Текст книги "Гибель богов (Книга Хагена)"

Хаген хрипло заорал, указывая мечом на новую опасность. Спустившиеся через дверь воины были вооружены длинными и тонкими мечами с радужными лезвиями на очень вытянутых гладких деревянных рукоятках; больше они ничего не имели – ни доспехов, ни копий, ни луков, – но я слишком хорошо знал эти поистине смертоносные клинки, лишь немногим уступающие зачарованным Дискам Ямерта, что хранятся в Главном Храме Королевства…

Бесполезны были луки – ветер останавливал стрелы. Радужные воины приближались – воители и воительницы, все высокие, с длинными распущенными волосами. А вдобавок от Храма к нам двигалось ещё одно существо – двуногое и шестирукое, всё опоясанное блистающими жёлтыми зрачками, в свободных золотистых одеяниях. Его голову скрывал огромный шлем, чёрный с алым; и росту в этом создании было не меньше двадцати футов. Старый знакомый. Один из хранителей дворца Сигрлинн в Джибулистане. Ловкий, хитрый, умелый, отважный… Хотя она почти никогда не использовала их как воинов…

Ждать больше было нельзя. Меч словно сам прыгнул мне в руку.

– Постарайся пробиться к кораблям! – крикнул я на бегу Хагену. Ветер, валивший людей с ног, всё же был слабоват для меня.

Я бросился наперерез зофару, прислужнику Сигрлинн. Одно из двух: или волшебница основательно изменила своим привычкам, или замыслившие это действо постарались устроить всё так, чтобы я подумал именно на неё. Зофар должен был в этом случае стать последним, завершающим штрихом, после которого у меня не осталось бы никаких сомнений.

Верный слуга моей былой… э… приятельницы приближался к нам, забавно раскачиваясь при ходьбе. В каждой из шести громадных рук он держал по длинному широкому клинку характерной, придуманной самой Сигрлинн формы – с острым загибом на конце лезвия. Увидев меня, он издал странный звук – нечто вроде подавленного стона ужаса, но продолжал переть мне навстречу. Узнал, что ли? Но зофары никогда не имели никаких способностей к магии; не могли они и ощущать её присутствие. Это были отличные воины, настоящие бойцы, но не более. И кто это вздумал напялить на него эти нелепые жёлтые простыни, словно на храмового жреца? Цвета Сигрлинн всегда были иными…

Мы сошлись. Все мои размышления, наверное, заняли немало места в изложении – на самом же деле прошли секунды.

Ух, как свистнули, сливаясь в сплошном сверкающем смерче, у меня над головой все шесть мечей зофара! Как стонал нещадно рассекаемый воздух, как рвались в клочья тончайшие тела наполняющих его эфирных созданий, ни в чём не повинных и не имеющих никакого отношения к нашим сварам! Взгляд жёлтых зрачков полнило безумие, и я тотчас ощутил наложенное на зофара заклятье. Оно было слишком сложным, чтобы моментально распутать причудливо скрученные токи сил и энергий, и на первый взгляд по почерку похоже на употреблявшиеся Сигрлинн формы… хотя я ощутил и некие малозаметные отличия, но… не разбираться же в этом сейчас!

Я так и не узнал, кто ковал зофару его шесть мечей – но, надо сказать, выковали их ему из рук вон плохо. Мой Чёрный Меч даже не ломал – он резал эти клинки, точно серп – колосья; железные обломки один за другим падали на землю. Оставшись безоружным, зофар с совершенно несвойственными ему тупостью и растерянностью уставился на свои руки, сжимавшие бесполезные теперь эфесы.

Я ухватился за одну из замерших толстенных рук, подтянулся, перехватил, подтянулся вновь и оказался возле громадного уха. Зофар вяло попытался схватить меня; двигался он почему-то замедленно, совсем не так, как только что работал мечами, – видно, наложенное на него заклятье оказалось слишком узкого действия. Шаг в сторону – и он растерялся; а ведь зофары как раз и создавались Сигрлинн с расчётом на совершенно непредвиденные случаи, были умны, хитры, сообразительны и уж ни при каких обстоятельствах не позволили бы врагу вскарабкаться по ним, как по дереву, и стукнуть себя чуть выше и правее уха тяжёлым эфесом Чёрного Меча, выкованного самим Ракотом.

