Текст книги "Гримасы фортуны"

Глава 3

Николай Васильевич Гоголь дал себе страшную клятву не употреблять никакого алкоголя, ни под каким предлогом. Об этом его очень просила его собственная печень. Ещё один такой нокаутирующий удар, и она в глубокой стадии утряски и усушки вывалится с облегчением в унитаз.

Жить без печени неудобно – жаловаться не на что, и лечить нечего. Это Николай Васильевич понимал, и в порядке самообслуживания обкладывал сам себя матерными словами и целыми выражениями. Число сочетаний, три матерка из 10 слов, составляет 161700 штук сплошной не литературщины. Такого количества матерного материала, хватало упаковать в ненормативную лексику весь организм товарища Гоголя. Осталось бы еще и на солидный памятник с эпитафией.

Николай Васильевич, в порядке самобичевания, крыл себя матом когда резкий телефонный звонок прервал его творческое самообкладывание на интересной фразе. Она на общедоступный язык переводится как: «Ирбит в Тавду твою мать!».

– Алло, слушаю.

Донельзя противный, скрипучий как немазаное колесо, бесполый голос спросил:

– Добрый день… скрип – скрип… мне нужен… скрип-скрип… Николай… скрип… Васильевич… скрип… Гоголь… скрип.

Николай Васильевич хотел в ответ тоже проскрипеть что-нибудь значительное, но удержался и ограничился ответом:

– Да, я Вас слушаю.

Телефонная трубка вновь заскрипела:

– Скрип… Вас… скрип… беспокоят из инюрколлегии…

На слоге «юр» бесполый голос отчаянно скрипнул, почти взвизгнул. Сил произнести слог «гия» почти не оставалось, и фразу голос окончил умирающим шёпотом. После чего трубка загадочно замолчала.

Николай Васильевич оторвал трубку от уха и рассеянно недоумённо уставился на неё, словно пытался разглядеть внутри, странного телефонного скрипуна. Так, ничего не поняв и не увидев, Николай Васильевич хотел уложить трубку на своё законное ложе, как из неё раздался мощный глубокий баритон:

– С Вами разговаривал Ван Юргенсон, старший юрист адвокатской конторы «Юнгерс – и сыновья» из Уругвая.

– Вечная ему память – прервал Николай Васильевич говорившего.

– Кому? – удивился баритон из трубки.

– Юргенсу, вестимо. Надеюсь, сыновья живы?

– Живы, слава богу. А вот Ван Юргенс…

– Понимаю. Сочувствую. Пусть земля будет ему пухом! Что он хотел спросить у меня перед смертью? – ерничал Николай Васильевич.

Баритон, продолжил:

– … не может с Вами больше разговаривать. Не по причине скоропостижной кончины, а в связи с жесточайшей ангиной. Ему очень тяжело говорить и поэтому он попросил меня вести с вами дальнейшие переговоры. Меня зовут Аристарх Иванович Ольшанский.

– Очень приятно познакомиться. Николай Васильевич Гоголь. Уверяю Вас, за последние сорок лет я ни коим образом не обижал страну Уругвай. Не брал у неё в долг, не торговал с нею ни нефтью, ни пенькою. Об адвокатской конторе «Юргенс и сыновья» впервые услышал от Вас минуту назад. Ни самого Юргенса, тем более его сыновей никогда не видел ни в натуре, ни во сне. Высматривать их лица в адвокатском сообществе где-то там, в Уругвае не собираюсь! В лохотроне и прочих разводиловках не участвую принципиально. Мне бабушка ещё в детстве запретила играть на деньги. До свидания!

Закончив свою отповедь, Николай Васильевич с треском пригвоздил телефонную трубку к аппарату.

– Черт те, что творится в этой стране! – возмущённо воскликнул товарищ Гоголь – Базы данных доступны любому, кто хочет сколотить капитал из воздуха…

Он хотел углубить и развернуть этот тезис, но новый телефонный звонок заставил оставить в покое тезис и о «блуждающих» и «общедоступных» базах данных на граждан России. Он поспешно схватил трубку

«Ну, сволочи!» – подумал Николай Васильевич, – «Сейчас я вам в цветах и красках расскажу, кто вы есть!»

Благо неиспользованного матерного материала хватило бы ещё на три конторы «Юргенс и сыновья» и досталось бы ещё всему мужскому населению страны Уругвай в возрасте от 18 до50 лет.

