Текст книги "Среди богов. Неизвестные страницы советской разведки"

Глава 13

Андрейченко поддерживал постоянную связь с Москвой через приезжавшую в Хельсинки связную. По истечении срока пребывания за рубежом отправился домой без багажа, налегке. Так же, как и прибыл, – нелегально, преодолевая множество трудностей, сопряжённых с неизбежным при переходе границы риском. Пренебрегать этим маршрутом не мог. Стоило оуновским «хлопцам», бесспорно следившим за ним, заметить малейшую неестественность в его поведении, зная, сколь серьёзно охраняется советская граница, какое внимание придаёт этому НКВД, они моментально заподозрили бы неладное. Этого было бы достаточно, чтобы сорвалось задание, не говоря уже о других последствиях.

Как и в первый раз, глубокой ночью, с проводником и в сопровождении до границы члена Центрального провода Романа Сушко Андрейченко благополучно пересек советско-финскую границу и добрался до Москвы. Обо всём увиденном и услышанном доложил с соответствующими комментариями высшему руководству наркомата.

Вскоре, соблюдая необходимую конспирацию, он вновь выехал на Украину для доклада руководству местного подполья о результатах пребывания в Берлине.

Согласно разработанной в ИНО версии, он покинул Украину и снова оказался в Москве, откуда тем же путём вторично пересек границу и прибыл в Хельсинки в прежнем качестве посланца «подполья Великой Украины». Затем переехал в Берлин.

Здесь Андрейченко возобновил встречи, расширил круг давних знакомых и стал активно посещать различные оуновские собрания. В результате нащупал возможность содействовать расколу между членами Центрального провода. Это сулило серьёзный успех…

Обострению конфликта способствовали, разумеется, не одни лишь его усилия, хотя и они сыграли определённую роль. К тому вела и сама обстановка, складывавшаяся внутри ОУН из-за изменившейся ситуации в Европе. Задача Андрейченко заключалась в том, чтобы решительно воспользоваться столь благоприятной возможностью.

Свою линию он проводил теперь гораздо смелее и увереннее. Ему удалось узнать о существовании целого ряда засекреченных планов Центрального провода. Коновалец, который поддерживал тесные связи не только с немцами, но и с англичанами, канадцами, аргентинцами, французами… Доверенных людей вождь ОУН имел и в руководстве «Братства русской правды», обосновавшегося в Париже.

Глава 14

Своё положение в ОУН Селешко считал временным, хотя оно в некоторой мере и устраивало его. Работал усердно, как говорится, от души, ибо видел в своей деятельности высокий смысл. Иногда у него возникало сожаление, что не имеет возможности трудиться по специальности.

Селешко окончил Падебрадскую сельскохозяйственную академию в Чехословакии. Её специально для украинцев-эмигрантов создал президент республики Масарик, который, как и следующий президент Чехословакии Бенеш, покровительствовал украинской эмиграции, оказывал ей моральную и материальную помощь.

В Падебрадской академии учились и многие другие нынешние руководители ОУН, у которых Михаил Селешко пользовался авторитетом и на которых имел определённое влияние.

Благодаря Селешко, в результате сложившихся между ними добрых отношений, Андрейченко получил возможность чаще выходить на прямую связь с Коновальцем, добился допуска к отдельным секретным материалам, архивам, ознакомился с «Календарём» – своего рода дневником, где фиксировались каждодневные дела, события и решения, принятые Центральным проводом.

Записи в «Календаре» отличались прямотой, вещи назывались своими именами, без недомолвок и эвфемизмов.

Андрейченко сделал ряд выписок:

«…21 сентября 1921 года… когда начальник Польской державы маршал Пилсудский в сопровождении Львовского воеводы Грабовского находился у здания ратуши Львова, в него было произведено три выстрела. Пилсудский не пострадал. Грабовский ранен. Стрелял член Украинской военной организации – УВО, студент Федак, сын львовского банкира.

