Текст книги "Черное копье"

– Об этом – пожалуйста! – вновь усмехнулся, на сей раз по-доброму, эльф. – Я расскажу тебе всю историю его появления в этом Мире, можешь сравнить её с тем, что слышал раньше.

Это случилось давно, две тысячи солнечных кругов назад, в дни Третьей Эпохи, когда Истари, Орден магов, высадился на западных берегах Средиземья, посланный Силами Мира для противостояния наследнику Первого Врага, могучему Гортауру, ещё известному под именем Саурона.

И почти одновременно с ними в наш Мир вступил Великий Орлангур. Никто из живущих на востоке не знает, каково его подлинное происхождение. Сам же он говорит так, позабыв собственное возникновение: вначале было Ничто, был Хаос – но неоднородный. И были в нём изначальные области сгустков мрака, первородной субстанции, и ближайшее к нынешнему месту Арды звалось Унголиант. Много ужаснейших существ, родившихся на погибель свету жизни, вышло из его мрачных глубин; однако Унголиант не оставался неизменным. В момент сотворения Эа пылающие обломки Хаоса, волны Пламени Неуничтожимого пронзили сумрак, и Тени расслоились – в Унголианте возникли серые области, и были даже такие места, где Свет задержался надолго, будучи не в силах прорваться сквозь завесу Тьмы. А там, где Свет столкнулся с Тьмой, возникло различие, а там, где различие – там движение, а где движение – там сила, а где сила – рано или поздно возникнет сознание. И сознание возникло – и в Эа вступил Великий Орлангур. Это имя – Орлангур – он взял себе сам, ну а уж Великим его прозвали обитатели Средиземья… Долгие тысячелетия, пока Валары довершали очерчивание Мира, пока длились схватки с Первым Врагом, пока явились в Мир Первородные и Последовавшие, возникали и рушились царства, затемнялся Валинор, кипели долгие битвы в Белрианде, достигал вершины своего величия Нуменор, тянулась Третья Эпоха, низвергались в огненные бездны Роковой Горы Кольцо Всевластья и назгулы, ужасные улаири заканчивали свой земной путь, следуя за Главным Кольцом в сердце огненной бури, – там, в невообразимых безднах и провалах Эа, вне стен Мира, в первородной черноте зрело сознание Великого Орлангура. Он познал Тьму и Свет, и они слились в нём, и познал он также своё собственное начало, и неведомыми нам путями познал прошлое Мира и его настоящее, и тайным даром своим он провидел будущее. В Унголианте, говорят, берёт своё начало Великая Лестница, что заканчивается Звёздной Пристанью высоко над туманами Средиземья, и в предназначенный день Великий Орлангур двинулся по ней вверх.

Он миновал ужасные области, полные дикой, возникшей по воле Моргота жизнью, и наконец приблизился к самым корням Арды. И надо было случиться так, что как раз в это время Чёрные гномы, уходя всё глубже и глубже, осваивая горизонт за горизонтом, упёрлись в Последний Слой. Кирка Даина Прорывателя пробила окно в Нижний мир, и взорам удивлённых рудокопов предстала слабо мерцающая во Тьме Великая Лестница, по которой двигалось вверх, прямо на них, Нечто, неописуемое словами языков Детей Илуватара. Сущность и Ничто, Пустота и Содержание, лишённое Формы. И Чёрных гномов поразил непереносимый ужас, и они пали, лишившись чувств и сил. Однако Великий Орлангур не имел намерений убивать или вообще вредить кому бы то ни было, и, проникнув через пробитое гномами окно, он велел им очнуться и сказал так: «Отчего вы падаете ниц? Я пришёл сюда не за властью. Встаньте!»

