Текст книги "Бездна и Ланселот"

– Господа, помощник коменданта Нового Берлина Отто Вайцзеккер к вашим услугам! Мне поручили доставить вас в город, к местам вашего размещения. Прошу вас, фрау, – сказал он, помогая Джейн подняться в машину. Он сам сел за руль и после того, как все пассажиры устроились, тронулся в путь. Вайцзеккер оказался не только вежливым, но и общительным человеком, по дороге поведав своим спутникам много интересных подробностей о городе и ее обитателях. Как оказалось, он не просто офицер, но еще и ученый, причем здесь такое сочетание – вполне обычное дело. Вообще, сообщил он, большую часть жителей Нового Берлина составляют научные работники института «Аненэрбе», но, к сожалению, это почти сплошь одни мужчины. Нет, женщины здесь тоже есть, но в числе, явно не достаточном для того, чтобы обеспечить душевный комфорт для мужской части населения, и к тому же они тоже в основном ученые или врачи. Поэтому прибытие такой красавицы, как фрау Джейн («вы разрешите вас так называть»?), тем более баронессы, непременно положит здесь начало настоящей светской жизни… Что они исследуют? Да практически все, ибо этот древний мир целиком состоит из самых удивительных вещей и загадок. Здесь имеются специалисты практически из всех областей знаний, даже таких, о которых и не слыхивали еще там, наверху. Но, возможно, фрау эти сухие подробности не столь интересны, поэтому пусть господа обратят внимание на сам город, куда мы въезжаем.

Действительно, ничто не напоминало в Новом Берлине полярную станцию. От самого порта начиналась прекрасная бетонная дорога, превратившаяся при въезде в город в настоящую немецкую штрассе. По ее сторонам стояли аккуратные двухэтажные здания, построенные из белого, черного или красного камня и крытые черепицей терракотового, красного или аспидного цветов. Можно было подумать, что вы оказались в каком-нибудь милом городке, прямо в центре Германии. Не хватало лишь зелени, ввиду полного отсутствия деревьев и газонов.

Когда подъехали к центру, стало ясно, что на самом деле город имеет довольно крупные размеры. В нем, должно быть, жило не менее двадцати тысяч человек. Его улицы, прямые и широкие, разрезали городские кварталы на правильные квадраты. Чувствовалось, что местные зодчие ценили в первую очередь рациональность и функциональность, и в архитектуре господствовал новый стиль «защиты отечества», с его отказом от лишних украшений и атрибутов. Имелась, впрочем, и не вписывающаяся в общий минимализм странность. Строители города были явно неравнодушны к фантастическим фигурам, напоминающим египетских или ассирийских грифонов, которые украшали многие дома, улицы и центральную площадь. Присмотревшись, можно было понять, что эти изваяния отнюдь не были работой современных скульпторов, но, будучи вырезаны чрезвычайно искусно, несли на себе печать глубокой древности. Бросалась в глаза и еще одна примечательная деталь – в отличие любого земного поселка, здесь, несмотря на как бы дневное время, на улицах почти не было видно людей. Те же редкие прохожие – почти исключительно мужчины, – которые попадались по пути, спешили по каким-то срочным, очевидно, служебным делам, причем большинство были в военной форме.

Кюбельваген остановился перед двухэтажным зданием, внешне напоминавшим небольшой отель. Это и было место пребывания, определенное Ланселоту. Вайцзеккер попросил его выйти и сопроводил до стойки, за которой они нашли администратора – спортивного вида молодого человека в штатском, но явно с военной выправкой, который не задавал никаких вопросов, а молча провел Ланселота на второй этаж и открыл дверь в один из номеров, куда жестом пригласил зайти, а потом, также молча, закрыл за ним дверь. В замке повернулся ключ, и Ланселот понял, что до полной свободы ему еще далеко. Впрочем, в комнате было все необходимое, и выходить было вроде бы незачем. Из окна были видны соседние дома, крыши и кусочек моря в районе порта. Внизу под окнами расхаживал солдат в эсэсовской форме с автоматом – явно часовой, приставленный стеречь невольного постояльца отеля. Как можно было догадаться по вращающейся стреле подъемного крана и доносящимся даже через закрытое окно звукам отъезжающих грузовиков, в порту кипела работа по разгрузке подлодки.