…разработано покушение на президента Польши Войцеховского. Акция предотвращена шляхтинской дефензивой в результате информации, поступившей из ОГПУ.

… в соответствии с решением Центрального провода ОУН убит заведующий Восточным отделом Министерства иностранных дел Польши Т. Голубко.

…подготовлено покушение на наркома иностранных дел Большевии Литвинова. Его приезд состоится в Вашингтоне. Предстоит встреча с президентом США Рузвельтом в связи с подготовкой установления дипломатических отношений между двумя странами. Для участия в акции выделена группа из пяти членов ОУН. Руководителем утвержден Лука Мишуга. Все участники – граждане США. Цель: срыв переговоров.

…накануне приезда Литвинова в США весь состав группы Мишуги интернирован по указанию президента Рузвельта и будет содержаться под арестом на всём протяжении пребывания большевистского наркома Литвинова в Вашингтоне.

Акция Рузвельта вызвала недоумение не только в Центральном проводе, но и среди целого ряда конгрессменов, поскольку президент США не раз отдавал предпочтение ОУН. По достоверным источникам, срыв акции произошёл на основании сведений, поступивших из Москвы.

…в ответ на провал покушения на наркома иностранных дел Литвинова в срочном порядке начата подготовка к взрыву здания посольства Советии в Варшаве. Согласно решению Провода, к месту действия по литовским паспортам из Франции прибыли члены ОУН Евгений Ляхович и Николай Сциборский.

Акция сорвалась в связи с арестом польской полицией Ляховича и Сциборского по наводке ОГПУ. По распоряжению вождя ОУН приняты меры к немедленному освобождению задержанных.

…во Львове подготовлено покушение на Генерального консула СССР. Разработка и осуществление акции возложены на членов Центрального провода Ивана Габрусевича и Богдана Кордюка. Исполнителем утверждён член ОУН Лемик.

В назначенный день и час Лемик явился на приём к секретарю большевистского консульства Майлову и застрелил его. Лемику удалось скрыться.

…восемь месяцев спустя в Аргентине, куда перебрался Лемик, агенты ОГПУ обнаружили его и убили…»

Из записей «Календаря», с которым Андрейченко удалось ознакомиться, особую ценность представляли сведения о ведущейся Центральным проводом, именовавшимся на Украине «Закордонным проводом», работе в ряде стран, где, казалось, у оуновцев нет интересов. Так, на Тайване, по согласованию с маршалом Чан Кайши и при финансовой поддержке американцев, содержались различные по назначению и функциям подразделения украинских националистов, членов ОУН. С целью инспектирования сюда по заданию абвера приезжала Чемеринская. Немцы интересовались возможностями этой части агентуры на Дальнем Востоке.

Судя по содержанию «Календаря», филиалы ОУН и находившиеся в их распоряжении вымуштрованные подразделения требовались не только Центральному проводу, но и тем, кто содержал их для проникновения на территорию СССР, проведения диверсионных актов, дестабилизации экономики и промышленности, дискредитации политики правительства.

Из того же «Календаря» явствовало, что по указанию Центрального провода функционеры ОУН проводили разведывательно-пропагандистские рейды по маршруту из Галиции и Волыни в Донбасс, Полтаву, Киев, Москву, Ленинград, Одессу. В портовых городах оуновские эмиссары подыскивали моряков дальнего плавания, подходящих на роль курьеров связи с Центральным проводом.

Тайные экскурсии оуновцев по СССР, помимо целенаправленных функций, сопровождались попытками вербовки людей, имевших отношение к военной промышленности и оборонным секретам, транспорту и зарубежным поездкам. Добытые сведения оуновский Провод представлял союзникам. В основном нацистам.

Благодаря «Календарю», Андрейченко установил, в частности, что на протяжении девяти суток в Москве находилась разведчица-террористка Дарья Гущак. Прикрываясь фальшивым паспортом и при содействии своего единомышленника, она остановилась в гостинице «Метрополь».