И они поднялись, и Великий Орлангур, поняв их смятение, принял тотчас телесную форму, чтобы они могли говорить с ним без страха, но с почтением, – и он принял облик Великого Дракона, и дивились гномы, ибо тело его одновременно находилось и в прорытых ими тоннелях, и вовне плоти Арды. И они начали беседу, и Великий Орлангур много расспрашивал их об их уложениях и обычаях, о порядке жизни, о прошлом, настоящем и надеждах на будущее и затем, поднявшись вместе с Даином и его спутниками по длинным проходам, явился в исполинском Зале королей Земли всему спешно собравшемуся племени Чёрных гномов. Долго говорили они, и гномы стали просить Великого Орлангура поделиться с ними тем великим знанием, что накопил он за бессчётные тысячелетия молчания, размышления и постижения, ибо, сказали они, ты явился к нам, в Арду, движимый желанием познать наш мир, а это и есть наше постоянное и главное занятие, ибо мы, Чёрные гномы, – стражи его основ. Неустанным трудом мы крепим Кости Земли, ибо многие поколения наших предков приумножали красоту подгорных чертогов и возводили прекрасные строения на её поверхности, а из туманных слов могучего Ауле, Вековечного Кователя, нашего Отца, мы знаем, что Духи Заката готовят какое-то чудовищное изменение всего сущего. Мы не хотим этого, мы боимся, что окажутся ненужными все наши труды, и потому мы крепим и крепим основы, дабы иметь надежду, что хоть кто-то уцелеет, если Силы Мира вновь возьмутся за его переделку.

И Великий Орлангур щедро стал делиться с ними своими познаниями, и под его началом Чёрные гномы достигли великих высот мастерства. Однако затем Великому Орлангуру захотелось взглянуть, что происходит и на поверхности. Благодаря своей мудрости он и так знал это, но ему хотелось именно взглянуть на Зелёный мир глазами, а не только мыслями.

И он двинулся дальше наверх, и достиг Чёрного Замка, что сторожит переправу за Баррским хребтом – это верхний форпост Чёрных гномов. И когда он увидел раскинувшиеся вокруг благоуханные луга, и звонкие сосновые, красноствольные боры, и сверкающую гладь бесчисленных рек – когда он увидел это глазами, подобно тебе и мне, – он возлюбил ещё больше этот мир и решил остаться тут навсегда. И он избрал местом своего жительства огромную пещеру, расположенную в старых, стёртых временем и водой горах, залегавшую неглубоко от поверхности с широким входом, дабы каждый, у кого будет желание и хватит твёрдости духа, мог явиться к нему. Мощь его внушала сперва такой страх и людям тех мест, и нам, эльфам, что все бежали перед его ужасным Оком, однако нашлись смельчаки – причём среди людей. И несколько вождей разбежавшихся племён, собрав всю свою смелость, отправились к страшной для всего живого пещере, где в глубине, на возвышении, свивал золотые кольца Вещий Дракон. И вожди почтительно поклонились ему, думая, что он хочет взять власть над их землями, однако он ответил им так же, как и Чёрным гномам до этого: он пришёл не властвовать, а познавать, и стал спрашивать сам.

– В чём смысл бытия вашего, о люди, – говорил он, и каждый из собравшихся вождей трепетал до глубин своего существа, не в силах вынести и объять своим разумом великую Волю, что жила в голосе и во взгляде Великого Орлангура. – В чём смысл вашего краткого земного пути, если вы уходите Вовне, через Двери Мира в неведомое? И почти каждый из вас уходит, оставив незавершённым главный труд своей жизни, – кто не оставил сына, кто не докончил книгу, кто не выстроил дома… Не бессмысленно ли до боли краткое бытие, краткий миг между холодными океанами небытия? Вы созидаете, не пользуясь плодами трудов своих, а смерть, вырвав творца, искажает его замысел в трудах не познавших его до конца последователей. Воздвигаются и рушатся царства, сменяют друг друга языки – но вы по-прежнему рабы той великой Необходимости, что наложил на вас Илуватар, и Зло, грозя вам смертью, может заставить вас выполнять предначертания Тьмы, что оборачивается горем для других Детей Эру. Это странно – бояться ухода из мира могут разве что бессмертные эльфы, для которых смерть – катастрофа, трагическая случайность. Однако вы живёте! Так для чего же?

И долго молчали вожди, лишь один нашёл в себе силы говорить – остальные едва сохраняли способность слышать. Имя его было Атлис. Речи Орлангура и Атлиса вошли во все летописные своды как Куивиэнена, так и Серединного княжества.

