Текст книги "Проигрыш Алисы"

Юрий Егоров
Проигрыш Алисы

© Егоров Ю. Н., 2024

© Оформление. Издательство «У Никитских ворот», 2024

* * *

Добрые пожелания

1

Случилась эта история давно в городе Иваново, где я тогда жил с родителями. В начале пятого класса меня за прогулы исключили из пионеров. Просто мне надоело учиться, особенно математике. Никак её не понимал. Вот и придумал устроить перерыв в занятиях. Утром уходил в школу, так, по крайней мере, считали родители. По дороге, чтобы весь день не таскать портфель, прятал его под Минеевским мостом в зарослях репейника и полыни, там, где у третьего трамвая разворот от Станционной к стадиону «Текстильщик». Место совершенно тихое, безлюдное. После этого шёл беззаботно гулять по городу. У окружающих мои прогулки не вызывали подозрения. В то время повсеместно школьники учились в две смены. Только к Станционной, где школа, близко не подходил, чтобы меня кто-нибудь из учителей или учеников случайно не заметил.

Несколько раз издалека я видел, как Лёшка Николаев топал на уроки, пиная перед собой портфель по асфальту, и как Юра Леонов, мой закадычный друг, направлялся на уроки со стороны железнодорожного вокзала.

«Правильно, давай поторапливайся, пятёрочки получай по любимому английскому!» – мысленно подгонял я товарища.

Прилежные ребята, они спешили, чтобы заниматься всякой там математикой, а я устремлялся в «Великан», на утренний киносеанс. Он начинался одновременно с занятиями в школе. Денег, что родители давали на обед, хватало для покупки билета и ещё на сливочное мороженое оставалось. В «Великане» имелось два зала: нижний и верхний. Это в школе никакой свободы, а здесь можно было что-то выбрать поинтереснее. Жаль только, «Фантомаса» в это время не показывали. Каждый день на него ходил бы!

А после кино я медленно двигался домой через парк на Красной Талке. Бросал камушки в речку, слушал птиц. Дни проходили прекрасно, и домашние задания готовить не надо было.

Родители ничего не подозревали, а друзья думали, что я болею простудой. Как-то специально позвонил Вовке Артемьеву и, захлёбываясь кашлем, объяснил, что гриппую под домашним присмотром и в школе скоро не появлюсь. И навещать меня не следует: грипп – коварная болезнь, могу весь класс заразить и любимых учителей тоже. Поэтому в школе никто не беспокоился по поводу моего отсутствия на занятиях. Все поверили в мою болезнь.

В то же самое время родители полагали, что я исправно учусь. Я ещё и парочку оценок хороших себе поставил в дневнике и расписался за учителей. Чтобы маму с отцом не волновать. О том, как долго это будет продолжаться, я не задумывался. Это называется «живи и не пекись о завтрашнем дне».

Но в один чёрный для меня день счастье закончилось. Какой-то гражданин случайно нашёл мой тайник с портфелем. Спрашивается: чего его понесло под мост в эти кущи?! Бдительный доброхот, волнуясь, не случилось ли что с ребёнком, отнёс портфель в школу. Начался кипеж. Директриса Татьяна Борисовна сразу позвонила родителям на работу. Подняли на ноги всю городскую милицию, а я в это время сидел в «Великане», «Джентльменов удачи» смотрел, шоколадную мороженку облизывал.

Домой, естественно, вернулся без портфеля, весь в репейнике. Ещё бы, битый час ползал под мостом в этих зарослях! Надо было видеть, как родители наслаждались сценой, когда я выкручивался насчёт того, куда подевался мой портфель. После разоблачения, признания и искреннего раскаяния до слёз отец меня выпорол, а в школе на следующий день я был исключён из пионеров.

Старшая пионервожатая Вилена Евтихиановна заходилась на всю катушку: что таким, как я, не место в лучшей школе города и что я позорю пионерскую дружину, Тимура, чьё имя носит отряд, учителей и родителей. После неё меня дружно стали осуждать одноклассники. И никто не пожалел невезучего прогульщика. Тщетны были мои надежды, что хотя бы Маринка Проничева, самая добрая девочка в классе, промолчит. Набросилась на меня вместе со всеми. Так вот, когда перед всем классом с меня снимали красный галстук, даже Юра Леонов неистовствовал:

– Я думал, что он друг, а он всех нас бросил и один гулял по городу, ходил в кино, а в это время мы двойки по математике получали.