Оглушённый гигант беззвучно распростёрся на земле; я бросился обратно, где дружинники Хагена уже отбивались от наседавших на них радужных воинов. Бойцам моего Ученика приходилось туго, уже примерно половина провалилась в трещины, и от гибели их спасали только верёвки, обвязанные вокруг груди.

Держать в руках меч и бороться с ветром могли всего три или четыре десятка дружинников Хагена, самых сильных и выносливых. Я видел, как Хаген сшибся с вырвавшимся вперёд предводителем радужных воинов, как столкнулись сработанный мастерами Кольчужной Горы клинок и узкая радужная полоса, прошедшая девяносто девять горнил Верхних Миров, – столкнулись и отлетели, окутавшись быстро растаявшим дымком. Я перевёл дух – изделие гномов оправдало заплаченную за него непомерную цену. А потом подобрал с земли первый попавшийся камень и со всей силы запустил им туда, в завораживающее мерцание над головой.

Были дни, когда от отчаяния я катался по опалённому песку и до крови прокусывал губы, не зная, как справиться с такими вот магическими дверями. Пробовал против них десятки и сотни разнообразных заклинаний – ничто не помогало. Шли и шли сквозь них радужные воины, ведомые прекрасной Сигрлинн, и в моих дружинах не находилось равного им по силам и умению. И лишь шесть веков спустя, читая альвийские хроники, я нашёл ответ столь же парадоксальный, сколь и простой.

Некое войско, повествовала хроника, осаждало некий город. Осада шла уже не один месяц, защищавшиеся стойко отбивали все штурмы, армия нападавших начала роптать. И тогда предводитель этого войска – какой-то принц, король или кто-то в этом роде – приказал своему колдуну сделать так, чтобы город пал. Колдун, разумеется, и до этого получал подобные приказания, но все его усилия парировались контрударами городского чародея. И тогда колдун нападавших сотворил самое могучее из ведомых ему заклятий, едва оставшись при этом жив. Небеса разверзлись, и диковинные воины пошли с мечами наголо на казавшийся уже обречённым город. Магия не остановила их, и тогда командир одной из башен в отчаянии приказал развернуть катапульту да и всадил тяжёлое каменное ядро прямо в это проклятущее мерцание – отчего оное мерцание и исчезло, вместе со всеми появившимися было странными воинами. Это навело меня на мысль, которую я сперва отбросил как заведомо нелепую. Дверь между Мирами закрывается от попадания в её створ самого простого камня! Потом я потратил немало времени, чтобы строго доказать это, и в конце концов добился своего. Не представляю себе, знали ли об этом остальные Маги моего Поколения, знал ли об этом Мерлин… если не знали, то, право же, я сейчас отдавал в их руки бесценное сокровище.

Мой крошечный камешек сработал, как ему и было положено. Ряды воинов в радужных одеждах заколебались, остановились и внезапно устремились назад, растворяясь в сияющих облаках, спустившихся к самой земле. Хаген и его дружинники провожали своих противников ошеломлёнными взглядами.

Оставались ветер и распадающаяся под ногами земля, и тут без магии я уже ничего не мог сделать.

– Хаген! Можете идти? – крикнул я, перекрывая свист ветра.

– Я – да, и кое-кто ещё, а остальные – нет! – донесся его ответ.

– Иди, не стой! Иди к кораблям! Я останусь здесь!

Мой Ученик подчинился без колебаний и рассуждений. За ним потянулись те четыре десятка воинов, что могли стоять на ногах. Сотрясавшие землю вихри превратили то место, где задержался запертый ветрами в ловушку отряд Хагена, в глубокую и широкую яму, дно которой проваливалось всё ниже и ниже. По откосам, отчаянно цепляясь за осыпающиеся склоны, ползли дружинники, пытаясь удержать раненых и мешки с добычей. Но постепенно содрогания земли стали слабеть – часть противостоявших нам слепых сил обратилась против Хагена и его людей, упорно пробивавшихся к «драконам». Ветер взвыл, словно в растерянности; круг, к которому прикладывалась вся его мощь, становился всё шире, соответственно слабел и напор. Внезапно неведомые управляющие всем этим магическим безобразием, словно спохватившись, вообще бросили основную часть отряда, направив всю накопленную мощь против Хагена, сочтя его наиболее опасным. Остальные воины смогли наконец выбраться из провалов и трещин.

