Текст книги "Имя Зверя. Том 2. Исход Дракона"

– Ты, что ли, Диггелом будешь? Так не стой столбом, сполняй, что хозяин твой велел!

Кровь бросилась Дигвилу в лицо… однако благородный дон лишь беззвучно усмехнулся.

– Сам знаю. – И двинул плечом, да так, что ратник едва устоял на ногах. – Приказывать он мне тут ещё будет, – во всеуслышание объявил ры… нет, не рыцарь, не наследник сенорства, а именно что кондотьер Диггел, умеющий постоять за себя и на самом деле принимающий распоряжения только от нанимателя.

Мечник с бранью схватился было за эфес, однако Дигвил, вместо того чтобы затеять ссору, лишь громко рассмеялся и хлопнул воина по плечу, даже не потянувшись к оружию.

– Да будет тебе. Пошли лучше к огню, у меня во фляге доброе навсинайское осталось. Ещё до заварухи брал, эх, славные времена были…

– Ну то-то же, – пробурчал ратник, для вида поправляя плащ. – А то сразу, понимаешь…

– Кружку давай, – перебил воина Дигвил.

– А другим что же, не нальёшь? – раздался голос со стороны.

– Налью. Как только с гайто управлюсь.

…Вскоре благородный дон Дигвил Деррано уже сидел возле высокого костра, слушал какие-то грубые байки, хохотал над ними, хлопал других по плечам, хлопали его самого, дружно похвалив славное навсинайское (ай, молодец старик Латариус, знал, что с собой брать!); и никто даже в бреду бы не заподозрил в честном наёмнике Диггеле благородного дона Деррано.

Глава XIV

Зал заседаний Коллегиума украшало множество корзин с цветами. Нигде в Старом Свете было не найти столь причудливых форм, столь прихотливых сочетаний и переходов цвета в цвет, столь вычурных листьев и столь приятных запахов. Лучшие из лучших пользователей Высокого Аркана, члены Коллегиума, любили прекрасное. Цветы, что могли жить, лишь подкармливаемые смеленными в мельчайшую муку Камнями Магии, гордость ботанической гильдии, сейчас, несмотря на глухое предзимье за окнами высокой и тонкой башни, по-прежнему благоухали и радовали глаз раскрытыми венчиками.

Все места были заняты. Маги сидели, негромко переговариваясь, вид у всех – сумрачный и озабоченный.

– Прошу прощения, коллеги, я опоздал. – Мэтр Эммер извинился на ходу, стремительно появляясь из дверей. – Срочные сообщения из Меодора. Если позволите, я опущу формальности и перейду сразу к ним, да простится мне это отступление от утверждённой повестки дня.

Маг остановился, провёл ладонью по волосам. Оглядел замерших чародеев.

– Возле Меодора, столицы короля Семмера, замечено пятеро Гончих.

Приглушённые «ох!», «ого!» «вот это да!» были ответом.

– Да, коллеги. Средства мы потратили не впустую. Новые дозорные големы, чью идею вашему покорному слуге, помнится, пришлось отстаивать, несмотря на всеобщий скептицизм, полностью оправдали возлагавшиеся на них надежды. Пятеро Гончих, досточтимые коллеги! – Мэтр потряс взнесённым кулаком. – И в том числе знаменитая Майре из Доарна. Да-да, та самая, единственная, что сумела пробраться в нашу столицу и уйти отсюда живой. Вы понимаете, что это значит, уважаемые коллеги.

Уважаемые коллеги безмолвствовали. У мэтра Эммера презрительно дрогнул уголок рта.

– Досточтимые, если наши големы обнаружили пятерых Гончих, это значит, что их там самое меньшее пятьдесят. Я не настолько глуп или самоуверен, чтобы считать наших наблюдателей верхом совершенства. Заметить Гончую – уже огромный успех. Заметить пятерых и отличить их одну от другой – успех чрезвычайный. Но, – мэтр замер, внушительно оглядывая коллег, – мы не имеем права обольщаться. Пятьдесят Гончих вокруг Меодора означают только одно… вы хотели что-то сказать, коллега Азерус?

– Благодарю вас, досточтимый коллега, мэтр Эммер. А что, если мы ошибаемся? Если Гончих там всего пять, что тогда?