В предвкушении удовольствия с его языка уже почти стартовала первая убойная комбинация трёх матюгов, но он нарвался на знакомый голос Татьяны Алексеевны – заведующей секретариатом городской мэрии:

– Николай Васильевич, здравствуйте, – деловито, как пишущая машинка застрекотала она – звонил Максимов из УВД области. Вас разыскивают представители инюрколлегии. Повод для розыска открывать отказались. Сослались на строгую конфидициальность. Запишите телефон 8 (045)…

Номер телефона Николай Васильевич записать, естественно, не успел, а запомнить мешали последствия недавнего отравления мозгов алкоголем. Отдельные, особо вредные и въедливые алкоголята ещё не выветрились и блокировали намертво аксоны памяти.

Татьяна Алексеевна положила трубку. Перезванивать, и спрашивать номер неудобно. Подобный перезвон выдавал бы в Николае Васильевиче черты невнимательности, несобранности, а там недалеко и от безалаберности и до открытого манкирования своими обязанностями. Так как его перезвон, сами понимаете, чреват гнилыми последствиями Николай Васильевич остался пребывать в полных непонятках.

Что нужно целой стране Уругвай от отдельной российской особи мужского пола, 195 сантиметров роста, сорока полных лет, девяноста трёх килограмм живого веса, не женатого в данный момент, трижды разведённого, не судимого, не обременённого ни дебитом, ни кредитом, ни тёщей, ни алиментами, ни сколько-нибудь существенной недвижимостью? И движимостью тоже.

Адвокаты вообще, а иностранные тем более волновали его до дрожи под коленками и судорожной икоты.

Это была нервная реакция на три бракоразводных процесса. В результате адвокаты его бывших жён тщательно выщипали его недвижимость. Остался Николай Васильевич, как говорит его друг-приятель бывший гвардии старший прапорщик, заслуженный жених России и союзных республик, Лёва Задов:

– Остался ты, товарищ Гоголь в трусах и каске! И это хорошо! Теперь ты, как потенциальный жених имеешь отрицательную стоимость. Плюс свободу! Она, мил друг, цены не имеет!

Логика старшего прапорщика Задова всегда бронебойна. Она удивляла Николая Васильевича своими изысками и причинно-следственными связями. Например, был у гвардии старшего прапорщика знакомый. Простой российский армянин Амаяк. За сданный оптом виноград он получил 2000 кв. м. брезента. Брезент на купюры мало похож, а отсутствие наличных денег Амаяк воспринимал как оскорбление национального достоинства всех армян. Поэтому в ИТК № 7, где массово обучала оступившихся на законе граждан шитью брезентовых рукавиц, Амаяк обменял 2000 кв. м. брезента на 5 тонн гороха. Последний «через знакомый директор магазина» продали левым товаром, широким слоям неимущего населения. Купила горох в том числе и музыкальный работник муниципального детского садика «Колокольчик» Ольга Анатольевна Бирюкова.

Затурканная счастливыми капиталистическими буднями и мужем Васей, Ольга Анатольевна поставила вариться горошницу, а сама принялась шинковать капусту на засолку в 12-ти литровом эмалированном ведре. Не дождавшись мужа, Ольга Анатольевна плотно отужинала великолепной, ароматной горошницей и легла спать. В ногах у неё, как всегда, устроился почивать огромный чёрный котяра по кличке Вельзевул.

Среди ночи Ольге Анатольевне приснился неизвестный огромный мавр на таинственном острове Гаити. Он делал ей, замужней женщине, грязные намёки. Котяре Вельзевулу снился лёгкий флирт с маленькой, изящной серенькой мышкой. Вдруг дверь в их квартиру открылась и вошёл Вася. Тракторист, жуир, ловелас и по совместительству муж Ольги Анатольевны. Явился он прямиком от своей полюбовницы Нюры. Дабы жена ничего не заподозрила, он решил отдать ей давнишний супружеский долг. С этой благодатной целью он тихо прокрадывался в спальню.

В то время, когда все трое – Ольга Анатольевна, котяра Вельзевул и муж Вася были заняты весьма приятными делами, коварство зековского гороха достигло своего апогея. Ему срочно потребовался выход в большой свет.