– К берегу! Рассыпаться! – скомандовал я. – Бегом!

Ветер, казалось, совсем сбился с толку. Порывы его то валили с ног, то вдруг воцарялась полная тишина. Трещины потянулись к нам, точно змеи, но бегущие к мокрым камням дружинники перепрыгивали через них, чёрные провалы преследовали воинов, но не могли поглотить сразу столько живой добычи; наконец кто-то из распоряжавшихся подземными вихрями сообразил, в чём дело, и погнал всех их рыть глубокий ров, отрезавший нас от берега; зато стало легче Хагену.

– Влево! Сомкнуться!

Мы вновь смогли обмануть и ветер, и землетрясение. Они опять бросились в погоню за нами, и Хаген со своими покрыл одним броском почти всё отделявшее его от кораблей расстояние. Борющиеся с нами силы снова кинулись на него, и теперь уже пришла наша очередь изо всех сил рваться к кораблям.

Оказавшись на береговых камнях, дружинники прыгали в воду, схватившись за предусмотрительно разложенные здесь куски брёвен. Силачи Хагена, первыми добравшиеся до кораблей, метали подплывающим ременные петли. Ветер стихал, чудовищные судороги перестали сотрясать землю; выглядело это так, будто наши неведомые противники признали своё поражение. Правда, ветер всё равно дул в нос «драконам», но это был обычный для прибрежных вод Хранимого Королевства случай. И я ещё больше укрепился в своих сомнениях – действительно ли Сигрлинн противостояла мне сегодня или кто-то тщательно подделывающийся под неё? Будь это она, неминуемо было бы снято заклятье с берегового ветра, и борьба продолжалась бы уже на морских просторах. Я знал это заклятье. Его Сигрлинн плела очень долго и весьма им гордилась – она одна могла снять или изменить его. Неужто Макран и Эстери, подумалось мне. Всё может быть… может, всё-таки Сигрлинн… не пустив в ход колдовство, ничего наверняка не выяснишь… но сейчас прежде всего – раненые.

Вздымались и опускались вёсла. Гребцы хриплыми голосами тянули древнюю победную песнь эльдрингов, громко славя своего тана – как они тотчас стали прозывать Хагена, присвоив вожаку ещё не принадлежащий ему титул. Добыча была выше самых смелых их мечтаний; конечно, в бою пришлось хлебнуть лиха, но теперь всё позади, они одолели колдовство и идут домой. Хединсей они невольно уже называли домом…

Мы обосновались в охранном замке острова, хотя я и видел его многочисленные уязвимые места. Выдержать в нём серьёзный штурм можно было лишь ценой тяжких потерь. Ничего, потом выстроим получше.

Хаген уже ждал меня, и взор его был полон укоризны. Отчего я не вмешался? Что вообще произошло после того, как мы выбрались из Храма? Что это за страшилище в жёлтом, как мне удалось его уложить? Он задал мне ещё добрую сотню подобных вопросов.

– Мы угодили в засаду, Хаген, – ответил я. – Кто-то из моих сородичей следил всё это время либо за мной, либо за тобой. Вряд ли за мной – я все же льщу себя надеждой, что не до конца ослеп и оглох, и хочется верить, что я заметил бы наблюдение. Потом, когда мы захватили добычу, по нам ударили, причём мы тоже, видно, сбили их с толку. Наверное, они ждали, что мы станем громить Храм, выжигать молельные залы – а мы лишь очистили одну из кладовых. Потом они всё время старались выяснить, здесь ли я. Они пытались вызвать меня на любое, сколь угодно незначительное магическое действие, которое тотчас бы выдало меня с головой. Поэтому я работал не волшбой, а мечом – и оттого ничем не мог помочь тебе, мой мальчик. Но ты держался потрясающе!.. И ты выбрал себе правильных спутников. Чтобы из двухсот восьмидесяти целых сорок смогли бы противостоять мощи четырёх Останавливающих Ветров!..