И так ответил Орлангуру Атлис, вождь из рода вождей, ничего не знавший досель о Вседержащем Эру Илуватаре, что Был Всегда, о Силах Мира и о прочем:

– Прав ты, о Великий, кратка жизнь наша, и неведома живущим участь ушедших. Прав, что нечасто пользуемся мы плодами трудов своих, однако радость нам – видеть, что эти плоды оказываются полезны детям нашим, и находим мы счастие в приумножении Красоты и Порядка в Сущем. И искусные мастера наши творят, по своему разумению, Красоту, заключая её в свитки и камни, возводя и изображая, высекая и занося в строчки. И как рачительный хозяин оставляет сыну устроенный дом, так и мы передаём следующим за нами созданную – и сохранённую от предков – Красоту и Мудрость. И мы верим, что когда-нибудь наши потомки должным образом распорядятся собранным нами для них.

И тогда Великий Орлангур так ответил Атлису:

– Смел ты и добр, и наделён немалыми силами, нестерпима для тебя мысль о ненужности твоих трудов, о тщете твоих усилий, и многое из того, что ты говоришь, могло бы быть правдой – если бы не то Грядущее, что уготовили Миру те, кого вы называете Богами, хотя на самом деле они – лишь Стихии, Силы Арды, наделённые разумом и сознанием. Слушайте же, смертные, и укрепите сердца ваши, и да не дрогнет от услышанного ваша воля! Да, творя и созидая, передавая созданное детям, храните вы бессмертие вашего рода, однако наступит Чёрный День, когда эта цепь прервётся. Знайте же, что до сих пор жив Моргот, Чёрный Враг Мира, когда-то стоявший вровень с сильнейшими Валарами. Возгордившись, он попытался вознестись, но был низвергнут соединёнными силами эльфов, людей и народа Валаров. А низвергнутый, был он вышвырнут через дверь Мира во Тьму Внешнюю, связанный крепчайшими цепями, ибо нет в пределах Эа силы, способной убить его, как следовало бы, наверное, по-вашему, поступить с ним из-за его деяний. И многие тысячелетия пребывает он во Мраке, скрученный и недвижный – но ничего не забывший, и каждый миг лишь усиливает его злобу и ненависть ко всему сущему. И Мир мог бы наслаждаться покоем – если бы и в Первозданной Тьме Моргот не нашёл себе союзников. Но там нашлись силы, что когда-то стояли за него, – и ныне поднявшиеся из Бездн существа, ни на мгновение не останавливаясь, грызут связывающие Моргота путы, постепенно истончая их. И хотя очень ещё далека от завершения их работа, настанет день, когда она окончится. И тогда горе, горе всем живущим! Ибо в немыслимых силах явится Моргот в Арду, и всё зло, копившееся и таившееся в течение веков его плена, восстанет вместе с ним и двинется против Сил Заката. И грянет Великая Битва, Дагор Дагоррат по-эльфийски, Битва Битв и Война Войн, и дни этого Мира окончатся, и он будет расплавлен и отлит заново. Что последует за Концом Дней, Гибелью Арды и Второй Музыкой Айнуров, не знает даже сам всемогущий Эру Илуватар.

Но что нам до Илуватара! Высок его Престол Сил, и не достигнут его слуха вопли, стоны и проклятия, что в последний горестный час вырвутся из груди умирающих на Земле. Ведь всё, запомни, всё, созданное бессчётными поколениями смертных и бессмертных, падёт, вся сотворённая ими Красота развеется пеплом, и последний из живших проклянёт отцов своих, на одно лишь горе даровавших сынам своим жизнь. И тогда воистину бессмысленными станут все до единой короткие и горькие человеческие жизни, все труды, мысли, порывы, подвиги, подвижничество, вдохновение, озарение – всё станет бессмысленным, ибо бессильно будет напоить страждущего в те последние мгновения, когда воздух наполнится огнём и от жара начнут трескаться губы немногих уцелевших.

И, потрясённые открывшимся им, молчали вожди. Один лишь Атлис продолжал говорить, и таковы были его слова:

– Но разве не предначертана нам, смертным, судьба от первого до последнего мгновения жизни волею Богов? И раз таково Божественное решение, что толку нам роптать? Разве можем мы что-то изменить?

