Текст книги "Гвардия в огне не горит!"

– Хорошо, товарищ старший лейтенант! Дозвольте группу самому набрать?

– Кого хочешь бери, форма и оружие – на твой выбор.

– Если хороший «язык» нужен, это в глубокий тыл идти надо, за сутки не обернёмся.

– Что ты торгуешься, как на базаре?

– Слушаюсь!

А чего группу подбирать, когда можно взять прежних? И бойцы за ним пойдут – удачлив старшина. Утром в траншею пошёл, с командиром роты поговорить о месте перехода, понаблюдать. После обеда карту изучал, с нанесёнными на ней отметками о дислокации немецких частей, полученными на допросах пленных.

Конечно, можно попробовать пройти тем же путём, что в прошлый раз. Но интуиция была против. Даже интуицией это назвать нельзя. С ним так уже было. Один раз едва на мину не наступил. Шёл-шёл, остановился и повернул в сторону и только потом увидел табличку – «мины». Господь отвёл, подсказал, не иначе. Наметил маршрут, переход через передовую значительно правее предыдущего, поскольку снова задумал выйти в глубокий тыл, к посёлку Колпны, через него сразу шесть автодорог идут. Не может быть, чтобы немцы не использовали такое преимущество, в таких селениях располагали склады. Очень удобно – привозить-увозить грузы во всех направлениях можно. А ещё госпитали, хотя из всех языков полевой хирург – самый худший «язык». Расположения частей не знает, как и планов командования.

Вечером старлей Витковский сам вывел группу в траншею, к месту перехода разведчиков на ту сторону линии фронта. Понаблюдали, где ракетчики сидят, выбрали направление между ними. Витковский по традиции пожелал ни пуха ни пера, Илья также по традиции послал его к чёрту и первым полез из траншеи на нейтралку.

Приблизительно половину полосы шли в полный рост. Даже когда взлетали осветительные ракеты, свет их сюда не долетал. Позже залегли и поползли. Командир пехотной роты ругался, что наших минных полей нет, а что перед немецкими траншеями, не знал, сапёры так далеко не забирались. Илья полз первым, руками прощупывая перед собой землю. Когда нащупывал подозрительный бугорок, брал в сторону. Была у немцев прыгающая противопехотная мина. Наступишь на неё, вышибной заряд чёрного пороха подбрасывает на метр тротил в оболочке – и взрыв. Как правило, немцы при установке ставили взрыватели на неизвлекаемость. Фактически обезвредить такую мину можно было только подрывом. Когда наши сапёры разминировали освобождённые районы, поступали просто. Раскрутив верёвку, забрасывали «кошку» – железяки из трёх-четырёх лап, тянули за верёвку. «Кошка», натыкаясь на мину, поднимала её из гнезда, следовал взрыв. Или пускали бронетехнику. Противопехотные мины рвались под гусеницами, не причиняя вреда. Противотанковые мины имели значительные заряды взрывчатого вещества – от пяти до десяти килограммов, противопехотная мина – семьдесят-сто граммов взрывчатки, опасна только для незащищённого бойца.

Перед передовой траншеей немцы набросали пустых консервных банок. Наткнёшься – забренчит, вроде сигнала. Руками убирал в сторону. Разведчики ползли друг за другом, все опасности доставались первому. Вот уже и бруствер. Замерли, прислушивались. По траншее кто-то прошёл. Илья подтянулся, заглянул в траншею. В обе стороны видно метров на семь-восемь. Траншеи всегда изгибами шли. Попади в неё мина или снаряд, осколки далеко не полетят. Для разведчиков плохо – часовой может выйти неожиданно. Это самый опасный момент перехода линии фронта.