– Прошу вас, коллега! – поморщился глава Коллегиума. – Вы же знакомились с докладом коллеги Зильфера, возглавлявшего следственную комиссию, расследовавшую факт проникновения Гончей в нашу столицу. Она обошла, обманула, сбила с толку все до единого магические обнаружители. Ни один ничего не зафиксировал. Мы подвергли их глубокой переработке, но неужто вы поверите, что после этого они обрели полную и абсолютную точность? Не смешите меня, коллега. Возможно, их там не пятьдесят. Возможно, сорок. Возможно, тридцать пять. Но никак не меньше. Всё равно, подобное их сосредоточение, как я уже имел честь говорить, свидетельствует лишь об одном. – Эммер сделал трагическую паузу. – Некрополис решил покончить с нашим союзником, королем Семмером, обеспечив, таким образом, правый фланг своего грядущего наступления.

– Грядущего наступления? – Маг Зильфер, заправлявший непосредственно военными делами в Коллегиуме, аж привстал с места. – Досточтимый мэтр Эммер, но совсем недавно я имел честь докладывать высокому собранию…

– Я прекрасно помню, что вы докладывали, коллега, – холодно оборвал его Эммер. – Напоминать, поверьте, не нужно. Вы говорили о разведке боем в Долье, проведённой силами двух полков, Сорок Четвёртого и Сорок Восьмого. Сильного сопротивления встречено не было, Мастера Смерти отсутствовали, взятые трофеи ограничились лишь некоторым числом зомби третьего сорта. Я прав?

– Ваша память абсолютна, уважаемый мэтр, – склонился Зильфер.

– Благодарю вас, командующий, – сухо проговорил Эммер. – Но давайте оставим комплименты и поговорим как настоящие маги. Разве не очевидно теперь, что та слабость Мастеров была сугубо показной?

– Сугубо показной?

– Разумеется, коллега Азерус. Мы не встретили сильного сопротивления – и это в Долье, в стране, показавшейся Некрополису нужной настолько, что они решили нарушить то хрупкое равновесие, что худо-бедно обеспечивало мир меж двумя сильнейшими державами Старого Света! Они явно заманивали нас, коллеги. Хвала всем силам, что то была лишь разведка боем. Я могу лишь сожалеть – и выказывать искреннее восхищение нашими оппонентами, не попавшимися в ловушку. Они не нанесли контрудара, они правильно оценили наши силы, сообразив, что мы проводим именно разведку боем. Но сами решили, что и мы готовим большое наступление – именно там, в верховьях Долье и Сиххота. Наступление они, как умелые тактики, разумеется, хотят остановить ударом во фланг. Для этого им нужен Меодор, их знамя над крепостью и голова Семмера на деветовом блюде. Отсюда и невиданное сосредоточение Гончих. И невиданные меры прикрытия. Мы же не обнаружили новых полков зомби, стянутых к Долье в её нижнем течении, не так ли, коллега Зильфер?

– Никак нет, мэтр. Исходя из этого, я бы сказал, что наступать они и не собираются.

Мэтр Эммер хитро сощурился.

– А не вы ли, мэтр командующий, уверяли Коллегиум, что вот-вот начнётся «большое наступление Некрополиса», то самое, что вы же потом назвали «блефом»? Увы, коллеги, смертельной ошибкой было бы недооценивать ловкость Мастеров Смерти, их умение маскировать свои намерения или же направления главного удара. Вы не подумали, мэтр командующий, что для удара по Меодору и Семмеру Гильдия могла вообще обойтись без зомби? Собрать в кулак одних только Гончих?

– Они никогда раньше так не делали, мэтр, – упорствовал Зильфер. Брови его сдвинулись, на скулах играли желваки – владеть лицом маг-воин не умел совершенно.

– Именно. Никогда не делали. А почему? Да потому, что хватало и двух-трёх Гончих, к моему великому сожалению. И они прекрасно знают, что мы пребываем в убеждении – Гончие больше чем по трое не действуют. Следовательно, если собрать сорок-пятьдесят Гончих, для магов Державы это окажется, скорее всего, полным сюрпризом. Не говоря уж о том, какая это на самом деле страшная сила – полсотни Гончих.

