Текст книги "Корейская волна. Как маленькая страна покорила весь мир"

– 2 —
Рождение иронии

Что такое ирония и как ее найти?

Ирония – особая привилегия богатых стран. Лучших поставщиков иронии следует искать среди самых процветающих и влиятельных в обществе людей, что позволяет им на досуге (если большую часть времени они заняты работой) философствовать. Кроме того, во времена стремительных взлетов и падений, хвастовства и лицемерия и прочих излюбленных сатирой тем, она достигает апогея в своем развитии. Аристофан, возможно, первый в истории сатирик, создавал свои пьесы, когда Афины становились доминирующей силой в регионе. Сервантес писал в разгар военно-морского превосходства Испании. Александр Поуп родился в год, когда Англия победила испанскую армаду. Всегда кто-то борется за богатство, а кто-то – за привилегию насмехаться над присущей богатству избалованностью.

Gangnam Style певца PSY и его следующая песня Gentlemen, появившаяся в 2013 году, провозгласили появление иронии в Южной Корее, отмечая таким образом финальный этап эволюции страны. Если вы считаете, что ирония – не показатель элитного общества, вспомните, как раздражались, когда вас обвиняли в отсутствии таковой.

Американцы говорили мне, что азиаты лишены чувства юмора, а в Европе, где я недавно побывала, точно также утверждали, что это чувство напрочь отсутствует у американцев.

В Южной Корее действительно не было иронии, когда я туда приехала. Если честно, у нас не только ее, но и ни одного ресторана Mcdonald's не было (первый появился только в 1988 году, в Gangnam, конечно). В корейском языке не существовало даже слова для обозначения юмора или пародии, поэтому корейская пресса использовала английское слово «parody» для описания Gangnam Style. Gangnam Style и песня, и клип на нее, полны шуток о нуворишах Южной Кореи.

Например, кажется, что в первом кадре PSY бездельничает на пляже.

Но когда камера отъезжает, выясняется, что он находится в городе на непривлекательной детской площадке. PSY хвастается своим крутым мастерством, когда поет, что может выпить чашку кофе в один глоток, словно речь идет об алкоголе. Таким образом, PSY желает сказать: «Вы, из Каннам, возможно, богаты и пафосны, но ваши исторические корни весьма скромны. Вы – лишь кучка слабаков, прячущих обычные лица под чрезмерным количеством косметики, и, более того, этому городу не помешает «зачистка».

В период, когда я жила в Южной Корее, (в конце 1980-х и начале 1990-х годов) наблюдался резкий подъем в экономическом развитии страны. Я стала свидетелем превращения Сеула из мрачного, критически перенаселенного места, где вся дизайнерская одежда являлась подделкой, в отвечающий мировым стандартам гламурный богатый город, такой, как в клипе певца PSY Gangnam Style. Здесь люди сказочно хорошо одеты, но все еще тусуются в гаражах, потому что Сеул переполнен, и свободного места просто не хватает.

Я посещала начальную и среднюю школу Gu-jung – самую престижную, самую достойную и самую ненавистную школу во всей стране.

Из-за нее и привилегированного положения района мы, ученики, должны были вести себя подобающе нашему статусу. У моего друга, который тоже вырос в районе Апкучжон, был младший брат, который в конце концов пошел в среднюю школу к северу от реки Хан (gangnam переводится как «к югу от реки»). Когда его одноклассники узнали, что он из Апкучжона, они назвали его bujajip, что значит «богатенький ребенок», и каждый день жестоко избивали. Он начал прогуливать занятия и в конце концов перевелся в международную школу.

В 1987 году каждый школьник в Южной Корее делал обязательное пожертвование на строительство дамбы Мира, проект действующего тогда президента Чон Ду Хвана. Предполагалось, что северокорейцы строят дамбу массового уничтожения недалеко от границы между Севером и Югом. Сначала они хотят собрать воду, текущую с севера, а потом, когда мы меньше всего этого ожидаем, воду спустят, и та просто смоет Сеул. Для того и необходима ответная дамба Мира, которая будет построена на юге. Она отошлет воду обратно на север. Простите, если что-то в моих объяснениях не так, я не претендую на роль опытного инженера.

