Текст книги "Эскизы для друзей. Человеческое. Воистину человеческое!"

Часть 2
Философическая

Философская Атлантида Древней Греции
О самом геракличном подвиге греков!

Бессмертно добрую память о себе древние греки заслужили у человечества за многое. Но особенно мы должны их благодарить – за преобразование слов в понятия! В сущности, за мощнейший, сродни приручению огня, рывок людей в своём человеческом возрастании.

За перевод сугубо сигнальной информационной системы животных и наших первопредков в понятийно развивающуюся, всё более содержательную и живую, творчески обогащаемую человеческую речь! За наполнение простого звукового знака и первобытной звукопередачи несложных мыслей корневым, человечески обоснованным смыслом, постоянно углубляемым с нашим родовым опытом.

«Сигнально-словесный» язык живой материи они, как никто другой, возвели в ранг «понятийно-речевого» – в собственно человеческий с первыми шагами приближения его к языковой культуре мыслящей материи.

А с рождением и осмыслением явления Понятие древние греки подарили нам и Диалог! Непреходящую ценность, подхваченную последующими эпохами, с укреплением сообщности в познании и освоении нами действительности, со становлением нашей родовой природы – социальной.

Обратим на это самое пристальное внимание, раскрывая процессы своего перехода из живой материи в мыслящую! Призадуматься есть над чем! И не случайно ныне на научных конференциях до выступлений и докладов звучит: «оговорим основные понятия!..».

Увлечённо и самозабвенно погружаясь в открытую и развиваемую ими до парадоксов и апорий Зенона философию – в распознавание сути всех вещей (в ту откровенно варварскую далеко окрест эпоху), древние греки, как никто другой на планете, подготовили зарождение и взлёт диалектики. Мысль, как первейшее для человека орудие труда, была извлечена из всего палеолитичного бытия и утверждена на том цивилизационном пьедестале, где находится по сей день. И тому быть нескончаемо!

Как некогда древние жители планеты ощутили и освоили пользу огня, древние греки приручили великую развивающую силу Понятия, Диалога и Познания. Человечество стало уверенно выбираться из умственно ясельного состояния.

И не стоит рассуждать, что тот или иной философ обширнейшей Древней Греции, для которой Эгейское море было внутренним, чего-то не понял, не учел и не оценил. В сознании древних греков еще не было многих коренных понятий и базовых для нас знаний, складываемых с долгим ходом истории лишь целыми народами (впрочем, и ныне не так часто встретишь при уверенности граждан, что умные-преумные – знают уйму слов, и даже английских).

Понятия вырастают только из исторической практики! Их не придумывают – они выводятся ею в русле общественно выраженной и значимой, развивающей деятельности с активным наращиванием в нас человеческой природы из области мыслящей материи.

Суть именно в том. И самая категоричная.

С этими, в принципе, простыми истинами сладить нелегко, если мозги забиты до отказа пропагандистским мусором или перегреты воздействием мощнейших информационно-отравляющих систем. Но наверняка придётся, коль социально-планетарной энтропии предпочитаем космогенезисно предписанное развитие материи как таковой, и более всего мыслящей.

Философский взлёт в понятийном распознавании и выстраивании общей картины мира – величайший умственный подвиг античного человечества! И ценить его в именах и трудах наиполезнейше, если хотим умнеть, а не скатываться в сточную «культуру».

Древние греки честно и добросовестно сделали своё – открыли познание как стержневой принцип осмысленного и целенаправленного освоения всей видимой и невидимой жизни.

Наше призвание – определяться с ним всё очевиднее на уровне именно мыслящей материи как условием развивающего Развития!

Распахнув двери в храм божественной Логики, древнегреческие мыслители не могли не восхититься его завораживающей архитектурой и не увлечься её свободой в постановке логических задач, умственных опытов до их лабиринтной безнадёжности, как и остроумия ответов, чем восхищают поныне.

Именно они прошли уверенно свои первые вёрсты навстречу осмыслению даже самых чрезвычайных парадоксов жизни – к Диалектике! Почувствовав сокровенную силу растущего человеческого ума.

И распознав, что есть логика формальная (логика логики!), схоластичная, безжизненная в корне и по существу, сколько и как ни теоретизируй. И есть продуктивная – логика диалектическая! Постоянно развивающаяся!

