Текст книги "Земной рай. трилогия"

Ложный диагноз

В последнее время у инженера Николая Степанова начал побаливать живот. Сначала он не обращал на это внимания. Поболит и перестанет, съел что-нибудь не то. Но боли стали повторяться. Иногда становились настолько сильные, что он прекращал работу, сгибался над столом или вообще садился на корточки. Ему казалось, что так боль немного утихает. Известно, что начальство не любит, когда подчиненные болеют, да и сами подчиненные и не подчиненные болеть не хотят. И обычно терпят довольно долго, и при первых симптомах никогда не бегут к врачу. Когда становится совсем невмоготу, когда работать уже невозможно, вот тогда и идут лечиться. Часто, особенно у молодых болезни проходят сами собой, без врачебной помощи. Поболит и перестанет. Иногда говорят про простудные заболевания.

– Если грипп лечить, то через семь дней он отступает, а если не лечить, то через семь дней он проходит. Вывод очевиден. Организм сам борется с болезнью, при этом врачи говорят, что еще надо помогать защитным действиям своего тела. Врачи говорят, но сама процедура лечения неприятна, часто хуже самой болезни. Ну бывает, простудился человек, сильно простудился, кашель, насморк, из ноздрей бесконечно течет. К опухшему носу не притронуться, больно. Противно – конечно. Работать не только не хочется, да и не получается, из носа капает, глаза слезятся, кашель мучает. Когда терпеть уже нету сил, человек идет к врачу. А там начинается вторая серия. Два, три часа посидишь в очереди. Все больные раздражены, никому сидеть не охота. Да еще блатные, знакомые, кто взятку даст врачу или сестре. И все без очереди. Был вроде седьмой или восьмой, а проходит до тебя человек пятнадцать. И сидит бедный больной с жутким насморком, хлюпает носом, все платки давно насквозь мокрые, душит кашель – ну не дай Бог. Но вот, наконец, такой больной попадает к врачу. Измерит температуру, а она тридцать семь и две. Врач и говорит.

– Сделайте компресс на грудь, пускайте капли в нос, у вас ничего серьезного нет.

И больничный не дает

– Будет плохо, приходите снова.

Если врач и даст больничный на три дня, то все равно, хрен не слаще редьки. Первый день еле живой проторчал в поликлинике, второй, в аптеке, третий опять к врачу. Не известно, что лучше, болеть дома или на работе, или идти к врачу. Большинство предпочитает отпроситься с работы за счет отгулов или пообещает потом сходить в дружину без отгула, и полежать дома кверху носом, выпить немного водки с перцем и что б никто не беспокоил. В это время никого видеть не хочется. Только бы оставили в покое. Вот и выбирай. Лечиться или не лечиться – вот в чем вопрос. Степанов предпочитал не лечиться. Он промучился несколько дней. Боль то проходила, то снова подступала. После работы мужчины задержались. Степанов, Ястребов, Прокофьев и начальник лаборатории Николай Сергеевич Шаврин. Последний сказал.

– Давайте примем по пятьдесят грамм, после сегодняшнего сумасшедшего дня.

Достал из сейфа квадратную баклажку, налил себе в мензурку, добавил воды,. Прикрыл ладонью, что б спирт не нагрелся. Выпил.

– Наливайте себе. Кто сколько хочет, но не увлекайтесь. Николай целый день плохо себя чувствовал.

Иногда боль была не сильной, скорее просто очень не приятной, а порой становилось настолько плохо, что он едва сдерживался, чтоб не показывать вида. Налил себе совсем немного спирта, сильно разбавил и выпил. Лениво сжевал маленький бутерброд. Стало как-то легче. Через пол часа все разошлись по домам. Николай, почти без боли, доехал на трамвае до дома. Жена спросила.

– Что-нибудь случилось? Ты не важно выглядишь.

– Да, что-то живот побаливает уже не первый день.

– Иди к врачу.

– Ты же знаешь, я очень не люблю ходить по врачам. Проторчишь там целый день, а толку никакого. Температуры у меня нет. Ни насморка, ни кашля, только режет вот здесь – он показал на себе.

– Поешь, я картошки пожарила и банку грибов открыла. Помнишь осенью солили. Вкусные, немного остры, видимо уксуса добавила много.

Николай лениво поковырялся вилкой в сковороде. Долго ловил грибок, который никак не хотел держаться на вилке. Съел немного и сказал.