Было неясно, на что конкретно обижался Юра. Но тоже без колебаний требовал исключения из пионерии.

И Танька Бачурова следом:

– Таким плохим мальчикам, как Коля, не место в нашем отряде имени Тимура!

– Предатель, – вынес окончательный приговор Лёшка Николаев. – Настоящий предатель!

Так я стал изгоем в глазах всех этих правильных тимуровцев!

2

И тут в нашем классе появилась она, Кристина. Так её представила классная руководительница Мария Ивановна.

– Не Кристина, а Христина, – поправила её эта новенькая девочка. – А фамилия моя – Рипка. И не называйте меня по-другому.

Стояла такая маленькая и беззащитная. Две тёмные косички и глаза точно угольки.

Но всё равно все её звали Кристиной. И не Рипкой, а Рыбкой или Репкой. Она пробовала обижаться, но потом перестала обращать внимание. Несмотря на свою миниатюрность, девочка стала самой заметной в классе. В школу всегда ходила вся в чёрном и без красного галстука. Сначала я думал, что тоже хулиганка или двоечница. Раз не пионерка. И посадили её за парту в самом конце класса, рядом с отстающими. Почуяв родственную душу, я быстро перебрался к ней за одну парту. Она не возражала.

Когда познакомились, оказалось, что она дочь священника. Несмотря на свою одежду, очень даже добрая и весёлая. Только перед другими не раскрывалась и держалась настороженно. Умела казаться строгой, такой маленькой ведьмочкой. Губки подожмёт, брови сдвинет и так посмотрит, что поверишь: вот-вот в жабу превратит! Или скажет: «Покайся, сын мой, за свои грехи!»

Эта малявка быстро подчинила себе весь класс. Училась на отлично и многое знала. К ней, честной и справедливой, шли мириться. Без боязни разнимала дерущихся мальчишек и заступалась за слабых. Могла возразить учителям. Те держались с ней напряжённо и никогда не наказывали. Мне казалось, что даже грозная директриса школы её побаивалась.

Впоследствии я догадался, что некоторые наши учителя тайком посещали церковь. Посмотришь: вокруг все партийные и атеисты. Только не все тогда дураками были. Поэтому и девочку в обиду не давали, оберегали от неприятностей. На уроках рассказывают про Ленина и коммунизм, а сами на Кристину поглядывают: что она скажет на это? А иной раз взгляд отводили, когда нам врали. Как-то историчка Людмила Аркадьевна увлеклась про «лучшее в мире общество», так Кристинка прервала её словами: «А с царскими детьми что сделали?» Учительница в обморок упала. Еле откачали. После этого случая подобных разговоров при Кристине не заводила. А я смотрел на свою подружку с восхищением!

Как-то вышел с Кристиной из школы, и тут она в сторонке углядела группу пионеров.

– Коля, у тебя рогатка с собой? – спросила.

Я сразу понял.

– Подожди минуточку, – говорю, – сейчас шмальну в этих красногалстучников!

«Шпионеры» разбежались, а мы с Кристинкой долго смеялись над своей шалостью.

Когда выводили четвертные оценки, она решила мне помочь по ботанике. Подошла после уроков к учительнице Серафиме Васильевне и сказала: «Коля – правильный мальчик, ему надо поставить „отлично“».

Ботаничка сначала сильно удивилась такой протекции, а затем попыталась что-то объяснить.

– Прокляну! – строго посмотрела на неё Кристина и сдвинула брови.

– Господи, за что мне такое?! – в сердцах произнесла обескураженная ботаничка.

Поставить «отлично» она не решилась, но «хорошо» тоже нормально! Я остался доволен, и мои родители тоже.