Илья перепрыгнул и залёг, за ним по очереди остальные. Сразу отползать стали. Луна за тучами, темнота почти кромешная. Ползли быстро, мин между первой и второй линиями траншей быть не должно. Илья перед собой рукой водил, но только с целью убирать консервные банки или острые предметы вроде разбитых бутылок. Бруствер второй линии траншей. Тишина, не слышно шагов часового. Несколько минут выждали, перебрались, отползли. Потом встали, зашагали. И вдруг огонёк совсем рядом. Без команды все залегли. Илью холодный пот пробил. В нескольких шагах перед ним капонир, а в нём самоходка – артиллерийское орудие. Кто-то из экипажа открыл люк, а в кабине горел свет. Отползли в сторону, некоторое расстояние на пузе преодолели. Самоходки часто батареями стоят, и рядом могли быть другие. Впрочем, у немцев это называлось ротой, поскольку САУ относились к танкистам, а в РККА – батареей и числились за артиллерией.

Некоторое время пробирались то ползком, то в рост. Многовато немецких частей стоит – и самоходки, и артиллерия крупных калибров, и пехота. Илье как-то обидно стало за Красную армию, потому что в наших тылах ничего подобного не наблюдалось, а хотелось ощущать себя частичкой огромной и сильной державы. При всём коммунистическом воспитании наших бойцов – дескать, Гитлер силой гонит солдат в армию и на флот, так ничего подобного. Немцы в Гитлера верят, он сделал страну экономически сильной, плюнув на Версальский договор. Вот ещё вермахт захватит плодородные земли на востоке, даст каждому арийцу надел и рабов – славян, тогда всей Германии будет хорошо. А впереди новые победы над заносчивыми англичанами. Как-то так немцы размышляли. Слушал их Илья на допросах: вроде не фанатики, а в фюрера своего верили сильно. Или это характерная черта всех тираний?

Вышли на дорогу. По ночам немцы редко по ним передвигались. После многочисленных нападений партизан и окруженцев приказ по вермахту вышел – только колоннами и в сопровождении бронетехники, одиночным машинам запрещено. Единственно, на дорогах посты, на перекрёстках, мостах, дамбах. Кто знает, легко обойдёт. Плохо, что у полковой и дивизионной разведки связь с местным населением налажена скверно, могли бы информировать. За ночь километров десять-двенадцать преодолели. Учитывая потерянное на переход нейтралки время и медленное передвижение по второму эшелону, совсем неплохо. К утру обосновались между деревнями Теменское и Колпны. В предрассветных сумерках замаскировали днёвку, как могли. Группа отдыхать легла, первым дежурить и за немцами наблюдать Илья стал. Движение на дорогах началось после девяти утра. Всё же педанты немцы: завтрак, обед, ужин – по расписанию, как и смена караула, выход радиостанций в эфир. Пока ничего любопытного. Один грузовик в Колпны проехал, один «кюбельваген» выехал. Потом сделал круг на малой высоте и сел за селом «Шторьх», небольшой немецкий самолёт. Обычно он использовался для связи, вроде нашего У-2, только кабина закрытая. Самолёт заставил задуматься. Обычно авиацией забрасывались в штабы важные сообщения – о перегруппировке, подготовке к наступлению. Выходит, в Колпнах штаб находится? Сразу интерес появился: что за штаб, где расположен и как подобраться?

В полдень разбудил парней. После перекуса сухарями и салом поставил задачу – определить, где штаб и, по возможности, где проживают офицеры. Сам улёгся спать. К ночи он нужен со свежей головой, а парни уже отдохнули. Внутренние часы не подвели, проснулся, как и намечал, – в девятнадцать часов. Ещё полтора часа – и будет темнеть. Потёр ладонями лицо, сбрасывая остатки сна.

– Бойцы, давайте по очереди. Наблюдение, предположения.

Бинокль в группе был один, наблюдали через оптику по очереди, но кое-что нарыли. Штаб в красном одноэтажном здании, похоже, раньше там был сельсовет или правление колхоза. К зданию подъезжали мотоциклисты, иногда легковые машины. У входа стоял часовой и развевался флаг со свастикой. Офицеры стали разъезжаться и расходиться.

– Старшой, офицерик с портфелем в машину садится!