– Итак, золото необходимо немцам здесь, – размышлял Ланселот. – Вероятно, для расчетов с хозяевами этого подземного мира. Интересно, скоро ли они появятся и что немцы собираются прикупить у них за такую невообразимую цену? Бессмертие для Гитлера или тот дезинтегратор материи, о котором рассказывал Томпсон? Если бы случилось так, это было бы подлинным концом света. Впрочем, вряд ли атланты на это согласятся… А может быть, там на лодке, было не только золото? Кстати, тот одноглазый, явно здешний босс, не случайно выгнал всех с пирса, чтобы никто не видел, что именно будут разгружать. Но ведь про золото и так знали все, кто приплыл на субмарине. Матросы его грузили, а до этого мы с Джейн лично его воровали. Какой же тогда смысл это скрывать? Но если кроме золота мы привезли сюда еще что-то, вот тогда весь этот туман напускают не зря.

В это время по соседней улице, часть которой Ланселоту была видна в окно, потянулась вереница армейских грузовиков, очевидно, направлявшихся куда-то из порта. К несчастью, разглядеть, что они везут было невозможно, потому что их кузова были затянуты глухими брезентовыми тентами.

– Наверное, здесь должен быть какой-то склад, – решил Ланселот. – Надо будет попытаться если не пробраться туда, то, по крайней мере, разузнать, что в нем хранится. Правда, судя по тому, что меня продолжают держать взаперти и под охраной, сделать это будет непросто. Но, по крайней мере, убить они не посмеют, потому что я теперь как-никак сотрудник мистера Томпсона, а значит, и настоящих хозяев всего этого Внутриземья. А пока человек жив, он видит и слышит и, следовательно, может узнать многое.

Тут по коридору прозвучали чьи-то легкие шаги, а потом в замке опять провернулся ключ. Однако прежде, чем войти, в дверь вежливо постучали, затем она распахнулась, и на пороге оказался старый знакомый – ученый-эсэсовец герр Отто Вайцзеккер.

– Господин Ланселот, ну как вы здесь устроились? Вижу, недурно. Прекрасный вид из окна. Ваши друзья, я надеюсь, тоже остались довольны. Барон и баронесса остановились в центральном, самом лучшем отеле, в самом лучшем номере (ха-ха), а господин Томпсон временно отбыл куда-то по своим делам. Кстати, мы с вами сейчас тоже поедем по одному очень важному для вас делу. Вас немедленно хочет видеть комендант города – штандартенфюрер Генрих Крамер.

– Очевидно, спрашивать, зачем он желает меня видеть, бессмысленно.

– Скорее это был бы чисто риторический вопрос, – усмехнулся Вайцзеккер. – Машина ждет нас внизу.

Сев в уже знакомый Ланселоту кюбельваген, они помчались по городу. Вскоре автомобиль затормозил возле большого трехэтажного здания, на крыше которого каменный орел цепко держал в когтях фашистскую свастику. По фасаду спускалось красное полотнище с тем же символом. По сторонам от входа, широко расставив ноги, стояли два автоматчика в касках и серой эсэсовской форме со сдвоенными рунами «зиг» на петлицах. Вайцзеккер показал им удостоверение и, пропустив вперед Ланселота, прошел вместе с ним внутрь комендатуры. Поднявшись на второй этаж и пройдя необыкновенно длинным и широким коридором, отделанным полированным гранитом, они вошли в большую квадратную комнату, которая оказалась приемной.