Оуновка Гущак многократно бывала в Большом театре, где обычно проводились посвящённые знаменательным датам торжественные заседания с участием руководителей партии и правительства. Вместе с советскими экскурсантами она дважды посетила Мавзолей Ленина, изучала подходы, подыскивала подходящие места для установки взрывных устройств.

При первой же возможности Андрейченко отправил об этом срочную шифровку руководству ИНО НКВД. Гостиницу «Метрополь» взяли под усиленное наблюдение. Во время очередного приезда в Москву, уже с взрывчаткой, Гущак арестовали с поличным.

Сведения о предпринятых функционерами ОУН рейдах из Галиции и Волыни на Донбасс, почти по всей Украине, затем в Ленинград и Москву после тщательной проверки НКВД полностью подтвердились. При расследовании выявилось, что рейд оуновских лазутчиков прошёл незамеченным чекистами.

Несмотря на серьёзную оппозицию внутри ОУН и возрастающие трудности, Коновалец имел достаточно сторонников и защитников, в том числе и стоявших во главе секретных служб ряда стран, умело контролировал деятельность эмигрантских националистических группировок, замаскированных под благотворительные общества, землячества, ассоциации.

От секретаря ОУН Селешко Андрейченко стало известно, что недели через две в Голландии состоится конференция, где речь пойдёт главным образом о создании атмосферы нетерпимости вокруг политики правительства Польши внутри республики и за её пределами. В стратегических планах рейхсканцлера Гитлера решение «польского вопроса» стало главенствующим.

В этой связи предполагалось использовать имевшиеся на территории Галиции и Волыни спортивные организации «Сокол», «Луч», «Орлы», «Сичь», а также «Католическую акцию украинской молодёжи», «Украинское скаутство» и «Пласты», которым предстояло привести в движение «пятую колонну» для дестабилизации положения внутри Польши.

Члены этих обществ, согласно совместно разработанному плану ОУН и абвера с участием высокопоставленных эсэсовцев, уже приступили к срочному составлению списков малопольских государственных деятелей и коммунистов, чиновников и учителей, полицейских и лесничих. Одних надлежало интернировать, других – ликвидировать.

Цели намеченных действий раскрыл представитель рейхсфюрера СС Гиммлера в абвере полковник Штольц. На инструктивном совещании с руководством Центрального провода ОУН он заявил, что разгром Польши должен начаться с внутреннего выступления, к которому подключатся извне более мощные силы.

– Вам надлежит создать прецедент, – наставлял Штольц. – Где, когда и какими средствами вы получите наши указания. Остальное сработает в соответствии с планом. Действия тотальные и сокрушительные. Никому не позволено вмешиваться. Такова воля фюрера!

В соответствии с планом Генштаба Рейха абвер приступил к образованию трёх центров, получивших кодовые названия «Асте-Бреслау», «Асте-Штетин», «Асте-Кёнигсберг»[1]1
  «Ветвь» (нем.)


[Закрыть].

Польская дефензива[2]2
  Контрразведка (польск.)


[Закрыть] не оставила без внимания подготовку националистов: верхушка и наиболее активные члены закамуфлированных нацистских организаций были арестованы.

В Германии между тем активно заработали краткосрочные курсы, на которых абверовские инструкторы спешно готовили кадры командного состава для будущих украинских соединений, призванных участвовать во вторжении в Польшу, а вслед за её разгромом – и в СССР.

Одно из таких училищ функционировало у озера Гюм. Свежеиспечённые оуновские командиры переправлялись в расположенный вблизи Вены небольшой городок Брук аф дем Мур, где базировались националистические кадры, прошедшие специальную диверсионно-террористическую подготовку в горах Гарца и на Ополщизне. К весне 1938-го здесь насчитывалось свыше пятисот вымуштрованных боевиков, готовых к выполнению дерзких военных операций. Из их числа абвер набирал бойцов для легиона, пополнявшегося также солдатами из бывшей «Карпатской Сийи». Легион состоял из двух батальонов. Первым командовал майор Карачевский, вторым – капитан Гитович. Командование легионом Центральный провод возложил на полковника Романа Сушко. Опекали легион Ярослав Барановский и Юзеф Байданюк.