– Можете! – ответствовал Великий Орлангур, и от голоса его стали рушиться в пыль замшелые камни вдоль стен. – Можете, и только вы одни во всей Арде способны на это. Есть один-единственный способ избегнуть бессмысленности – ПРЕДОТВРАТИТЬ ДАГОР ДАГОРРАТ! И если бытие мира сделается вечным, тогда каждое благое деяние человека воистину обретёт бессмертие, и дети ваши будут благословлять отцов своих.

– Но как можно предотвратить Дагор Дагоррат? – вопросил Атлис.

– Вы, смертные, должны сделаться равными Богам. Долгие века должны вы и потомки ваши собирать силы и знания и, собрав, силой, хитростью либо ещё как-то вырваться за пределы мира, подобрать – или отобрать! – Ключи от Двери мира, выйти за Стены Арды, найти Моргота и навечно скрепить его путами так, чтобы он уже никогда не смог освободиться, или же – если вы станете достаточно сильны – отнять у него сознание.

Громом разнеслись по пещере эти слова Великого Орлангура, однако Атлис не поддался заключённой в них недоброй силе и сказал:

– Легко сказать, да трудно сделать, ибо нужно знать – как можем мы стать равными Богам?

– Эру, прозванный Илутавром, недаром считал Смерть не проклятием, а величайшим даром, залогом высшего предназначения вашего рода, – ответствовал Великий Орлангур. – Дух ваш, что покидает Арду, очень силён, только силы эти дремлют в нём. Но есть пути для того, чтобы разбудить их – и тогда два мира будут принадлежать вам, и стихия Валаров сделается вашей стихией, и вы сможете сравняться с ними в могуществе… А как разбудить эти силы – речь на множество дней, ибо нет числа преградам – как и способам их одоления. И надлежит вам, сильномогучим вождям, отбросив распри и детскую погоню за дешёвым блеском мирской власти, объединиться и слиться с древним Серединным княжеством, что уже давным-давно существует неподалёку от этих мест. Я дам вам – на краткое время – силу убеждения, шлите ко мне просветлённых в духе людей, мудрецов по меркам смертных народов из пределов Серединного княжества. И на его месте воздвигнется невиданный в Средиземье Порядок, облечённый величайшей Целью, который – я предрекаю – не распадётся до тех пор, пока не выполнит своё предназначение, и не будет во всем Мире выше доли, чем быть слугой и защитником Серединного княжества. Я помогу воздвигнуть вокруг его пределов исполинскую Стену, что надёжно защитит вас от тревог мелких пограничных войн.

И всё случилось так, как сказано было Великим Орлангуром. Туманная Стена опоясала владения Серединного княжества, а правители его, побывав у Великого Орлангура, стали его последователями, и народ княжества во всей многочисленности отрёкся от суетных соблазнов, посвятив дни свои постижению и изменению самих себя. Но подробности происходящего за Туманной Стеной скрыты даже от нас, эльфов, – у нас свой путь. Наглухо закрыты все Двенадцать Ворот Серединного княжества, выкованных Чёрными гномами, и каждые Ворота имеют высоту шестьсот локтей, а ширину – четыреста. Идёт время, и, чувствуя это, я ощущаю, как приближается с той же неумолимостью, что и возможный Дагор Дагоррат, тот день, когда широко раскроются все Двенадцать Ворот, и великое войско, выйдя из них, начнёт свой путь на запад, и горе тем, кто по наущению Сил Арды или даже по недомыслию дерзнёт преградить дорогу этому войску! Сам Великий Орлангур поведёт его – но что будет дальше, я не могу сказать тебе. Кровавая муть застилает гладь нашего Гадательного озера, ясно одно: по размаху та битва может стать величайшей в истории, если, конечно, Валары и служащие им не проявят благоразумия и не отдадут ключи от Двери мира добровольно.

– А Валары? Неужто они не знают о Великом Орлангуре?