– Но, господин верховный распорядитель, – не сдавался Зильфер, – чего они достигнут даже с полусотней Гончих? Мало убить короля Семмера…

– Да, мало, – запальчиво перебил командующего мэтр Эммер. – Надлежит также убить его жену, чад и домочадцев, приближённых, сеноров, видных рыцарей, командиров наёмных отрядов… Совершенно необязательно гнать сотни и тысячи мертвяков на бастионы Меодора. Достаточно одной ночи… нет, одного часа! – и нет никакого короля Семмера, нет его двора, нет этих смелых, решительных людей, ведущих непримиримую борьбу с нечестивыми… – Фраза получилась слишком длинной, у мэтра не хватило дыхания закончить. – Мы не можем этого допустить.

– Совершенно с вами согласен, мэтр! – Зильфер, судя по всему, изо всех сил старался подпустить в голос побольше восторженности. – Исключительно верная мысль. Мы учетверим охрану…

– Нет. Мэтр командующий, почему я, человек совершенно не военный, вынужден объяснять вам настолько элементарные вещи? – Мэтр Эммер, похоже, очень нравился себе в эти мгновения. – Как только вы «учетверите охрану», Некрополис тотчас поймёт, что мы раскрыли их замысел. Гильдия ничего не должна заподозрить!

– Но… господин верховный распорядитель… – Зильфера было не остановить. – Они же могут прикончить Семмера в любой миг! Если уже не прикончили!

– Не прикончили, – сухо бросил глава Коллегиума. – Поставьте скрытно всех дозорных големов возле покоев Семмера. Ничего не говорите королю. И самое главное, – маг обвёл коллег горящим взглядом, – это наш шанс, досточтимые коллеги. Шанс упредить Некрополис. Думаю, все помнят спор, развернувшийся после доклада высокоучёного мэтра Ференгауса – где именно нанести первый удар нашим оружием возмездия? Полагаю, после этих вестей все сомнения должны исчезнуть. Десятки Гончих – лакомая цель сама по себе. Но там наверняка и прячущиеся где-то на другом берегу Долье Мастера, и полки мертвяков, подтягивающиеся из глубины Некрополиса, чтобы вступить в бой с ходу, не дав нам их обнаружить заблаговременно… Вы понимаете меня, коллеги? Вы ведь можете осуществить перенацеливание, мэтр Ференгаус?

– Разумеется, господин верховный распорядитель. Но имеет ли смысл…

– Имеет, имеет, тут и к гадалке ходить не надо, – нетерпеливо перебил глава Коллегиума. – А вы, мэтр командующий, двиньте туда лучших големов. Новейших. Так что выходит, как вы и хотели – наступление. Настоящее наступление.

– Давно пора! Заждались! – раздались возгласы.

Мэтр Эммер поднял руку, призывая к тишине.

– Сколько вам точно нужно времени на все приготовления, коллеги Зильфер и Ференгаус?

Поименованные чародеи переглянулись.

– Двое суток, – наконец произнёс мэтр командующий.

– Очень много, – поморщился Эммер. – Но – хорошо, вы получите свои двое суток. Однако помните, что неудачи не должно быть! Предупреждаю о вашей личной ответственности за исход всего дела!

Выражение лица мэтра Азеруса яснее ясного говорило – мол, ловок ты, коллега Эммер. Придумка твоя, а «лично ответственны» совсем другие.

И наверное, именно поэтому коллега Азерус старательно смотрел в сторону роскошных портьер.

– Завтра, в это же время, соберёмся вновь, чтобы детально рассмотреть все планы, – распорядился мэтр Эммер. – Направление главного удара, наши силы и средства, всё прочее – не стану учить учёных. И, досточтимые коллеги, если нам это удастся, – господин верховный распорядитель даже прищёлкнул пальцами, – войну с Некрополисом можно считать выигранной.

* * *

Зверь есть в каждом из нас, думала Алиедора, искоса наблюдая за тем, как Тёрн ловко и упруго карабкается по сделавшемуся почти отвесным склону. Только он прячется. И прячет свою собственную природу. И очень не любит называть своё истинное имя. А потом вдруг выныривает из, казалось бы, неприметной щели – и ты творишь совершенно невозможное.

Нет, это не оправдание. Я вспомнила, как бы ни старалась забыть. Вспоминала всё это время, в заключении, в руках магов Навсиная, во время бегства, и потом, когда оказалась на корабле, идущем прямиком к Смарагду.