По рекомендации Центрального провода абвер отбирал из состава легиона нужных ему людей для формирования украинских коммандос, предназначенных для проведения диверсионных акций.

Всю эту информацию прокручивал в уме Андрейченко, сидя с развёрнутой газетой в руках на скамейке небольшого скверика и не спуская глаз с расположенного через дорогу кафе. Обдумывая последствия предстоящего сборища в отеле «Атлант», он приходил к выводу, что медлить далее с выполнением главного задания равносильно преступлению.

События и планы ОУН, направленные против СССР, торопили с завершением операции. Однако встречи с руководительом, совещания и беседы с ним, совместные посещения зрелищ и просто прогулки ни разу не предоставили шанса осуществить её. Рождавшиеся один за другим планы оставались по различным причинам нереализованными. «Объект» постоянно находился под усиленной охраной, его всегда сопровождали два-три боевика, а поблизости находилась дополнительная охрана. И так в любой стране. Исключение, как обратил внимание Андрейченко, составляли Скандинавские государства, славившиеся спокойствием, порядком, дисциплинированностью населения. Может быть, здесь наконец подвернётся подходящий случай… Неожиданно Барановский сообщил Андрейченко о предстоящей встрече с руководительом в Голландии, где в конце следующей недели состоится совещание членов ОУН в связи с событиями в ряде европейских стран.

Глава 15

Итак, Роттердам. Андрейченко возлагал на эту поездку самые серьёзные надежды. Вновь обдумывал и вносил дополнения в «изобретение» – так он прозвал «главное задание». Прикинул в который раз, что у «объекта» в правом кармашке жилетки неизменно находятся его старые, хотя и неплохие часы. Значит, получив в подарок новые и очень дорогие, он должен вложить их в левый кармашек жилетки. Или в боковой карман пиджака?

В Роттердаме, сойдя с поезда, Андрейченко сел в давно отживший свой век таксомотор и велел шофёру, с грехом пополам понимавшему по-немецки, ехать в отель «Атлант». Подъезжая к отелю, как бы спохватился: придётся вернуться на вокзал, забыл кое-что взять из сданного в камеру хранения портфеля.

Дважды проехав таким образом мимо отеля, Андрейченко получил возможность оценить царившую вокруг него обстановку, подходы к зданию и прочие интересовавшие его детали. Визуально осмотрел добротное, хотя и невзрачное трёхэтажное здание, в нижнем этаже которого находилось респектабельное кафе «Ньюве-Маас» – место свидания, определённое Коновальцем. Запечатлел в памяти особенности местности, прилегавшие к дому улицы, сквозные проходы, переулки. Обратил внимание на немногочисленных прохожих, весьма ограниченное движение транспорта.

Вернувшись на вокзал, забрал из камеры хранения свой новенький портфель, в киоске купил газеты, в буфете у стойки выпил чашку молока, съел коржик и, словно случайно оставив портфель, ушёл. На городском транспорте доехал до кафе «Ньюве-Маас».

Во второй половине дня Руководительу предстояло важное совещание в зале отеля, куда должны были съехаться представители ОУН из многих стран Европы, Северной и Южной Америки. Руководитель собирался обсудить с ними политическую ситуацию в мире в свете успехов Германии по созданию Великого рейха и назревавших событий. Тема совещания была согласована с руководством абвера, Генштаба вермахта и Центрального провода.

Едва часы на возвышавшейся напротив сквера причудливой башне из ярко-бордового кирпича начали отбивать десять, Андрейченко аккуратно сложил газеты, поднялся и направился в кафе. Вождь ОУН сидел за столиком в глубине зала. Один! Глазам не верилось! Барановский, по всей вероятности, где-то поблизости. Но Коновалец пока сидел в одиночестве!