– Я прилягу, мне что-то опять не хорошо. Он лег не раздеваясь, положил руку на живот. Боль усиливалась. Ему стало совсем плохо. Согнувшись почти пополам, доковылял до ванны. Его стошнило. Долго стоял на коленях, отплевываясь от слюней и остатков того. Что только что съел. Вернулся в комнату и снова лег. Боль не проходила.

– Да ты весь позеленел. Может вызвать врача?

– Нет. Пока не надо. Может пройдет.

Он ворочался с боку на бок. Ложился на живот, подтягивал ноги к груди, но боль только усиливалась. Промучившись еще часа три, он не выдержал и позвал жену.

– Мать, мне совсем плохо, вызывай скорую.

Через час позвонили в дверь. Приехала скорая помощь.

Врач попросила Николая лечь на спину. Долго мяла живот и спрашивала.

– Здесь больно?, а здесь, а здесь?

Николай с трудом отвечал.

– Не знаю, болит вроде повыше, вот здесь. Мне очень плохо.

– Я вижу, покажите язык.

Николай показал. Врач села к столу и стала что-то писать.

– Иди за носилками – – сказала санитару.

– Я сам могу спуститься.

– Не надо, лежите. Похоже на язвенную болезнь желудка – и обращаясь к жене сказала.

– Дайте ваш телефон, вам позвонят, куда его поместят, а ехать с нами не нужно. Соберите лучше, что ему пригодится в больнице. Тапочки, легкие штаны, рубашку.

Пришел санитар с носилками и водитель. Николай. Превозмогая сильную боль, отчего его лоб покрылся испариной, перебрался на носилки и мужчины унесли его вниз машину.

Было очень поздно. В больнице оставался только дежурный врач. Николай долго сидел на скамейке в приемном отделении, пока искали для него место и пришел врач. Его снова уложили на кушетку и дежурный врач опять щупал его живот, смотрел в рот и спрашивал.

Кровь из горла шла?

– Нет – отвечал Николай.

– Хорошо, предварительный диагноз – острый гастрит или язвенная болезнь. Окончательно можно будет определить только после гастроскопии – и обращаясь к санитару сказал.

– Везите его в седьмую палату. на третий этаж. Там есть свободная койка.

– Сейчас, Степанов, вам сделают укол и отдыхайте. Завтра не завтракайте. Ваш лечащий врач, при обходе, посмотрит еще раз и назначит лечение.

Николаю сделали укол. На каталке, в лифте подняли на третий этаж и поместили в палату. Он разделся, лег на кровать, укрылся одеялом. Боль прошла и ему стало легче.

– Как хорошо, когда ничего не болит.

На следующий день Николай осмотрелся в палате. Семь коек, посередине стол и четыре стула. У каждой койки тумбочка. Два больших и широких окна. Светло и чисто. Все места заняты. У всех пациентов были болезни желудочно-кишечного тракта.

До прихода врача, сестра попросила Степанова сдать на анализ мочу и кал. В девять часов пациенты потянулись на завтрак. Здесь же на этаже для семи палат была и столовая – – отдельное помещение, где стояли столы на тоненьких металлических ножках и жесткие стулья. Некоторые больные приносили завтрак в палату, добавляли продуктов, принесенные родственниками из дома и кушали в палате. Николаю тоже принесли две тарелки и поставили на тумбочку. В одной была какая-то каша, на другой два куска хлеба и кусочек сливочного масла. Сосед по кровати сказал.

– Мы определяем, кто из сестер сегодня дежурит по величине кусочка масла на завтрак, если большой, то это Таня, если маленький, то это Мария Васильевна.

– Кто же сегодня? – спросил Николай.

– Сегодня Мария, а ты ешь, что лежишь.

– Мне вчера сказали, чтоб я не завтракал. Меня должны смотреть врачи натощак.

– А, ну потом поешь, а что у тебя болит?

– Да живот болит, промучился неделю, а вчера ночью на скорой привезли.

– Где болит?

– Вот здесь – показал Николай.

– Язва желудка и к бабке не ходи – констатировал сосед. – Здесь почти все с этой заразой.

– А, что заразная эта язва?

– Нет, что ты, просто если эта тварь привязалась, то это на всю жизнь, до гробовой доски. Но если ты сможешь не пить, не курить, не есть соленые грибочки и огурчики, селедочку с уксусом, черный хлеб с горчицей и так далее – ты меня понял. То будешь спокойно и долго существовать. Знаешь анекдот.