Битков протянул бинокль Илье. Да, от здания отъехала легковушка, но из села не выехала. За избами видно не было, где она остановилась. Пожалуй, ночью стоит аккуратно пройтись по селу. Где машина, там на постое офицер будет. А уж как взять-повязать, после продумать можно, сейчас для плана деталей нет. Как стемнело, Илья скомандовал:

– Выходим, идём задами, тихаримся.

Задами – это по огородам, заднему двору домовладений. Собак опасаться не стоит, немцы их стреляли, как только в населённый пункт входили. Подобрались к крайнему дому, перемахнули через низкий забор. Илья сам подобрался к избе. Низкая, старая, с покосившимся крыльцом, можно сказать, избушка на курьих ножках: штабной офицер в такой жить не будет. Снова через забор перелезли, уже на соседний двор. И здесь неудача. Илья прикинул: если группа в сборе будет осматривать все избы, до утра не успеют. Прошептал:

– Битков, Яковлев, ваша та сторона улицы. Мы с Кузовлевым осматриваем эту. Встретимся в конце улицы. Если увидите машину, дайте сигнал. Ну, скажем, ухните филином дважды.

– Старшой, какой филин в селе? Он в лесу живёт, – негодующе прошептал в ответ Битков.

– А ты хотел прокукарекать или соловьём залиться? Выполнять!

Тоже мне орнитологи нашлись. Через полчаса в самом деле уханье филина послышалось.

– Кузовлев, ты слышал?

– Ага, филином гукали.

– По очереди на ту сторону перебегаем. Ты первый, пошёл.

Ефрейтор осмотрелся, метнулся к избам на другой стороне улицы и пропал в темноте. Немного подождав, его путь повторил Илья. В кустах у забора его встретил Яковлев:

– Туточки, в двадцати шагах, машина, у крыльца часовой стоит.

Часовой – это плохо. Часового по-любому надо снять. Но не всегда это получается тихо. Он может упасть, громыхнуть оружием, офицер насторожится. Устраивать перестрелку в селе – чистое безумие. Если удастся уйти, немцы по их следу пустят погоню, собаки след возьмут, постреляют из бронетранспортёра – и все дела. Но и других вариантов нет. В избе штабной офицер – добыча желанная, надо его перехитрить, но взять.

– Кузовлев, сможешь снять часового? Только без звука.

– Не ручаюсь, старшой, но постараюсь.

– Действуй.

Кузовлев через забор перемахнул, причём ни одна доска не скрипнула, не треснула. Четверть часа прошло. Полчаса. Илья уже беспокоиться стал, как тихо отворилась калитка, появился ефрейтор:

– Готов часовой, подбираться долго пришлось.

Теперь надо как-то выманить офицера из избы или сделать так, чтобы он дверь открыл. Илья, а за ним и Кузовлев подобрались к крыльцу. В комнате офицера горел свет – керосиновая лампа висела над столом. Через окно видно было. Офицер в шёлковой рубашке сидел за столом, изучал бумаги, китель висел на спинке стула. Илья пригляделся. Оберст, полковник по-нашему. Если бы стояла задача убить, бабахнул бы через окно. А сейчас надо захватить тихо и при этом не помять сильно, чтобы можно было допросить. Была у Ильи мыслишка, прошептал Кузовлеву:

– Я сейчас в дверь постучу. Как фриц откроет, бей! Только не наповал.

– Понял.

Ефрейтор на крыльцо взошёл, встал за притолокой. Словарный запас на немецком у Ильи скуден, а выбирать не из чего. Постучал в дверь деликатно. Послышались шаги, немец что-то спросил.

– Хер оберст, битте! (Господин полковник, пожалуйста!)

Полковник что-то спросил. Илья, не зная сути вопроса, ответил бодро:

– Я, я!

Щёлкнул засов, дверь приотворилась. Кузовлев тут же ударил в дверь ногой, полковника сбило с ног, он упал, на него коршуном свалился ефрейтор, послышались звуки ударов.

– Эй, Кузов, ты его не пришиб?

– Дышит!

Офицеру тут же связали руки, заткнули рот тряпкой.