Андрейченко подошёл, поздоровался и, испросив разрешения, сел рядом за тот же столик. Как обычно, Коновалец осведомился, всё ли в порядке, затем завёл разговор о Дмитрии Донцове – первом председателе «Союза освобождения Украины», образованном ещё году в 1914-м. С восторгом сообщил, что Донцов перевёл на украинский язык «великое творение века» – «Майн кампф» Адольфа Гитлера.

В ответ Андрейченко кивнул в знак восхищения. Судя по всему, Руководитель придавал этому событию исключительно большое значение и потому предложил Андрейченко использовать все возможности для переброски тиража «Майн кампф» на территорию «Великой Украины».

– Как в прошлый раз, через Финляндию, – пояснил он. – У вас надёжные люди. Мы убедились. Пожалуйста, займитесь этим в высшей степени важным для нас делом.

Андрейченко на мгновенье представил себе реакцию руководителей наркомата, войди он к ним с подобным предложением. Если с предыдущим поручением оуновского Руководительа в Москве с горем пополам согласились, то новое, аналогичного характера, связанное с «Майн кампф», вызовет не только гнев. Его, Павла Судоплатова, сочтут либо окончательно сбрендившим, либо работающим на оуновцев. Третьего не дано.

Что ответить Коновальцу? Разумеется, согласиться. Что он и сделал. Лишь бы побыстрее закончить разговор о Донцове и гитлеровской «Майн кампф». Но руководитель продолжал на все лады расхваливать качество перевода.

Андрейченко сидел, как на раскалённых углях. «Сейчас, или никогда!» – стучало в мозгу. Но Евгений Михайлович, словно нарочно, не прекращал восторгаться Донцовым, взвалившим на себя столь высокую ответственность:

– Эпохальное произведение, ему нет аналога в мире! Оно непременно должно стать достоянием нашего народа!

Андрейченко, делая вид, что разделяет его восторг, попытался выяснить главное, что его сейчас интересовало. И как бы между прочим высказал обеспокоенность тем, что Его превосходительство пребывает в абсолютном одиночестве, без охраны.

– Извините, Ваше превосходительство, но это недопустимо!

Выяснилось, что провидник, как и следовало ожидать, приехал с Барановским, но тот повёз какую-то покупку в отель «Атлант» и скоро должен вернуться.

У Андрейченко перехватило дыхание: он с вождём ОУН один на один! Впервые! И пока продолжался разговор о Донцове, Андрейченко лихорадочно обдумывал, как немедля приступить к делу, хотя внешне ничем не выдавал своего волнения. Словно стараясь помочь ему, провидник достал из кармашка жилетки часы, открыл крышку и недовольно заметил:

– Ярослав, очевидно, вернётся не раньше, чем минут через пятнадцать-двадцать.

Андрейченко опешил: провидение? Провокация? Провидник словно сам лез в петлю. Отбросив сомнения, заботливо спросил:

– Ваше превосходительство, вы так хмуро взглянули на часы, что мне показалось, будто вы недовольны ими.

Коновалец поморщился:

– Спешат, чёрт возьми! Прежде шли минута в минуту. Недавно почему-то остановились. И дёрнуло меня отдать их в ремонт. С тех пор и барахлят.

– Что Господь не делает, гласит пословица, всё к лучшему.

– Басни, – насупился провидник.

Андрейченко показалось, что Коновалец огорчился не столько из-за неточности часов, сколько из-за прерванного разговора о переправе на Украину «гениального» труда германского фюрера.

Невзирая на это, Андрейченко перешёл в наступление. Малейшая задержка, и оно захлебнётся. Тогда – конец.

– Я сказал это не случайно, Ваше превосходительство, – интригующе улыбнулся Андрейченко и, достав из бокового кармана пиджака часы, сверкавшие изумрудной инкрустацией на золотом корпусе, торжественно протянул их удивлённому Коновальцу. – Вам на память от признательных соотечественников с родного нашего края.