Мужика принимают в партию и спрашивают. Ты пьешь?

– Пью

– Придется бросить. Куришь?

– Курю.

– Придется бросить. Чужих девочек любишь?

– Люблю.

– Придется отказаться. А жизнь за партию отдашь?

– Отдам, зачем мне такая жизнь нужна.

В десять часов начался обход лечащего врача. Он по очереди садился на кровать рядом с больным. Расспрашивал, щупал, трогал, давал рекомендации и помечал в своем блокноте какой —то записью. Дошла очередь и до Николая.

– Как вы себя чувствуете Степанов?

– Сегодня хорошо. Ничего почти не болит.

– Давайте я вас посмотрю. Ложитесь на спину, поднимите рубашку. Кушали сегодня?

– Нет, ничего не ел.

– Хорошо, покажите язык.

Николай показал.

– Язык, зеркало желудка, у вас белый налет, признак болезни желудочно-кишечного тракта. Кровь горлом никогда не шла?

– Нет.

Врач долго мял живот Николая. Спрашивал, где болит, что вчера, перед обострением кушал.

– Подозреваю язвенную болезнь, но через два дня у нас пройдет гастроскопия, тогда посмотрим, что у вас там внутри, а пока побольше лежите, соблюдайте диету. Сегодня у вас возьмут кровь на анализ, кал и мочу.

– На кал и мочу я уже сдал – ответил Николай.

– Хорошо, после обеда возьмем у вас желудочный сок, а завтра, если все будет нормально с анализами, сделаем рентген желудка. Отдыхайте, меньше двигайтесь. Я пропишу вам таблетки, утром и вечером уколы. Кушайте – голод враг желудка.

Врач ушел, а Николай поел, что принесли соседи-больные. Все не соленое и безвкусное, съел бутерброд с маслом и выпил, уже остывший чай.

Пришла сестра, разнесла по тумбочкам таблетки и пригласила всех на уколы. Больные, не торопясь. Двигая тапочками, потянулись в процедурный кабинет. Туда же пошел и Николай. По коридору и в палате на полу частенько валялись кусочки ваты, которые больным прикладывали к ягодицам в месте укола. Николай тоже получил свою порцию, прижал ватку и вернулся в палату. Больные шутили.

– Надо проделать дыру в стене, напротив процедурки и вставлять туда наши зады, а там автомат поставить – шлепал бы уколы автоматически.

Все больные в седьмой палате были ходячие. Ходили в столовую, на процедуры, на анализы, приносили чай. Но не все чувствовали себя хорошо. Пожилой еврей – Моисей Абрамович Хацет, его кровать стояла по другую стону от кровати Николая, чувствовал постоянные боли. У него была какая-то болезнь пищевода. Его тоже привезли на скорой, за три дня до Николая, и если на второй день Степанов уже чувствовал себя лучше, то Хацет по-прежнему страдал от постоянной, не проходящей боли. Моисей Абрамович терзался болями в горле, ему было трудно говорить и он чаще других молчал, отвернувшись к стене.

К Степанову пришла сестра и сказала.

– Нужно взять у тебя желудочный сок. Ты когда-нибудь сдавал раньше?

– Нет.

– Ну, тогда полежи, я принесу все что нужно.

Она быстро вернулась, принесла длинную резиновую трубку, толщиной с карандаш, вставила в рот Николаю, то ли наротник, то ли загубник с отверстием. Всунула трубку в рот и говорит.

– Глотай.

Давясь, пуская слюни и сопли, Николай проглотил трубку.

– Теперь лежи спокойно, расслабься, лежать придется долго, можешь поспать. Если сможешь.

Сестра подставила под конец трубки какую —то мензурку или пробирку и ушла. Николай вопросительно смотрел на больных в палате.

– Часа четыре придется лежать, терпи, расслабься, можешь уснуть, время пройдет быстрее – говорил сосед, тот, что рассказывал Эти четыре часа показались Николаю вечностью, ни повернуться, ни кашлянуть, ни утереться. Несколько раз к нему подходила рвота. Пришла сестра и сказала.

– Потерпи еще, немного осталось, а то мало сока.

Всему на свете бывает конец. Сестра вытащила трубку и загубник, задрала пробирку и ушла. Самочувствие Степанова становилось хорошим, только некоторое неудобство и дискомфорт в полости живота он испытывал вечером перед уколом. На третий день для Степанова был назначен рентген желудка. Накануне врач предупредил.