Ольга Анатольевна, культурная женщина, музыкальный работник, находясь в состоянии сна, решила тихонько по-интеллигентному испустить газы. Эдак незаметно, навроде как голубок крылышками прошелестел. Но газа скопилось много. Он решительно не хотел ждать и, вместо интеллигентного пуканья, Ольга Анатольевна громыхнула, как тяжёлое морское орудие главного калибра при Цусимской битве.

Котяра Вельзевул, разбуженный столь хамским образом, взвился в воздух на всех четырёх лапах, и со всей кошачьей дури ломанулся в бега от газово-бомбовой атаки.

В дверях он запутался в ногах у жуира, ловеласа и просто тракториста Васи. Он не успел реабилитироваться и осчастливить Ольгу Анатольевну отдачей супружеского долга. Так, оставаясь в должниках, Вася споткнулся о ведро с квашеной капустой. Ведро опрокинулось и подло вывалило капусту на пол. Вася въехал в капустно-рассольную жижу обеими ногами и со всего размаху грохнулся физиохарей об пол. Качественно приложился. Более того, проехал ею до мусорного ведра, и опрокинул его на свою голову со всем не аппетитным содержимым.

Котяра Вельзевул с испугу орал, Вася матерился и бил свою жену Ольгу Анатольевну. Дальше было всё как у всех: арест, суд и Вася, супружеский должник и бытовой хулиган был отправлен на два года, осваивать мастерство пошива брезентовых рукавиц в исправительно-трудовую колонию № 7, на историческую родину злополучного гороха. Круг замкнулся. Причина встретилась со следствием, и они по-родственному обнялись.

Какие следствия вызовет к жизни непонятный, загадочный интерес далёкой страны Уругвая к нему, Николаю Васильевичу, оставалось только гадать. По большому счёту вариантов было три:

Оптимистический. Ищут не его, а потомков всемирно известного классика Н. В. Гоголя. Разберутся, извинятся и отпустят.

Пессимистический. Бывшие жёны с тёщами создали в Уругвае «Лигу защиты бывших жён» и решили разобрать Николая Васильевича на органы, как произведения тёзки разобрали на цитаты, и продать в розницу. Кроме не очень здоровых органов у него в собственности ничего не осталось.

Волшебный вариант под названием алкогольный делирий, или весёлые проделки зелёного змия. Ни Уругвая, ни инюрколлегии не существует. Нет, конечно, они существуют, но отношения к нему не имеют.

Однако внутренний голос Николая Васильевича, воспитанный на многолетней практике преодоления российской полосы препятствий, состоящей исключительно из дерьма, вопил из глубины Гоголевского организма, как оглашённый:

– Колюня! Хватай деньги, документы и скачками в бега! В тайгу! В Африку! На Северный полюс! В партизаны, в подпольщики! Колюня! Не верь! Не надейся! Не жди! Ты, как тот воробей, на которого в морозный день насрала корова. Воробышку стало тепло-тепло. Он высунул головку и сказал: «Чив-чив». Мимо шла кошка и скушала птичку. Колюня! Не каждый враг, кто на тебя серет, и не каждый друг, кто тебя вытаскивает!

Внутренний голос уже начал орать, мол, всё это происки Уругвайской разведки, из за ее спины торчат уши агентов ЦРУ. Ясен пень, бедного Колюню вытащат, как птичку из дерьма российской жизни в красивую страну Уругвай. Там в нем опознают торговца оружием и наркотиками в особо крупных размерах. Экстрагируют в США и обеспечат судом присяжных 160 лет тюремного заключения.

В этом месте у Николая Васильевича мелькнула очень подленькая, весьма не патриотическая мыслишка: «Может быть лучше 160 лет в американской тюрьме, чем ещё лет двадцать хлебать российское капиталистическое счастье?».

Додумать эту интересную мысль Николаю Васильевичу не суждено. Телефонный звонок разбил вдребезги меркантильные намерения товарища Гоголя остаток жизни провести в сытом комфорте за счёт средств американского налогоплательщика. С опаской, как проснувшуюся от зимней спячки гюрзу, Николай Васильевич взял в руку телефонную трубку:

– Алло… – просипел он внезапно севшим голосом.

Уже знакомый густой баритон Аристарха Ивановича Ольшанского по хозяйски загудел из трубки:

– Пригласите, пожалуйста, Николая Васильевича Гоголя.

– Я у аппарата.

– Что-то я не узнаю Ваш голос!

– Ангина-с… Должно быть по телефону от господина Ван Юргенса заразился.