«Вождь» обрёл былую полковничью осанку, выпрямился и, не скрывая удивления, взял часы. Почувствовав их тяжесть, с должным уважением положил на ладонь, как бы взвешивая. Внимательно оглядев часы, нажал на кнопку, и расписанная орнаментами крышка, закрывавшая циферблат, мягко открылась. На её внутренней зеркальной стороне матовым оттенком выделялась гравировка царского герба со сверкавшим многоцветием бриллиантов на двуглавом орле, увенчанном короной с монограммой российского самодержца, – свидетельство несерийного, штучного изделия, изготовленного по специальному монаршему заказу.

Глаза Коновальца загорелись. Заговорщицким тоном он тихо спросил:

– И вправду? Его величества?

– Так нас заверили.

Внешне Андрейченко выглядел абсолютно спокойно. Будто это не ему надо спешно уходить. Барановский мог появиться каждую секунду, а его подозрительность известна. Не потому ли Андрейченко всё время хотелось оглянуться и убедиться, что тот не стоит у него за спиной.

Ситуация с трудом позволяла Андрейченко играть роль спокойного собеседника, чтобы не вызвать ни малейшего подозрения у человека, для которого не была секретом степень презрения к нему самых разных людей, прежде всего украинцев. В действительности же он волновался так, что удары сердца отдавались в висках.

Когда Его превосходительство наконец уберёт часы в карман?! Сколько можно держать их в руках? Куда он их положит? В карман пиджака или брюк? Или в свободный кармашек жилетки? Андрейченко обязан был удостовериться, ибо всё это имело важное значение для результата операции.

А провидник, как нарочно, не спешил. Любовался подарком. И в самом деле, было чем восхищаться! Он внимательно разглядывал циферблат, переворачивал корпус, не переставая удивляться их изяществу. Часы и в самом деле были необычайно красивы: зелень изумрудной инкрустации, переплетавшаяся с орнаментом на фоне благородного блеска золота, восхищала. А если к этому прибавить их размер и вес при наличии трёх золотых крышек – две с обратной стороны, то можно себе представить восторг, который испытывал Коновалец, разглядывая удивительный раритет.

– Вполне вероятно, – промолвил Коновалец, очарованный подарком. – Если память мне не изменяет, фирма «Павел Буре» до революции являлась постоянным поставщиком Двора Его Императорского Величества?

Андрейченко смущённо пожал плечами:

– Извините, ваше превосходительство, не в курсе. Но рад, что теперь этот удивительный раритет принадлежат именно вам.

Ни слова больше вымолвить он не мог. Надо срочно уходить! Дело сделано, любая задержка работает уже против него. В то же время приходится задерживаться, чтобы убедиться, куда Коновалец положит «подарок».

Коновалец сдержанно поблагодарил единомышленников по борьбе за столь ценный подарок, который будет напоминать ему о времени, необходимом для вызволения соотечественников от «большевии, москалий, та жидив» и, захлопнув крышку часов, сунул их в левый нижний кармашек жилетки. Место, предусмотренное операцией.

Андрейченко пообещал выполнить наказ Его превосходительства. И обмер: он забыл перед вручением подарка поставить его на боевой взвод!

Коновалец, пожалуй, впервые за последнее время неожиданно усмехнулся, словно догадался о промахе Андрейченко. И предложил, невзирая на строгое правило игнорировать роскошные кафе и рестораны, всё же выпить с ним за компанию стакан чая или цикория со сливками, которыми славилось заведение.

Андрейченко вежливо отказался, сославшись на то, что в вокзальном буфете выпил стакан молока с булочкой. Напрягая всю свою волю, чтобы казаться спокойным, достал из нагрудного кармана пиджака собственные простенькие часы с пожелтевшим циферблатом, положил их на стол:

– Если позволите, ваше превосходительство, поставлю на ваших часах точное время.

Коновалец согласился и предал подарок Андрейченко. Тот мгновенно перевёл стрелки и, повертев заводную головку, вернул «законному» владельцу.