Однажды в воскресенье вместе с Юрой Леоновым я сходил в церковь. Боялись, что нас не пустят на службу, но волнения оказались напрасными. Мы спокойно зашли в храм. Там было интересно посмотреть на отца Кристины. Он оказался большим, с бородищей и низким голосом, нараспев читал молитвы. В церкви мне понравилось золотое убранство и красивые иконы. Повсюду перед образами святых горели свечки. Я посмотрел, как это делают другие, и осторожно, чтобы никто не видел, первый раз в жизни перекрестился.

3

В преддверии октябрьских праздников начались школьные линейки. Комсомольцы, пионеры и октябрята выстраивались стройными рядами и рапортовали о своих достижениях. Нам с Кристинкой отвели место сбоку от нашего отряда. Вилена Евтихиановна выступила с политинформацией. Как всегда, завела волынку при Великий Октябрь и XXIV съезд КПСС. Когда добралась до атеизма, стала говорить очень громко, с надрывом. Устремив взгляд на мою подружку, она не на шутку разошлась по поводу попов-мракобесов и того, что космонавты на облаках не обнаружили никакого Бога. Значит, его нет, зато есть мудрые вожди – Ленин и Брежнев, которые всегда правы, и поэтому их надо слушаться!

Тут Кристина не выдержала, совершенно спокойно достала из-под воротничка крестик на цепочке и выставила напоказ поверх своего фартучка. После этого стала тихонечко шевелить губами, и я догадался, что она читает молитву.

Вилена Евтихиановна смотрела на дерзкую отступницу с нескрываемой ненавистью. Наконец линейка закончилась, и все разошлись по классам. У нас начался урок истории. Кристина так и сидела на занятии с крестиком на фартуке. Мария Ивановна осторожно подошла к ней и тихо, подоброму попросила: «Убери, пожалуйста». Моя подружка без возражения выполнила просьбу учительницы.

На перемене я сказал Кристине, что тоже хотел бы носить крестик, но его у меня нет. Девочка тут же сняла свой и протянула мне: «Возьми, это подарок».

– А как же ты без него? – удивился я.

– Папа мне даст другой. А этот пусть у тебя останется на память обо мне. Хотя он и самый обычный, но ты его береги.

– Ты так говоришь, словно мы расстанемся.

Кристина пожала плечами.

– Не думай ни о чём таком. Просто мы часто переезжаем. Так получается. Никогда долго не задерживаемся на одном месте, – объяснила она. – Сюда мы приехали из Луганской области, до этого жили в Баку, а ещё раньше – в Красноярске. А вообще, я родилась в Кременце. Есть такой город на западе Украины. Там большие, сильные верой люди. Здесь таких мало. Кстати, а ты крещёный?

– Я не знаю, но сегодня спрошу у мамы.

Заметив на мне крестик, родители закрылись на кухне и долго переговаривались между собой.

Потом я спросил маму, о чём собирался.

– Да, ты крещёный, – успокоила меня мама. – Мы с бабушкой тебя покрестили.

– А почему я не помню?

– Потому что ты был младенцем. Покрестили тебя в Нижнеспасском, на родине отца. Там церковь действующая. На Тамбовщине люди крепкие верой.

– Как в Кременце?

– Наверное. Ты с Кристиной дружишь?

– Ага. Это разве плохо?

– Почему? Ты стал лучше учиться и не такой шалопай, как прежде. С уроков больше не бегаешь? Я догадываюсь, что Кристина тебе помогает.

– Да, после уроков вместе решаем задачи по математике. Ещё ботанику объясняет.

– Хорошая девочка.

4

События на линейке получили продолжение. Вилена Евтихиановна потеряла голос. Среди одноклассников пошли разговоры, что это всё Кристинка устроила: лишила старшую пионервожатую голоса. Всё из-за того, что та церковь проклинала. Одни не сомневались, что Рыбка – настоящая святая, другие говорили – ведьма. И те и другие верили в потусторонние силы.

– Поэтому и на «отлично» учится, что они помогают, – убеждала всех Танька Бачурова.

– Я видел, как она в школу шла, земли не касаясь! – подливал масла в огонь Лёха Николаев, известный в классе фантазёр.

– Она покойников не боится! Поёт в церковном хоре, когда тех отпевают. Может, сама одна из них! – предположила робкая Аня Вольман. – Видите, всегда в чёрном ходит. Словно из могилы!