Величайшие интуитивисты своей эпохи, они упорно напоминают из своих исторических далей о том, что диалектическая логика – отражение процессов Вселенной! Именно в диалектической логике безоговорочно заключена и открыто выявляется человеческая природа. Никак не в узко логичных приёмах, доступных и животным.

До её бесспорно необходимого человечеству, всеобъемлющего торжества ещё очень далеко. Мы больше подрёмываем на тёплой печке априорно познанного, чем с диогеновым фонарём в руке выискиваем то и дело ускользающие при умственной лени истины глубоко вочеловеченного и строго космогенезисного порядка.

И древние греки стучатся в наши двери всё настойчивее и громче: в путь!

Убеждение Гераклита в том, что «сухая душа – мудрейшая и наилучшая» – очень горестная мысль! Но и при полной симпатии к мыслителю с ней невозможно согласиться. Тем более исчерпывающе.

Ничуть не отменяя его глубочайшей на все времена мудрости, не худо признать и то, что он жил в тяжелейшую эпоху – смешения высоких идеалов, совершенного искусства, тончайших ремёсел с откровенной жестокостью и рабским невежеством, с полным скудоумием даже свободных граждан, кто могли, огульно обвинив, приговорить к смерти всеобще почитаемых творцов и мыслителей, как Фидий и Сократ.

Гераклит гениально прав: «Даже ослы знают, что солома лучше золота». И это была верная дорога в изгнание или в добровольное отшельничество. Тем и отплатил родной Эфес. Кличка «Тёмный» дана ему не без оснований с их стороны.

Только же это ничуть не его темнота. Ему ещё повезло проживать в Великой Греции. В ином племенном окружении (готском, к примеру) подобному смельчаку не дали бы никакого хода, без промедления отправив на тот свет за излишнее умствование. Ведь и в наше время эту по-прежнему свежую, полезную мысль не берут в голову многие из современников!

А в существе дела, какое же из состояний полезнее философу, утверждение Гераклита всё же несправедливо.

В понятие душа мы включаем прежде всего эмоциональный мир, область своих чувств и переживаний.

Бесчувственный мыслитель, вопреки расхожему мнению, очень уязвим там, где это совершенно непозволительно: в живой связи с другими, как и со всей Вселенной, в полноценности восприятия мира не только действующим умом, но и оживлённостью чувств. Прекрасная мысль, от кого бы ни исходила, столь же эстетична и катарсисна (место возвышающему восторгу!), как и красивейшая женщина!

Да, можно, как Гераклит, презирать чувственнейших до самозабвения и с ущербом для сознания эфесцев (округу), но не переживать за всех умных и самоотверженных в доброте людей от предков до потомков, не слышать их голосов, не различать их светлые лица и сияющие при удаче глаза – нет-нет! Это смахивает на человеческую неполноценность!

Гераклит проживал в ограниченных пределах – в окружении абсолютно чуждых ему сограждан, которые удивлялись его поступкам (отказу от положенных ему по рождению царских почестей). Но разве умственный труд не приносил ему радость? Человеку, кто истинно человек, непременно дано окрыление даже от одной удавшейся фразы и острой мысли.

Так что сухая душа – не лучший союзник для философов. Годна, быть может, для жительства среди полных врагов. Или в пустыне. Мятежная, страдающая, какая, в сущности, и была у него, всё же лучше – рождает более живучие мысли, которые надолго переживают самого философа! И вот он – ай да Гераклит! – заставляет разговаривать и спорить собой даже две с половиной тысячи лет спустя! Каков древний грек!

Да и такой ли уж древний? Соратники древними не бывают!

Так и сферический взгляд Аристотеля на расширение непознанного с ростом познанного логичен до исчерпывающей безусловности. Мощный философский шаг вперёд для теории и практики познания с определением границ и объёмов уже познанного, познаваемого и ещё непознанного.

И сами же древнегреческие мыслители, абсолютно справедливо отмечая, что «чем больше мы знаем, тем больше не знаем», только смелее и глубже вступали в незнаемое с полным убеждением в необходимости неостановимого познания.