– Ничего не есть, если захочешь пить, то попей кипяченой воды.

Сестра пригласила его на рентген. Перед ним поставили большую тарелку какой-то белой массы. Ему назвали, что это такое, но он тут же забыл, как эта размазня называется. Он с отвращением глотал эту густую, тяжелую сметану, похожую на раствор цемента. Когда он съел весь раствор, ему сделали рентген. Он не знал, что там видят врачи, но соседи-больные, особенно со стажем, говорили, что рентген не дает объективной картины заболевания. Все узнают абсолютно точно по гастроскопии.

– Ты делал ее когда-нибудь? – Спросил Сергей, тот с которым Николай оказался рядом и сдружился.

– Нет, никогда.

– Все, что делали до сих пор – цветочки, гастроскопия очень неприятная штука. Рассказать об этом нельзя. Сам испытаешь, удовольствие получишь несравненное, по полной программе – с усмешкой говорил Сергей.

При очередном обходе лечащий врач сказал Степанову.

– Как себя чувствуете?

– Хорошо.

– Анализы у тебя хорошие, гемоглобин, как у космонавта. В желудочном соке повышенная кислотность. К сожалению рентген ничего не дал. После завтра к нам в отделение – он повернулся ко всем, – приезжает гастроэнторолог. Я скажу завтра, кому нужно делать гастроскопию.

К Степанову пришла жена. Она присела на край кровати, стала вытаскивать из сумки продукты. Апельсины, кусок копченой колбасы, банку сгущенки, кефир, сахар для чая, конфеты. Николай отложил колбасу.

– Мне это нельзя.

– Как ты себя чувствуешь.

– Хорошо, я в порядке, но пока еще никто толком не знает, что со мной. После завтра гастроскопия, тогда скажут, что у меня. Как там дети?

– У нас все в порядке. Дочка немного приболела – кашляет. Я взяла больничный, сижу дома.

– Я чувствую себя хорошо, хоть сейчас домой, но не отпустят, точного диагноза еще нет. Ты ко мне пока не приезжай. Оставь мне двухкопеечные монеты, будет что нужно, я позвоню.

По утрам и вечерам больным делали уколы, сестра на тумбочки клала таблетки. Николай добросовестно глотал все, что приносили и подставлял, хотя и без особого удовольствия, ягодицы для уколов.

Накануне гастроскопии врач предупредил.

– Завтра, во второй половине дня, кому назначено, будет проходить гастроскопию.

Ничего не есть, пока не пройдете обследование.

Николай познакомился с Сергеем поближе. Они тайком ходили с ним курить на лестницу ниже этажом. Там Сергей и рассказал про себя.

– Я работал бригадиром на Братской ГЭС. У меня было девятнадцать человек. Зимой, мороз тридцать пять, сорок градусов. Утром, на газоне, каждый день я ездил в магазин и покупал ящик водки. Пили все и я тоже. Кто сразу, кто по частям. На таком морозе долго не выдержишь. Час, максимум полтора и надо идти в тепло. Многие не выдерживали, сбегали, но платили много. Там я и начал зарабатывать цирроз печени. Вот потрогай – он подставил живот и Николай потрогал в указанном месте.

– Булыжник лежит. После Братска, меня бросили из огня да в полымя – на Кубу. Там я провел два года. Нельзя понять, что лучше – минус сорок или плюс сорок в тени, при влажности девяносто процентов. Там же, и ром, и водка и жара. Хоть и очень длинные были и рубли и доллары. Денег было полно, всегда, во всех карманах. Тогда мало было машин в союзе, а я купил себе волгу, за пять тысяч. Поездил три года и продал за пятнадцать. Покупатель сидел за рулем, накручивал круги по садовому кольцу, а я на заднем сиденье деньги считал.

– Жена ушла и дети с ней, но они уже большие – два пацана – уныло закончил Сергей.

Вот и наступил день гастроскопии. Из палаты четверо должны были пройти обследование. Трое повторно и Николай первый раз. С других палат тоже было много больных. Врачи приехали часа в два, разложили приборы и начали прием.

Второй час сидел Степанов на скамейке у процедурного, а его все не вызывали.

– Как экзамены, скорей бы уж – думал Николай.

Наконец, дверь открылась.

