел Чжан Чжо. Он тут же спешился с лошади и подошел к повозке, широко улыбаясь:

– Так это вы, придворный историограф! Не смею больше так себя вести! Пожалуйста, будьте милосердны, моя семья зависит от моего жалованья!

– Какой вздор! Слышал, ты недавно прикупил себе большой особняк стоимостью пятьсот цзиней золота, а в прошлом месяце обзавелся двумя прекрасными наложницами…

– Придворный историограф, все не так, как кажется! – военачальник Ли стыдливо опустил глаза и зарделся. Его желание рвать и метать тут же испарилось.

– Кто это? – заинтересованно спросил Авата-но Махито у Шангуань Ваньэр, выглядывая из повозки.

– О… Этот человек настолько грозный, что у каждого при императорском дворе при виде него мороз по коже от ужаса. Забавно наблюдать, как он лебезит перед историографом! – ответила Шангуань Ваньэр, усмехнувшись.

– Но почему?

– Его фамилия Ли, а известен он по прозвищу Доцзо.

– Неужели это тот самый Ли из придворной армии Юйлинь, известный как Черная Ярость?! – удивленно воскликнул Авата-но Махито.

– Да, это он.

– О боги! Так вот он какой! – завороженно протянул Авата-но Махито.

Шангуань Ваньэр была права: имя Ли Доцзо было хорошо известно не только в двух столицах, но и на территории всей империи. Его предки на протяжении многих поколений были вождями мохэ[15]15
  Мохэ – племена на севере Маньчжурии, предки чжурчжэней и маньчжуров.


[Закрыть], прежде чем покориться династии Тан. В молодости Ли Доцзо был храбрым лучником, достигшим военных успехов. Он стремительно продвигался по карьерной лестнице в армии и в скором времени получил звание военачальника. Во время вторжения династии Тан на территорию, которой владели хэйшуйские мохэ[16]16
  Племена мохэ на р. Амур.


[Закрыть], он заманил вождя племени на торжественный пир и убил его, пока тот был пьян, тем самым разгромив племя. В пятом году под девизом правления Чжэньгуань шивэйцы[17]17
  Племя, которое относится к отдельной ветви киданей.


[Закрыть] подняли восстание, но были усмирены военачальником Ли Доцзо. Тогда Ли Доцзо стал командующим правым крылом придворной армии Юйлинь. Более двадцати лет он командовал придворной армией и охранял северные ворота. Он значился доверенным человеком императорской семьи и был вхож во внутренние круги Ее Императорского Величества. За свирепый нрав его стали называть Черная Ярость. Даже фавориты императрицы – Чжан Ичжи и Чжан Чанцзун – относились к нему с опаской, не говоря уже о гражданских и военных чиновниках двора. Столь свирепый и жестокий военачальник стал мягким и податливым, словно кусок глины, стоило ему увидеть Чжан Чжо.

– Ну и что тебя так торопит? – закончив ехидничать, Чжан Чжо указал на отряд солдат позади Ли Доцзо.

– Я схожу с ума от беспокойства! Если мы не узнаем, что же случилось, то, боюсь, не сносить мне головы! – Судя по нахмуренным бровям, Ли Доцзо был и правда встревожен.

– Что произошло? Что-нибудь странное? – заинтересованно спросил Чжан Чжо.

– В двух словах и не расскажешь!

– Ну раз в двух словах не расскажешь, расскажи в нескольких! – Чжан Чжо указал на трактир неподалеку и улыбнулся. – Как насчет насладиться несколькими чарками вина?

– Почему бы и нет? Самое время обратиться за советом к вам, якобы благочестивому человеку, – расплылся в широкой улыбке Ли Доцзо. Повернувшись к солдатам, он заорал: – Вы, кучка идиотов в доспехах, можете разойтись, пока я и придворный историограф выпиваем!

Солдаты тут же разошлись, бряцая амуницией.

Чжан Чжо, Шангуань Ваньэр, Ли Доцзо и Авата-но Махито расположились друг напротив друга. Последний чувствовал себя не в своей тарелке – из всех только он был мало знаком с другими. Когда он представился Ли Доцзо, тот рассмеялся:

– Мне сразу показалось, что вы не местный, одежда у вас не здешних краев. Но я даже представить не мог, что вы, оказывается, из Японии. Неужели все японцы такие маленькие? Похожи на крыс!

Авата-но Махито чуть не подавился вином от такой бесцеремонности.