– Знают. Но ничего не могут сделать с ним, ибо он – Третья Сила, которая не может быть уничтожена мощью одной из двух других. Поговаривают, что если Мрак объединится со Светом в борьбе против Предела, что есть великий Орлангур, тогда быть может… Никто не скажет наверняка. Это тайны Высших Сил, они одни обладают способностью познавать свою собственную судьбу.

– А почему вы, эльфы, не присоединились к почитающим Великого Орлангура?

– Потому что у нас иные силы. Мы прикованы к Арде, мы пленники этого мира, и нам отказано в свободе даже после телесной смерти на полях сражений, – с оттенком печали в голосе ответил хоббиту Форве. – Нам не прорваться за Стену мира. Вернее, Великий Орлангур пока не узнал способа. Но хватит об этом! Высокие материи высокими материями, но нужно противостоять тому Злу, что наиболее опасно сейчас. Что нам делать с отрядом Отона, невысоклик Фолко?

– Мне кажется… – робко проговорил хоббит, удивлённый этим вопросом в устах гордого эльфа, – мне кажется, что лучше не трогать его. Он идёт на соединение с Вождём – так можно выследить Олмера.

– Хорошо! – резко сказал Форве. – Так мы и поступим.

– Но позволено ли будет ещё спросить кое о чём высокого принца? – поспешно произнёс Фолко, видя, что эльф поднимается. – Можно ли попасть в Серединное княжество? Мне, например?

– Тебе можно, – без тени насмешки ответил эльф. – Там принимают всякого смертного, кроме, правда, гномов. Они, как и мы, Перворождённые, не могут покинуть Арду. Им нечего делать в готовящемся походе, хотя, конечно, и мы, и Чёрные гномы выставим свои силы, если придётся драться здесь, в Средиземье, или даже в Валиноре. Но дальше нам не пройти. А тебя возьмут – ты ведь сродни людям.

– А как можно узнать, близок ли день начала похода?

– Ну и вопрос! Думаю, за ответ на него Валары не пожалели бы никаких сокровищ. Не знаю, невысоклик! Как не знает никто в пределах Арды, как не знает Великий Орлангур и даже сам Эру Илуватар. Надеюсь увидеть его начало и сожалею, что этого не увидишь ты.

Форве вновь сделал движение, намереваясь встать.

– Но я хотел бы узнать ещё что-нибудь об истории вашего народа! – взмолился хоббит. – Что произошло на Водах Пробуждения после Раскола эльфов?

Форве едва заметно усмехнулся.

– Сейчас нет времени для долгих рассказов, – произнёс он, стягивая что-то с пальца левой руки. – Возьми вот это. Мой перстень, конечно, не равен по силе какому-нибудь из прославленных Трёх, но он будет небесполезен тебе и послужит также вечным пропуском в наши земли и поводырём. Где бы ты ни странствовал, из любой окраины мира этот перстень поможет тебе найти дорогу ко дворцу моего деда – приглашаю тебя, ты всегда будешь желанным гостем в его стенах. Там мы сможем поговорить о многом – ведь после нашего короткого разговора осталось столько недосказанного! Прощай, невысоклик, тебе пора возвращаться. Сперва я хотел убедить тебя не делать этого, но теперь вижу, что вы, хоббиты, всё равно поступите по-своему. И последнее – подойди сюда. – Склонившись к хоббиту, Форве прошептал ему на ухо: – Я оставил тебе в перстне ещё и дар ложной смерти. Прости, что говорю об этом, но если несчастливая судьба приведёт тебя в руки палачей – прикажи ему усыпить тебя, и он исполнит твой приказ, где бы он ни лежал, даже сорванный с твоей руки и попавший в лапы врагу. Ты погрузишься в глубочайший, не отличимый от смерти сон, и твои враги, посчитав тебя погибшим, скорее всего бросят тебя в какую-нибудь яму на съедение волкам и стервятникам – там ты придёшь в себя и сможешь спастись, но берегись! Дар глубокого сна почти неотличим от дара смерти – он легко переходит в небытиё.