Я убила многих и многих. Упивалась заёмной силой, не понимая, какой ценой она достаётся. Потом вообразила, что «заплатила» – когда слегка потерпела кое-какую боль, заполучив под кожу скляницы с алхимией Некрополиса. Мастер Латариус, ты зря старался, расписывая достоинства «силы, которую невозможно отнять». Это всё равно не моя сила. Мне она досталась даром – ну, или за сущие гроши. А вот Тёрн… откуда его сила? Какой ценой досталась? Чем он заплатил за свою Беззвучную Арфу?

Тебе это на самом деле важно, доньята Алиедора? Ты усомнилась в себе и ищешь новый «образец»? А что, если Тёрну тоже всё упало в руки само? Что его учитель, ноори по имени Роллэ, жуткий и жёсткий, тоже вручил ему всё умение за недолгие месяцы? Потому что сколько лет дхуссу? Побольше, чем ей, Алиедоре, но всё равно – сколько он мог учиться? Лет пять, шесть, семь? Что это по сравнению с настоящими чародеями, десятилетия корпящими над своими фолиантами?

Раздражение, досада, растерянность – совершенно непозволительные для истинной Гончей чувства. Особенно если мечтать о троне королевы Некрополиса.

Они медленно поднимались в гору, магия Тёрна раскрыла им тропу в непролазной чаще колючего кустарника. Алиедора всё время ждала, что из зарослей вот-вот выскочат Мудрые со скрытыми масками лицами, но время шло, Гончая и дхусс забирались всё выше и выше, зелёное море смыкалось у них за спинами, а хозяева Смарагда по-прежнему не давали о себе знать. Алиедора немедленно вообразила, что их враги, конечно же, устроили засаду возле самой башни и теперь просто ждут, когда доньята с Тёрном сунутся в расставленную ловушку.

– Долго ещё? – наконец не выдержала она.

– Совсем чуть-чуть. Перевалить через гребень и спуститься вниз. Башня там. В котловине. – Дхусс чуть задыхался, ему, похоже, приходилось поддерживать открывающую им путь магию. Алиедора даже бросила думать о том, как далеко разносится эхо от этого чародейства.

Был тихий вечер, ласково шелестели ветви, и даже острые шипы казались безобидными украшениями. На них так и тянуло повязать какой-нибудь легкомысленный бантик, как они делали с сёстрами и братишками, когда зимой наступало время Восшествия Ома и младшие Венти украшали огромную разлапистую шатровницу во внутреннем дворе замка. Под лёгким снежком, раскрасневшиеся, носящиеся туда-сюда, швыряющиеся снежками…

А на каменных ступенях стоял огромный котёл с кипящим нянюшкиным «зимним киселём», каковой, по твёрдому убеждению доньи Венти, единственный спасал от насморков, простуд и тому подобного.

Алиедора остановилась, горло сдавило, из груди рвались глухие рыдания. Будь ты проклята, память. Будь проклята ты сама, Алиедора Венти, недостойная носить это имя. Почему, почему это вернулось?

Она не успела подумать «так славно было б ни о чём не помнить».

Нет, не славно. Можно не помнить, но мёртвые от этого не вернутся к жизни. Значит, можно только искупить. А как именно – это уже решится «само собой». Главное сейчас – выбраться отсюда. Как угодно, но выбраться. И если ноори на самом деле способны справиться с Гнилью, если безумная задумка Тёрна окажется исполнимой – её долг будет оплачен. Оплачен перед нею самой.

– Пришли, доньята, – буднично сказал Тёрн, опускаясь на корточки. За их спинами с лёгким шуршанием сомкнулся колючий занавес, отрезая дорогу назад.

Глазам Алиедоры открылась башня Затмений. Доньята замерла, не в силах отвести глаза.

Матово-чёрные стены. Заставляющий голову кружиться заметный наклон, острие смотрит не прямо в небо, а словно бы нацеливаясь на что-то. И беспорядочно разбросанные по стенам бойницы, какой-то хаос, полное отрицание порядка…

– Это она? – шёпотом спросила доньята и сама сразу же устыдилась своего вопроса. – А где стража? Где магические ловушки, где…

– Алиедора! Ты не поняла, что Мудрым не нужно ни то ни другое? Какая стража, зачем? Если в башню Затмений можно попасть только и исключительно по воле её хозяев? Эти стены не поддадутся никакому тарану.