– Я мертвецов боюсь, – запищала Марина Ломакина.

– А на меня Кристина порчу навела, – пожаловалась Ленка Семёнова. – Я подножку ей поставила, а после этого у меня прыщик на носу появился.

– Не надо никому подножки ставить, а надо лучше умываться. Тогда и прыщиков не будет! – заступился за Кристинку Юра Леонов.

– А почему она в столовой целый месяц ничего не ела? – не отступала Ленка.

– Все знают, что мертвецы не едят, – согласилась с ней Аня Вольман.

– Глупые, просто у верующих пост! В это время им нельзя ни котлет, ни масла сливочного. Зато в обычные дни Кристинка хрумкает шоколадки за весь класс! – усмехнулся Юра.

«Нет, она не мёртвая и не колдунья, а самая настоящая добрая волшебница», – решил я про себя.

После этих споров вызвался проводить Кристинку домой, хотя жила она в другой стороне – в частном доме у станции юных натуралистов.

– Чтобы по дороге никто тебя не обидел, – так ей объяснил.

– А я подумала, что вроде кавалера, – театрально огорчилась она.

Я долго мялся, не зная, как начать разговор, и наконец решился, вдохнув воздух:

– Ты правда умеешь колдовать?

– Спрашиваешь потому, что меня в школе ведьмой считают?

– Просто тебя боятся. Ты всё время ходишь в чёрном.

– Чёрный цвет я просто люблю и хочу походить на своего папу. Вот у тебя на шапке кокарда. Значит, твой папа – военный. Хочешь на него походить?

– Мне нравятся военные.

– А мне нравятся священники. Когда я вырасту, то буду служить Богу. Может, стану монахиней, уйду в монастырь.

– А чудеса делать можешь?

– Немножко, – ответила она игриво.

– Как это – немножко?

– Сейчас покажу. Ты только смотри внимательно, чтобы ничего не пропустить! – Кристинка изобразила серьёзность и что-то тихо пошептала вроде «трах-тибидох!». – Ну вот, получилось. Теперь у тебя в кармане – жвачка.

– Нет у меня в кармане никакой жвачки. Там трамвайный билет и ключи от квартиры.

– А ты посмотри.

В кармане пальто я нащупал тоненькую пластинку.

– Подожди, не доставай, – остановила меня Кристина. – Я угадаю какая. Бабл-гам!

– Какое это чудо?! – возмутился я. – Ты сама мне незаметно её положила. Вчера эту жвачку Юра Леонов выменял у Лёхи Николаева. Целую пачку. Отдал за неё марку Папуа – Новой Гвинеи, очень редкую. Я думаю, ради тебя. Теперь одной пластинкой ты поделилась со мной.

– Думай что хочешь. Больше ничего показывать не буду. А жвачку попробуй, она вкусная и хорошо тянется!

– А правду говорят, что ты мертвецов не боишься? – не сдержался я и задал самый главный вопрос.

– Правда то, что ты просто глупый мальчик! – засмеялась Кристинка и побежала домой.

Я стоял и смотрел ей вслед. Неожиданно она обернулась и весело помахала мне рукой.

Вскоре в один из дней Кристина пришла в школу грустная. Ни с кем не заговаривала и на мои вопросы не отвечала. На последней переменке я тихонько положил в её портфель шоколадный батончик. Удивился, когда увидел там ещё один. Правильно, Юра Леонов при мне точно такой же покупал.

– Ты что, тоже Кристинку решил угостить? – спросил я его, когда шли домой.

– Заметил, сегодня учителя её не спрашивали? Только математичка Стелла Альбертовна, хотя Рыбка лучше всех решает задачи. Могла бы и пожалеть. А всё оттого, что у Кристины в семье неприятности.

– А ты откуда знаешь?

– Мне бабушка рассказала. Она на проповеди к её отцу ходит.

– Разве твоя бабушка верующая?

– Нет, комсомолка! Зачем ерунду спрашиваешь? Конечно, верующая. А отца Кристинки вчера в Серый дом увезли.

– Что ещё за Серый дом?