– Бросьте меня разыгрывать! Разве такое возможно?

– Россия, господин Ольшанский, страна неограниченных возможностей. По нашему телефону легко и триппер поймать и на внематочную беременность залететь…

– Что Вы говорите! Право не знал. Впрочем, об этом давайте поговорим в другой раз. Если Вы не против, я бы задал Вам несколько уточняющих вопросов.

– Спрашивайте.

– Господин Гоголь, Вас зовут Николай Васильевич?

– Да.

– Вы родились Жмеринке первого апреля 1972 года?

– Да.

– Есть ли у Вас родственники за границей?

– Нет. Ни за границей, ни где-нибудь в другом месте родственников у меня нет. Один я на белом свете.

– Это верные сведения?

– Конечно.

– Вы на них настаиваете?

– Да. Дело в том, господин Ольшанский, я в надежде обнаружить малейшее родство с великим писателем, составил генеалогическое древо своего рода. Добрался до 1864 года и оставил всякую надежду породниться с классиком. Поэтому я твёрдо могу утверждать – родственников за границей нет. По крайней мере, мне о них ничего не известно. Да и откуда им взяться, если из всего рода Гоголей только один выехал в 1902 году, как сейчас говорят на ПМЖ, в Канаду. Это двоюродный прадед Ерофей Тарасович Гоголь. У меня сохранилась его фотография, сделанная в день его отъезда 17 марта 1902 года. Но в дальнейшем никаких сведений о нем не было. Родные считали его погибшим на Аляске в буме золотой лихорадки.

Господин Ольшанский немного помолчал и продолжил:

– Господин Гоголь, для продолжения нашей беседы, Вы приглашаетесь в Москву в инюрколлегию. Захватите с собой фото Вашего прадеда. Нашёлся Ваш родственник. Не прадед, конечно, а Ваш дедушка. К сожалению, он недавно скончался. Адвокатской конторе «Юргенс и сыновья» душеприказчиком Вашего дедушки поручено разыскать всех его родственников, чьё родство будет доказано генетически…

***

Николай Васильевич Гоголь был типичным членом нашего общества. В меру образованный, слегка воспитанный. С намёком на начитанность, с претензиями на интеллигентность. С врождённой толерантностью к татарам и тихой нелюбовью к евреям.

Вы можете смеяться, но он не в состоянии представить себе деньги. Нет, конечно, скажем там десять рублей хоть монетой, хоть бумажкой, наше среднестатистическое большинство может себе представить легко. Сто рублей тоже. Пятьсот рублей или тысячу одной купюрой некоторые вспоминают с трудом. Пять тысяч вызывает у многих напряжение ума. От пятисот тысяч начинают шевелиться волосы на голове и нехорошо потрескивать между извилинами мозга. Но, разделив пятьсот тысяч на кучки… умножаем кучки на рубли… получаем… у обывателя крыша на грани сноса:

– Неужели это всё мне?! Ах, это не моё… вот ворюги живут!

Пятьсот миллионов в банкнотах представить никто не может – ни оленевод с Чукотки, ни колхозник из Тамбова, ни сталевар из Липецка, ни тем более учитель математики из муниципальной школы № 35.

Вместе с КАМАЗами, гружённых деньгами, в сознании задолбанного реформами обывателя, в полный рост въезжают бывшие слуги народа Черномырдин, Абрамович, Путин, Прохоров и далее по списку с ценниками на шеях из журнала «Форбс».

Центральному банку РФ пора выпустить новые деньги. Например, одна черномырдинка равна 50 000 000 рублей, одна путинка – 100 000 000 рублей.

Тогда гражданский электорат от этих нулей в испуге шарахаться не будет. Сейчас конфуз получается. Спрашивают у судейских: «Сколько начальник областного пенсионного фонда стариковских денег уворовал?» Ежели правду ответить, мол почти миллиард рублей… это единичка с целыми девятью нулями!

От такого количества совершенно круглых нулей, обкраденный пенсионер в миг звереет. Может произойти массовый самосуд и втаптывание бывшего начальника пенсионного фонда в асфальт. Наши старики, благодаря прожиточному минимуму, самые крепкие старики в мире и втопчут злыдня в асфальт заподлицо. Мокрого места не оставят.

И другой коленкор, когда мирному населению, то есть нам с вами, скажут, как бы между прочим, как бы ни о чём, как бы совершенно о незначительном, вроде бы даже и внимания народонаселения не достойно: «Начальник пенсионного фонда по рассеянности унёс с работы 10 путинок».

