Текст книги "Земной рай. трилогия"

Работа

Рабочая деятельность Николая Степанова началась в канун его восемнадцатилетия. После школы Коля уехал на летние каникулы в деревню к бабушке. Погуляв последнее школьно-детское лето Николай устроился на работу. Ему в этом помогла тетка, поговорила с руководством предприятия, на котором она работала. Николая, после достаточно долгой проверки приняли на почтовый ящик-завод. На этом предприятии Степанова приняли учеником на слесаря-механика в цех номер один. Николай вышел на работу и начальник цеха, знакомясь с его документами увидел, что сегодня у Николая день рождения. Он спросил его.

– Что у тебя сегодня юбилей?

Николай ответил.

– Да, восемнадцать исполняется.

– Поздравляю. Ну сегодня, я скажу табельщице, чтоб тебе поставили первый рабочий день, а сейчас можешь идти домой. Завтра к восьми, смотри не проспи. У Степанова после школьных учителей появился рабочий учитель – молодой парень, красивый, высокий, веселый. В первый, полный рабочий день учитель показал ему, как стоять у верстака. Как пилить пилой. Пилами называли напильники, драчевые, личневые, бархатные и так далее.

– Слушай ученик и смотри. Ноги на ширине плеч, корпус прямой, левая рука на конец пилы сверху, ручку упри в ладонь правой и вперед. Пили редко, а то устанешь быстро и помни, металл будешь снимать только при движении пилы от себя. Он передал Николаю огромный напильник и зажал в тиски круглый кусок стали. Сделай из него маленький молоточек. К наждаку не подходи, пока не сделаешь молоточек. Сделаешь – научишься пилить, а меня будешь благодарить. Запомнишь на всю жизнь. Он набросал на клочке бумаги чертеж и положил на верстак. Из того куска стали, что дал ему учитель можно было сделать десять таких молоточков.

Две недели, с утра до вечера, Николай мучился с пилой и этим куском стали. Когда на руках появились мозоли, он надевал рукавицы. Возвратившись вечером после работы Николай выглядел усталым и осунувшимся. Мать увидела его вечером и расплакалась. Сын стал рабочим, взрослым человеком. Рабочий день был восьмичасовой и шестидневная рабочая неделя. В цехе номер один работало около сотни рабочих, стучали киянки, рихтующиеся листы металла, визжали станки и бухали прессы. Постепенно Степанов привык, через три месяца получил специальность – слесарь-механик третьего разряда и перешел на сдельную оплату труда. В цехе слесарем Степанов проработал год и был призван в Советскую армию.

Через три года и два месяца Степанов демобилизовался и в самом конце года устроился на работу монтажником, в ученики к своему отцу, на бывший танковый завод, а потом просто почтовый ящик. Спустя три месяца ему был присвоен третий разряд монтажника радиоаппаратуры. С утра до вечера он паял припоем комплектующие в различные радиоизделия. Оплата труда была сдельная. Работал он аккуратно, быстро и качественно. Через каждые два года ему присваивали очередной разряд – четвертый, пятый, шестой. Был переведен на другой участок, под номером четыре. Отдельное. Полуподвальное помещение, где работало сорок человек. Утром паяльники включали, вечером выключали. Дым постоянно стоял столбом. А вытяжка работала не регулярно. Монтажники получали молоко за вредность, но это не выручало. Условия работы оставляли желать лучшего. По этому вопросу Степанов как-то на собрании прочитал четверостишие.

Грот иль темница, участок четвертый,

Сорок рабочих замученных тут,

Мух не увидишь, погибли от дыма,

Да здравствует, светлый и радостный труд.

Никаких санкций или преследований за такое насмехательство над социалистическим трудом не последовало.

На этом участке собирались шкафы, для вычислительных машин. Каждый шкаф был начинен множеством проводов, которые монтажники монтировали и паяли. В одном шкафу было более десяти тысяч паек. Норма – один шкаф на двоих в месяц. Среди монтажников работал Николай Шемякин. Он иногда перебирал алкоголя вечером и утром был подавлен и угрюм. Один раз Шемякин находился в таком состоянии к нему подошел начальник – Арон Моисеевич Вайс и спросил.

– Что такой хмурый Николай?

Согнутый пополам над шкафом Шемякин выпрямился и ответил.

– Мать болеет, наверно скоро умрет, у не также как у вас гипертония.