– Тебе что, родители ничего не рассказывают? Серый дом – это КГБ.

– Теперь понятно.

А дома у меня родители всё чаще закрывались на кухне и подолгу о чём-то тихо спорили. Разобрать я мог только отдельные слова, и становилось понятно, что речь шла о моих отношениях с Кристиной.

5

Надоело мне сидеть на задней парте, и тогда я предложил своей подруге перебраться вперёд. Всё-таки она отличница, и я учусь без троек, хорошист. Почему мы среди отстающих?

– Мне не разрешат, сам знаешь почему. Особенно Стелла Альбертовна… Мы же с тобой не пионеры, – засомневалась Кристинка.

– Мы и спрашивать не будем. У меня есть план.

Этот шахер-махер с партами стоил мне шесть порций пломбира, столько же билетов на фильм «Фантомас разбушевался» и шоколадных батончиков. Целое состояние. Хорошо, Юра Леонов, верный мой друг, внёс свою долю. Три пары учеников, что сидели впереди нас, сдвинулись на один ряд назад. Так мы с Кристиной переехали на места перед учительским столом.

Было видно, что математичке это не понравилось, всё занятие она к нам цеплялась, особенно ко мне, но против ничего не сказала.

Другие учителя отнеслись к нашему переезду одобрительно.

Получилось забавно: двое не пионеров оказались впереди всего класса!

Конечно, я не был отличником и на первой парте чувствовал себя неуютно. Тут ничего не спишешь, и учитель услышит любую подсказку. И ты постоянно перед его глазами. Чаще стали спрашивать. Приходилось усерднее готовиться к занятиям. Но главное, что вполне заслуженно на первой парте оказалась Кристина. А я – просто рядом с ней.

Платой за мои неудобства стала её дружба.

Когда Танька Бачурова предложила мне вернуться в пионерский отряд, я отказался. По-хорошему ей объяснил, что пусть будет как есть. Я останусь вместе с Кристиной. Спасибо, Танька поняла и не стала настаивать и жаловаться учителям.

Мне бы и раньше, когда ещё прогуливал уроки, стоило понять: счастье не бывает долгим. После каникул Кристина не пришла в школу. Церковь, где служил её отец, коммунисты закрыли. Семья переехала дальше на север, в маленький городок Вологодской области. Потом она мне оттуда открытки присылала: поздравляла с Рождеством и Пасхой, желала всего хорошего. Догадываюсь, что Юра Леонов от неё тоже получал такие же поздравления.

А мне всё же пришлось возвращаться в пионеры. Не смог я один оставаться. Одному очень плохо. Чувствуешь себя изгоем. Но за дружбу с Кристиной меня никто не осуждал, и даже наоборот – зауважали.

Рекомендацию в пионеры дала Танька Бачурова. А Юра Леонов сказал, что я настоящий друг. Да он сам такой!

Стелла Альбертовна и старшая пионервожатая Евтихиановна не возражали.

Когда через некоторое время на математике я собрался перебраться с первой парты куда-нибудь вглубь класса, Стелла Альбертовна меня остановила.

– Ты только стал на отлично учиться! – возмутилась она.

Подумав, я согласился остаться.

Ещё как-то Мария Ивановна поинтересовалась у меня: «Как там Кристина? Ты же с ней переписываешься?» И тихо добавила: «Передавай ей от меня самые добрые пожелания».

Копии

Конечно, ваше право: можете мне не верить, но это случилось на самом деле. Волей случая в эти события оказалось вовлечено множество людей в разных районах страны. Власти всё пробовали засекретить, но ничего не получилось. Я сам узнал это от одного журналиста. Он пробрался в государственный архив, искал материалы про «дятловцев» и невольно раскопал эту историю…