Мы все принесли рекомендованное пожертвование в двести вон.

В тот день учительница нас всех по очереди ударила своей деревянной палкой, перемотанной черной изолентой, со словами «Ты из Каннам».

Эту фразу она часто употребляла и с такой интонацией, как если бы говорила: «Это Спарта». «Если общенациональный минимум двести вон, вы должны принести как минимум тысячу. Неужели вам нужно это объяснять?»

Сложно быть ироничным, когда тебя бьют палкой, перемотанной черной изолентой. Или, когда тебе каждый семестр приходится готовить выступление, чтобы участвовать в школьном конкурсе антикоммунистической речи.

Южная Корея хотела резко увеличить свой ВВП, но ее тревожил растущий разрыв между слоями населения. Живя в самом богатом районе Сеула, я находилась в эпицентре борьбы за идеалы нации.

Каннам был сумасшедшим местом в восьмидесятых и девяностых годах. В моей школе вводили новые правила, пытаясь сделать растущее неравенство доходов разных людей менее заметным.

Ученикам не разрешалось носить часы стоимостью более двадцати тысяч вон или обувь дороже девяти тысяч вон (около пятнадцати и семи долларов, соответственно). Так же не разрешалось приезжать и уезжать домой на частном автомобиле, что стало предметом серьезных споров, поскольку ученики часто задерживались в школе до поздней ночи, и их безопасность вызывала беспокойство.

Корейский закон запрещал частных репетиторов по школьным предметам, под предлогом, что это даст преимущество детям из богатых семей (позже закон отменили). Но большинство учеников моей школы все равно имели их. Периодически проводились тесты, с помощью которых собирали нужную информацию. Там могли быть такие вопросы, как: «Кто из ваших одноклассников получает частное обучение?»

Моя семья не относилась к самым богатым в Каннам. Нам уж точно было далеко до PSY. Она не была и такой богатой, как у одной из моих одноклассниц, которая летом 1989 года летала со своим младшим братом на Гавайи всего на один уик-энд, потому что мальчику захотелось посмотреть премьеру фильма «Бэтмен» (версию с Майклом Китоном). Они просто не пожелали ждать, пока фильм привезут в Корею. Мы также не могли сравниться с девушкой, которая потеряла скрипку за двадцать тысяч долларов и даже не потрудилась поискать ее, потому что родители купили бы ей новую. Тем не менее у моего отца имелся личный шофер. Но это было профессиональной необходимостью, ведь любого корейского чиновника, приехавшего на обеденное собрание на машине, за рулем которой он был сам, высмеивал весь ресторан.

Приобретенное богатство – не так уж весело. Особенно неприятным оно стало для титулованной аристократии Южной Кореи, наблюдающей за тем, как земля буквально ускользает у них из-под ног. Переходя к таким людям, как – я ведь могу быть с вами честной? – моя семья. Мы не сидели и не отпускали сухие, остроумные экзистенциальные комментарии про вульгарных нуворишей, которые появились среди нас и надевали, чтобы сходить на рыбный рынок, норковые шубы. Новая жизнь уже вполне созрела для иронии, но та появилась гораздо позже, после того, как я сдалась Корее и не захотела возвращаться в Америку.

PSY (он же Пак Чже Сан) определенно не был героем Кореи, достойным возглавить ее шокирующее культурное вторжение. Корея предпочла бы видеть в лидерах более традиционную красивую K-pop-группу. Например, такую, как девчачья группа Girls' Generation из девяти человек. Этих суперзвезд в Азии просто обожествляли. Но подобные исполнители на самом деле никогда не пользовались большим спросом на Западе.