Логическую взаимосвязь и суть познанного-непознанного древнегреческая Древность обогатила другим великим открытием – диалектикой! Ещё начальной, но встающей на ноги всё крепче! С пониманием единства противоположностей, над чем и нам почаще бы задумываться, расчищая свой путь от односторонних решений, рождающих не только трагичные глупости, но и прямые преступления.

Это им стало понятно, что гармония не есть канон, не есть беспрекословная норма. Гармония – бесконечность гармонических сочетаний! С обязательностью развития нашего умения открывать и воспринимать их.

Думающие древние греки взошли на первую ступеньку – соединив идеал и норму. Пройдут и после нас тысячи лет – всякий будет не только знать, иметь, но и в совершенстве владеть гармонией, следующей из столь же бесконечной в сочетаниях гармонии духа.

Тимон Афинский не был философом. По крайней мере, о его трудах ничего не известно. Прославился лишь как необыкновенный, до крайности мизантроп. И не только среди сородичей-афинян – такая его слава дошла даже до Чехова, до русской интеллигенции, кому не надо было пояснять, кто такой Тимон Афинский и что за этим скрывается.

Но есть смутное и всё крепнущее подозрение, что Тимона афиняне всё же крепко оболгали. Как водится – в отместку. За его, каким им виделось, крайнюю неуживчивость. А следом и просвещённые потомки бездумно выставили желчным человеконенавистником!

А правда ли?

Ибо, во-первых, его неприятие окрестных безнравственных отношений, коробящая простота поведения было только местным, безоговорочно афинским, максимум общегреческим. Он же не Геродот и не Страбон, чтобы сравнить обиход соплеменников с нравами других народов, оценивая международным образом. До знания далеко уже не варварских народов, индийцев и китайцев ему было, как до луны. А Марко Поло существовал ещё лишь в виде разрозненных атомов, не подозревавших о своей великой миссии! Стало быть, человечество тут не причём.

Во-вторых, те же самые свободные граждане Афин приговорили к смерти ни в чём не повинного Сократа, чтобы на следующий год туда и тем же порядком отправить его обвинителей. Хороши судьи! Таким ничего не стоило сложить долетевший и до нас слух о клиническом настроении какого-то Тимона. Не жаловать несговорчивых земляков высокой справедливостью и ныне в обычае.

В-третьих, у него было множество бытовых оснований невзлюбить афинян, кого всякий день имел перед глазами в виде их поступков, не отличавшихся изяществом, благородством и возвышенностью. Мы судим о тех же Афинах, как и всей античности, традиционно – по вершинам, по достижениям. Ему же довелось видеть вдоволь мусора и грязи, подлости и душевных нечистот. При чистой и нежной душе в пору руки на себя наложить от отчаяния и безысходности. А он лишь закрылся от всех.

Главное же, он соседствовал с самим Платоном, с кем охотно общался. Как и мудрый, проницательный Платон с ним! А это наивысшее свидетельство его ума с правом оценивать окрестную жизнь, как и написано в одной из эпитафий ему: «Пропадите вы пропадом, дурни!».

Словом, не стоит возносить хулу на человека, кому пришлись не по душе простецкие нравы своей эпохи в их массовом исполнении! Коль и стоили того, чтобы не переносить на дух!

Думается, неплохо бы восстановить его совершенно непорочное имя.

А Платон, по мне лично, – уникальнейший мыслитель античности!

Единственный, кто трижды рискнул жизнью ради воплощения своих идей на практике. А свою теорию правильного государства («Законы») переписывал семь раз! И обратился на исходе лет к жанру поучительной фантастики – к диалогам об Атлантиде (которой и запал в куцую память потомков!) с похвальными и трагичными уроками отношения к производящей для всех достаток и мир государственности.

И ничуть не лишне даже две с половиной тысячи лет спустя извлечь из его неординарных усилий тот священный корень, что это государственная форма всегда должна соответствовать общественному содержанию, а не наоборот! И чрезвычайно важную истину, что именно общество с его развивающими целями и потребностями первично. Никак не иначе!

И это особенно важно ныне, когда философов вообще убрали с дороги куда подальше (с глаз долой – из сердца вон!), утвердив вместо них лицемерных и наглых рынкословов, вполне завзятых, как Шура Балаганов у Ильфа и Петрова, трамвайных карманников, а не вдумчивых учителей!