Началось всё в далёком 1942 году, может, даже и раньше, но мне об этом ничего не известно. Как-то в Харькове во время его оккупации на Конном рынке появился странный мальчишка-подросток. Совершенно один, но культурный и аккуратно, не по военному времени одетый. Откуда взялся и чей – никто не знал. К нему и не сразу присмотрелись. Тогда в городе скопилось много перемещённых лиц и беспризорных детей. Самых разных, культурных в том числе. Пока одна тётка с Тюринки не закричала, пальцем показывая на мальчишку: «Это же Алексей… Романов, сынок убиенного Императора…» И действительно, по мнению очевидцев, точная копия цесаревича: милый и добрый. Сначала его сторонились, осторожно наблюдали, а он вроде как и не понимал, что происходит вокруг. Потом стали подкармливать, помогать. В один из дней пришёл местный батюшка, как раз тогда при немцах церковь открыли, и попросил благословения. И началось… Мальчику прохода не давали, а он и не возражал, хотя несколько удивлялся поведению окружающих. И постоянно повторял, что ничем помочь не может… После, с возвращением советской власти в Харьков, цесаревич исчез. История получилась настолько громкой, что даже по радио объявили, что его немцы убили, хотя никто не верил…

Только после войны Алексей снова вернулся, и не в Харьков, а в Иваново. И тоже точно такой по возрасту, как был перед казнью, когда его, невинного, коммунисты лишили жизни в Ипатьевском доме. Понятно, что среди местных властей начался переполох. Решили, что он вместе с семьёй прятался в Николо-Шартомском монастыре под Шуей, а что не повзрослел за все эти годы – объясняли тем, что святой.

В Иваново Алексея видело множество людей: на Барашке, он ходил меж торговых рядов ботиночки себе выбирал, на Крутицкой, там, где спуск к мосту через Уводь, ещё у цирка. Встречали его и у «Красной» церкви, где склад.

– Родителей и сестёр ищу, – отвечал на вопросы: зачем он здесь?

Что тут непонятного?

Когда вокруг стало собираться много людей, Алексея увела милиция. Не позволили память ворошить. Понятно, что коммунисты его боялись. И тут уже ничего на немцев не спишешь. Больше в Иваново цесаревича никто не видел. Лишь слух пошёл, что увезли в Москву, на Лубянку.

Почти в то же самое время в Челябинске объявилась сестра Алексея – Ольга. Видели её в самых разных местах: на вокзале, в городском театре, детском доме, на кладбищах… Что с ней дальше сталось, никто не знает.

После как бы перерыв наступил, и царские дети долго не появлялись. А в конце семидесятых снова началось. Я уже тогда сам это время застал и помню эти разговоры у нас на картонажной фабрике в Серпухове. Как-то даже к нам из Москвы один политинформатор комсомольский приезжал и проговорился, что не верьте, мол, ничему. А мы как раз благодаря ему и утвердились, что так оно и было. Умным не стоило объяснять, что эти пропагандисты всё врут. Он и про преподобного Давида такое же рассказывал, а к нему в Вознесенскую пустынь все ходили и выздоравливали от страшной болезни.

На этом не кончилось. Спустя несколько лет в Походске, что на севере Якутии, ночью местную продавщицу райпо разбудила девушка. На вид лет двадцати. Продавщица сразу в ней признала принцессу Татьяну. Гостья попросила конфет «для братика и сестёр».

– Где же они? – поинтересовалась продавщица.

– Здесь недалеко, – ответила Татьяна, неопределённо показывая куда-то в сторону.

– А родители ваши? Николай Александрович?..

– Где же ещё? В Тобольске… – ответила принцесса.

Денег у гостьи не было, и продавщица конфеты просто так отдала. Выбрала самые дорогие. Обо всех этих событиях знакомый журналист прочитал в архивных документах.

Так и появлялись они дальше в разных местах России: в Бурятии и на Кавказе, под Псковом и возле Архангельска, на берегу Азовского моря, в Новой Чаре на БАМе и много где ещё. В документах всё это точно записано. Иногда приходили поодиночке, а порой – все вместе: Ольга, Татьяна, Мария, Анастасия – ОТМА, как они себя называли, и с ними Алексей.

Дело приняло настолько массовый оборот, что в Генеральной прокуратуре создали специальную следственную бригаду. Открыли дело «О копиях», так стали называть царских детей. Бригада гонялась за ними по всей территории страны от Камчатки до Балтийского побережья.