– Вот даже так? Это ещё почему? – упёрла руки в боки доньята. – А если сперва поработает твоя магия? Беззвучной Арфы?

– Боюсь, – развёл руками дхусс, – что от своего-то чародейства Мудрые защитили башню в первую очередь. Они всегда отличались предусмотрительностью, эти Мудрые…

– Хорошо. – Продолжать спор о таранах было сейчас и впрямь не к месту. – Спускаемся?

Дхусс молча кивнул.

Безумие, подумала Алиедора. Башня торчит аккурат посреди котловины, с верхних ярусов хороший лучник или арбалетчик всадит в них стрелу, нимало не затруднившись. А маг попотчует огненным шаром – или чем там у них полагается кидаться?

– У Мудрых так не принято, – легко рассмеялся Тёрн. – Во всяком случае, не в отношении нас с тобой. Нас надо взять живыми и долго… гм… в общем, долго производить с нами различные магические действия.

– Опыты, что ль?

– И так тоже можно сказать.

– Премило. Досточтимый дхусс, а ты подумал, как попасть вниз?

– И это говорит Гончая? Спускайся, здесь достаточно зацепок.

Они перебрались через острый каменный гребень. В котловине царили беззвучие и безветрие, молчала башня, и никаких Мудрых, казалось, нет не то что вблизи – но и на всём Смарагде.

Солнце совсем спряталось, когда они достигли дна. Алиедора застыла на полусогнутых ногах, готовая к броску; обычную стрелу, выпущенную в лицо, она сумеет или отбить, или даже поймать.

– Драться нам придётся не здесь, – терпеливо повторил дхусс.

– Прекрасно. Но как мы попадём внутрь?

– Как я уже объяснял, – пожал плечами Тёрн.

Дхусс повёл плечами, ровным, размеренным шагом вышел прямо к башне, встал, запрокинув голову. Его спокойствие казалось поистине запредельным, недоступным, чем-то совершенно чуждым.

Светлый. И чужой.

Они шли рядом к вознёсшейся громаде башни Затмений, и Алиедора, прилежная ученица Мастера Латариуса, старательно искала признаки входа, пусть даже замаскированного. Должен же иметься тоннель, или скрытые в стенах ворота, или что-то ещё! Не парят же Мудрые под небесами, аки крылатые птицы!

Или… всё-таки парят?

– Что дальше? Дальше-то что? – сквозь зубы шипела она, не в силах сдержаться.

– Сейчас увидишь.

Тёрн остановился в десяти шагах от чёрной громады. Запрокинул голову и негромко окликнул безгласные тёмные бойницы на диковинном певучем наречии, на языке ноори.

Алиедора ощутила мягкое, нежное касание магии дхусса. Он звал. Звал тех, кого когда-то хорошо знал и кто знал его. Память хранила всякое, доброе и дурное, светлое и тёмное, однако потом пути переплелись и запутались, направления потеряли смысл, что было простым и ясным вдруг обрело неведомые раньше глубины, причины и следствия.

Мудрые боялись и дхусса, и Гончую. Боялись Мастеров Теней и Мастеров Боли. Страх стал главным в их жизни. Простое и ясное сделалось запутанным, туманным и сложным. Тёрн готов был взглянуть в лицо этому вызову, он ждал поединка, открытого и честного. Поединка воль, намерений, желаний, сил. Он предавал себя в руки Мудрых. Он надеялся убедить их, что они ошибались.

Тянулись мгновения, башня Затмений молчала.

– Что теперь? Что теперь, Тёрн?

Истинная Гончая терпелива. Что ж, выходит, Алиедора ещё не достигла «истинности». Или же, напротив, успела утратить.

Башня молчала. Призыв Тёрна пропал втуне.

Тьма быстро заливала котловину, вечерняя заря гасла. Сколько им торчать здесь? В ожидании неведомо чего?

– Тёрн? Тёрн!

– Не торопись. Мудрые Смарагда не спешат.

– Мы не сможем войти?

– Войти мы и в самом деле не сможем. Нас должны впустить.

Эх, где тот Белый Дракон, великий, величайший, подумала Алиедора. Вмазал бы исполинским хвостом по проклятой башне, по чёрному недоразумению, раздробил в пыль, так, чтобы не осталось даже воспоминаний! Да, Капля Крови нашла бы, что сделать с этаким оскорблением мирооблика…

– Не торопись, – повторил Тёрн. – Мы сдаёмся. Мы предаём себя в руки Мудрых, ибо верим, что сможем их убедить.