За секретарским столом, вальяжно откинувшись на кресле, мечтательно разглядывал потолок молодой человек в форме оберштурмфюрера с безукоризненным пробором в светлых, набриолиненных волосах. Заметив вошедшего штурмбаннфюрера, он, словно подброшенный невидимой пружиной, вскочил, щелкнул каблуками и, вытянув вперед правую руку, уже набрал в грудь побольше воздуха, чтобы гаркнуть нацистское приветствие, когда Вайцзеккер успокаивающим жестом руки попросил его пока воздержаться от такого официоза. Секретарь с некоторым сожалением выпустил из легких приготовленный воздух, в его глазах, только что вытаращенных от строевого рвения, сразу остыл служебный пыл и, как показалось Ланселоту, на миг даже промелькнула искорка понимающей усмешки.

– Господин штурмбаннфюрер, штандартенфюрер Крамер ждет вас, – совершенно спокойным тоном сказал он.

– Хорошо, Вилли, – улыбнулся Вайцзеккер. – Надеюсь, вчера в клубе обошлось без потасовки из-за той симпатичной докторши и тебе удалось хотя бы проводить ее домой?

Тут Вилли по-мальчишески смутился и густо покраснел, как это часто бывает с блондинами.

– Да я и не думал ничего такого, господин штурмбаннфюрер. Тем более что провожать Лизхен пошел, по-моему, весь первый штурмбанн, в полном составе.

– О, бедный Вилли, как я тебе сочувствую. Конечно, несправедливо было бы требовать от тебя сражаться сразу с целым батальоном. Даже за прекрасные голубые глаза Лизхен. Хотя, мне кажется, в ней чуть-чуть многовато сдобы, но это, конечно, только на мой личный вкус, а многие от нее без ума. Ничего, обещаю, что скоро у нас здесь на каждого здоровяка будет по знойной латинской «мучаче».

Открыв массивную дверь, они вошли в кабинет коменданта, представлявший собой большой мрачный зал, оформленный в истинно тевтонском стиле. Вдоль стен громоздились книжные шкафы и креденцы из черного дуба с внушительными архитектурными формами и обильной резьбой, тяжелые бархатные драпри висели на дверях и высоких готических окнах, а в углу возвышались старинные напольные часы в резном деревянном футляре с бронзовым римским циферблатом, напоминавшие городскую башню. Впрочем, Ланселот заметил, что во всем кабинете нет ни одной книги, а полки книжных шкафов покрывает лишь пыль. Штандартенфюрер Крамер, которого Ланселот уже видел на причале, восседал за огромным письменным столом в глубоком кожаном кресле с высокой спинкой, прямо под парадным портретом фюрера, изображенного в полный рост. Штандартенфюрер был облачен в старую эсэсовскую форму черного цвета, которую наверху перестали носить еще в конце тридцатых. На его левом рукаве вызывающе краснела нацистская повязка с черным кантом и белым кругом с вписанной в него свастикой. На столе перед ним лежал черный люгер. Генрих Крамер, комендант Нового Берлина, доверенное лицо всесильного рейхсляйтера Бормана, когда-то был героем уличных схваток с коммунистами, в которых в 1925 году потерял глаз и приобрел несколько уродливых шрамов, делавших его внешность вполне инфернальной.

Образованные подчиненные за глаза, но не без опасливого восхищения, произносили имя коменданта на латинский манер – Генрикус Инститорис, как его знаменитого полного тезку пятнадцатого века – тоже Генриха Крамера, монаха доминиканского ордена и безжалостного охотника на демонов, прославившегося трактатом «Молот ведьм».

Крамер поднял на вошедших тяжелый взгляд.

– Вы можете быть свободны, штурмбаннфюрер, – сказал он, обращаясь к Вайцзеккеру. Когда тот вышел, Крамер с минуту молча изучал стоявшего перед ним американца, потом спросил:

– Итак, мистер Ланселот? Это ваше настоящее имя?

– Да, господин Крамер.

– Мне сказали, что вы военный, морской пехотинец армии США, это так?

– Верно.

– И что вы якобы потерпели кораблекрушение и по воле рока очутились на одиноком тропическом острове?

– И это правда.

– А правда ли, мистер Ланселот, или как вас там? Не принимайте нас за идиотов. Думаете, я поверил, что вы случайно оказались там, куда за хранившимся на острове грузом непременно придет подлодка, которая потом направится в Антарктиду и в итоге попадет сюда?