И знаменитая заповедь Платона, что нужно «всеми силами души стремиться к истине» – навсегда полезная, ибо умственно здоровая мысль!

Подхваченная в последующие тысячелетия многими самоотверженно и настойчиво думавшими людьми и завещанная умиравшим Львом Толстым («Берегите истину…»), она – абсолютное выражение абсолютной сущности человека, которому непременно развиться в представителя особого рода материи – квинтэссированно мыслящей. Утверждение нашей всеохватной сути – познание!

Всякий, не познающий активно и целеустремлённо, подобен суслику у своей норки. Негоже для человека и человечества, кому предписано по своей природе крепко соединяться в сознательно и созидательно познающую, в непременно развивающуюся общность.

Платон с его древнегреческими сподвижниками открыли эту истину истин навеки!

Разумеется, он далеко не единственный грек, кто думал и писал о Законах – о разумном государственном устройстве, каким виделось на заре формирования. Но о других именах и работах знаем лишь по упоминаниям в обзорных работах (как у Диогена Лаэртского). Прочли бы и больше, кабы не множественные погромы следующих веков. Быть может, на Вилле папирусов у Помпей что-то обнаружится, если научимся сканировать и читать обугленные свитки.

И всё же никто в античном мире не погружался в Государство так глубоко и самозабвенно, всей личностью и судьбой, как Платон! И думается, как раз потому его работы, передаваясь от народа к народу, от греков к римлянам, от римлян к византийцам и далее по Западу и Востоку, до нас дошли в достаточной для оценочных суждений полноте.

Государственничество Платона было стойким, цельным, последовательным. По нашим меркам, системным. Шедевром политической мысли античной поры! И вершиной научно-практических действий, достойных воистину крупнейших и отважнейших мыслителей, кто искали истину выносливо и даже героично, как Сократ, – перед лицом неминуемой гибели. Не рассуждая досуже на избранную или заданную тему, как водилось за многими диалогово искушёнными греками в их несравнимо даже с нами философствовавшую эру.

Опережая свою эпоху на тысячи лет, Платон искал и выстраивал Культуру построения и восприятия государства, его наиболее целесообразный вид для сознательных (зрелых!) граждан. Чего и сегодня лишний раз не разглядеть – куда больше стандартных нужников, чем озаряющих храмов!

Таков, по моему убеждению, Платон в своём существе, каким историческим лаком его ни покрывай вчера, сегодня и завтра.

Но у древних греков (откуда бы ни пришли ионийцы и дорийцы) был и задел – Афина с Прометеем! Из догреческих божеств от пеласгов, эгейско-балканских предшественников (к кому, быть может, и следует отнести этрусков).

Афина как народное признание матриархатной мудрости (недооценённой по заслугам и нами). И особенно Прометей с именем от индоевропейского корня «познавать»! С его величайшей для развития людей ролью не бога, а Учителя!

Отметим, в Афинской (платоновской) академии был жертвенник Прометею! «Предвидящему»! Откуда в его честь устраивался бег с факелами. Проводились и особые ежегодные празднества-состязания – «прометеи».

Нарастающее забвение греками как самого Прометея с высотой его усилий и заслуг, так и затухание в их сознании животворного прометеева духа – возможно, одна из психологически решающих причин опускания антично Великой Греции до всё более и более малозначимой земли. Вначале до провинции римской, затем византийской. И наконец – до турецкой окраины и колонии!

Платоновская Академия даже под гнётом воцарившегося христианства смогла продержаться ещё несколько столетий, пока не была окончательно закрыта как языческая. Бред!

Но платонизм, как его стали трактовать новые властители дум, продолжал жить в средневековых академиях. Сложив в Европе немало традиций и определив университетское начало в нашем высшем образовании.

А с тем остаются среди нас и первые высокопрофессиональные мыслители человечества, подаренные Матушкой-историей с наилучшими, на мой взгляд, из её учеников – древнегреческими мыслителями, неиссякаемо обеспокоенными ходом рождения и действия мысли.

С их философской Атлантидой, так и не ушедшей под тёмные воды веков!

У меня нет никаких возражений против существенного вклада в философскую мысль человечества и древних мыслителей Индии, Китая, Востока в целом.