– Степанов. Заходи. Ложись на правый бок, бери мундштук и расслабься. Николай зажал пластмассовый мундштук зубами, закрыл глаза и весь напрягся. Врач начал быстро опускать зонд в желудок. Николай изогнулся и его стало рвать, все внутренности готовы были выскочить из горла, но желудок был пустой, и только сокращались мышцы снизу до верха. Из глаз и из носа потекло.

– Спокойней, спокойней, все. все. расслабься. Николай расслабился, стало легче, хотя внутри торчала железная, ржавая труба. Он приоткрыл глаза. Изо рта торчала черная, похоже резиновая кишка, толщиной с большой палец. Его опять стало рвать, но он только корчился и дергался. Минуты три врач рассматривал, что там внутри, но Николаю эти три минуты длились часами.

– Спокойно, все – врач вытащил кишку и стал писать и говорить.

– Степанов, у тебя все не так уж и плохо. Желудок в порядке, немного воспалена луковица и не большая язва двенадцатиперстной кишки, диаметр семь миллиметров и глубиной два миллиметра и она уже начала зарубцовываться. Поберегись, ничего тяжелого не поднимать и строгая диета. Лечащий врач назначит лечение.

Следующий – крикнул он.

Николай вышел, красный, сопливый, но довольный.

– Иду на поправку – сказал он в палате.

– Не обольщайся, теперь это может повториться в любой момент – предостерег его Сергей

Выздоравливающие больные иногда сидели за столом и играли в домино. Николай не любил эту игру, считал ее первой, по умственному развитию, после перетягивания каната поэтому спросил.

– Кто-нибудь играет в шахматы?

Все помолчали.

– Моисей Абрамович, вы-то уж точно играете и играли раньше.

Хацет повернулся. Он по-прежнему мало говорил, но ему стало немного легче и он разговорился.

– Да, я когда-то играл в шахматы, участвовал в первенстве союза. С Гипслисом играл и в шахматы и в преферанс. Доводилось встречаться с Бондаренко и Смысловым, но это было давно. Сейчас я уже не играю, друзей растерял, старый стал, ленивый. Но так и быть Николай, если найдешь шахматы, я с тобой сыграю. Я в слепую, а ты садись за стол, пиши ходы и не торопись, и я может отвлекусь от своих болячек.

– Вы были гроссмейстером Арон Моисеевич?

– Нет, гроссмейстером не был, мастером был, давно. – повторился он.

Николай побежал искать шахматы. Он считал себя не плохим шахматистом. Читал книги, покупал журналы, если встречал в газете шахматную задачу – никогда не пропускал. У него в лаборатории, где он работал, из двадцати мужчин, двенадцать играли в шахматы и всех он их обыгрывал. Но достичь серьезного, а не лабораторного успеха, он не мог. И прежде всего потому, что кроме шахматного таланта,

А у него он был маленький, маленький, нужно было еще иметь характер, а вот последнего совсем не было. Сейчас у него появилась уникальная возможность сыграть с настоящим мастером. Бывших шахматистов не бывает, разучиться играть невозможно. Кто увлечется, полюбит эту великую игру, не разлюбит до смерти. Уже старый и больной Абрам Моисеевич не удержится, чтоб еще раз окунуться в бесконечность шахмат.

Николай побегал по всем палатам и нашел таки не новые, старые еще лучше, шахматы. Расставил фигуры, положил рядом лист бумаги и предложил.

– Ваш ход, маэстро.

Моисей Абрамович, читал в это время книгу, оторвавшись на секунду, он сделал первый оригинальный, в кавычках, ход – е2-е4.

На десятом ходу Николай задремал на пол часа.

Оторвавшись от книги Моисей сказал.

– На высоком уровне таких партий, как наша, еще не было. Твоя позиция безнадежна. Ты долго не продержишься. Давай новую, а хочешь доиграем эту.

– Хорошо. Сдаюсь, поторопился я, давайте новую.

– е2-е4, молодое дарование – улыбнулся Хацет.

За два дня с перерывами на обед и ужин Моисей Абрамович сыграл со Степановым не менее пятидесяти партий. Для Николая уже шла речь о том, сколько он может продержаться ходов от ветерана. На третий день, собрав всю силу воли в кулак, Тщательно продумывая и анализируя не только свои но и чужие ходы, Николаю удалось продержаться двадцать шесть ходов, прежде чем сдаться.