– Наденьте на него китель, а то исподним в темноте светиться будет, – приказал Илья.

А сам к столу. На нём бумаги со штампом «Секретно». Сгрёб всё, уложил в портфель, который стоял у стола. Пленного уже разведчики выволокли из избы, надев китель. Илья сбежал по ступенькам. Теперь надо делать ноги. В голове мелькнула мысль – часть обратного пути проделать на машине. Илья обыскал убитого часового, в одном из карманов обнаружил связку ключей, в том числе автомобильный.

– Парни, садитесь в машину. «Сидор» в багажник. Пленного – на заднее сиденье. Между собой.

Удивились разведчики, но смолчали – раз старшина говорит, значит, знает. Кузовлев на пассажирское сиденье уселся, Илья на водительское, двигатель завёл, прогрел немного, развернулся на сельской улице. На заднем сиденье троим тесновато, всё же «Опель Капитан» не «Мерседес», но ехать недолго, потерпят. Илья ехал небыстро – так меньше внимания привлекает машина. Выбравшись из села, нажал на газ. Трясло сильно, всё же не приспособлены немецкие машины под русские сельские дороги. Десяток километров проскочили быстро. Илья с дороги свернул, загнал машину подальше под деревья, чтобы при дневном свете с дороги её видно не было. На машине чем хорошо, ни одна собака след не возьмёт. Пожалел, что ошибку впопыхах допустил. Надо было убитого часового в багажник засунуть. Придут полковника искать, а его и часового, он же водитель, – нет. Мало ли, по делам уехали. А тело часового с ножевым ранением сразу укажет – без русской разведки не обошлось, и выбираться они будут только в одном направлении. Илья посмотрел на часы. До восхода солнца ещё два с половиной часа, шанс перейти к своим есть. Если полковника утром хватятся, на подходах к передовой немцы поставят патрули, задействуют ГФП, перейти будет сложнее.

– Забираем «сидоры» и уходим. Битков, Яковлев, отвечаете за немца.

Все бумаги из портфеля Илья в свой «сидор» перегрузил. Портфель бросать жалко, он из добротной кожи, но нести его надо за ручку, ползти потом неудобно. А «сидор» движения не сковывает, и руки свободны. Кузовлев вздохнул тяжело.

– Ты чего?

– Из такой бы кожи, что на портфеле, сапоги справить. Шик, блеск, красота, все девки твои!

– Кончится война – сошьёшь.

– Если доживу, – буркнул ефрейтор.

Это да, на войне загадывать вперёд даже на несколько минут нельзя. Ударит рядом шальная мина – и всё, конец всем планам, потому жили одним днём.

– Кузовлев, ты впереди, дозорным.

Ефрейтор впереди пошёл. У Ильи документы, у Биткова и Яковлева немец. Если нарвутся на немцев, да со стрельбой, что крайне нежелательно, Кузовлев будет не самой тяжёлой потерей. Сам ефрейтор, как и другие разведчики, это понимал. От прежнего пути, каким в тыл шли, отклонились влево. Уж очень тылы были насыщены войсками. Вдруг повезёт и на другом маршруте их будет меньше? Наткнулись на батарею тяжёлых миномётов, стало быть, до передовой километр-полтора. Осторожничали – не каждый раз в поиске удавалось брать в плен оберста, да ещё с секретными бумагами. Уже и свои рядом, какой-то километр, а поди доберись. Выручало, что ночь безлунная, небо облаками затянуто, воздух влажный. Видимо, недалеко дожди идут. Для разведчика дождь, да и вообще плохая погода, – это то, что нужно. И чем хуже погода, тем лучше. У противника часовые стараются сухое место найти, где не так льёт, слышимость хуже из-за шума дождя, и следов не остаётся, их почти сразу смывает. А то, что сам до последней нитки вымок, так это не беда, не сахарный, не растает. Что занятно, во время войны условия были тяжёлыми. Пехоте иной раз днями и неделями приходилось по колено в холодной воде стоять, особенно по весне, в распутицу. Сапёрам при наведении переправ по грудь в воде без всяких прорезиненных костюмов, разведчикам и снайперам в снегу лежать часами приходилось, а болели редко. Были чирьи на коже, изредка обморожения, а про грипп или бронхит на войне не слышали.