Но именно древние греки развернули её в соревновательную систему целых учений с их соприкосновением и соперничеством, породили их дискуссионный и квинтэссируемый во всё более цельные и ясные теоретические взгляды поток, в мощные мировоззренческие построения, в неповторимую и не повторенную другими народами картину умственного развития с объемным освоением всего доступного и предполагаемого мира! Чему и сегодня полезно поучиться всякому образованному имяреку.

Древние греки, как никто другой, подняли с земли и вознесли к небу философию интегральным познанием мира.

Философски о философском
Со стороны просто человеческой

Философия учит делать, а не говорить.

Сенека

Прошу современников с ближайшими потомками отнестись к названию и всему далее написанному иронично или снисходительно. Всё же справедливее неприязни или категоричного отторжения. Всё это лишь философично о священной философии. И в самом гениальном случае не более предтечи. И весьма ранней.

Развитая философия философии как уровень, умение и навыки осознания нами самих себя и своего пути всё надёжнее мыслящей материей, готовой и вполне способной вступить в отношения с другими разумными мирами, далеко-далеко впереди. Должно быть, за тысячелетиями. Но и ныне, в нелёгкую пору переходной эры, можно высматривать её очень дальние, но уже манящие огни.

И, чёрт возьми, кто сказал, что этого делать нельзя? Идущим – впору! За нами и другим непременно пройти дальше, увидев больше, сложив знания крупнее.

Один из острейших умов девятнадцатого века М. И. Салтыков-Щедрин, отзываясь о Ф. М. Достоевском, отметил интереснейшую его черту: «Он не только признаёт законность тех интересов, которые волнуют современное общество, но даже идёт далее, вступает в область предвидений и предчувствий, которые составляют цель не непосредственных, а отдалённейших исканий человечества».

В ноябрьские дни 1979 года, в последний год аспирантуры, когда следовало старательно и бессонно писать кандидатскую диссертацию, я увлечённо думал о другом. И далеком-предалеком от нее. Да и от нас пока.

На вершине греко-античной культуры человечеству сделаны неоценимые подарки.

Это появление философии как науки, захватившее далее всю историю с её основными направлениями (и отклонениями!), протянувшимися от растаявших тысячелетий древнекаменной эры до зримого будущего – до черты, за которой начаться поре собственно человечества.

И раскрытие человеческого тела и духа в их взаимодополнении предметом искусства и поклонения! Как вековечного идеала – в прекраснейшей форме прекраснейшее содержание! – интуитивно угаданного напористой греческой мыслью, создававшей изумительные образцы от подпирающих небо храмов для своих богов с их скульптурами до амфор из повседневного обихода.

Причина, породившая оба эти взаимосвязанных открытия, одновременно и доказательство, – цельность мировоззрения!

Лишь зачаточное, неразработанное до желаемой меры, оно с неизбежностью оказалось к нашей поре расчленённым, чтобы нескоро, у порога космически Начальной поры, непременно слиться вновь, но уже обогащенным и раскрытым всей нашей историей.

К этому слиянию подступались Возрождение и Просвещение, но вплотную и глубоко обоснованно всей реальностью (ответив, зачем и почему) его привносит материально-диалектическая философия, марксизм, чтобы передать в виде научно-практически обоснованного Гуманизма потомкам, кому открывать эру осознанно и цельно развивающегося Человечества.

В те «застойные» (но лишь для умственно безмятежных верхов!) годы не давала покоя мысль о неизбежной преемственности ведущих философских систем. В истории человечества норма. Хотелось понять закономерности.

В знаменитой университетской высотке на Ленинских горах мы, свойский круг аспирантов с разных факультетов, рассуждали обо всём этом с особым интересом – заглянуть в настолько дальнее будущее, насколько известно было прошлое.

Уверения партийно-академических светил в том, что марксизм вечен и незыблем, нас не устраивали. Любая теория, если чего-то действительно стоит, тяготеет к развитию. Не было, нет и не должно быть, тем более в науке, истин «вечных». Застывших. Это, пожалуйста, обращайтесь к религиям. Впрочем, и там мировоззренческого покоя сроду не было.

Вот что и как вырисовывалось.