– Вы полагаете, что я шпион?

– Я не полагаю, я в этом убежден! Смотрите, какая интересная у нас получается картина. Сначала вы случайно попали на остров, потом случайно проникли в глубоко законспирированное золотохранилище, а перед этим, по всей видимости, совершенно нечаянно устранили двух опытных японских разведчиков, которые, как мне доложили, тоже не проводили там отпуск, а выполняли боевое задание, но потом куда-то бесследно исчезли. Не много ли удивительных совпадений?

– То есть, по-вашему, я специально сел на обреченный корабль, дал знать японцам, чтобы они потопили его в нужной мне точке, по пути прихватил жену французского посла, две недели добирался с ней почти что вплавь до суши, с необыкновенной точностью, без всяких приборов найдя в океане определенный остров, тут же устроил на нем землетрясение, открывшее мне пещеру Али-Бабы, и безошибочно рассчитал, что лодка придет туда не через месяц или год, а буквально на следующий день. И все это только для того, чтобы иметь сомнительное удовольствие повидаться с вами? Риски в подобном плане были бы так велики, что на каждом этапе его выполнения я с большой вероятностью должен был погибнуть. Или вы думаете, что только у вас везде умники, а в американской разведке сидят кретины? Если бы мне была поручена такая миссия, не проще было сразу забросить меня вместе с диверсионной группой прикрытия на остров, дав японцам возможность предварительно утопить рядом какой-нибудь транспорт, желательно подешевле, и внеся мое имя в число пассажиров на случай, если вам вздумается меня проверять?

– А кто сказал, что все не случилось, именно так, как вы говорите? Может быть, вас вовсе и не было на борту «Принцессы Елизаветы» и вы работаете на американскую разведку вместе с мадам Броссар?

– Резонно. Но тут есть одно «но», которое режет такую версию на корню.

– Какое же?

– Барон Броссар, посланник Франции на Гавайях и муж миссис Броссар. Он-то точно плыл на затонувшем судне, а его личность вам будет нетрудно проверить, поскольку Франция захвачена вами, немцами. Так что вряд ли они могли плыть порознь.

– Проверим. Хотя и посланника ведь тоже можно было завербовать.

Однако было видно, что слова Ланселота заставили Крамера задуматься.

– Но с другой стороны, – сказал он, вдруг растянув губы в недоброй улыбке и положив руку на пистолет, – есть и другие, более эффективные методы проверки. Наши специалисты при необходимости смогут разговорить любого, и вы, поверьте моему опыту, вовсе не исключение.

– Вы не посмеете, – спокойно сказал Ланселот.

– Это еще почему? Известно ли вам, что фюрер одиннадцатого декабря объявил Америке войну, так что вы теперь можете считаться военнопленным? А если вы рассчитываете на Женевские конвенции об обращении с военнопленными, то можете о них забыть. Ввиду крайней необходимости я могу от них и отступить, тем более что они действуют на земле, а вот под землей – это еще большой вопрос.

– Вот именно! Если бы мы были сейчас в Германии или, по крайней мере, на поверхности, то да, я был бы вашим пленным, и вы могли сделать со мной все, что угодно. Но насколько я понимаю, здесь германская колония сама находится как бы на птичьих правах, на территории, у которой есть собственные и очень могущественные хозяева, с которыми Америка не воюет. И они посредством мистера Томпсона предложили мне службу, на что я согласился. Так что в каком-то смысле не вы, а я нахожусь сейчас сверху.

От такой дерзости лицо эсэсовца налилось кровью, а своим единственным глазом он сверлил Ланселота горящим взглядом.

– Я вижу, наглости тебе не занимать, американец, – с холодным бешенством вымолвил он. – Но имей в виду, я буду следить за каждым твоим шагом, и когда ты оступишься, а ты обязательно когда-нибудь оступишься, я буду у тебя за спиной…. И кстати, миссис Джейн, с которой ты так приятно проводил время на райском островке, ни у кого вроде бы на службе не состоит. Так что смотри, любовничек. А теперь убирайся!