Нет нуликов! Исчезли нулики! И звук пропал, нет уж резонансу! И топтать злыдня не удобно. Вроде он уже и не казнокрад вовсе. Делов-то куча! Всего 10 путинок. Ну, обмишурился человек! С каждым такая конфузия может приключиться!

От введения в оборот черномырдинок, путинок и других подобных банкнот всем будет только польза. У следователей калькуляторы не будут перегорать при попытке вычислить размер воровства, мздоимства. Публика в отсутствии табунов нулей, вечерний променад спокойно будет выгуливать.

У пенсионеров черепки не будут лопаться в попытках представить себе такую уймищу, прорву, тьму уворованных у народа деньжищ!

Вообще-то, мировая и особенно отечественная медицина плохо изучила воздействие денег на отдельный организм. С одной стороны установлены факты выживания при полном отсутствии купюр. Тому пример семейство Лыковых, живших десятки лет в добровольном изгнании в глухой тайге. Либо российская деревня в постсоветский период вынуждена была лапу сосать при полном безденежье. С другой стороны зафиксированы факты захлёбывания денежными массами у отечественных олигархов. Случаи, как правило, тяжёлые, большей частью смертельные. Спасти, как Ходорковского, редко кого удаётся.

Николай Васильевич Гоголь ни духом стяжательства, ни демоном расточительства заражён не был. Отношения его с деньгами скорее платонические, нежели плотские. Более 10 000 рублей он одновременно в руках свыше одного, часа не держал. Назвать это деньгами, тем более большими, язык не поворачивается. Поэтому не они его, не он их испортить не успели. Отсутствие денег в жизни Николая Васильевича было хроническим и постоянным, как дыхание, как естественные отправления. Отсутствие денег не было трагедией со смертельным исходом, а их наличие не являлось поводом для карнавала жизни. Сорок прожитых лет приучили товарища Гоголя к скромности и житию по принципу: потерял – молчи, а нашёл, тем более молчи.

Нынче судьба метнула Николаю Васильевичу четырёх тузов и все козырные. Из семи претендентов на наследство главы и единовластного хозяина огромной компании «Гугл энд компани» господина Богдана Гоголя, Николай Васильевич Гоголь вытащил единственный счастливый билет.

Юридическая экспертиза личных документов, проведённой адвокатской конторой «Юргенс и сыновья», а главное, сравнительная генетическая экспертиза точно выявила родство между покойным Богданом Гоголем и его двоюродным внуком Николай Васильевичем Гоголем.

Из семи претендентов на огромнейшее наследство Б. Гоголя четверо оказались международными аферистами, один психически больным и двое русско-украинскими халявщиками.

Николай Васильевич Гоголь не успел осознать себя миллионером, но мгновенно из «товарища» превратился в «господина» и понял в чём их разница. Первые горды своей бедностью, вторые скромны в своём богатстве.

Малиновые пиджаки, собачьи золотые цепуры, пудовые нательные кресты с брюликами родом из совковой бедности. Первые ларёчники, разбогатевшие на торговле палёной водкой, распустили пальцы веером. Им срочно требовалось выделиться, отмежеваться от своих, менее удачливых собратьев. Они (уже «не товарищи», но «ещё не господа») и составили костяк стаи «русо туристо», терроризирующих своей самобытной великой культурой цивилизованный мир.

Николай Васильевич, отчётливо понимал, наличие денег более опасно для здоровья, нежели их отсутствие. Об изменении своего социального статуса никому ничего не сказал.

Глава 4

Её звали Наташа Ростова. Отношения ко Льву Николаевичу Толстому и его нетленному шедевру «Война и мир» не имела. Более того, ни графа Толстого, ни его шедевр не любила. В школе, по принуждению учительницы русского языка и литературы, раз двадцать пыталась осилить труд классика, но дальше пятнадцатой страницы дело не пошло. Всех остальных Толстых с удовольствием прочитала, а Лев Николаевич остался неодолимым барьером на пути её литературного образования. Русская классика от этого факта не пострадала. Наташа в Интернете разыскала все материалы о «Войне и мире». Добросовестно их выучила и успокоила взволнованный педагогический мир в отдельно взятой школе, твёрдой четвёркой.