Кузовлев знак сделал – лечь. Мгновенно исполнили, потом поползли. Оказалось, вторая линия траншей рядом. Кузовлев в немецкую траншею спрыгнул, немца на руках перенесли. Но всё это семечки, во второй траншее людей всегда меньше, как и часовых. Самое сложное впереди. Отчётливо видны осветительные ракеты над передним краем, слышны пулемётные очереди. Торопиться нельзя, но время поджимает. Ещё сорок минут, и начнёт светать.

Наверное, удача сегодня была на их стороне. Внезапно поднялся ветер, поднял в воздух мусор, зашумел. А через несколько минут хлынул ливень. Вода буквально стеной стояла, в нескольких шагах ничего не видно. Сразу вымокли все, по команде Ильи поползли вперёд. Кузовлев едва в траншею не свалился, замер. В десяти метрах от них из ДОТа раздалась очередь, полетели трассирующие пули. А ракетчики попрятались – в такую погоду пускать ракеты бессмысленно, ветром сразу вниз прибивает, да и видимости никакой. Перебрались за траншею и бруствер, тут уж Илья первым, за ним Битков и Яковлев с немцем, а замыкающим Кузовлев. Наткнулись на заграждение из колючей проволоки. Илья автоматом проволоку приподнял, пока другие проползли под ней. Полсотни метров ползли, Илья уже и встать хотел, как руками мину нащупал. Дождь почву вокруг неё размыл, так что и корпус железный прощупывается. Шагать не получилось, ползли по грязи, вывозились ужасно, цвета обмундирования не видно. Но всё же с каждой минутой отдалялись от немецких позиций. Скользко, быстро лужи образовались. Землица в этих краях для урожаев хорошая, чернозёмы. Но при дожде грязь липкая, не то что супесчаники, вода сквозь них проходит. Минное поле широкое, похоже, немцы обосновались надолго. Когда они предполагали наступать, минные поля шли узкой полосой или вообще не ставились. Своего рода косвенный признак близких планов немцев. Ливень через четверть часа перешёл в дождь, на востоке начало сереть. Ещё сотня метров, и минное поле кончилось. Встали, оскальзываясь, пошли в полный рост. Ни наших, ни немецких позиций не видно и не слышно никаких звуков, кроме дождя. Окоп с часовым появился неожиданно для разведчиков и часового, буквально наткнулись на него. Часовой закричал:

– Стой!

– Чего кричишь? – ответил Илья. – До твоего окопа три метра, были бы мы немцы, порезали или скрутили бы.

У часового в окопе воды выше колена и сам промок насквозь. Часовой – парень молодой, растерялся. По Уставу караульной службы он не должен никого близко подпускать и при появлении посторонних в зоне охраны поста предупредить их окриком, спросить пароль и вызвать разводящего. А как требовать пароль, когда незнакомцы на расстоянии вытянутой руки?

– Разведчики мы, боец, – успокоил Илья. – Вызывай разводящего или начальника караула.

А дальше уже всё известно. Оружие в траншее отобрали, сопроводили до штаба батальона, связались с Витковским. Пока ждали машину, разведчики и немец продрогли в мокром и грязном обмундировании. Начштаба батальона дал фляжку с водкой, разведчики глотнули и даже немцу дали. Кляп, естественно, вытащили. Выпил оберст, закашлялся. А начальник штаба уже чай горячий по кружкам разливает, да с заваркой крепкой. Такое угощение в самый раз. Согрелись, форма подсыхать стала, жирная грязь в корку превратилась.

Часа через полтора грузовичок подъехал с Витковским, все в крытый брезентом кузов забрались. Брезент больше для укрытия от посторонних глаз, но и от непогоды пригодился. По приезде разведчиков отдыхать отпустили. Илья первым делом волглую и грязную униформу снял, простирал в тазу три раза, а вода всё равно грязная. Выполоскал и сушиться повесил, потом спать. А после обеда его к Витковскому вызвали.