Вайс отошел, а остальные монтажники прыснули смехом.

Вайс был умелым, отменным руководителем. Из сорока работающих, он определил золотой фонд – восемнадцать, двадцать человек. Каждый конец месяца награждал золотой фонд премией, молочной бутылкой спирта на шесть человек. Степанов сначала был членом золотого фонда, но после того, как перешел на третий курс в институте, был исключен. Вскоре после этого перешел на работу в другое подразделение инженером. При этом он потерял много в зарплате, но зачем было учиться, если не быть инженером.

В этом же научно-исследовательском институте, иначе почтовом ящике 4087, Николай Николаевич Степанов стал работать инженером-конструктором в 49 отделе, в группе сопровождения конструкторской документации в производстве. При изготовлении новой партии изделий могут возникнуть какие-то не стыковки отдельных частей, ошибки в документации, ранее не замеченные и многое другое. В обязанности инженера входило обеспечение бесперебойного производства, исправление документации. Один пример. Из цеха звонит технолог или сборщик. – Инженеры хреновы, две детали не можем собрать, не совпадают крепежные направляющие. Пришлите конструктора, пусть разберется и скажет, что делать.

Инженер идет в цех, определяет, где ошибка, чья, почему появилась, исправляет, если есть необходимость документы, чертежи и обеспечивает тем самым продолжение производства.

Степанову понравилось быть конструктором, кроме сопровождения, приходилось и участвовать в разработках.

В связи с переменой места жительства Степанов уволился с работы и устроился старшим инженером в технический отдел конструкторского бюро Прожекторного завода.

Технический отдел занимался согласованием условий применения комплектующих в разработках КБ. На самом деле это была абсолютно не нужная никому инстанция. Должность начальника отдела была вроде трамплина для отдельных, блатных людей. Посидит свой, в кавычках, человек в таком отделе какое-то время, а в трудовой впишут.

– Работал в должности начальника отдела. Одна контора пишет, вторая переписывает, третья согласует и так далее. Вот в такой отдел и попал Степанов. В нем он проработал два года. Точнее будет прокурил и простоял под лестницей и на площадке. Начальство раздувало щеки, делало важный вид, все сотрудники жаловались на завал работы, а на самом деле просто ничего не делали. Писали никому не нужные письма, потом ждали месяц, получали по секретной почте ответы, даже ездили по командировкам. Получить подпись под тем или иным документом. Степанов тоже изредка – раз в два или три месяца отправлялся в не нужную командировку. Так он ездил в Ленинград на неделю. Задание – получить секретную консультацию, от тамошнего института по защите военной техники, от биохимических вредителей. В отделе у конструкторов не было кульманов. Любимой присказкой в отделе считали, откладывая бумагу на край стола.

– Полежит – поумнеет.

Часто при этом бумага могла лежать месяцами.

Как-то в отдел приняли девушку – инженером, она только что окончила институт. Ее привели в отдел, познакомили, выделили стол, стул и начальник сказал.

– Посиди пока.

И она просидела год. Ну кто-нибудь попросит отнести бумажку, составить список в дружину, на демонстрацию. Через год с ней произошла истерика.

– Мне когда-нибудь дадут работу?

Николай выдержал два года. Окончил учебу в институте, получил диплом и потребовал прибавки в зарплате. Пообещали, но не дали.

– Деградирую, теряю квалификацию.

И попросился в другой отдел – конструкторский. В десятом, конструкторском, обстановка была прямо противоположной. Утром, в восемь тридцать звенел звонок и все конструктора откладывали утром купленные газеты и поворачивались к кульману. Строй чертежных досок по одной и по другой стороне длинного помещения, в общей численности пятьдесят штук, через пять минут после звонка обходил ведущий инженер. Подходил и спрашивал, выслушивал, проверял, давал советы и указания и шел дальше. И так несколько раз в день. Перед обедом к каждому кульману подходила нормировщица. Конструктор показывал ей, что он изобразил на чертеже с утра до обеда. Она ставила подпись. Перед концом работы подобный контроль повторялся. Повторно показать один и тот же лист было не возможно.

Такой зверский режим Степанов выдержал два месяца и пошел к начальнику за прибавкой. Обещали опять, но как-то неопределенно. Николай написал заявление об увольнении по собственному желанию. Подписал копию у секретаря и предъявил начальнику ультиматум.