Род Ростовых к великосветской тусне царской России ни коим боком не касался. По семейным преданиям происхождение их началось в сибирском селе Кукуево от кузнеца Тимофея. Силушкой его бог не обидел. Хаживал в одиночку на медведя с рогатиной. Бывало, схватывался с Михайло Потапычем с одним засапожным ножом. В другой раз, по пьяному делу, заберёт у парней картузы, поднимет венец у избы и положит их под брёвна. Потом всем селом ходили, уговаривали Тимофеюшку приподнять брёвна. Картузы то выручать надо.

По женской линии у Ростовых тоже было на кого посмотреть. Жердей типа 90–60 – 90 среди ростовских баб отродясь не видывали. Может, конечно, и были, но все повымерли и породу испортить не успели.

Ростовские, как на подбор: высокие, в кости широкие, силы немереной. Хоть мужик, хоть баба, если в лоб треснут легонько – неделю штаны отстирывать будешь.

В семейной хронике ростовых хранится история о прабабке Наташи – Дуняше. Её домогался приказчик бакалейной лавки. Не стерпела Дуняша его приставаний и обняла мужчинку. Хлипкого здоровья оказался человек. Ойкнул и потерял сознание. Очнулся и ноги не ходят. Чахнуть стал на глазах. Видно, Дуняша от больших чувств у приказчика в хребтине чой-то там повредила. С год промаялся мужчинка, и по-тихому убрался на сельский погост.

Правду сказал поэт: «Были люди в наше время. Не то, что нынешнее племя!». Русские женщины могли и коня на скаку остановить, и в горящую избу войти, и зверя на рогатину поднять, а при нужде, и мужа оглоблей отходить.

Классик русской живописи товарищ Кустодиев, как никто, понимал красоту русской женщины. Восхищался её прелестями и воплотил образ женщины в прекрасном полотне «Русская Венера»

На этой картине, ну точно Наташка Ростова, только с лица другая. Ещё одной отличительная черта Ростовых – волосы. Тёмным с медным отливом, плотные, тяжёлые. Росли надежно. Лысых в их роду упомнить невозможно.

И так, её звали Наташа Ростова. Девица (по заверению гинеколога смотрового кабинета), двадцати восьми лет. Не замужняя. Рост, без двенадцати сантиметров, два метра. Вес…, впрочем, Наташа имела приличные Кустодиевские формы. Рядом с ней худосочные топ-модели вызывали скупую мужскую слезу и неодолимое желание срочно покормить и госпитализировать их в реанимацию. Эти ходячие скелеты состоят из одних остроконечностей и силиконовых студней. Они не могли выполнить указание президента о повышении деторождаемости при всём желании. Даже если таковое, по сильной пьянке, у кого-либо и возникнет.

Наташа родилась, по последней российской моде, в неполной семье. Наташина мама работала горничной в лучшей городской гостинице, и понесла от заезжего на гастроли народного артиста. Красавец мужчина, герой – любовник, мачо! Он осчастливил Наташину мамашку и уехал по городам и весям нашей необъятной страны обсеменять страждущих от мужского невнимания одиноких женщин.

Наташа родилась в срок. От гостиничных суетливых ласк на грязной простыне получился на удивление красивый ребёнок, почти четырёх килограммов весом. Из под шапки медно-красных кудрей на окружающий мир с любопытством смотрели огромные, в пол-лица, глазищи василькового цвета. Ямочки на щеках и подбородке придавали личику лукаво-изумлённый вид.

Мать Наташки нагло обманули и заезжий артист, и вожаки КПСС. Супружества, как и обещанного коммунизма, она не дождалась. Избежала жизни в обществе всеобщего благоденствия. Пожить по принципу: от каждого по возможности и каждому по потребности не удалось. Пришлось матери работать на трёх работах. Строила за мизерные деньги капитализм, и, кое-как, пыталась содержать семью. Работала сутками. Потому росла и воспитывалась Ростова младшая на руках бабушки Ефросиньи Платоновны.

Бабушка, безграмотная женщина, обладала огромной природной внутренней культурой и тактом. От покойного деда, страстного библиофила, осталось авто «Копейка», большая библиотека и солидная коллекция репродукций с полотен известных художников. Среди книг почётное первое место занимала справочная литература. К ним Наташка обратилась намного позже.

Первыми же её игрушки не куклы и тряпочки, а цветные репродукции картин из Эрмитажа, Русского музея, Лувра, Третьяковки. Особенно её завораживали натюрморты на кухонную тематику.