Но это ещё не всё. Помнишь, я рассказывал тебе о волшебнице Сигрлинн? В которую ты ещё запустил комом грязи на дороге от Йоля? – Это я, в общем-то, сказал зря. Хаген никогда не забывал ни ту ночь, ни ту прекрасную женщину, явившуюся нам под проливным дождём и отговаривавшую его идти путём моего Ученика…

– Так вот, – продолжал я. – Кому-то очень хотелось, чтобы я решил, будто эту атаку устроила именно Сигрлинн, но… – И я рассказал Хагену о своих сомнениях. – Конечно, быть может, это всё-таки была именно она, – закончил я, – но это я не проверял.

Хаген озабоченно тёр лоб.

– А если они ударят по нам здесь, на острове? – хмуро спросил он.

– На острове – пусть себе. Тут у меня найдётся, чем им ответить. Другое дело – нападение на Храм Ямерта!.. – Я умолчал о том, что Мерлин мог счесть это тем самым пресловутым «нарушением Равновесия» и привести в действие своё новое карательное заклятье, если, конечно, Сигрлинн сказала мне правду.

– И зачем это могло быть нужно – чтобы ты, Учитель, подумал на эту волшебницу?

– Понятия не имею, Хаген. Может, Маги моего Поколения опять выясняют отношения в настоящей Магической Войне, о которой я расскажу тебе много больше, когда придёт время, и всё случившееся как-то связано с их борьбой за власть. Гораздо хуже… если здесь окажется рука Мерлина. Но обычно я узнаю его заклятья – а эти опознать никак не мог. Впрочем, хватит об этом. Вскорости нам надо ждать гостей из Хранимого Королевства.

– Я как раз хотел поговорить об этом, – отозвался Хаген, склоняясь над принесённой им картой. – Они ведь будут штурмовать порт?

– Другой дороги им нет, – кивнул я. – Если только нет тайного пути через скалы. Ты…

– Я уже послал четыре конных дозора, – быстро договорил за меня Хаген. – Велел искать признаки тропы к морю, а также проверять все подозрительные пещеры. Если они нападут на порт, мы отобьёмся…

«Отобьёмся, – подумал я, – если они не пустят в ход Диски Ямерта».

– …Я думаю поставить пять десятков на пирсах… – продолжал говорить Хаген, но я остановил его, подняв руку.

– Ты уже достаточно опытен, мой мальчик, чтобы обойтись в этом деле без моих советов. Но не забывай, что нашей целью было не развязывать войну с двумястами пятьюдесятью мечами против многих десятков тысяч, что под рукой у Видрира!..

– Я помню, Учитель, – наклонил голову Хаген. – Надо добиться от них нужного нам мира – на наших условиях.

– Да!.. Обещай вернуть кое-что из драгоценной утвари Храма – из твоей доли добычи. Напирай на то, что они ничего не выиграют, начни Хранимое Королевство войну с тобой.

– Я им скажу, – с усмешкой протянул Хаген. – Я уж постараюсь попугать этих лежебок!..

– Не сомневаюсь, Хаген. Поэтому я и оставлю тебя здесь одного на некоторое время. Понимаю, это рискованно, но произошло слишком много странных событий. Кое в каких из них я не смогу разобраться, находясь здесь. Придётся предпринять небольшое путешествие.

– Я не боюсь никого, кто явится сюда с простым мечом, – угрюмовато проговорил Хаген. – Но что, если вновь навалятся те, кто чуть не прикончил нас после того, как мы вышли из Храма?

– Сам ветер и сами трещины не могли убить вас, – ответил я. – Ты забыл один из главных законов, по которым живёт наше Поколение?

– Конечно же, нет!

– Так вот, если всё начнётся снова, постарайся выбраться из того места, в которое будет направлена мощь ветра. Если начнёт открываться Дверь, ты увидишь радужное мерцание. Что нужно делать, чтобы закрыть её?

– Да, Учитель, ты прав, прости меня… – Хаген вновь наклонил голову. – Я всё помню и всё сделаю. Ты можешь быть спокоен. Когда ты вернёшься, над Хединсеем будет наше знамя! – напыщенно закончил он, вновь гордо поднимая голову.

– Надеюсь, – заметил я. – Не теряй головы. Оборона должна быть в полной готовности самое позднее завтра к утру – раньше галеры Видрира всё равно не успеют, несмотря на попутный ветер. Но… будет лучше, если большую часть работ вы закончите за первую половину ночи. Те, кто помогают Хранимому Королевству, могут и подхлестнуть Толкателей Судов. Жди меня, Хаген, и не отлучайся с острова. До встречи!