– Через неделю зарплату не увеличите, я не выйду на работу.

Так и сделал. Начальник психанул и подписал заявление.

Проработал Степанов в КБ Прожекторного завода чуть более трех лет и поступил старшим инженером-конструктором в конструкторско-технологическое бюро института Прикладной физики.

В этом институте, в КТБ, Степанов проработал восемь лет. Это был самый лучший период его трудовой деятельности. Он бы никогда не ушел из этого места, но получил новую квартиру и добираться до любимой работы приходилось часто по полтора часа. Пришлось уволиться. В КТБ, в разное время работало от шести до пятнадцати человек. Пару раз переезжали в новое помещение. Как только Степанов первый раз пришел в КТБ, его приветливо встретили, показали рабочее место, стол и кульман. Потом он обустроил свой уголок, превратив его в отдельный кабинет. Достал себе большой двухтумбовый стол, вращающееся рабочее кресло, на крышку стола, специально для Лавочкина, так прозвали Степанова в механической мастерской, вырезали толстый лист оргстекла, сделали фаски. Под это стекло Николай клал фотографии, календарь и много чего другого, украшая свой быт и настроение. С первых дней. Он стал фактически руководителем этого небольшого коллектива. Был начальник один, потом другой и третий, а на самом деле работой руководил Степанов. Если в других областях работы, кроме конструкторской, в общественных делах, в бытовых, все вопросы решались официальным руководством, то в конструкторской работе, непосредственно в разработках Степанов был в авторитете, как сейчас говорят и по всем вопросам обращались прежде всего к нему. Через несколько лет в КТБ были организованы две группы – конструктора и технологи. Все конструкторские разработки проводились под наблюдение Николая Николаевича Степанова. Он разрабатывал общую идею, чертил чертежи общего вида, распределял работу по деталировке. Проверял чертежи и давал окончательное добро на изготовление в материале. Без его утверждения ни один чертеж не уходил в механическую мастерскую. Если случались какие-нибудь не стыковки, ошибки, накладки, из мастерской звонили Степанову.

– Лавочкин, халтурщик, ты пропустил чертеж в производство? Не получается, приходи, разберись.

– А кто разработчик?

– Не важно, ты расписался за проверяющего, без тебя все равно никто ничего не решит.

Николай приходил, разбирался, исправлял, если было нужно и расписывался в чертеже.

Группа конструкторов, во главе со Степановым обеспечивала, разрабатывала оснастку для производства. Отдел, к которому было приписано КТБ, был большой, более трехсот человек сотрудников. Сборщики, технологи, механики. Большое конструкторский отдел разрабатывал изделия военной техники последних поколений и документация поступала в отдел, где работал Степанов. Запускалась в производство опытная партия, а конструкторская группа в КТБ сопровождала изготовление, обеспечивая сборщиков, монтажников, необходимой оснасткой. Степанов имел дело с начальниками участков, с монтажницами и сборщиками, с механической мастерской. Некоторые работы не могли быть выполнены без дополнительных технологических приспособлений, инструментов. Все это была оснастка. Звонит иногда начальник подразделения или сборщик или приходят и просят.

– Николай Николаевич, сплошной брак идет, придумай что-нибудь.

Николай брал чистый лист бумаги, карандаш и за работу. Ходил по цехам, по участкам, смотрел, советовался. Обращался к опытным рабочим, штудировал справочники, и думал и думал. На работе, по дороге, дома и даже иногда, проснувшись среди ночи. И всегда находил оригинальную и простую идею, для решения той или иной проблемы. Если в других всем остальном у него таланта не было, то в конструкторском деле, он не только хорошо разбирался, но и стал специалистом, как говорят от Бога. Его не зря прозвали Лавочкиным. Природа наделила Степанова не стандартным мышлением. Его приспособления отличались исключительной простотой и эффективностью. Это признавали все, и начальство и подчиненные и сборщики и монтажники. Без преувеличения можно сказать, что как специалист-конструктор он пользовался непререкаемым авторитетом и уважением. Степанова повысили в должности и в окладе. Ему нравилось быть ведущим конструктором, пользоваться уважением и авторитетом. Кому это не понравиться? Свобода выбора, разработка совершенно нового, неизвестного ранее, все с чистого листа Все его приспособления и инструмент без исключения проходили как рацпредложения. Николай стал писать и подавать рацухи. Он выдавал их десятками, потому что его любая работа подходила. В институте было отделение Всесоюзного общества изобретателей и рационализаторов. Выпускался журнал с таким же названием. Этот журнал стал настольной книгой для Николая. Он разбирал в журнале массу не стандартных, порой абсурдных идей и часть из них применял в своих разработках. В трудовой книжке пришлось вклеить дополнительный листок для записи о рацпредложениях.