– Хорошо, господин комендант, буду смотреть. В оба! – рассмеялся Ланселот, закрывая за собой тяжелую дверь. Но даже через нее доносился яростный рев одноглазого монстра.

* * *

У порога местной «рейхсканцелярии» его уже ждал обеспокоенный Томпсон.

– Что случилось, Ланс? Мне сообщили, что вас забрали в гестапо, – сказал он, таща Ланселота в невесть откуда взявшийся у него вполне приличный «мерседес».

– Интересно, кто же вам сообщил? Тот парень на рецепции? Но, по-моему, он нем как рыба и к тому же сам наверняка служит в гестапо.

– Как говорил царь Филипп – папа Александра Великого, осел, нагруженный золотом, возьмет любую крепость, – улыбнулся Томпсон, заводя мотор. – Слава богу, что вас отпустили. Как вам удалось усмирить такого зверя, как Крамер?

– Вы, дорогой Томпсон, именно вы мне помогли в этом. Надо сказать, что Крамер ужасно вас уважает. Я сообщил ему, что работаю на ваших, а теперь и моих нанимателей, и он испугался, но все-таки пообещал всегда и везде быть моей тенью.

– Боюсь, Ланс, вы его недооцениваете. Крамер – человек страшный, он ничего никому не прощает и не забывает. Нам необходимо отсюда уезжать, иначе я не ручаюсь за то, что вы, совершенно случайно, не выпадете из окна или не попадете под колеса. Но скрыться прямо сейчас нельзя, придется какое-то время подождать, когда появятся наши, как вы сказали, работодатели.

– Но он еще намекнул, что может заняться Джейн.

– Да? Тогда придется брать с собой и ее. К вашему, я думаю, большому удовольствию.

– Не скрою, мне было бы страшно оставить ее здесь одну в опасности – месье Броссар не в счет, он ей не особенно большой защитник. К тому же я подозреваю, что у него есть с немцами какие-то тайные дела.

– Почему вы так думаете?

– Вот скажите, мистер Томпсон, вы бы взяли консула иностранного государства в совершенно секретную экспедицию?

– Ни под каким видом. Проще было отправить его домой или, в крайнем случае, убить. Конечно, если этот консул не является по совместительству и твоим секретным агентом.

– Я тоже так думаю. И потом, может, это и мелкая деталь, но все же о ней следует упомянуть: я видел у Броссара точно такой же перстень с черепом и перекрещенными костями, как и у Штокхаузена. И оба носят его на мизинце левой руки. Может быть, это совпадение, а может, какой-то тайный знак.

– Это правда, у Броссара есть такой перстень, он им очень дорожит и никогда не снимает. Говорит, достался ему по наследству от предков-тамплиеров. На нем действительно изображена «адамова голова». Неужели у Штокхаузена такой же? Я, признаться, как-то не заметил.

– А я обратил на кольцо внимание во время нашей встречи в кают-компании. У Штокхаузена привычка постукивать пальцами по столу всякий раз, когда он выслушивает собеседника. Трудно при этом не заметить такой необычный перстень. Однако потом кольца на нем уже не было, вот почему вы его и не запомнили. Может, он снял его, чтобы не бросалось в глаза его сходство с кольцом Броссара. Но, с другой стороны, ведь у нацистов тоже в ходу эта символика. Тогда это может оказаться простым совпадением.

– Ну, во-первых, не у нацистов вообще, а только у эсэсовцев. Штокхаузен же не эсэсовец, а флотский офицер. А во-вторых… Скажите-ка, Ланс, на его перстне был изображен лишь череп с костями или еще что-нибудь, например наподобие ромба?

– Да, что-то такое, кажется, было.

– Так вот, это не ромб, а циркуль и угольник, обращенные друг к другу, – сугубо масонские символы. Если так, значит, они оба члены одного ордена. А ведь масоны обязаны любой ценой помогать своему «брату». Однако нацисты преследуют масонов и бросают в концлагеря, так что Штокхаузен, если он действительно масон, очень рискует… Выходит, мы далеко еще не все знаем о наших спутниках.