Алиедора понимала, что это говорится не ей, и всё равно по спине бежал холодок.

– Будь, как ты скажешь, – устало проронила она. – У меня нет больше сил бежать.

Алиедора села прямо на камень, подтянула колени к груди, положила на них подбородок, словно в детстве, слушая нянюшкины сказки.

Башня Затмений молча и невозмутимо выслушала всё сказанное и осталась безмолвной. Ждите, словно говорила она надменно и без слов. Ждите, и, быть может, к вам снизойдут.

Алиедора заставила гнев отступить, ярость – утихнуть. Пусть эти Мудрые почувствуют мою усталость и безразличие, желание, чтобы всё, наконец, закончилось, уже не важно как.

Она вспомнила, как исчезало всё в чёрном кубе северных варваров, вспомнила своё тогдашнее отчаяние, беспросветную тьму, заполнявшую душу… и дала башне Затмений это услышать.

Алиедора словно снимала доспехи: шлем, хауберк, кольчугу, поножи. Смотрите, Мудрые. Вот она я.

…А ведь тут побывала Гниль, вдруг ощутила она знакомый, едва уловимый привкус в воздухе. Не так давно прорвалась, и прорвалась сильно. Но многоножки, конечно же, не нашли здесь никакой пищи, разве что в бездне рва, окружавшего башню. Занятно… значит, и Смарагд не избег всеобщей участи. Что ж, может, Мудрые и впрямь научились справляться с этой напастью.

Она медленно встала у края рва. Да, настоящая бездна. Глубину затопила тьма, там всё казалось абсолютно мёртвым, как на старом, давно покинутом капище.

Алиедора уселась на сухой мёртвый камень, свесила ноги вниз. И тихонечко стала насвистывать старую детскую песенку, вдруг всплывшую из глубин памяти, простой мотив, что пели они с подружками, водя хоровод на приречном лугу. Мягкая трава под босыми ногами, птицы в ясном небе, прохладный Роак, рыбаки над глубокими омутами, железные флюгеры, любимые игрушки бродяги-ветра…

Она не застонала и даже не стиснула зубы. Боль хлестнула словно сыромятным бичом, но её Алиедора терпеть научилась, спасибо кору Дарбе и трёхглазому Метхли.

Тёрн вдруг оказался рядом, сел, так же свесив ноги. Было хорошо, что его тёплое плечо – рядом. Просто хорошо, что ты не одна, и что он не один – благодаря тебе. И вы сидите вдвоём на краю бездны, перед вырастающим из тьмы чёрным зубом, гнилым, источенным изнутри, словно гриб-перестарок в лесу. Но это ничего, нам всё равно, мы же пришли сюда сдаваться, верно?

…Она ждала, что, быть может, из пропасти скрытые рычаги выдвинут потайной мост, что в глухой тёмной стене откроются замаскированные врата. А вместо этого вдруг просто услыхала голос:

– Встань и иди.

Под ногами мерцало слабым зеленоватым светом – ну точно гнилушки в темноте! – нечто вроде неправильного шестиугольника с тёмными письменами. Начертания были Алиедоре незнакомы:

– Ноори аксем, – вслух прочитал Тёрн. – «Ноори входят».

– А мы с тобой?

– Мы не ноори, но тоже войдём.

– Ты ведь…

– Не волнуйся. Всё правильно, – перебил её дхусс, и Алиедора досадливо прикусила язык. Тоже ещё, Гончая! Детские ошибки лепит. Тут такое не простят. – Мы сдались. Вставай сюда, нас перенесёт внутрь.

Да, через такие двери без воли хозяев так просто не сбежишь, подумала доньята. Дракон побеждающий, непобедимый! Если ты ошибаешься, светлый дхусс, если ты не угадал намерения этих твоих Мудрых, честное слово, самолично сдеру с тебя шкуру и натяну на барабан!..