В очередной обход лечащий врач седьмой палаты объявил.

– Болезные, желаю вам скорейшего выздоровления. С завтрашнего дня ухожу в отпуск, на мое место придет другой врач, молодой и красивый. Ее зовут Наталья Дмитриевна – смотрите, не обижайте. Выздоравливайте.

Наталья Дмитриевна, очень молодая и действительно красивая женщина подолгу сидела с каждым больным в палате, внимательно выслушивала, сверялась с записями в толстой тетради, делала пометки, старалась казаться строгой и внимательной. Подошла к Степанову. Посмотрела его историю болезни и задала дежурный вопрос.

– Как вы себя чувствуете? – Хорошо – ответил Николай.

Она помяла ему живот, заглянула в рот и спросила.

– Стул у вас хороший?

– Хороший, только вот кал какой-то черный.

Наталья Дмитриевна испугалась, хотя и пыталась скрыть это, затем быстро, почти выбежала из палаты.

– Что ты ей сказал?

– Да ничего, сказал чувствую себя хорошо, она спросила про стул, я сказал тоже хорошо, только кал черный.

– Какой, черный?

– Да.

– Ты знаешь, что это значит?

– Нет.

– Желудочно-кишечное кровотечение. Слизистая оболочка прорывается, кровь поступает в желудок, далее в кишечник и прямую кишку. Кал смешивается с кровью и выходит наружу черный. Диагноз – пропадная язва. Тебя должны немедленно резать. Врачиха молодая, она видимо тоже так думает. При кровотечении никогда не бывает болей. Тебя сейчас возьмут.

– Ты не пугай меня Серега, я прекрасно себя чувствую. Давно ничего не болит.

– А ты видел, как испугалась молодая? Пришла Наталья Дмитриевна.

– Степанов не двигайтесь, сейчас принесут лед.

Большой кусок завернули в полотенце и положили Степанову на голый живот.

– Холодно, я замерзну – сказал Николай.

– Потерпите больной, сейчас приедет скорая.

То ли от холода, скорее всего от того, что страх смерти напугал не только врачиху и сестер, но и самого Степанова. Но он вдруг увидел, что оконная рама стала терять очертания. Оконные переплеты превратились в размытые белые пятна и все потемнело.

– Где же скорая, почти кричала на сестру врачиха.

– Я давно вызвала – отвечала сестра.

Окно для Николая вернулось на место, очертания переплетов стали четкими.

– Что произошло? – здоровым, крепким голосом спросил он.

– Не волнуйтесь Степанов, уже идут санитары скорой помощи. Сейчас вас отвезут в хирургию.

Вошли санитары со скорой. Николай хотел встать.

– Лежите больной, не двигайтесь.

Аккуратно, за плечи и за ноги они переложили Степанова с кровати на каталку. Повезли, потом спустили на лифте и задвинули в машину. – Куда – спросил водитель.

– В Склиф, в хирургию.

Водитель включил сирену и машина полетела по встречной полосе, обгоняя поток справа. В приемной клиники имени Склифасовского врач сразу подошел к Степанову, которого снова уложили на кушетку со льдом на животе. Врач посмотрел на Николая, пробежал глазами по бумагам, привезенным из больницы и спросил.

– Степанов, ты я смотрю здоров как бык, что болит?

– Ничего не болит.

Снимите лед, ложись Степанов на правый бок и снимай штаны. Николай улегся на красную прорезиненную клеенку, спустил штаны. В это время доктор хирург натягивал резиновые перчатки. Потом уперся левой рукой в бедро Николая и засунул свой указательный палец по самое некуда, повернул в прямой кишке, вытащил и спросил. – Какие таблетки принимал?

– Такие, серокоричневые, большие.

– Все ясно, – викалин, от него кал не черный, а темнозеленый, и повернувшись к санитарам недовольно сказал.

– Зачем привезли, везите обратно, нету у тебя Степанов никакого кровотечения, небольшая язва, наполовину зарубцевавшаяся. Дня через три будешь как огурец. Отправляйте и возьмите вот эти бумаги, я там сейчас помечу. В этот же вечер, уже на другой машине Степанова вернули в больницу. Его постель еще не поменяли. Когда он вошел в палату, все больные удивленно и с радостью встретили.

– Что с тобой было? Послышалось со всех коек.

– Ложный диагноз.

– Арон Моисеевич – давай сразимся.