В деревне Корзе, под Петрозаводском, царские дети прожили больше месяца. Местные их хорошо принимали и заботились об Алексее, чтобы он ненароком не поранился. Девушки много времени проводили на реке, гуляли в лесу, собирали ягоды. Ещё плели цветочные венки. Получались очень красивые. Корзинцы заботились о царских детях и оберегали их от посторонних. Помогало то, что деревня на отшибе, в стороне от дорог. И всё же со временем власти прознали. Немедленно приехал строгий следователь с помощниками. Перетряхнули всю деревню. Только никого не нашли. Собрали много информации, но чем больше опрашивали, тем запутанней всё получалось. Местные рассказывали о разнообразных чудесах: появлении нескольких лун, течении местной речки Алхонои вспять, исцелениях тяжелобольных и прочем невероятном, а вот о царских детях говорили весьма путано. Куда они подевались, корзинцы хранили молчание.

В то самое время там, среди дачников, проживал столичный историк, Васильев. Когда проводили дознание, то добрались и до него.

– Они вовсе не копии, а самые обычные люди, – уверял он дотошного следователя.

– Царские дети?

– Совершенно не похожи на них. К тому же их в Корзе было не пятеро, а четверо. И среди них двое мальчиков.

– А как свидетели, которые утверждают…

– Они заблуждаются. Вы же не спутаете мальчика с девочкой.

– Анастасия любила розыгрыши. Она вполне могла носить мальчишеский костюм. Её узнали…

– Вы уничтожили все их фото. Как могла деревенская парикмахерша или фельдшер, кто там вам рассказывал, опознать Ольгу? Вы действительно верите в это? Сами в состоянии отличить Марию от Татьяны?

Следователь задумался.

– Вот видите, а они очень разные. Если, конечно, их знать. Из всех сестёр Мария самая красивая, а у Татьяны строгая аристократическая внешность. Ольга, самая старшая, очень похожа на отца.

– Но как тогда всё это понять?

– С этим проще, чем вы думаете. Объяснить легко, но согласиться трудно.

– И с чем мы имеем дело?

– Это нечто из области сновидений.

– Неужели? – засомневался следователь.

– Именно. Мы с вами немолодые люди… Полагаю, вам должно быть понятно, что такое… – историк внимательно посмотрел на собеседника, подбирая слово, – совесть. Как правило, это приходит во снах.

Следствие ещё на какое-то время задержалось, а вот историк уехал, и больше в Корзе его не видели…

Весной 1998 года царские дети впятером появились на Пасху на Птичьем рынке в Москве. Анастасии кто-то подарил чижика в небольшой такой клетке. Она огорчилась: «Разве хорошо держать маленькую птичку в неволе?» И после этого выпустила чижика в небо.

На «Птичке» их видели многие. На время вся торговля остановилась. Когда с ними попытались заговорить, Алексей спросил: «За что вы нас убили?» Совсем глупые что-то стали объяснять про политику, младшие девушки – Мария и Анастасия – заплакали. Ольга и Татьяна стали их успокаивать. Большинство из тех, кто это наблюдал, молча пожимали плечами. Правильно, зачем порядочным людям отвечать за чужое злодейство…

Вскоре в столице случился невероятный ураган. Вот тогда собрали Академию наук и стали решать: как это понимать и что делать дальше? Появилась версия, что это обычные двойники и что за ними стоит группа тайных монархистов и царские родственники из-за границы. Некоторые учёные предполагали, что это биологические копии реальных Романовых, продукт некой тайной лаборатории. Кто-то выдвинул мистическую гипотезу о неупокоенных душах невинноубиенных. Как водится, общего мнения не достигли.

Дальше решали, что предпринять, чтобы всё прекратилось. Кто-то предлагал восстановить монархию, и даже позвали на одно из заседаний Академии потомков царской семьи. Их даже в Кремле принимали на самом высоком уровне. Вчерашние коммунисты целовали им руки. Но власть отдавать не стали, да те ни о чём таком и не просили.

В конце концов решили с почестями и по христианскому обряду захоронить останки царской семьи в Петропавловской крепости в Санкт-Петербурге.

С тех пор царских детей больше никто не видел. По крайней мере, никаких архивных сведений об этом нет.