Она ожидала радужного свечения, каких-нибудь красочных сполохов и огней; однако, едва ступив на шестиугольную каменную плиту, Алиедора окунулась в густую тьму. Гончей не требовалось привыкать ко мраку, она видела, что очутилась в «привратном покое», узком и коротком зальце, откуда наверх вела широкая лестница. Алидора ещё успела удивиться, как эти неведомые строители ухитрились втиснуть в совсем не исполинскую башню эдакое чудовище, как со всех сторон на вошедших налетел целый сонм серебристых огоньков, свободно, по собственной воле, точно светлячки, порхавших в воздухе.

– Стой и не двигайся, – одними губами произнёс Тёрн.

Алиедора застыла. К серебристым огонькам добавились нежно-голубоватые, у них, казалось, были крылья. Словно бабочки, они вились вокруг застывших рядом дхусса и Гончей, а в то же время мрак вдоль стен, наверху ступеней становился всё тяжелее и непрогляднее.

– Идите наверх, – наконец прозвучал бесплотный голос. С таким же акцентом говорили на всеобщем языке Роллэ и Фереальв.

Ступени мягко стлались под ноги, словно настоящий ковёр. Голубые и серебристые огоньки дивной и лёгкой стаей следовали за Тёрном и Алиедорой; тьма свернулась клубами по углам и вдоль стен, словно кучевые облака перед дождём.

Лестница вывела в просторный зал, стены которого казались усеяны мелкими и неяркими звездами. Огоньки, повинуясь неслышной команде, разлетелись в стороны, поспешно забиваясь в развешанные по стенам кованые рога, укреплён-ные остриями вверх.

– Мы пришли, Мудрые, – спокойно сказал Тёрн. – Мы дали слово Разыскивающему Роллэ и Наблюдающему Фереальву, и вот мы здесь. Вы желали увидеть меня здесь, Мудрые, в своей башне, ваше желание исполнилось. Что дальше?

Тишина.

– Это ваш ответ? – Алиедора постаралась усмехнуться как можно заметнее.

Тишина.

Если Тёрн ещё хочет сделать хоть что-нибудь, нам неплохо бы начать. Тьма б побрала этого дхусса, верящего только себе самому, да и то не до конца!

– Это ваш ответ?! – выкрикнула она громче. Темнота клубилась по углам, казалось – корчила гримасы и строила рожи.

Мелодично и чисто заиграли колокольчики. Из окон, из узких бойниц потянулись тонкие, едва заметные лучики – обострённый слух Гончей помог услыхать лёгкий шорох отодвинувшихся заслонок.

– Звёздный свет, – вполголоса сказал дхусс. – Каждая бойница башни Затмений – на самом деле не бойница, а око, направленное на определённую звезду. И линза, собирающая рассеянный свет…

– Совершенно верно, дхусс, – произнёс мягкий, сочный бас. В отличие от других голосов, слова всеобщего языка он выговаривал чётко и правильно, без малейшего акцента, разве что, пожалуй, слишком уж чётко и правильно. – Звёзд-ный свет. Башня Затмений – не крепость. Это инструмент.

– Спасибо за разъяснения, – вежливо сказала доньята.

Протянувшиеся через зал лучики скрестились в самой середине, по извивам сложного орнамента, выложенного каким-то металлом, побежали серебристые отблески. Тёрн тяжело вздохнул.

– Почему вы не оставили меня в покое? Зачем я вам?

– На этот вопрос с нашей стороны милосерднее будет не отвечать, – с лёгким укором ответил чарующий бас.

Он точно безумен, мой дхусс, подумала Алиедора. Он должен был говорить с Мудрыми снаружи, пока я взяла бы в заложники тех, кто внутри башни. Ах да, и я ведь ещё должна была убедить всех, что способна взорвать этот самый «инструмент, не крепость».

– Встань на середину, женщина, – сказал всё тот же голос.

– Я девица. – Алиедора оскорблённо вскинула подбородок.

– Не есть первостепенно. Встань на середину.

Доньята повиновалась.

– Мы не хотели войны, – вновь заговорил дхусс, и Гончая невольно подумала: а был ли Тёрн откровенен с нею? Может, он и впрямь просто хотел «поговорить с Мудрыми», наивно и по-детски надеясь их в чём-то убедить?

Сильных можно убедить только силой, учил Некрополис. Иного языка для них не существует.

– Ваши желания не имеют никакого значения. Наши желания тоже неважны, – возразил голос.

– Покажитесь! – потребовал Тёрн.

– Мы испытываем удовлетворение, что ты здесь, – как-то коряво заявил невидимый собеседник. – Будут произведены уравнивания.