Во время этого разговора они мчались по улицам Нового Берлина, и Томпсон несколько раз резко менял направление движения, чтобы проверить, нет ли за ними слежки. Наконец они остановились у ворот в кованой железной ограде, за которой виднелись какие-то белые двухэтажные здания.

– Это местное отделение «Аненэрбе», – сказал Томпсон. – Своего рода научный центр, или институт. Хотя эта организация, вообще говоря, – самое что ни на есть нацистское гнездо, но это там наверху, а здесь несколько особый случай, потому что сюда нагнали много настоящих ученых, в том числе это относится и к руководству. С ним у меня самые добрые отношения, а поскольку «Аненэрбе» не подчиняется Крамеру и даже не находится в его юрисдикции, мы, надеюсь, сможем тут некоторое время спокойно отсидеться.

В самом деле, ворота открылись, и машина въехала на территорию. Институт производил впечатление крупного научного учреждения, состоявшего из нескольких корпусов, соединенных крытыми переходами. В некотором отдалении были видны какие-то огороженные колючей проволокой ангары и совсем непонятные большие сооружения в виде металлических куполов или полусфер. Между всеми этими строениями то и дело сновали люди, в основном в штатском, а некоторые и в форме, по озабоченному виду которых можно было понять, что каждый здесь занят своим делом.

К машине подошел человек, похожий на охранника, с кожаной папкой в руках.

– А, герр Томпсон! Рад вас снова видеть, – приветствовал он американца. – Кто это с вами?

– Это господин Ланселот, мой сотрудник. Посмотрите, на него тоже должен быть заказан пропуск.

Охранник немного порылся в своей папке:

– Так точно, пропуск имеется, вместе с внешним описанием. Можете проезжать. Машину поставьте на стоянке вон у того корпуса.

– Я знаю, Пауль, спасибо.

– Успешного дня, герр Томпсон. Директор, наверное, уже ждет вас.

Припарковав авто, Томпсон попросил Ланса двигаться за ним. Они вошли в одно из центральных зданий и по широкой каменной лестнице поднялись на второй этаж. Чувствовалось, что Томпсона здесь знают, многие встречные с ним здоровались, а некоторые при этом еще и приветливо улыбались, как старому знакомому.

– Я вижу, вы тут популярны, – заметил Ланселот.

– Не удивляйтесь, Ланс, – ответил толстяк, – это заведение существует для добывания знаний атлантов, а я в меру сил им в этом помогаю – если, конечно, эти знания не могут причинить слишком большой вред остальным. Ведь вряд ли у кого-то еще есть такой долгий опыт общения с этой древней расой, и она далеко не всегда охотно делится своими секретами. Просто я хорошо знаю здесь все подводные камни, и мне вполне доверяют и те, и другие. В этом весь мой секрет. Хотя я в последнее время начинаю подозревать, что нацисты через «Аненэрбе» ведут какие-то дела и за моей спиной – с «серыми». Те совсем другие, чем атланты, и с ними у меня контактов практически нет.

Тем временем они подошли к кабинету директора, однако попасть туда им не удалось. Навстречу в приемную вышел – видимо, о прибытии гостей уже сообщила охрана – невысокий лысый человек с аккуратной бородкой и в массивных роговых очках. Типичная внешность ученого, если бы не серая, партийная форма СС с рунической эмблемой «Аненэрбе» на правом рукаве.

– Добрый день, герр Томпсон. Давненько с вами не виделись. А это и есть ваш помощник? Как его имя? Мистер Ланселот? Очень приятно. Но я должен извиниться, к сожалению, не могу сейчас уделить вам достойного внимания. У меня гости, начальство, прямо из настоящего Берлина, с Пюклер-штрассе! Так что сами понимаете. Я распорядился, чтобы вас разместили в нашем отеле. Там есть хороший ресторан с баром и все такое, так что скучать не придется. Завтра же я буду в полном вашем распоряжении, а пока извините.