1) В минувшие тысячелетия философия развивалась и складывалась дробно – в виде множества школ, учений и систем. В большей части ограниченных, а то и путаных, нелепых, фантастичных. Из наблюдений, взглядов, суждений земных, исторично ещё неглубоких, поверхностных. Вырастая из начальных знаний о мире и о нас самих. Чаще всего настолько абстрагированных, далёких от истинности (и зачастую перегруженных надуманными категориями), что в них не просто разобраться. Ибо к жизни чаще всего не имели прямого отношения!

В недрах этого кипящего философского бульона постепенно всё отчётливее проступали два определяющихся течения, где-то терпимо соприкасавшихся, а где-то диаметрально, до враждебной противоположности расходившихся – идеализм и материализм.

2) Второй этап – объективная кристаллизация философской мысли в силу необходимости объединения человечества в цельность с впитыванием в себя всего позитивного опыта прошлого в рамках диалектического и исторического материализма.

Марксистская философия является не только преобразовательно живой мировоззренческой системой, находясь с эпохой в диалектически неразрывном и динамичном единстве, но и прародительницей будущей философии (что не приветствовали её предшественницы, начиная с религиозных воззрений!). И это имеет решающее значение для её оценки.

Величайшая заслуга и перспективность марксистской философии в том, что она: а) представляет собой открытую систему; б) аккумулирует все предыдущие позитивные философские завоевания; в) осознанно готовит свою философскую смену.

3) Такой философией, заложенной в развитие человечества с его пелёнок и матерински выпестованной марксизмом, станет философия, исключающая насилие как таковое («революционное» в том числе) с его высшей формой «государство», – т. е. философия реального гуманизма. Собственно Гуманизм! Развивающее всех и каждого мировоззрение с соответствующим ему разумным устройством нашего социального бытия. Верный признак формации убедительно вочеловеченных общественных отношений и самих людей, которая и есть подлинно коммунизм.

Философия социокультурно слитного человечества, преодолевшего наконец изначальность национально-культурной раздробленности. Философский уровень и социально-психологический уклад высоко самоорганизованного общества. Равно форма его существования с расчётом на длительнейший исторический период (скорее всего, в десятки тысяч лет). Стержень всей деятельности человечества на планете.

Завершающая философская мысль колыбельно-земного происхождения («внутренняя»).

Гуманистическая философия предтечно завершает период сугубо «земных» философий, чтобы повести человеческую мысль к философиям космоширящимся в своём становлении и преображении. И ей, в свою непреложно научную очередь, подготовить непременную смену – из космического разряда!

4) Таковой и быть – философии Бесконечного (бесконечности)!

Почему именно ей?

Выходя (нескоро, но неизбежно) проживательно в космос, мы вступаем во владения Абсолютной бесконечности! Не учитывать и не осмысливать этого фактора, не исследовать его особенностей, быть к нему не подготовленными, а главное не закладывать как в личную психологию, так и в общественные цели, – какое-либо взаимодействие с космосом в его важнейших проявлениях и свойствах окажется нереальным. Делом лишь на уровне открытия «чудес».

Погружение в космос надолго, тем более на постоянное жительство с космически охватываемой, выражаемой и значимой деятельностью, вхождение в систему межзвездных (галактических) цивилизаций – весь этот круг чрезвычайных проблем и задач принципиально потребует от человечества качественно нового мировоззрения. Открытого для бесконечности своего развития со способностью воспринимать и впитывать философии иных разумных миров.

Для вочеловеченно возрастающей философии открытость своему развитию в качестве одного из основополагающих принципов (системно важнейших условий) закладывает марксизм. Гуманизм, вбирая достижения мысли и культуры каждого из народов (включая исчезнувших), укрепляет и передаёт её готовым механизмом для философии Бесконечного, для которой фундаментальна бесконечность познания Вселенной с бесконечным взаимодействием с ней.

Философия Бесконечного есть философия собственно мыслящей материи, то есть философия Разума в бесконечном его протяжении и видовом разнообразии.

Почему в наше историческое сегодня невозможна иная всеобще действенная и неоспоримо прогрессивная философия, кроме марксизма? Отчего нельзя сейчас же узаконить в качестве партийной, социально-государственной программы даже привнесённую бы из похвального будущего, всесторонне вочеловеченную и уже потому прекраснейшую философскую систему? Тот же Высокий гуманизм. Или несравнимо углубленнее в живую и неживую природу космичную философию межзвездного, а то и сразу общегалактического порядка? Глядишь, пришельцы подбросят (сдуру бы, честно говоря).