Корейцы никак не ожидали, что человек, который выведет Халлю на западную сцену, будет настоящим шутом их музыкального мира. Человеком, который намеренно демонстрирует свои потные волосатые подмышки и фигуру, больше похожую на клубень картошки. Человеком, который отпускает шуточки про пердеж в своих песнях, и чьи сценические костюмы выглядят так, будто их создавали для фокусника из Лас-Вегаса. PSY – это изменение парадигмы в рамках изменения парадигмы. И его жизнь, и ошеломляющее восхождение к славе стали для Кореи воплощением перемен в стране и обществе за последние несколько десятилетий.

У нас с PSY много общего. Мы оба выросли в Каннам, самом богатом и хитром районе Сеула. Мы оба из «хороших» примерных семей. Наши отцы ходили в одну и ту же среднюю школу, наши мамы учились в одном и том же университете. Тем не менее я родилась в Соединенных Штатах и жила в Каннам только начиная с младших классов средней школы, в то время как PSY родился и вырос там. Каждая клетка его тела пропиталась воздухом и водой Каннам. Его семья – магнаты в нескольких поколениях. Они являются одними из старейших представителей «новых денег» Gangnam. Его отец Пак Вон-хо – глава корейской компании DI Corp по производству полупроводников. PSY родился с настоящей серебряной ложкой Gangnam во рту.

Западная пресса часто упоминает, что PSY учился в Бостонском университете и Музыкальном колледже Беркли (хотя не ясно, получил ли он диплом), но мы практически ничего не знаем о его детстве, что удивительно, учитывая, что PSY долгое время был рекордсменом по количеству просмотров на YouTube.

Между тем у корейских СМИ есть много информации о PSY. Так почему ничего из нее не попало в западную прессу? Потому что корейские СМИ не видят смысла освещать детство PSY вне корейского культурного контекста. Они сосредоточили внимание на печально известных плохих отношениях PSY с родителями, особенно с отцом, о которых он упоминал во многих интервью. Ясно, что он очень стыдится этого.

В Корее, где убеждения конфуцианства основываются на добродетели, которая заключается в почитании родителей, не ладить с ними – довольно неоднозначный момент. Но западная пресса не стала бы писать о подобном, если других новостей нет.

На Западе любят рассказывать о скандальных знаменитостях. Они кичатся плохим поведением. Если вы никогда не громили гостиничный номер, то вы – ненастоящая рок-звезда.

По сравнению с этим, якобы бунтарские выходки PSY довольно скромны и неконкурентны. Например, он не очень усердно учился, несмотря на то, что был из примерной семьи. А в Корее на такое обращают внимание.

В онлайн-издании газеты Munhwa Ilbo в статье от 10 октября 2012 года написано: «PSY был гадким утенком. Он – единственный из семьи, кто плохо учился. Его старшая сестра всегда была первой в классе по успеваемости».

Так проявляется еще один культурный предрассудок: в Корее плохие оценки в школе равносильны подростковой преступности. Они – такой же прямой акт неуважения к своим родителям, серьезное нарушение этической системы корейского общества.

Далее в статье приводятся не менее «убедительные» примеры того, как PSY постоянно портачил. Никогда не угадаешь, каким «злодеем» он был в семилетнем возрасте. Он наступил на траву недалеко от знака, который четко гласил: «Не ходить по траве!» Согласно статье, именно в этот момент мать PSY решила: «Я отказываюсь от своего сына».

Несколько корейских журналистов и блогеров рассказали следующую историю, неизменно находясь в шоке из-за ужасного отсутствия какого-либо почитания родителей со стороны PSY. По-видимому, когда певец все еще жил дома, отец велел ему бросить курить. На что PSY ответил: «Почему бы тебе не сделать это первым, папа!»