Мэтры мировой живописи запечатлели на своих полотнах обыденные вещи. Их мы не замечаем в суетных буднях повседневности. Скажите на милость, ну какая может быть прелесть в простой головке лука, дольках чеснока, в половинке лимона, в пучке свежей зелени, во всех этих яблоках, грушах, тушках битой птицы, в старой кухонной утвари?

Божий дар художника волшебным светом озаряет уголок обыкновенной кухни и магическим взмахом кисти, в мгновение ока обращает затёртую тривиальность, в застывшую в красках музыку света и цвета. Завороженная чудом искусства, Наташа часами с наслаждением любоваться натюрмортами.

Она погружалась в мир красок, тонов, полутонов, в игру светотени. Ей казалось, она не только видит жемчужный блеск влажной чешуи свежевыловленных карасей, красно-бордовый цвет жабр, но и чувствует идущий от них терпкий запах тины. Пузатые головки репчатого лука налиты осенней теплотой и хотелось взять их в руки. На метельчатых пучках укропа, узорчатых листьях петрушки, на элегантно вытянутых листьях салата, сорванных ранним утром рукой огородницы ещё переливались в утренних лучах солнца бриллиантовые капли росы. Одна из них замерла на самом кончике листка салата, готовая вот-вот сорваться и упасть на тёмно-коричневый стол. Она не падала и, ждала пока кисть великого художника, запечатлеет на холсте на века её краткий миг жизни.

С юных лет Наташа вглядывалась в любимые полотна, и со временем, открывала для себя в них новые детальки, нюансы красок, композиции. Например, однажды она обнаружила, бриллиантовая капелька росы на кончике листка салата НЕ ПЕРВАЯ! На столе прямо под капелькой Наташа высмотрела едва заметное, крохотное влажное пятнышко. Стало ясно, здесь, в тёмно-коричневой толще стола нашли своё будущее несколько товарок бриллиантовой крохи. Все полотна были разные и не только по манере исполнения мастеров кисти, но и по разнообразию ароматов, вкусовых ошущений, которые вызывали в её душе эти картины

Постоянно путешествуя по стране натюрмортов среди благоуханных даров природы, она научилась проникать в их суть. Она понимала и их красоту, и их внутренний потенциал.

Наташа знала, все эти удивительные картины рисовали самые счастливые люди на земле – повара. Не давелось Наташе верить в Деда Мороза, гномов и в Белоснежку. Верила, настоящие волшебники это повара. Их не очень много, но они есть! Наташина бабушка была одной из них. Под её сильными и добрыми руками рождались из простых продуктов настоящие чудеса. В народе таких, как Ефросинья Платоновна, издревле и по сию пору уважительно называют стряпухами. Без них, истинных носительниц древней русской культуры питания народа и знати, не обходилось ни одно застолье, ни один пир.

Из поколения в поколение передавались рецепты народной, светской и монастырской кухни, оттачивались они десятками, сотнями лет сообразно вкусов смердов, воевод, бояр, монахов, церковников.

Наташина бабушка дожила до преклонных лет. Сохранила до смертного часа память и ясную речь. Оставалось только удивляться, как неграмотная старуха, удерживает в памяти сотни рецептов. Помнит десятки способов засола, копчения, вяления, маринования, сушки, варки, жарки, тушения.

Ростова младшая без устали записывала бабкины рецепты всю жизнь, до дня смерти Ефросиньи Платоновны. За день до своей кончины старуха жалилась, мол, не успела очень многого передать из своего поварского мастерства. Остаётся только гадать, какие ещё сокровища кулинарного искусства унесла с собой в могилу одна из великих стряпух России. Но одно великое дело Ефросинья Платоновна успела свершить до конца.

Она вырастила из внучки Великого Повара. Именно так. Повар с большой буквы. В наше заполошное время большинство молодых людей хотят всё сразу и сейчас. Поэтому, скажем прямо, профессия повар не самая престижная. И в смысле оплаты труда оставляет желать лучшего. Действительно среди моря менеджеров, супервайдеров, юристов, бухгалтеров, повар смотрится непрезентабельно. Где-то на уровне золотаря. Наташа не задумывалась об этом сначала в силу своего пубертатного возраста, но затем так сроднилась с профессией, и ни кем другим себя не мыслила и не представляла.