Любая философия, тем более всепланетного масштаба, может появиться и существовать в качестве определяющих принципов общественной жизни лишь в том случае, если в ней появилась глубоко историчная необходимость, назрела социально обусловленная потребность. При непременности того условия, что опирается на достигнутый уровень развития всей науки и культуры с корнями их во всей предыдущей истории человеческой цивилизации.

Историзм – основа основ действительно человеческой философии!

То есть: 1) обязательно должна находиться на магистрали всего развития человечества, накапливаясь и вырабатываясь веками (таковы её процессы!); 2) быть востребована временем, а не порождена мимоходом чьими-то преходящими интересами, сколько и каких бы ни было громогласных заявлений о беспокойстве за судьбу всего человечества.

Это принцип объёмного историзма – причинности и картины по вертикали и по горизонтали. Во времени и в пространстве! Иная философия нежизненна.

Исторический материализм и есть философия развития человечества на его переходе из живой материи в мыслящую.

Подход крайне необходимый и при изучении истории философии. Нельзя требовать от Спинозы тех выводов, к которым пришёл Маркс, кому дано было несравнимо больше оснований. Мягко говоря, неумно.

Велика ли в наш век востребованность законченной, всецело до последнего пункта разработанной и увязанной философии Гуманизма? При всей высоте её правильности, привлекательности и звучности – нет!

Гуманизм как коренное для нас и общепринятое мировоззрение – свойство единого человечества, общества и личности, уверенно владеющих богатством растущих человеческих способностей. Гуманизм – это уровень коммунистично осознавших себя людей, кто следуют потребностям человеческой природы. И на основе неразрывной соединённости усиливают возможности бытия и познания на их всё более космическом уровне.

Гуманизм – зрелое мировоззрение гармонично вырастающего и планетарно раскрывающегося общества. До которого, пока окончательно не скинем с себя звериные шкуры (технологии и средства войны, как минимум), далековато.

В пору бездарной «сусловщины» нам очень хотелось понять стержневое направление философских преобразований с концентрацией философской мысли, представляющей безусловную подлинность философского развития (степень её концентрированности и есть уровень философов!).

Нам виделась определённая закономерность в смене философских систем.

Если в первой половине Древа жизни человечества (Парадигмы его развития от приматов по наши дни) появление, дифференциация и смена определялись скорее эволюционно – запросами живой природы в нас, то во второй – дело за нашим собственным поиском и отбором всё более надёжных принципов и целей именно человеческой природы, без чего всё бессмысленно или ложно.

О какой гуманистичной развитости людей и правительств можно говорить, если на Земле бесконечны числом и ужасом убийства и насилия (войны их высшее выражение) и всё реальнее становится гибель человеческой цивилизации по воле не перегруженных совестью и человеколюбием владельцев банков и оружейных производств с обилием их наёмников – продажных политиков и профессоров, бездумных генералов и безмозглых подчинённых; если четверть населения Земли голодает и умирает миллионами, а без малого половина неграмотна и по этой простой причине невежественна; если никому вообще не гарантирована жизнь, не говоря о здоровом, обеспеченном всем необходимым проживании и развитии.

Опереться ли здесь философии Гуманизма на прочную социальную базу, а науке – на бесспорность положений и выводов? Вовсе нет! Общественные дисциплины только становятся на ноги, не преодолев естественнонаучной направленности науки в целом, заданной капиталистической формацией.

Уже и ранний капитализм, заботясь о своём будущем, изгонял и безжалостно преследовал тех, кого глубоко интересовали человек и законы общественного развития. Стойкие гуманисты-просветители с их проповедями добра и сострадания мешали. Чего не скажешь о естественных науках и технике – от них очевидная прибыль! Буржуазии уже было вполне достаточно для самой себя и свободы, и равенства, и братства.

Настоящему развитию гуманитарных (социальных) наук о духовном росте и возмужании человека с его обществом (о биологической стороне капитализм и ныне очень печётся) начинаться с социализма, задача которого – очистить их от копоти прагматизма и налёта утилитаризма.