Если бы данный диалог происходил в одном из эпизодов сериалов «Семейка Брейди», «Серебряная ложка», «Различные ходы» или в каком-нибудь другом высоконравственном ситкоме, ориентированном на семейные ценности, то отец бы кивнул и сказал: «А знаешь, что? Ты прав. Я сам должен быть хорошим примером».

Но в корейском обществе, по крайней мере в прошлом, ответная реакция, как у PSY, могла привести к тому, что отец велел бы мальчику встать на стул, а затем ударил бы его ремнем по ногам. Такое наказание было очень распространено в семьях моих одноклассников и обычно применялось за очень плохие оценки или манеры.

Мериться шрамами на следующий день после того, как табели успеваемости отправляли по домам, было популярным развлечением в моем классе. Случайная глупость, как и безвкусная шутка, часто сопровождалась резким щелчком одного из родителей по лбу ребенка, будто они стряхивали клеща. Действительно, серьезные наказания, как водилось, являлись прерогативой матерей.

Однако в 2001 году бунт PSY вышел на более серьезный уровень – певца поймали с марихуаной. Последними словами PSY, когда его арестовывали за хранение, стали: «Я думаю, мне все-таки пора бросить курить». Трудно сказать, была ли это правда или просто сарказм. Реакция его отца, однако, оказалась трогательной: «Похоже, теперь ты наконец узнаешь реальную жизнь. Я буду верить в тебя, даже если ты выкинешь что-то похуже».

Через два дня после ареста PSY его любимый дед, который, как мы знаем, дал мальчику впервые глотнуть выпивки и привил любовь к музыке, умер. PSY, который пропустил похороны из-за заключения, долго оставался безутешен. «Именно тогда я стал взрослым», – сообщил он корейской прессе.

Можно сказать, он помирился с отцом. Менее чем через два месяца после релиза песни Gangnam Style стоимость акций компании его отца возросла в два раза. Это трудно доказать, но считают, что подобный интерес возник из-за предположений инвесторов, что отец настолько успешного сына, вероятно, и сам весьма успешно управляет бизнесом.

Большинство песен PSY легкие, но есть в его репертуаре и одна очень серьезная. Называется она Father. Это душераздирающая ода, посвященная отцу, в которой PSY поет, как ему жаль, ведь он не понимал, что его отец тащил всю семью на своих плечах. Ни один западный исполнитель первой величины не посвятил песню своим родителям, за исключением, возможно, Eminem. Его композиция Cleanin Out My Closet содержит строчку «Ты эгоистичная сука. Я надеюсь, ты сгоришь в аду за это».

Карьера PSY и его музыка стали символичным примером для старой и новой Кореи. Примером того, как изменилась нация в пределах лишь одного поколения – его и моего. Они показали, насколько стремительной может быть эта перемена, когда один и тот же человек одновременно является и артистом, который властвует в Интернете, и автором такой трогательной песни, как Father, наполненной самобичеванием и конфуцианским почитанием родителей. PSY войдет в историю как настоящая звезда XXI века. Ну, кто еще может объединить конфуцианство и пердеж?

– 3 —
Вымирающее искусство школьных побоев

ВОПРОС: Какова связь между Starbucks и конфуцианством?

ОТВЕТ: Никакой. В этом-то и проблема.

Апрель 2013 года, Сеул. Я беру интервью у трех правительственных бюрократов, представляющих категорию людей, которых я боюсь больше всего. Они – корейские учителя.

Сидя на жестком диване в мрачной комнате, я к своему ужасу понимаю, что все трое уставились на мой стакан из Starbucks. Я начинаю паниковать. Я облажалась.

Я совершенно упустила из виду, что в Корее едят только сидя и в идеале – в помещении. Вы не должны гулять с мороженым или бутылочкой воды. И уж точно не с кофе. Это примерно, как прогулка с бутылкой пива Guinness. Культура брать кофе с собой совсем недавно пришла в Корею. Это изобретение Starbucks (я бы сказала, что это верно для большей части мира).