У Степанова был друг – начальник участка в отделе – Юра Зайцев. Он подбросил идею Степанову. С увлечением, в течении месяца работал над ней. Разработал и начертил чертежи очень простой, элементарной конструкции. И они вдвоем подали рацпредложение. Им заинтересовались главный инженер и главный экономист института. Подключили людей, обсчитали экономический эффект, который составил миллионы людей. Зайцев и Степанов потирали руки.

– Купим себе по машине и еще останется.

Но в Советском союзе тоже не любили дарить деньги простым инженерам. Получили друзья по лишнему окладу, на том дело и кончилось. Со временем Степанову вообще запретили подавать рацпредложения, мотивируя тем, что это его работа. Тогда Лавочкин стал просто раздавать свои рацухи и они писались не на его имя.

Полная свобода в выборе разработок, отсутствие какого-то ни было контроля, всеобщее уважение и самое главное Степанову нравилась, очень нравилась работа. Его конструктора сидели за ним, как за каменной стеной. В любой момент, он мог заменить, не только одного, но даже троих. Чертил быстро, красиво. Для группы он придумал журнал учета. Таблица, в которую заносил результаты работы каждый конструктор сам. Дата, кто заказал, что, кто выполнял, краткое описание работы, количество форматок и подпись. По этой книге можно было определить с любой точностью, объем работы каждого конструктора. Он ввел норму – две форматки в день. Он сам, не особо напрягаясь, мог сделать десяток форматок – листов форматом А4. В группе технологов был свой старший сотрудник. Общий начальник всего бюро к Степанову обращался крайне редко, не разбирался в конструкторском деле. Это устраивало и начальника и Степанова. В группе Николая была еще одна должность. Ее занимала сначала одна женщина, потом другая – инженер по вакуумной гигиене. В ее обязанности входило следить за чистотой в помещениях, проводить замеры запыленности, загазованности, обеспечение спецодеждой и ее своевременная замена. Проще – начальник над всеми по чистоте. Такой чистоты и строгости по ее соблюдению Степанов не встречал, ни до, ни после работы в НИИПФ. Инженерша по гигиене каждый день обходила комнаты отдела, а их было много, на двух этажах, замеряла количество пылинок в воздухе помещений и заносила в свой журнал. Подставляла стул, залезала на него и чистой, белой, батистовой тряпочкой, протирала, где могла достать. И если тряпочка оказывалась не белой – грозили санкции. В таблице по чистоте появлялся красный кружок, напротив названия того участка, где было недостаточно чисто. Сотрудникам запрещалось носить шерстяные вещи, кофты, носки. Обувь выдавали – кожаные тапочки. Без белого халата и шапочки вход в отдел был строго запрещен. Два, три раза в день, обязательная влажная уборка. Полы в помещениях покрыты линолеумом, на окнах металлические жалюзи, протирающиеся ежедневно.

Этот период деятельности Степанова был самым продуктивным и плодотворным. Уволился он по собственному желанию в связи с переменой места жительства.

Следующим местом работы оказался Научно-исследовательский институт источников тока – ВНИИТ. Предприятие общесоюзного значения, имеющий филиалы в других городах союза. Принят был Степанов в одиннадцатый отдел ведущим инженером-конструктором.

Отдел состоял из двух лабораторий. Первая – конструктора, вторая – – технологи. Конструктора размещались в одной комнате, где стояли столы и кульманы. Всего 12—15 человек, когда как. Рядом была другая комната, в которой стоял токарный станок, два верстака с тисками и весь штат механической мастерской – один токарь и три слесаря. Вторая лаборатория находилась в другом здании и состояла из нескольких комнат. В ней работали, технологи и химики. Там же сидел в отдельном кабинете начальник отдела. Между лабораториями шла постоянная конкуренция за первое место по итогам социалистического соревнования и борьба двух непримиримых начлабов.