– До встречи, Учитель, – сказал мой Ученик, поклонившись и отступая в сторону. Я начал сотворять заклятье Перемещения. Предстояла большая работа. Прежде всего меня ждал Замок Всех Древних.

Глава VIII

– Ну, вот он, твой Гнипахеллир, – ворчливо промолвил Бран Сухая Рука. Они с Хагеном стояли на самом краю невысокого, прореженного морозами сосняка. Лесной Коридор кончился.

Хаген молча смотрел на унылую, безжизненную, серую равнину, что тянулась до самого горизонта. Лишь там, вдали, его острые глаза различили нечто вроде холмистой гряды. Нигде ни деревца, ни кустика – небо да земля, голая, каменистая, лишь кое-где цеплялись за неё узкие полоски серебристого мха. С небосводом тоже не всё было в порядке: откуда-то по нему тянулись с юго-запада длинные, размазанные полосы дыма. В воздухе ощутимо пахло гарью. По расчётам Сухой Руки, сейчас должен быть полдень, но солнце скрыли тяжёлые дымные облака, вокруг царили мглистые сумерки, и тан не мог с уверенностью сказать, действительно ли он рассмотрел холмы там, у края видимых земель, или же это были, скажем, купы очень высоких деревьев.

– Спасибо тебе, Бран, – повернулся к спутнику Хаген. – Я не зову тебя идти дальше. Ты исполнил первую часть своего обещания. Будешь ли ты ожидать меня здесь или же назначишь иное место?

– Я пойду с тобой, – просто ответил Сухая Рука. – Вместе вышли, вместе и придём, – закончил он не слишком понятной фразой.

– Что ты там собрался делать? – удивился Хаген. – Я намерен усыпить Пса и после этого убраться оттуда как можно скорее. А что тебя туда тянет?

– Хочу посмотреть на это диво, – коротко ответил Бран. – Ну, тронулись, что ли, молодой тан? Долго ещё стоять-то здесь будем? Теперь ты меня поведёшь, я далеко в эти края не заходил, леса держался…

– Как знаешь, – кивнул Хаген. – Не скрою, рад, что пойду не один!..

Они погнали коней прямо на север. Путь в этом месте был только один. Гнипахеллир напоминал гигантскую воронку, все дороги здесь вели только к Чёрному Тракту, а по нему Хаген мог добраться и до Пса.

Минул час, другой, третий… вокруг, не сгущаясь и не рассеиваясь, царил всё тот же серый полумрак. Пока на их пути не попадалось ни единого живого существа, даже духи, что толклись вокруг них всё время в Лесном Коридоре, куда-то исчезли.

– Мёртво-то как, – пробормотал Сухая Рука, насторожённо озираясь. – Мертвее некуда…

– Нам-то что? – спросил Хаген. – Чем меньше тварей встретим, тем лучше. Или по Пожирателям Душ соскучился?

– Где дух ютится, там и человеку место, глядишь, сыщется, – возразил Бран. – А вот где духов вовсе нет, там, говорят, и люди долго не выдержат. Смотри, молодой тан! Не пропасть бы нам здесь – не от меча, а от Незримой Смерти!

– Не повторяй бабьи сказки, Бран, – поморщился Хаген. – Я их порядком наслушался, аж тошнит. Нет на Гнипахеллире никакой Незримой Смерти. Её гнездо далеко на юге, за проливом… и потом ещё нужно много дней идти через пустыню и леса, совсем не такие, как наши, чтобы попасть в области, где она царит…

– Может, оно и так, – уныло согласился Бран.

Они поехали дальше: спокойный и сосредоточенный Хаген и Бран, нахмуренный и, как показалось тану, несколько напуганный. «Непривычно, видать, вдали от леса», – подумал Хаген и выбросил это из головы.

Солнце и не думало закатываться, день, казалось, будет длиться вечно. Тан знал, что на севере ночи короткие, но чтобы их совсем не было…

– Что ж ты хочешь? – Бран хрипло усмехнулся, облизнул пересохшие губы. – Гнипахеллир – это, молодой тан, куда севернее, чем все населённые людьми земли. Наше счастье, что сейчас лето, – иначе заледенели бы в момент, и конец.