«Кому какая разница?» – спросите вы. Ну, помимо того, что носить напиток с собой считается весьма неприличным, я также лишила хозяев возможности предложить мне что-нибудь выпить.

Я ужаснулась. Они не знали, что в такой ситуации делать. Я тоже не знала. Если мне предложат кофе, я обязана сказать «да». Если я откажусь, они тоже не будут его пить. Это особенность корейского этикета: оскорбительно есть перед тем, кто не ест.

Большинство людей не смогли бы понять, почему я так нервничала из-за пассивно-агрессивного негласного спора насчет чашки Starbucks между мной и работниками сферы образования. У меня были оплошности и похуже, как в тот раз, когда я случайно пролила горячий суп на колени нобелевского лауреата, а потом устроила пожар на его кухне. Но для меня недоразумение со Starbucks имело куда более сильный резонанс, потому что оно представляло собой противоборство между новой и старой Кореей. Например, столкновение между удобством и хорошими манерами или между кофе сильной обжарки в кофейне в Сиэтле и кофейного суррогата Nescafé. Я воспринимала изменение корейской культуры как должное. Да, перемены происходили быстро, но это не значило, что все обновлялось одинаковыми темпами.

Нигде этот разрыв не проявляется столь отчетливо, как в корейской школьной системе, и именно поэтому я работала в Национальном институте развития международного образования Кореи (NIIED) – правительственном органе, связанном с министерством образования. Я ожидала увидеть модные стеклянные павильоны, потому что не раз слышала о захватывающих высокотехнологичных инновациях в школах. К примеру, таких, как план по замене всех бумажных учебников на электронные к 2015 году. И я была очень удивлена, обнаружив, что здание расположено в подозрительной части города, и его обшарпанный внешний вид делал его похожим на обычную корейскую баню.

Первым, о чем предупредили меня мои собеседники, когда я приехала к ним, было то, что они не хотят отвечать на мои вопросы о переходе с книг на электронные носители (я представила свои вопросы для интервью заранее, по их просьбе). Они не объяснили причину, просто заявили, что «не способны выразить объективного общего мнения».

Позже я обнаружила, что программа электронного чтения была предметом споров и что даже в правительстве некоторые недоброжелатели жаловались, что замена не стоит тех двух миллиардов долларов, которые придется на нее потратить, а технологии не являются показателем хорошего образования. Кроме того, должностные лица, с которыми я беседовала, оказались слишком раздражительными, властными и не во всем компетентными (иногда они даже рявкали и говорили «давайте сосредоточимся на этой конкретной теме» или «у нас нет времени на этот вопрос»). Их поведение соответствовало тому, что я наблюдала у своих школьных учителей.

Я начала задаваться вопросом, является ли это плохим звоночком. Может, все отмеченные перемены в школе были просто преувеличением? Я мало верила в то, что корейская система образования способна развиваться. В шестом классе, когда я изучала главу о Мари Кюри в своем учебнике по корейской литературе, моя мать удивила меня, процитировав первый абзац наизусть. Данная статья абсолютно в том же виде содержалась и в ее учебнике для шестого класса.

Тем не менее система образования обязательно должна быть модернизирована. Я не могу себе представить, что новая Корея сможет развиваться, если в школах все останется так же, как в те времена, когда я училась.

Мои впечатления от корейских школьных будней весьма противоречивы. Я рассматриваю их с двух противоположных позиций. С одной стороны, система образования здесь очень застарелая, примерно, как во времена Диккенса, которая отличалась строгой дисциплиной, повиновением и безжалостной поркой. Я была ею так напугана, что с поджатым хвостом через три года перевелась в международную школу в Сеуле. С другой стороны, эта система лежит в основе успеха Кореи.