Только к рассвету хоббит добрался наконец до своей походной постели. В голове шумело, кровь стучала в висках, от услышанного мысли путались… Рядом сонно заворчал Малыш – и в тот же миг раздался сигнал к побудке. Начинался новый день тяжких трудов – путь отряда Отона лежал через области, что на карте Радагаста были закрашены серым. Здесь обитали духи, и кто мог сейчас сказать, удастся ли им пробиться через эти края?

Глава 9
Ночная хозяйка

Голубой камень на перстне Форве мерцал в такт с биением сердца хоббита – алый мотылёк в глубине самоцвета равномерно взмахивал крылышками вместе со вдохами и выдохами Фолко. Хоббит несколько мгновений полюбовался переливами красок, вздохнул про себя и снял кольцо с руки. Дело было сделано. Камень запомнил своего нового хозяина, и теперь его можно было убрать куда-нибудь поглубже, подальше от чужих глаз. Нелегко было настроить камень в унисон самому себе; с хоббита сошло семь потов, пока он наконец не добился желаемого. Весь взмокший, он откинулся на прикрытый свёрнутым плащом корень, заменявший ему подушку. День кончался – второй день после встречи с Авари; вокруг лагеря Отона зловеще вздыбились острые клыки принадлежащей хеггам горной страны. В последних вечерних лучах Фолко разглядел невысокую сторожевую башню, освещённую закатным заревом. Дорога разветвлялась. Торный, наезженный тракт вёл на юг, к неведомым странам за владениями хазгов; узкая, полузаросшая тропа убегала, петляя, к серым телам гор. На развилке врос в землю старинный, покрытый мхом камень, что когда-то служил дорожным указателем. Фолко попытался разобрать стёртые временем письмена на его поверхности – безуспешно; это были не Феаноровы и даже не Даероновы руны, а какая-то новая, не известная на Западе письменность. Уныл и неприятен был их вид, изломанные линии пересекались словно в невыразимой муке.

«Уж не мордорские ли?» – подумал хоббит, отходя.

Отон протрубил в рог, собирая дружину. Впервые за весь поход на его лице Фолко увидел признаки тщательно скрываемого волнения – бывалый воин хмурился, теребил ус и, прищуриваясь, то и дело бросал пристальные взгляды на вознесшийся перед отрядом перевал.

«Хегги, – подумал хоббит. – А за ними – ховрары, а между ними – духи и прочая прелесть. Зачем сюда лезть? Если главная наша цель – встреча с Вождём, то не разумнее ли обойти?»

– Всё, кончай разговоры разводить! – зло крикнул Отон отставшим воинам, подгоняя их.

Дождавшись, пока все соберутся, постукивая при этом плетью по невысокому сапогу, он заговорил, указывая на перевал и на одинокую сторожевую башню:

– Вот первое дело. Узнать, есть ли кто там из стражи. Если есть, не ввязываться в драку, а сразу назад. Десятку Охано оседлать вон тот гребень, Фирате займёт противоположный. Если кого-нибудь встретите – старайтесь обезоружить, ни в коем случае не убивать! Нам нужен союз с хеггами. Бироз, веди своих к башне!

Любо-дорого было смотреть, как, скрываясь между камнями, ужами скользя по малозаметным трещинам и промоинам, ни на мгновение не появляясь на открытых местах, устремились к башне орки из десятка Бироза. Фолко приходилось напрягаться изо всех сил, чтобы хотя бы предположить, где те находятся.

Орки исчезли среди камней; взоры дружинников приковала к себе башня. Гномы и хоббит лежали, прячась в невысокой поросли тамариска; зоркий Фолко заметил какой-то блеск в одной из бойниц, но это мог быть и закатный луч.

Посланные Отоном разведчики появились в поле зрения остального отряда, лишь когда добрались до стен башни, став неуязвимыми для стрел, если бы её защитникам вздумалось пустить в ход луки. Что было дальше, понять было трудно; однако спустя несколько минут до слуха оставшихся в лагере долетел звук рога. Опасности не было, башня была покинута.

В сгущающуюся ночь ушли десятки Охано и Фирате – занять гребни, между которыми шла тропа. Через час, когда тьма уже изрядно сгустилась и от вечерней зари остались лишь смутные сполохи возле самого горизонта, Отон сделал знак остальным.