– Ну, старшина, зуб даю – медаль получишь! Твой оберст – просто кладезь информации!

– Я не один его брал, товарищ старший лейтенант. Тогда всю группу награждайте.

Награды не последовало, уж очень редко в 1941–1942 годах бойцов награждали. РККА отступала, неся потери, какие награды? Впрочем, так считало руководство. Но пленение очень ценного «языка» имело последствия. Недели через две после поиска Илью вызвали к командиру роты. Постучал в дверь, получив разрешение, вошёл. За столом сидел незнакомый майор с эмблемами танкиста, покуривал «Звезду» – были такие папиросы. Командирам выдавали папиросы, бойцам – махорку. Когда в январе 1943 года ввели погоны, командиры стали именоваться офицерами, а бойцы – солдатами.

Сталин и руководство РККА вдруг вспомнили многие традиции русской армии, даже гвардейские дивизии появились. Гвардию утвердили 21 мая 1942 года, нагрудные знаки к званию. Командиры гвардейских частей получали полуторный оклад от обычных частей, а бойцы – двойной.

Илья, узрев незнакомого командира, вытянулся по стойке «смирно», доложил, как положено.

– Вольно! Сафронов, с тобой товарищ из штаба армии побеседовать хочет.

И вышел. Хм, с чего бы вдруг приватная беседа? Причём лицо у Витковского какое-то расстроенное.

– Садитесь, Сафронов, – предложил майор.

Илья сел.

– Как служится, старшина?

– Отлично! – вскочил Илья.

– Да не вскакивайте, к чему такое солдафонство? Как здоровье? Насколько я знаю, вас после госпиталя признали годным к нестроевой службе?

– Так точно! Мина угодила в блиндаж, меня завалило, сломало брёвнами ноги. Но чувствую себя вполне сносно.

– Да, марши вы совершили далёкие. Предлагаю вам перейти в разведуправление фронта. Правда, придётся немного подучиться.

Илья задумался. Понятно, почему такой интерес к его личности. За месяц два удачных поиска с ценными «языками». Причём пленные взяты в глубоком тылу, а не в передовых траншеях. Командование оценило: не каждый разведчик сможет такое. Илья знал, что не везение это, а хорошая подготовка в военном училище, где дали теоретические и практические знания, присвоили первое офицерское звание. А со стороны – удачливый, толковый старшина. Вот и присмотрели его. А только неизвестно, чем придётся заниматься в новом подразделении, как сложатся отношения с сослуживцами, начальством.

Разведка в армии оказалась в раздрае. Главное разведуправление Генштаба было образовано из 5-го Управления ГШ в феврале 1942 года, в октябре выделяется в отдельную структуру, непосредственно подчинявшуюся наркому обороны И. В. Сталину. Начальником ГРУ стал И. И. Ильичёв, и задачами ГРУ стала разведка в зарубежных странах и оккупированных землях.

Войсковая разведка выделилась в отдельную структуру Генштаба, которую возглавил генерал-лейтенант Кузнецов Фёдор Фёдорович. Ему подчинялись разведывательные подразделения в полках, дивизиях, армиях и фронтах. Если ГРУ было военно-стратегической разведкой, то войсковая – оперативно-тактической. При разделе разведки были и ошибки. Так, войсковой разведке запретили заниматься разведкой агентурной, чем сильно навредили делу. Одумались и решение отменили уже весной 1943 года.

А была ещё разведка НКВД, больше политическая, других спецслужб. Илья вкратце историю разведки знал, изучали. Подумав, дал согласие. Чем выше уровень, тем интереснее и больше возможностей.

– Я не сомневался, – обрадовался майор. – Продолжайте служить и ждите приказа о переводе.

Приказ такой пришёл через три дня. Илья откомандировывался в распоряжение разведотдела Брянского фронта, где начальником был Чекмазов Пётр Никифорович. Витковский был недоволен: уходил ценный кадр.