С этими словами директор развернулся на каблуках и открыл дверь в свой кабинет, чтобы войти, и в этот момент Ланселот, стоявший ближе к двери, успел заметить, кто были его посетители. Один – мужчина лет тридцати пяти, с бородкой и длинными остроконечными «прусскими» усами. А вторым посетителем была женщина – обладательница копны огненно-рыжих волос и зеленых глаз, дерзкий и насмешливый взгляд которых буквально обжег Ланселота. Он мог бы поклясться, что, несмотря на мимолетность визуального контакта, прелестница смотрела именно на него. Тут дверь плотно прикрыли, и Томпсон потянул прочь своего спутника, который от увиденного просто прирос к полу.

– Пойдемте, Ланс, не стойте столбом. Кого это вы там узрели? Неужели «серого»? Тогда понятно – все, кто их впервые видит, впадают в ступор.

– Ну, на серых-то она точно не похожа, – возразил Ланселот. – Я видел там какую-то рыжую женщину, очень красивую. И мне показалось, что она состроила мне глазки.

Когда они вышли из здания, Томпсон, который все это время молчал, вдруг сказал:

– Я никогда раньше не слышал, чтобы в руководстве «Аненэрбе» были какие-то женщины, тем более рыжеволосые. А вот зачем она заявилась сюда вместе с генеральным секретарем «Аненэрбе» Вольфрамом Зиверсом – вопрос действительно интересный. Особенно, если сопрячь этот их визит с доставкой прямо сюда целой горы золота с нашей подводной лодки.

– Откуда вы знаете, что золото привезли именно сюда, в «Аненэрбе»? – удивился Ланселот.

– Я просто ехал на машине за кортежем грузовиков от порта до места назначения. Они въехали на территорию центра и направились вон к тем ангарам, – сказал Томпсон, указав на постройки в глубине территории. – После этого солдаты стали разгружать ящики. Только вот я что-то никак не пойму, почему их поделили и поместили в разные ангары.

– А эти ящики выглядели одинаково или чем-то отличались?

– Я тоже об этом подумал. Хорошо, что у меня с собой есть цейсовский бинокль, иначе с такого большого расстояния ни за что нельзя было бы разобраться. Но я заметил, что ящики друг от друга отличались. Те, что вы видели в пещере на острове, – зеленые, в них, как вы понимаете, золото. Их положили в ангар, который вы видите слева. Другие же были серые и помечены каким-то незнакомым мне знаком, как будто сочетание пурпурного цвета с синим. Эти занесли в ангар, который справа.

– Вы полагаете, что золото предназначено для покупки у «серых» каких-то технологий?

– Вполне возможно. Но это будет серьезным нарушением договоренностей. Дело в том, что земля, на которой стоит База-211, находится в юрисдикции атлантов. По их законам торговля всякими секретами возможна здесь только с их разрешения. Вопрос, знают ли они о предстоящей сделке, если, конечно, наше предположение правильно. Но, главное, хотелось бы понять, что собираются продать немцам «серые». Вероятно, что-то очень дорогое и ценное. Правда, отследить это будет непросто, ведь передается, как правило, не предмет, а лишь информация. И не исключено, что она уже перекочевала в сейфы нацистов. Второй вопрос: что находится в серых ящиках и для чего оно предназначено?

– Я вижу, что у ангаров выставлена серьезная охрана. Проникнуть туда без взвода пехоты и хотя бы одного танка будет трудновато, – оценив обстановку, заметил Ланселот.

– Я, кажется, уже говорил вам, Ланс, что осел, груженный золотом, возьмет любую крепость? Так вот, хороший болтун эту крепость может сровнять с землей совершенно бесплатно. Ну или за кружку доброго эля. Так что сегодня вечером я приглашаю вас в здешний ресторан. Там наверняка собирается весь здешний научный бомонд.

– Вы забыли, Томпсон, о Джейн! Вы же сами сказали, что ее надо срочно спасать от Крамера.