Шли молча, растянувшись двумя длинными цепочками и держа наготове луки; Фолко, больше доверяя слуху, чем глазам, ловил малейшее шевеление на тёмных склонах – однако всё оставалось тихо и недвижно.

Всё выше поднималась луна, всё круче становилась и ведущая в глубь гор тропинка. Вскоре отряд Отона вытянулся в длинную цепь. Где-то впереди пробирался среди каменистых россыпей десяток Бироза; Охано и Фирате прикрывали товарищей с боков. Фолко недоумевал, почему Отон стал сам смотреть, что делается в оставленной башне; и внезапно его размышления прервал резкий, рвущий слух вопль откуда-то из тьмы перед ними, сменившийся криками и лязгом мечей. Где-то там, впереди по ущелью, их передовой дозор схватился с неведомыми врагами, и Отон, не теряя ни секунды, скомандовал: «На коня!»

Оказавшись в седле и доверившись чуткому скакуну, Фолко на миг зажмурился и напрягся, стараясь уловить опасность, обращаясь к своему не раз выручавшему его чутью. Ответа не было, его словно опустили в плотное, гасящее звуки и движения масло; он ничего не ощущал.

Фолко не успел испугаться, удивиться или огорчиться этому. Звуки боя раздались и сверху, на гребне скалистой гряды; оттуда вынеслись стрелы, и хоббит оказался втянутым в бессмысленный бой – ему пришлось убивать лишь для того, чтобы не быть самому убитым.

Однако дружинники Отона не растерялись. Не дожидаясь команды, каждый сжался в седле, укрываясь за круглым щитом; они пришпорили коней, стараясь как можно скорее уйти из-под прицела невидимых лучников и схватиться с тем, кто, как все решили, преградил им путь по тропе. Ещё несколько мгновений скачки – и передовые всадники вылетели прямо на смутную массу врагов, напиравших на остатки десятка Бироза. Неведомые наездники были облачены в просторные серые плащи, и лица скрывались под наличьями низких шлемов; длинные прямые мечи тускло взблескивали при взмахах. Бироз потерял уже троих, однако остальные орки отчаянно отбивались, сбившись тесной кучкой и медленно отступая.

– Ангмар! – грянул боевой клич Олмерова воинства; свистнули арбалетные стрелы; в толпе напиравших противников кто-то упал, но ряды их сомкнулись, продолжая надвигаться.

Отон поспешно перегораживал ущелье стеной орочьих и ангмарских щитов; лучники – хазги и истерлинги – били через головы спешившихся; Фолко оказался рядом с Торином и Малышом в строю приготовившихся встретить натиск врагов пеших воинов.

Во тьме хоббит не видел выражения глаз друзей, однако в нём самом грузно ворочался, поднимаясь и разрастаясь, мерзкий и склизкий комок страха – погибнуть вот так, здесь, в забытых всеми горах от рук воинов дикого народа, сражаясь на стороне своих лютых врагов!

Серые плащи заколебались, не выдерживая бьющих наповал стрел. На краткий миг возникло затишье, и вперёд тотчас же вышел Отон. Он сбросил плащ; чёрная кольчуга доходила до колен; не взяв с собой щита, он обеими руками держал прямо перед собой свой очень длинный прямой меч. Широкое лезвие с шипением рассекло воздух и, высекая искры, со скрежетом вонзилось в каменистую землю.

Отон заговорил – чистым, холодным голосом. Поднаторев в пути, запомнив несколько сотен самых употребительных слов из восточных языков, Фолко с трудом, но всё же понимал его речь.

– Мы – посланцы Вождя, – говорил Отон, – мы пришли к вам с миром. Что, кроме мира, может быть между делающими одно дело? Нам нужен проход через ваши края… Не причиним вреда… Готовьтесь к походу… к вам подбирается Ночная хозяйка… Вождь избавит… Мы уничтожим эльфов… вы будете с нами, и ваша сила, которая так нужна людям в борьбе с колдовством бессмертных… зачем вы напали на нас и пролили нашу кровь… несправедливо… закон гостеприимства по обычаю степей и гор… я могу требовать выкуп… я избираю свободный пропуск…

Никто не отвечал Отону. Из-за недвижных шеренг противостоящих ему воинов в серых плащах до слуха хоббита донеслась медленная, заунывная музыка, тоскливо тянущаяся на нескольких однообразных, повторяющихся раз за разом нотах. Тупая боль стиснула виски, во рту пересохло.