Начался отсчёт рокового времени. Для владельца. И для дарителя, если ему не удастся вовремя уйти. Если сейчас явится Барановский, положение усугубится и для других посетителей кафе, в том числе для самого Андрейченко. Немедленно исчезнуть! Под любым предлогом! Убедительным.

Специальный взрывной механизм часов задействован на двадцать минут. Отклонения – секунды. У Андрейченко оставалось восемь-десять минут, чтобы исчезнуть из кафе, испариться, остаться вне подозрения. Хотя бы на ближайшее время. В мозгу, точно удары маятника часов, повелительно отбивало: «уходи, уходи»…

И он пересилил себя:

– Не вижу саквояжа Вашего превосходительства… Вы уже сняли номер в гостинице?

Коновалец не успел ответить, что Барановский увёз его в отель «Атлант», где они вместе остановятся, как Андрейченко озабоченно засуетился: заглянул под стол, отодвинул стулья. Словно неожиданно вспомнив что-то, сокрушенно произнёс:

– Заговорили о вашем саквояже, а я вспомнил о своём портфеле. Забыл его в буфете. На вокзале.

Коновалец встрепенулся:

– В нём что-нибудь важное?

– Нет, ваше превосходительство, – Андрейченко старался ничем не выдать волнения. – Единственная ценная вещица – отцовская бритва «Золинген». Остальное – чепуха, мелочь дорожная. Потерять, конечно, не хотелось бы.

– Конечно, конечно, отцовская память.

– Да и цел ли портфель? – сокрушался Андрейченко. – Не зря ли время потрачу?

– Здесь ничего не пропадает, уверяю вас. Поезжайте и непременно заберите. Я посижу один. Езжайте!

Андрейченко поднялся, секунду-другую постоял в раздумье: ехать или остаться? Не просто было сыграть эдакое безразличие к портфелю.

Коновалец уловил нерешительность Андрейченко:

– Езжайте! Сейчас же! Ярослав скоро вернется. Жду вас здесь. Либо в сквере напротив. Хочется подышать свежим воздухом. Здесь душновато.

Андрейченко не спеша двинулся к выходу, хотя далось ему это с трудом. Не убежать – вылететь бы отсюда! Будто мощные тормоза сдерживали его. Только бы не встретиться с Барановским! Две минуты, одна… Дойти до улицы… За углом стоянка такси. Была бы там машина!

Барановский задерживался. Зал кафе опустел. Лишь два толстяка о чём-то сдержанно спорили, размахивали руками, показывали друг другу какие-то бумаги.

Евгению Михайловичу не сиделось. Достав из кармашка жилетки новые часы, повертел их в руках, приложил к уху. Послушав ход, внимательно оглядел корпус, открыл крышку и, прочитав фирменную надпись на циферблате, задумался. Прошёлся большим пальцем по гравировке, задержал взгляд на царском гербе и монограмме, сквозь которую проглядывало его искажённое, как в кривом зеркале, отражение. Усмехнулся и сунул часы обратно в кармашек жилетки. Решительно поднявшись, направился к выходу. Официанту, поклонившемуся ему, объяснил на немецком, сопровождаемом жестами, что скоро вернётся. Если его будут искать, он в скверике.

Оказавшись на улице, Коновалец огляделся по сторонам, полагая, что Барановскому пора бы появиться. Но того видно не было. Постояв в раздумье, направился в сквер. У входа снова обернулся – Барановский не появлялся.

Заложив руки за спину, Коновалец прошёл в сквер и сразу же свернул в боковую аллею. Солнце ласково пригревало, зеленеющие кусты, тянувшиеся по обе стороны дорожки, издавали резкий аромат, напоминавший запах в храме в пасхальную ночь. Благоухало терпким ароматом ладана. Стояла мёртвая, как на кладбище, глухая тишина.