Наука и искусство битья

Основой системы корейского образования является тысячелетняя убежденность конфуцианцев в том, что учителя – доброжелательные существа, которые помогут вам уйти от жалкого существования, но, если вы не подчинитесь им, ваша жизнь будет испорчена. И это не простая угроза, учитывая, что ваша судьба зависела от вашей оценки на вступительных экзаменах в университет.

Других вариантов просто не существовало: наши корейские учителя были самыми высокомерными, чопорными людьми, которых я когда-либо встречала. Они ответственны за довольно необычные детские воспоминания, в том числе за разнообразные и невероятно креативные побои. Казалось, тут они соперничали друг с другом в мастерстве. Будучи ученицей, приехавшей из Соединенных Штатов, я не оказалась готова к популярности подобных методов. Нас били по разным причинам, и даже без причин.

Например, если мы:

1. Клали руки в карманы. Это считалось неприличным, или, возможно, учителя подозревали нас в мастурбации.

2. Слишком расслабленно стояли во время утреннего собрания в понедельник. По иронии судьбы, у военных эта позиция называлась «вольно».

3. Не застегивали пиджаки. Они обязательно должны быть застегнуты или вообще сняты. Незастегнутая одежда считалась неопрятной и намекала на развратное поведение, такое как у персонажа Фонзи из сериала «Счастливые дни».

4. Имели пенал для карандашей, сделанный в США. Покупка товаров корейского производства была частью нашего долга по «оказанию помощи стране в погашении ее внешнего долга». Это была важная линия партии. Тот же принцип использовали для объяснения, почему не разрешалось включать свет в классе. В дневное время довольствовались только естественным солнечным освещением. Учителя не могли толком объяснить, каким образом данное ограничение способствует исполнению долга перед родиной, но мы знали, что это так же позорно, как и описаться в постели.

Соблюдение правила о запрете на заграничные принадлежности для школы контролировалось посредством внезапных инспекций.

Учитель в середине урока начинал кричать: «Всем положить руки за голову!» Это дезориентировало и пугало учеников, которые тщетно пытались спрятать свои японские механические карандаши в половиках, словно наркодилеры, заталкивающие свои заначки в унитаз.

В восьмом классе учитель достал пластиковый контейнер (почти такой, как у бренда Tupperware) из сумки одного моего одноклассника, посмотрел на дно и закричал: «Сделано в Таиланде? Таиланд?!

Если вы решаетесь покупать некорейские товары, зачем выбирать такую нищенскую страну, как Таиланд?» Затем она ударила ученика по голове «контрабандным» пластиковым контейнером.

Но оказаться ответственным за то, что кого-то побили, было даже хуже, чем самому быть побитым. Однажды я набрала восемьдесят восемь баллов на экзамене по китайскому языку – намного больше, чем все ожидали. Так как в то время я плохо говорила по-корейски и считалась в классе полной идиоткой, учитель объявил: «Каждый ученик, который набрал меньше, чем Хонг Ён Ки (мое корейское имя) получит как следует». Конечно, это не прибавило мне популярности в школе.

Почему же так много жестокости по отношению к маленьким детям?

Для начала напомню, что корейская культура рассматривает детство как период чрезвычайно высоких ставок.

Если вы облажались еще будучи ребенком, вы – уже конченый человек.

Существует старая корейская поговорка, которую я часто слышала: «Привычки трехлетнего остаются до восьмидесяти лет».

К тому моменту, как вы поймете, что у вас могут быть плохие привычки, вам, вероятнее всего, исполнится уже гораздо больше трех.

Слишком поздно! Вы уже обречены и должны постоянно работать в аварийном режиме, чтобы опередить своих демонов. Подобный страх из раннего детства являлся одной из причин, почему мы были такими послушными и почему никому из нас не приходило в голову дать учителю сдачу. Людям, которые никогда не подвергались телесным наказаниям вне дома, не понять, что они не оказывают тех же психологических воздействий, что и удары собственных родителей.