В обязанности Степанова входила разработка конструкции ХИТ – химических источников тока, их обычно звали короче – элементов или в простонародье – батареек. Элемент, это правильное, укороченное название ХИТ, а батарея, это несколько элементов, соединенных последовательно или параллельно в одном устройстве. Например плоская батарейка карманного фонаря состоит из трех элементов. Элементы небольшого размера, но достаточно сложной конструкции и когда Степанову приходилось делать доклады и писать рефераты по конструкции, объем напечатанного материала, без чертежей, мог составлять несколько сот страниц. Когда же, закачивалась очередная ОКР – опытно-конструкторская работа, объем общей документации – конструкция, чертежи, технология, текстовые документы – получалась толстая стопа папок. Мастерство, как говорят, не пропьешь. Хотя в отделе употребление спирта не по назначению процветало и носило хронический характер. Пили часто, почти каждый день по вечерам и с утра перед праздниками. Тем не менее, конструкторский талант Степанова заметили и оценили. Был такой эпизод. Зашел Николай к начальнику второй лаборатории и говорит.

– Николай Васильевич, это не по конструкции и больше подходит под вашу эпархию. Смотрите.

Он набросал на листке идею. Николай Васильевич поднял глаза и говорит.

– Ну Степанов, у тебя американский склад ума.

– Это еще почему?

Начлаб молча полез в стол, достал журнал и говорит.

– Вот то, что ты сейчас предлагаешь, уже описано американцами. – Ткнул пальцем в публикацию.

В отделе разрабатывались новые, не известные еще в мире элементы. Главное в элементе начинка, химические составляющие для получения электроэнергии большей мощности, чем известные и уже выпускаемые промышленностью. Вот химики-технологи и смешивают, складывают всякую гадость, ядовитые, отравляющие, редкие, иногда баснословно дорогие вещества для того, что б от элемента получить побольше напряжение и емкость. Отдел был секретным подразделением и сотрудники за секретность имели надбавку к зарплате, подписывали бумаги о не разглашении. Частенько в отдел попадали иностранные, не купленные в магазине, а может добытые шпионами, образцы элементов. Собиралась группа из всех специалистов, начальники лабораторий, опытный рабочий. Аккуратно вскрывали трофейный элемент. Нюхали, даже пробовали, химики те еще, разбирали по косточкам. Раскладывали все комплектующие на большом листе бумаги. Конструктор Степанов должен был вычертить все детали, определить их назначение, почему применен именно этот материал. Описать все и доложить. Все новое, что удавалось подглядеть – внедрялось в свои разработки.

Применялись очень ядовитые вещества, дорогостоящие и малоизученные. Когда работал Степанов в качестве электролита использовался тионилхлорид. Его поставляли в отдел в стеклянных бутылках, запаянных герметично. Это бесцветная жидкость, большинство ядовитых жидкостей похожи на воду, но сочень резким, противным запахом и ядовитыми парами. Жидкость быстро. При комнатной температуре испаряется. Поэтому во второй лаборатории постоянно гудела вытяжная вентиляция. Один толковый химик, его прозвали Менделеевым, подсчитал.

– Если распылить одну каплю тионилхлорида на сто кубических метров воздуха, то это будет как раз в сто раз превышать допустимую норму. Поднимаясь в отдел, за три этажа, чувствовался родной запах. Один раз мыли запыленную бутылку под краном и уронили. Она разбилась – мгновенно все выскочили из помещения, последний химик ползком и закрыли дверь. Часть тионила успела испариться, остальное благополучно утекло в канализацию.

Металл литий обладал удивительной способностью. Он взрывался, если его облить водой. На воздухе он быстро окислялся и работали с ним в боксе, в среде нейтрального газа. Поставлялся литий в виде тонкий листов. Из него вырезали ножницами комплектующие полоски, потом их скручивали и так далее. Оставались небольшие кусочки, обрезки, которые гасились в воде. И вот Менделеев бросал после работы эти кусочки в кастрюлю с водой и они испарялись. Ему надоело бросать мелочь и он бросил сразу небольшую горсточку обрезков. Раздался сильный взрыв, вся вода, полная кастрюля, мгновенно испарилась. Менделеев отделался легким испугом. У элементов такой системы был один существенный недостаток. Они взрывались при наружном, коротком замыкании электродов. И были зафиксированы случаи взрывов и травм сотрудников. Необходимо было разработать меры предосторожности изменить или доработать конструкцию, чтобы обеспечить взрывобезопасность. В составе группы Степанов участвовал в этой работе. Собрали тринадцать элементов, разработали схему умышленного взрыва и по очереди делали короткое замыкание всех элементов. Шесть элементов взорвались, четыре раздулись, растянув металл корпуса и при этом нагрелись до трехсот градусов и три элемента в момент замыкания разгерметизировались и стравили возникшее внутри давление.