– Ладно, останавливаемся, – натянул поводья Хаген.

Они едва успели разбить небольшой лагерь в узкой, едва приметной с расстояния ложбине, как Хаген понял, что значили слова «Гарм пробудился», доселе остававшиеся для него лишь неким грозным символом.

Неистовое низкое рычание донеслось откуда-то спереди и снизу, из-под земли, из неглубоких её каверн, и всё вокруг затряслось, заходило ходуном, заскрипело и застонало. Тан бросился ничком, прижав к холодной почве ухо и пытаясь понять – далеко ли они от цели; Бран только скривился.

– Конечно, будешь зол, – ни к селу ни к городу произнёс он задумчиво, – если тебя посреди ночи растолкают, а потом заснуть не дадут…

За первыми раскатами рыка последовали новые; их полнила дикая, кровожадная, исступлённая ненависть ко всему живому и к тем, кто до сих пор держит на привязи его, великого бойцового Пса Смерти, не давая ему вырваться на волю и всласть напиться тёплой крови живых, а не этой мерзкой холодной жижи, что он находил в бросаемых ему трупах… И уж на что твёрд был Ученик Хедина, повстречавший в своей жизни немало страшилищ, но содрогнулся и он. Хаген легко мог представить себе, как рвутся ещё сдерживающие Пса путы, фонтаном устремляется в небо волна развороченной земли и из исполинского провала поднимается чудовищная голова с горящими глазами и вечно ненасытной пастью.

Тан встряхнулся, отгоняя кошмарное видение. Бран стоял рядом, сжав губы и сдвинув брови; лицо его, однако, осталось спокойно, и Хаген невольно устыдился своей, как ему показалось, слабости.

– Да-а, крепкая зверюга, – с оттенком уважения проговорил Сухая Рука. – Лучше бы ему ещё поспать. С удовольствием пожелаю ему приятных сновидений!..

Гарм утих; тан и Сухая Рука устроились на ночлег. Поев, они завернулись в одеяла. Бран тотчас уснул; Хагену же не спалось. В ушах тана стоял рык Пса.

Сперва ему показалось, что он дремлет и грезит, но потом в сознание, как всегда внезапно и быстро, одним толчком ворвалось новое чувство. Хаген слышал тонкий писк, похожий на комариный, на самом пределе, что разбирает человеческий слух. «Мошкара, что ли?» – мелькнуло у него, но в следующее мгновение он уже оказался у края ложбины, опустив забрало и держа в руках меч. Рядом лежал небольшой заряженный арбалет.

По равнине медленно двигалась длинная цепочка бледных, размазанных огоньков. Неяркие, они напоминали болотных светлячков. А потом подле каждого огонька Хаген разглядел и смутно белеющие в полумраке фигуры; очертаниями они напоминали человеческие, только размытые и безликие. Впереди же этой процессии шагал некто высокий, весь в сером и чёрном: Хаген различал заостренный кверху шлем, широкое лезвие несомого наперевес странного клинка; от этого существа волнами расходилась сила, мрачная и безжалостная, но в то же время и равнодушная.

Высокий воин поравнялся с ложбиной, где лежал Хаген. Остановился. Неспешно повернул голову в сторону замершего тана – и Хаген ощутил, как мощные незримые руки начинают отдирать его от спасительной земли. В ворота рассудка колотился обезумевший ужас – вскочить, бежать!..

Пальцы Хагена легли на точёную рукоять арбалета. Движение, совершенно бессмысленное сейчас; замереть, распластаться, пусть эти холодные ладони загребут пустой песок!

И тут тану показалось, что он действительно сходит с ума. Перед самыми его глазами был край ложбины, неровная линия слежавшегося песка и мелких камней; внезапно на эту картину наложилась другая: он словно бы вставал, в то же время оставаясь лежать. Ледяные тиски боли стиснули сердце, помутилось сознание…

«Сейчас, – лихорадочно, как показалось Хагену, подумал он. – Как я мог… это же Яргохор, Водитель Мёртвых… Тот, кто извергает души… Заклятье! Заклятье… заклятье…»

Прежде чем память подсказала Хагену подходящее заклинание, его рука взметнулась сама собой и сделала единственное, что могла, – разрядила самострел прямо под обрез высокого чёрного шлема, где могла оказаться роковая для смертного воина щель в доспехах.