Провидник Центрального провода ОУН шагал не спеша. С наслаждением, вдыхая весенний аромат ожившей зелени, обдумывал своё выступление на предстоящем совещании. Вырисовывалась обнадёживающая перспектива. Мечте всей его жизни и посвящённой ей борьбе предстояло воплотиться в реальность. Как никогда прежде, она отчётливо виделась, становилась осязаемой и… Досмотреть её Коновалец не успел. Что-то оглушительно грохнуло, в глазах помутилось, и он поплыл в бездну.

Евгений Михайлович Коновалец молча рухнул на ухоженную дорожку сквера, слегка подёрнутого синим дымком.

Задуманная высшим эшелоном НКВД и стоявшим над ней вдохновителем операция «Ходики» завершилась. Воинствующая националистическая сила, которой в германском Генштабе предназначалась роль «пятой колонны» в СССР, лишилась своего верховодителя, провидника, вождя.

Издали трудно было различить, что произошло в сквере. На боковой аллее рассеивался дымок. Немногочисленные прохожие, до которых донёсся хлопок приглушённого взрыва, приостановились, недоумённо переглядываясь. Никто не понял, что случилось. Кто-то всё же побежал туда, где ещё угадывался улетучившийся дымок. За ними другие прохожие. Примчался полицейский. Прикатила с колокольным звоном карета «скорой помощи». Появилась и машина полиции.

Над неподвижно лежавшим человеком склонились люди в белых халатах, полицейские, цивильные. Стали выяснять у прохожих, что они видели. Неизвестного мужчину уложили на носилки. Зеваки шарахнулись, увидев на дорожке лужицу крови.

Куранты на башне прозрачным перезвоном отбивали уходящее время. В унисон с ними с шумным колокольным звоном отъезжала карета с красным крестом. Покидавшие сквер роттердамцы так ничего и не поняли. Кто-то невзначай бросил:

– Сумасшедший… Подорвал себя! Надоело ему хорошо жить. Куча разных купюр при нём оказалась.

Вряд ли кто-либо, включая и полицейских экспертов, догадывался, что смерть незнакомца – результат действия драгоценного «подарка», созданного искусными российскими мастерами. Отнюдь не дореволюционными. Собственно, и сам «сувенир» не имел ничего общего ни с фирмой «Павел Буре», ни с высокой пробой на его корпусе, от которого ничего не осталось.

Следует отдать должное специалистам из особого ведомства, сумевшим создать филигранный, ювелирный предмет. Справедливости ради, отдадим должное и главному опекуну этого ведомства… А слава кому? Исполнителю? Его руководителям?

Нелегалы не остались без внимания, как и их непосредственные начальники. Однако никто из тех, кто ещё уцелел и работал, не обольщался. Работали и ждали; ждали и работали, надеясь: авось пронесёт. Андрейченко в том числе.

В роттердамский аэропорт Ваалхавен ринулись полицейские, сыщики оседлали вокзал, станции автобусных концессий, транспортные артерии. Подозрительных лиц задерживали, проверяли документы, подвергали обыску, извинившись, отпускали.

По настоянию Барановского, прибывшего в кафе «Ньюве-Маас» с большим опозданием, полицейские бросились в аванпорт Хук-ван-Холланд, где стояли советские грузовые суда. Представители властей проверяли экипажи, спускались в трюмы, поднимались на палубы, обыскивали каюты и кубрики, рыскали в машинных отделениях, просматривали отсеки, камбузы, мастерские, переворачивали всё вверх дном. Безрезультатно.

В роттердамской больнице тем временем Евгений Коновалец, слывший на протяжении двух десятилетий непревзойденным организатором покушений и убийств, диверсий и поджогов, стоивших жизни многим сотням людей, не приходя в сознание, расстался с грешной жизнью, не сумев рассказать о причине ухода в мир иной.

В официальном заявлении полиции Роттердама значилось: погибший имел при себе литовский паспорт на имя Иосифа Новака, чековую книжку со счётом в местном Национальном банке, приличную сумму голландских гульденов и немецких марок наличными, а также пистолет «парабеллум» германского производства с тиснённым на рукоятке орлом со свастикой, двумя запасными обоймами с разрывными патронами «дум-дум».