Степанов предложил разработать предохранитель и взялся за это дело. Разрабатывал долго, больше года. Испытывал, исправлял, вносил изменения. Описал все в реферате и сделал доклад, который потряс коллег своей простотой. Предохранитель, по сравнению с элементом, практически ничего не весил, менее полу-грамма, ничего не стоил, за полдня можно было изготовить тысячу штук без механизации, установить на элемент и подсоединить к электродам мог слепой за несколько секунд. Невероятно, но это факт. Свои функции предохранитель выполнял безукоризненно. Сжигая сотню образцов, в качестве испытаний, на осциллографе получалась одна кривая. При оформлении изобретения, первым в авторах записали директора института, академика, внесенного в Большую Советскую энциклопедию, а Степанов оказался только третьим. Николай возмутился.

Его фамилия стала первой, а академика убрали вовсе. Не мог же он быть не первым. Коллеги удивлялись, почему Степанов всего на всего ведущий, ему давно пора в начлабы. Но Николай не очень-то и хотел взваливать на себя административные заботы, а главное, он беспартийный, а значит не может быть руководителем. Даже редактором стенгазеты в отделе должен был быть коммунист.

Началась перестройка, инфляция. Затеяли выбирать начальников отделов, лабораторий. Друг Степанова, Сергей, технолог и конструктор одновременно, выдвинул свою кандидатуру на пост начальника отдела, хоть и был беспартийный. Но компартия еще была слишком сильна и из выборов ничего не получилось. Степанов в этих играх не участвовал и перешел в другой отдел, а там происходила та же неразбериха. Специалисты перестали цениться. Создавались и разваливались комплексные бригады. Над руководителями подразделений, отделов не стало какого-либо контроля, премии внутри отделов разворовывались. За оклады шла дикая драчка. Наверху думали, как бы уцелеть, где хапнуть, где устроиться. Начальник отдела, где работал Степанов, уволился первым. Он получал 250 рублей, а предложили 800. У Николая оклад был 220, а по стране катился хаос. Народ бурлил не только на улице, но и внутри института.

По телевизору член межрегиональной группы Юрий Афонасьев, публично обозвал коммунистов в верховном совете – агрессивно-послушным большинством – то есть собаками. Исчезли парткомы, профкомы и комсомольцы. Предприятия стали разваливаться на глазах.

– Долой шестую статью конституции. – Кричала вся Москва. Степанов тоже уволился. Тут начинается период его работы, когда профессии менялись как в калейдоскопе. Не для души, ни для тела и мимо денег. Где-то ловчил, продавал, покупал, пытался воровать, по современному налаживать бизнес. Все было не его. Сначала в Зеленограде у сына свояка, за тысячу рублей в месяц. Два с половиной часа езды, на трех транспортах, в один конец. Там он был заместитель директора по общим вопросам. Нанимал бригады по ремонту квартир, выгонял с уже снятых в наем мебель в Москве и возил ее в Зеленоград на своей машине. На кухне имел свой кабинет, и жарил для себя на плите картошку.

Потом стал брокером. Ни тогда, ни потом не понял, что это такое.

Два месяца работал управляющим продовольственной палаткой у собственника – подружки дочери. Она продала свой ваучер и торговала сначала на улице, а потом сняла палатку. Но бизнесменки из нее не получилось. Бандитский, милицейский и чиновничий рэкет, обанкротили ее через два месяца.

Началась галопирующая инфляция. С оклада в тысячу рублей Степанов уволился из брокеров и поступил работать столяром в деревообрабатывающий цех-сарай с окладом тридцать тысяч рублей. Делал огромную оконную раму и ошибся в размере на пять сантиметров. Бесплатно, за еду и выпивку, два дня увеличивал оконный проем на даче у заказчика рамы. Начальник сарая, собственник, молодой парень, не хотел обижать Степанова сказал.

– Вы поищите себе работу, у нас вам трудно, извините.

Николай Николаевич весело ответил.

– Да не беспокойтесь вы, я в порядке, не пропаду, напишите мне лучше справку о зарплате.