Орки стали медленно-медленно пятиться; и, словно защищаясь от яркого, бьющего прямо в глаза света, прикрыл лицо ладонью и Отон; у хоббита что-то случилось со зрением – на месте строя врагов он видел лишь неразличимый в деталях серый туман, словно подсвеченный изнутри тусклым, мертвенным светом.

А потом всё внезапно стихло, и, придя в себя, дружинники лишь оторопело таращились в окружавший их сумрак – шеренги сероплащных воинов растаяли как дым, исчезнув без следа; ангмарцы подобрали на камнях немало своих арбалетных стрел, нашедших цель, измазанных кровью…

Однако Отон не стал терять времени на попытки разобраться в этих загадках. Зло и повелительно отдавая команды, он привёл отряд в порядок, и вскоре тот вновь пробирался залитым тьмою ущельем.

Неусыпные глаза постоянно следили за ними; затылком хоббит постоянно ощущал чужое присутствие; однако откуда-то из потайных уголков сознания всё явственнее проявлялась невесёлая мысль – эти в сером не враги Отону. Произошло недоразумение, скоро всё выяснится – и ещё один отряд займёт своё место в строю готовящейся к броску на Закат армии Востока…

Только на рассвете Отон объявил привал. Измученный путём и постоянным ожиданием вражьей стрелы из мрака, Фолко повалился на одеяло и тотчас уснул как убитый.

Весь следующий день – а Отон дал отряду лишь краткий отдых – они двигались узкими, извилистыми ущельями, сплетшимися в причудливый лабиринт. Коричневые, серые, чёрные скалы мрачно возносили свои увенчанные рогатыми коронами главы над длинной цепочкой дружинников. Несколько раз на господствующих высотах им попадались высокие башни, подобные той, что стерегла крайний рубеж владений хеггов. День выдался сумрачный, бессолнечный, низкие тучи надвинулись с востока, грозя вот-вот пролиться промозглым ливнем. Ещё выше стали окружающие их каменные стены; но вот ущелье внезапно раздалось в стороны, выведя отряд на плоскую круглую проплешину, поросшую травой, не меньше мили в поперечнике. Отон предостерегающе поднял руку.

Странное место – сюда сходилось несколько горных дорог; подобно впадающим в озеро ручьям, они спускались в эту зелёную равнину. Она была пустынна, исполинскими клыками неведомых чудищ торчали над скалами три сторожевые башни; над травами застыла гробовая тишина – даже неугомонный ветер совсем утих.

Фолко было не то что страшно – противно; он видел диковинные вещи, но былой тяги к таинственному он уже не ощущал. Усталость начинала брать своё, и хотелось лишь одного – как можно скорее пустить ту единственную стрелу, ради которой был затеян весь нынешний поход, – а там будь что будет.

Отон долго простоял в раздумье, пока наконец не махнул рукой. Однако он не повёл отряд напрямик, через середину равнины – его дружинники, прижимаясь к скалам слева, медленно огибали подозрительное место.

Рога грянули, когда дружина миновала полпути. Над горами прокатились громкие боевые распевы, заставив многоопытных воинов мгновенно перебросить щиты из-за спины на руку. Прижавшись к отвесной скале, отряд ощетинился копьями, ангмарцы поспешили взять на изготовку арбалеты.

А рога всё пели и пели; невидимые трубачи не жалели сил, и вот под звуки гордого марша на верхних гребнях скал, точно призраки, из сырой мглы стали выныривать длинные шеренги вооружённых воинов; Фолко разглядел длинные, больше человеческого роста луки.

– Сейчас начнётся, – прошипел оказавшийся подле хоббита Уфорг, орк-мечник; он уже упёр свой вытянутый книзу щит в землю, обнажил кривой воронёный ятаган.