Никто и никогда не посягал с оружием на могучего Яргохора, не зря носившего имя Водителя Мёртвых. Век за веком унылые караваны душ, недостойных иного посмертия, тащились через безжизненные поля Гнипахеллира к печальному пути без возврата, к Чёрному Тракту, к дороге в Хель. Редко, очень редко живые осмеливались углубляться в Гнипахеллир, но, если они встречались Яргохору, он делал с ними то, что привык, – исторгал души, уволакивал их с собой в бездны Нифльхеля. Когда-то Водитель Мёртвых носил иное имя, ныне совсем забытое… Маг Хедин мог бы многое рассказать о том, как переусердствовал этот самый юный из Молодых Богов в Первый День Гнева и был наказан суровым, но справедливым Ямертом – лишён сил, богатства памяти и поставлен провожатым мрачных процессий. Давным-давно Хедин, движимый частично любопытством, частично – сочувствием к претерпевшему от Молодых Богов, побывал здесь и видел Яргохора; однако Учителя Хагена тогда ждало разочарование. Водитель Мёртвых не стал вступать в разговор, а попросту потянулся незримыми когтями, как он делал всегда, встречая живого… Хедин воздвиг барьер могучих Охранных заклятий, и когти убрались, однако Маг не мог точно сказать – подействовали на Яргохора колдовские преграды или Водитель Мёртвых просто понял, что перед ним не простой Смертный…

Короткая и толстая арбалетная стрела высекла сноп искр из брони Яргохора; тёмная фигура его внезапно пошатнулась, и мир в глазах Хагена перестал двоиться.

Яргохор застыл, словно колеблясь; Хаген тоже оцепенел, оставив даже попытки вспомнить слова магической обороны. Действовали лишь его руки – причём сам он не давал никакого приказа, они двигались как бы помимо его воли, поспешно перезаряжая арбалет.

Вокруг ложбины замкнулось кольцо бледных безжизненных огней. Мёртвые терпеливо ждали, им спешить было некуда, впереди их ждала почти что вечность.

Яргохор стал угрожающе поднимать длинный меч и шагнул к Хагену, словно простой воин; тан не мог ни о чём думать, он просто выстрелил вторично.

В свете короткой вспышки Хаген увидел, что из тела Водителя Мёртвых торчит первая арбалетная стрела, ушедшая почти на всю длину; Яргохор вновь остановился, и тану показалось, что он слегка пошатнулся.

Бредовая, безумная сцена разыгрывалась в полном молчании; Хаген даже отдалённо не мог представить себе, что делать дальше. О борьбе со столь могущественным слугой Молодых Богов, каким оставался Яргохор, они с Учителем пока ещё не говорили.

Высокая фигура со страшным мечом сделала ещё один шаг вперёд, но теперь уже очень неуверенно. Хаген вновь ощутил касание невидимых жёстких когтей и поспешил сотворить Ограждающее заклятье. Клыки вошли в стремительно уплотнявшуюся туманную защиту тана, как холодный нож в ещё более холодный кусок масла, – с трудом, явно увязая; но тут Ученик Хедина выстрелил в третий раз, и ловчие снасти Водителя Мёртвых убрались прочь.

Яргохор повернулся, опуская оружие, неспешно провёл рукой по груди, и все три арбалетных дротика с лёгким звоном упали на землю – это оказался единственный звук, нарушивший сгустившуюся над ним давящую тишину; в безмолвствии Гнипахеллира он прозвучал подобно колоколу.

Не обращая более никакого внимания на Хагена, Водитель Мёртвых взмахом меча велел мертвецам следовать за собой и зашагал прочь. Хаген смотрел им вслед, не в силах пошевелиться, пока марево и сумрак не скрыли их.

Придя в себя, тан яростно затряс Брана.

– Э, в чём дело?.. Уже вставать? – сонно забормотал тот.

– Да очнись, лежебока! – гаркнул тан. – Мы с тобой оба едва не отправились в Нифльхель, пока ты тут дрых!

– Так мы ж туда и собирались, что ж не отправились-то?

– Тут был Яргохор, – раздельно выговорил Хаген. – Водитель Мёртвых. Со своим караваном. Слыхал о таком?

– Ну и что? – искренне удивился Бран. – Знаю я о нём и видел даже раза три в молодости.