– Сам пиши.

– А какую зарплату можно нарисовать?

– Пиши какую хочешь. Я и смотреть не буду. Шлепну печать и подпишу.

Степанов по объявлению нашел работу. Его приняли в институт повышения квалификации учителей – полиграфистом в редакцию – Голос села. Что такое полиграфия он плохо себе представлял. Встретил его такой же специалист, кончил когда-то лесной техникум, а говорят бумагу делают из дерева. Значит работает по специальности. Он объяснил, что ролик бумаги имеет волокна вдоль или поперек.

– Сам разберешься, грамотный. – Закончил он. Я сам ничего не понимаю.

Чем занимался Николай Николаевич почти два года, за девяносто тысяч рублей, мало походило на полиграфию. Сначала попросили помочь главному инженеру разгрузить машину и перетащить отпечатанный тираж книг в комнату. Вдвоем они это делали, с большими перерывами целый день. Главный инженер, он же грузчик по совместительству таскал за собой сына – парнишку лет десяти. Они сели покушать. Главный вскипятил чайник, налил себе и сыну кипятку, бросил в каждый стакан по кубику – Галина Бланка, разломил батон пополам и они пообедали. Николай сделал вид, что ничего не видел и пошел в город сообразить что-нибудь в свой желудок.

Вызывает раз директор и говорит.

– Я смотрел вашу трудовую книжку Николай Николаевич, вы же ведущий инженер-конструктор, соображаете в чертежах?

– Да немного, соображаю.

– Не скромничайте, у нас из области понаехали учителя, по плану у них сегодня черчение. Проведите занятие, наш преподаватель заболел, я вам заплачу. Вот план лекции, вы все поймете, расскажете о работе, не забыли, верно?

– Хорошо.

После разговора с директором Степанов провел несколько занятий с сельскими учителями.

Второй раз директор попросил отвезти в город Чехов, на полиграфический комбинат, рулон бумаги. У института был свой Москвич 2715, но не было водителя. Вот на этом каблуке и отвез Степанов рулон бумаги, весом около пятисот килограммов. Зимой, холодно, поземка по земле ползет, а каблук старый, дырявый, отопление никудышнее. Николай промерз до костей, но отвез. И вот каждый день. Иногда и полиграфией занимался. Считал, сколько нужно бумаги на тот, или иной тираж.

Не учитель, не водитель,

Не погрузчик, не мыслитель,

А всего лишь редактитель.

В редакцию позвонил директор, Степанов в это время играл на компьютере в тетрис и шел на рекорд.

– Николай Николаевич, вас к телефону, директор.

– Не во время я нацелился на свой рекорд.

– Слушаю, Степанов.

– Николай Николаевич, зайдите пожалуйста ко мне.

Николай пошел к директору.

– Здравствуйте Роман Борисович.

– Здравствуйте Николай Николаевич, садитесь. Вы я знаю на все руки мастер, а оформлены полиграфистом. Вот вам и карты в руки по специальности. Один наш преподаватель написал книгу. Мы отпечатали тираж – семьдесят тысяч экземпляров, двадцать метров комната забита под завязку. Попробуйте продать книги. Каблук во дворе, книги в комнате, магазины в Москве. Двадцать процентов от выручки ваши.

– Хорошо, я попробую.

– Что он так раскошелился? – думал Николай – обычно дают десять процентов за реализацию.

Он набрал полный дипломат книг и поехал по магазинам. За два дня он объехал много магазинов, точек, ларьков, даже пристроил в пару киосков по несколько экземпляров. Отдавал бесплатно, на реализацию, записал все адреса, где оставил и сколько. Через неделю поехал повторно. Результат оказался хуже некуда. За неделю из всех точек продали всего несколько штук. Если даже возьмут распродавать нужно будет много лет. Николай разговорился с одним директором крупного книжного магазина.. Тот говорил.

– Чтоб получить хорошую прибыль книга должна лететь, 10 – – 15 штук в день, ну на худой конец бежать. Ваша брошюра даже не идет и не ползет, она спит мертвым сном. Один экземпляр в неделю. Одному прибыли на сигареты не хватит. Степанов даже не стал объезжать оставшуюся часть точек. Вернулся к директору.

– Роман Борисович – книга не идет и как выразился один продавец, даже не ползет, спит. Реализуется одна книга в неделю с двадцати торговых точек.