– Ничего я не забыл. Сейчас устроимся в отеле, и я сразу за ней поеду. Не знаю, правда, удастся ли мне отделаться от месье Броссара, если они будут вместе. По крайней мере, попробую.

– Я поеду с вами, – твердо сказал Ланселот. – Если придется драться, то у меня это получится, наверное, лучше.

Собственно, устраиваться было нечего, потому что никаких вещей с собой у них не было. Получив у портье ключи от двух номеров люкс, оба рыцаря немедленно отправились выручать ледяную королеву.

Однако их ждало жестокое разочарование. В центральной гостинице, где по прибытии поселились Джейн с бароном, тех уже не оказалось. Администратор сообщил, что часа два назад супруги вместе вышли на улицу, сказав, что хотят где-нибудь пообедать («Замечательная чета, такие приветливые, сразу видно, как они любят друг друга»), и с тех пор не возвращались («Жаль, что им не понравился наш ресторан, у нас же самая изысканная в городе кухня»).

Несколько сбитые с толку этой информацией, они прождали в холле четверть часа, однако никто так и не появился.

– Я чувствую, что ждать бесполезно. Вероятно, Крамер нас опередил, – сокрушенно сказал Ланселот.

– Не думаю, – ответил Томпсон. – Если бы их арестовали, то здесь Крамер наверняка устроил бы на вас засаду, зная, что вы, скорее всего, придете. Из «Аненэрбе» взять вас будет намного труднее. Нет, тут что-то другое. Возможно, они почуяли слежку, решили не рисковать и просто скрылись.

– Да, но куда в этом казарменном городе можно скрыться двум чужакам?

– Не знаю, но думаю, что это скоро выяснится. Поехали обратно, пока и нас здесь не сцапали.

* * *

В институте беглецов, естественно, также не оказалось. Директор был по-прежнему занят, поэтому пришлось коротать время в тревожном ожидании. Тем временем наступил вечер, то есть то, что по традиции здесь продолжали называть вечером, потому что внутриземное квазисолнце, конечно, и не думало спускаться с местных небес. В совершенно подавленном настроении Ланселот нехотя направился вслед за своим спутником в ресторан. Томпсон не ошибся – там уже вовсю гуляла научная братия. Только почувствовав идущие с кухни одурманивающие запахи, Ланселот понял, как зверски он голоден, ведь с самого утра он ничего не ел. Свободных мест в зале уже не было, поэтому они присели было за стойкой бара, как Томпсон округлил глаза и удивленно присвистнул, показывая Ланселоту на стол в ресторанном кабинете, расположенном так, что сразу при входе в общий зал его видно не было. Ланселот взглянул, вскочил на ноги и второй раз за сегодняшний день прирос к полу. За столиком как ни в чем не бывало сидела Джейн в компании с Броссаром и еще какими-то незнакомыми людьми. Все они были в прекрасном расположении духа, пили вино и громко смеялись. При этом наш герой был особенно озадачен тем, что его недавняя возлюбленная явно не желала его замечать, хотя он был уверен, что она его прекрасно видит. Один раз ему даже показалось, что она, глядя ему в глаза, незаметно для своего окружения отрицательно покачала головой, что, видимо, означало: не показывай, что мы вместе. Поэтому пока Томпсон отошел поприветствовать кого-то из своих знакомых, которые у него были, кажется, абсолютно везде, Ланселот наверстывал упущенное, налегая на заказанные тем же благодетелем Томпсоном баварские сосиски с капустой и запивая их настоящим пильзнером из литровой кружки.

Через некоторое время, когда веселая компания за столиком Броссаров разошлась, Джейн подошла к Ланселоту сама.

– Извини меня, Ланс, за мою маленькую конспирацию. Артур встретил здесь французов, которые тоже учились физике на том же факультете естественных наук Сорбонны, что когда-то закончил и он. Понимаешь, слово за слово, общие знакомые, преподаватели и все такое. Не хотелось прерывать этот поток воспоминаний.