– Ты трижды видел Яргохора? – Глаза Хагена полезли на лоб.

– Да, а что же тут странного? – пожал плечами Бран.

– Тогда почему ты до сих пор жив?! – страшным голосом рявкнул Хаген. – Яргохор исторгает души всех Смертных, что попадаются у него на пути! Как ты мог уцелеть?!

– Что-что? – Сухая Рука казался страшно озадаченным. – Исторгает души?! Впервые слышу! Это верно?

– Да уж можешь мне поверить, – ядовито сказал Хаген. – Я выстрелил в него трижды из арбалета, поставил одно несложное Охранное заклинание… Не думаю, что его остановило именно это – по крайней мере, мои дротики он вынул из себя и отбросил в сторону, и не заметно, чтобы они нанесли ему хоть какие-то раны, но, так или иначе, он остановился, а потом пошёл своей дорогой. Ты можешь это объяснить, если встречался с ним трижды?

– А может, он бы так и прошёл себе мимо, даже если б ты и не выстрелил…

– Нет, – содрогнулся Хаген. – Моя душа… она начала покидать тело… врагу не пожелаю такого…

– Ничего не понимаю, – развёл руками Бран. – Я-то сейчас спал себе и ничего не чувствовал…

«Вот и ещё одна загадка, – подумал Хаген. – Каким секретом владеет этот Сухая Рука, что Яргохор не замечает его? А может, Бран вообще бессмертен?! Да нет, это глупости…»

– Да, и неясно, почему он вдруг оставил тебя, молодой тан, если уж начал, по твоим словам, исторгать душу…

– Ладно, всё это обдумаем позже, – мрачно махнул рукой Хаген. – Сейчас у нас есть дело, и с ним надо покончить. Давай соснём ещё – а потом в дорогу.

Пока пробивался к монастырю Гудмунд, беседовал сперва с Хрофтом, а затем с Браном Хаген – Фроди выполнял полученный от тана приказ. Он тоже пробирался на север, к Рёдульсфьёлльским горам, разыскивая Хранителей Покрывала Ялини. Он тоже видел затканное бесчисленными дымами небо; видел спасавшихся от распространяющегося пожара птиц, зверей и прочих мелких лесных обитателей, вроде Цветочных Дев… Один раз мимо него промчался даже мормат-страшилище, Фроди отпрянул, подняв дубину, но кошмарная тварь не обратила на него никакого внимания – тащила прочь двух своих детёнышей.

Размытые горы, границы Северного Сада Ялини, были уже рядом. Фроди ехал по широкой, густо заросшей долине, вдоль берега небольшой речки, на редкость чистой и ласково журчащей. Грубоватый и сильный воин редко прислушивался к музыке вод, но сейчас час за часом ехал словно заворожённый – так чист, звонок и переливчив был голос скользящего по многоцветным камням неглубокого потока. Когда Фроди нагибался, чтобы напиться, ему казалось, что от воды исходит некий слабый, едва чувствующийся аромат – не пропитай всё вокруг отвратительный запах гари, он смог бы разобрать его. Когда он подносил ко рту сложенные горстью ладони, ему казалось, что он держит изысканнейший кубок с драгоценным вином; и вкус этой воды Фроди не мог описать никакими словами.

Под стать воде оказалось и остальное в этой долине. Исчезли мрачные ели, тонкие сосны, унылые серые мхи; склоны покрывали неведомые Фроди кусты, деревья и травы, в чем-то похожие на привычные человеку севера, но и очень существенно от них отличавшиеся. Он не видел колючих чащ или непролазных буреломов, гниющего валежника или упавшего сушняка. Золотистые стволы взносили к самому поднебесью клубящиеся облака крон; хвойные деревья не щетинились колючками, их иглы стали длинными, мягкими и источали слабый зеленоватый свет, не видимый при солнце, но хорошо заметный в сумерках. Яркие не по-северному цветы причудливо сочетались со строгостью линий ветвей. Здесь не было безумного кипения бесконечно пожирающего друг друга скопища растущих и двигающихся существ, коим полны южные леса. Фроди видел плоды – точнее, громадные шишки с удивительно вкусными и сочными орехами под чешуей, – эти шишки валялись повсюду, и он просто подбирал попадавшиеся.