Наказание от учителей не воспринимается личным, и, когда все подчиняются единым правилам, получается терпеть очень долго. Но некоторые учителя выходили из-под контроля.

Самый жестокий учитель попался мне в седьмом классе. Его звали мистер Чан или Чан Сан-Сен («учитель»). Второй вариант звучит более почетно. Он был низкорослым, худым человеком около тридцати лет с темной кожей, густыми волосами, глазами, которые бегали из стороны в сторону, когда он злился, и лицевыми спазмами. Визуально возникало впечатление, что у него нет шеи, а брюки слишком высоко натянуты. Все вкупе делало его рост еще меньше. Он выглядел как отрицательный персонаж из детской книги Роальда Даля. И его следовало поместить в лечебницу.

Однажды мать одноклассника позвонила Чан Сан-Сену и сказала ему, чтобы он перестал слишком избивать ее сына. На следующий день Чан Сан-Сен вызвал из класса в коридор меня и того мальчика. Учитель его ударил по ушам, сказав: «Почему ты кричишь «Мамочка, мамочка, словно ребенок?» Одноклассник упал на пол, и учитель несколько раз ударил его в живот и по голове, отчего у мальчика потекла кровь изо рта и вывалился зуб.

Да, я наблюдала за этим и ничего не предпринимала. Но я отчетливо помню, что у меня тоже были неприятности. Все, что я могла сделать, это терпеливо ждать своей очереди. Но до меня очередь так и не дошла. Тогда я подумала, это из-за того, что учитель уже выпустил пар. Но годы спустя, я узнала – моя мать заплатила ему крупную сумму денег, чтобы он оставил меня в покое. Полагаю, сделав свидетелем этого избиения, учитель решил запугать меня, при этом не причинив вреда.

Моя мама не из тех, кто дает взятки, но подкуп учителей был обычной практикой. В старые времена мать, передающая конверт учителю, как бы намекала, что она не будет возражать, если он пропустит несколько неправильных ответов на следующем экзамене. Коррупция настолько вышла из-под контроля, что некоторые школы, включая мою, перевели все экзамены в формат тестов с несколькими вариантами на выбор, которые должен оценивать только компьютер.

Эти тесты оказались сплошным наказанием. Они не походили на оценочные тесты в Соединенных Штатах, когда ученики имели невообразимую роскошь: возможность использовать два карандаша и – что более важно – ластик для исправления ошибок. В Корее использовался черный маркер. Вы не могли исправить ответы и если перепутали строку, в которой писался ваш ученический идентификационный номер или номер теста, вы автоматически получали ноль баллов. Учителя подобрее иногда могли дать новые бланки, если ты был готов получить удар за свою ошибку.

Учительница в моем восьмом классе ударила после экзаменов каждого ученика. И это не из-за плохой успеваемости. Она всегда так делала. Количество ударов зависело от количества баллов, полученных классом на экзаменах. Ученик, набравший максимальный из всех балл, получал один удар, второй по результату – два, и так далее. Последний мог получить до шестидесяти ударов. Учительница делала это без злости и не из мести. Она говорила: «Я справедливый учитель. Даже лучший ученик получает удар».

Телесные наказания в Корее были постепенно отменены, а в 2011 году они стали официально незаконными.

Но все же находятся лазейки.[9]9
  «Republic of Korea: Country Report», Global Initiative to End All Corporal Punishment of Children, March 2013, http://www.endcorporalpunishment.org/pages/progress/reports/rep-korea.html.


[Закрыть]Законы запрещают учителю бить ученика напрямую. Но технически все еще допустимо, чтобы учитель просил учеников наказать самих себя.

Да, мы бы причинили себе боль по приказу. Если вы никогда не видели подобного, но случайно проходили бы мимо класса во время одного из таких занятий, вас, вероятно, очень бы озадачило происходящее. Вы бы спросили: «Почему шестьдесят детей держат свои парты над головой?» Мой седьмой класс делал это в течение часа или около того, потому что мы проиграли школьный конкурс по пению. Иногда нам приходилось выходить на площадку, засыпанную гравием, и делать отжимания – и не на ладонях, а на кулаках.