Алиедора дёрнулась было, однако дхусс сильно сжал ей ладонь, удержав на месте.

– Я пришёл, чтобы говорить… – вновь начал Тёрн, но вместо ответа башню заполнило низкое, басовитое гудение, словно под полом разом заработали крыльями множество пчёл.

– Им не нужны твои слова, – склонив голову набок, чуть ли не нараспев произнесла доньята. – За мной, дхусс, если не хочешь, чтобы нас поджарили!

Она понятия не имела, где враг, каков он, на что способен. Фереальв и Роллэ казались страшными противниками, почти непобедимыми; в гавани Элиэри Алиедоре с Тёрном повезло, Мелли оттянула на себя все силы ноори, и дхуссу с Гончей только поэтому посчастливилось ускользнуть.

Голые руки. Ни меча, ни ножа, ни даже палки. Вывернувшись, Алиедора метнулась через зал, прямо туда, за скрещение звёздных лучей, где клубилась темнота.

– Нет! – загремел Тёрн. – Стой, Алли!

Как же. Нашёл дуру.

За мраком и звёздными лучами, как она и чуяла, обнаружила себя ещё одна лестница, узкая, винтовая, словно пыточный бурав врезавшаяся в каменную плоть башни. Вверх, сквозь плавающие клубы тёмного тумана, вверх, сквозь сгустившуюся могильную тьму – на лестице не было окон, если бы не алхимия Некрополиса, она вообще бы ничего не видела. Дхусс остался где-то там, позади, в зале с нацеленными на звёзды окнами, со скрещёнными, словно шпаги, тонкими серебристыми лучами, с мерцанием причудливо-изогнутого металлического росчерка на каменном полу.

Гончую вело чутье, то самое, над которым бились в Некрополисе её учителя. Чуять врага, чуять всем существом, и дотягиваться до него, несмотря ни на какие препятствия. Мудрых никто никогда не видел? Наверное, никто никогда не видел их лиц, потому что даже тот единственный Мудрый, что встречал их в порту, носил скрывающую лицо маску.

Если Тёрн не дурак, он сейчас постарается выбраться наружу. Да, ни дверей, ни ворот, но попали ведь они сюда как-то! А мастер Беззвучной Арфы – или как там её – дорожку, надеюсь, отыскать сумеет.

И тогда они действительно поговорят с Мудрыми уже совсем иными словами.

Поворот, поворот, поворот. Башня, конечно, высока, но бежит Алиедора быстро, пора бы появиться хоть какому-то пространству. И Мудрые эти – где их магия? Медлят? Решили «подпустить поближе», чтобы уж наверняка?

Она не задыхалась, ноги несли Гончую быстро и неутомимо. Алхимия работала. Но… где же Мудрые? Где враг? Рядом, мучительно-дразняще рядом – и нигде.

Что ж, она тоже может раствориться во тьме, слиться со стеной, взметнуться под едва различимый даже её зрением Гончей потолок, зависнуть там жутким пауком, растопырившись, замереть, врастая в каменную кладку – здесь не было привычных балок, перекрытия в башне Затмений делали как-то совсем по-другому.

Что ты можешь против магии, той самой – если не много могущественней, – что пленила тебя там, в Старом Свете?

Хотеть не значит мочь, сказки врут. Но теперь доньята Алиедора Венти, Гончая Некрополиса, знала, чего ожидать. Она представляла себя вновь на самом дне цитадели Гильдии Мастеров, там, где она с мэтром Латариусом училась отделять и умертвлять часть самой себя, пробиваясь к самым корням Смерти, заглядывая в пустые и бездонные глаза небытия.

Уходила, растворяясь во мраке башни Затмений, та часть Алиедоры, что боялась, не верила, сомневалась.

Больно было, словно кромсаешь ножом собственную руку. Но к боли она привыкла – и там, на дне цитадели, Алиедора впускала в себя смерть, тишину, вековое великое молчание; а тут хлынуло совсем иное.

Иное небо, иное солнце. Иной рисунок разбросанных по небу звёзд. День стремительно сменялся ночью, над смарагдовыми лугами порхали невиданные существа – полуптицы, полубабочки; у берега тёплого ленивого моря возносились розовато-белые, ажурные башни и башенки, так похожие на то, что Алиедора уже видела на Зачарованном острове.