Популярным наказанием было to ki dwim, что означает «побег кролика». Вы приседаете на корточки, держитесь руками за уши и прыгаете, прыгаете, прыгаете, обычно один или два круга по периметру детской площадки. Забавно наблюдать, как наказывают кого-то другого, но совсем не смешно, если подобное происходит с тобой.

И это яркий пример того, как учителя развлекались, наказывая нас.

Телесные наказания применялись в корейских школах настолько долго с одной стороны потому, что их поддерживали сами родители, и с другой стороны потому, что учащиеся действительно считали, будто заслуживают эти наказания. Ким Ён Сан, руководитель команды NIIED и один из бюрократов, которого я смутила стаканом Starbucks, таким образом объяснил соучастие родителей: «В старые времена учитель часто был более образованным, чем большинство остальных людей. Родители доверяли учителям своих детей. Некоторые матери приносили свои палки учителю и говорили: «Пожалуйста, используй ее, чтобы бить моего ребенка». И такой инструмент назывался «палкой любви».

Самый странный случай, который я когда-либо видела, это когда родитель одного семиклассника встал на сторону учителя, а не собственного ребенка. Во время проверки домашнего задания Ким Сан-Сен, по прозвищу «Зубастик», велел высокой худой девочке выйти и встать перед классом. Он сказал: «Твоя мать позвонила мне и сообщила, что она заглянула в один из твоих блокнотов и нашла там злобные заметки обо мне». Он ударил девочку по лицу, и та аж пошатнулась от удара.

Даже ученики поддерживали прерогативу учителей бить их. В 2003 году, когда начали отменять телесные наказания, в опросе, проведенном корейской общественной неправительственной организацией, представляющей учителей, 70 % корейских учащихся безоговорочно заявили, что телесные наказания являются справедливыми.[10]10
  Ibid.


[Закрыть]

Корейская газета Joong Ang Daily одновременно сообщила: ученики в том же опросе сказали, что «уважение» (я предполагаю, имелся в виду социальный статус) учителей таким образом «было подорвано». Однако реальная проблема заключалась в том, что треть опрошенных «критиковали себя и своих родителей за то, что они недостаточно уважают учителей». Критиковали себя и своих родителей! Другими словами, ученики считали, что учителя не могут делать ничего плохого. Это выглядит, как Стокгольмский синдром, но тут все гораздо сложнее. Корни поклонения учителям уходят на тысячу лет вглубь корейской истории.

Экзамены для аристократов

Конфуций, китайский мудрец, живший в IV веке до нашей эры, был не просто автором цитат из печенья с предсказаниями. В своих трудах он обосновал систему, как построить упорядоченное общества из хаоса.

Вторая волна конфуцианства, которая называется неоконфуцианство, набрала обороты в Корее в XIV веке. Правители приняли неоконфуцианство отчасти с целью обретения повода для свержения старой аристократии, которой они были сыты по горло. По новой системе каждый мог стать аристократом. Все, что нужно было для этого сделать, сдать мучительный экзамен на государственную службу. Назывался он – kwako (кваго).[11]11
  Экзамен кваго появился при династии Корё, в IX–X веке.


[Закрыть]Другими словами, корейская политическая система являлась меритократией[12]12
  Меритократией (букв. «власть достойных») – принцип управления, при котором руководящие посты занимали самые способные люди, независимо от их социального и финансового статуса.


[Закрыть] аристократии. Какой гениальный оксюморон! Человек из любого класса общества (кроме самых низших) имел право улучшить свое положение за счет kwako (первоначально узаконен в Х веке). Экзамен был не только очень тяжелым, он еще и проводился раз в три года. Из тысяч претендентов только сотня или около того успешно проходили отбор.